Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Общая характерстика местоимений в дагестанских и английском языках
1. Общий состав и классификация 24
2. Особенности семантики местоимений 34
3. Особенности словоизменения местоимений 38
4. Особенности словообразования 45
5. Местоимение как член предложения 54
ГЛАВА II. Функциональная характеристика местоимений в дагестанских и английском языках
1. Личные местоимения 60
1.1. Состав и семантика 60
1.2. Особенности употребления 69
2. Указательные местоимения 78
2.1. Семантика и классификация 78
2.2. Особенности употребления 85
3. Возвратные местоимения 89
3.1. Семантическая структура и классификация 89
3.2. Особенности употребления 92
4. Взаимные местоимения 100
5. Вопросительные местоимения 109
5.1. Семантическая структура и классификация 109
5.2. Особенности употребления 113
6. Определительные (кванторные) местоимения 120
6.1. Состав и семантика 120
6.2. Особенности употребления 125
7. Неопределенные местоимения 125
7.1. Состав и семантика 125
7.2. Особенности употребления 131
8. Отрицательные местоимения 131
9. Притяжательные местоимения 135
10. Относительные местоимения 139
Заключение 143
Литература 151
Список сокращений 173
- Общий состав и классификация
- Особенности словоизменения местоимений
- Особенности употребления
- Семантическая структура и классификация
Введение к работе
Настоящая диссертация посвящена исследованию структуры, семантики и функционирования местоимений дагестанских языков в сопоставлении с английским языком. Местоимения в грамматической структуре любого языка представляют собой одну из наиболее своеобразных лексико-грамматических категорий как в плане семантики, так и с точки зрения структуры, что обусловливает необходимость типологического исследования особенностей местоимений как с точки зрения морфологии, так и в семантико-синтаксическаом аспекте.
Как в свое время было сформулировано Дж. Гринбергом в виде универсалии 42, "все языки имеют местоименные категории, включающие по крайней мере три лица и два числа" [Гринберг 1970: 141]. Им было предложено также еще три универсалии, касающиеся отношения местоимений к категории рода. И хотя в приведенном высказывании речь идет лишь о личных местоимениях, можно говорить об универсальном характере и других разрядов местоимений, хотя бы с точки зрения семантики1. Специфика этой лексико-грамматической группы отражается и в терминологическом аппарате благодаря наличию соответствующих терминов: «Термины, выражающие в разных языках понятие «местоимение», восходят большей частью к античным грамматическим терминам — греческому ant-onymia или латинскому pronomen, которыми обозначались слова, используемые в качестве заменителей имен. В современных западных языках либо сохранены классические термины (прежде всего латинский), например франц. pronom, анг. pronoun, фин. pronomini, либо употребляются их калькированные переводы, например русское «местоимение», венгерское nevmas; в немецком значение термина несколько расширено: Furwort 'заместитель слова' (дословно 'за слово'). Встречаются термины и другого рода. Так, в индийском языкознании местоимение называется sarva-
Как показал У. Вейнрейх [1970], к универсальной семантической структуре можно отнести, в частности, вопросительные слова, деиктические знаки и кванторы, чему в лексико-грамматической классификации соответствуют местоимения.
naman 'выражение для любого понятия'» [Майтинская 1969: 25-26]. Дагестанские языки используют калькированные термины: лезг. тіварцизвез букв, «имя+вместо», таб. ччвурнан ерин, лак. ціанинкіанаймур, авар, ціару-бакі «имя+место».
Из этого следует, что при всем разнообразии проявления данной лексико-грамматической категории в языках различных типов имеется ряд универсальных свойств, присущих местоимениям всех или, по крайней мере, большей части языков. Тем более, это утверждение представляется верным по отношению к языкам, имеющим генетическую общность, каковыми являются дагестанские языки.
С учетом вышесказанного актуальность настоящей темы исследования можно увязать с несколькими обстоятельствами. С одной стороны, грамматический анализ местоимений занимает достаточно прочные позиции в грамматических исследованиях дагестанских языков. Уже в фундаментальных работах П. К. Услара мы находим характеристику основных разрядов местоимений. В частности, в его грамматическом описании лакского языка выделены следующие группы местоимений: личные, причем "родительные падежи ... местоимений личных составляют местоимения притяжательные" [Услар 1890: 59]; возвратные (и притяжательно-возвратные); указательные (одновременно и личные 3-го лица: «различием последних определяется различие относительного положения указываемого предмета к лицу говорящему и к лицу, которому говорится» [там же: 67]); вопросительные и некоторые другие (цинау 'все, весь', цо 'один, некий, некоторый'). Особый разряд составляет местоимение цу, мн. цй.
В исследованиях последующих лет, как в монографиях Услара, основное внимание уделялось характеристике словоизменения местоимений, в то время как аспекты функционирования практически не затрагивались: в лучшем случае их употребление демонстрировалось несколькими иллюстративными примерами. Так, А. Дирр в описании местоимений андийского языка придерживается следующей схемы:
Личные местоимения («андийский язык не имеет особого местоимения 3-го лица» [Дирр 1906:31].'
Указательные местоимения, заменяющие и личное местоимение 3-го лица.
Притяжательные местоимения («сжгь собственно родительные падежи местоимений личных, соотносительно указательных» [там же: 36]).
Вопросительные. %
Относительные («андийский язык-не имеет относительного местоимения... Иногда вопросительное местоимение употребляется в смысле относительного, но сами туземцы говорят, что лучііие его пропускать» [там же: 40-41]).
Возвратные местоимения + местоимение «сам».
Неопределенные местоимения.(«каждый», «некий, некоторый»...).
Особенности прономинальных систем дагестанских языков, неоднозначность лексико-грамматического статуса отдельных разрядов местоимений приводили и приводят постоянно к различиям в их интерпретации. Это касается и позиции местоимения 3-го лица в составе личных местоимений, вопроса о самостоятельности притяжательных и относительных местоимений, нерешенными остаются вопросы о составе вопросительных, определительных и других разрядов местоимений в аспекте их взаимоотношения с прилагательными, числительными и наречиями.
Многие вопросы, касающиеся специфики местоимений, получили научное освещение с позиций лингвистической типологии. Не претендуя на сколько-нибудь полный охват исследований в этой области отечественного языкознания, отметим некоторые из них.
Ряд вопросов, касающихся характеристики как прономинальных систем в целом, так и отдельных разрядов местоимений, поднимался в сборнике «Теория и типология местоимений» (М., 1980). В большинстве работ из этого сборника анализируется материал конкретных восточных языков - японского, арабского, персидского, тагальского и др. Для нашей работы особый интерес представля-ют статьи, посвященные типологическим аспектам проблемы [Козинский 1980;
Соколовская 1980], а также исследование, проведенное на материале русского языка [Барулин 1980].
Среди монографий, посвященных исследованию местоимений в типологическом аспекте, особого внимания заслуживает работа К. Е. Майтинской [1969]. Автор ставил перед собой следующие цели: «а) выявить всевозможные типы некоторых внутрисистемных (частично и внешнесистемных) связей местоименных слов в разных языкахЛи (насколько это возможно) выявить степень распространенности (степень «универсальности») этих типов; б) проследить закономерности возникновения и развития местоименных слов и закономерности развития типов некоторых подсистем у этих слов» [Майтинская 1969:20-21].
