Содержание к диссертации
Введение
Глава I. К истории земледелия у восточно-лезгинских народов 28
Глава II. Земледельческая лексика 37
1. Зерновые культуры и некоторые названия, связанные с ними 37
Земля 37
Земля, почва 37
Поле, пашня 38
Земля под паром 39
Межа, граница 39
Борозда 41
Соха 42
Плуг 43
Пахать, сеять 44
Росток 46
Всходы посевов 46
Зернышко 46
Зерно 48
Семя 49
Колос 50
Ость 52
Сноп 52
Урожай, урожай зерновых 53
Свясло (жгут из соломы, которым перевязывают сноп) 54
Пшеница 54
Овес 55
Рожь 57
Ячмень 57
Просо 58
Полба 59
Рис 59
Конопля 61
Жать (хлеб) 62
Солома, соломинка 63
Мякина, полова 63
Охапка 65
Стог, скирда, копна 66
Сорняк, плевел 68
Гумно, ток 70
Молотьба 71
Молотить 71
Деревянная лопата для веяния зерна 72
Веять (очищать зерно от мякины) 72
Решето, сито 74
Молоть 75
Мельница 76
Закром, ларь 77
Мука 79
Толокно 80
Крупа 81
Корыто 83
Тесто 85
Опара, заквашенное тесто 86
Посуда, в которой хранится закваска для теста 87
Металлический скребок для очистки корыта от теста 88
Печь или приспособление для выпечки хлеба 89
Названия хлебных изделий 92
Хлеб 93
Пирог 97
2. Садовые культуры 100
Дерево 100
Почка, сучок 101
Косточка, семя 102
Яблоко 103
Груша 103
Грецкий орех 103
Айва 105
Лещина, мелкий орех 106
Кизил 107
Виноград 108
Алыча, слива 110
Вишня, черешня 111
Барбарис 114
3. Огородные культуры 115
Картофель 115
Морковь 116
Репа, редька 117
Тыква 118
Арбуз, дыня 119
Лук 121
Чеснок 122
Боб 123
Горох 123
Фасоль 124
Чечевица 125
4. Травы 126
Съедобная трава с горьким чесночным вкусом 126
Черемша 127
Мята 127
Крапива, съедобная трава 128
Заключение 132
Библиография 140
Источники 140
Словари 157
Список сокращений языков, наречий, диалектов и говоров 159
Указатель 161
Введение к работе
Ъ%%5
Объектом реферируемой диссертационной работы является земледельческая лексика восточнолезгинских языков. Всестороннему анализу подвергаются такие ее составляющие как наименования зерновых, огородных, садовых культур и трав.
Актуальность темы. Исследование отраслевой лексики представляет собой одну из насущных и актуальных проблем дагестанского языкознания. Оно продиктовано рядом причин. Во-первых, слабым уровнем изученности отраслевой лексики как в дагестановедении в целом, так и в лезгинских языках в частности. К настоящему времени имеются статьи, освещающие некоторые лексико-семантические группы по отраслевой лексике, но крайне редки исследования монографического содержания. Специальных же работ по земледельческой лексике ни в дагестановедении, ни в лезгинской группе языков не существует. Во-вторых, необходимостью применения комплекса приемов, направленных на адекватное освещение земледельческой лексики восточнолезгинских языков. Значительное внимание уделяется внутригрупповым и межгрупповым ареальным взаимоотношениям, выявляются, имеющие важное значение для сравнительных и этимологических исследований, словообразовательные ресурсы (аффиксальный способ, сложение основ и др.). В-третьих, стремлением выявить все семантические и материальные связи подвергаемых анализу лексических единиц, что требует вовлечения в орбиту исследования обширного материала, относящегося как к исконной, так и заимствованной лексике. Таким образом, в диссертационном исследовании систематизирован и подвергнут анализу большой материал, что делает работу актуальной. Актуальность диссертации усиливается и тем, что в работе широко задействован диалектный материал восточнолезгинских языков.
