Введение к работе
Каждый язык прошёл свой путь развития и занял определенное место в социуме. Среди тысяч языков нашей цивилизации нет двух совершенно одинаковых. Уникальность строения языков свидетельствует о разнообразии их судеб. Существуют так называемые мировые языки, широко используемые в международном и межэтническом общении, и есть языки, на которых говорят и пишут лишь несколько сот человек в одном-единственном ауле.
Однако при всем своеобразии языков мира и их историй существуют закономерности, присущие всем или большинству языков, языковые универсалии. К таким универсалиям относится и категория модальности, исследуемая в данной работе.
В нашем исследовании категория модальности впервые рассматривается в сопоставлении трех генетически и типологически разных языков: английского, русского и лезгинского. Это даёт возможность получить интересные в типологическом плане данные о степени грамматикализации модальных значений в сравниваемых языках. Сопоставление номенклатуры модальных значений и способов их языкового выражения в русском, английском и лезгинском языках позволяет выявить сходства и различия, которые могут служить основанием для составления типологических рядов: черты алломорфизма в проявлениях модальности в русском, английском и лезгинском языках могут быть у этих языков изоморфными с другими языками. Наблюдение проявлений модальности на материале языков различного строя позволяет также расширить и углубить лингвистические представления об этой категории в целом.
Грамматический статус и объём содержания категории модальности, как известно, трактуются в специальной литературе неоднозначно. В нашем исследовании мы отталкиваемся от широкого понимания категории модальности, принимая за основу грамматическую концепцию В.В. Виноградова, в которой представлен путь от семантического содержания к различным грамматическим и лексическим средствам его выражения.
В русском языкознании в работах В.В. Виноградова, С.И. Абакумова, М.И. Мещанинова, А.М. Пешковского, В.З. Панфилова, А.Н. Гвоздева, И.Г. Милославского, Е.М. Галкиной-Федорук и др. содержатся плодотворные идеи по проблеме категории модальности.
В английском языке модальность изучена не менее основательно. Важные теоретические и практические положения по проблеме категории модальности в английском языке представлены в научных исследованиях А.И. Смирницкого, О.В. Александровой, Т.А. Комовой, Н.Ф. Иртеньевой, Л.С. Бархударова, М.Я. Блоха, Г.Г. Поченцова, Н.А. Слюсаревой, Е.И. Беляевой, В.В. Гуревича, В.Н. Тарасенко, Э.Е. Курлянд, А.М. Ионовой, Й.Трир, Г.Ипсен, О. Есперсеном, К. Аймер, Д. Фриборн, В. Робинсон, Р. Уорнер, М. Халлидей, Г. Суит, Дж. Лайонз и других теоретиков английского языка.
В отношении исследований категории модальности в лезгинском языке надо отметить, что данная проблематика мало изучена в дагестанском языкознании. Этот факт сам по себе определяет ее актуальность. Однако в последних исследованиях категории глагола заметно стремление всесторонне – в формальном, содержательном и функциональном планах – описать каждую грамматическую категорию с учётом особенностей их проявления в дагестанских языках. Такую направленность имеет и настоящее исследование. Оно специально посвящено углубленному сопоставительному изучению одной категории, модальности, с учётом значительно расширившихся представлений о ней в целом и её проявлений в русском и английском языках, а также новых данных о глагольных категориях лезгинского языка. Это даёт возможность выявить формы выражения модальности, которые ещё не описаны, а также точнее определить значения уже описанных единиц.
Отсутствие единства в понимании категории модальности проявляется в непоследовательности при описании форм её проявления в конкретных языках, в особенности таких, относительно менее разработанных в теоретическом плане, как лезгинский. Вот лишь некоторые наблюдения, показывающие, что семантическая категория модальности лезгинского языка и её категориальные формы – наклонения – нуждаются в дальнейшем, углубленном исследовании.
