Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Роль корректирующих высказываний в процессе коммуникации: общая постановка вопроса 18
1.1. Коммуникация и коммуникативные правила 18-40
1.2. Коммуникативные нарушения и их коммуникативная коррекция 40-57
Выводы к Главе 1 58-64
ГЛАВА 2. Типология корректирующих высказываний как одной из составляющих татарской и русской диалогической речи (на материале отражения нарушений этноречевых запретов в современной драматургии) 65
2.1. Типология корректирующих высказываний с точки зрения способов сигнализации о нарушении этноречевых запретов 66-86
2.2. Типология корректирующих высказываний с точки зрения аргументации..87-96
Выводы к Главе 2 97-106
ГЛАВА 3. Сопоставительная типология этноречевых запретов в татарской и русской лингвокультурах (на материале отражения этноречевых запретов в современной драматургии) 107
3.1. Ролево-коммуникативные этноречевые запреты: определение и классификация 107-133
3.2. Жанрово-тематические этноречевые запреты: определение и классификация 133-143
Выводы к Главе 3 143-146
Заключение 147-154
Библиография 155-164
Словари 165-166
Список источников 167-172
Список условных сокращений 173
Приложение 1 174-179
Приложение 2 180-185
- Коммуникация и коммуникативные правила
- Коммуникативные нарушения и их коммуникативная коррекция
- Типология корректирующих высказываний с точки зрения способов сигнализации о нарушении этноречевых запретов
- Ролево-коммуникативные этноречевые запреты: определение и классификация
Введение к работе
"Полное и адекватное описание языка как системы, функционирующей в обществе в качестве важнейшего средства общения, невозможно без описания его коммуникативного аспекта" [Беляева 1985: 22].
Актуальность данного исследования, во-первых, определяется
тем, что оно находится в русле современного течения лингвистики, которое
объединяет коммуникативно-прагматическую (коммуникативную) и
антропоцентрическую парадигму1 исследования языка, пафос которой, по
выражению И.П.Сусова, "заключается прежде всего в том, чтобы поставить в
центр внимания динамическое начало, а именно: деятельность общения,
осуществляющегося человеком в определённых социальных и
межличностных условиях" [Сусов 1984: 5]. Деятельность общения,
безусловно, построена на универсальном (внеэтническом,
внегеографическом, внеполитическом и т.п.) фундаменте, который по своей сути представляет собой совокупность универсальных принципов совместного общественного существования людей. Тем не менее разного рода факторы определяют то, что социальное поведение людей имеет и свою специфику, будучи "этнически обусловлено" [Красных 1998: 24; Леонтьев 1993: 20]. Во-вторых, наша работа имеет целью изучить один из аспектов коммуникативной деятельности разных, хотя и проживающих в тесном
'Говоря об общих принципах научных подходов к исследованию языка как особенного феномена социальной действительности, учёные все множество лингвистических концепций, школ и течений сводят к трём основным научным парадигмам: 1) генетическая (историческая, эволюционная), объединяющая школы и направления, которые в рассмотрении языка опираются на принцип историзма; 2) таксономическая (инвентарная, структурная, системная, или системно-структурная), объединившая учёных, для которых существен аспект организационный, касающийся внутреннего устройства языка; она основана на принципах системности; 3) коммуникативно-прагматическая. Следует отметить, что некоторые учёные вполне справедливо выделяют антропоцентрическую парадигму, которая объединяет исследователей, чьи научные интересы направлены на анализ "человека в языке и языка в человеке" [Маслова 2001: 6-7].
коммуникативном контакте, этносов, что также в теоретическом и практическом плане весьма важно для многонациональной России, так как на современном этапе развития общественных отношений остро встают вопросы взаимопроникновения и успешного взаимодействия различных культур. При этом важно выделить и ряд проявляющихся в сфере речевого общения особенностей, поскольку "получить представление о культуре народа, не зная специфических правил его поведения, практически невозможно" [Байбурин 1990: 3].
Теоретической базой исследования послужили работы, выполненные как в русле сопоставительного коммуникативного изучения татарского и русского языков и культур (М.З.Закиев, Ф.С.Сафиуллина, Р.А.Юсупов, Н.Н.Фаттахова, С.Г.Васильева и т.п.), так и в русле коммуникативной и антропоцентрически ориентированной лингвистики (Н.Д.Арутюнова, В.В.Богданов, В.З.Демьянков, Г.А.Золотова, Г.Е.Крейдлин, Г.В.Колшанский, В.В.Красных, Л.П.Крысин, Е.С.Кубрякова, Е.В.Падучева, В.И.Постовалова, Г.Г.Почепцов, Л.М.Салмина, И.А.Стернин, И.П.Сусов, С.А.Сухих, Е.Ф.Тарасов, Н.В.Уфимцева, Н.И.Формановская и т.д.).
В основе антропоцентрически ориентированной коммуникативной лингвистики лежит такой подход к процессу общения, при котором язык считается особым феноменом социальной действительности, а главным субъектом языковой коммуникации признаётся социализированная языковая личность. Современные лингвисты (Ю.Н.Караулов, И.П.Сусов, С.А.Сухих и т.п.) сходятся во мнении относительно того, что в языковой личности противопоставляются две стороны - социальная и индивидуальная. С одной стороны, личность предстаёт как продукт общественного развития, производная от социальной среды, воспитанная своей эпохой, её общественным сознанием, психологией, культурой, системой её разрешений и запретов, с другой - как активно и самостоятельно действующий участник
общественной и познавательной деятельности, "сознающий свое место в мире людей, своё отношение к ним" [Сусов 1989: 9].
Соответственно речевое поведение языковой личности обусловливается факторами как социального, так и индивидуального порядка. При коммуникативном взаимодействии языковых личностей реализуется усвоенный человеком социальный опыт и здесь же происходит дальнейшая аккумуляция этого опыта. Социальный опыт является базой формирования программы "социального поведения, ограничивающей и регулирующей "естественные" действия и поступки" [Байбурин 1990: 24]. В основе программы социального поведения лежат социальные нормы.
