Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 Теоретические и методологические основы исследования 15
1.1. Антропоцентризм как методологическая основа формирования эгоцентрической концепции языка
1.1.1. Понимание «ego» и эгоцентризма в гуманитарной сфере научного знания
1.1.2. Языковая личность и «ego» 33
1.2. Понятие «дискурс» в современной лингвистике 38
Выводы по главе 1 55
ГЛАВА 2. Говорящий как дискурсообразующая категория 57
2.1. Лингвистический дискурс как объект лингвокреативной деятельности говорящего
2.2. Презентационная функция говорящего в лингвистическом дискурсе
2.3. Роль говорящего «ego» в структурировании лингвистического дискурса
2.4. Говорящий как субъект оценки в лингвистическом дискурсе
Выводы по главе 2 90
ГЛАВА 3. Языковое поле эгоцентризма в лингвистическом дискурсе 92
3.1. Личное местоимение «я» как ядро языковых репрезентаций «ego»
3.2. Ближняя и дальняя периферия языковых репрезентаций «ego»
3.2.1. Прагмасемантический потенциал местоимения «мы» в 1 лингвистическом дискурсе
3.2.2. Имплицитное представление «ego» в лингвистическом дискурсе 123
3.2.3. Особенности репрезентации говорящего глагольными конструкциями 140
Выводы по главе 3 149
Заключение 151
Библиография 158
Источники иллюстративного материала 174
Словари 180
Список сокращений 181
- Антропоцентризм как методологическая основа формирования эгоцентрической концепции языка
- Понятие «дискурс» в современной лингвистике
- Лингвистический дискурс как объект лингвокреативной деятельности говорящего
- Личное местоимение «я» как ядро языковых репрезентаций «ego»
Введение к работе
Ключевая идея современной лингвистики - антропоцентрическая -находит наиболее яркое выражение в исследованиях, посвященных тексту. Текст стал центральным понятием для антропоцентрической парадигмы лингвистики прежде всего потому, что его производителем и получателем является человек, коммуникативная деятельность которого осуществляется в вербальном тексте. Кроме того, в тексте интегрируются структурные, семантические, эмоционально-экспрессивные, социально-психологические свойства языка, именно в тексте находят реализацию, приобретают свой подлинный смысл разные стороны языка. Поворот науки о языке к тексту, связанный с окончательным признанием антропоцентризма в качестве главного принципа лингвистики, привел к расширению ее горизонтов. То, что текст — это единица с безграничными перспективами, сейчас не вызывает сомнения. Более того, «мир текстов представляется... лингвистическим космосом, изучение которого будет продолжаться до тех пор, пока существует человек, деятельность и общение, причем будут возникать все новые аспекты его исследования» [Человеческий фактор в языке 1991: 182].
Изучение текста как важнейшего лингвистического понятия, осознание значения текстуальных факторов в языкознании уже имеет свою историю. Выявлению сущности текста, трактовке этого понятия, определению текстовости, макро- и микротекста, типологии, стилистике, композиции, интеграции текста посвящены десятки и сотни специальных исследований (Амвросова 1991; Аликаев 1999; Баженова 2002; Бахтин 1997; Варгина 2003; Гальперин 1981; Данилевская 1992; Карасик 2004; Кожина 1994; Котюрова 1988; Лаврентьева 2002; Лосева 1980; Москальская 1981; Разинкина 1989; Свойкин 2006; Троянская 1982; Тураева 1986 и др.).
Общепризнанное определение текста как лингвистического понятия, в котором сходятся основные параметры языка и речи, дает основание исследователям для параллельного использования терминов «текст» и «дискурс», поскольку дискурс в современной лингвистике понимается как
5 связный текст, рассматриваемый в совокупности с экстралингвистическими факторами [Арутюнова, 1990]. Поэтому современные исследования текста с актуализацией лингвокультурологического, психологического, социального аспектов получают название дискурсивных (Арутюнова 1990; Архипова 2002; Макаров 2003; Мароши 1996; Пушкин 1990; Diyk van Т. 1985)
Следует отметить, что к настоящему времени выделены различные социолингвистические и прагмалингвистические типы дискурса, такие, как педагогический, религиозный, научный, политический, юмористический, риторический, медицинский и др. (Карасик 2004), которые характеризуются разной степенью изученности. В последнее десятилетие весьма активно исследуется политический дискурс (Купина 1999, Баранов 1991; 1994, Чудинов 2003; 2007). Много работ посвящено деловому (Драбкина, Харьковская 1998; Кузнецова 2001; Яровидына 1999; Пропійна 2000), а также рекламному дискурсам (Анопина 1997; Лившиц 2001; Ильинова 1998; Кочетова 1999; Красавский 1999; Денисова 2002) и т.д.
