Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методологические обоснования историко-эпистемологического описания лингвистических теорий 10
Выводы по первой главе 29
Глава 2. Российская лингвистика на рубеже XX века 30
2.1. Истоки теоретического языкознания в российской лингвистической традиции 31
2.1.1. Идеи всеобщей грамматики в российском языкознании первой половины XIX века 31
2.1.2. Сравнительно - исторические исследования в первой половине XIX века 41
2.2. Лингвистическая концепция А.А. Потебни: психологическое направление 48
2.3. Московская лингвистическая школа Ф.Ф. Фортунатова: формальное описание языка
2.4. Казанская лингвистическая школа И. А. Бодуэн де Куртене: дихотомическая системная концепция 65
Выводы по второй главе 74
Глава 3. Марризм и роль идеологии в российской лингвистике первой половины 20 века 78
3.1 Обзор основных направлений исследований в советской лингвистике 20-30-х годов 79
3.2 Марризм как лингвистический и идеологический феномен 83
3.3. Преломление идей марксистско-ленинской философии в советской лингвистике 96
3.4 Роль идеологии в эволюции лингвистических идей послереволюционного периода ро
Выводы по третьей главе 100
Глава 4. Развитие идей российской национальной традиции в советский период 102
4.1. И.И. Мещанинов: развитие типологии 103
4.2. A.M. Пешковский: Объективная и нормативная точки зрения на язык 110
4.3. Е.Д. Поливанов: структуралистские тенденции 113
4.4. Л.В. Щерба: структурный подход к языку 118
4.5. Н.Ф.Яковлев: структурная фонология 125
4.6. Г.О. Винокур: функциональный структурализм 128
Выводы по четвертой главе 132
Заключение 135
Литература 139
- Идеи всеобщей грамматики в российском языкознании первой половины XIX века
- Казанская лингвистическая школа И. А. Бодуэн де Куртене: дихотомическая системная концепция
- Преломление идей марксистско-ленинской философии в советской лингвистике
- Е.Д. Поливанов: структуралистские тенденции
Введение к работе
В данной работе анализу подвергаются ведущие российские лингвистические теории конца XIX века - первой половины XX века. Мы попытаемся провести комплексное историко-эпистемологическое исследование становления российской национальной традиции, что включает в себя историческое описание содержания теорий и их дальнейший эпистемологический анализ.
Актуальность данного исследования определяется тем фактом, что существующие подходы к лингвистическим проблемам и их эволюции обходили стороной роль российской лингвистической традиции в мировой лингвистике и не исследовали ее в эпистемологическом ключе, в то время как комплексный историко-эпистемологический подход к становлению российской национальной традиции позволяет сделать вывод об отличительных характеристиках как отдельных теорий, так и национальной лингвистической традиции в целом. Выбор российской национальной традиции обусловлен тем, что она представляет собой редкий случай сохранения своей самобытности, и в то же время оказывается недостаточно исследована с позиций эпистемологии лингвистики.
Стоит отметить, что работы аналитического плана по данной проблематике многочисленны: [Апресян 1995, 1995а; Арутюнова 1999; Богданов 1977, 1988, 1990; Бондарко 1976, 1978, 1983; Гак 2000; Герасимов 1988; Городецкий 1971; Демьянков 1988, 1989; Десницкая 1981, 1991; Касевич 1977, 1988; Кацнельсон 1986; Климов 1983; Литвин 1984; Никитин 1983, 1988, 2002; Новиков 1982; Рашидова 1993; Степанов 1981, 1983, 1985, 1991, 1993, 1998; Стернин 1985, 1987; Сусов 1973, 1980, 1999; Храковский 1985,1986; Швырев 1988].
