Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Жизненный путь антона владимировича карташева
1. Годы становления личности ученого (1875-1906 гг. ) 44-61
2. А.В.Карташев и русское Религиозно-Философское возрождение в начале XX в
3. А.В.Карташев в период революции и гражданской войны
4. Заграничный период жйзни-историка (1920-1960 гг. ) 120-141
ГЛАВА II. А.В.Карташев как деятель науки
1. Философские взгляды А. В. Карташева 142-174
2. Теоретико-методологические позиции ученого 175-197
3. Концепция истории Русской Православной Церкви А. В. Карташева 198-246
Заключение 247-253
Список источников и литературы
- А.В.Карташев и русское Религиозно-Философское возрождение в начале XX в
- А.В.Карташев в период революции и гражданской войны
- Теоретико-методологические позиции ученого
- Концепция истории Русской Православной Церкви А. В. Карташева
А.В.Карташев и русское Религиозно-Философское возрождение в начале XX в
Элементы исследования биографии носят у А.В.Антощенко теперь уже в основном не просто информативный характер, а подчиненный, помогающий раскрыть сложный контекст формирования философских и исторических взглядов ученого. Из бесспорных достижений автора следует признать результаты глубокого сравнительного анализа при сопоставлении взглядов Карташева и евразийцев. При анализе ведущих понятий использованных Карташевым и евразийцами - а именно "Евразия" и "Святая Русь", А.В.Антощенко замечает их принципиальную разницу и несопоставимость друг с другом. По его мнению в обоих концепциях есть некоторая общность, но эта общность функционального плана их как утопий, направленных на своеобразное прочтение истории России для последующего прагматического применения их в целях преодоления большевизма. Согласно авторским выводам, Карташев- не евразиец, и его сближение, проявлявшееся в участии историка в евразийских изданиях было кратковременным и случайным фактом1. Весьма важными замечаниями, сделанными А.В.Антощенко следует признать тезис об эсхатологическом восприятии Карташевым действительности парадоксально сопряженным с его историческим оптимизмом, а также о взаимосвязи идей историка с позднеславянофильским понятием культурно-исторических типов.
Итогом деятельности отечественных историков 1990-х гг. можно считать статью А. Н. Сахарова, посвященную А.В.Карташеву, вышедшую в 1998 г. "Апостол истории "Святой Руси" (Антон Владимирович Карташев)"1. Статью условно можно разделить на две части. Первая - посвящена анализу жизненного пути историка, вторая -исторической концепции. Автор остановился на первых годах жизни историка, затронул общественную деятельность, частично описал заграничный период жизни Антона Владимировича.
При анализе исторической концепции Карташева А.Н.Сахаров опирался в первую очередь на "Очерки по истории Русской Церкви", хотя, как важный факт, необходимо отметить привлечение дополнительных источников, таких работ как: "Воссоздание Святой Руси" и "Русское христианство". "Очерки..." характеризуются А.Н.Сахаровым как лучшее произведение историка, в котором нашли свое воплощение "человеческие идеалы, научная скрупулезность и терпимость, врожденный исследовательский оптимизм"2. Автор замечает и важную связь, существовавшую в трудах историка между историей Церкви и государства, российской цивилизации, а также указывает на значительное внимание, уделяемое ученым личностным, психологическим факторам истории.
Отмечая значительную фактическую новизну и насыщенность исторического труда А.В.Карташева, оригинальность видения, светскость стиля и методологии историка, А.Н.Сахаров признает и то, что "религиозная увлеченность автора оказывается не в ладу с ис рическими реалиями"1. Прежде всего критике был подвергнут тезис Карташева о своеобразии духовного пути России, о ее "духовной гегемонии", доставшейся от Византии, а также мнение о взлете русского самосознания в момент отрицания Ферраро-Флорентийской унии. Сахаров считает, что историк недоучел отрицательные последствия, возникшие в результате православного изоляционизма русской культуры (идеологическое мессианство, воинственность, имперство и шовинизм), и что сама историческая действительность доказала несостоятельность указанных воззрений. Такая авторская оценка рождает интересный феномен заочного спора историографа с историком по коренным подходам методологического характера. Этот авторский ход представляется небезынтересным, особенно в плане проблематики, требующим дальнейшего активного продолжения, особенно в области более глубокого исследования теоретико-методологических воззрений историка.