В имеющейся литературе социологического, психологического и лингвистического профиля достаточно широко и всесторонне разработан вопрос о социальных, в том числе коммуникативных, нормах как регуляторах социального, в том числе коммуникативного, поведения (М.И.Бобнева, Л.П.Крысин, Е.М.Пеньков, В.Д.Плахов, И.А.Стернин, С.В.Сусов, С.А.Сухих, Т.Шибутани и т.п.). Если очень кратко обобщить мысли, высказанные исследователями, то можно выделить две основополагающие функции социальных норм:
социальная, в том числе коммуникативная, регуляция;
социальная, в том числе коммуникативная, интеграция членов того или иного сообщества по "хронологической горизонтали" и по "хронологической вертикали" (межпоколенная).
Обе эти функции социальных норм могут быть реализованы только через использование механизма социального, в том числе коммуникативного, контроля.
Формы осуществления коммуникативного контроля могут быть самыми различными. Один полюс этих форм осуществления коммуникативного контроля - это формы, связанные с государственным регулированием членов социума (соответственно субъектом такого контроля
является государство), другой - это формы вербального взаимодействия коммуникантов (соответственно субъектом такого контроля является языковая личность). Последнюю разновидность социального коммуникативного контроля можно назвать межличностным коммуникативным контролем. Основной формой реализации межличностного коммуникативного контроля будет являться межличностная коммуникативная коррекция1 (далее - коммуникативная коррекция).
Коммуникативная коррекция является главным общественным способом передачи коммуникативного опыта и по социальной хронологической горизонтали, и по социальной хронологической вертикали. Механизм передачи социального опыта посредством коммуникативной коррекции был раскрыт А.К.Байбуриным, который, говоря о социальной программе поведения, ограничивающей и регулирующей "естественные" действия и поступки, отмечает, что, с одной стороны, автоматизированность программы поведения и её бессознательная реализация являются фактором её устойчивости во времени. С другой - полностью автоматизированная программа нежизнеспособна. Это означает, что "необходимая деавтоматизация достигается за счёт её негативной части...", именно "негативная часть программы оказывается универсальным средством обучения культуре - в механизмах воспитания, социализации и инкультурации прежде всего актуализируется система запретов и предписаний" [Байбурин 1990: 25].
Коммуникативная межличностная коррекция может протекать как в невербальной (молчаливое осуждение), так и в вербальной форме. Формой реализации межличностной вербальной коммуникативной коррекции являются корректирующие высказывания.
'Коррекция, -и; ж. [лат. correctio]. 1. Спец. Исправление. К. зрения. 2. Техн. Внесение поправки в действие измерительных приборов, регуляторов и т.п. в зависимости от измерения условий их эксплуатации [БТСРЯ 2001: 460].
Следует обосновать, почему именно высказывание стало для нас единицей лингвистического анализа.
В лингвистических работах последних лет широко используется термин высказывание, нередко вытесняющий термины предложение, фраза. Ещё в 1973 году В.Г.Гак в своей статье "Высказывание и ситуация" отмечал, что высказывание в процессе коммуникации "репрезентирует определенный внешний элемент - отрезок ситуации" [Гак 1973: 352], и считал, что разграничение высказывания и предложения с методологической точки зрения оправдано. Опираясь в своих рассуждениях на теоретические позиции ряда современных исследователей (В.Скалич, К.Хаусенблас, С.Карцевский, В.Матезиус, Э.Бенвенист, Б.Рассел и т.п.), учёный аргументированно обосновывает целесообразность использования термина высказывание главным образом в понимании, близком к определению В.Матезиуса и его последователей (В.Трнка, Докулил, Ф.Данеш). Так, вслед за В.Матезиусом, под высказыванием В.Г.Гак предлагает понимать "функциональную единицу, равнозначную предложению, но отличающуюся от последней тем, что анализ этой единицы преследует цель не вскрыть ее общую абстрактную схему синтаксической организации, но показать, как она связана с ситуацией, какими средствами и как эта последняя описывается" [Гак 1973: 352]. Согласно концепции В.Г.Гака, высказывание является важнейшей единицей, поскольку именно оно является коммуникативно значимым, имеет точный референт - ситуацию, - не представляющий собой результат условного языкового членения [Гак 1973: 355].
В современной лингвистике существуют различные классификации высказываний. Как показывает обзор специальной литературы, эти классификации могут строиться на разных основаниях: с точки зрения целей, объёма развёртываемой в них информации, их устойчивости в речемыслительной деятельности и т.п.
Так, О.Есперсен, намечая чисто логическую классификацию высказываний без учёта их грамматической формы, считает, что более естественным представляется разделить их на два основных разряда, в зависимости от того, желает говорящий воздействовать своим высказыванием на волю слушателя или нет [Есперсен 1958: 351]. Учёный разделяет данные высказывания на два разряда: в первый разряд включает не только обычные утверждения и восклицания, но и желания; цель высказываний второго разряда - "воздействовать на волю слушателя, т.е. побудить его сделать что-то". Просьбы объединяют, по мнению учёного, большое количество высказываний различной конструкции: с глаголом в форме повелительного наклонения, безглагольные выражения, выражения, имеющие форму вопроса, выражения, имеющие форму утверждения, если ситуация и интонация показывают, что они эквиваленты приказаниям, и т.п. "Просьбы могут быть разнообразными: от грубых приказаний, через ряд промежуточных ступеней (требования, увещевания, приглашения), до робкой и униженной мольбы" [Есперсен 1958:351].
Рассматривая высказывания с точки зрения объёма информативного содержания, Л.М.Салмина выделяет высказывания простые, сложные и составные. Простые высказывания, по мнению исследователя, "представляют собой моделируемые, клишированные или воспроизводимые формы предикатемы, семантический объём которой исчерпывается одним "положением дел" В этом случае, считает учёный, предикатема - это семантический конденсат, который может "разводиться центробежным развёртыванием составляющих относительно фокуса - центра вторичной предикации, т.е. постановкой пропозиции ...", например, предикатема положительное отношение к собеседнику может предъявляться как доверие к нему (- Я знаю, что могу полностью доверять тебе, мой мальчик (Р.Стаут)) [Салмина 2001: 119]. "Сложные высказывания представляют собой развёртывание предикатемы в нескольких пропозициях, которые
являются для темы своего рода сложным предикатом ...", например, предикатема невозможность принять сделанное предложение развёртывается в предъявляемом соотношение желания, обстоятельств и вытекающего из них следствия (- Послушай, в любое другое время я бы принял участие в этой игре, но надо мной, как дамоклов меч, висит срок подачи рукописи, так что я не могу позволить себе такой роскоши (Э.Квин)) [Салмина 2001: 119-120]. Что касается составных высказываний, то предикатема развёртывается в них, как расчленение темы на топики (микропредикатемы) [Салмина 2001: 120].