Объектом изучения являются различные аспекты научного дискурса (Аликаев 1999; Белых; Бобырева 2000; Васильев 1998; Гришечкина 2002; Красильникова 1999; Кириллова 2001; Яцко 1998). При этом внимание исследователей в основном привлекают особенности текстов общенаучной направленности. Универсальные и специфические свойства текстов частно-научной проблематики (естественных и гуманитарных) находятся на периферии интересов исследователей. Наименее изученным аспектом текстовой проблематики является также специфика дискурса, обусловленная психологическими и социокультурными особенностями языковой личности -его производителя.
Любая деятельность человека, в том числе и текстовая
(текстотворческая, дискурсивная), не может не быть
антропоориентированной (эгоориентированной), поскольку языковая личность представляет результаты своего видения и осмысления
исследуемого объекта. Более того, «человек в его человеческой специфике всегда выражает себя...» [Бахтин 1986: 301].
Вопрос о том, как происходит это «выражение себя», самопредставление в текстах различного стиля, жанра и типа, давно интересует исследователей. Так, традиционно считается, что разговорная речь и язык художественной литературы, являясь более эмоционально насыщенными и нестрогими функциональными разновидностями языка, обладают широкими возможностями представления субъекта речи. Что же касается научного дискурса, то принято считать, что безличность является его важным лингвистическим признаком [Троянская 1979: 183]. Исходя из этого, существование «следов автора» в научном стиле ставится под сомнение (см. напр.: [Воробьева 1981]). Однако в исследованиях последних лет отмечается, что научный дискурс не может не быть субъективным, поскольку является продуктом лингвокреативнои деятельности индивида [Гяч 1979; Кажарова 2006; Сенкевич 1976].
В настоящее время исследование научного дискурса с точки зрения соотношения в нем объективного и субъективного в общелингвистическом масштабе становится особенно актуальным в связи с развитием когнитивной науки, прагматики и функциональной лингвистики.
Говоря об актуальности изучения научного дискурса в указанном аспекте, следует отметить ярко выраженную неравномерность исследования эгоориентированности научного дискурса на материале разных языков. Если в германистике и русистике последних десятилетий текст и текстовые категории изучаются на основе общекогнитивного подхода и с использованием теории речевых актов, то в карачаево-балкарском языке научный дискурс не был предметом специального исследования. Между тем, как описание особенностей представления языковой личности в научном стиле речи в целом, безотносительно к отдельным языкам, так и изучение специфики функционирования конкретных языков в этой важнейшей сфере коммуникации даст разнообразный материал для общетеоретических
7 обобщений в плане выявления объективного и субъективного в языке. Более того, исследование дискурса как речи, «погруженной в жизнь» [Арутюнова 1990: 136-137], позволит выявить прагматические, психологические и социокультурные факторы, обусловливающие зависимость его структурной и смысловой организации от языковой личности.
Общеизвестно, что любой научный дискурс отражает в речевой форме и процесс научной творческой мысли, и результаты этого процесса - новое знание. Известно также, что мыслительная деятельность, связанная с получением нового знания, является неотъемлемым свойством субъекта речи. Однако, несмотря на диалектическое единство в научном творчестве объекта и субъекта познания, философские и лингвистические исследования до последнего времени делали акцент на одной стороне этого единства -объекте. Вопрос о репрезентации субъекта в научном тексте не относится к числу активно разрабатываемых. Некоторые аспекты этой проблемы рассматриваются в отдельных статьях на материале научной речи. Так, М.П.Котюрова обращает внимание на изучение вопроса о выражении особой информации об авторе старого и нового знания [Котюрова 1986], О.Г. Ивлева - ориентацию на читателя как на условие успешности коммуникации в научном тексте [Ивлева 2005], Л.В.Архипова - риторические приемы автоинтерпретации [Архипова 2002], Е.А. Барляева - средства актуализации автора научного текста [Барляева 1993], А.А.Болдырева, В.В.Кашкин -категорию авторитетности в научном тексте [Болдырева, Кашкин 2001]. Что же касается лингвистического дискурса, то универсальные его характеристики как типа научного дискурса и способы манифестации в нем говорящего не были предметом специального монографического исследования как на материале отдельных языков, так и в типологическом аспекте.
Указанными обстоятельствами определяется актуальность темы диссертационного исследования.
Чрезвычайно важным в контексте проблем данного исследования является вопрос о том, как в ткань социально стандартизированного (созданного с соблюдением системы ограничений социального, идеологического, а также собственно научного характера) дискурса вводится его субъект.
