Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. «Русь» на севере и юге Восточной Европы 23
1. Норманны в Поволховье 23
2. Локализация «Острова русов » 43
3. Норманны в Среднем Поднепровье 58
Глава вторая. Варяги конца IX - начала X вв 81
1. События, предшествующие «призванию» варягов 81
2. Рюрик на севере Восточной Европы 94
3. Варяги времен Олега 120
Глава третья. Место варягов в системе восточнославянского общества 147
1. Интеграция «руси» в восточнославянское общество 147
2. Христианство и варяго-русские отношения 172
3. Русско-скандинавские отношения в первой половине XI в 198
Заключение 216
Список сокращений 226
Использованные источники и литература 227
- Норманны в Поволховье
- Локализация «Острова русов
- События, предшествующие «призванию» варягов
- Интеграция «руси» в восточнославянское общество
Введение к работе
В диссертации «Варяги и восточнославянское общество: историографический аспект (XX - начало XXI в.)» преследовалась цель - установить, к каким результатам приводят разработки исследователей, изучающих историю взаимодействия скандинавского компонента формирующейся древнерусской народности с другими ее компонентами.
Для того чтобы достичь этой цели, решались следующие задачи: представить и разобрать различные точки зрения, существовавшие в историографии норманнской проблемы; сделать анализ письменных и археологических источников по норманнской проблеме; наметить пути решения вопросов, являющихся частью данной проблемы. Это вопросы: о роли норманнов в развитии евразийской торговли, а, следовательно, и восточноевропейских торговых центров; об их участии в формировании публичной власти; о военной службе варягов у древнерусских князей; о правлении скандинавских конунгов в отдельных русских областях. В диссертации рассмотрены также две проблемы, которые, как представляется, занимают особое место в историографии «варяжского вопроса». Это определение степени достоверности «Сказания о призвании варягов» и спор о происхождении термина «русь».
Полемика по «варяжскому вопросу» ведет свою историю со времен М.В. Ломоносова и Г.-Ф. Миллера, с 1740-х годов, занимала важное место в исторической науке на протяжении XIX и XX веков, меняя свое содержание, и не теряет своей остроты в настоящее время. Разработки норманнской проблемы на протяжении двух с половиной столетий создали предпосылки для обобщающих историографических работ, составление которых стало актуальным.
Информация необходимая для углубленного изучения норманнской проблемы содержится как в археологических, так и в письменных источниках. Глубокий анализ этой информации возможен при высоком уровне критики источников.
Во времена возникновения варяжского вопроса, при М.В. Ломоносове и Г.-Ф. Миллере, этот уровень был еще невысок. Поэтому многие точки зрения этих ученых не выдержали критики. М.В. Ломоносов опроверг взгляд Г.-Ф. Миллера на славян как на пассивный объект скандинавских порабощений.1 Однако построения самого М.В. Ломоносова были тоже уязвимы. В вопросе об этнической принадлежности варягов в исторической науке закрепилась не точка зрения М.В. Ломоносова, считавшего их западными славянами, а Г.-З. Байера и Г.-Ф. Миллера, утверждавших, что варяги являются скандинавами. При этом у М.В. Ломоносова и Г.-Ф. Миллера были одинаковые представления о возникновении государства. Вопрос об образовании государства связывался ими с вопросом об этническом происхождении Рюрика и его братьев. Это были характерные для той эпохи представления.
Позже акценты в спорах между норманистами и антинорманистами сменились. Если М.В. Ломоносов и Г.-Ф. Миллер не оспаривали реальность Рюрика, не подвергали сомнению достоверность легенды о «призвании варягов», то в XIX веке между учеными в этом вопросе появились разные мнения. Н.М. Карамзин говорил о Рюрике, как о реальной исторической личности." Н.А. Полевой называл Рюрика «мифическим». Дальнейшее развитие исторической науки показало правильность взглядов Н.М. Карамзина на личность «призванного» князя.
В XIX веке имел место новый антинорманизм, отличающийся от ломоносовского антинорманизма, во-первых, мнением о том, что варяги не оказывали существенного влияния на общественную жизнь и культуру восточных славян, во-вторых, отсутствием отождествления «призванных» варягов со славянами. Такой подход был показателен для развития исторической науки. Было уже ясно, что государства создаются не отдельными личностями.
Представителем этого нового антинорманизма был Н.И. Костомаров, который доказывал на диспуте с М.В. Погодиным, что варяги произошли из
1 Ломоносов MB. Замечания на диссертацию Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа рос
сийского» // Полное собрание сочинений. Т. 6. М.; Л., 1952. С. 17 - 42.
2 Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. I. Т. 1. М., 1988. Стб. 67 - 74.
3 Почевой Н.А. История русского народа. Т. I. М., 1997. С. 83.
Жмуди. Его оппонент отстаивал норманнское происхождение варягов, первоначальной руси.5 Н.И. Костомаров и М.В. Погодин не убедили друг друга. Но Н.И. Костомаров позже отошел от своих взглядов.6
Вопрос о происхождении термина «русь» получил дальнейшее развитие. Д.И. Иловайский доказывал восточнославянское происхождение названия «русь».7 Й-П. Нильсен отмечает, что В.О. Ключевского, отождествлявшего первоначальную «русь» со скандинавскими варягами, Д.И. Иловайский харак-теризовал как норманиста. Однако, кроме вопроса о происхождении термина «русь», важным был вопрос о роли варягов в формировании государственности на территории Восточной Европы. Представляется, что В.О. Ключевский, указывавший на участие не только пришлых, но и туземных элементов в формировании городов и городовых областей,9 не был в полной мере норма-нистом. Но, с другой стороны, его система взглядов не является и анти-норманистской.
В большей степени норманистом был А.А. Шахматов, который реконструировал волны скандинавских нашествий, приведших к созданию русского государства. А.А. Шахматов показал, что название «русь» имеет скандинавское происхождение. С другой стороны, А.А. Шахматов подверг сомнению достоверность тех летописных известий, в которых варяги отождествляются с русью.11 Его выводы по этому вопросу использовались в качестве аргументов антинорманистами.
Главные задачи при исследовании русско-скандинавских связей в эпоху формирования древнерусской государственности обозначили А.Н. Кирпичников, Г.С. Лебедев, В.А. Булкин, И.В. Дубов, В.А. Назаренко. Ученые видят следующие важные задачи: «1) дальнейшая систематизация "норманнских
4 Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб., 2009. С. 26.
5 Там же. С. 29.
6 Там же. С. 33.
7 Иловайский Д.А. Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. М., 1876. С. 229.
8 Нильсен Й-П. Рюрик и его дом. Опыт идейно-историографического подхода к норманнскому вопро
су в русской и советской историографии. Архангельск, 1992. С. 33.
9 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. М., 2005. С. 79 - 80.
10 Шахматов А.А. Разыскания о русских летописях. М., 2001. С. 234-235.
11 Там же. С. 216-222, 233-234.
древностей" Восточной Европы; 2) выявление "русских импортов" в Скандинавии; 3) разработка детальной хронологической шкалы и исследование синхронных археологических материалов Руси, стран Балтики и Скандинавии; 4) сравнительный исторический анализ социального развития, формирования города, дружины, торговли и ремесла этих стран; 5) изучение трансбалтийских связей, места и роли протогородских центров Восточной и Северной Европы».12
Постановка норманнской проблемы в разные времена была различной. А.А. Хлевов отметил, что в XVIII в. норманнский вопрос, в сущности, сводился к вопросу: были ли первые князья скандинавами и играли ли скандинавы какую-либо роль в русской жизни этого периода. Историограф, в целом, верно полагает, что утвердительный ответ на первую половину вопроса возобладал к середине XIX в., так как примерно с этого времени и до современности мнения о скандинавском происхождении варягов придерживается большинство ученых. Говоря об ответе на вторую половину вопроса, исследователь указывает, что положительный ответ на нее был дан к концу XIX в., когда раскопки А.С. Уварова, М.Ф. Кусцинского, В.И. Сизова, Н.Е. Бранденбурга, А.А. Спи-цына дали серии скандинавских вещей, свидетельствовавших о массовом присутствии скандинавов и их участии в торговой и военной жизни восточных славян. А.А. Хлевов пишет, что после этого вопрос сместился в сферу оценки степени и характера этого влияния и что именно в таком виде попал в поле зрения современной науки.13
Степень и характер норманнского влияния также были изучены глубоко. В первой трети XX в. было показано, что следствием норманнской экспансии стало возникновение территориальных объединений в Восточной Европе, функционирование которых непосредственно предшествовало функционированию Древней Руси как политического образования. К такому мнению при-
12 Кирпичников А.Н., Лебедев Г.С., Булкин В.А., Дубов И.В., Назаренко В.А. Русско-скандинавские свя
зи эпохи образования Киевского государства на современном этапе археологического изучения // КСИА. 1980.