Важное место в ряду исследований, посвященных местоимениям, занимает монография Е. М. Вольф «Грамматика и семантика местоимений» [1974]. В функциональном плане существенной для исследования местоимений, особенно в сопоставительном плане является монография О. Н. Селиверстовой [1988], акцентировавшей внимание на функциональных характеристиках личных, неопределенных, кванторных и некоторых других разрядов местоимений русского и английского языков.
Постоянно обращаются к рассматриваемой проблематике и специалисты-дагестановеды. Достаточно подробно состояние исследований в этой области показано в специальном обзоре М. Е. Алексеева и М. А. Магомедовой [2004: 3-12], в силу чего в настоящей работе мы укажем лишь основные направления этих исследований.
Общий состав и классификация. При общей однотипности систем местоимений в дагестанских языках, различные грамматические описания выделяют существенно различающиеся группировки местоименной лексики, что зависит не только от структурных особенностей исследуемого языка, но и от применяемых в соответствующем описании подходов. Например, в рутульском языке, по Г. X. Ибрагимову [1978: 77-83], различаются следующие виды местоимений:
I. Личные (собственно-личные).
II. Возвратные.
Указательные.
Вопросительные.
Притяжательные.
VI. Неопределенные. v- "
VII. Отрицательные.
В работе С. М. Махмудовой [2001: 180] из данного списка исключены притяжательные местоимения, что обосновывается следующим образом:
«Е. Ф. Джейранишвили [1983: 546] выделяет в рутульскои прономиналь-ной системе и разряд притяжательных местоимений. Г. X. Ибрагимов, также выделяя этот разряд, замечает, что "местоимения в родительном падеже в то же время являются притяжательными" [1978: 82]. Не выделяет их М. Е. Алексеев [Alekseyev 1994: 225-226], что представляется вполне справедливым, если учесть активно действующую в рутульскои грамматической системе категорию притяжательности, проходящую не только сквозь именную, но и, в некоторых случаях, сквозь глагольную систему. В местоимении она пронизывает, как отмечает Г. X. Ибрагимов, несколько разрядов: личные - изды 'мой', ихьды 'наш'; указательные - мипийды 'этого', тинийды 'того'; возвратные - джуды 'свой' (ед.ч.), длсухьды 'свой' (мн.ч.); вопросительные - гьалды 'чей', гьидид 'чей' (III, IV кл.); неопределенные - гьалдына 'ничей', т.е. перед нами притяжательные формы, а не отдельный разряд».
О неоднозначностях в трактовке отдельных разрадов местоимений свидетельствует также мнение П. А. Саидовой по поводу выделения А. Р. Махмудовым в закатальском диалекте аварского языка «обобщительных и неопределенных местоимений (кинабгу «все», ляммаб «все», баццаб «все» щибгу «все», гьарцоеб «каждый», цо-чамиб «несколько», чамгіагиеб «сколько угодно», чамгиеб «всяческий». Нам представляется необоснованным выделение перечисленных местоимений в самостоятельный разряд, ибо они, как правило, являются или вопросительными местоимениями или другими частями речи, передающими значение неопределенности, обобщительности или опре-
делительности» [Саидова 1983: 29]. Наличие подобных разночтений показывает нерешенность целого ряда проблем, связанных с классификацией местоимений.
В связи с параметрами применяемых в дагестановедческих исследованиях классификаций Б. Р. Курбанов [1998;. 6] отмечает, что "исследователи в этом аспекте чаще следуют некоторой традиции, нежели опираются на определенные априорные принципы. Во всяком случае нередкие дискуссии по связанным с этим аспектом (ср. вопрос о личном местоимении 3-го лица, о притяжательных, отрицательных, относительных и некоторых других разрядах местоимений) вопросам вызваны именно столкновением двух данных подходов". На наш взгляд, в основе всех предлагавшихся классификаций лежит семантика, обусловливающая и некоторые особенности морфологии и синтаксиса местоимений.
Ряд авторов предлагает к числу местоимений относить только такие лексемы, которые замещают имена существительные. Такой позиции придерживается, в частности, исследователь лезгинского языка Р. И. Гайдаров, считающий, что местоимение «включает в себя всего лишь 14 слов... Все остальные слова-заместители, указывающие на признак и количество предметов, на признак действия и др., в состав данной части речи не входят и рассматриваются в разделах, посвященных именам прилагательным, числительным и наречиям» [Гайдаров 1987: 73]. Соответственно, из числа лезгинских местоимений исключаются и такие традиционные разряды, как указательные, определительные, неопределенные и т.п.
Функциональная идентичность местоимения с существительным - не единственный признак, по которому сужается круг потенциальных местоимений. Р. И. Гайдаров предлагает также исключать из числа местоимений также следующие единицы:
- са вужятіани 'кто-то' (букв, 'один кто является ли и'),
- са вуч ятіани 'что-то' (букв, 'один что является ли и'), ср.: И вахтунда руша са вуч ятіани ийизвай [Л.Х.] 'В это время девушка что-то (= нечто определенное, но не известное говорящему) делала'.
Собственно синтаксический критерий использует, например, Б. Б. Талибов в статье, посвященной цахурским местоимениям [1983: 12]: "Цахурские местоимения в зависимости от того, указывают ли они на предмет (лицо) или на его качество, а также в зависимости от лексико-семантической структуры и грамматических связей с другими словами делятся на местоимения неатрибутивные (зы «я», гъу «ты», ши «мы», шу «вы», вудж «сам», гьушшу «кто», гьидлсо «что» и др.) и местоимения атрибутивные (мала «тот», «та», шена «тот», «та», гьайна «этот», йизда «мой», йигъна «твой», йишда «наш», вушда «ваш» и др.). Такое деление оправдано как с формальной, так и с функциональной точки зрения. Неатрибутивные местоимения склоняются по образцу имен существительных с той лишь разницей, что при склонении имен существительных падежные аффиксы присоединяются непосредственно к неизменяющейся основе, а при склонении неатрибутивных местоимений их основы претерпевают внутренние изменения".
Наконец, третья позиция опирается в основном на семантический критерий. В связи с этим можно указать на монографию А. Е. Кибрика и С. В. Кодзасова [1990: 228-229], в которой в рубрику «Местоимение» помещены такие лексемы, как «сколько», «когда», «где», «куда», в других классификациях относимые к числительным и наречиям.
Особенности словоизменения. В разделах грамматик различных дагестанских языков, посвященных местоимению, эта сторона местоимений раскрывается особенно полно. Из работ, специально посвященных анализу склонения местоимений, можно назвать публикации А. С. Чикобава [1942], А. А. Магометова [1961; 1962; 1972], Б.М.Атаева [1988], В. И. Кикилашвили [1987] и др. Среди наблюдений, касающихся особенностей склонения местоимений, нередко отмечается совпадение эргатива и номинатива личных местоимений, обобщаемое в специальной статье С. М. Хайдакова [1967], в которой
данное морфологическое явление получает синтаксическую интерпретацию: «... оба главных компонента предложения — подлежащее и прямое дополнение — с глаголами переходного значения стоят в именительном падеже. Ср.: лакск. на чивчуссар чагъар 'Я написал письмо'. Местоимение на 'я', облеченное в форму именительного падежа, в данном предложении выполняет функцию эргатива, существительное чагъар 'письмо', стоящее также в именительном падеже, выполняет функцию прямого дополнения». Еще одним характерным для дагестанских языков явлением можно назвать супплетивизм прямой и косвенной основ у вопросительных местоимений, чему на материале аварского языка была посвящена статья И. И. Церцвадзе [1953]. Что касается склонения указательных местоимений, то, как отмечается во многих работах, оно осуществляется по модели адъективов [см. Ломтадзе 1956; Сулейманов 1979 и др.].