Несомненный интерес представляет также исследование репрезентации «ego» в научных текстах на русском, английском и карачаево-балкарском языках в прагматическом ключе. Наряду с этим очевидна необходимость выявления функционально-семантического поля эгорепрезентации в разных языках и изучения смежных с ним явлений субъективации повествования, таких, как персональность, авторская модальность.
Объектом исследования в настоящей диссертации выступает лингвистический дискурс на материале русского, английского и карачаево-балкарского языков и представленные в нем дискурсивные единицы, репрезентирующие говорящего.
Предметом исследования служат эксплицитные и имплицитные средства выражения «я-парадигмы» в лингвистическом дискурсе русского, английского и карачаево-балкарского языков.
Недостаточная изученность лингвистического дискурса в указанном русле, а также отсутствие специальных работ, посвященных репрезентации говорящего в исследуемых лингвистических традициях, предопределили цель работы, которая заключается в выявлении и описании комплекса языковых средств, репрезентирующих «ego», определении специфики их функционирования в русском, английском и карачаево-балкарском лингвистическом дискурсе.
В соответствии с поставленной целью в работе предполагается решение следующих задач:
1) характеристика основных этапов формирования эгоцентрической
концепции языка;
выявление роли говорящего в дискурсообразовании и определение особенностей лингвистического дискурса, обусловленных лингвокреативной деятельностью «ego»;
установление различных типов языковых репрезентаций «ego» в лингвистическом дискурсе русского, английского и карачаево-балкарского языков с актуализацией ядерного и периферийного зон и семантического и прагматического их потенциала;
определение факторов, обусловливающих различную степень эгомаркированности лингвистического дискурса;
выявление возможных сходств и различий языковых манифестаций «ego» в лингвистическом дискурсе русского, английского и карачаево-балкарского языков.
Эмпирической базой исследования послужили монографии, статьи, рецензии, отзывы на русском, английском и карачаево-балкарском языках, относящиеся к разным хронологическим этапам в развитии языкознания, а также электронные ресурсы с общим объемом около 6500 страниц (см.: «Источники иллюстративного материала» с.172-178).
Методологическую основу диссертационного исследования составили основные положения антропологической лингвистики и теории текста, дискурсивного анализа, теории речевых актов и прагматики. Основной интерес представляли для нас теоретические исследования текста и дискурса С.В.Амвросовой, Р.С.Аликаева, И.В.Арнольд, Н.Д.Арутюновой, Е.И.Варгиной, В.И.Карасика, Н.М.Кожиной, М.П.Котюровой, М.Л.Макарова, Н.М.Разинкиной, Е.С.Троянской, З.Я.Тураевой, Widdowson H.G., Ostman J., Virtanen, Barsky, Courtland, Dijk van, Schiffrin и др. Сама проблема эгореференции находится в русле современной антропоцентрической парадигмы гуманитарного знания. В настоящей работе мы также опираемся на труды В. фон Гумбольдта, одним из первых разработавшего проблему субъективности в языке; Э.Бенвениста, в частности, на его концепцию «человек в языке»; Ю.С.Степанова, назвавшего лингвистику наукой о языке
10 в человеке и о человеке в языке; В.А.Звегинцева, увидевшего в человеке главную величину лингвистики. В диссертации используются идеи антропоцентрической и эгоцентрической концепций, представленные в трудах Н.Д.Арутюновой, Г.И.Берестнева, К.Бюлера, В.А.Гуреева, А.В.Кравченко, Г.В.Колшанского, Е.С.Кубряковой, Дж. Лайонза, В.А.Постоваловой, Б.Рассела, Б.А.Серебренникова, Ю.С.Степанова, В.Н.Телия, Р.О.Якобсона и др.
Специфика объекта исследования, намеченные цели и задачи обусловили комплексное использование различных методов и приемов: синхронно-описательного, контекстуального и интерпретационного, текстового и дискурсивного анализов, межъязыкового сопоставления автореференций, корпусной лингвистики. Главным для нас явился системный функционально-семантический анализ, или полевый подход.
Текстоцентрический принцип анализа эгорепрезентации является базовым в логике представления материала.
Дискурсивный анализ позволил выявить глубинные,
макросемантические предпосылки особого употребления языка и соотнести языковые единицы содержательно-смысловой (объективной) и композиционно-речевой (субъективной) организации текста как с факторами социально-психологического характера, так и с научной позицией.