Таким образом, согласно исследованиям лингвистов, типология высказываний допускает различные к ним подходы.
В основу нашего понимания понятия высказывание легло определение, данное в Грамматике русского языка: высказывание - это "любой линейный отрезок речи, в данной речевой обстановке выполняющий коммуникативную функцию и в этой обстановке достаточный для сообщения о чем-то" [Грамматика, 4-2 1960: 84].
Под корректирующим высказыванием в самом общем виде нами понимается линейный отрезок речи, который представляет собой ответную речевую реакцию на высказывание - нарушение коммуникативного правила и по своему содержанию является вербальным выражением интенции1 (осознаваемой или неосознаваемой) говорящего по осуществлению функции субъекта межличностного коммуникативного контроля над соблюдением самого разного рода коммуникативных правил.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что впервые вводится в научный оборот понятие корректирующего высказывания как особого рода коммуникативной единицы. Хотя высказывания, направленные на указание или исправление коммуникативных правил, рассматривались с
'Интенция, -и, ж. Книжн. Направленность сознания, воли, чувства на какой-л. предмет [БТСРЯ 2001: 395].
точки зрения коммуникативных неудач (см. работы Б.Ю.Городецкого,
О.Н.Ермаковой, Е.А.Земской, И.М.Кобозевой, И.Г.Сабуровой,
Н.И.Формановской и т.п.), но специально не выделялись и не терминологизировались.
Как уже указывалось, по своему содержанию корректирующие высказывания являются вербальным выражением интенции говорящего по осуществлению функции контроля над соблюдением коммуникативных норм самого разного характера. В процессе общения при помощи корректирующих высказываний корректируются разные по своему содержанию коммуникативные нарушения. Именно такое их коммуникативное предназначение определяет их коммуникативную специфику.
Исследование коммуникативной специфики языковых единиц, в частности высказываний, стало возможным благодаря выдвинутой во второй половине XX века в рамках коммуникативной лингвистики теории речевых актов, основоположником которой считается английский логик Дж.Остин, чьи идеи впоследствии были развиты американскими и английскими логиками Дж.Серлем и П.Ф.Стросоном и т.п. [Остин 1986; Серль 1986; Стросон 1986].
И.М.Кобозева, характеризуя теорию речевых актов как один из вариантов теории речевой деятельности, отмечает, что в работах указанных учёных отражён "тот круг проблем и методов, который можно назвать стандартной теорией речевых актов, в отличие от разнообразных модификаций, появившихся в последнее время..." [Кобозева 1986: 7]. Теория речевых актов, по мнению И.М.Кобозевой, максимально сужая объект своего исследования, определяет его как рассмотрение речи, состоящего в произнесении говорящим предложения в ситуации непосредственного общения со слушающим. Иными словами, речевое общение рассматривается ими как форма проявления преимущественно межличностных отношений.
Анализируя существующие в современной лингвистической литературе классификации речевых актов, В.В.Богданов отмечает, что данное "ключевое понятие прагматики получает у разных авторов неоднозначную интерпретацию. То, что одни исследователи, - пишет учёный, - рассматривают как самое главное для понимания природы речевого акта, другие считают второстепенным и склонны видеть самое важное в чём-то ином" [Богданов 1989: 25]. Однако, как замечает Р.И.Павилёнис, при всем многообразии подходов к анализу речевых актов, существенным является "стремление авторов этих концепций учесть контекст употребления языка, а именно то, что не дано в самом употребляемом выражении" [Павилёнис 1986:381].
Широкое понимание речевого акта даёт А.М.Медведева. Исследователь, вслед за М.М.Бахтиным, признавая речевой акт "реальным звеном в цепи речевого общения", отмечает, что речевой акт "может служить основанием для исследования отдельных речевых актов с целью постижения всего многообразия особенностей функционирования человеческого языка, закономерностей организации речевой деятельности человека" [Бахтин 1986: 263; Медведева 1989: 42-43]. "Под типом РА следует понимать в данном случае модель, образец однородной группы речевых актов, которые характеризуются определёнными общими признаками, отражающими тот или иной конкретный аспект вербальной человеческой коммуникации" [Медведева 1989: 44].
Если принять за основу определение А.М.Медведевой, то корректирующие высказывания также образуют определённый тип речевого акта. Корректирующие высказывания в качестве общего признака имеют не тип модальности (она может быть самой разной, исследование корректирующих высказываний с этой точки зрения не входило в задачи нашего исследования), а тип содержания - это сигнализация о нарушении коммуникативного правила как один из аспектов "вербальной человеческой
коммуникации". Корректирующие высказывания не имеют своих, присущих только им морфологических и синтаксических показателей, их своеобразие манифестирует себя только на лексическом уровне. Выявление лексического своеобразия корректирующих высказываний как их типовой особенности станет задачей Главы 2 нашей работы.
Среди системы коммуникативных правил (классификация коммуникативных правил представлена в Главе 1.1.) особое место занимают коммуникативные запреты, которые являются частью системы социальных поведенческих запретов. "Человек обращается с вещами в соответствии со своей картиной мира, которая формирует и систему запретов на его поведение в мире", - пишет В.И.Постовалова [Постоволова 1988: 26], а Г.В.Колшанский указывает, что в систему коммуникативных запретов входят "различные ограничения при употреблении тех или иных выражений (имеется в виду не стилистика языка в определённых жанровых границах), различного рода табу, зафиксированные в языковом употреблении, "приличные" и "неприличные" выражения, особенности языка мужчин и женщин, детей и взрослых, на службе и вне службы и т.д., характеризующих язык в его функционировании" [Колшанский 1990: 96].
