Содержание к диссертации
Введение
Введение 3
Глава I. Предыстория распространения христианства на Северном Кавказе 10
1.1. Исторические этапы проникновения христианской религии в среду народов Кавказа 19
1.2. Православие на Северном Кавказе в период подчинения Астраханской епархии 39
1.3. Распространение православного христианства в северокавказском регионе после образования Кавказской епархии 69
Глава II. Православие - идеологическое средство укрепления государственных интересов царской России на Северном Кавказе 92
2.1 Эволюция церковно-государственных отношений в русском самодержавном государстве 92
2.2 Расширение духовного влияния русской православной церкви на Северном Кавказе в конце XIX века 114
2.3 Роль Владикавказской епархии в реализации государственных интересов России на Северном Кавказе 138
Заключение 153
Библиографический список 156
- Исторические этапы проникновения христианской религии в среду народов Кавказа
- Распространение православного христианства в северокавказском регионе после образования Кавказской епархии
- Эволюция церковно-государственных отношений в русском самодержавном государстве
- Роль Владикавказской епархии в реализации государственных интересов России на Северном Кавказе
Исторические этапы проникновения христианской религии в среду народов Кавказа
Испокон веков на разных территориях нашей планеты жили и живут люди разных рас, национальностей и религий. И взаимоотношение их между собой составляет фундамент человеческой цивилизации. Чем многонациональнее регион, тем богаче палитра красок его культуры.
Северный Кавказ является одним из многонациональных регионов нашей страны. Находясь на пути из Европы в Азию, здесь издавна перекрещивались пути и дороги многих народов, языков, культур, религий, цивилизаций. Воины, торговцы, миссионеры, скотоводы, а позже и земледельцы в разные годы и эпохи прошли через эти земли. Они оставили после себя древние городища, памятники религиозного культа, курганы, являющиеся предметов большого интереса археологов.
Другие прошли как завоеватели, разрушая то, что было создано до них. Наконец, третьи, в более позднюю эпоху, освоили эти бескрайние просторы и основали здесь села, станицы, хутора, аулы и города.
Первые сведения о христианской религии на Кавказе относятся к самому началу современного летоисчисления и связаны с именами Андрея Первозванного и Симона Кананита [87]. После этого она стала проникать в горные районы Кавказа, с населением которых велась оживленная торговля [24]. Таким образом, расширение межгосударственных экономических связей в древности способствовало идеологическому и духовному сближению народов. Это являлось прогрессивной тенденцией эволюции мировой цивилизации, потому что уровень развития государств и народов был несопоставим. Более отсталые перенимали опыт, традиции и нравы более развитых.
В древние времена на обширных территориях Северного Кавказа кочевали аланы. Они являлись ираноязычным народом, в древнерусских летописях их называли ясами. Прямыми потомками алан на Северном Кавказе являются осетины. Аланы оказали значительное влияние на средневековую историю региона. «Греки, проповедуя христианство среди осетинского населения, несомненно, должны были оказывать на него сильное культурное влияние. Среди осетин распространялось ими не только христианство..., но и грамотность, и... культура греческая... Ведь не для удовлетворения же будущих археологов и историков снабжали они памятники надписями..., были, стало быть, тогда осетины, умевшие писать по-осетински греческими буквами, были затем и такие, кто мог надписи читать и понимать. А если люди умели писать и читать на памятниках, несомненно, они могли применять эти свои знания греческой грамоты и в других случаях жизни» [191].
В те времена на побережье Черного моря располагались греческие колонии и вполне естественно, что религиозные убеждения греков распространились и на их территории.
Отдельные исследователи связывают также первое знакомство жителей северокавказского региона с христианством с именем Иоанна Златоуста, который якобы проповедовал на Кавказе. Митрополит Ставропольский и Бакинский Гедеон в своем исследовании «История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России», в частности, ссылается на исследования греческого археолога Константина Вриссиса, которому, по его словам, удалось даже установить место его ссылки вблизи нынешнего города Сухуми, где он скончался в начале пятого века [36].
Однако, другой авторитетный автор, Н. Тальберг, считает, что вблизи Сухуми похоронен Симон Кананит. Он рассказывает, что «в 1876 году братство афонского Пантелеймонова монастыря задумало устроить обитель на Кавказе на месте погребения ап. Симона Кананита и послало туда иноков, которым удалось для этого получить в дар монастырю 427 десятин земли в Абхазии, в 25 в. от Сухуми, на берегу Черного моря» [160, с. 893].