В качестве рабочей гипотезы исследования послужило положение о том, что, вопреки расхожему мнению об «антисубъективности» научного дискурса, говорящий находит выражение в созданном им речевом произведении и в текстах разной жанровой отнесенности по-разному репрезентирует себя.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые предпринято комплексное типологическое исследование языковых средств выражения «ego» в русских, английских и карачаево-балкарских лингвистических текстах с определением факторов, обусловливающих степень и динамику эгомаркированности данного типа
дискурса в различных лингвокультурах. Новым является также рассмотрение говорящего как особой дискурсообразующей категории, выполняющей функции презентации, структурации и оценки. Кроме того, повышенный интерес в последние годы к субъективной стороне языка делает существенным выявление качества и количества расхождений/совпадений в языках в выражении субъективности - одной из составляющих частей которой является эгореференция.
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что предпринятое в ней полиаспектное исследование эгорепрезентации в лингвистическом дискурсе разных лингвокультур имеет выход в плоскость расширения и углубления новой теории - теории языкового эгоцентризма.
Практическая ценность исследования заключается в том, что его
результаты могут быть использованы при разработке курсов по теории языка,
лингвистике текста, стилистике, риторике. Положения и выводы диссертации
могут способствовать совершенствованию филологического анализа текста
и изучению языковой личности в лингвофилософском,
психолингвистическом и прагматическом аспектах.
На защиту выносятся следующие положения:
Эгоцентрическая концепция языка непосредственно связана с теорией языковой личности и теорией дискурса. Языковая личность (говорящий «ego») как автор текста и дискурс как созданное им речевое произведение выступают как концептуальные составляющие эгоцентрической концепции языка. Эгоцентризм - это отношение дискурса к его автору, говорящему как языковой личности. Говорящий представляет собой дискурсообразующую категорию, определяющую когнитивное и оценочное пространство дискурса и его коммуникативную и структурную организацию.
Вопреки априорно предполагаемой «антисубъективности», научный дискурс, в том числе и лингвистический, характеризуется интересной, хотя и не всегда эксплицитно проявляемой отнесенностью к
12 говорящему и соотносится с эгоцентрической координатой «я - здесь - сейчас». Лингвистический дискурс отличается от других типов научного дискурса меньшей формализованностью, более ярким проявлением индивидуального способа самопредставления говорящего. Эгомаркеры обеспечивают когезию и когерентность лингвистического дискурса, придают динамичность его структуре, не нарушая при этом стандартов данного типа дискурса. Говорящий выступает как интегративная функционально-семантическая категория, обладающая сложной структурой и представленная целым комплексом языковых средств выражения, что характерно для категорий, имеющих полевую структуру. Ядром языковых репрезентаций говорящего выступает местоимение «я», функционирование которого в лингвистическом дискурсе исследуемых языков регламентировано и индивидуально. Я— манифестацией говорящий репрезентирует себя, при этом маркируя свои социальные, психологические и индивидуальные характеристики. Местоимение «мы» как способ эгорепрезентации обладает наиболее значительным прагмасемантическим потенциалом в лингвистическом дискурсе исследуемых языков и представлено несколькими моделями: «мы=я» («мы вежливости» или прием сокрытия «я»), «мы= я+вы»(автор и соавтор(ы), «мы=я+вы» (автор и адресат), наибольшей регулярностью из которых в разных жанрах лингвистического дискурса отличается модель «мы=я». Степень эксплицитной эгомаркированности лингвистического дискурса исследуемых языков зависит от разных факторов: типа речи (устный, письменный), жанровой отнесенности (монография, статья, рецензия, отзыв), содержательных особенностей - новизны и полемичности излагаемого материала, характера представления научного знания (описание, рассуждение, повествование), социально-статусных и индивидуально-личностных характеристик автора
13 дискурса. Высокой степенью насыщенности эгомаркерами отличаются и такие композиционные части дискурса, как предисловие, вводная часть, а также заключение. 5. Русский, английский и карачаево-балкарский лингвистические традиции характеризуются универсальными и специфическими признаками конкретной реализации эгорепрезентации в лингвистическом дискурсе. В английском лингвистическом дискурсе использование эгомаркера «я» зависит в основном от индивидуально-личностных характеристик ученого-лингвиста, тогда как репрезентация говорящего местоимением «я» в русском и карачаево-балкарском лингвистическом дискурсе обусловлена как индивидуально-личностными характеристиками автора, так и хронологическими и социально-культурными факторами. Лингвистический дискурс на русском и карачаево-балкарском языках, относящийся к 40-60-м годам XX века, характеризуется большей «обезличенностью», тогда как современный отличается явной тенденцией к эксплицитной эгорепрезентации. В английском лингвистическом дискурсе прямая эгореференция с использованием местоимения «я» относительно регулярна, в русском и карачаево-балкарском - нестабильна. В русском и карачаево-балкарском лингвистическом дискурсе для репрезентации говорящего регулярно используются морфологические маркеры 1-го лица единственного и множественного числа глагола, что не характерно для аналитического английского языка.