Проблема коммуникативных запретов является одной из самых сложных и теоретически малоразработанных проблем современной лингвистики. В рамках данной работы ставим себе задачу решить лишь малую часть вопросов, имеющих отношение к этой проблеме. Особенностью данной проблематики для лингвистики является то, что коммуникативный запрет проявляет себя в форме молчания, что лишает исследователя-лингвиста традиционной языковой эмпирической базы. Данная проблематика отчасти рассматривалась под тем или иным углом зрения в
'"Всякая исследовательская работа над конкретным языковым материалом ... неизбежно имеет дело с конкретными языковыми высказываниями (письменными или устными), относящимися к различным сферам человеческой деятельности и общения .... Ведь язык входит в жизнь через конкретные высказывания (реализующие его), через конкретные же высказывания и жизнь входит в язык" [Бахтин 1986:431].
работах, посвященных молчанию как коммуникативному феномену (Н.Д.Арутюнова, В.В.Богданов, Инубуси Йоко, Н.Б.Корнилова, С.В.Крестинский, С.В.Меликян, Г.Г.Почепцов и т.п.), но тем не менее до сих пор не имеется классификации коммуникативных запретов ни в общетеоретическом плане, ни по отношению к татарской и русской коммуникации.
Предваряя ход дальнейшего изложения, определим, что этноречевые запреты - это имплицитно существующая в том или ином этносе система коммуникативных речевых правил, реализующих себя в форме коммуникативно-значимого молчания, которое не имеет вербальной альтернативы в виде высказываний, соответствующих коммуникативной норме этноса1.
Анализ корректирующих высказываний является тем исследовательским путём, благодаря которому можно прийти к выявлению системы этноречевых запретов, характеризующих коммуникацию того или иного этноса. В связи с этим возникает вопрос о том, в какой коммуникативной сфере корректирующие высказывания будут представлены наиболее широко?
В целях анализа функционирования корректирующих высказываний была использована концепция С.Г.Васильевой, которая считает, что существуют разные коммуникативные зоны реализации того или иного речевого явления. В соответствии с этой концепцией в коммуникативном пространстве социума можно выделить:
а) коммуникативную зону с максимальным потенциалом реализации того
или иного коммуникативного явления;
б) коммуникативную зону с минимальным потенциалом реализации того или
иного коммуникативного явления;
1 В.А.Маслова, вслед за Н.В.Уфимцевой, отмечает, что этнические стереотипы являются фактами поведения и коллективного бессознательного, им невозможно обучиться, так как они недоступны саморефлексии "наивного" члена этноса [Маслова 2001: 109].
в) коммуникативную зону с нулевым потенциалом реализации того или иного коммуникативного явления [Васильева 1999: 45-66].
Предварительный анализ показал, что корректирующие высказывания с той или иной интенсивностью могут функционировать во всём коммуникативном пространстве социума, даже в официально-деловом стиле. Но, по нашему мнению, именно живой, естественный устный диалог является той сферой коммуникации, где корректирующие высказывания могут быть представлены во всём своём многообразии и всей широте, что обусловливается самой сутью коммуникативной коррекции, с одной стороны, и диалога - с другой.
Именно в диалоге корректирующие высказывания выступают в тесном временном и пространственном единстве с теми или иными высказываниями - нарушениями коммуникативных норм. Таким образом, основным направлением сбора нашего материала послужил поиск диалогических единств1 - сочетаний двух реплик, одна из которых, целиком или частично, представляет собой по своему содержанию нарушение речевого запрета, а вторая - его коммуникативную коррекцию (также целиком или частично).
Лингвистическое исследование диалога, в том числе и с нашей целью, может проводиться двумя путями: а) наблюдение и анализ диалога в живой, реальной речевой коммуникации (собственно полевой лингвистический анализ - термин С.Г.Васильевой); б) наблюдение и анализ художественного диалога (метаполевой лингвистический анализ - термин С.Г.Васильевой), и в первую очередь в драматургических произведениях (о правомерности рассмотрения художественного диалога как "копии" реального диалога см. подробнее в Главе 1.2.).
'В.И.Лагутин определяет диалогическое единство как "объединение, по меньшей мере, двух пограничных реплик в линейной цепи диалога по определённым правилам семантической, прагматической и синтаксической зависимости" [Лагутин 1991: 10].
Фактической базой предпринятого анализа послужили
диалогические единства, которые реализуют модель
"высказывание=нарушение коммуникативного правила этноречевого запрета —> высказывание=коммуникативная коррекция нарушения данного коммуникативного правила", зафиксированные в текстах драматургических произведений русских и татарских писателей второй половины XX века. Мы предполагаем, что данные, полученные в ходе анализа художественного диалога, могут быть экстраполированы1 на зону "естественной" диалогической речи.
Целью данного исследования является анализ корректирующих высказываний в татарской и русской диалогической речи и выявление этноречевых запретов, характерных для татарской и русской лингвокультур2.
Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач:
выдвинуть и теоретически обосновать понятие корректирующее высказывание',
на основании анализа соответствующей литературы выработать свое представление об этноречевых запретах как коммуникативной детерминационной базе корректирующих высказываний;
сделать выборку корректирующих высказываний, сигнализирующих о нарушениях этноречевого запрета в текстах драматургических произведений татарских и русских писателей второй половины XX века;
выявить лингвокоммуникативные модели корректирующих высказываний, характерных для коммуникации на татарском и русском языках с последующим межъязыковым сопоставлением (на материале драматургических произведений писателей второй половины XX века);
'Экстраполяция, - и; ж. [от лат. extra - вне и (inter) polatio - подновление, изменение]. Х.Книжн. Распространение выводов, полученных из наблюдений над одной частью явления, на другую часть его" [БТСРЯ 2001: 1518].
2 Термин лжгвокультура используется нами как синоним термина/речевая культура.