В отечественной лингвистической традиции практически отсутствуют специальные систематические исследования в области историко-эпистемологического описания лингвистических теорий. Н.Ю. Бокадорова в связи с этим отмечает: « ... до 70-х годов XX в. история наук о языке была
лишь областью «набегов» отдельных авторов, которые выражали интересы определенных (зачастую ими самими созданных) течений в языкознании (как, например, «Картезианская лингвистика» Н. Хомского)» [Бокадорова 1991: 556]. Кроме того, «для советской историографии науки о языке на все это накладываются еще и проблемы «марксизма в языкознании» и соответствующий взгляд на историю науки, что усложняет и без того запутанную картину» [ibid]. За последнее время в связи с освобождением лингвистической науки от идеологического давления ситуация, однако, не претерпела значительных изменений, хотя следует констатировать все усиливающийся интерес лингвистов к осознанию истории и эпистемологического статуса науки о языке. Приведем лишь несколько названий научных трудов, так или иначе затрагивающих данную проблематику [Баранникова 1995; Бокадорова 1987, 1990, 1991, 1993, 2001; Гайденко 1980; Герасимов, Петров 1988; Гипотеза в современной лингвистике 1980; Демьянков 1989, 1994, 1995; Жоль 1984; Звегинцев 2001; Ильин, Калинкин 1985; Кибрик 1987; Косиков 2000; Кубрякова 1984, 1985; Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы 1995; Лингвистика: Взаимодействие концепций и парадигм 1991; Постовалова 1980, 1982; Петров 1987; Руденко 1990; Руднев 1996; Серебренников 1973, 1983; Степанов, Проскурин 1993; Философия языка: в границах и вне границ 1993, 1994, 1995; Швырев 1988, Шпенглер, 1993; Язык и наука конца XX века 1995].
В диссертации уделяется особое внимание работам отечественных и зарубежных лингвистов, имеющим своей целью определение места российской лингвистики в мировой науке, а также посвященные вопросам методологии российской науки о языке [Алпатов 1995, 2003; Ахманова, Александрова 1980; Будагов 1981, 1983; Булахов 1977; Васильев 1990; Виноградов 1947; Виноградов, Серебренников 1956; Данилевский 1991; Звегинцев 1989; Иваницкий 1987; Мельничук 1998; Мельников, Преображенский 1989; Нерознак, Базылев 2001; Степанов 1975; Федорищев
1988; Филин 1977; Шубняков, Колоколова 1987; Genty 1977; Sauvageot 1935; Vaillant 1937].
Итак, объектом данного исследования является развитие российской лингвистической науки в контексте общемировой лингвистики.
Предметом исследования являются особенности развития российских лингвистических теорий конца XIX - первой половины XX веков.
Цель работы составляет выявление особенностей эволюции отечественной лингвистической науки с позиций эпистемологии лингвистики. Признавая, что описание и анализ эволюции российской лингвистической традиции в целом, является слишком глобальной целью, мы ограничиваем поле нашего исследования наиболее значимыми направлениями и теориями, которые позволяют определить специфику российских лингвистических изысканий.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
соблюдая принцип последовательного диахронического описания лингвистических теорий, провести их анализ на базе разработанной Н.П. Анисимовой системы эпистемологических координат;
предпринять сравнительный анализ полученных результатов, на основе которых дать общую характеристику российской лингвистической традиции;
3) принимая во внимание идеологическую обстановку в нашей стране
после революции 1917 года, изучить влияние идеологического фактора на
развитие лингвистики как самостоятельной науки;
4) определить специфику эволюции российских лингвистических
учений к середине XX века и вклад российских лингвистов в развитие
мировой лингвистической мысли.
Материалом для исследования избираются как непосредственное содержание ряда отечественных лингвистических теорий, так и работы аналитического характера, касающиеся анализа данных теорий и эпистемологии лингвистики.
В соответствии с целью и задачами работы методами исследования послужили описательный метод, теоретический и сопоставительный анализ, обобщение теоретических данных.