Цели и задачи исследования. Целью реферируемой диссертации является сравнительно-исторический анализ земледельческой лексики восточнолезгинских языков. На основе такого анализа решаются следующие задачи:
- определяется, какая часть рассматриваемой лексики, отно
сится к древнему языковому состоянию, а какая - к более позд
нему периоду;
I РОГ Н\ЦИОНА.ЛЬНАЯ 3
V I. Петербург
I 3*4 Р К
выявляются и максимально учитываются материалы восточ-нолезгинских языков, диалектов и говоров;
определяется доля исконной и заимствованной лексики в земледельческой лексике восточнолезгинских языков;
учитываются ареальные взаимоотношения рассматриваемых единиц на уровне семантики, фонетики, лексики.
Научная новизна работы. Впервые в научный оборот вводится значительный фактологический материал по земледельческой лексике восточнолезгинских языков. Новизна работы заключается также в том, что весь материал, подвергаемый анализу, рассматривается на общедагестанском фоне не ограничиваясь хронологическими рамками лезгинских языков. В этой связи проводится хронологическая стратификация, разграничивающая лексику, которая входит в общедагестанский, пралезгинский и общевосточнолезгинский фонд, а также инновации, проходящие на уровне отдельных языков. При этом делаются отдельные попытки семантической реконструкции того или иного слова, прослеживаются лексические изоглоссы, устанавливается производный или непроизводный характер слова.
Теоретическая значимость работы. Новейшие методы современной лингвистики основаны на комплексе приемов, которые позволяют всесторонне раскрыть объект исследования. В нашей работе мы пользовались методами сравнительно-исторического языкознания, дополненными приемами ареальной лин-гйистики. Используются также элементы этимологического анализа, которые могут быть применены при разработке тем по отраслевой лексике других дагестанских языков. Теоретическая значимость данной работы видится и в том, что она может внести определенный вклад в теорию лексикологии дагестанских языков и восполнить имеющийся пробел в области земледельческой лексики лезгинских языков. Полученные результаты исследования и значительный лексический материал, вводимый в научный обиход, создают надежную базу для дальнейших углубленных разработок вопросов сравнительно-исторической и историко-этимо-логической лексикологии дагестанских языков.
Практическая ценность выполненной работы состоит в том, что результаты ее могут быть использованы при написании лексикологических и составлении лексикографических работ вос-
точнолезгинских и лезгинских языков в целом. Так как в диссертационном исследовании помимо лексических единиц собран и систематизирован значительный материал по морфологической структуре слова и словообразованию, то основные его выводы могут быть использованы и при написании сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков.
Источники исследования включают материалы, которые извлечены из больших и малых словарей дагестанских языков как национально-русских, так и русско-национальных, а также из различных словарей, сопровождающих монографические исследования. Отдельные выборки производились из различных статей, посвященных непосредственно земледельческой проблематике. При этом широко использовались работы этимологического, сравнительно-исторического и сопоставительного жанра, в которых, наряду с другими группами лексики, содержится и земледельческая лексика. В первую очередь, это известные исследования по сравнительной и сопоставительной лексике [Лексика 1971; Хайдаков 1973; Мусаев 1978; Кибрик, Кодзасов 1988; 1990; Загиров 1987; Климов, Халилов 2003], сравнительной фонетике [Бокарев 1961; 1981; Гудава 1964; 1979; Гигинейшвили 1977; Талибов 1980], диалектологии [Мейланова 1964; Гайдаров 1963]. И, конечно, работы этимологического направления [Старостин 1985; 1988; Дьяконов, Старостин 1988; Алексеев, Загиров 1992].
Степень разработанности темы. Земледельческая лексика до сих пор не была объектом специального монографического исследования в дагестанских языках. Не подвергалась она и специальному сравнительно-историческому обследованию в восточно-лезгинских языках. Имеющиеся разработки в этой части не выходят за рамки статей или же, если земледельческая лексика рассматривается в отдельной лексикологической работе, то в общей лексической системе ей отводится небольшое место.