определить содержание речевых запретов, ставших коммуникативной базой зафиксированных корректирующих высказываний с последующим межъязыковым сопоставительным анализом;
на основе метода теоретической экстраполяции выявить систему этноречевых запретов татарской и русской лингвокультур с последующим межъязыковым сопоставлением.
Научная новизна исследования определяется тем, что корректирующие высказывания и их коммуникативная база - этноречевые запреты - впервые становятся объектом специального моноязыкового (анализ татарской и русской лингвокультур) и межъязыкового (сопоставления татарской и русской лингвокультур, тесно контактирующих друг с другом) исследования.
Методы исследования определились спецификой наблюдаемого речевого феномена: в качестве основного метода поиска и сбора материала был использован метод метаполевого анализа; в качестве методов анализа фактического материала были использованы описательный, сопоставительный и статистический метод, метод компонентного анализа; широкое применение нашли также такие методы общенаучного анализа, как дедукция-индукция и метод теоретической экстраполяции.
Выборка фактографического материала осуществлялась по всему корпусу драматургических произведений писателей второй половины XX века. Необходимо отметить, что изучаемое речевое явление не относится к числу частотных, поэтому объём проанализированной художественной литературы намного шире (приблизительно 400 драматургических произведений), чем объём использованных художественных источников (список художественных источников прилагается).
Практическая значимость исследования определяется тем, что её результаты могут быть использованы в практике преподавания татарского и русского языков (курсы лексикологии, спецкурсы и спецсеминары по
коммуникативной лингвистике); кроме того, могут найти применение в качестве дидактического материала в практике преподавания татарского и русского языков как неродного или иностранного, поскольку обучение коммуникативным правилам молчания как компоненту речевого поведения -это такая же важная задача обучения компетентному общению, как и обучение правилам вербальной коммуникации.
Структура работы соответствует её целям и задачам. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии, списка словарей, списка источников, списка условных сокращений, Приложений, в которых представлены схемы (Приложение 1) и таблицы (Приложение 2).
Коммуникация и коммуникативные правила
Коммуникативная лингвистика в последнее время обогатилась исследованиями ряда учёных, в которых в той или иной мере определены основные принципы вербальной коммуникации.
Человек, живя в обществе, среди людей, неизбежно оказывается причастным к социальному опыту. Усвоение социального опыта и реализация им своей собственной сущности происходит посредством общения. В самом широком смысле общение - это "процесс взаимосвязи и взаимодействия субъектов (классов, групп, личностей), в котором происходит обмен деятельностью, навыками, а также результатами деятельности" [ФЭС 1982: 447]. Согласно данному определению, общение рассматривается как необходимое условие жизни человека, и оно (общение) "неотделимо от общества" [Формановская 1998: 5].
Одним из типов общения (но, безусловно, самых важных) является языковая коммуникация1, которая всегда, как отмечают учёные, совершается в структуре социального взаимодействия [Тарасов 1977: 14-38]. "Коммуникация включена в социальные отношения общающихся, это - две неразрывные стороны речевого взаимодействия" [Красных 1998: 161]. Вильгельм фон Гумбольдт писал, что "жизнь индивида, с какой стороны её ни рассматривать, привязана к общению", язык развивается только в общении, а человек понимает себя только тогда, когда на опыте убедится, что его слова понятны также и другим людям [Гумбольдт 1984: 373]. На общественный характер языка указывал и Л.П.Якубинский, отмечая, что язык - это не только разновидность человеческого поведения, факт психологический, а также "факт социологический, как такое проявление, которое зависит от совместной жизни этого организма с другими организмами в условиях взаимодействия" [Якубинский 1986: 17].
Социализированность общения базируется на социальных нормах. Норма определяется как "общепринятое и обязательное для членов того или иного сообщества правило (предписывающее или запрещающее что-л.), порядок осуществления чего-л.; образец поведения или действия" [БТСРЯ 2001: 656]. Социальными нормами называют "обусловленные общественным бытием требования, предъявляемые обществом (классом, коллективом) к поведению личности в её взаимоотношениях с теми или иными общностями и другими людьми, к деятельности социальных групп и общественных институтов" [Пеньков 1972: 52], это "средства ориентации социального поведения каждой отдельной личности и общности, контроля за их поведением" [Пеньков 1972: 48].
И.А.Стернин выделяет социальные принципы и ценности, с одной стороны, и социальные нормы и правила - с другой. Так, под принципами он понимает "конкретные стереотипы мышления и поведения, это "общие мнения", представления, убеждения, устойчивые привычки в деятельности, механизмы каузальной атрибуции" [Стернин 1996: 108]. Принципы в свою очередь основываются на ценностях, которые, по мнению учёного, представляют собой "социальные, социально-психологические идеи и взгляды, разделяемые народом и наследуемые каждым новым поколением. Ценности - это то, что априори оценивается этническим коллективом как нечто такое, что "хорошо" и "правильно", является образцом для подражания и воспитания [Стернин 1996: 77-78]. Считается, что отклонение от ценностей, поступки, противоречащие ценностям, осуждаются общественным мнением. Нормы и правила - это конкретные поведенческие рекомендации по реализации определённых принципов. Это фактически некоторые предписания по поведению, указания по проведению некоторых ритуалов [Стернин 1996: 78].
В социальных нормах учёные выделяют два неразрывно связанных аспекта: императивность и диспозицию. Императивность1 - это обязательность социальной нормы, любое отклонение от социального поведения вызывает негативную реакцию со стороны общества. А личность, нарушившая социальную норму, может быть подвергнута различного рода воздействиям со стороны общества: от тягчайших наказаний до лёгкого осуждения [Пеньков 1972: 52]. Кроме императивности, воплощающей в себя осознание социальной необходимости, в содержательной структуре социальных норм отмечается наличие и диспозиции, под которой принято понимать "стратегему действия, программу, алгоритм-план, выполняющие функцию предписания" [Плахов 1985: 54].