№ 160. С. 36.
13 Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 2002. С. 81.
шли А.А. Шахматов, Ю.В. Готье. В связи с этим надо отметить и взгляд В.А. Брима на роль варягов в развитии «Пути из варяг в греки» — магистрали, имевшей большое значение для становления древнерусской государственности. Ученый показал, что этот путь основательно осваивался именно скандинавами.15 В это же время, благодаря работам Е.А. Рыдзевской, стало известно о конкретных скандинавах, служивших на Руси, о которых сообщали саги.1
С новой интенсивностью исследование норманнской проблемы стало вестись в последней трети XX в. В это время было глубоко изучено культурное взаимовлияние между восточными славянами и скандинавами, взаимовлияние как в духовной, так и в материальной культуре. Изучение тех восточно-славянских и скандинавских ремесленных традиций, которые скрещивались между собой, было, в целом, завершено, благодаря работам А.В. Арци-ховского и А.Н. Кирпичникова.17 Изучение взаимопроникновения на уровне духовной культуры, в основном, было завершено А.Н. Кирпичниковым, И.В. Дубовым, Г.С. Лебедевым. Кроме культурного изучалось и военно-политическое взаимодействие между славянами и норманнами. А.А. Хлевов, говоря об исследовании Киева и памятников Шестовиц в 1970 г., отмечает, что они позволили установить несомненное участие варягов в сложении облика княжеской дружины и Киевского государства.19 Изучалась и торговая сторона деятельности варягов. В частности, В.А. Булкин, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев показали, что варяги способствовали развитию открытых торгово-ремесленных поселений.20
Таким образом, в отечественной исторической науке раскрыты военно-политическая, торговая и культурная сторона деятельности скандинавов в
Шахматов А.А. Разыскания... С. 235.; Готье Ю.В. Железный век... С. 261 -262.
15 Брим В.А. Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР, VII. Сер. общ. наук. Вып. 2. 1931. С. 206 - 208.
16 Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX - XIV в.в. М., 1978. С. 29 - 104.
17 Арциховский А.В. Археологические данные по варяжскому вопросу // Культура Древней Руси. М.,
1966. С. 39; Кирпичников А.Н. Древнейший русский подписной меч //Советская археология. № 3. С. 196-201.
15 Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы / Отв. ред. Е.А. Мельникова. М., 1986. С. 201, 281.
19 Хлевов А.А. Норманская проблема... С. 70.
20 Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX - XI вв. Л.,
1978. С. 138, 139.
ранней русской истории, а также обратное влияние на них со стороны восточных славян.
Вопрос о том, насколько перспективна аргументация различных ученых для изучения норманнской проблемы, решается в данной диссертации путем ответа на другой вопрос - не дает ли содержащаяся в источнике информация основания для таких предположений, которые входили бы в противоречие с версией исследователя.
В диссертации значимость доводов исследователей определяется также тем, направлены ли аргументы на раскрытие исторического содержания имеющейся в источнике информации. Примером здесь может быть замечание И.Я. Фроянова по поводу изучения Д.С. Лихачевым легенды о «призвании варягов». В частности, И.Я. Фроянов обращает внимание на то, что Д.С. Лихачев ищет «историческое зерно» легенды (кавычки И.Я. Фроянова — П.А.) не в событиях, о которых она повествует, а в политических коллизиях конца XI — начала XII вв. И.Я. Фроянов говорит: «Такое хронологическое переключение, конечно, снимало остроту проблемы, но придавало ее изучению некоторую односторонность, недоговоренность и расплывчатость». Следовательно, построения ученых уязвимы в том случае, если исторический анализ отодвигается на второй план источниковедческим анализом. С другой стороны в предлагаемой работе взгляды ученых оцениваются и по тому, насколько критично они подходят к сведениям источников.
В диссертации имеет место сопоставление данных письменных источников с археологическим материалом и приводятся версии ученых, основанные на таком сопоставлении.
Для разрешения норманнской проблемы используются самые различные письменные источники. Это летописи, скандинавские саги, сочинения западноевропейских, византийских, мусульманских писателей. Все они содержат ценные сведения, рассмотрение и анализ которых приводит к появлению версий, точек зрения о деятельности норманнов в Восточной Европе и значении
21 Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 81.
этой деятельности для социально-экономического, политического развития Древней Руси и культурного взаимодействия между Русью и Скандинавией.
Круг задач, встающих при изучении письменных источников по норманнской проблеме, очень широк. Это вопросы: о сферах деятельности норманнов (военной, торговой, политической); каким образом бытование скандинавских наименований отдельных географических объектов Восточной Европы связано с активностью норманнов в данной местности; насколько употребление в различных сочинениях терминов, близких по значению к слову «варяг», может свидетельствовать о характере деятельности самих варягов; об этническом происхождении «руси», которую, согласно летописям, привел с собой Рюрик, «народа Rhos» Вертинских анналов и русов, о которых сообщают мусульманские писатели. Дискуссионным остается вопрос о призвании варяжских князей: Рюрика, Синеуса и Трувора. При его разрешении неизбежно идет речь о достоверности летописных известий и, в частности, «Сказания о призвании варягов». Таковы различные стороны изучения норманнской проблемы по данным письменных источников.
Обзор всех видов письменных источников по норманнской проблеме позволяет определить роль варягов в древнерусской истории.
Важные коррективы в исторические исследования по норманнской проблеме вносит археология. И именно в аспекте «варяжского вопроса» археологические исследования ключевых памятников лесной зоны Древней Руси (Ладоги, Гнездова, Ярославских могильников) обогатили и дополнили исторические сведения, почерпнутые из письменных источников, и, более того, эти сведения получили, в основном, свое подтверждение, опираясь на археологические данные.
На основании этих данных (находках скандинавских вещей, обнаруженных рядом с предметами местного происхождения; сочетаниях норманнских со славянскими, а также финно-угорскими обычаями и традициями в погребальном обряде; находках арабских монет в Скандинавии, экспортировавшихся из восточнославянских земель, а позже западноевропейских монет на тер-
ритории Древней Руси, поступавших из скандинавских стран) исследовалась история развития славяно-финно-скандинавских отношений.
Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин подчеркивают, что данные археологии стали важнейшим коррелятором при комплексном изучении проблемы и, прежде всего, при сопоставлении с письменными памятниками.22 Как отмечают А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев, материальные свидетельства прошлого приобретали информативность и выразительность, не уступающие письменным данным, а иногда вели к открытию новых видов и категорий памятников древней письменности, которые ранее были неизвестны и которые без вмешательства и участия археологов оставались бы недоступными для историков. Они отмечают, что по мере систематизации и углубленного изучения раскрывались все более новые, неизвестные ранее стороны этих свидетельств.23 Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин отмечают, что археологические данные, наряду с письменными известиями, стали основным видом источников, постоянно возрастающих качественно и ставящих новые вопросы в изучении русско-скандинавских отношений.24 X. Ловмяньский, отмечая значение археологического материала для исследований роли норманнов в истории Древней Руси, говорит об отображении этими материалами, прежде всего, развития производительных сил, материальной культуры, а в определенной мере и социальной структуры.25 А.А. Хлевов, оценивая значение археологических источников, пишет: «Именно они составили основу, на которой стало создаваться здание новой парадигмы русско-скандинавских отношений эпохи викингов, окончательная отделка которого еще предстоит и начинается на наших глазах».26
Уникальность археологического материала выявилась при многочисленных исследованиях памятников Древней Руси, в которых обнаружены следы пребывания норманнов. Это исследования В.И. Равдоникаса, А.Н. Кирпични-
22 Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Послесловие // Ловмяньский X. Русь и норманны. М., 1985. С. 235.