В грамматических описаниях лезгинского языка нет единства в понимании самого содержания термина «наклонение». Понятие «наклонение» часто смешивается с более широким понятием «модальность». Следствием этого является чрезвычайный разброс как в числе выделяемых в разных работах форм наклонения, так и в трактовке их значений.
В грамматиках П.К. Услара и Л.И. Жиркова говорится о повелительной, условной, отрицательной и т.д. формах глагола, термин «наклонение» не используется. Его в грамматику лезгинского языка ввёл в своей работе, специально посвящённой категориям глагола, Г.В. Топуриа. Однако применил он этот термин только по отношению к формам повелительного наклонения. Б.Б. Талибов выделяет, кроме повелительного, ещё изъявительное наклонение, а также говорит об условных, отрицательных, запретительных, противительных, вопросительных формах. Семь морфологически выраженных наклонений: изъявительное, неопределённое (целевое), повелительное (побудительное, запретительное), вопросительное, условное, уступительное, отрицательное – выделяет для лезгинского глагола У.А. Мейланова. В последующих исследованиях, напротив, количество наклонений сокращается. Так, Р.И. Гайдаров исключает из их числа отрицательное и неопределённое, вводит предположительное с аффиксом -ди и в итоге выделяет шесть наклонений: изъявительное, повелительное, вопросительное, условное, уступительное, предположительное. Четыре наклонения: изъявительное, условное, уступительное и повелительное – считает возможным выделить Э.М. Шейхов. Другие единицы, трактовавшиеся как наклонения в предшествующих работах, он называет «морфологическими формами выражения модальности» в пределах названных четырёх наклонений. А ведь «морфологические формы выражения модальности» – это, в сущности, и есть наклонение. Следовательно, возникает вопрос о взаимодействии модальных значений в рамках одной словоформы или в составе высказывания в целом.
Как видим, разброс мнений при установлении форм наклонения лезгинского глагола непомерно широк, и объясняться такие различные интерпретации могут, прежде всего, неопределённостью теоретических критериев интерпретации материала.
Другим важным обстоятельством, свидетельствующим о необходимости обсуждения вопроса о модальности и наклонениях, является наличие в лезгинском языке ряда форм модального значения, которые или вовсе не рассматриваются в грамматических описаниях, или же лишь фиксируются без анализа и установления их статуса. Например, в лезгинском языке достаточно употребительны формы глагола с аффиксом -лда, который присоединяется к временным формам изъявительного наклонения: хтана (аор.) «вернулся» > хтаналда «(говорят) вернулся»; хтанва (перф.) «вернулся (и есть)» > хтанвалда «(говорят) вернулся (и есть)»; хквезва «возвращается» > хквезвалда «(говорят) возвращается» и др. Вун хуьруьз хъфизвалда. Хъфиз хьайит1а, зазни хабар це «Ты в село едешь (говорят). Будешь ехать, и мне сообщи». Значение в переводах передаётся при помощи слова «говорят», но в лезгинском этот аффикс не имеет лексического соответствия, по крайней мере, на синхронном уровне. Формы с аналогичным значением, например в болгарском языке, выделяются как «пересказывательное» наклонение. Ср. болг.: Тя пееше хубаво «Она хорошо пела» и Тя пеела хубаво «Она хорошо пела (говорят)». В дагестанских языках единицы аналогичного содержания иногда фиксируются как формы заглазного времени, а в последнее время используется и термин эвиденциальность.
Приводимая лезгинская форма имеет явно модальное значение. Её содержание близко к значению категории эвиденциальности, которая «выражает источник и характер того знания, что лежит в основе сообщения говорящего (есть ли это знание из личного опыта, или с чужих слов, или это есть умозаключение)». В другом исследовании такие формы определяются термином цитатив (говорящий описывает факт на основе чужих слов, не принимая на себя ответственности) в рамках более широко понимаемой категории эвиденциальности, указывающей, каким образом говорящий узнал о факте. В этих определениях форм эвиденциальности и цитатива содержится относимая к сфере модальности семантическая оппозиция в диапозоне «реальность – гипотетичность – ирреальность». В приводимой лезгинской форме выражается отношение сообщаемого факта к реальности с точки зрения говорящего. Значение это выражается морфологической оппозицией. Следовательно, есть основание рассматривать эту форму как наклонение.