Методы и приемы исследования. В работе применяются методы современного сравнительно-исторического языкознания, основанные на сочетании приемов компаративистики, сравнительной типологии и ареальной лингвистики. В ней также используются элементы этимологического анализа. Вместе с тем в работе последовательно проводится принцип относительной хронологии, при которой в земледельческой лексике восточнолез-
гинских языков выделяются единицы, относящиеся к прадаге-станскому, общелезгинскому и общевосточнолезгинскому хронологическим уровням, а также выделяются инновации на уровне отдельных языков (лезгинского, табасаранского и агульского). Используются и приемы статистического анализа.
Апробация исследования. Содержание работы и основные ее положения были предметом обсуждения и апробированы на заседании Отдела лексикологии и лексикографии Института языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН. Результаты исследования нашли отражение в пяти публикациях.
Структура и объем работы. Структура диссертации обусловлена поставленными в ней целями и задачами. Работа изложена на 177 с. и состоит из введения, двух глав, заключения, перечня использованной литературы (231 наименование), списка сокращений, принятых в ней, и указателя.
К истории земледелия у восточно-лезгинских народов
1. Еще сравнительно недавно Б.А.Калоев отметил, что «Земледелие горцев Северного Кавказа остается до сих пор весьма малоизученным по сравнению, например, с их скотоводческой отраслью хозяйства» [1981:4]. Е.И.Крупнов датирует появление пашенного земледелия у племен Центрального Кавказа серединой I тыс. до н.э. и полагает, что уже в это время здесь в предгорьях и на равнине применялось современное горское пахотное орудие [см. 1960:313]. Дагестан считается одним из древнейших очагов земледелия [см. Калоев 1981; М. Гаджиев 1991; Гаджиев, Давудов,Шихсаидов 1996]. Здесь издревле наряду с неорошаемым земледелием практиковалось и поливное. В Кавказской Албании (куда входили многие дагестанские народы и особенно лезгинской группы), по свидетельству Страбона, орошение производилось с помощью рек и других водных источников. Им же засвидетельствовано применение здесь пахотного орудия - рало, - которое вначале было деревянным, а позже было снабжено железным наконечником [цитируется: Гаджиев, Давудов, Шихсаидов 1996: 130-131].
Древний земледельческий культ дошел до нас в виде весеннего праздника «выхода плуга в поле», широко распространенного в Дагестане [Чурсин 1927].
Обследовав многие регионы как нашей страны (в том числе и Дагестан), так и зарубежных стран, академик Н.И. Вавилов приходит к выводу, что центрами «первоначальной земледельческой культуры были горные районы». В Дагестане издревле выращивали основные зерновые культуры - пшеницу, ячмень, просо, горох... (в специальной литературе отмечено, что здесь имелось до 30-ти видов ячменя). Этим объясняется столь повышенный интерес специалистов-ботаников к нему как к земледельческому региону. В сентябре 1935 года Н.И. Вавилов обследовал земледельческие культуры низменных и горных районов - Дербент - Ахты - Рутул - Махачкала - Буйнакск - Гуниб - Хунзах Ботлих - Гергебиль - Хасавюрт. Он установил верхние пределы земледелия, границы, которой достигали до 2490 м. (с. Куруш). Его же экспедицией в пределах Дагестана выявлены эндимичные виды пшеницы. г
Дальнейшее совершенствование земледелия при благоприятных климата ческих условиях способствовало развитию садоводства и виноградарства в Дагестане, где насчитывают до 80 видов диких плодовых и кустарников яблони, груши, черешни, алычи, кизила, малины, смородины, мушмулы и др. Из плодовых здесь распространены также грецкий орех, лещина, каштан. Зарегистриро ф вано более 150 аборигенных сортов культурного винограда [Гаджиев, Давудов, Шихсаидов 1996: 131-132].
Дагестан дал Н.И. Вавилову ценный материал для изучения и решения проблемы происхождения плодовых и кустарников. В восточном Дагестане были обнаружены дикая айва и дикий гранатник. В одной из своих работ он пишет: «В Дагестане можно наблюдать на десятках километров леса, состоя t шие из дикой груши, дикой яблони, алычи, боярышника, кизила, лещины и др.» [Вавилов 1931: 25]. Этот материал дал ему возможность установить путь эволюционного развития от дикорастущих форм плодовых к культурным [Грумм-Грижимайло 1986: 99].