Структура диссертации подчинена логике решения поставленных задач. В первой главе представлены основные подходы зарубежных и отечественных исследователей к описанию лингвистических теорий, а также дается обоснование и описание эпистемологической системы координат, в рамках которой мы проводим данное исследование. Во второй главе дается общая характеристика положения дел в российском языкознании на протяжении XIX века вплоть до начала XX века. В первых параграфах главы обращается внимание на сосуществование двух направлений: логического, продолжающего традиции универсальной всеобщей грамматики, и сравнительно-исторического, а затем выявляются основные характеристики трех основных направлений на рубеже XIX-XX веков и определяются особенности российской лингвистической мысли на переходном этапе от сравнительно-исторической парадигмы к структурализму. В третьей главе предпринимается попытка проанализировать роль идеологического фактора в эволюции отечественной лингвистической мысли в первые десятилетия XX века, а также роль теории Н.Я. Марра в развитии советской лингвистики. В четвертой главе анализируются работы выдающихся русских лингвистов послереволюционного периода, сформировавших основные черты советского теоретического языкознания, и делается акцент на то, что при всей специфике общественной и научной ситуации в нашей стране отечественное языкознание следует общему направлению развития мировой науки о языке
В заключении подводятся основные итоги предпринятого исследования.
На защиту выносятся следующие положения: на протяжении XIX века традиционные центры интереса рациональной грамматики дополняются новыми, характерными для сравнительно-исторической парадигмы, что позволяет сделать вывод о тенденции к
расширению поля исследований и осуществить постепенный переход к новой научной парадигме;
на рубеже XX века российская национальная лингвистика следует общему направлению европейского языкознания, т.е. развивается в рамках господствующей в эту эпоху парадигмы - сравнительно-исторического языкознания, по ряду пунктов опережая его, а именно, обогащая его новыми центрами интереса, характерными для новых парадигм и направлений, получившие свое развитие в XX веке;
при переходе от сравнительно-исторической парадигмы к структурализму российское языкознание избежало противоречий, характерных для европейской структуралистской модели;
структурализм в его российском варианте синтезирует основные проблемы диахронической лингвистики в системно-структурный подход;
идеология в ее крайнем варианте (марризм) стремится подменить собой теоретическую парадигму в лингвистике, навязывая только «разрешенные» ею проблемы и методы, что приводит к искажению естественной эволюции лингвистических исследований;
несмотря на дестабилизирующий фактор марризма российская советская лингвистика сохранила научную лингвистическую базу, творчески развивая традиции классического российского языкознания;
концептуальная модель Н.П. Анисимовой, позволившая выявить эпистемологические особенности французской национальной лингвистической традиции, применима к описанию любой лингвистической традиции, в данном случае российской.
Полученные результаты позволяют определить:
эпистемологический статус российской национальной лингвистической традиции;
особенности перехода российского языкознания от рациональной грамматики к сравнительно-исторической парадигме, а затем к структурализму;
особенности российской версии структурализма;
роль идеологии в ходе эволюции лингвистических идей;
характерные черты российской лингвистики к середине XX века.
Научная новизна данной работы заключается в том, что впервые
историческое исследование российских лингвистических теорий предпринимается на базе концептуальной модели эпистемологических координат.
Теоретический вклад автора диссертации состоит в представлении российских лингвистических теорий с позиций эпистемологии лингвистики, выявлении их своеобразия и влияния на общую эволюцию науки о языке.
Практическая значимость исследования состоит в возможности применения его результатов в курсах общего языкознания (в части истории лингвистических теорий) и спецкурсах по данной проблематике.
Апробация результатов исследования проводилась в форме отчетных выступлений на заседаниях кафедры французской филологии Тверского государственного университета, докладах на международной конференции «Функционирование языковых единиц в аспекте национально-культурной специфики» (Москва, 2003), на международной научно-практической конференции «Фундаментальные и прикладные исследования в системе образования (Тамбов, 2004), на межрегиональной научно-практической конференции «Языковой дискурс в социальной практике» (Тверь, 2006).
Идеи всеобщей грамматики в российском языкознании первой половины XIX века
В конце XVIII - начале XIX в. в грамматических трудах русских языковедов находили отражение идеи всеобщей, или философской, грамматики, увлекавшие западноевропейских филологов в XVII-XVIII вв. Философские грамматики были известны еще М.В. Ломоносову, однако официальное признание в России философская грамматика получает в начале XIX в.