Необходимо отметить, что социальные нормы настолько закрепляются в психике личности, что, выполняя их, он может и не осознавать общественной природы своих поступков, их связи с интересами общности и окружающих людей [Пеньков 1972: 65]. Механизм "внедрения" социальных норм в психику человека кратко описан В.В. Красных. "При контакте, - пишет учёный, - личность входит в систему социальных отношений, следовательно, деятельность оформляется по некоторым правилам, реализующим данные отношения. Правила - социального взаимодействия, трансформировавшись в социогенные компоненты психики личности (сформировавшиеся в ходе социализации личности), обусловливают деятельность в соответствии с социальными правилами (ролевыми предписаниями, которые понимаются как социальные нормы) уже независимо от её произвола..." [Красных 1998: 161]. Как же трактуется понятие социальная норма по отношению к языку и речи? Исследователями отмечается отсутствие в лингвистической литературе "чёткого и ясного определения нормы. Споры лингвистов относительно её статуса связаны, по-видимому, со сложностью и противоречивостью самих языковых явлений" [Вербицкая 1998: 29]. Понятие языковой/речевой нормы в лингвистике определяется по-разному.
Коммуникативные нарушения и их коммуникативная коррекция
Обнаружить и сформулировать коммуникативные правила можно в том случае, когда они нарушены, - эта мысль в концентрированном виде изложена Н.Д.Арутюновой во вступительной статье "Истоки, проблемы и категории прагматики" к XVI выпуску книги "Новое в зарубежной лингвистике": для прагматики, изучающей "поведение знаков в реальных процессах коммуникации" [Арутюнова 1985: 3] особый интерес, по мнению учёного, вызывает формулирование "правил коммуникативного кодекса", что возможно только при решении задачи выявления "коммуникативных осечек, неуместности речевых актов, их несовместимости" [Арутюнова 1985: 25-26].
Подобного рода коммуникативные осечки в лингвистической литературе принято обозначать термином коммуникативные неудачи1. Развернутое описание коммуникативных неудач, включающее выявление причин подобных неудач и их классификацию, представлено в работах таких современных исследователей, как Б.Ю.Городецкий, О.Н.Ермакова, Е.А.Земская, И.М.Кобозева, И.Г.Сабурова, Н.Д.Формановская и некоторых других.
Так, Б.Ю.Городецкий, И.М.Кобозева, И.Г.Сабурова, авторы коллективной статьи "К типологии коммуникативных неудач", рассматривая коммуникативные неудачи с точки зрения диалога "человек-машина", в самом общем виде определяют их как сбой в общении, при котором определённые речевые произведения не выполняют своего предназначения. В своей работе учёные отмечают, что при многомерном подходе к классификации коммуникативных неудач следует учитывать такие важные, на взгляд исследователей, критерии, как последствия и источники коммуникативных неудач. Опираясь на данные критерии, авторы статьи выделяют типы коммуникативных неудач по их последствиям (например, явная, скрытая, глобальная, частная и т.п. коммуникативные неудачи) и типы коммуникативных неудач по источникам.
Классифицируя коммуникативные неудачи по источникам, авторы статьи задаются вопросом: "Кто виноват в коммуникативной неудаче говорящий или слушающий?". И в зависимости от того, кто является "виновником" коммуникативной неудачи, ими, в частности, выделяются коммуникативные неудачи вербализации, главным образом, связанные с коммуникативной ситуацией, т.е. с коммуникантами и обстоятельствами коммуникативного акта. Мир обстоятельств в представлениях учёных - это и разнообразные факторы внешней и внутренней среды (жара, холод и т.п.), и психосфера, включающая интеллектуальную, эмоциональную, бессознательную, неречевую семиотическую деятельность коммуникантов, различные культурные фонды обществ и т.п.
Не ставя перед собой задачу полного исчисления всех типов коммуникативных неудач, характерных для человеко-машинного общения, авторы цитируемой статьи все же представляют достаточно полный перечень источников коммуникативных неудач вербализации. Среди многочисленных разновидностей данного типа выделяются, во-первых, коммуникативные неудачи, связанные с коммуникативной ситуацией: 1) связанные с нарушением условий "нормального выхода" (-Ты слишком тихо говоришь, -Я ничего не слышу, - Я по-русски не понимаю и т.п. ("Чтобы избежать неудачи, говорящий должен внятно говорить, знать тот язык, которым он пользуется, осознавать, что он делает, не иметь серьёзных дефектов и т.п." [Городецкий... 1985: 71])); 2) связанные с нарушением общепринятых норм поведения, в том числе правил вежливости (данная коммуникативная неудача "сигнализируется", например, побуждением соблюдать норму (-Прежде всего представьтесь), констатацией нарушенной нормы (- Не вмешивайтесь не в свое дело) и т.п.); 3) коммуникативные неудачи, связанные с неуместностью применения речевых действий в том случае, когда участники коммуникативного акта оказываются "не теми лицами": например, "говорящий - не то лицо" (- Вы не имеете права мне приказывать , шаблоны типа - Кто вы такой, чтобы мне приказывать и т.п.); "слушающий - не то лицо" (- Где твой брат? -Ая откуда знаю, разве я сторож своему брату, а также шаблоны - А мне какое дело? - Вы обращаетесь не по адресу) , "не те обстоятельства" (в качестве "сигналов" коммуникативных неудач данного типа указывается констатация несоответствия коммуниканта совершённому речевому действию) [Городецкий... 1985: 67-72].
Во-вторых, коммуникативные неудачи, связанные со структурой коммуникативного текста: 1) связанные с неоднозначностью (коммуникативные неудачи данного типа обнаруживаются "благодаря" неадекватной реакции); 2) коммуникативные неудачи, связанные с неправильностью (неправильно произнести или написать то или иное слово, выбрать неправильную грамматическую форму слова и т.п.); 3) коммуникативные неудачи, связанные с неполнотой вербализации (текст реплики, её лингвистический контекст и обстоятельства коммуникативного акта должны позволить слушающему однозначно восстановить замысел говорящего); 4) коммуникативные неудачи, связанные с нечёткостью смысла лексем (например, нечёткость семантики параметрических и оценочных прилагательных); 5) коммуникативные неудачи, связанные резкой сменой темы (одной из причин этого может быть то, что говорящий безуспешно пытается связать новую тему с предыдущей); 6) коммуникативные неудачи, связанные с несоответствием смысла высказывания действительному положению вещей в "мире дискурса" (сигналами данного типа являются: а) констатация того, что коммуникант произвёл ложное утверждение - Ты не прав (лжёшь, путаешь и т.п.);
Типология корректирующих высказываний с точки зрения способов сигнализации о нарушении этноречевых запретов
Как показал наш анализ, сигнализация о нарушении этноречевого запрета происходит при помощи включения в состав корректирующего высказывания корректирующего лексического компонента, который по своим морфологическим и синтаксическим характеристикам может быть самым разным.