В специальной литературе также уделялось внимание специфике проявления в местоимениях некоторых грамматических категорий, в частности категории числа [Атаев 1985]. Особенности числовой парадигмы, а также классного согласования личных местоимений послужили поводом для выделения их в несколько самостоятельных согласовательных классов [Кибрик 1972]. Ср. также:
«В арчинском языке встречаются слова, для которых не удается описать правила согласования в рамках основных четырех лексико-грамматических классов . К числу таких слов относятся личные местоимения первого и второго лица zon "я", un "ты" (мн. пеп "мы", z0en "вы"). Местоимения zon, un в зависимости от того, лицо какого пола они обозначают, требуют согласователей I или II класса, а формы мн. числа пеп "мы", z0en "вы" согласуются как субстантивы III-IV классов. Примеры:
zon isik w-i "я (I) здесь нахожусь"
zon isik d-i "я (II) здесь нахожусь"
un isik w-i "ты (I) здесь находишься"
un isik d-i "ты (П.) здесь находишься"
пеп isik 0-і "мы здесь находимся"
z0en isik 0-і "вы здесь находитесь"
На основании этого местоимения пеп "мы", z0en "вы" (в ед.ч. zon "я", un "ты") при обозначении ими лиц мужского пола следует выделить в отдельный класс (в таблице - V класс). В тех же случаях, когда данные местоимения обозначают лиц женского пола, они включаются в VI класс (согласователи отмечены в таблице)» [Кибрик и др. 1977: 63].
Местоименные наречия английского языка являются неизменяемыми. В то же время дагестанские наречия места образуют ряды локативных падежей, включающие локатив, аллатив и аблатив (в некоторых языках и другие падежи). К этому следует добавить и классно-числовое изменение наречий места в некоторых языках, ср. авар.
Отчасти такое противопоставление напоминает английская триада наречий here - hence - hither I there - thence - thither. Однако такое противопоставление не имеет аналогов в системе именного словоизменения и, кроме того, включает устаревшие лексемы.
Словообразовательные связи местоимений. В типологическом плане словообразовательные потенции местоимения подчеркивались в свое время И. И. Мещаниновым: «Участие местоимений в образовании формативов других частей речи не выяснено во всех подробностях, но предполагается значительным кругом ученых, и в отдельных случаях не подлежит никакому сомнению. Этот процесс, в основном, проходил синтаксическим путем. Местоимение использовалось не для лексического словообразования, а для выражения отдельных оттенков значимости слова в предложении. Местоимение получало в этом положении, синтаксическую служебную роль, входя в состав соответствующей синтаксической группы. Служебная роль и частое использование местоимений для конкретизации предмета в одном и том же синтаксическом значении вели к
превращению местоимений в служебные частицы с усечением местоименных форм и с последующим их переходом в аффиксы» [Мещанинов 1945:227].
При исследовании конкретных прономинальных систем дагестановеды нередко обращали внимание на системный характер словообразовательных отношений в отдельных подгруппах местоимений. Ср., например: «Важным моментом в развитии указательных местоимений аварского языка следует считать то, что они стали исходными для образования целых звеньев новых слов, относящихся к различным частям речи» [Микаилов 1972: 15]. Вывод о том, что «основным источником пополнения разрядов местоимений в чамалинском языке служат вопросительные местоимения им. «кто?», ед «что?»; производные от них, образованные разными путями (аффиксация, словосложение, встречаются во всех неосновных разрядах местоимений» [Магомедова 1983: 86], как можно полагать, оказывается справедливым и для многих других дагестанских языков. В то же время достаточно необычно в типологическом плане выглядит отмеченная А. К. Абдуллаевым [1983: 80] в цезском языке возможность образования абстрактных имен от личных местоимений с помощью суффикса -лъи (ди 'я' -ди-лъи и т.п./
В статье Э. М. Шейхова [1983,115], посвященной образованию и истории указательных местоимений в лезгинском языке, отмечается, что «по способу образования они дифференцируются на простые, сложные и составные».
Отношение местоимений к другим частям речи. Обычно грамматические описания не дают обоснования для выделения местоимения в качестве самостоятельной части речи, поскольку имплицитно предполагается наличие данной лексико-грамматической категории в исследуемом языке (ср. выше тезис об универсальном характере местоимений). Такое положение было подвергнуто сомнению в грамматике арчинского языка: «Местоимения не образуют отдельной части речи, а распределяются, в зависимости от своей функции, между субстантивами и адъективами» [Кибрик 1977: 123]. Несмотря на это, по словам А. Е. Кибрика, «местоимения, во-первых, являются очень употребительным классом слов и, во-вторых, обнаруживают ряд характерных регуляр-
ностей в формообразовании...» [там же: 123-124], что, по существу, ведет к признанию факта самостоятельности местоимений.
В специальных работах, посвященных местоимениям [например, Курба-нов 1998; Гусейнова 1996; Магомедова 2004], предлагается комплексный анализ специфики местоимений с различных точек зрения - со стороны семантики, словоизменения, словообразования и синтаксических функций, что в конечном счете дает набор дифференциальных признаков, отличающих местоимение от других частей речи.
Проблемы сравнительно-исторического анализа. Как известно, «категории словаря, отражающие более или менее универсальные для человеческого общества понятия и составляющие так называемый "основной" лексический фонд - патронимика, обозначения явлений природы, названия элементов дикой флоры и фауны, личные местоимения (выделено нами. - 3. М.), обозначения элементарных действий и т.п., - а также субстанция грамматических морфем (прежде всего, - словоизменительных аффиксов), представляют собой наиболее надежный для сравнительно-генетического исследования материал» [Климов 1990:30-31].
Что касается непосредственно прономинальных систем нахско-дагестанских языков, о перспективах их сравнительно-исторического исследования свидетельствует следующее высказывание: «При недостаточной изученности проблемы частей речи в дагестанских языках не только в историческом, но и в синхронном аспекте трудно сказать, какие лексико-грамматические классы слов, помимо субстантивов, охватывала категория падежа. Тем не менее, имеются основания для утверждения о падежном словоизменении некоторых разрядов местоимений, обладавших при этом рядом специфических особенностей (супплетивный способ образования косвенной основы, нерегулярность образования отдельных падежных форм и некот. др.» [Алексеев 1995: 95].
В силу этого местоименная лексика не раз становилась объектом исследований сравнительно-исторического характера в этимологических словарях и т.п. [Сравнительно-историческая... 1971; Хайдаков 1973; Назаров 1974; Гиги-
нейшвили 1977; Алексеев 1985; Nikolaev, Starostin 1994 и др.]. Так, в специальной брошюре В. П. Назарова [1974] в историческом аспекте были исследованы указательные местоимения и система личных местоимений дагестанских языков.