23 Кирпичников А.Н., Дубов КВ., Лебедев Г.С. Русь и варяги... С. 236.
24 Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Послесловие... С. 235.
25 Ловмяньский X. Русь и норманны. М., 1985. С. 68.
26 Хлевов А.А. Норманская проблема... С. 44.
кова, Г.С. Лебедева, В.А. Назаренко, А.А. Селина, О.И. Давидан, Г.Ф. Корзу-хиной, С.Л. Кузьмина, Д.А. Мачинского, А.Д. Мачинской, З.Д. Бессарабовой, B.C. Нефедова в Ладоге и Приладожье; В.И. Сизова, Д.А. Авдусина, И.И. Ля-пушкина, В.А. Булкина в Гнездове; А.С. Уварова, М.В. Фехнер, И.В. Дубова, Л.А. Голубевой, СИ. Кочкуркиной, А.Е. Леонтьева на Северо-Востоке Руси; В.А. Брима, СВ. Бернштейн-Когана, Г.С. Лебедева на «пути из варяг в греки»; М.И. Картера у Киева; Д.Я. Самоквасова, П. Смоличева у Чернигова. Эти исследования давали возможность оценить деятельность варягов на Руси, показать характер русско-скандинавских отношений.
Ю.В. Готье, рассматривая в 1930 году вопрос о критериях, по которым можно судить о наличии и характере скандинавских поселений, констатирует, что на одиночных находках, теряющихся в массе предметов иного характера и происхождения, нельзя построить доказательства длительного существования таких поселений. Исследователь говорит, что если эти одиночные находки встречаются в определенном направлении, то они могут указывать путь, по которому ездили варяги. Говоря о совершенно отдельных случайных находках скандинавских вещей, ученый констатирует, что они свидетельствуют о скандинавском присутствии еще меньше, так как отдельные предметы могли различными способами попасть в руки не-варягов. Он пишет, что такие находки позволяют говорить только о попадании скандинавских предметов в нашу страну. Ю.В. Готье указывает главные критерии, по которым можно достаточно уверенно установить возможность существования норманнских колоний в России: 1) скандинавские вещи в данной местности должны быть находимы в достаточно большом количестве; 2) эти находки должны иметь не случайный, а компактный и систематический характер; 3) они должны быть сделаны в определенных и точно установленных археологических памятниках; 4) соотношение скандинавских предметов, находимых в городищах или могильниках, и предметов иного происхождения должно быть таково, чтобы скандинавские вещи в комплексе вещей, вырытых в данном могильнике или городище, занимали достаточно определенное и количественно внушительное
место. И, исходя из совокупности перечисленных выше условий, автор считает, что им отвечают очень немногие местности в СССР.27
Археологами впоследствии часто поднимался вопрос о том, насколько многочисленность скандинавских вещей может свидетельствовать о наличии варяжской колонии. В.И. Равдоникас в 1945 году в статье «Старая Ладога» на основании результатов исследований в урочище Плакун приходит к мнению о том, что норманны хоронили около Ладоги своих соплеменников по скандинавскому обряду. Отсюда исследователь делает вывод, что массовые курганы Приладожья с совершенно иным обрядом, несмотря на большое количество в них скандинавских вещей, принадлежат не норманнам, а местному населе-нию." Таким образом, археолог обратил внимание на то, что главный критерий определения этнической принадлежности погребенного - погребальный обряд, а не инвентарь.
Через 20 лет после выхода данной статьи В.И. Равдоникаса И.П. Шас-кольский подробно рассмотрел проблему установления этнического происхождения погребений. Он разделяет точку зрения советских ученых, которые считали, что один вещевой инвентарь не может иметь решающего значения для определения этнической принадлежности, потому что иноземные вещи могли быть приобретены путем торговли, а также из-за того, что наличие отдельных скандинавских вещей в погребении могло быть случайностью и свидетельствовать только о существовании торговых связей между местным населением и скандинавами. Эту точку зрения И.П. Шаскольский противопоставляет подходу иностранных археологов-норманистов, которые при этнической характеристике погребений рассматривают только вещевой инвентарь как показатель, свидетельствующий об этнической принадлежности погребенного. Говоря, о подходе советских археологов, И.П. Шаскольский отмечает, что, по мнению большинства из них, особенно важным критерием для этниче-
27 ГотъеЮ.В. Железный век в Восточной Европе. М.; Л., 1930. С. 250-251.
28 Равдоникас В.И. Старая Ладога II Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях инсти
тута истории материальной культуры. М.; Л., 1945. С. 41.
ского определения должен быть погребальный обряд. Однако ученый считает, что на современной стадии развития археологической науки невозможно различить среди курганных погребений в русских землях на основании погребального обряда погребения славян и норманнов, за исключением тех случаев, когда в русских могильниках встречаются черты существовавших, но не господствующих в Швеции погребальных обрядов, таких как погребение в ладье или помещение в могилу сломанных вещей. В итоге И.П. Шаскольский заключает, что ни вещевой инвентарь, ни обряд погребения сами по себе не могут служить критерием для выявления норманнских погребений в восточнославянских землях и делает вывод о необходимости изучения всего погребально-го комплекса в целом, включающего в себя и обряд, и инвентарь.
Близкий взгляд по вопросу о критериях определения этнической принадлежности погребенного изложен в статье Л.С. Клейна, Г.С. Лебедева, В.А. Назаренко «Норманнские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения». Авторы говорят о необходимости строгих методологических критериев, о необходимости учета всех компонентов погребальных комплексов, в частности, основного источника - вещей, прежде всего, этнографически выразительных, и погребального обряда, также с учетом его источниковедческой ценности.31 Они отмечают, что если отдельные категории скандинавских вещей могут быть использованы как показатели этнической принадлежности комплексов, то в подавляющем большинстве случаев сами по себе находки украшений, оружия и других предметов скандинавского происхождения не влекут за собой ничего сверх констатации экономических связей со Скандинавией. Для определения этнической принадлежности комплекса, в котором эти вещи найдены, по Л.С. Клейну, Г.С. Лебедеву, В.А. Назаренко, необходим анализ погребального обряда. Однако авторы констатируют, что погребальный обряд тоже далеко не всегда может служить надежным этническим определителем. В качестве одного из примеров невозможности с помо-
29 Шаскольский И.П. Норманнская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965. С. 118.
30 Там же. С. 120.
31 Клейн Л.С, Лебедев Г.С, Назаренко В.А. Норманнские древности Киевской Руси на современном
этапе археологического изучения // Клейн Л.С. Спор о варягах... С. 162.
щью обряда установить этническую принадлежность они приводят погребение по обряду трупоположения с западной ориентировкой, отмечая, что это христианский обряд, характеризующий не этническую, а религиозную принадлежность погребённого.32
Д.А. Авдусин в 1975 году указал, что главный критерий, по которому можно признать погребения варяжскими, - погребальный обряд. В тоже время археолог отмечает, что инвентарь сохранил свое значение при определении этнической принадлежности, но уточняет, что в этом случае вещи должны быть этнически характерными или, по крайней мере, определимыми.
Таким образом, главным этническим показателем является погребальный обряд. Ценную информацию здесь может дать и вещевой инвентарь. Для разрешения проблемы этнического определения в целом необходимо в комплексе рассматривать обряд и инвентарь.
Синтез письменных и археологических данных позволяет глубже исследовать норманнскую проблему.
Здесь особое значение имеет «строгая археология», которая предусматривает как специфически археологические принципы, так и синтез источников. «Строгая археология» определяет место и роль данных археологии в ключевой проблеме современной исторической науки, а именно: участие археологии в синтезе источников. Синтез осуществляется не менее чем в два этапа: сначала внутридисциплинарный (преодоление фрагментарности, построение археологических систем), затем - междисциплинарный (преодоление односторонности археологических данных). И только после построения «системы древностей» создается новый источник, выраженный в словесной форме, который совместно с письменными источниками подвергается синтезу.34
Г.С. Лебедев среди ученых, которые реализуют методы «строгой археологии» в разработке «варяжского вопроса», называет В.А.Булкина, И.В. Дубо-
32 Клейн Л.С, Лебедев Г.С, Назаренко В.А. Норманнские древности Киевской Руси на современном
этапе археологического изучения // Клейн Л.С. Спор о варягах... С. 151-155.