Вся территория, занимаемая лезгинами, делится на три природно-климатические зоны - низменность (Магарамкентский район Дагестана, Хач 4 масский район Азербайджана), предгорье (Сулейман-Стальский, Хивский рай оны Дагестана, Кубинский район Азербайджана), горы и высокогорье (Ахтын-ский, Докузпаринский, Курахский районы Дагестана). На низменности и предгорье они занимались земледелием и садоводством, в горах - земледелием и скотоводством. А в горных долинах занимались всеми тремя видами хозяйственной деятельности: земледелием, скотоводством, садоводством.
Садоводство в Дагестане было известно в бронзовом веке, что подтверждается находками фруктовых косточек в Ирганайском поселении [см. М. Гаджиев 1980: 12]. «...Кубинская провинция, - пишут Г.А.Гаджиев и М.Ш.Ризаханова, - для лезгин, особенно самурских, была хлебной житницей. Между самурскими и кубинскими лезгинами существовали постоянные обменные связи. Кубинцы обіг менивали у самурцев хлеб на продукты животноводства. Хлебным районом являлись и земли кюринских лезгин, служившие житницей и для других даге станских народов, у которых основными направлениями хозяйства были жи вотноводство и садоводство (агулы, табасаранцы, горные даргинцы и др.)» (Гаджиев, Ризахова 2002:381).
Территория, на которой проживают табасаранцы, в природно географическом отношении делится на северную - бассейн верхнего течения реки Рубас и южную - левобережье среднего течения Чирагчая и верховья реки Карчагсу. В основном они занимают предгорье и частично - горы и равнину. Предгорная часть Табасарана покрыта лесами, которые изобилуют дикорасту щими плодовыми деревьями и кустарниками (яблоня, груша, айва, грецкий орех, лещина, кизил, барбарис, боярышник, мушмула), а также виноградом и ДР В равнинной и предгорных зонах выращивали зерновые (пшеница, ячмень, рожь, просо, кукуруза, полба), а также бахчевые, огородные и технические культуры (марена, конопля, хлопок, табак). Занимались также садоводством и виноградарством, из садовых деревьев росли яблоня, груша, слива, грецкий орех, черешня [см. Алимова, Сефербеков 2002:435;438];
Издревле агульцы занимались пашенным земледелием. Земли было мало, участки представляли собой маленькие наделы, расположенные на склонах. Часть из них была террасирована. Земли были неполивными, но небольшая часть, расположенная на речных террасах, поливалась. Основными зерновыми культурами, высеваемыми агульцами, были ячмень, рожь, голозерный ячмень, пшеница, конские бобы, горох. Со второй половины XIX в. стали выращивать картофель, морковь, чеснок и лук. [Исламмагомедов 2002:399]. В связи с пере селением на плоскость агульцами осваиваются новые отрасли хозяйства: садоводство, виноградарство и овощеводство [см. Сергеева 1988:41].
2. Издавна ведущей отраслью хозяйства у лезгин, табасаранцев и агульцев являлось земледелие. Археологические раскопки, произведенные в Южном Дагестане в третьей; четверти прошлого столетия показывают, что земледелием здесь занимались еще в период энеолита, который по времени охватывает III тыс. до н.э. При раскопках, произведенных в окрестностях населенных пунктов Гильяр, Ходжа казмаляр (Магарамкентский район), Мамраш (Сулейман-Стальский район) обнаружены обуглившиеся зерна пшеницы, ячменя, а также каменные зернотерки, обломки кремневых вкладышей серпов [см. Котович 1957; 1959; Пикуль 1959; Котович, Шейхов 1961]. Так, например, находки злаков из Гильярского поселения - обуглившиеся зерна мягкой и твердой пшеницы, пленчатого и голозерного ячменя, — обнаруженные в разбитом сосуде, относятся также к этому периоду [ИД 1967,1: 46,71].