Для осуществления строительных работ туда был направлен Иерон Васильев, проявивший незаурядные архитектурные способности. Строительству монастыря во многом помешала разгоревшаяся вскоре война с Турцией, однако после ее окончания работы были продолжены, и монастырь достроен до конца. Речь идет о Симоно-Кананитском Ново-Афонском монастыре, который в дальнейшем упоминается и митрополитом под указанным названием.
В отношении Иоанна Златоуста Н. Тальберг указывает, что он проповедовал христианскую религию сначала среди ближайших соседей греков - скифов, кочевавших по берегам Дуная. Как известно, в середине первого тысячелетия на территории Северного Кавказа основным населением тоже были скифы, через несколько столетий их сменили сарматы. После этого И. Златоуст якобы «направился к полякам, южнее Киева, которые в те времена вели оживленную торговлю с греческими колониями» [160, с. 15]. Вполне возможно, что это тоже один из путей проникновения христианского вероисповедания на Кавказ.
В своем исследовании митрополит Гедеон связывает также распространение христианства на территории нынешнего Северного Кавказа, но уже в более поздний исторический период, с именами Кирилла и Мефодия, которых якобы в 858 году византийский император Михаил III направил в Хазарию с проповедническими целями. На пути из Византии, по словам владыки, они посетили Северный Кавказ, где «вследствие этого значительно усилилось движение в пользу христианства». Благодаря религиозной веротерпимости хазар, христианское учение в их среде начало быстро распространяться, и у них была основана христианская община, кроме этого, русские источники более позднего периода, на которые ссылается Гедеон, прямо указывают на существование христианского храма в древнем городе Маджары на реке Куме. В подтверждение им приводится связанное с этим городом церковное предание о прославлении тела замученного в орде в 1319 году князя Михаила Тверского. Находившиеся в Маджарах русские купцы, знавшие покойного князя, хотели прикрыть его тело дорогими тканями и поставить в церкви с честью, со свечами. На этом основании делается вывод, что уже тогда в этом городе была христианская церковь, обслуживавшая местную православную общину [36].
Эти сведения в целом подтверждаются из других источников, но трактуются по-разному. Н. Тальберг, например, указывает, что хазары сами прислали послов к Михаилу и просили его направить к ним проповедников для того, чтобы помочь предотвратить распространение в их среде иудейской религии [160]. В это время хазары обитали по берегам Каспийского моря. Они в большинстве своем были язычниками, мусульманами, и, в меньшей степени, евреями и христианами. В конце VIII века иудейская религия начала укреплять свои позиции, ее исповедовали знатные вельможи и князья (каганы). Хазары, издавна поддерживали дружеские отношения с Византией, поэтому и решили обратиться за помощью к всемогущему императору. Названная миссия была поручена святым братьям, которые по пути к хазарским землям останавливались в Крыму для изучения еврейского языка. Их проповедь в прикаспийских степях продолжалась три года, за это время им удалось обратить в христианство всего лишь около двухсот человек [160].
Что касается древнего города Маджары, который указывается Гедеоном в качестве места проповеди Кирилла и Мефодия, ссылаясь на исследования Г.Н. Прозрителева, то современными учеными историками [102] доказано, что он имеет не хазарское, а золотоордынское происхождение, поэтому святые братья никак не могли распространять там православную религию.
Многие находки в развалинах этого города свидетельствуют о былом владычестве «золотоордынцев» на Северном Кавказе. В татаро-монгольскую эпоху Маджары являлся крупным торговым центром, здесь сходились караванные пути, ведущие с Волги и Дона в Закавказье и малую Азию. В городе жили и трудились ремесленники, торговцы многих национальностей -монголы, татары, половцы, русские, аланы и другие. Это был единственный город степной части Северного Кавказа, где строились жилые дома и другие здания из обожженного кирпича. Некоторые из них украшались плиткой и мозаикой [102]. Маджары окончательно прекратил свое существование в XVII веке. В октябре 1799 года царским указом место, где находился город Маджары, было отдано армянским переселенцам из Азербайджана и Дагестана для основания нового города Святой крест.