33 Авдусин Д.А. Об изучении археологических источников по варяжскому вопросу // Скандинавский
сборник. Вып. XX. Таллин, 1975. С. 150, 151.
34 Лебедев Г.С История отечественной археологии. СПб., 1992. С. 440.
ва, А.Н. Кирпичникова, Г.С. Лебедева, Д.А. Мачинского, В.А. Назаренко. Г.С. Лебедев отмечает, что теоретическую основу «строгой археологии» создал Л.С. Клейн, который стал родоначальником ленинградской школы скандинавистики. Методы «строгой археологии» применяются также при разработке «готской проблемы»35, от разрешения которой во многом зависит и разрешение норманнской проблемы.
Одним из вопросов норманнской проблемы является вопрос о времени и месте первого появления варягов в Восточной Европе. Археологические данные свидетельствуют о значительном притоке скандинавского населения в Ла-догу в первой половине IX в. Примерно в это же время фиксируется появление первых скандинавских поселенцев в Гнездове. Ю.В. Готье утверждает, что на Волге варяги появились раньше, чем на Днепре. И славяне, и скандинавы проникали на Верхнюю Волгу из северо-западных районов Восточной Европы, и, если это утверждение верно, то в таком случае можно говорить, что в Ладоге норманны появились раньше, чем в Гнездове. Однако здесь все зависит от того, каким путем норманны проникали раньше в Восточную Европу: Невским или Двинским? В.А. Брим, основываясь как на археологических данных, так и на исторических известиях, говорит о более раннем открытии варягами Двинского пути.39 Если верна точка зрения В.А. Брима, то тогда закономерно предположить появление скандинавов, прежде всего, в Гнездове и только потом в Ладоге, так как по Двине норманны могли выйти к району Верхнего Поднеп-ровья.
В вопросе о времени появления варягов в Восточной Европе свою версию излагает М.И. Артамонов в статье «Первые страницы русской истории в археологическом освещении». Анализируя норманнские памятники, он делает вывод, что археологические открытия последнего времени позволяют утвер-
35 Лебедев Г.С. История отечественной археологии... С. 441.
36 Лебедев Г.С. Русь и чудь, варяги и готы (итоги и перспективы историко-археологического изучения
славяно-скандинавских отношений в I тыс.н.э.) // Историко-археологическое изучение Древней Руси / Отв.
ред. И.В. Дубов. Л., 1988. С. 89.
37 Петров Н.И. Поволховье и ильменское Поозерье в IX - X вв. СПб., 1996. С. 33, 34.
38 Готье Ю.В. Железный век... С. 252.
39 Брим В.А. Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР, VII. Сер. общ. наук. Вып. 2. 1931. С. 213, 214.
ждать, что славянское завоевание лесной полосы Восточной Европы совпало с проникновением туда же норманнов. Автор пишет, что варяги появились там местами даже ранее славян, приводя в доказательство присутствие варяжских памятников на Волхове, датирующихся концом VIII в. Он фиксирует наличие скандинавских поселений в Ладоге и на Верхнем Поволжье до X в., констатируя, что славянских следов до X столетия в этих районах не обнаружено. Свои археологические наблюдения и выводы М.И. Артамонов подкрепляет данными летописи, которая сообщает о взимании дани варягами с чуди, кривичей и славян, а затем в легенде о призвании варягов говорит о раздаче Рюриком городов своим «мужам». При этом исследователь замечает, что по летописи варяги в этих городах — «находники», т.е. пришельцы, завоеватели. Он подчеркивает, что далее по летописным свидетельствам варяги подчинили себе обширную область от Ладоги и Белого озера до бассейна Западной Двины, включающую на востоке верхнее течение Волги, откуда речной путь вел в Каспийское море.40
Мусульманские авторы сообщают о русах, в которых есть основания видеть скандинавов, торгующих на Великом Волжском пути. В период становления древнерусской государственности главной торговой артерией Восточной Европы был этот путь. Использование норманнами Волжского пути отразилось в резком увеличении количества скандинавских вещей в поселениях и могильниках Северо-Восточной Руси в первой половине X в.41
И именно к этому времени относятся известия Ибн-Русте и Ибн Фадлана о русах, торгующих на Великом Волжском пути. При этом у обоих авторов внешний облик этих русов, схож с варягами, так же, как схожи и характеры их занятий,42 а вот у Ибн-Хордадбеха, писавшего о русах в первой половине IX в. (когда скандинавских вещей в памятниках Верхнего Поволжья еще нет), они —
40 Артамонов М.И. Первые страницы русской истории в археологическом освещении // Советская ар
хеология. 1990. №3. С. 283, 284.
41 Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья (историко-археологические очер
ки). Л., 1982, С. 55 - 57.
42 Новоселы/ев А.Л. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI - IX вв. // Древнерусское
государство и его международное значение. М., 1965. С. 397, 398; Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-
Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921 - 922 годах. Харьков, 1956. С. 141 - 142.
славяне. Ибн-Русте и Ибн-Фадлан сообщают также о погребальном обряде русов. У Ибн Русте это трупоположение в могиле,44 имевшее место у норманнов, но не являвшееся, тем не менее, этническим индикатором. Однако в кон-тексте всего описания русов, которые у арабского автора имеют скорее скандинавские, чем славянские черты, упоминаемое трупоположение может отчасти приобретать качество этнического показателя. Ибн Фадлан сообщает о погребении одного из русов в ладье.45 Ю.В. Готье указывает, что это свойственно норманнам, однако, воздерживаясь от окончательного вывода о том, кто действительно был погребен в ладье.
Ученый, реконструируя историю Верхнего Поволжья, предполагает существование городовой области на Верхней Волге, вокруг Ростова, Суздаля и Ярославля, а также под Ростовской мерей и Белозерской весью. Он говорит о торговых пунктах, которые возникли под воздействием норманнов на путях от Ладожского озера к Волге и, особенно, о том славяно-финно-варяжском центре, который образовался из соединения ранних кривических поселений между Волгой и Ростовским и Переяславским озерами с норманнской базой, расположенной на Волге, у выхода в нее речных путей, идущих от Балтийского
моря.
Ю.В. Готье говорит о месте, на котором позже был основан Ярославль, отмечая, что здесь сходились все пути, ведшие на Волгу, которая, в свою очередь, вела в Великий Булгар. Исследователь предполагает, что норманны стали смотреть на местность будущего Ярославля, как на отправной район, где удобнее всего было подготовиться к плаванию до Булгара или отдохнуть перед путешествием к волжско-балтийским волокам, и допускает возможность существования около Ярославля промежуточного норманнского опорного пункта. Он, по Ю.В. Готье, был и славянским, и варяжским центром. Ученый
Велиханова Н.М. Ибн-Хордадбех. Книга путей и стран. Баку, 1986. С. 124.
44 Новосельцев АЛ. Восточные источники... С. 398.
45 Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921 - 922 годах. Харь
ков, 1956. С. 142.
46 Готье Ю.В. Железный век... С. 260.
47 Там же. С. 259.
пишет о его интернациональном характере, который мог оказывать влияние на обе стороны, одинаково пользовавшиеся этим поселением. 8
Важной проблемой, разрешение которой необходимо для изучения «варяжского вопроса» является вопрос о «призвании варягов» и событиях ему предшествующих. Сведения русских летописей позволяют говорить о существовании в середине IX в. суперсоюза на севере Восточной Европы, в котором уже были зачатки публичной власти и который был организован для обороны именно от варяжских набегов. Племенами этого суперсоюза был позже «призван» Рюрик для защиты от набегов шведских конунгов и установления внутреннего мира.