В эпоху бронзы (II тыс. до н.э.) происходит дальнейшее развитие и усовершенствование земледельческих орудий - зернотерок, вкладышей от серпов, наконечников мотыг [Рамазанов, Шихсаидов 1964:9]. Более позднее время характеризуется огромным толчком в развитии земледелия. В раскопках поселения у села Мака, датируемого VII - IV вв. до н.э., обнаружены различные орудия производства, которые относятся к земледельческому инвентарю, и свидетельствует об интенсивном развитии земледелия. Это — несколько зернотерок, глинобитная печь, состоящая из двух отделений - топочного и для выпечки хлеба или приготовления пищи [Пикуль 1959: 38-41]. Основными земледельческими культурами, как и в Дагестане в целом, здесь являлись голозерный и пленчатый ячмень, твердые, мягкие и карликовые сорта пшеницы, лен, бобы. Зерна этих злаков найдены в жилых помещениях Сиртичского поселения [см. Гаджиев, Давудов, Шихсаидов 1996: 131].
Колос
В восточнолезгинских языках представлено несколько наименований для обозначения колоса. Они встречаются также за пределами указанных языков и употребляются как в лезгинских, так и в других группах дагестанских языков.
1. Одно из этих названий, встречающееся из восточнолезгинских в собственно лезгинском языке, соотносится со словом "голова" (ср. кыш "голова" и кыш "колос") и значение его может бють раскрыто в контексте. Аналогичная картина представлена и в крызском: кьыл «голова», «колос». В хиналугский язык слово «колос», очевидно, проникло из лезгинского, но при этом инициальный кь здесь преобразовался в кі: кіил «колос» (но микіир «голова»). Из нелезгинских языков семантическое преобразование слова «голова» — «колос» наблюдается в территориально граничащем с восточнолезгинским ареалом (агульским) чирагском диалекте даргинского языка: бекі «голова» и бекі «колос».
Помимо семантического перехода «голова» — «колос» здесь возможно и несколько другое объяснение. Этот переход мог быть конечным результатом, основанном на выпадении (редукции) атрибутивного компонента в слове «колос» и сохранения именного слова, совпадающего со словом «голова»: (къуьлин, мухан, силин) къил «колос (пшеницы, ячменя, ржи)» (букв, «пшеницы, ячменя, ржи голова») — кьил «колос». Второе объяснение подкрепляется материалом табасаранского языка, и, расположенного на сопредельной территории с ним кошанского диалекта агульского языка: таб. дах нин кіул (дюб.), джах нин кіул (канд.) «колос» (букв, «пшеницы голова»); аг. къиран кіил (кош.) «колос» (букв, «зерна голова»).
2. Другое название колоса распространено в подавляющем большинстве диалектов агульского языка. В других восточнолезгинских языках оно не представлено. Это - кігті, которое встречается и в сопредельном с агульским языком рутульском (гыт1), а также в цахурском (гытГ). Данное наименование колоса представляет собой агульско-рутульско-цахурской изолексой. Возможна связь данного слова со словом гад «урожай, урожай зерновых» (см.).
3. В табасаранском языке представлено также слово с несколько иной семантикой жваг «пустой колос» (с незародившимися зернами), отмеченное Б.Г.-К. Ханмагомедовым и К.Т. Шалбузовым [см. 2001: 159]
Хлеб
Большое число названий хлеба в восточнолезгинских языках свидетельствует о древнем занятии их носителей зерновыми культурами. Эти наименования имеют различный хронологический уровень, начиная от общедагестанского состояния и кончая уровнем отдельно взятого диалекта одного из восточнолезгинских языков.
1. В табасаранском и агульском языках представлено общее название хле ба: таб. уьл; аг. ъ ул/гГул (кош.). Хотя в кошанский диалект слово, очевидно, проникло их соседнего табасаранского языка, оно представляет собой произ водное от глагольной основы (ср. аг. ъ ал-ас (цир.) «кушать», гі у-ml-ac (кер.) «то же») посредством нулевой аффиксации.