Что касается исследования исторической концепции А.В.Карташева представителями современной церковно-исторической науки в рамках Русской Православной Церкви, то следует отметить ее невостребованность. Обращения к историческим взглядам историка происходит редко и эпизодически и носят характер либо простого обращения к фактическим данным2, либо неотрефлексированного, зачастую автоматического использования его оценок предшествующих основных деятелей русской церковной историографии при характе ристике того или иного ученого1, либо определения мнения по отдельному узко-специфическому вопросу
Таким образом, мы можем отметить, что в исследовании жизни и творчества А.В.Карташева прослеживаются две традиции: эмигрантская, основные исследования и выводы которой были сделаны в 1950- середине 1970-х гг. и отечественная, которая распадается на два этапа - 1970-1980-х гг. и с конца 1980-х гг. по настоящее время. Помимо территориальных и хронологических рамок основное отличие этих традиций заключается в том, что эмигрантская базировалась на трудах исследователей близко знавших историка или вступавших с ним в непосредственную полемику на страницах зарубежных журналов. Для них Карташев, несмотря на всю его активную политическую и общественную деятельность, был прежде всего церковным историком.
Для отечественной же историографической традиции, особенно первого этапа 1970-1980 гг-х. Карташев был важен преимущественно как политик, научная же деятельность была на периферии внимания исследователей. Только в конце 1980-1990-х гг. отечественные ученые обратили внимание на деятельность Карташева по созданию трудов по церковной истории. При этом основные выводы и определенные научные наработки, сделанные зарубежными исследователями
А.В.Карташев в период революции и гражданской войны
Активная общественная деятельность А.В.Карташева на поприще публицистики, острые выступления против пассивности Церкви встретили негативное отношение со стороны церковной иерархии. Ректор Академии Сергий Страгородский, будучи человеком тактичным и мягким, в частной беседе предложил Карташеву либо оставить публицистическую деятельность, либо покинуть стены Академии, считая невозможным сохранение прежнего положения вещей, при котором активный критик церковной иерархии находился бы на церковном попечении.
Возможно, не будь поддержки общины Мережковских, он бы никогда не смог покинуть стены Академии. По свидетельству З.Н.Гиппиус: "в Духовной Академии его уже давно едва терпели, он ждал отставки каждый день, но сам уйти все-таки боялся.. Как это он вдруг останется ни с чем? Что будет делать? В жизни без привычных помочей? И лишь тогда решил уйти из Духовной Академии (из которой его все равно бы выставили), когда Философов устроил ему службу в Публичной библиотеке, передав свое же место"2. В 19 г. заканчивался срок, который А.В.Карташев был обязан отработать в духовном ведомстве после обучения в Академии. Имея поддержку со стороны Мережковских, он наконец решается на то, чтобы покинуть церковно-академические стены, в которых суждено ему было пробыть в течение одиннадцати лет. Антон Владимирович теперь уже не был даже номинально связан церковными узами и мог совершенно свободно высказываться по волновавшим его проблемам без оглядки на высокое церковное начальство. Кардинально порвав с церковной средой, он перешел в разряд светской интеллигенции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь он мог совершенно спокойно участвовать во всех проектах интеллигентской общественности как независимая личность.