Впервые в русском языкознании логико-грамматическая точка зрения на язык была выражена в 1806 г. профессором Харьковского университета Иваном Степановичем Рижским в книге «Введение в круг словесности» [Рижский 1977], которая стала одной из первых работ в истории русского языкознания, где самостоятельно ставятся проблемы общего языкознания. Изучение общих качеств слова в «непрерывной» связи с мыслью составляет, по мнению И.С. Рижского, особую философскую, науку, которая называется всеобщей, или философской, грамматикой. И.С. Рижский признает существование общих логических законов, отражающих свойства человеческой мысли, «имеющие основание не на изволении народов, но на существенных и неизменяемых человеческого слова качествах» [Op.cit.: 32]. Эти общие качества слова позволяют изучать и понимать иностранные языки. Важно отметить, что И.С. Рижский впервые обращает внимание на то явление, которое в дальнейшем у В. Гумбольдта в работе «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода» (1836) получило название «внутренней формы» языка. «Внутренняя форма», по В. Гумбольдту, представляет собой сугубо индивидуальный способ, посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства. Специфически характерный для данного народа внутренний взгляд на вещи и явления и выражается в языке этого народа. Именно «внутренняя форма» языка позволяет отличать один язык от другого.
Увлечение всеобщей грамматикой породило целый ряд учебных руководств, из которых следует отметить пособие И. Орнатовского «Новейшее начертание правил российской грамматики, на началах всеобщей основанных» (1810). Эта книга показательна как первый пример применения принципов всеобщей грамматики к грамматике русского языка. И. Орнатовский (вслед за М.В. Ломоносовым) делит грамматику на всеобщую, или философическую, и частную. Этого же деления грамматики на всеобщую и частную, закрепившегося к тому времени в русском языкознании, придерживается и В.Г. Белинский. Всеобщая грамматика излагает законы, общие всем языкам в мире, а частная грамматика объясняет свойства и особенности одного какого-нибудь языка, как, например, русская грамматика учит говорить, читать и писать по-русски сообразно с основными законами русского языка и общим употреблением или принятым обычаем [Орнатовский 1977: 35].
В работе И. Орнатовского представляет интерес его положение о необходимости различать язык как речевую деятельность, как общий, естественный и необходимый для всех людей дар слова и язык как употребление этого дара, его конкретное выражение принятыми в каждом народе разнообразными звукоизменениями. Впервые в русском языкознании указано на различие языка как присущей человеку способности речевой деятельности и языка конкретного народа. (Позднее это положение встречается в работах И.А. Бодуэна де Куртене, Ф.Ф. Фортунатова и других русских языковедов).
Принципы философской грамматики наиболее последовательно проводятся в «Начертании всеобщей грамматики для гимназий Российской империи» (1812) Людвига Генриха Якоба. Наряду с обычными положениями логической грамматики в ней содержалось много интересных мыслей по общему языкознанию.
Среди проблем общего языкознания Л.Г. Якоб прежде всего останавливается на понятии знака, под которым он понимает «каждый чувственный предмет, служащий средством к возбуждению другого определенного понятия в душе нашей» [Якоб 1977: 45]. Он различает знаки естественные (необходимые) и искусственные (произвольные). К естественным знакам он относит знаки внутренних душевных переживаний, например, взгляды, телодвижения и т. д. Для обозначения вещей или понятий употребляются искусственные знаки, состоящие из членообразных звуков, письменных знаков, различных символов и т.д. Именно искусственные знаки употребляются как средства общения. Л.Г. Якоб впервые в русском языкознании дает определение языка через понятие знака, понимая под языком «каждую систему таких знаков, которые можно по произволу употреблять для сообщения мыслей». (Только через сто лет знаменитый французский языковед Ф. де Соссюр так же определил язык как систему знаков, выражающую идеи).
В работе Л.Г. Якоба проводится важное с теоретической точки зрения разделение языка и речи, которое позже отмечает В. Гумбольдт. Правда, содержание, вкладываемое в эти понятия языковедами, различно. У Л.Г. Якоба язык есть совокупность слов, употребляемых для говорения, а речь -ряд слов, выражающих законченные мысли. В. Гумбольдт же различает язык как массу всего произведенного живой речью, как характерную принадлежность народа, а речь — как отдельный акт речевой деятельности. Язык, по Л.Г. Якобу, тесно связан с мышлением. Еще в вышедшем в 1792 году трактате «О человеке, о его смертности и бессмертии» философ-материалист А.Н. Радищев пытался решить наиболее сложные теоретические проблемы своего века, в том числе проблему природы сознания и связанную с ней проблему взаимоотношения языка и мышления.