Указанная глагольная основа является общелезгинской (ср. лезг. тіуьн; таб. ипіуб; рут. плес «кушать»; арч. лагъ-бос «хотеть есть»; крыз. гіуьлидж «кушать»; буд. соъулу «то же»), что отмечено в специальной литературе [см. Алексеев, Загаров 1992: 35].
От настоящей основы префиксально-суффиксальным способом в агульском языке образуется другое слово бу-гі ул-ай «хлебец».
2. Для общего названия хлеба в других диалектах агульского языка представлено слово, которое перекликается с аналогичным словом в цахурском языке: аг. гуни; цах. гине-й.
Слово гуни «хлеб» соотносится со словом, обозначающим обряд вызывания солнца, который у лезгин называется гуънуъ, а у табасаранцев - гуни. По следнее структурно членится на основу гун ( —гуън), восходящей к тюркскому слову гуьн «солнце», и адъективный суффикс и (ср. таб. кь аш «влага» — къ аш-и «влажный»). Образованное таким способом слово обозначало «солнечный, относящийся к солнцу». Возможно, к данному обряду выпекался круглый хлеб (гуни), напоминающий солярный знак и символизирующий собой солнце.
«Лезгинские крестьяне зорко следили за явлениями природы и, когда обильные дожди наносили вред будущему урожаю, они устраивали обряд солнца - «гуьнуь», - пишет С.С.Агаширинова. И далее: «Слово это не имеет перевода, но не исключено, что оно имеет нечто общее со словом «куьнуь» -пчелиная сапетка, а возможно, некогда обозначало какое-то божество и, во всяком случае, несомненно, связано с солярным культом», - заключает она [см, Агаширтнова 1981:7].
3. В кошанском диалекте агульского языка представлено название хлеба джар «тонкая лепешка», которое, можно предположить, образовано на основе сходства предметов. Оно могло образоваться посредством переноса значения одного предмета на другой: «тонкий слой, образуемый на молочных продуктах, сливки» (ср. лезг. ччар; аг. джар «сливки») — «тонкая лепешка».
4. В ряде диалектов и говоров агульского языка представлено название бахтта «круглый хлеб». Это слово употребляется в центральном регионе агульского языка: в собственно агульском, гехюнском диалектах и фитинском говоре. В других лезгинских языках оно отсутствует, его можно сравнить с хваршинским батаху «хлеб».
5. Более широкий круг лезгинских языков охватывает другое слово, которое из восточнолезгинских языков присутствует в собственно лезгинском — фу (гюн.), фы (ахт.). В табасаранском и агульском языках оно отсутствует, нет его и в арчинском, но распространено в других лезгинских языках, ср. рут. хьыв; крыз., буд. фу; уд. ш ум; хин. пшаъ [Хайдаков 1973: 67; Бокарев 1981: 70]. Лезгинский, крызский и будухский ф, равно как и хиналугский ш получен из хъ [см. Бокарев 1961]. В удинском языке шипящие спиранты фарингализуются. Ср. «Особенностью удинского языка является наличие сильно фарингализован-ных шипящих звуков» [Кодзасов 1986: 36]. На основе этих сопоставлений можно говорить о наличии данного слова в эпоху пралезгинского состояния.
Данное слово реконструируется для северокавказской эпохи, где наряду с другими (пранахской, праадыгейско-кабардинской, праабхазо-абазинской) промежуточными реконструкциями представлена и пралезгинская хъвыъв. Из лезгинских материалов сопоставляются лезгинское фу/фыъ и рутульское хъыв «хлеб» [см. Старостин 1985: 80] 1
6. В лезгинском и табасаранском языках представлено одно из названий мучных изделий, предназначенных для детей. Ареал распространения его не переходит за пределы данных языков: лезг. алуга (пон.), алыгей (ахт.) «ватрушка с яичницей»; таб. алуга «то же». Не исключена связь слова алуга, алыгей с глагольной основой алуг-ун «опалиться, обжечься». Ахтынская (лезг.) форма указывает на адъективный (причастный) характер слова. В понейском диалекте лезгинского языка, а также в табасаранском конечный й усечен. Можно предположить, что в табасаранский слово проникло из лезгинского языка.