Местоимениям аварского и андийских языков посвящен ряд работ Б. М. Атаева [1985; 1996: 76-87 и др.], уделившего значительное вниамние сравнительно-историческому аспекту проблемы. В отдельных публикациях Б. М. Атаева рассматриваются вопросы генезиса форм инклюзива и эксклюзива в аваро-андо-цезских языках [Атаев 1983], реконструкции прономиналыюй системы аварского языка [Атаев 1992] и др. Прономинальная лексика аварского языка общевосточнокавказского происхождения служит объектом исследования в статье М. Е. Алексеева и Б. М Атаева [2001], где дается этимологический обзор следующих аварских местоименных основ: дун 'я', ниж 'мы', мун 'ты', нуж 'вы', щив (й, б) 'кто', лълъи- 'кто (косв. осн.)', ссун- 'что (косв. осн.)', ки- -основа вопросительных слов кида 'когда', кигіан 'сколько', кин 'как', кина-б 'какой', леи- 'сам, себя', гье-б, гьа-б 'этот', гъо-б 'этот'.
В историческом плане исследуются классные формы местоимений в аварских диалектах И. А. Исаковым [1983]. В серии статей И. Х.Абдуллаева [1964; 1983; 1992а] рассматривается история отдельных местоимений и местоименных основ лакского языка. В частности, им было показано, что «в прошлом в лакском языке были распространены ауслаутные классные показатели в различных частях речи, в частности, в.местоимениях: цу-в, *цу-р, цу-б 'сам, -а, -о'»[Абдуллаев 1964: 42]. Там же прослеживается и «генезис сложных классных показателей — композитов в лакском языке -рд-, -б- (—* пп), которые являются сочетаниями двух классных показателей одного и того же грамматического класса, но выполняют различные смысловые функции». Об истории отдельных аварских местоимений писал М. Д. Хангереев [1997а,б] Генезису формы нишша 'вы' в хайдакском диалекте даргинского языка посвящена статья Ш. Г. Гаприндашвили [1953]. В статье С. Л. Быховской [1940] супплетивизм в склонении местоимения первого лица множественного числа цудахарского
диалекта даргинского языка увязывается с оппозицией инклюзива-эксклюзива в кайтагском.
О. И. Кахадзе [1964: 368] показал, что эксклюзивная форма в арчинском языке является по происхождению возвратной. Исходя из этого, Г. В. Топуриа [1969, 104] предположил, что "наличие категории инклюзива-эксклюзива во всех лезгинских языках, различающих эту категорию, явление вторичное, и ее следует рассматривать как результат морфологизации различных фонетических вариантов".
На материале языков лезгинской группы была предпринята попытка установления исходной структуры личных, указательных и вопросительных местоимений [Кикилашвили 1986]. В специальной статье У. А. Мейлановой " [1983] были рассмотрены ареальные изменения и развитие некоторых разрядов местоимений в лезгинском языке. Исследовавший вопросительные местоимения лезгинских языков Е. Ф. Джейранишвили [1955], установил сложное строение основы некоторых из них, где выделяется элемент гьа-//гъи-, выражающий указание или категоричность.
Семантика местоимений. Из семантических оппозиций, наблюдаемых в системе местоимений дагестанских языков, наибольшее внимание дагестанове-дов привлекала оппозиция инклюзива-эксклюзива. Как с синхронно-типологической, так и со сравнительно-исторической точки зрения эта проблема была исследована в диссертации О. А. Гулыги [1979], где было также высказано предположение о наличии в общедагестанском состоянии, помимо инклюзива-эксклюзива, также двух форм местоимений мн. числа 2-го лица: нейтрального (*ви-х'ваън) и ограниченного (*джваь-н).
В системе указательных местоимений наибольший интерес у исследователей [Халилов 1983; Темирбулатова 1983; Магомедова 1990; Friedman 1996; Мамаева, Амирова 2003] вызывают особенности их градации по степени удаленности от говорящего и слушающего, а также некоторые другие параметры.
В последнее время исследователи стали обращать внимание на способы выражения «глобальных» категорий местоименного характера, выходя-
щих за рамки собственно прономинальной системы. Одной из таких категорий можно назвать категорию определенности-неопределенности, исследованную в серии работ М. А. Магомедовой [2004; 2005; 2006; 2007]. Исследованию функционально-семантического поля дейксиса (ФСППД) посвящена кандидатская диссертация П. А. Амировбй [2006]. В работе обосновываются следующие положения:
- В сопоставляемых языках ФСППД имеет сложную многоком
понентную структуру, представленную средствами всех языковых уров
ней: морфологического, синтаксического, лексического и просодического.
Деиксис является языковой категорией, имеющей актуализационную природу и зависящей от намерений говорящего, от идиоэтниче-ских особенностей носителей языка и от структурных особенностей языка.
Доминантой ФСППД в исследуемых языках являются указательные местоимения. Указательные местоимения в аваро-андийских языках выражают пространственную ориентацию более расчлененно, нежели в германских языках.
Функционально-семантическое поле пространственного дейксиса в исследуемых языках обладает сложной многомерной структурой, которая определяется семантическими функциями его компонентов. Компоненты функционально-семантического поля пространственного дейксиса неравномерно распределяются по микрополям, в чем находит отражение специфика исследуемых языков [там же: 5].
Надо сказать, что исследуемая семантика понимается автором весьма широко. Например, при анализе пространственных падежей аваро-андийских языков говорится, что они выражают деиксис места и деиксис направления [там же: 23], Между тем, проостранственные падежи могут участвовать в выражении дейксиса лишь в специфических контекстах, напр., за домом = с противоположной от говорящего стороны.
Функциональная характеристика. В последние годы этот аспект все чаще становится предметом специального анализа. Так, опыт систематического
анализа функционирования прономинальных систем предлагается на материале лезгинского [Курбанов 1996; 1998 и др.], даргинского [Гусейнова 1996 и др.] и аварского [Магомедова 1996 и др.] языков. Другие языки, несмотря на сравнительную многочисленность публикаций по проблемам местоимений, с точки зрения их функционирования остается слабо изученным. С функционально-типологической точки зрения рассматривались и отдельные разряды местоимений, в т.ч. возвратные на материале как дагестанских языков в целом, так и отдельных дагестанских языков [Тестелец, Толдова 1998; Магомедов 2001; Магомедова 2002; 2003а,б; Алексеев 2005; 2006]. Показания возвратных местоимений использовались А. Е. Кибриком в типологической характеристике дагестанских языков с точки зрения эргативной / аккузативной стратегии [Кибрик 1980-1081].
Терминология. Специальные работы, в которых бы обсуждалась терминологическая проблематика, связанная с особенностями прономинальной системы дагестанских языков, отсутствуют. Подавляющее число публикаций, так или иначе касающихся обсуждаемой проблемы, следуют традиционной терминологии. Из оригинальных терминов, предлагавшихся в отдельных исследованиях, можно отметить термин «обобщительные местоимения», в свою очередь подразделяемые на собирательные (циняв 'все', щала 'весь') и обобщающе-выделительные (или обобщающе-разделительные: цума-ца 'всякий', гьарца 'каждый') [Абдуллаев 1983: 41]. Термин «дейктоним», введенный 3. Г. Аб-дуллаевым [1993], по существу означает «местоимение» и, таким образом, вряд ли может быть использован в последующих изысканиях.