Основные положения, а также проблематика, связанная с диссертацией, получили апробацию на Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых: Перспектива - 2008. - Нальчик, 2008. (Об одном аспекте субъективной модальности в научном дискурсе); в Сборнике научных трудов молодых ученых. - Нальчик, 2006. (Маркеры субъективности в научном дискурсе (на материале английского и
14 русского языков)); а также в двух изданиях, рекомендованных ВАК: Вопросы Филологии. №5. - М., 2006. (Формы и способы экспликации «эго» в различных жанрах научного дискурса (на материале английского, русского и карачаево-балкарского языков)); Известия Высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Проблемы филологии. Ростов-на-Дону, 2006. (Жанровая детерминированность эгомаркированности научного дискурса (на материале английского и русского языков)).
Структура работы определяется поставленными в ней исследовательскими задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, источников иллюстративного материала, словарей и списка сокращений.
Антропоцентризм как методологическая основа формирования эгоцентрической концепции языка
Современный этап развития лингвистики характеризуется рассмотрением многих, казалось бы, достаточно изученных языковых явлений под новым углом зрения, учитывающим механизмы восприятия реальной действительности и репрезентации ее языковыми средствами. Фундаментальное значение для научного познания имеет признание того факта, что когнитивные процессы концептуализации, категоризации, языковой обработки и переработки информации связаны с мыслящим субъектом. Любое знание о мире представляет собой результат познавательной деятельности человека, осмысления им предметного и социального опыта. Именно признание важности связи знания с когнитивной деятельностью вновь выдвинуло на передний план человеческий фактор в языке, сделало человека «основополагающей величиной современного языкознания» [Попова 2002: 70].
Поэтому фактор человека как активного субъекта познания, субъекта построения языковой картины мира приобретает в последние десятилетия все большее значение. «Человек - это тот центр, через который проходят координаты, определяющие предмет, задачи, методы, ценностные ориентации современной лингвистики» [Попова 2002: 67].
Признание уникальности человека, рассмотрение его как феномена, определяющего и консолидирующего систему научного знания, произошло благодаря усилиям многих поколений отечественных и зарубежных психологов, философов, лингвистов (Арутюнова 1999; Бенвенист 1974; Бердяев 1994; Бубер 1992; В. фон Гумбольдт 1984; Звегинцев 1982; Кассирер 1988; Кант 1964; Кубрякова 1995; Лосев 1993; Ницше 1910; Ортега-и-Гассет
2000; Плеснер 1988; Серебренников 1988; Степанов 1975; Фейербах 1955; Шелер 1988; Шопенгауэр 1910; Якобсон 1996).
Идея о том, что величайшее творение человека - язык -характеризуется явно выраженной ориентацией на самого человека, то есть антропоцентризмом, в настоящее время считается общепризнанной. Будучи конститутивным свойством человека, язык «не может не отражать в своей системе «антропологических следов» [Гуреев 2004: 58]. Выявление «антропологических следов» в языке неизменно выводит лингвистику к вопросам эгоцентризма, поскольку «человек — это прежде всего его я».
Актуализация антропологического направления в языкознании явилась той методологической основой, которая привела к расширению и углублению взглядов на проблему «человек в языке» и формированию теории языкового эгоцентризма с центральным для нее понятием я. Эгоцентрическая концепция языка представляет собой таким образом естественное продолжение антропоцентрической, являясь углублением последней в плане акцентирования личностного начала в восприятии и интерпретации действительности и решающей роли индивидуума в формировании значения языковых знаков.
Исходя из этого, нам представляется существенным остановиться на эволюции антропоцентризма как методологической основы эгоцентрической концепции языка.
Суть антропоцентризма, по мнению Е.С.Кубряковой, заключается в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования. Он обнаруживается в том, что человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели [Кубрякова 1995: 212].
Основная установка антропоцентризма - человек - точка отсчета, перспектива и конечная цель анализа - обусловливает повышенный интерес к своей сущности со стороны многих наук.
Различные философские учения рассматривают в качестве основы для понимания сущности человека разные критерии: физическую природу человека, его интеллектуальные, эмоциональные, моральные, эстетические и другие проявления. Так, философская антропология И.Канта связывает сущность человека с физиологическими и прагматическими свойствами: «самый главный предмет в мире, к которому познания могут быть применены, - это человек, ибо он для себя своя последняя цель» [Кант 1964: 351]. В натуралистической антропологии Л.Фейербаха исходным пунктом исследования выступает «действенное и цельное человеческое существо» [Фейербах 1955: 266]. Согласно Фейербаху, человек не может формироваться и существовать вне общения с природой и себе подобными. «Искусство, религия, философия или наука составляют проявление или раскрытие подлинной человеческой сущности» [там же, 202]. В философии Фейербаха, отличающейся ярко выраженной тенденцией к рассмотрению всех проблем в аспекте отношения «человек - мир», уже реализовывается антропологический принцип.