Владыка Гедеон указывает также, что немаловажную роль в распространении христианства среди населявших Северный Кавказ народов сыграл Юстиниан Великий, который правил Византией в VI веке [114]. Однако здесь же он говорит об упоминании христианской иерархии на Северном Кавказе в V веке [87]; Здесь территория, населенная адыгами, в духовном отношении делилась на четыре епархии, епископы которых назначались непосредственно Византией [87]. Тем не менее, значение Юстиана подтверждается многими дальнейшими исследованиями [34]. Существует также мнение о том, что христианство среди алан распространилось в более поздний исторический период [148], [87].
Помимо греков, большая роль в распространении христианства в горах Кавказа принадлежит грузинским миссионерам. Об этом митрополит Гедеон очень много и подробно рассказывает в своей работе, приводя примеры, относящиеся к различным историческим периодам и эпохам. Особо он отмечает вклад в дело христианского просвещения на Кавказе грузинской царицы Тамары.
Распространение православного христианства в северокавказском регионе после образования Кавказской епархии
В первой половине XIX века в России сложилась такая структура церковного управления, которая надежно обеспечивала государственное руководство важнейшим идеологическим инструментом самодержавия. Царское правительство значительно увеличило финансовое обеспечение церкви, что в свою очередь требовало и надлежащего контроля над деятельностью приходского духовенства - основного звена церковной организации. Путь к этому лежал через укрепление консисторского и епархиального звена церковной организации. Поэтому число епархий увеличивалось за счет их разукрупнения. Кроме этого, государство взяло курс на укрепление своей власти в районах интенсивного экономического освоения территорий. К таким территориям относился и юг России, где и была учреждена новая Кавказская епархия, которая по указанию императора Николая I начала действовать с 1 января 1843 года.
Включение Кавказского края в зону духовного влияния центральных церковных органов власти через подчиненную им структуру, кроме этого, обусловливалось и другими причинами. Российское правительство испытывало обоснованное беспокойство по поводу быстрых темпов развития и распространения в северокавказском регионе идей самых радикальных и воинствующих направлений ислама, представлявших угрозу для спокойного экономического его освоения.
Кроме этого, вопрос централизованного управления православными приходами на Северном Кавказе становился тем более актуальным в силу масштабности стихийных процессов его заселения. Устремившийся поток на «льготные» места жительства переселенцев представлял из себя не только разноликую массу по национальному составу, но и совокупность носителей самых различных религиозных убеждений. При этих обстоятельствах только церковными средствами было возможно упорядочить жизнь и быт северокавказского населения. Люди различного сословного происхождения в поисках лучшей жизни покидали обжитые места в других областях России и переселялись на Кавказ. Сюда же они переносили и свои старые заботы, основанные зачастую на их собственном духовном мировоззрении. «Русское население Кавказа составилось из элементов, совершенно чуждых религиозному духу и церковности. Кавказ населяли беглые крепостные, беспаспортные или же с фальшивыми паспортами бродяги, разные дезертиры, бежавшие преступники, нищенствующие странники, преследуемые в России сектанты и в особенности раскольники» [25, с. 53.].
Военная обстановка на Кавказе и связанные с ней неустроенность и хаос несколько затемнили и омрачили впечатления об открытии деятельности Кавказской епархии. В этот период народу предгорных районов требовалось удовлетворение более насущных, приземленных проблем, необходимых для простого выживания в условиях постоянно грозящей опасности, как в быту, так и при несении сторожевой кордонной службы. Тем не менее, нельзя отрицать значения и важности создания религиозной организации на Северном Кавказе. Обосновать это не представляет трудностей хотя бы потому, что на протяжении длительного исторического периода он был фактически оторван от духовной жизни страны и в этом смысле развивался автономно, а лучше сказать - стихийно, хотя юридически уже давно входил в состав российского государства. К этому времени изменились и ориентиры во внутренней политике царского правительства, которое требовало от церкви наступательности в осуществлении работы по распространению православия, особенно среди малых народов на окраинах страны. Вряд ли нужно доказывать политическое значение мероприятий по обращению в православие мусульман, «язычников», представителей других вероисповеданий. Правда, оборотной стороной энергичной миссионерской деятельности русской православной церкви была весьма напряженная работа по удержанию народа в православии, что также было актуальной проблемой Северного Кавказа, где в результате указанных выше причин широкое распространение получили различные нетрадиционные формы отправления религиозных обрядов.
Говоря о времени создания Кавказской епархии в своей исследовательской работе, владыка Гедеон писал, что это был период сильного возбуждения церковной жизни на территории Северного Кавказа [36]. «В Ставрополе, преимущественно военном городе, явились благодаря созданию епархии новые интересы. Епископ первый поднял вопрос о постройке храмов, которых было очень мало на Северном Кавказе, об организации просветительных учреждений — семинарии и духовных училищ, о необходимости борьбы с расколом и разными сектами, о развитии христианского просвещения в населении и среди туземцев» [25, с. 41.].