Не рассматривается среди форм наклонения лезгинского глагола и форма с аффиксом -ч, присоединяемым не к временным формам, а непосредственно к корню глагола. Например: Алиди гьахьтин гаф лугьуч «Али такого не мог сказать». Жеч яда! «Не может быть!» (яда – апеллятивного плана единица типа русского эй, адресуемая только мужчинам). Аффикс -ч, присоединяясь к временным формам, образует негативные формы изъявительного наклонения (лугьудач «не скажет», жедач «не будет, не случится»). Формы без показателей времени, оформленные этим аффиксом, входят в оппозицию с так называемым предположительным наклонением на -ди, которое также не имеет аффиксов времени. Ср.: Сирке туьнт хьайи къапуниз зарар жеди (посл.) «Сильный уксус посуду разъесть может» (о чрезмерности чего-л.). Однако нельзя считать формы типа жеч негативными коррелятами форм типа жеди. Отрицательные формы образуются в лезгинском языке агглютинативным прибавлением -ч (же-да > же-да-ч). А в данном случае имеет место альтернация аффиксов в параллельных формах, не находящихся в отношениях морфологической деривации. Формы лугьуч, жеч выражают уверенность, что обозначаемое глаголом действие не могло/не может иметь место.
Интерпретация значений уже выявленных форм наклонения, например, форм с аффиксом -т1а, также может быть уточнена. Они традиционно определяются как условное наклонение. Однако в работе Р.И. Гайдарова намечается более дифференцированный подход к определению значений форм, присоединяющих этот аффикс. Как условное наклонение Р.И. Гайдаров выделяет единицы, образуемые от причастия прошедшего времени: Гьарда са ч1ар гайит1а, квасадиз чуру жеда (посл.) «Каждый по волоску отдаст если, безбородому борода будет» ( С миру по нитке, голому рубаха). А формы, образуемые тем же аффиксом от временных форм, он относит к вопросительному наклонению: Им вуч сир я, яраб начагъ хьанват1а? Са ван хьана, закай гуьгьул хьанват1а? (Ш. Мурадов) «Что за тайна, может, заболела? Может, услышав что, обиделась на меня?» По нашему мнению, эти формы явно выражают предположение, а не вопрос. Значения форм, получаемых присоединением аффикса -т1а, различны в зависимости от видо-временного значения исходных форм, но все они семантически производны от эпистемической модальности – значения сомнения в том, что обозначаемое действие имеет место, т.е. предположения. Есть ещё языковые факты, для которых нами предложены более точные или новые интерпретации.
Актуальность исследования рассматриваемой темы определяется чрезвычайной сложностью категории модальности, широтой и глубиной охвата разных уровней языковой сферы, многоплановостью в передаче модальных значений, варьирующихся от простого утверждения до эмоциональной экспрессии. Мы считаем, исследование категории модальности важно для:
- изучения собственно лезгинского языка;
- получения данных сопоставительного плана о специфике проявления категории модальности в сопоставляемых языках;
- типологического исследования категории модальности и способов её языкового выражения;
- сравнения степени грамматикализации модальных значений в таких далёких друг от друга генетически и типологически языках, как русский, английский и лезгинский;
- углубления представлений о категории модальности в целом;
- изучения системы грамматических средств выражения модальности.
С целью получения данных в перечисленных областях лингвистических изысканий в работе осуществлен комплексный сопоставительный анализ категориальных форм выражения модальности в русском, английском и лезгинском языках. Осуществление такого анализа предполагает практическое решение следующих конкретных задач:
- Изучить природу проявления и сущностную характеристику всех основных грамматических признаков предложения, выявить и установить их механизм действия в процессе порождения предложения.