Понятие «дискурс» в современной лингвистике
Определенные стратегии делают создаваемое речевое произведение социально- и личностно-ориентированным. Признание этого факта приводит к тому, что данные языковой системы (внутрилингвистический аспект) недостаточны для осмысления текстообразования и раскрытия специфики текста. Текст может получить реальное объяснение через неразрывную связь с экстралингвистическими (коммуникативными, когнитивными, социокультурными) факторами, сплетенными с собственно лингвистическими. Такое осмысление текста лежит в основе современного понятия «дискурс».
Теория дискурса относится к числу наиболее активно разрабатываемых направлений современной лингвистики. Множество исследовательских концепций, развивающих теорию дискурса в настоящее время, отличает стремление изучать не только структурную модель текста, что было характерно для лингвистики текста до 70-х гг. XX века, но и учет обстоятельств общения и характеристик коммуникантов. Такой подход к изучению живой речи в условиях реальной коммуникации получил название коммуникативной модели представления текста. Если в структурной модели представления текста последний есть результат, а не процесс речи, то в коммуникативной модели на первый план выходят вопросы, связанные с порождением и пониманием текста, то есть текста, погруженного в ситуацию общения. Термин «дискурс», широко используемый в литературоведении, лингвистике текста, психолингвистике, социолингвистике, политической лингвистике, прагмалингвистике, трактуется в этих науках неоднозначно. Так, по мнению М.Л.Макарова, «определение такой категории, как дискурс, уже предполагает некоторую идеологическую ориентацию, собственную точку зрения на изучение языка и языкового общения» [Макаров 2003: 85-86]. Некоторые исследователи определяют дискурс как «конкретное коммуникативное событие, фиксируемое в письменных текстах и устной речи, осуществляемое в определенном когнитивно и типологически обусловленном коммуникативном пространстве» [Чернявская 2001: 14].
Различные подходы к определению дискурса, осуществляемые с позиции формальной и функциональной лингвистики, актуализируют либо смысловую связь нескольких предложений, либо функции языка в широком социокультурном контексте. Так, дискурс определяется как «два или несколько предложений, находящихся друг с другом в смысловой связи» [Звегинцев 1976: 170], или под дискурсом понимается «всякое употребление языка: «the study of discourse is the study of any aspect of language use» [Fasold 1990: 65], то есть определение дискурса с позиции функциональной лингвистики подразумевает под этим понятием «не примитивный набор изолированных единиц языковой структуры «больше предложения», а целостную совокупность функционально организованных, контекстуальных единиц употребления языка» [Макаров 2003: 86].
Т.А. ван Дейк определяет дискурс как «актуально произнесенный текст, а текст как абстрактную грамматическую структуру произнесенного. «Дискурс» — это понятие, касающееся речи, актуального речевого действия, тогда как «текст» - это понятие, касающееся системы языка или формальных лингвистических знаний, лингвистической компетентности» [ван Дейк 1989].
Ю.Н.Караулов и В.В.Петров во вступительной статье «От грамматики текста к когнитивной теории дискурса» к сборнику работ Т.А.ван Дейка «Язык. Познание. Коммуникация» сводят воедино воззрения Т.А. ван Дейка на дискурс следующим определением: «Дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресанта), необходимые для понимания текста» [Караулов, Петров 1989: 8].
Т.М.Николаева пишет: «Дискурс — многозначный термин лингвистики текста, употребляемый рядом авторов в значениях, почти омонимичных. Важнейшие из них: 1) связный текст; 2) устно-разговорная форма текста; 3) диалог; 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу; 5) речевое произведение как данность — письменная или устная» [Николаева 1978: 467].
П. Серио выделяет несколько значений термина «дискурс»: «1) эквивалент понятия «речь», то есть любое конкретное высказывание; 2) единицу, по размеру превосходящую фразу; 3)... воздействие высказывания на его получателя и его внесение в "высказывательную" ситуацию (что подразумевает субъекта высказывания, адресата, момент и определенное место высказывания); 4) беседу, рассматриваемую как основной тип высказывания; 5) речь с позиции говорящего...; 6) употребление единиц языка и их речевую актуализацию» [Серио 1999: 26].