Большинство ученых, ссылаясь на летописные известия и материалы Земляного городища Старой Ладоги, говорят об изгнании варягов, укрепившихся в Ладоге, объединившимися славянами и финно-уграми,49 о последовавшей за этим междоусобной войне и, наконец, о приглашении варяжского конунга в качестве военачальника, обязавшегося защищать местное население от шведских викингов.50 Вероятность «призвания» Рюрика именно для защиты от шведских находников косвенно подтверждается упоминаниями франкских хроник об одном из датских конунгов - Рерике Ютландском, так как датские викинги были враждебны шведским.51 Кроме того, имевшее место обострение отношений между славянами и финно-уграми, с одной стороны, и скандинавами на рубеже 850-х - 860-х гг., с другой, противоречило потребностям торговли на Балтике и, в частности, явилось причиной спада поступления серебра в Скандинавию. С призванием Рюрика происходит стабилизация торгово-экономических отношений на Балтике, отразившаяся в увеличении притока арабских монет в Скандинавию. Это отмечают А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев.52 В вопросе о первоначальной резиденции Рюрика А.Н. Кирпичников, Н.И. Петров, основываясь на известиях Радзивиловской и
48 ГотьеЮ.В. Железный век... С. 256, 261.
49 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 197; Фрояиов И.Я. Мятежный Новго
род... С. 73.
50 Кирпичников А.Н., Сарабьянов В.Д. Старая Ладога - древняя столица Руси. СПб., 1996. С. 83 - 93.
51 Там же. С. 87.
32 Кирпичников А.Н., Дубов КВ., Лебедев Г.С. Русь и варяги... С. 194.
Ипатьевской летописях и на материалах урочища Плакун, приходят к выводу о том, что именно Ладога была изначальным местом пребывания Рюрика.
Еще раньше, в 830-х гг., существовало политическое объединение во главе с «хаканом народа Rhos». О нем известно из Вертинских анналов. Археологические данные свидетельствуют о значительном притоке скандинавского населения в Ладогу в первой половине IX в.54 В связи с этим необходимо отметить известие «Вертинских анналов» об этом «хакане» под 839 г.
Русские летописи также знают скандинавов, правивших в разные времена в отдельных восточнославянских землях.
Одним из видов деятельности варягов на Руси было наемничество. Варяги, действуя совместно со славянской знатью, участвовали в объединении Древней Руси, служили как воины-наемники в дружинах русских князей. О таких наемниках сообщают русские летописи и скандинавские саги. В византийских источниках употребляется термин «Рараууоі» («варанг»), тождественный летописному названию «варяг» и обозначающий скандинавских наемников.55 Прежде всего, были сильны новгородско-скандинавские традиции, связанные с наймом варяжских воинов. Исследователями отмечались летописные свидетельства службы варягов у новгородских князей, в частности, свидетельства об участии варягов в военных походах новгородских князей. Эти наемники помогали захватывать власть Владимиру и Ярославу. От них не в последнюю очередь зависела принадлежность Киевского великокняжеского престола. Достаточно информации по этому вопросу содержат известия скандинавских саг и, особенно, Эймундовой саги - о службе варягов в Новго-
Кирпичников Л.Н., Сарабьянов В.Д. Старая Ладога... С. 84; Петров Н.И. Поволховье и ильменское Поозерье... С. 46, 47.
54 Петров Н.И. Поволховье и ильменское Поозерье... С. 33, 34.
55 Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 120; Платонов С.Ф. Сочине
ния по русской истории. СПб., 1993. С. 95; Устрялов Н.Г. Русская история до 1855 года. Петрозаводск, 1997.
С. 52.
56 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 446, 447.
Все эти письменные данные подтверждаются находками рунических надписей в Новгороде, русских сребренников в Скандинавии, материалами Рюрикова Городища, резиденции новгородского князя, где обнаружены следы пребывания скандинавов, бывших воинами-наемниками.59 Именно этим наемникам по сообщениям летописи выплачивалась новгородцами дань в 300 гривен, установленная Олегом и выплачиваемая до смерти Ярослава Мудрого. Г.С. Лебедев считает, что этой суммы было достаточно для содержания небольшого отряда, который мог обеспечить безопасность плавания в «Хольм-ском море», Финском заливе. Историк отмечает ту роль, которую играло здесь местное боярство. Он говорит: «Откупаясь от набегов викингов и обеспечивая силами союзных варягов свои интересы на море, новгородское боярство выступало, как крупная организующая сила, осуществляющая целенаправленную государственную политику Верхней Руси».60 Г.С. Лебедев пишет, что к концу IX века сложилась система отношений, которая включала в себя откуп и содержание варяжской дружины. 1 Варяги-наемники появились и в Киеве, вследствие завоевания его Олегом.
Археологические и письменные источники здесь также дополняют друг друга. Так Л.С. Клейн, Г.С. Лебедев, В.А. Назаренко, опираясь на письменные источники, показали скандинавскую принадлежность погребений в камерных (срубных) гробницах, обнаруженных в Киевском и Шестовицком некрополях.62 С другой стороны исторические известия о варягах, служивших великому князю (свидетельства русских летописей,63 скандинавских саг64), подтверждаются археологическими данными. О службе варягов новгородским, а затем киевским князьям свидетельствует и факт находки на о. Березань рунической
57 Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977. С. 156.
58 Потіш В.М. Русско-скандинавские связи по нумизматическим данным (IX - ХИвв.) // Исторические
связи Скандинавии и России (IX - X вв.). Л., 1970. С. 78, 79.
59 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе... С. 221.
60 Там же.
61 Там же.
62 Клейн Л.С, Лебедев Г.С, Назаренко В.А. Норманнские древности Киевской Руси на современном
этапе археологического изучения // Клейн Л.С. Спор о варягах... С. 151 - 152.
63 Ипатьевская летопись // ПСРЛ. Т. II. М., 2001. Стб. 135 - 136; Новгородская Первая летопись стар
шего и младшего изводов / Под ред. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 174.
64 Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия... С. 41, 75, 92.
надписи, употребление в рунических надписях топонимов, относящихся к восточноевропейскому югу, в том числе и название одного из порогов Днеп-ра.66 В связи с последним необходимо отметить сведения Константина Багрянородного, перечислившего в трактате «Об управлении империей» как славянские, так и скандинавские названия днепровских порогов. Причем скандинав-ские названия упоминаются как русские.
Варяги занимали высокое положение в системе древнерусской государственности. Они занимали важные посты в княжеской администрации, осуществляли управление и контроль над подвластными князю землями, устанавливая и укрепляя на них княжескую власть. О таких скандинавах рассказывают саги. Именно они заключали договоры с иностранными государствами, доказательства чему можно найти в текстах русско-византийских договоров 941 и 944 гг. В.Я. Петрухин, основываясь на материалах Гнездовского и Шестовиц-кого могильников, говорит о скандинавах, составляющих ядро дружины великого князя, отмечая, что эта дружина («русь») контролировала земли Чернигова и Смоленска.68
Велика была роль скандинавов и в торговой сфере. Есть основания полагать, что норманны занимали господствующее положение на крупнейших восточноевропейских магистралях, имеющих первостепенное значение для экономического развития Древней Руси. Косвенные свидетельства контроля скандинавов над путем «из варяг в греки» содержит русско-византийский договор 944 г. Г.С. Лебедев, ссылаясь на археологические исследования поселения и курганного могильника Гнездова, считает, что варяги имели возможность пользоваться путем «из варяг в греки», находясь на службе или войдя в "какие-либо иные" соглашения с древнерусской знатью.69
Культурное взаимодействие между Русью и Скандинавией развивалось интенсивно также во многом благодаря варягам. Варяги, бывавшие на Руси,
65 Брилі В.А. Путь из варяг в греки... С. 246.
66 Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи... С. 37.
67 Константин Багрянородный. Об управлении империей // Древнейшие источники по истории наро
дов СССР. М. 1991. С. 47, 49.
68 Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. М.; Смоленск, 1995. С. 171.
69 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе... С. 234.
знакомили своих соотечественников в Скандинавии с русскими легендами, преданиями, которые затем попадали в саги. Так формировался в древнерусской и древнескандинавской литературе общий круг эпических сюжетов.
Влияние варягов было заметно и в области религии. Деятельность варягов-христиан оказала значительное духовно-идеологическое влияние на жизнь сначала киевлян, а затем и всех восточных славян. Для самого Киева деятельность варягов-христиан была отличительной чертой в сравнении с другими восточнославянскими центрами: во всех остальных русских землях не было варягов, проповедующих христианство, христианская сфера деятельности варягов характерна только для Киева. Сведения о варягах-христианах содержатся в русских летописях и скандинавских сагах.