- Определить теоретические подходы: изучить и привести в определенную систему существующие в лингвистической литературе точки зрения на категорию модальности и уточнить понятия модальности и наклонения применительно к лезгинскому языку, обосновать отнесение тех или иных значений, выражаемых морфологически, к модальным, например, правомерно ли считать негативные формы самостоятельными наклонениями.
- Установить соотношение значений в диапазоне «реальность – ирреальность». Для лезгинского языка это имеет очень важное значение. Так, в русском и английском языках ирреальные наклонения противопоставлены индикативу своей временной неопределённостью. В лезгинском языке в одной глагольной словоформе присутствуют показатели времени и наклонений. Например: Алахьнават1ани мекьизва «Несмотря на то, что стало ясно, холодно»; в алахь-на-ва-т1а-ни два аффикса времени (-на- аориста, -ва наст. времени) и два аффикса наклонений (-т1а- предпол., -ни вопр.), то есть ирреальные наклонения в лезгинском языке имеют и значения времени. Для этого очень важно изучить характер взаимосвязи категорий наклонения и времени и определить их модальную сущность.
- Разграничить значения объективной и субъективной модальности, получающие грамматическое выражение в сравниваемых языках.
- Сопоставить номенклатуру модальных значений, представленных в русском, английском и лезгинском языках, сравнить способы их языкового выражения.
Все эти задачи, на наш взгляд, являются узловыми проблемами теории языковой модальности, без решения которых невозможно определить природу проявления и сущностную характеристику категории модальности, выявить и упорядочить модальные значения и систематизировать средства их выражения. Именно средства выражения категории модальности в сравниваемых языках, т.е. все виды категории наклонения и времени, и явились основными объектами исследования.
Решению поставленных в настоящей работе задач в большей степени отвечают приёмы контрастивного языкознания. В традиционной трактовке этот метод определяется как имеющий «дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов)». Такие исследования подчинены по преимуществу задачам прикладного характера – разработки стратегии обучения какому-либо из сравниваемых языков, теории перевода и др. При решении этих задач равноценными являются и сходства, и различия между языками. Положение об эффективности контрастивного метода, своего рода обозрения языка «снаружи», которое позволяет отчётливо видеть черты своеобразия, остающиеся вне поля зрения при его изучении «изнутри», является в настоящее время общепризнанным.
К числу методов исследования, используемых в работе, относятся также описательный метод, приёмы перевода, лингвистического эксперимента.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в лезгинском языкознании рассматриваются вопросы теории модальности на функционально-семантическом уровне, анализируются грамматические средства выражения модальности, систематизируются модальные значения, выраженные всеми формами наклонений и времени.
Теоретическая значимость работы состоит, прежде всего, в том, что её результаты послужат построению более полной и современной теоретической грамматики лезгинского языка и могут быть использованы в составлении учебников и учебных пособий в разделе морфологии «Наклонение и время», в разделе синтаксиса «Модальность» и в описании основных грамматических признаков предложения.
В то же время сходства и различия в спектре модальных значений, получающих грамматическое выражение в языках, принадлежащих к разным типам и генетическим классам, представляют интерес для лингвистической типологии и теории модальности. Так, в русском языке отмечается многообразие описательных, аналитических форм наклонений при бедности особых синтетических форм глагола для выражения модальности действия. Как показывают наблюдения, многие модальные значения, выражаемые в английском языке на уровне конструктивного синтаксиса, в лезгинском языке передаются средствами глагольной морфологии.
Практическая ценность результатов работы вытекает из того вклада, который она вносит в обозначенные выше направления теоретических исследований. Полученные данные могут найти применение в вузовских курсах по лингвистической типологии, в сопоставительных грамматиках русского и дагестанских языков, в разработке теоретических и учебных грамматик собственно лезгинского языка, а также русского языка для дагестанской школы, в переводческой деятельности. Основные положения работы также могут служить лингвистической основой методики преподавания русского и иностранных языков в лезгинской национальной школе.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Категория модальности по своей природе является функционально-семантической категорией.
-
Категория модальности свою функциональную обязанность выполняет на втором этапе порождения предложения в механизме речи.