Диалектные особенности местоимений. Выделение данного направления [см. Алексеев, Магомедова 2004, 6] основывается, как можно заметить, не на структурных характеристиках исследуемого материала, а на принадлежности его той или иной диалектной единице. Поэтому нельзя считать работы, посвященные прономинальным системам отдельных диалектов [Ганиева 1983; Саи-дова 1983; Темирбулатова 1983; Сулейманов 1983; Сулейманов 1983; Ибраги-
мов 1988; Абдуллаев 1992 и др.] особым направлением, отличным по своей проблематике от других рассматриваемых здесь рубрик.
Представленный выше обзор наглядно показвает, что в современном да-гестановедении имеется настоятельная необходимость всестороннего исследования и комплексного решения многих проблем, которые довольно редко ставились в дагестановедении. Особо следует отметить незначительность публикаций сопоставительного характера, по крайней мере в сравнении с другими компонентами грамматики. Не лучше обстоит дело с обобщающими работами по местоимениям дагестанских языков, хотя в литературе отмечался целый ряд черт, объединяющих прономинальные системы дагестанских языков. Ср.: «Местоимения дагестанских языков обладают своеобразием как с точки зрения своего состава, так и с точки зрения особенностей словоизменения. Среди личных местоимений противопоставлены инклюзив и эксклюзив. В роли местоимений III лица обычно выступают указательные, дифференцирующие по степени удаленности от говорящего ("этот около меня" - "этот около тебя" - "тот") и по вертикальной соотнесенности (выше / ниже / на одной плоскости) с говорящим. Указательные местоимения также согласуются с определяемым в классе. В роли притяжательных функционируют формы генитива личных местоимений. Отрицательные местоимения обычно не обособлены от неопределенных (образующихся от вопросительных с помощью соответствующих частиц), которые приобретают соответствующее значение в отрицательных предложениях. В склонении личных местоимений часто отмечается совпадение именительного и эргативного падежей. Прямая основа часто содержит окончание -н, утрачивающееся в косвенной основе. Достаточно нерегулярно образуются формы генитива и датива личных местоимений. Вопросительные местоимения имеют супплетивную косвенную основу» [Алексеев 1999:158-159].
Цели и задачи исследования непосредственно вытекают из охарактеризованной выше ситуации. В настоящей работе предлагается структурный и семантический анализ одной лексико-грамматической группы дагестанских языков в плане сопоставления с прономинальной системой анг-
лийского языка, обобщение проводившихся ранее в этой области исследований, выявление и анализ новых фактов. Достижение этой цели требует решения и некоторых конкретных задач, в т. ч.:
Выявление и описание семантического поля "прономинальности" в отдельных дагестанских языках. Несмотря на наличие раздела «Местоимение» практически во всех грамматических описаниях, характеристика местоимений в них далеко не всегда отличается полнотой.
Обобщение морфологических, синтаксических и семантических критериев, используемых в определении местоимения как самостоятельной части речи. Такое обобщение является необходимым как в собственно типологических, так и в сравнительно-исторических целях.
Выявление на основании сопоставления с системой местоимений английского языка типологически специфических черт в структуре и семантике отдельных разрядов дагестанских местоимений.
Сопоставительный анализ качественного и количественного состава исследуемой лексико-грамматической группы, а также ее особенности в аспекте парадигматики и синтагматики.
Хотя многие синхронные специфические особенности склонения местоимений, как предполагают, восходят к общедагестанскому состоянию (ср., например, реконструкцию общедагестанских единиц со значением «я», «мы», «ты», «вы», «мой», «кто», «кому», «она» в [Лексика 1971: 228-231]), сравнительно-исторический аспект проблемы в нашей работе не рассматривается.
5. Установление типологических закономерностей в функционировании
отдельных групп местоимений английского и дагестанских языков.
Научная новизна работы связана, во-первых, с тем, что сопоставительное исследование особенностей прономинальной системы дагестанских языков с подобной точки зрения проводится впервые. Это позволило дать типологически обоснованную характеристику не только местоимениям в целом как самостоятельной лексико-грамматической категории, но и отдельным ее разрядам.
В диссертации имеются некоторые новые наблюдения в области грамматики отдельных дагестанских языков, связанные с особенностями функционирования местоимений в текстах различных жанров. Новизна настоящей работы проявляется также в трактовке зависимости некоторых структурных черт прономинальной системы от общей контенсивно-типологической характеристики сопоставляемых языков.
Теоретическая значимость является следствием глубины предлагаемых в работе обобщений, касающихся классификации и функциональной характеристики местоимений дагестанских языков. Предлагаемое в диссертации описание может иметь значения для дальнейшего уточнения как общих, так и уникальных черт исследуемой лексико-грамматической категории в языках мира. Ср. следующее замечание, высказанное в связи с общетеоретическими аспектами сопоставительной грамматики: «Нельзя также не учитывать тех возможностей, которые предоставляет сопоставление для более полного раскрытия языковой специфики, многие аспекты которой ускользают из поля зрения языковедов, описывающих язык без обращения к внешнему эталону. Более того, при отсутствии серьезной сопоставительной традиции многие грамматики дагестанских языков имплицитно как бы повторяют в своей принципиальной схеме русскую, игнорируя непроизвольно своеобразие грамматической структуры и словарного состава описываемых языков» [Шейхов 1994:3].
Практическая ценность заключается в первую очередь в возможностях ее использования конкретных при составлении вузовских курсов и учебников по сопоставительной грамматике дагестанских языков, а также в качестве методического руководства для исследования соответствующих фрагментов грамматики малоизученных дагестанских языков.
Приемы и методы исследования, используемые в работе, в основном соответствуют направлению сопоставительной (контрастивной) лингвистики, т.е. в качестве основного метода здесь используется сравнительно-типологический, нацеленный на выявление в сравниваемых языках как подобных, так и различных структурных черт. Собственно сопоставительное иссле-
дование нередко может обращаться также к формулировкам, значимым и для типологии, в частности для ее контенсивно-типологического направления.
В целом мы подходим к исследованию местоимений дагестанских языков, руководствуясь положениями ленинградских типологов, в соответствии с которыми «мы должны исследовать, как реализуется в каждом конкретном языке некоторая универсальная семантическая система, т.е. система значений, которые (как показывает известный языковой материал) должны быть выражены в любом языке. Иными словами, если мы будем прослеживать, как передаются в разных языках более или менее произвольно выбранные значения, то результат - каталогизация пестрых фактов; если же мы изучаем, как реализованы в языковых структурах системно организованные значения, то под анализ подводится значительно более прочный фундамент...» [Категории глагола 1983: 6-7].
Материалом исследования послужили прежде всего грамматические описания английского и дагестанских языков, начиная с основополагающих монографий П. К. Услара [1888; 1889; 1890; 1896; 1979]. В работе также используется подобранный нами корпус материалов, извлеченных из классической и современной литературы на сопоставляемых языках.
На защиту выносятся следующие положения:
Дагестанские языки обладают значительной общностью как в строении прономинальной системы в целом, так и в конкретных особенностях отдельных подгрупп (разрядов) местоимений. Во многом это вызвано общностью происхождения дагестанских языков.