Синтез письменных и археологических источников позволяет исследовать различные стороны варяжского вопроса.
Норманны в Поволховье
Одним из ключевых вопросов норманнской проблемы является вопрос о происхождении термина «русь». В контексте этого вопроса большую источниковедческую ценность имеют, прежде всего, «Вертинские анналы», так как в данной хронике содержится первое датируемое известие о «росах». «Росов» оно отождествляет со шведами. Это известие о послах, прибывших к Людовику Благочестивому от византийского императора Феофила в 839 г., говоривших, что они из «народа Рос (Rhos)», и оказавшихся шведами. Пруденций о таком посольстве сообщает: «Он (Феофил. - П.А.) также послал с ними неких людей, которые говорили, что их, то есть их народ, называют рос, что их король, по имени хакан, послал их к нему, как они заявляли, дружбы ради. Он просил в упомянутом письме, чтобы, насколько можно, они по милости императора (Людовика Благочестивого - П.А.) имели бы разрешение и помощь безопасно возвратиться через его империю, потому что путь, по которому прибыли в Константинополь, они проделали среди варварских племен, ужаснейших, отличавшихся безмерной дикостью, и в отношении их он, опасаясь, не хотел бы, чтобы они возвращались через их страны, подвергая себя случайным опасностям. Расследуя более тщательную причину их прибытия, император узнал, что они из народа свеонов, и решил, что они являются скорее разведчиками в той стране (Византии. —П.А.) и в нашей (Франкской империи. -П.А.), чем просителями дружбы; он счел нужным задержать их у себя до тех пор, пока не сможет истинно узнать, пришли ли они честно туда или нет. Он сразу же сообщил об этом Феофилу через его упомянутых (греческих. — П.А.) послов и в письме, и что их (росов) он охотно из любви к нему принял, а также, если окажется, что они заслуживают доверия, им будет предоставлена возможность вернуться безопасно на родину; они будут отправлены, причем им будет оказано содействие; в противном случае они будут направлены к лицу его (Феофилу. - П.А.) вместе с нашими посланцами, чтобы он сам решил, что с такими должно сделать».1
Существует версия, согласно которой политическое объединение во главе с «хаканом» существовало на Среднем Днепре, а сам этот «хакан» правил в Киеве. Ученые (В.В. Мавродин, И.П. Шаскольский, X. Ловмяньский), отстаивающие эту версию, полагали, что известие «Вертинских анналов» свидетель-ствует о службе шведов в Киеве, в силу чего они и назывались «росами»." Данную версию опровергают Д.А. Мачинский и А.Д. Мачинская. Они отмечают, что возвращаться из Константинополя в Киев через Нижний Рейн было бессмысленно.3
Южная версия противоречит и археологическим данным. Скандинавские элементы зафиксированы только в северной части Восточной Европы. В частности, отсутствие в киевских могильниках археологических находок скандинавского происхождения ранее начала X в., ранних монетных кладов (IX в.) и ранних скандинавских комплексов находок в самом Киеве не позволяет сделать вывод о наличии здесь скандинавов в те годы и, таким образом, возможность их службы в Киеве исключена.
Д.А. Мачинский и А.Д. Мачинская выдвигают версию о том, что исходным пунктом путешествия упоминаемых росов в Византийскую и Франкскую империи была Ладога. Ученые в связи с этим обращают внимание на торговые связи Дорестада с Ладогой.
Предполагать, что столицей «хакана» была Ладога, позволяет то обстоятельство, что прибытие послов «хакана» росов к Людовику Благочестивому датировано 839 г., а в V ярусе Земляного городища, который датирован 840 - 860-ми гг., зафиксирован значительный приток населения из Скандинавии, отразившийся в домостроительной традиции и вещевом комплексе.5
Но так как данное хронологическое совпадение не может быть непосредственным свидетельством правления этого «хакана» в Ладоге, то можно только полагать, что подчиняющиеся ему шведы осваивали с конца 830-х гг. север Восточной Европы. В связи с этим ценным представляется наблюдение В.Я. Петрухина, который обращает внимание на сосредоточение скандинавских комплексов находок с начала IX на небольших поселениях по Волхову, на Сарском городище, в земле мери.6
В 840 - 850 гг. в Ладоге нарастает концентрация.вещей скандинавского происхождения. Об увеличении интенсивности славяно-скандинавских контактов в Ладоге в это время свидетельствуют, в частности, находки культовых вещей: норманнские амулеты - обломки железной гривны и привешивающихся к ним железных топориков, палочка с рунической надписью. Эти находки свидетельствуют о присутствии в Ладоге скандинавов и, прежде всего, позволяют сделать вывод о том, что между Ладогой и Скандинавией поддерживались не только торговые контакты, так как культовые вещи скандинавского происхождения не представляли интереса для местного населения и, поэтому, не могли быть предметом торговли.
В горизонте Ег, который соответствует V-му строительному ярусу, открыты большие дома с очагом посередине. Вокруг них были построены амбары, поднятые на разных столбах, а также кладовые, загон для скота, огороженный плетнем. К скотному двору из дома вели деревянные мостки. Эти дома сравнивают со скандинавскими и восточно-финскими жилищами. Но есть и другая версия, выдвинутая В.И. Равдоникасом, согласно которой большие дома принадлежали славянам-кривичам. Однако сам автор этой версии констатировал отсутствие аналогий большим домам в славянских памятниках Восточной Европы,9 что уже дает основания сомневаться в их славянском происхождении.
Убедительно опровергает эту версию Г.С. Лебедев. Археолог указывает на меньшие размеры самых ранних славянских построек (4мх4м, 4м 5м) по сравнению с рассматриваемыми домами, размеры которых достигали 49 кв.м. Правда, точных соответствий большим домам не удалось у кого-либо найти.1 Очевидно, вследствие скандинаво-финно-балтского взаимовлияния в области домостроительной традиции сложился особый тип таких построек, неизвестный нигде, кроме Ладоги. Среди конкретных элементов традиции домостроительства, в которых отразилось это взаимовлияние, можно отметить наличие деревянных мостков между жилыми домами и скотным двором. У скандинавов как раз к концу I тысячелетия стали возводиться отдельные постройки для скота и начались попытки пристраивать одну постройку к другой. Кроме того, в Скандинавии в X в. появляются дома с очагом посередине,11 сходные в этой особенности с большими домами Ладоги IX в.
Вполне возможно, что данная черта была привнесена норманнами, жившими в Ладоге уже более половины столетия.
Выявление на Земляном городище комплекса скандинавских вещей (в числе которых важно отметить наличие культовых предметов), резко увеличивающихся на поселении в 40 - 50 гг. IX в., и домостроительной традиции, содержащей в себе элементы, либо первоначально скандинавские, либо заимствованные ими, свидетельствует о том, что функционирование V яруса связано с появлением и деятельностью здесь скандинавских поселенцев и с дальнейшим притоком норманнов в Ладогу в этот период существования поселения. При- чем датировка верхней хронологической границы IV яруса (840 г.) основана на серии дендродат в интервале от 838 до 845 гг. А.Н. Кирпичников, Г.С. Лебедев, В.А. Булкин, И.В. Дубов, В.А. Назаренко указывают, что появление норманнов в низовьях Волхова выдают некоторые культовые вещи, которые не могли быть предметом торговли. В числе таких вещей археологи называют палочку с рунической надписью.13
Локализация «Острова русов
При решении вопроса о происхождении термина «русь» привлекаются известия мусульманских писателей об «острове русов». Этот «остров», по описанию восточных авторов, - сыр, нездоров, покрыт лесами, болотами. По одним сведениям он был окружен озером, по другим — морем. Его протяженность - три дня пути, число жителей - 100 тыс. человек. Кроме того, «остров русов», по ал-Мукаддаси, соседит с землей славян. У самих русов, по Ибн-Русте, много городов. Русы нападают на славян на кораблях, берут их в плен и отвозят в «Хазаран» и «Булгар» («Балкар»). Правитель русов, живущих на этом острове, называется хаканом.