Под лексическим корректирующим компонентом будет пониматься тот лексический набор элементов корректирующего высказывания, который сигнализирует о наличии в речи собеседника нарушения коммуникативного правила, в том числе этноречевых запретов. В свою очередь указание на наличие в речи собеседника нарушения коммуникативного правила этноречевого запрета реализуется в форме призыва к прекращению данного нарушения, а следовательно, в силу специфики последнего - к молчанию как способу речевой манифестации соблюдения этноречевого запрета.
По характеру корректирующего лексического компонента выделяются следующие типы корректирующих высказываний:
1) корректирующие высказывания со значением призыва (разной степени императивности) к прекращению деятельности вообще, который в данной коммуникативной ситуации интерпретируется говорящим и слушающим как призыв к прекращению речедеятельности;
2) корректирующие высказывания со значением призыва (разной степени императивности) к прекращению, приостановке и неосуществлению речедеятельности; 3) корректирующие высказывания со значением сигнализации о нарушении этноречевого запрета путем использования клишированных магических формул.
Нужно отметить, что корректирующие высказывания в той или иной мере имеют тенденцию к клишированности. Это объясняется тем, что коррекционное взаимодействие происходит, как правило, во-первых, в процессе непосредственного контакта (разговорная речь), во-вторых - имеет типовой характер, поскольку корректируются нарушения типовых коммуникативных правил. Говоря о первой вышеуказанной особенности, следует сказать, что для разговорной речи в высшей степени характерно стремление к использованию готовых единиц, всякого рода готовых конструкций, а это объясняется автоматизмом протекания речевого акта. Говорящий, находясь в условиях непринуждённого неподготовленного общения, стремится упростить и облегчить свое "речевое поведение, поэтому он легко и часто прибегает к готовым языковым формулам, в том числе всякого рода клише, шаблонам и стереотипам" [Земская, Китайгородская, Ширяев. 1981: 6]. О клишированных построениях О.А.Лаптева высказывает следующую мысль: "Эти построения, обязанные своим возникновением свойству автоматизма речи, появляются в речевом потоке в условиях высокочастотных повторяющихся ситуаций; ситуативный сигнал, вызывающий их, также стандартен. Частотность ситуаций также ведет к частотности речевой реакции, которая превращается в частотную формулу, шаблон" [Лаптева 1976: 124].
Вторая особенность коррекционного взаимодействия (его типовой характер) также является важным фактором того, что корректирующие высказывания могут приобрести клишированность, так как "в однотипных и сходных ситуациях говорящие используют однотипные и сходные высказывания. Последние приобретают порой такую устойчивость, что превращаются в стереотипные формулы, близкие к фразеологизмам..." [Гак 1973: 353].
Называются такие клишированные высказывания исследователями по-разному. Некоторые лингвисты называют их императивными фразеологизмами. Термин императивная фразеология впервые использован А.В.Прокопчик в 1955 г. при рассмотрении структуры и значения побудительных предложений на материале современного русского литературного языка [Прокопчик 1955]. Позже идея выделения группы фразеологических единиц с императивной семантикой была высказана челябинским ученым М.К.Антоновой, которая в 1976 году делает попытки отдельного их рассмотрения на материале русского и английского языков в статье "О фразеологических единицах с императивной семантикой". В ней автор в общем виде представляет некоторые типы и характер императивной фразеологии, подтверждая свою точку зрения конкретными данными, указывая, что ФЕ-императивы могут выражать разнообразные оттенки побудительной семантики, например, приказ, категорическое требование, просьбу, мольбу и, кроме этого, имеют различную степень функциональной автономности [Антонова 1976: 85].
Другие исследователи называют их стереотипными высказываниями, предложениями-формулами, устойчивыми фразами или стационарными предложениями. Подобные готовые единицы представляют одну из особенностей разговорной речи. Е.А.Земская указывает на то, что одни и те же экстралингвистические особенности разговорной речи, как её неофициальность, неподготовленность, непринуждённость, объясняют две противонаправленные тенденции: стремление к свободному построению единиц и стремление к шаблону, к использованию готовых речевых формул [Земская, Китайгородская, Ширяев. 1981: 7]. Несмотря на разногласия, все учёные согласны с тем, что клишированные высказывания представляют собой "ситуативные устойчивые фразы определённых разрядов, связанные с типовыми ситуациями речевого общения" [Архангельский 1964: 252].
Ролево-коммуникативные этноречевые запреты: определение и классификация
Под ролево-коммуникативными этноречевыми запретами понимается система коммуникативных правил, которые предопределяют то, каким образом должно строиться речевое поведение говорящего в том случае, если оно регулируется той или иной социальной ролью через ограничение на речепроизводство.
В литературе неоднократно отмечалось, что неоднородность общества по собственно социальным признакам (социальные роли говорящих и слушающих) отражается в разной степени и на их речевой деятельности: "...интерпретация речевого поведения как существенной части поведения социального не может обойтись без учёта и анализа тех ролей, которые играет человек в каждом коммуникативном акте" [Крысин 1976: 43].
Проблема социальных ролей и их влияния на речевое поведение говорящих и слушающих неоднократно была в центре внимания лингвистов. "Вводя коммуниканта в общение в функции носителя социальной роли, -пишет Е.И.Беляева, - мы отображаем в "свернутом" виде как бы его "социальную историю", потому что ролевая структура личности - это эквивалент её социального опыта, комментированное выражение социальных качеств личности, приобретённых в результате тех или иных видов деятельности" [Беляева 1985: 262]. В то же время следует отметить отсутствие единой точки зрения по пониманию того, что такое социальная роль и каково ее содержание.