Лингвистический дискурс как объект лингвокреативной деятельности говорящего
Лингвистический дискурс как тип научного дискурса прежде всего репрезентирует мыслительную деятельность ученого-лингвиста, который системно организовывает и представляет процесс и результаты научно-познавательной деятельности. Автор дискурса представляет знание в структурированном виде, отражая различные этапы познания, определяя отношение к знанию как к ценности, оценивая старое знание, формулируя и выдвигая новое. В лингвистическом дискурсе говорящий не только представляет логику научного исследования, но через определенную структурацию знания и выражение отношения к объекту анализа манифестирует себя.
Мы исходим из того, что лингвистический дискурс является продуктом лингвокреативной деятельности говорящего и несет на себе «печать» индивидуальности его автора.
Не вызывает сомнения тот факт, что первоначальной функцией говорящего как автора лингвистического дискурса является информационное, то есть функция презентации научного знания. В данном типе дискурса происходит фиксация научной информации, ее оценка, селекция говорящим наиболее важных результатов и их использование для достижения поставленных целей.
Лингвистический дискурс характеризуется общими достаточно типичными дискурсивными процедурами. Это развертывание общей темы, введение дополнительных подтем, изложение мнений оппонентов, рассмотрение методологических и теоретических оснований возникновения данной концепции, поиск научной истины, выдвижение гипотез, аргументация положений и т.д. Организация дискурса предполагает не только логико-тематическое и языковое упорядочение материала, но и определенную структурацию дискурса.
Структурация дискурса, наряду с презентацией научного знания, является одной из основных функций говорящего, поскольку дискурс относится к конкретному лицу (говорящему), адресован другому конкретному лицу (слушающему), соотносится с определенной пространственно-временной рамкой, создается в соответствии с определенным жанровым каноном.
Итак, лингвистический дискурс - это связный текст, особым образом организованный посредством языковых единиц, отобранных говорящим для достижения определенных прагматических целей; текст, отражающий в речевой форме процесс творческой мысли ученого-лингвиста и результат этого процесса - новое знание о таком сложном феномене, как естественный человеческий язык; текст, характеризующийся динамическим равновесием таких параметров, как объективность и субъективность изложения, отличающийся социокультурными и психологическими особенностями и личностной ориентированностью. Лингвистический дискурс представляет собой один из видов институционального дискурса, для которого характерна определенная структурная организация. Однако в зависимости от типа (устной, письменной) и жанра (статья, монография, отзыв, рецензия) дискурса, степень его трафаретности может быть различной. От других типов научного дискурса он отличается меньшей формализованностью, более свободным использованием в письменном и устном типах элементов эмоционально-оценочной характеристики и более ярким проявлением диалогичности, интертекстуальности и авторской индивидуальной манеры самопредставления. Некоторые исследователи отмечают, что лингвистический дискурс стремительно меняется: на смену тексту со строго предписанными для научного стиля языковыми признаками, «абстрактной идеальной системе, далекой от реальной речи», «на смену жесткому разграничению языка и речи, ... нормы и отклонения от нормы, устного и письменного приходит «лингвистика языкового существования», ставящая в-центр изучения человека, погруженного в язык как в живую стихию» [Плисецкая 2003]. В ракурсе лингвистики языкового существования лингвистический дискурс предстает как свободная стихия, динамичная структура с выраженной субъектной отнесенностью, придающей ему в определенной мере характер алогичности и стихийности. В то же время использование различных эгомаркеров остается в допустимых пределах и не нарушает параметров, существенных для сохранения особенностей научного стиля, к которому относится лингвистический дискурс.
В соответствии с целевой направленностью нашего исследования, хотелось бы особо подчеркнуть, что эгоцентрические единицы в лингвистическом дискурсе мы рассматриваем не как иностилевые элементы. Более того, эти единицы, на наш взгляд, способствуют реализации когезии и когерентности дискурса, создавая структурную, смысловую и коммуникативную его целостность и определяя динамичность его структуры. По мнению А.В.Простова, научный лингвистический дискурс является «проявлением живой языковой реальности, где сталкиваются в конкретной реализации статический, системный и одновременно - динамический, функциональный аспекты языка» [Простов 2006].
Личное местоимение «я» как ядро языковых репрезентаций «ego»
Понятие «я» используется во всех науках о человеке. В лингвофилософских исследованиях оно характеризуется как сложное многоуровневое явление, состоящее из нескольких ипостасей: «предельного я», или «ego», «я говорящего», «феноменологического я», связанного с внутренним потоком сознания человека, «интерактивного я», представленного во взаимодействии с другим человеком и т.д.