Б.Д. Греков ставит проблему, местонахождения «русского» острова и ищет его на юге Восточной Европы. Б.А. Рыбаков утверждает, что «остров русов» находился между низовьями Дуная и Черным морем, с юга - Чернавод-скими озерами и древним Траяновым валом. Ученый сравнивает особенности этой территории и «острова русов» и находит в таком сравнении полное совпадение и тех и других. Упоминание в одних восточных источниках озера, а в других моря, которыми окружен «остров», исследователь объясняет тем, что область, которую он считает «островом русов», на востоке омывается Черным морем, но во всех других направлениях существует множество озер, рукавов и стариц Дуная, опресненных лиманов, образующих почти сплошное водное пространство. Он отмечает в связи с этим, что устье Дуная образуют огромное количество неустойчивых озер и протоков и что даже с южной стороны от Дуная на восток отделяется цепь Чернаводских озер. Говоря о размерах «острова», Б.А. Рыбаков указывает, что с юга на север, от Констанцы до Тульчи, между которыми он локализует «остров русов», точно 105 км, а это равняется трем дням пути, и что в широтном направлении размеры колеблются от НО км (Ге- оргиевское устье - Мачин) до 75 км (от Дуная у Хорсова на восток до моря), а это также в среднем 3 дня пути. Кроме того, он отмечает и болотистость данной местности. Как указывает ученый, гирла Дуная - сплошные плавни, озера, болота; восточный морской берег перерезан болотистыми лиманами, а западный край (колено Дуная) представляет собой широкую полосу, заросших лесами, пойменных озер и болот, носящих на всем протяжении характерное название «Балта» или «Блата» - «болота». Он подчеркивает, что территория острова содержала шесть тысяч кв.км сухой и 4000 кв.км заболоченной земли. Б.А. Рыбаков отмечает также и значительные удобства здесь для морского плавания, обращая внимание на то, что «остров» располагал такой первоклассной гаванью, как Констанца.76
Говоря о населении нижнедунайского «острова русов», ученый указывает, что его общее пространство, составляющее 10 000 кв.км, давало полную возможность прожить здесь большому количеству людей и допускает для этого «острова» численность населения в 100 000 человек, в данном случае русов. В сообщениях восточных авторов о соседстве русов со славянами Б.А. Рыбаков находит подтверждение непосредственного соседства «острова» на Нижнем Дунае как с восточными, так и с южными славянами. При этом ученый отмечает, что данный «остров» являлся связующим звеном между ними и был заселен смешанным населением. Указание на обилие городов в тексте Ибн-Русте, по мнению ученого, не связано прямо с «островными» русами и может быть понято двояко: много городов на данном острове или много городов у русов вообще. По его предположению, в обоих случаях речь идет об использовании русами или болгарами древних античных или византийских городов как живущих полнокровной жизнью, так и полуразрушенных, остатки которых находились в большом числе в округе «острова русов». Б.А. Рыбаков считает оправданным замечание Ибн Русте об облике городов у русов и в том случае, если оно относилось только к «островным» русам.77
Исходя из всех этих соображений, Б.А. Рыбаков делает окончательный вывод об идентичности Дунайско-Черноморского «острова» и «острова русов» с географической стороны.
Более скептически относится Б.А. Рыбаков к упоминанию восточными авторами, в текстовой близости к рассказам об «острове», главы русов как «ха-кана», правящего на «острове русов». Никакой логической связи ученый здесь не видит. «Хакан рус», по Б.А. Рыбакову, — титул великого князя киевского, принятого у южных соседей Руси и употреблявшийся самими русскими. «Ха-кан-рус», как полагает ученый, мог иметь к «островным» русам только то отношение, что они подчинялись ему.79
Таким образом, Б.А. Рыбаков локализует «остров русов» у устья Дуная. Однако есть основания для того, чтобы не принимать точку зрения Б.А. Рыбакова. Соседство возможного «острова» на Нижнем Дунае с землями восточных и южных славян нельзя признать безоговорочным аргументом. Надо принимать во внимание, что русы, по сообщениям мусульманских писателей, были для славян воинственными соседями и постоянно нападали на них. При этом неизвестно, чтобы на славян совершались какие-либо нападения из устья Дуная.
Надо также полагать, что правитель обосновавшихся на «острове» «русов» не случайно называется «хаканом». О «хакане народа Rhos» сообщали «Бертинские анналы». В.Я. Петрухин, говоря о титуле «каган» («хакан»), упоминает послание Людовика Немецкого в 871 г. византийскому императору Василию I, содержащее перечень народов, правители которых носили этот титул. В числе таких народов называются и норманны.80 А именно норманны и были первоначальными русами. Упоминание «хакана» в восточных сочинениях не позволяет согласиться с версией Б.А. Рыбакова, так как на Нижнем Дунае не было правителя с таким титулом.
События, предшествующие «призванию» варягов
Древнейший этап связей Северной и Восточной Европы завершается двумя вехами - походом русов на Константинополь в 861 г. и «призванием» варягов. Упомянутое призвание отражает, в свою очередь, наступление нового этапа формирования древнерусской протогосударственности, на котором создаются суперсоюзы с характерной для них публичной властью. Последняя не-избежно усилилась вследствие «призвания» иноземного вождя.
Главным источником по вопросу о «призвании» Рюрика является летописное «Сказание о призвании варягов». Значение этого источника полно и удачно оценил А.А. Хлевов: «Это наиболее "живое" свидетельство, рисующее своего рода мизансцену ранней русской истории». Ученый отмечает, что, вряд ли, какое-либо другое известие в европейской анналистике вызвало столь же бурный резонанс, как известие о призвании варяжских князей. Определяя его значимость в историографическом аспекте, ученый подчеркивает, что оно до начала XVIII в. было единственным источником по истории славяноскандинавских связей, в последующие столетия оставалось источником главным и основным, да и в наши дни не потеряло своего значения. Характеризуя летописный рассказ о призвании как источник, он видит в этом рассказе готовую версию процесса принятия славяно-финской конфедерацией иноплеменного руководства, что, по его мнению, ставит ПВЛ в ряд историографических исследований. А.А. Хлевов указывает, что Рюрик в летописи — однозначно скандинав, и подчеркивает, что это не мешает ему способствовать идее величия, основанного им государства.3
По вопросу о первой столице этого государства (протогосударства. — П.А.) в летописных данных нет единства. По одним записям Рюрик оказался сначала в Ладоге, а по другим - в Новгороде.
В.Н. Татищев впервые выдвинул версию о Ладоге, как о первоначальной столице Рюрика , А.И. Манкиев первым стал утверждать, что первоначальной столицей Рюрика был Новгород.5 В.В. Фомин отмечает, что последняя точка зрения преобладала. Но к настоящему времени показано, что Ладожская версия первоначальна и достоверна. А.Г. Кузьмин пришел к выводу о том, что новгородский летописец переделывал и сокращал текст, сходный с текстом в Ипатьевском и Радзивиловском списках ПВЛ.7 Исследователь обратил внимание на происхождение начальных текстов Новгородской I летописи от памятников XIII века - Еллинского летописца второй редакции и Хронографической палеи.8
Е.А. Рыдзевская отмечает, что устные исторические предания местного характера в Ладоге несомненно были и что фрагмент их можно предполагать в том варианте летописной легенды, который дает Ладоге первенство над Новгородом.9
Тонкие наблюдения А.Г. Кузьмина и Е.А. Рыдзевской позволяют критично отнестись к мнению тех исследователей, которые не доверяют сообщениям ПВЛ о событиях 860-х гг. В числе таких исследователей был Б.Д. Греков. Ученый первоначальным источником информации считает Новгородский летописный свод первой половины XI в. и утверждает, что киевский летописец приспосабливал текст, взятый из новгородской летописи к центральной политической задаче, смысл которой сводился к тому, что отсутствие твердой власти приводит общество к усобицам и восстаниям. По Б.Д. Грекову, автор ПВЛ пропустил из новгородского свода сообщение о насилиях со стороны варягов, как не способствующее задаче прославления династии Рюриковичей. Исследователь, полагая, что киевский летописец подстраивал сведения под свою политическую схему, считал, что автор ПВЛ предвзято выбирал информацию из новгородской летописи. В частности, Б.Д. Греков ведет речь о том, что в ПВЛ были предвзято включены известия о выплате дани варягам, об их изгнании, о вспыхнувших усобицах.10
Трудно сказать использовал ли Нестор сведения новгородского летописца первой половины XI в. Но сообщение о варяжском насилии содержится в Новгородской Первой летописи младшего извода.11 А так как начальные тексты данной летописи происходят от источников XIII века и, кроме того, представляют собой переделку той информации, которая содержалась в ПВЛ, то представляется невозможным принять точку зрения Б.Д. Грекова. Более того, есть основания полагать, что новгородские летописи дают более искаженную информацию, чем ПВЛ.