Ярчайшей страницей в его жизни после ухода из академии является участие в деятельности Религиозно - Философского Общества в Петербурге в 1907-1917 гг. Первоначально на организацию дела, подобного Собраниям 1901-1903 гг. А.В.Карташев смотрел весьма пессимистично. Мережковские в 1905 г. покинули Россию, выехав во Францию и являлись временным центром средоточия русской интеллектуальной элиты, по разным причинам оказавшейся за границей. В Париже религиозно-философская проблематика продолжала оставаться актуальной для Мережковских. Здесь они устраивали собрания, на которых, как свидетельствовал очевидец: "Мы, зеленая молодежь, храбро обсуждали религиозно-философские вопросы, а Мережковский играл роль учителя"1. Однако, инициатива в организации подобных мероприятий в России была ими временно утрачена. За дело органи зации общества взялись Н.А.Бердяев и С.А.Алексеев.
Как признавал позднее сам Антон Владимирович, он насколько мог противился созданию нового Общества. И дело было совсем не в отсутствии Мережковских, а в том, что он эту организацию считал искусственной, возникающей неорганично, в подражание прежним Собраниям, проходившим в другой общественно-политической обстановке. Новое Общество представлялось ему "каким-то незаконнорожденным и мертворожденным, без живой души, без ясного лица, без права на существование"1. Опыт прежних Собраний подсказывал ему то, что время слов прошло и необходима пауза молчания для осуществления прежде сказанных слов и накопления сил для новых выступлений. К тому же, если прежние Собрания имели определенный общественный резонанс, являясь местом встречи интеллигенции и духовенства, оплотом свободомыслия и способом выявления остроты общественных проблем, то новое Общество являлось изначально организацией сугубо светской, создаваемой для обсуждения интеллигенцией религиозно-философских проблем. Однако, совершенно отстраниться от подобного мероприятия он тоже не мог, по-видимому полагая, что необходимо пользоваться любой возможностью для участия в общественных делах.
Выступая на первом заседании нового объединения в качестве председателя 3 октября 1907 г., он предостерегал общественность от иллюзий относительно Общества. Он отрицал надежды тех, кто хотел видеть в Обществе цельную организацию, выработавшую набор рецептов по решению практических задач социальной жизни. Опреде ленным образом успокаивал и церковные круги, считавшие новое Общество сборищем сплоченных еретиков, замыслявших дело разрушения традиционных православных устоев России. В его понимании и интерпретации - это публичное собрание людей, по-разному относящихся к религиозному вопросу и желающих об этом поговорить.
Истоки новой организации Карташев видел не в Собраниях 1901-1903 гг., а в деятельности Московского Религиозно-Философского Общества, послужившего образцом для создания программных документов нового объединения интеллигенции. Не было Общество, по его мнению, заражено и духом оппозиционерства по отношению к официальному православию, характерным для прежних Собраний. Эпоха первых Собраний, как он считал, характеризовалась ощущением весны, перемен, наивности. Пришедшая полоса разочарований привела к появлению нового желания у деятелей из интеллигенции "побеседовать между собой, сговориться относительно разногласий по вопросам, родившимся внутри них, в пылу общей полемики с церковью, которая сама по себе теперь перестала их интересовать"1. В появлении подобного рода
Теоретико-методологические позиции ученого
По учености и научному авторитету на первое место среди преподавателей Академии А. В. Карташева поставил сам митрополит Евлогий2. С основанием Богословского Института им. св.Сергия главная лекционная нагрузка Антона Владимировича по преподаванию истории Русской Православной Церкви естественным образом сосредоточилась именно здесь. С началом занятий она составляла четыре часа в неделю3.
Авторитет Карташева как наиболее крупного специалиста в области русской церковной истории признавался всем русским православным зарубежьем. Пребывание за границей позволило ему продолжить и свою исследовательскую деятельность, находившую свое выражение в лекциях и статьях по истории Русской Православной Церкви. Первые лекции после долгого послереволюционного перерыва были прочитаны им на Высших Православных Богословских Курсах, просуществовавших в Париже с зимы до лета 1921 г. Здесь он читал
Введение в Новый Завет и Историю Церкви. Аудитории, в которых, начиная с 1921 г. А.В.Карташев читал лекции по истории Церкви, религии и христианства были весьма разнообразны и многочисленны. Это и русский народный университет в Париже, Высшие педагогические курсы для подготовки преподавателей средней школы в России, Общество студентов для изучения и упрочения славянской культуры, Религиозно-Философская Академия в Париже, Кружок к познанию России, Курсы по вопросам православного мировоззрения. За период с 1921 по 1939 гг. включительно, помимо преподавательской деятельности, им было прочитано около пятидесяти научных публичных лекций по проблемам истории христианства и Русской Церкви для русскоязычной парижской эмигрантской общественности1.