Ряд специфических черт дагестанских местоимений обусловлен контактами дагестанских языков с тюркскими, хотя в целом удельный вес явлений такого рода не столь велик.
На основании сопоставления дагестанских прономинальных систем с английской выявляется ряд общедагестанских структурных черт, обусловленных их общей типологической характеристикой, их принадлежностью к эргативной типологии.
4. Наибольшей эффективностью сопоставление систем местоимений обладает при широком понимании рассматриваемого лексико-граммати-ческого класса, при котором в его рамках рассматриваются и так называемые местоименные числительные, наречия и т.п.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования обсуждались на заседании Отдела кавказских языков Института языкознания РАН. По материалам исследования опубликовано несколько статей общим объемом 2 а. л. в т. ч. в журнале «Вопросы филологии».
Структура работы. Диссертация включает введение, две главы, заключение, список литературы, а также список источников и сокращенных названий языков.
Общий состав и классификация
Хотя на вопрос о значении местоимений были даны, по крайней мере, «три основных ответа: местоимения не имеют значения, что и составляет их специфику; местоимения не имеют постоянного значения, оно меняется в каждом акте речи; местоимения не отличаются от других языковых знаков в плане неустойчивости, непостоянности значения; их своеобразие заключается в том содержании, которое выражает это значение» [Селиверстова 1978: 27], все же большинство авторов сходятся в признании того факта, что для семантики местоимений характерна высокая степень обобщенности и отсутствие постоянной предметной отнесенности.
В качестве типичного определения можно привести высказывание А. И. Смирницкого [1959: 179-180] о том, что «для семантики местоимений характерно то, что с их помощью ничто не называется, а лишь указывается в самых общих чертах, соответственно отношению к речевой ситуации (а не по каким-либо моментам, не зависящим от этой ситуации), на тот или иной предмет или на то или иное (опять-таки присущее предмету не как таковому, а лишь в определенной ситуации речи) свойство предмета. Поэтому общее значение местоимений можно определить как указание на тот или иной предмет или признак, определяемый ситуацией. По самому характеру своей семантики местоимения оказываются как бы лишенными постоянного и закрепленного за ними значения в том смысле, что местоимения не выступают как постоянное обозначение того или иного определенного предмета или признака». Эту формулировку в принципе повторяет дефиниция из «Грамматики русского языка»: «К разряду местоимений относятся такие слова, которые указывают на предметы и на их признаки, но не называют их и не определяют их содержания» [1952: 387]. Естественно, что аналогичные определения можно найти практически во всех современных грамматиках дагестанских языков. Подобное единодушие обусловлено тем, что наличие в языке таких дейк-тических элементов, обозначающих факты действительности не путем непосредственной номинации, а с отсылкой на некое другое наименование или исходя из ситуации разговора, в типологии признается универсалией, то есть явлением, свойственным всем языкам мира [Гак 1977: 125].
Расхождения между английским и дагестанскими языками в выделении разрядов местоимений по значению невелики, что, по-видимому, также объясняется универсальным характером выражаемых ими значений. В дагестанских языках, как правило, выделяются следующие разряды местоимений: личные, возвратные (лично-возвратные), указательные, вопросительные, определительные, неопределенные, отрицательные. В конкретных описаниях этот состав может иметь определенные модификации, вызванные как особенностями языковой структуры, так и принципами выделения местоименных групп, применяемые в этих описаниях. Так, в грамматических очерках цахурского языка отсутствует категория определительных местоимений и в то же время выделяется группа притяжательных [Ибрагимов 1990: 103-111; Элементы... 1990: 130]. Заметим в связи с этим, что в некоторых работах вообще «местоимение не считается особой частью речи», хотя оно и «рассматривается отдельно... ввиду его морфологического своеобразия (богатого супплетивизма и наличия внутренних словообразовательных связей между отдельными разрядами местоимений» [КибрикИ1977:7].
В грамматиках английского языка обычно выделяются следующие подклассы: местоимения личные, притяжательные, указательные, вопросительные, возвратные, относительные, неопределённые, отрицательные и неопределённо-личные, причем подобное деление, как правило, основывается исключительно на семантике соответствующих единиц.
Отметим, что и в русском языке выделяются местоимения притяжательные и относительные. Вместе с тем, и в русском языкознании представлены разные подходы к определению лексического состава местоимений как части речи: если, например, «Грамматика русского языка» относит к местоимениям все перечисленные выше разряды, т.е. как субстантивные, так и адъективные формы [1952: 387-388], то «Русская грамматика» квалифицирует адъективные формы в качестве местоимений-прилагательных, относя к собственно местоимениям лишь местоимения-существительные [1980: 531].
Существенные различия между сравниваемыми языками наблюдаются в дальнейшей рубрикации отмеченных выше разрядов, о чем речь пойдет ниже.
Личные местоимения в английском и дагестанских языках имеют одинаковую семантику - они указывают на лица, участвующие или не участвующие в общении, по их отношению к говорящему лицу. Однако качественный и количественный их состав в сравниваемых языках заметно различается. В английском в подсистему личных местоимений входят единицы трех лиц: Ед. число Мн. число В дагестанских языках к личным принято относить лишь местоимения 1-го и 2-го лица, в то время как функции местоимений 3-го лица здесь выполняют субстантивированные указательные местоимения.
В то же время в ряде языков местоимения 1 лица множественного числа различают формы эксклюзива и инклюзива: авар, нилъ мы с вами; мы с тобой / нюіс мы без вас; мы без тебя , анд. иліил I ищил, ботл. тій / ищи, годоб. иліе / ище, карат, иліи / ищи, ахв. мхи / шей, тинд. иліа / ища, багв. илълъи / ищи, ча-мал. иліи/шей, таб. ухъу /учу, аг.хьин I чин, арч. нем / нептіу, крыз. йин / жин, будух. йин I жин, хин. кин/йир.
Возвратные (лично-возвратные) местоимения в дагестанских языках не только указывают на объект, тождественный субъекту того же предложения (то есть в предложении реальное значение возвратных местоимений обычно совпадает с реальным значением подлежащего), но и используются в логофорическом и выделительном (эмфатическом) значениях. Последнее характерно и для английского языка. В составе возвратных местоимений в сравниваемых языках наблюдаются расхождения в части возвратно-притяжательных местоимений: если в английском их функцию выполняют лично-притяжательные, то в дагестанских представлены собственно возвратно-притяжательные.
Кроме того, несколько различен сам принцип образования этих местоимений. Если в английском языке они образуются от объектной или притяжательной формы с помощью компонента -self, то в дагестанских этот принцип имеет место только по отношению к 1-му и 2-му лицам. Например, в лакском языке выделяют многочисленную группу возвратных местоимений, которая делится на подгруппы возвратно-определительных (образуемых от личных и так называемых притяжательных местоимений: нава я сам , инава ты сам , тава он тот самый , ттулва мой (самый) , ттунма мне (самому) и др.) и возвратно-притяжательных (образуемых от возвратно-определительных местоимений: ттулвасса, вилвасса и т.п.), а в 3-м лице местоимение с самостоятельной основой цу сам .