Исходя из материалистического положения о первичности материи и вторичности сознания, он считает человека «существом подражающим», т.е. воспринимающим воздействия внешней среды.
Казанская лингвистическая школа И. А. Бодуэн де Куртене: дихотомическая системная концепция
Казанская школа, возникшая в рамках младограмматического течения, с самого начала стала осознаваться как оригинальная школа языкознания. Именно в рамках этой школы Н.В. Крушевский и И. А. Бодуэн де Куртене дают мировой науке первую формулировку фонологической теории. Именно к идеям главы Казанской школы восходят некоторые положения общелингвистической теории Ф. де Соссюра и фонологической концепции Н.С. Трубецкого.
Теоретические установки Казанской школы во многом совпадали с наиболее утвердившимися положениями современного ей младограмматизма. Важнейшим компонентом философии языка языковеды считали психологизм, который, по их мнению, являлся объективным психологизмом социологического толка. Представители Казанской школы признавали язык явлением психическим, подчеркивая его социальный характер.
Отличительной чертой этой школы, по мнению Т.А. Амировой, являлось стремление к теоретическим обобщениям, к постановке кардинальных проблем лингвистики. "Это выгодно отличает их от лейпцигских младограмматиков и даже представителей Московской школы. Сам И.А. Бодуэн де Куртене указывал, что существенным признаком этой школы является стремление к обобщениям, стремление многими порицаемое и даже осмеиваемое, но тем не менее стремление, без которого немыслима ни одна настоящая наука" [Амирова 1975: 456].
К И.А. Бодуэну де Куртене восходит современное понимание языка как системы, о чем ранее упоминали многие русские языковеды (Н.И. Греч, Ф.И. Буслаев, К.С. Аксаков) Впервые язык был представлен как система в трудах А.А. Потебни в конце 80-х годов XX века, где он подчеркивал, что "язык -это система, в которой существует определенный порядок и законы, и все явления взаимосвязаны" [Потебня 1999: 208]. Многие русские языковеды затрагивали эту проблему, говоря о взаимосвязи формо- и словообразовательных категорий (Ф.Ф. Фортунатов), или обнаруживая системные закономерности в лексике (М.М. Покровский). И.А. Бодуэн де Куртене вводит в понятие системы элемент противопоставленности отношений, которые помогают выяснять особенности одного явления языка по сравнению с другим.
Понятие системности И.А. Бодуэн де Куртене рассматривает на разных уровнях языка, разграничивая в языке фонетическую, семантическую (внеязыковую) и морфологическую стороны. Он отмечает, что все элементы языкового мышления, как фонетические, так и морфологические и семасиологические, составляют определенные группы и разряды.
Система языка, по И.А. Бодуэну де Куртене, - категория историческая, причем в процессе развития языка в нем увеличивается системность, "в языке уменьшается богатство форм обособленных, друг с другом не связанных, и его место занимает подведение под известные типы" [Бодуэн де Куртене 1989:31].
По оценке Ф.М. Березина, понимание И.А. Бодуэном де Куртене языка как системы гораздо плодотворнее для современного языкознания, чем понятие системы, предложенное Ф. де Соссюром. Последний делает упор только на различия в системе языка своими положениями о том, что "в языке нет ничего, кроме различий", "в языке имеются только различия без положительных моментов", в то время как И.А. Бодуэн де Куртене указывал на важность отношений между элементами языковой системы. Плодотворность этих исследований особенно проявилась в области фонологии в работах представителей Пражской школы структурализма в конце 20-х годов XX века.
Бодуэновское понимание системы языка получило дальнейшее развитие в работах Н.В. Крушевского, который выделял в языке три большие подсистемы, или уровня: фонетический, семантический и морфологический. Особенностью отмеченных трех типов подсистем, по мнению Н.В. Крушевского, является то, что неупорядоченные системы включают в себя старое и новое в языке и связи элементов здесь основаны на воспроизводстве, или на ассоциации по смежности, в отличие от упорядоченных систем, в которых связи между элементами основываются на производстве, или на ассоциации по сходству. Эти два вида ассоциации определяют положение слов в системе языка.