Однако, его академический энциклопедизм и глубокое знание церковной истории снискали ему известность и в зарубежных научных кругах. Так 27 мая 1922 г. им была прочитана первая лекция по истории христианства в России на русском филологическом факультете в Сорбонне. Вторая лекция была прочитана 12 ноября 1923 г. Третья - 10 января 1925 г.2 И уже с ноября 1925 г. вплоть до второй мировой войны лекции А.В.Карташева в Сорбонне по истории христианства и Церкви в России стали регулярными. Первая их часть обычно проходила в январе-феврале, вторая - в ноябре-декабре каждого года3. С началом войны лекции продолжались, но уже не так регулярно. В общей сложности курс истории Русской Православной Церкви Карташев в Сорбонне читал на протяжении двадцати лет1.
Антон Владимирович читал лекции и в других странах. Так первый семестр 1937-38 учебного года он находился в Греции, проводя исследования по истории Восточной Церкви. Здесь же он был приглашен для чтения курса лекций по истории Русской Церкви на теологическом факультете Афинского университета. Другая серия лекций была прочитана им и для русской колонии в Греции2. На обратной дороге в Париж, он был приглашен в Чехословакию в связи с празднованием в 1938 г. Владимирских дней- 950 летнего юбилея Крещения Руси, где выступал с публичными лекциями и речами в Праге, Братиславе и других городах. В связи с этим юбилеем он в течение четырех месяцев лета и начала осени 1938 г. находился в Соединенных Штатах Америки, где встречался с большим количеством русских и американских представителей и прочитал множество лекций3 .
Мужественно встретил Антон Владимирович новые испытания, пришедшие с началом второй мировой войны. С первых дней все причастные к деятельности Богословского Института почувствовали ее приход. Профессора и студенты были на каникулах и в отпусках, многие вообще за границей, где вынуждены были задержаться. Уже сентября 1939 г. было принято решение из-за невозможности получения средств закрыть Институт. Однако именно А.В.Карташев настоял на продолжении обучения и добился принятия нового соответствующего решения.
В октябре 1939 г. после начала занятий, он был назначен инспектором Академии и взялся за ведение дополнительных курсов Ветхого Завета и еврейского языка взамен отсутствовавших преподавателей1 . После занятия Парижа немецкими войсками ежедневно жизнь студентов и преподавателей подвергалась опасности. Студентов ждала мобилизация, преподавателей постоянные вызовы в гестапо. Ходили постоянные разговоры о том, что здания, принадлежавшие до первой мировой войны немецкому владельцу будут возвращены его наследникам. Была опасность роспуска Академии и из-за безденежья, связанного с прекращением прежнего объема финансирования, исходившего в основном из английских и американских благотворительных и религиозных источников. Агентами гестапо были изъяты из институтской библиотеки книги по гебраистике и содержащие тексты на еврейском языке2.
Концепция истории Русской Православной Церкви А. В. Карташева
Таким образом, положение церковного историка было более сложным по сравнению со светским научным деятелем. Он должен был одновременно в своем сознании совместить и принцип конфессиона-лизма, понимаемый как верность авторитету церкви и глубокое личностное переживание, с принципом свободы и научной объективности.