В лингвистических словарях английского, русского и карачаево-балкарского языков «я» определяется как: «I — pronoun 1. is used as subject of a verb; 2. used for reffering to yourself when you are the person speaking or writing» [MED 707]; «Я, меня, мне... 1. употребляется для обозначения говорящим самого себя; 2. употребляется для обозначения сознаваемой человеком собственной сущности, самого себя в окружающем мире, а также для обозначения субъекта» [СРЯ 1984: 776]; «Мен - бетл. алм. Я/ Селешген адамны кесин билдирир ючюн хайырланылады» [КъМТАС 2002: 884].
В числе языковых средств выражения говорящего, так называемых эгоцентрических единиц, основным, по мнению многих ученых, является местоимение «я». Традиционно в лингвистических исследованиях это местоимение рассматривается в ряду слов, замещающих существительное, либо относится к одним из средств экономии в языке. Тем самым подчеркивается вторичность этого местоимения. Подобная точка зрения, характерная в основном для лингвистики традиционной, сложилась под влиянием греко-латинской традиции, рассматривающей местоимение с позиции этимологии (pronomen = вместо имени).
В современной отечественной лингвистике особое внимание уделяется дейктической функции местоимения и отмечается, что, в отличие от знаменательных слов, местоимения не называют, а указывают на объекты, их свойства, количество, а местоимение «я» указывает на субъект речи. Еще В.фон Гумбольдт отмечал, что местоимения должны быть первичными в любом языке, и «представление о том, что местоимение есть самая поздняя часть речи, абсолютно неверно. Представление о чисто грамматическом замещении имени местоимением подменяет в таком случае более глубокую языковую склонность. Изначальным, конечно, является личность самого говорящего (выделено нами - Г.Д.), который находится в постоянном, непосредственном соприкосновении с природой и не может не противопоставлять последней также и в языке своего я» [Гумбольдт 1984: 113-114].
Естественный человеческий язык предоставляет говорящему множество способов для обозначения своего я. «Существуют многочисленные грани «я»: Я - физическое, Я - духовное, Я - общественное, Я - личное, Я -статусное, Я - ролевое, Я - профессиональное, Я - семейное, Я - прошлое, Я - будущее, Я - идеальное и т.п. Таким образом, содержательная сущность «Я» предстает как совокупный субъект, погруженный в семиосферу бытия человека» [Маслова 2001: 7-8].
Итак, говорящий вступает в коммуникацию как многоаспектная личность. Различные социальные и личностные его характеристики находят отражение при порождении дискурса.
В контексте нашего исследования интерес представляет вопрос о том, является ли местоимение «я», выступающее ядром языковых репрезентаций «ego», наиболее активным регулярным средством выражения говорящего в лингвистическом дискурсе. Априори можно предположить, что в русском и карачаево-балкарском лингвистическом дискурсе (монографиях и статьях) степень выраженности говорящего эксплицитным маркером - местоимением я - гораздо ниже, чем местоимением мы.
В лингвистическом дискурсе эксплицитно выраженный источник информации, автор представлен различными вариативными формами: Я, мне, меня (1), ту в английском (2) и мен, меті в карачаево-балкарском языке (3), а также притяжательными местоимениями (мой, свой), которые выступают в составе вводных сочетаний: (на мой взгляд, мени акъылыма кёрё) и устойчивыми сочетаниями с ту в английском языке (to my point of view). Например: (1) In my own speech possible tends to go with may and perhaps with might, but the two are interchangeable and other speakers probably have different patterns [Halliday 1970: 193-194]; It is not unreasonable, it seems to me, to argue that linguistic theory ought to concern itself with such variations whether dialectal ...or idiolectal ... [James 1969]; It is my hope that these data can be used to the text the viability of future analyses of Old English, both my own and those of other scholars [Pintzuk 2005: 116-117]; / will discuss some studies which in my view connect empirical findings with theory formation in a more satisfactory way; [Kotthoff 2001: 12]; (2) В мои цели в данный момент не входит обсудить в деталях употребление «абсолютного суперлатива» или любых других иллокутивных средств... Скорее я хотела бы повторить главную мысль, которую я высказывала в других исследованиях на основе набора других данных...Мне кажется, что реальный методологический прогресс может быть достигнут с помощью перевода задач кросс-культурной прагматики на язык иллокутивной семантики [Вежбицкая 1999: 253-254]; ... Можем ли мы что-либо заключить из этого о роли, которую гипотетический способ мышления играет в указанных двух культурах? Лично мой ответ состоит в том, что (в случае if vs. если) нет, не может, и что было бы наивно пытаться сделать это... [Вежбицкая 1999: 278]; (3) Мени акъылыма кере, этимни баш (неда ал) формасын былай ангылатыргъа боллукъду... Мени оюмума кёре, бу класслада окъугъанла этимлени къуралыуларыны юсюнден да бираз билирге керекдиле [Гузеев 2005: 84-90]; [Гузеев 2005: 84].