Эти виды ассоциации слов в системе языка, установленные Н.В. Крушевским, аналогичны ассоциативным и синтагматическим отношениям, которые примерно тридцать лет спустя установил Ф. де Соссюр [Березин 1979: 141].
Новым для лингвистической мысли XX века является попытка И.А. Бодуэна де Куртене обосновать важность статического (описательного) анализа языка - в противовес господствовавшему в языкознании сравнительно-историческому анализу. Он выдвигает новое и чрезвычайно важное положение, подчеркивая, что для раскрытия механизма языка, для анализа языковой системы статический метод может применяться с большим успехом, нежели метод исторического сравнения, поскольку система языка представляет собой устойчивое состояние языковых компонентов" [Бодуэн де Куртене 1995: 140].
Преломление идей марксистско-ленинской философии в советской лингвистике
В результате установления марксистско-ленинской философии в качестве основной теоретической базы лингвистических изысканий, основой научного подхода становится марксистская методология. Понимание самого термина методологии в марксистском языкознании отличается от его понимания в ряде других направлений, в которых этот термин чаще употребляется лишь в смысле совокупности частных методов и приемов изучения языка.
Языковеды-марксисты исходят из того, что методология включает в себя три уровня [Мельничук 1998: 299-300]:
общую философскую методологию, принципы и законы материалистической диалектики которой определяют ориентацию, направление и принципы исследований в науке, опирающейся на эту философию;
общенаучную методологию, включающую методы и принципы, применяемые в группах наук;
частную методологию, включающую методы данной науки.
Исходным методологическим принципом диалектико материалистического языкознания является положение о том, что язык представляет собой один из видов общественной деятельности, неразрывно связанный с общественным сознанием и с человеческим общением. Звуковой язык (как и его письменная фиксация) имеет материальную природу, существует объективно, независимо от его отражения в человеческом сознании, хотя сознание играет ведущую роль в языковой деятельности и может определенным образом воздействовать на нее. Реальный (или естественный) язык как конкретную речевую деятельность общества следует отличать от абстрактной (идеальной) системы языка, создаваемой с целью его познания и строящейся на основе фактов, которые извлекаются из текстов (результатов речевой деятельности) или (для прошедших этапов) восстанавливаются при помощи методов реконструкции. Такой подход к пониманию природы и сущности языка коренным образом отличается от идеалистического понимания языка - как проявление «духа» народа по Гумбольдту, как явление в основе своей психического (теории В. Вундта, X. Штейнталя, Н. Хомского).
Другой аспект взаимоотношения материального и идеального в сфере языка составляет связь материальной природы языка и его идеальной, знаковой, функции. При этом под идеальным в марксистском языкознании понимается отражение фактов объективной действительности в сознании человека, которое тесно связано с материальными единицами языка и выражается с их помощью. Диалектико-материалистическое понимание значения как общественно осознаваемого отношения знака к обозначаемому отличается от свойственного ряду направлений отождествления значения с обозначаемым (объектом действительности или его отражением в сознании) и от включения отождествляемых со значениями отражений действительности (понятий, представлений и т.д.) в состав самого знака в качестве его внутренней сущности или одной из двух его якобы соотносительных сторон - наряду с его акустической стороной.
Таким образом, к основным принципам лингвистической теории в рамках марксизма относятся следующие:
- язык как инструмент общения (в нашей модели язык - коммуникация);
- язык как практическая и реальная мысль (язык - мышление);
- язык как картина экстралингвистического мира (язык - мир);
- язык как социальный феномен (язык - общество);
- язык как исторический феномен (эволюция языка).
Одни из основных изучаемых проблематик это:
- создание письменности для более 50 народов СССР;
- происхождение и эволюция литературного языка;
- методология лингвистической теории; - типология языков;
- сравнительное и историческое изучение языков;
- функциональная грамматика;
- описательная грамматика естественных языков;
- социолингвистические исследования;
- психолингвистические исследования;
- прикладная лингвистика;
- история языкознания.