Обратимся к "исторической практике" А.В.Карташева. Самым ярким и показательным здесь может служить разбор исторического эпизода о посещении русской земли апостолом Андреем. Пребывая на точке зрения исторической невозможности этого факта, он переносит выводы из сугубо историко-эмпирических в область духовно-практическую. Он находит компромисс в оставлении признания духовного покровительства апостола над стороной света, в которой тот проповедовал, а следовательно факт отсутствия самого апостола на территории будущего древнерусского государства, признанный в качестве объективного, означал лишь историко-эмпирическую истину, и не должен был что-либо менять в церковном самосознании. На любом церковном историке лежала серьезная ответственность за итоги научного исследования. К А.В.Карташеву, вслед за его предшественниками, приходит понимание того, что церковный историк -это не бездушный опровергатель старых доктрин, но и хранитель церковного предания. Он не должен оставлять критически опровергнутый материал в "повисшем" состоянии, а обязан найти определенную адекватную замену, выход из подобного затруднительного положения для церковного вероучения. Поэтому, при таком подходе выводы исследования не носили и не могли носить самодовлеющий, отстраненный характер, а должны были содержать и элементы "увязки" с вероучением.
По методологическим позициям А.В.Карташева трудно отнести к какому-либо одному направлению, поскольку его взгляды носили синтетический характер. С одной стороны, он был представителем христианского провиденциализма. Традиционно, провиденциализм предполагал осознание того, что исторический процесс движется по путям указанным Богом, и основной его сущностью является реализация воли Провидения. Для А.В.Карташева главный смысл истории заключался в том, чтобы "с молитвой и благоговением совершать наше благое шествие к конечным благим целям, ведомым лишь Творцу Одному"1. Исходя из провиденциального видения истории, ученый не может и не должен стремиться выяснить глубинную сущность и закономерности исторического процесса, так как не в его власти понять Божественную волю, замысел Бога о мире. Однако, при этом задачей историка становится изучение конкретных проявлений Провидения в реальных исторических фактах, событиях и явлениях.
Для А. В.Карташева было характерно понимание задач науки не только как регистрации установленного круга фактов, но и их определенного истолкования: "долг истории не констатировать только факты прошлого, а и раскрывать их причинные отношения и послед нее даже в большей степени, чем первое"1. При этом он совершенно не отвергал необходимость исследований, проходящих под знаменем воссоздания фактов прошлого, однако подчеркивал необходимость их существования лишь при условии наличия значительных научных усилий - тонкого анализа и широкой эрудиции, да и то преимущественно к эпизодам древней истории. "Там же, где фактическое содержание исторических источников дается в руки исследователя само собою. ..там ученая работа должна преследовать дальнейшую задачу истории: синтез фактов и более или менее общие из них выводы", -отмечал исследователь2.
Стремление к подобному видению и пониманию задач исторического знания он поощрял и в своих учениках еще в пору преподавания в Санкт-Петербургской Академии. В рецензиях он делал акцент на то, что не груда разрозненных фактов, а живая цепь событий, связанных между собой сплошным законом причинности дает продуманное и законченное историческое сочинение3. В подобном виде нии причинности исторического процесса мы можем вполне определенно проследить влияние позитивизма1.
При работе с фактом он применял методы глубокого диалекти-чесого анализа. Сам исторический факт он представлял в виде определенного организма, имеющего свою "эмбриологию", "физиологию", "дальнейшие отправления". Тем самым он признавал необходимость исследования факта не как некоего застывшего, оторванного от канвы исторической действительности события, а в развитии, единстве и взаимосвязи с другими явлениями.
Влияние позитивизма на А.В.Карташева проявлялось и в используемом им факторном подходе. Признавая закономерности исторического процесса, он выделял и факторы, влиявшие на его ход. Важнейшим фактором ему виделся фактор государственно-политический. Осознание этой важности выразилось в понимании того, что в главных своих этапах и изгибах пути русская церковная история повторяла основную траекторию политического движения России.
![Вклад Ефима Ивановича Смирнова в реформирование здравоохранения страны (1947 - 1952) [Электронный ресурс]](/i/i/5433/180175.png "Вклад Ефима Ивановича Смирнова в реформирование здравоохранения страны (1947 - 1952) [Электронный ресурс] Фадеев Антон Владимирович")