Особенности словоизменения местоимений
Соотношение перечисленных компонентов (и некоторых других) в семантической структуре местоимения в различных языках варьирует (ср. например, параметр «класс/род», отсутствующий в лезгинском, агульском и удинском языках). Различный набор соответствующих характеристик могут иметь также разные классы местоимений и даже отдельные прономинальные единицы. Некоторые из них могут вообще не иметь тематического компонента. Такого рода лексемы обозначаются в современной лингвистике термином "детерминативы", именные актуализаторы. В зависимости от квалификации данных слов по признаку "знаменательный7"служебный" они могут рассматриваться как местоимения либо как артикли.
Неоднородность семантики местоименной лексики предполагает возможность логико-семантической ее классифиции, включающей такие разряды как дейктические, анафорические и кванторные местоимения [см. Курбанов 1998:9]. Дейктические, в число которых включаются обычно личные и указательные местоимения (по признаку наличия в их семантике отсылки к речевому акту или к его участникам), характеризуются как определенные. Анафорические местоимения включают, как правило, личные 3-го лица, возвратные, взаимные и относительные местоимения (по признаку наличия в их семантике отсылки к содержанию сообщения, в которое они сами входят). Кванторные местоимения семантически неоднородны и подразделяются на неопределенные (объект не известен говорящему), интродуктивные (объект известен говорящему, но не известен слушающему), универсальные, или обобщающие (объединяют все объекты, принадлежащие к данному классу), экзистенциальные (квалифицируют объект по принадлежности к некоторому классу), отрицательные и вопросительные. Как видим, семантическая классификация местоимений далеко не во всех своих компонентах совпадает с традиционной. Исходя из семантических связей местоимений (в узком смысле слова) и местоименных слов, мы включили в сферу нашего рассмотрения, в частности, вопросительные и некоторые другие разряды наречий, числительное в роли неопределенного артикля (ср. также группу слов, определяемую как "квантификаторы" [quantifiers]: например, англ. some несколько , all все , попе нисколько , any сколько-нибудь , most большинство , every каждый , по ничего ) и т. п. При ведущей роли в определении местоимений как самостоятельной части речи семантического принципа в специальной литературе не раз подчеркивалась целесообразность исходить также (или только) из особенностей их словоизменения.
О наличии таких особенностей у английских местоимений А. И. Смир-ницкий писал: «Местоимения тяготеют к объединению в одну общую группу слов и по ряду формальных признаков, хотя при этом они и характеризуются чрезвычайным разнообразием в оформлении, а в структурном отношении являются более индивидуальными, чем неместоименные слова в пределах соответствующей части речи» [Смирницкий 1959: 186].
Таким образом, речь идет не о формальных отличиях местоимений вообще, а о специфических морфологических характеристиках отдельных групп местоимений. Личные местоимения, например, отличаются от существительных, с которыми сближаются целым набором характерных свойств, следующими моментами: противопоставлением по роду в местоимениях 3-го лица, наличием именительного и объектного падежей в системе склонения и др.
На аналогичные дифференциальные признаки местоимений на фоне именного словоизменения дагестанских языков указывают и ученые-дагестановеды: "В ряде языков личные местоимения обладают особой словоизменительной характеристикой, отличающей их от других субстантивов. Речь идет о способе противопоставления в местоименных парадигмах немаркированного, прямого падежа и падежей косвенных. Этот особый способ может заключаться либо в супплетивизме местоименных парадигм, как в индоевропейских и дагестанских языках, либо, к примеру, в морфологическом статусе соответствующих форм, как в семитских языках" [Гулыга 1979: 5]. О причинах подобного своеобразия О. А. Гулыга пишет следующее:"... прямой падеж личных местоимений служит не только для указания семантической и синтаксической роли местоименной лексемы в предложении, но и для называния объекта (участника речевого акта), находящегося в момент речи перед глазами собеседников. С другой стороны, косвенные падежи передают преимущественно семантическую и синтаксическую информацию" [там же: 6].
Б. Р. Курбанов в связи с этим делает следующее замечание: «... личные местоимения лезгинского языка, действительно, образуют косвенную основу, отличную от "прямого падежа", однако достаточно регулярно, не обособляясь в этом отношении от субстантивов. В то же время супплетивизм косвенной основы проявляется в вопросительных местоимениях» [Курбанов 1998: 10]. Это замечание, верное для лезгинского языка, не может быть отнесено к целому ряду других дагестанских языков.
Особенности употребления
При семантической идентичности личных местоимений сопоставляемых языков в сфере их употребления наблюдаются значительные расхождения. Об одном таком различии между русским языком, с одной стороны, и английским и французским, с другой, пишет В.Г.Гак: «...при общении во французском магазине в качестве эквивалента фразы Этого нет или У нас этого нет можно услышать от продавщицы: Je пе Гаі pas, monsieur, букв, я этого не имею, сударь . Французское высказывание предстает здесь ориентированным на говорящего, тогда как русское соотносится с 1-м лицом мн. числа или вообще ни с каким конкретным лицом не соотносится. Обратимся к другой ситуации и к акту речи иного типа. На собрании из уст председательствующего можно слышать перформативное высказывание такого рода: Слово предоставляется такому-то. Французский или английский председательствующий, аналогичное высказывание относительно чаще сформулирует с помощью предложения типа Je donne la parole a Untel, букв. "Я даю слово такому-то . Приведенные ситуации весьма различны, различны и типы актов речи (констатирующее в первом случае, перформативное во втором), но в сопоставительном аспекте их объединяет то, что в обоих случаях французское или английское высказывание ориентировано в большей степени на говорящего, чем соответствующее русское» [Гак 1987: 39].
Дагестанские языки в этом отношении демонстрируют близость к русскому языку, что, видимо, обусловлено общностью культурно-исторического характера. Ср. цахурскую безличную фразу: -Дузлагъдын помидорар водунбыне? (Рус.-цах. разговорник) - Соленые помидоры есть? (вопрос на рынке); - Шохъа мьїкіани закіускіабишже гьиджон водун? - Что у вас есть из холодных закусок? (в ресторане) В функциональном плане следует обратить внимание и на особые типы синтаксических структур, в которых могут выступать личные местоимения английского языка. В частности, А. И. Смирницкий описывал следующие явления: «Личные местоимения I, you, he и пр. употребляются не только в функции подлежащего, а, следовательно, не только в качестве указаний на субъект предложения. Если и можно сказать, что It is I Это я является «грамматическим педантизмом», то It is he Это он, It is she Это она, It was he who found them «Это был он, кто нашел их» и пр. представляются, несомненно, достаточно естественными и вполне литературными выражениями, а не вульгаризмами и отнюдь не нарочито образуемыми «по правилам грамматики» [Смирницкий 1959: 183]. Представляется, что в подобных примерах уникальность создается особой функцией местоимения it, которой не обладают соответствующие местоимения дагестанских языков. В частности, для последних характерна классно-числовая дифференциация, при которой ни одна из имеющихся форм не достигает той степени абстрагирования, которая налицо у англ. it.
«Далее, I, he и пр. обособляются известным образом и в таких оборотах, как I didn t see him, not ІЯ его не видел; (во всяком случае) не я; Не didn t want it, not he Он не хотел этого; (во всяком случае) не он...» [там же]. Подобные синтаксические конструкции в дагестанских языках не отмечены.