Каким образом можно проанализировать и оценить влияние идеологии и доминирующей философии на эволюцию лингвистических идей в Советском Союзе? В период холодной войны и даже позже, во время существования двух политических систем - капиталистической и социалистической - положение дел более или менее понятно: обе стороны придерживаются принципа непринятия противоположных идей, что неизбежно предполагает критику и как результат - незнание. В настоящее время, когда идеологические барьеры больше не довлеют над историческими и эпистемологическими изысканиями, кажется, можно найти объективные позиции, чтобы оценить роль идеологии в лингвистике.
Для анализа роли идеологического фактора в истории лингвистики (в данном случае - в его крайнем выражении, представленном в теории Н.Я. Марра) мы вновь обращаемся к эпистемологической системе координат Н.П. Анисимовой. По отношению к центрам интереса «эпистемологической ромашки» можно увидеть, что теоретические вопросы, к которым обращается лингвистическая модель Н.Я. Марра, {происхождение языка, развитие языка, отношение языка и мышления), трактуются в свете проблемы отношения языка и общества, которая получает в этой теории господствующее положение. Провозглашение языка как идеологической надстройки и исключительно классового феномена приводит к тому, что этот центр интереса подменяет собой призму теоретической парадигмы в ее «усиленном» варианте: он накладывает табу на исследование других проблематик и искажает изучение тех, которые входят в орбиту данной теоретической модели.
Естественный ход развития лингвистических идей нарушается. Если роль теоретической парадигмы состоит в возможности выбора центров интереса и методов их изучения («дух времени»), а также влияния на этот выбор, то идеологически окрашенная парадигма обязывает исследовать их в жестко определенных рамках. Развивая метафору «эпистемологической ромашки», можно представить этот лепесток как некий «мутант»: он стремится вытеснить «запрещенные» лепестки и влиять на изучение «разрешенных» через призму проблематики язык - общество (см. рис.3). Ученики Н.Я. Марра (в частности И.И. Мещанинов) попытались приблизить его учение к общему пути развития лингвистических идей, но идеология часто служила инструментом борьбы с оппонентами.
Е.Д. Поливанов: структуралистские тенденции
Лингвистическая концепция Е.Д. Поливанова отразила многие черты новой, структуралистской лингвистической парадигмы, сложившейся в эпоху, когда работал ученый: понимание языка как системы, стремление рассматривать явления языка в их взаимосвязи, точность и четкость формулировок, признание правомерности синхронного подхода к языку, специальный интерес к фонологии. Вместе с тем он был продолжателем традиции, заложенной его учителем И.А. Бодуэном де Куртенэ. Если перечисленные выше черты структуралистской парадигмы объединяли концепции Ф. де Соссюра и И.А. Бодуэна де Куртенэ, то там, где эти концепции расходились, Е.Д. Поливанов последовательно продолжал и развивал идеи своего учителя. Вместо соссюровского понимания синхронии и диахронии как двух осей, не имеющих связи между собой, российские ученые рассматривали языковую статику как предельный случай динамики. Е.Д. Поливанов был убежден, что статическое исследование языка правомерно и необходимо, но оно неполно без изучения динамики, развития языка. Стремясь выявить системный характер языковых изменений, обусловленность одних изменений другими, лингвист полностью отрицал тезис о несистемности диахронии. Интересуясь проблемами социального функционирования языка и учитывая психологии носителей языков, Е.Д. Поливанов отказывается ограничиться рассмотрением «языка в самом себе и для себя», свойственным большинству структуралистов, сохраняя при этом психологический подход.
Одним из вопросов, постоянно занимавших ученого, являлся вопрос о причинах языковых изменений. Он не мог быть решен наукой XIX века, и ее неспособность выявить причины описывавшихся ею звуковых и семантических переходов стала одним из оснований смены лингвистической парадигмы в начале XX века. Однако большинство направлений структурализма, сосредоточившись на синхронных исследованиях, вообще сняло данный вопрос с повестки дня. Некоторое исключение здесь составляли лишь пражцы, а также французские структуралисты. С другой стороны, марристы и некоторые другие языковеды, прежде всего в СССР, выдвинули научно явно не обоснованные концепции о том, что изменения в языке прямо выводятся из изменений в экономике и политике. Е.Д. Поливанов, споря с такой упрощенной точкой зрения, выдвигал более разработанную концепцию причинно-следственных отношений в языковом развитии. Этому вопросу посвящено несколько его публикаций. Эти статьи, как и ряд других его важных работ, вошли в посмертный сборник «Статьи по общему языкознанию», вышедший в 1968 г. [Поливанов 1968].