Отсутствие упоминаний о Ладоге в новгородском рассказе о «призвании» варягов объяснимо желанием подчеркнуть политическую значимость Новгорода. А.А. Шахматов, в Новгородском своде XI в., указал на соответствующие политическим воззрениям летописца сообщения, а именно, на то, что новгородцы свергли варяжскую власть и затем по свободному решению призвали варяжского князя.12
Новгород не мог иметь отношения к изгнанию варягов уже потому, что сам факт существования Новгорода спорен для этого времени. Новгород, как показал Е.Н. Носов, сформировался к рубежу X - XI вв.
Указание А.А. Шахматова на политическую заинтересованность новгородского летописца, а также источниковедческий анализ А.Г. Кузьмина, показавшего вторичность новгородских известий о событиях 860-х гг. по сравнению с сообщениями ПВЛ о тех же событиях, позволяют полагать, что такое событие, как «изгнание» варягов, было связано не с Новгородом, а с Ладогой. В связи с этим нельзя согласиться с другим мнением А.А. Шахматова о том, что весь рассказ об освобождении новгородцев и других племен от варягов и о призвании имеет новгородское происхождение.14 В этом случае невозможно объяснить упоминание в ПВЛ Ладоги, о которой киевский летописец сообщает не случайно.
При оценке взглядов А.А. Шахматова целесообразным представляется наблюдение В.В. Фомина, который указывает на принципиальную эволюцию А.А. Шахматова, как исследователя, от сравнительно-исторического изучения летописей в сторону исторической критики их содержания.15
Говоря о том, где первоначально могла находиться резиденция Рюрика, надо принимать во внимание то обстоятельство, что Ладога незадолго до рассматриваемых событий была, как отметил Н.И. Петров, главной опорной базой группы выходцев из Скандинавии, совершающих набеги на население Поозе-рья.16
Они собирали дань с подвластных им восточнославянских и финно-угорских племен, что и зафиксировали русские летописи. ПВЛ под 859 г. сообщает: «Имаху дань Варязи, приходяще из заморы, на Чуди, и на Словнех, и на Мерях, и на всех Кривичах». Центром сбора дани, возможно, была Ладога. А.Н. Кирпичников полагает, что выплата дани славянскими и финскими племенами происходила в Ладоге. Так как Ладога была скандинавским опорным пунктом, то поэтому мнение ученого представляется небезосновательным. Однако нельзя принять другое мнение А.Н. Кирпичникова о том, что в летописи не сообщалось бы о дани, если бы сколько-нибудь значительные коллективы норманнов постоянно проживали в городе.1 Думается, для того чтобы подчинять несколько союзов племен, норманны должны были представлять собой относительно многочисленную силу. Следовательно, есть основания говорить о значительном скандинавском населении Ладоги.
Поэтому нельзя согласиться и с мнением А.Н. Кирпичникова о том, что упоминаемое в «Житии Святого Ансгария» нападение датчан в 852 г. на город в «пределах земли славян» было совершено на Ладогу и что именно после рас-сматриваемого нападения местные племена были обложены данью. Поволхо-вье в то время не было славянской территорией и, кроме того, есть вероятность, что датчане напали на западных славян.
Интеграция «руси» в восточнославянское общество
Во времена Олега окончательно сложился наиболее приближенный к великому князю слой, за которым утвердилось название «русь». В данный слой вошли как варяги, так и восточные славяне, при этом славяне не только северных, но и южных областей будущей Древней Руси. Но этническая консолидация впоследствии происходила не только в пределах верхушки, но и во всех слоях древнерусского общества. Наряду с этим стала происходить непосредственная трансформация понятия «русь» в этноним.
Способствовало этому процессу и окончательное складывание «пути из варяг в греки». Ко времени княжения Игоря на этом пути стабильно функционировали Ладога, Рюриково городище, Гнездово и Киев.
Г.С. Лебедев, говоря о дружинных курганах Гнездова, отмечает, что в них вместе с оружием есть предметы торгового снаряжения и вещи явно привозные. Примерами высокоразвитого ремесла были «вещи-гибриды», которые, по Г.С. Лебедеву, свидетельствуют о том, что связи с Северной Европой не ограничивались ввозом готовых изделий. По этому вопросу существует предположение о поселении и работе скандинавских ремесленников в восточноевропейских центрах в X веке. Эти ремесленники испытывали воздействие местных художественных традиций. Г.С. Лебедев отмечает процесс этнокультурной интеграции в Гнездове, отражением которого являются, по его мнению, «вещи-гибриды». Этот процесс отразился также в развитии погребального обряда. В 900-х гг., как отметил Г.С. Лебедев, на «пути из варяг в греки» наступает время языческих дружинных могильников, отразивших консолидацию господствующего класса. Примером могут служить большие курганы в Гнездове. Они составляли аристократическое кладбище в центральной части могильника. Начальное звено традиции составляли скандинавские курганы.1
Г.С. Лебедев пишет о ритуале, который, по определению, ученого является не только развитием, но и преобразованием скандинавских традиций. Исследователь указывает на этноопределяющие элементы курганов. Это по Г.С. Лебедеву фибулы, гривны, с молоточками Тора. Эти элементы на определенном этапе исчезают из употребления. Исследователь отмечает, что реконструкция, размеры, последовательность сооружения насыпи сближают курганы Гнездова с памятниками Киева и Чернигова, в которых нет специфических варяжских черт. Эти курганы по определению Г.С. Лебедева принадлежат боярам Древней Руси. Здесь же он отмечает, что гнездовские курганы дают первое материальное подтверждение контакта варягов со славянским боярством, выявляют процесс консолидации с боярско-дружинной средой, обнаруживают их растворение в этой среде."
Г.С. Лебедев говорит также о монетах византийского императора в Гнездове и Бирке, свидетельствующих о функционировании «пути из варяг в греки», о граффити на монетах. Говоря о последних, исследователь замечает, что их ранние образцы - надписи, сменяются воинскими или государственными атрибутами. Ученый пишет и о появлении обычая метить дирхемы граффити и отмечает, что он родился в Восточной Европе в военно-торговой дружинной среде при активном участии варягов.3
Подводя итог археологическим исследованиям, Г.С. Лебедев делает вывод об отсутствии на «пути из варяг в греки» специфически норманнских целей, которые противоречили бы целям Древнерусского государства. Варяги имели возможность пользоваться «путем из варяг в греки», находясь на службе или войдя в «какие-либо иные» соглашения с древнерусской знатью. На протяжении всей эпохи викингов варяги играли существенную роль в истории Древней Руси, а в X веке они уже действуют в ее интересах. Так вся деятельность варягов на «пути из варяг в греки» была связана с деятельностью русских князей.4
Наблюдения Г.С. Лебедева ценны. Взять под сомнение можно только то, что ученый оперирует понятиями «господствующий класс» и «Древнерусское государство».
А во времена Игоря появляется косвенное свидетельство освоения последнего участка «Пути из варяг в греки», а именно, освоения Днепра в его нижнем течении с его порогами.
Сочинение византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей», как источник, содержит ценное сведение, которое стало объектом оживленной научной дискуссии при изучении «варяжского вопроса», а именно: упоминание названий Днепровских порогов.
Константин сообщает: «Прежде всего они (росы. — П.А.) приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски "Не спи". Порог столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи, оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Острову нипрах, что значит "Островок порога". Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает "Шум порога", а затем так же - четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по ею сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает "Кипение воды", и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как "Малый порог". Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того, где высовываются подводные скалы, - насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда».5