-
Категория модальности, наряду с категориями коммуникативности, предикативности и просодическими средствами, является основным, постоянно действующим грамматическим признаком предложения.
-
Основными аспектами категории модальности являются отношение содержания высказывания к действительности, отношение говорящего к содержанию высказывания, отношение субъекта действия к действию и оценка реальности действия в плане его реальности/ирреальности.
5. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией.
6. Модальные значения, выражаемые формой глагола в одном из сопоставляемых языков, в другом могут быть оформлены иным способом. Семантическое же содержание категории модальности в сопоставляемых языках не требует дифференцирования: эта унификация закономерно вытекает из универсального характера категории модальности.
7. В русском и английском языках в придаточном уступительном предложении используются формы изъявительного наклонения. В лезгинском языке значение, аналогичное значению такой уступительной конструкции, выражается специальной синтетической формой глагола, но в содержательном плане различий между ними нет. Поэтому отнесение формы лезгинского глагола типа алахьнават1ани к уступительному наклонению, на наш взгляд, неправомочно.
8. В лезгинском языке форма с аффиксом –мир является самостоятельной в формальном и содержательном планах единицей, а не отрицательной формой повелительного наклонения. Содержанием запретительного наклонения является модальное значение нежелательности осуществления действия, побуждение не совершать его. Эта единица ни формально, ни по значению не выводится из формы повелительного наклонения или какой-либо иной формы.
9. Формы типа лугьуч, жеч обладают явно выраженным значением ирреальности и выражают уверенность, что обозначаемое глаголом действие не могло/не может иметь место. Используемое К.Р. Керимовым [2002: 105] определение импоссибилитив (от английского слова impossibility «невозможность, невероятность») вполне адекватно отражает их содержание. Для описаний на лезгинском языке предлагаем (на обсуждение) термин тежер кардин наклонение – досл.: «не бывающего, невозможного дела наклонение».
10. Формы глагола с аффиксом –лда, выражающие модальность со значением предположения, основанную на отношении сообщаемого факта к реальности с точки зрения говорящего, относятся к семантике эвиденциальности. А содержание глагольных форм с аффиксом –вал не относится к сфере эвиденциальности. Именные формы – абстрактные существительные – аффикс -вал образует от прилагательных (ср. иер «красивый» > иервал «красота», хъсан «хороший, добрый» > хъсанвал «доброта»), а от глаголов - единицы компаративного содержания.
Теоретической базой диссертации являются грамматические описания русского, английского и лезгинского языков, труды российских и зарубежных лингвистов по теории модальности, исследования по сопоставительному языкознанию и лингвистической типологии.
В связи с этим необходимо подчеркнуть, что избранная тема диссертации в типологическом плане до настоящего времени в отечественной филологической науке никогда систематически не разрабатывалась, что потребовало рассмотрения и анализа многочисленных источников. Отсутствие аналогичных отечественных работ потребовало внимательного изучения всей доступной литературы по теме диссертации, осмысление которой позволило прийти к общим и конкретным выводам.
Источниками материала по лезгинскому языку послужили тексты художественной и публицистической литературы, фольклор, а также учебники практического курса лезгинского языка. Языковые примеры на русском языке используются те, которые анализируются при обсуждении категории модальности в «Русской грамматике» (РГ 1980) и другой цитируемой литературе. Примеры на английском языке взяты из учебников по практической грамматике английского языка, оригинальных художественных текстов.
Апробация работы и публикация результатов исследований.
Концепция, основные положения, результаты и выводы исследования обсуждались на заседаниях кафедры теории английского языка Московского института экономических преобразований
Отдельные положения диссертации излагались на ежегодных научных конференциях по проблемам сравнительно-исторического языкознания (в г. Махачкале и г. Москве).
Основные положения работы нашли отражение в 31 публикациях, в т.ч. 2 монографиях, 7 публикациях в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, общим объемом 32,96 п.л.
Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, 3 глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертации составляет 263 страницы машинописного текста.