А. И. Смирницкий в качестве особенности английских личных местоимений указывал и на возможность их опущения в примерах типа «Saw him yesterday Видел его вчера; Got up very early Встал очень рано и пр. Такие случаи характерны для разговорной речи, где они, может быть, представляются своего рода «вольностями», допускаемыми и терпимыми в небрежном фамильярном разговоре. Однако, как показывают исследования, в известных жанрах и стилях речи такое отсутствие местоименных обозначений лица субъекта (в частности — в случае 1-го лица) является нормой, которую нельзя оценивать как лишь допускаемую в разговорной, беглой речи вольность. Так, употребление глаголов без местоименных обозначений лица типично для дневников, в том числе и таких, которые пишутся с расчетом на их опубликование (как, например, дневник известного исследователя капитана Скотта)» [там же: 185-186]. Трудно сказать, являются ли подобные примеры особым типом эллипсиса, отличным от тех случаев, когда опущению подвергаются существительные (хотя можно предполагать, что эти существительные сначала подвергаются прономинализации и, таким образом, опущение охватывает лишь местоимения).
Регулярно опускаются местоимения (2-го лица) как в английском, так и в дагестанских языках в побудительных предложениях. См. об этом следующее замечание У. Чейфа: «Точно так же может быть опущено местоимение второго лица со значением субъекта в повелительной форме глагола, хотя наиболее употребительной является форма с опущением. Ср.: You eat! «Да ешь ты! Да ешьте вы!» или Eat! «Ешь(те)!». По всей видимости, опущение такого общего порядка представляет меру экономии, что позволяет говорящему сохранить дыхание, опустив в поверхностной репрезентации и, следовательно, в конечном фонетическом выходе те части семантической структуры, которые он считает ненужным символизировать» [Чейф 1975: 67].
Семантическая структура и классификация
Вопросительные местоимения содержат в себе вопрос о лице, предмете или признаке, не известном говорящему. В английском языке к вопросительным местоименным словам относятся следующие лексические елиницы: who (винит, пад. whom) кто ; whose чей ; which который, какой ; what что, какой ; when когда ; where где ; why почему ; how как . Для передачи значения «сколько» используется сочетание лексем how much сколько (о неисчисляемом) и how many сколько (об исчисляемом) , ср. How much does it cost to go round the world in first-class style? [A.C.D.] Сколько стоит объехать вокруг света первым классом? "The servants," I asked; "how many were in the house?" [A.C.D.] - Слуги, - спросил я, - сколько их было в доме? Whom - объектная форма местоимения who - используется преимущественно в письменной речи. В современном английском языке наблюдается тенденция к употреблению единой формы местоимения who в любой позиции. Ср.: But who are we going to rob? [M.T.] Но кого мы собираемся грабить? Противопоставление местоимений «кто» и «что» не является уникальной особенностью английского языка. «Противопоставление вопросительных местоимений по разделению на людей и не людей весьма типично для большинства языков разных систем. (При этом в одних языках животные отнесены к классу людей, в других - к классу вещей, в третьих, о животных можно спрашивать, как местоимением, относящимся к людям, так и местоимением, относящимся к вещам)» [Майтинская 1969: 10]. В дагестанских языках также обычной является дихотомия местоимений «кто» и «что». В то же время, как отмечают исследователи-дагестановеды, эта дихотомия следует не принципу одушевленности-неодушевленности, а принципу лица-нелица. Такую оппозицию отмечает в лакском языке И. X. Абдуллаев [1983: 30]: «В вопросительных местоимениях цу (мн. ч. цва) «кто?» и ци «что?» семасиологически противопоставлены, как и в других дагестанских, и вообще в иберийско-кавказских языках, личность и не-личность (вещь): вопрос цу «кто?» относится к человеку, личности, а ци «что?» к не-личности, т. е. ко всем остальным (предметам, животным)». В то же время здесь имеются и примеры подразделения по категории одушевленности-неодушевленности: «Употребление этих двух местоимений в лезгинском языке строго дифференцировано: вуж по отношению к одушевленным, вуч по отношению к неодушевленным. Однако это правило выдерживается не всегда. В ряде говоров яркинского и понеиского диалектов нами отмечен факт замены местоимения вуж «кто?» местоимением вуч «что?», когда речь идет о некоторых мелких животных и насекомых. Например: Вун ккуь кіасна «Что (вместо кто) тебя укусил?» (имея в виду насекомое); Иналай катайди вуч тир «Что (вместо кто) пробежал здесь?» (имея в виду ежа, хорька, мышь и т. д.)» [Мейланова 1983: 11]. В дагестанском языкознании нет единого взгляда на состав вопросительных местоимений, хотя лексические единицы, наблюдаемые в различных языках, в основном соответствуют друг другу в структурном плане. Так, в аварском языке различаются следующие вопросительные местоимения: щив! кто? , щигО. кто? , щиЫ что? , щсий кто? (мн.) , кинае! (-й, -б, -л) какой? (какая?, какое?, какие?) , чан! сколько? [Мадиева 1981: 90]. За пределами этой группы остаются вопросительные слова щай! почему? , ки-в,-й,-б,-р! где? , кин! как? , кида? когда? , кигіані сколько? Ill Последняя лексема близка по значению к чан! сколько? , различаясь с ней по признаку исчисляемости/неисчисляемости, ср.: - Кигіан манзил бугеб ритіухьльиялдаги гьерсидаги гьоркьоб? - Какое (количественно) расстояние между истиной и ложью? Противопоставление количественных вопросительных слов по признаку исчисляемости/неисчисляемости отмечается и в некоторых других дагестанских языках. В хиналугском, в частности, имеются лексемы зуттон и читтон, употребление которых иллюстрируют следующие примеры: ее зуттон хіайаьлир аттудур? Сколько у тебя детей? ччиттоп ухур пыл лаькіирдаь? Сколько тебе денег дать? [Ганиева 2002]. Для цезского характерно противопоставление лексем шомо сколько? (о числе) и дице сколько? (о степени) [Халилов 1999а: 439]. Ср. также лезг. шу-муд и гьикъван сколько? Если в противопоставлении количественных вопросительных слов английский и дагестанские языки обнаруживают параллелизм, то такое явление, как форма множественного числа местоимения «кто?» отличает дагестанские языки. Помимо аварского, подобные формы зафиксированы в лезгинском языке: ед. вуж - мн. вужар.
В лакском языке аналогично «местоимение цу «кто?» также имеет специальную форму множественного числа цв-а «кто (многие)?» [Абдуллаев 1983: 36]. Кроме того, здесь имеется и специфическая форма репрезентативного множественного, ср.: «От основы мн. ч. цва образована употребляемая очень редко форма репрезентативного множественного числа цва-хъул «кто (такие)?», которая используется при вопросе о тухумных (фамильных) именах: ср. дарг. че-хъали «кто (многие)?» [там же].
В структуре ряда аварских вопросительных местоимений и местоименных слов имеются классные показатели. Соответственно, местоимения щив! кто? , кинав! какой? соотносятся с референтами I класса, щийі киїtaul - с референтами II класса, а местоимения щиб! что? и кинаб! какое? - с референтами III класса, т.е. класса вещей.