Е.Д. Поливанов вслед за Ф. де Соссюром отмечал объективное противоречие в развитии языка. С одной стороны, для нормального функционирования язык должен быть стабилен, с другой стороны Е.Д. Поливанов признавал, что изменения неизбежны. В обычных условиях, «на каждом отдельном этапе языкового преемства происходят лишь частичные, относительно немногочисленные изменения», а принципиально значительные изменения «мыслимы лишь как сумма из многих небольших сдвигов, накопившихся за несколько веков или даже тысячелетий»
Среди причин возникновения этих сдвигов Е.Д. Поливанов называет:
1. коллективно-психологический фактор, или «лень человеческая», или стремление к экономии трудовой энергии. Об этой причине говорил и учитель Е.Д. Поливанова И.А. Бодуэн де Куртенэ, но ученик рассматривал ее более детально. При этом экономия трудовой энергии имеет свои пределы, определяемые потребностью слушающего: «минимальная трата произносительной энергии» должна быть «достаточной для достижения цели говорения».
2. социально-экономические факторы, косвенно влияющие на языковые изменения, видоизменяя контингент носителей (или так называемый социальный субстрат) данного языка или диалекта, а отсюда вытекает и видоизменение отправных точек его эволюции. Изменение социального субстрата может иметь разный характер: возникновение или прекращение контактов между языками, распадение языкового коллектива или объединение разноязычных коллективов (например, при изменении государственных границ), усвоение языка завоевателей, освоение литературного языка носителями диалектов и т. д. В частности, говоря об изменениях в языках народов СССР после революции, Е.Д. Поливанов указывал, что говорить о какой-либо «языковой революции» (как это делали марристы) нет оснований, хотя значительные изменения в социальном субстрате произошли.
Е.Д. Поливанов стремился создать общую теорию языкового развития, которую называл лингвистической историологией. В ней он старался совместить идеи крупного русского историка Н.И. Кареева (от него шел сам термин «историология») с положениями диалектического материализма. Однако цельную теорию ученый создать не успел, выдвинув лишь ряд общих принципов и разработав ее фрагмент - теорию фонологических конвергенции и дивергенций. Изучая процессы изменений в фонологических системах, Е.Д. Поливанов утверждал, что наиболее существенны изменения в системе, при которых меняется число элементов системы, а именно: несколько фонем объединяются в одну (конвергенция) или фонема расщепляется на две или более (дивергенция). Конвергенции и дивергенции Е.Д. Поливанов стремился изучать не как изолированные процессы в духе традиционной исторической лингвистики, а как связанные между собой системные изменения. Впервые в мировой науке на материале японского и некоторых других языков ученый рассмотрел процессы цепочечных изменений в фонологических системах, при которых следствие одного изменения становится причиной другого; впоследствии подобные исследования проводили на разнообразном материале другие лингвисты.
Помимо исследований общих процессов развития языков Е.Д. Поливанов много занимался и сравнительно-историческими исследованиями [Поливанов 1960]. В этой области он постоянно поднимал общетеоретические проблемы, высказывая нетрадиционные точки зрения по вопросам языкового родства. Развивая идеи своего учителя, он признавал возможность смешения и скрещения языков. Такие процессы, имеющие причиной смену социального субстрата, он называл гибридизацией (в случае схождения неродственных языков) и метизацией (в случае вторичного схождения родственных языков). Современная наука однако трактует такого рода процессы иначе, ближе в точке зрения А. Шлейхера и младограмматиков: сохраняется один из языков, другой исчезает, хотя какие-то его элементы вошли в язык-победитель. Выдвинутое Е.Д. Поливановым положение о существовании гибридных по происхождению языков, как, например, японский, современная компаративистика, не принимает: каждый язык относят лишь к одной семье.