7. Некоторые названия хлебных изделий из восточнолезгинских языков, распространенные в лезгинском, не имеют аналогов в других языках. Так, например, во всех диалектах лезгинского языка имеет распространение слово тіунуті/тіулуті/тіульїті «хлебец». Здесь представлена редуплицированная основа. Согласно устному сообщению С.М.Темирбулатовой, форма mlyyml хлеб», близкое к лезгинской, представлено в аштинском говоре даргинского языка.
8. Интересно по своей структуре слово, которое также употребляется в лезгинском языке. Это - гузан (гюн., ахт.), ккунз (курах., куб.) «хлебец со сладким кремом или халвой». Слово является производным, которое образовано от деепричастия несовершенного вида гуз- «давая» при помощи адъективного суффикса -ан (ср. хъсан «хороший», къакьан «высокий» и др.). Образованное таким способом слово обозначало «даваемое, предназначенное для дарения». Курахская и кубинская форма представляют собой метатезу: ккунз ( — ккузн «— ккузан).
9. Более широкие параллели с другими языками имеет лезгинское слово чіаті «просяной или кукурузный хлеб». Слово из лезгинских языков представлено также в рут. чіад «чурек»; цах. чіад «чурек»; чіеті «лаваш с зеленью»; буд. чіаті «лепешка», уд. ччатт [Загиров 1987]. За пределами лезгинской языковой области встречается в ав. чед «хлеб»; лак. ччаті [Лексика 1971: 210]; беж. чіаьди «кукурузный хлеб»; гунз. чіеде «то же». Лезгинский чі получен из геми т нированной аффрикаты чч [см. Лексика 1971]. Слово является кавказским куль турным термином, который охватывает из кавказских языков картвельские, а из индоевропейских — армянский. Картвельские параллели с нахско-дагестанскими языками, а также с армянским провел ГА. Климов [см. 1964: 143].
10. В лезгинском языке представлено название хлеба, представляющее со Ф бой сложное образование - ціавур «хлеб, приготовленный на углях». Первый компонент сложения ці а- является формой местного падежа от ціай «огонь», а второй - причастной формой глагола авун «делать» и переводится как «приготовленный в огне». Первый компонент ці а- является и составной частью сложного наименования хлеба ціалуг «лепешка, приготовленная на открытом огне».
11. Совершенно изолированно стоят два названия хлеба в табасаранском языке: кал «хлеб из проса, кукурузы» и кайдун «пресный хлеб», отмеченные у Хайдакова [см. 1973: 67]. Первый из них (кал) СМ. Хайдаков приводит ошибочно в одном ряду с агульским гуни, цахурским гинай и др. [см. Там же].
Этот список табасаранских наименований хлебных изделий можно пополнить словами, приводимыми В.М.Загировым: баклук «хлеб из кукурузы», уха, «коврижка», утан уъл «сдобный хлеб» [Загиров 1981:12].
Крапива, съедобная трава
1. В восточнолезгинских языках обозначение крапивы и съедобной травы смешиваются. При этом из дагестанских языков только в восточнолезгинских языках выделяется название съедобной травы. В других языках названия съедобных трав употребляются дифференцированно: «крапива», «мята», «щавель» и т.д.
Анализ материала показывает, что общее название съедобных трав, выделяющееся в восточнолезгинских языках, - лезг. миле, миччар (ахт.), миж, мич-чер (курах.) «съедобная трава»; аг. медж. (соб. аг., хп), маїж (кер.), мидэю (гех.) - основан на переносе названия крапивы, которое имеет широкое распространение в дагестанских языках, ср. ав. мичічі «крапива», анд. мичічіи; чам. мисісі; цез. меча/меїча; лак. мичі; дарг. низ (лит.), муцце (чир.). И в большинстве лезгинских языков данное слово выступает с этим значением: арч. мач «крапива»; крыз. медж; буд. медж; хин. мыч1; уд. мечч. В северных говорах агульского языка слово также употребляется в значении «крапива»: медж; (пир), мерджв (кош.), мидж (фит.). В собственно агульском диалекте слово наращивается препозитивным атрибутивным комплексом: кьаціикіа медж; «крапива» (букв. «кусающаяся съедобная трава»).