Л.П.Крысин сопоставляет разные точки зрения по этому вопросу: так, Я.Щепаньский определяет роль как относительно постоянную и внутренне связанную систему поступков (действий); И.С.Кон понимает под ролью функцию, нормативно одобренный обществом образ поведения, ожидаемый от каждого, занимающего данную социальную позицию [Крысин 1976: 42; Щепаньский 1969: 71; Кон 1967: 23]. При разном понимании содержания понятия социальная роль все исследователи отмечают, что поведение индивида в той или иной конкретной социальной ситуации будет определенным; индивид же обязан в своём поведении соответствовать этим ожиданиям. Мысль, высказанную относительно ролевых ожиданий, Л.П.Крысин подтверждает следующими примерами: "от врача, скажем, ждут совсем не того, чего ждут от официанта или шофёра такси; от школьника
ждут послушания, от отца семейства - самостоятельности и инициативы, а к старшему по положению или возрасту обращаются за советом, потому что ожидают почерпнуть необходимое в его опыте. От руководителя ждут не столько логически аргументированного, сколько авторитетного мнения, но если то же самое высказывает кто-то другой, то ожидание меняется: мнение должно быть в первую очередь обоснованным" [Крысин 1976: 43]. Неотъемлемую часть ролевого поведения составляют стереотипы, которые складываются из представления о типичном исполнении той или иной роли. "Стереотипы формируются на основе опыта, частой повторяемости ролевых признаков, характеризующих поведение, манеру говорить, двигаться, одеваться" [Крысин 1976: 44].
Т.Шибутани рассматривает роль как "представление о предписанном шаблоне поведения, которое ожидается и требуется от человека в данной ситуации" [Шибутани 1969: 132]. Л.А.Азнабаева, вслед за Т.Шибутани, определяет речевое поведение как "один из компонентов конвенциональной роли каждого из коммуникантов, связанный с исполнением ролевых ожиданий". Следовательно, по мнению учёного, для обеспечения комфортности речевого общения необходимо, чтобы каждый коммуникант точно исполнял свою конвенциональную роль в речевом взаимодействии [Азнабаева 1998: 10].
О.И.Даниленко определяет систему социальных ролей как один из уровней регуляции моделей поведения наряду с уровнем мировоззренческим1 и уровнем регуляции поведения, связанным, по мнению учёного, с влечением, т.е. с биологическим механизмом, способствующим выживанию индивида и рода [Даниленко 1989: 61].
В данной работе мы, вслед за И.С.Коном, понимаем под социальной ролью "нормативно одобренный обществом образ поведения, ожидаемый от каждого, занимающего данную социальную позицию" [Кон 1967: 23].
Социальное поведение личности (если оно является социализированным) организуется на основе следующих основных социальных ролей: 1) "старший" — "младший" (в том числе "родители" — "дети"); 2) "руководитель" — "подчинённый"; 3) "мужчина" — "женщина". Противопоставленность социальных ролей базируется на аксиологическом противопоставлении. То есть если один из противопоставленных типов коммуникативного поведения реализует свою социальную оценку как более высокий, то другой, противопоставляемый ему тип коммуникативного поведения реализует свою социальную оценку как менее высокий. В подавляющем большинстве сообществ аксиологическим приоритетом пользуются "старший", "руководитель", "мужчина".
Безусловно, что такие ценностные ориентации обусловлены целым комплексом социально-исторических признаков, корни которых следует искать в далёком историческом прошлом человека.
Так, общеизвестно, что "в первобытном обществе понятие старшинства совпадало с понятием половозрастной иерархии, т.е. вождь, повелитель был и по возрасту старшим..." [Ахметьянов 1981: 27]. Очевидно, именно этим историческим фактом объясняется и то, что старшее поколение, как замечают учёные, "занимает доминирующее положение...Старшие -живое воплощение прошлого и образец для будущего - являются главными хранителями социального опыта, самыми осведомлёнными "экспертами" по самым различным вопросам, от технических навыков, до ритуальных действий" [Гофман, Левкович 1973: 16]. "Возраст в большинстве традиционных культур соотносится со степенью уважения: чем старше человек, тем более почтительным должно быть обращение с ним" [Даниленко 1998: 40]. Тем не менее на более высоких ступенях развития могло быть и так, что "старший субъект, от решения которого зависела судьба многих людей, был гораздо моложе иных членов рода" [Ахметьянов 1981: 27].
Определяя роль мужчины и женщины в обществе, культуре и языке, учёные обращают внимание на то, например, что "в нашей культуре женщина - хаос, которому придаёт порядок мужчина. "Пифагор считал, -пишет В.А.Маслова, - что существует положительный принцип, который создал порядок, свет и мужчину, и отрицательный, который создал хаос, сумерки и женщину..." [Маслова 2001: 122]. Весьма любопытные данные можно почерпнуть в исследованиях других современных лингвистов, занимающихся тендерными вопросами. Так, например, Т.Б.Щепаньская, рассматривая в семиотическом аспекте особенности повседневного, ритуализованного поведения женщины в "системе" (социальное образование, возникшее в рамках молодёжной субкультуры), обращает внимание на то, что, в отличие от мужчины, "женщина занимает периферийное положение в ядерной структуре группы" [Щепаньская 1991: 22]. По мнению учёного, подобная иерархия обусловлена тем, что "структура "системы" оказывается мужской" [там же: 20] в виду того, что «мужчина приходит с установкой на участие в группе и проигрывает свою позицию [там же: 23]. Он держит в поле зрения структуру: "связь со многими, даже "со всем миром" через центральную идею" [там же: 22] (через понятия "жизнь/смерть", "любовь", "бог", "счастье"). Женщина же приходит общаться с установкой на заключение единичной связи, которую можно описать в виде отношений "я -ты". Основываясь в своём исследовании на определённый фонд символов (в частности на надписи на стенах: стихи, высказывания знаменитостей, мудрствования и т.п.), Т.Б.Щепаньская приходит к мнению о том, что у женщины "вообще нет в группе своей позиции, места, статуса. Женщина разделяет статус "своего" мужчины..." [Щепаньская 1991: 22].