Имеющиеся фонетические различия в слове падают на гласный основы и финальный согласный. Гласный основы исторически, очевидно, был фаринга-лизованным), о было вызвано соседством шипящего согласного [см. Кодзасов 1986]). Дополнительным свидетельством этому является цезская форма меіча. В агульских диалектах и говорах представлены все варианты гласного al: исходный гласный al сохранился в керенском диалекте, в других он перешел вей и. В лезгинском языке представлен конечный результат этой модификации - al — и. В финале слова как для общедагестанского, так и общелезгинского состояния восстанавливается аффриката дж [см. Бокарев 1961: 71-72; Лексика 1971: 165; Гигинейшвили 1977: 84; Талибов 1980: 299].
2. Из восточнолезгинских языков в лезгинском и табасаранском для обозначения крапивы представлено слово инновативного образования: лезг. верг\ таб. варжи. В указанных языках имеет место спорадический переход г - ж, дэю. Ср., наблюдающийся переход дою — г в худигском и фитинском говорах агульского языка (рудж руъг «хвост», «курдюк» и др.).
У восточнолезгинских народов известны различные блюда из крапивы. Особенно часто в пищу в прошлом ее использовали бедняки. Одно из блюд, где использовалась крапива - чіиргьин. У каждого из этих народов блюдо имеет свои особенности. В лезгинском языке слово обозначает («кушанье из съедоб ных дикорастущих трав (которое употреблялось в голодные годы)» [см. Талибов, Гаджиев 1966: 378], в табасаранском — "каша из крупы и съедобных трав, употребляется также в качестве начинки для пирогов" [Ханмагомедов, Шалбу-зов 2001: 343-344], в агульском языке словом чіиргьин обозначается «размятая с солью крапива».
В агульском языке слово распространено в керенском диалекте и хпюк ском говоре - на сопредельной территории, граничащей с лезгинским языком. Можно с достоверностью утверждать, что слово в агульский язык проникло из лезгинского. С этим последним значением, которое отличается в агульском, в лезгинском языке выступает слово хъикъиф (лит.) [см. Талибов, Гаджиев 1966: 353]. В яркинском диалекте форма слова совпадает с литературной (хъикъиф), в кубинском диалекте имеет незначительное расхождение (кьэкъиф). В курах ском и ахтынском диалектах представлены другие лексемы: бзлтіуьш (курах.), кьзпіиш (ахт.) [см. Гайдаров1963: 164-165]. Курахская форма, возможно, явля ется сложением, во второй части (тіуьщ) которой можно усмотреть глагольную основу со значением «мять». В табасаранском языке употребляется идентичная t лезгинской, форма къ акь ушв «размятая с солью крапива».
В части диалектов агульского языка слово со значением «размятая с солью крапива» образуется от глагольной основы «мять» (тіуш-анас/тіуш-алас) при помощи деривационного суффикса - алай/-улай: тїишалай (соб. аг.), тіушулай (кош.).
Наличие исконного названия крапивы во всех дагестанских языках говорит о том, что дагестанским народам давно знакомо это растение. «Роль крапивы в пищевом рационе горцев, - пишет СМ. Хайдаков, - в прошлом была значитель на. В раннюю весну ее ели с солью в сыром виде, с начинкой из крапивы гото вили пельмени и пироги и заваривали суп. Отражением ее роли в питании гор цев в языке является общность происхождения этого слова во всех дагестан ских языках» [Хайдаков 1973: 62.].
3. В подавляющем большинстве диалектов лезгинского языка, а также в табасаранском языке съедобная трава обозначается одним и тем же словом хъач. Слово встречается и в других лезгинских языках с другим значением, ср. рут. хъач «ковыль», крыз. хъач «то же» [Алексеев, Загаров 1992: 80].
4. Интересно, что в кошанском диалекте агульского языка для обозначения съедобной травы применяется слово гъазер «зеленый» (ср. русское зелень «овощи и травы, употребляемые в пищу»).