Дело в том, что Ставрополь представлял собой военную ставку российских войск на Кавказе и не мог быть олицетворением всего северокавказского региона. Население действительно устало от постоянных неудобств в удовлетворении своих религиозных потребностей, но строить церкви во время, когда люди возделывали землю и спать ложились, не выпуская оружия из рук, было нереально, так же как и переубеждать староверов, и крестить иноверных. Да и вряд ли первый епископ в то время мог действительно говорить о такого рода первостепенных задачах, по крайней мере, это выглядело бы не совсем уместным. К тому же нельзя сказать, что Ставрополь того времени являлся чисто православным городом. В городе уже в начале века действовали армянская церковь, лютеранская кирха, католический костел, еврейская синагога.
Создается впечатление, что царские власти принимали решение о создании Кавказской епархии, не продумав до конца всех необходимых вопросов, связанных не только с ее организационным становлением, но и дальнейшими направлениями деятельности. Гедеон указывает, что Кавказский край нуждался в духовном лидере, хорошо знакомом с различными религиозными верованиями коренных жителей и осведомленном в их духовных потребностях, прежде всего потому, что на тот период это была «нива Господняя невозделанная, паства еще не образованная, а потому и служение архипастыря этой пастве, поистине крестоносное должно быть, прежде всего, в духе апостольском» [55].
Все вроде бы, на первый взгляд, правильно, но выбор Синода пал на Иеремию, человека, не совсем соответствовавшего предъявляемым требованиям. Не умоляя его достоинства, образованности и высокой теоретической подготовленности в вопросах православного просвещения, следует все-таки подчеркнуть, что опыта работы в такой среде, какую представляла собой северокавказская паства, он не имел.
Это был как раз период в истории российского государства, завершивший процесс полного врастания церковного управления в общегосударственный бюрократический аппарат, и вместе с тем весьма недвусмысленное обращение к верховной власти «чтить и считаться» с церковной властью [237]. Это обращение заключалось в словах Московского митрополита, отстаивавшего статус-кво церкви, выступавшего в это время против поднятого вопроса о восстановлении патриаршества. Оно возымело свое действие: в начале второй половины столетия церковь заняла ведущее место в идеологическом обеспечении интересов самодержавия. Именно в этот период сложилась практика направления выдвиженцев на более высокие посты сначала в периферийные районы, унаследованная многими последующими поколениями бюрократических аппаратов, в том числе и при советской власти.
Так, видимо, и обстояло дело и с Иеремией Соловьевым. До назначения на Ставропольскую кафедру он был простым викарием Киевской митрополии, а после пребывания на Северном Кавказе направлен /для руководства православной миссией на Алтае. Кавказская епархия для него была, скорее, стартовой ступенькой в последующей карьере.
Однако естественную его заслугу нельзя отрицать полностью и трудно не согласиться с тем заключением в исследовании Гедеона, что по пути. проторенному Иеремией, шли все остальные руководители Кавказской епархии. На него выпала самая трудная миссия - начать, организовать просветительскую деятельность в тех местах, где голос настоящего пастыря еще не звучал. И он достойно справился с этой задачей, испытав и удовлетворение результатами от своей же собственной активности, и унижение, непосредственно столкнувшись с издержками церковно-государственных отношений на Северном Кавказе. Владыка Гедеон очень метко подчеркнул, что Иеремии удалось достичь главного - стать на высоту требований своих прихожан. Несомненно, что для архиерея такого ранга это очень высокая оценка [36]. На хорошем счету остался первый епископ Кавказской епархии и у руководства российского военного корпуса, расквартированного на Кавказе. «Преосвященный Иеремия есть пастырь, достойный всякой похвалы. При строгом образе жизни он соединяет в себе истинную кротость, любовь к ближнему, глубокую набожность и пламенное усердие к вере. В его управлении почти не слышно жалоб, которые доходили прежде до областного начальства на лиц духовного ведомства. По его убеждению и содействию, исправлены, устроены или окончены постройкой многие церковные здания, особенно каменный Собор в Ставрополе (Кафедральный). Примером дел своих, равно как всегдашним расположением к добру и благотворению, он приобрел к себе общую привязанность и уважение» [164, с. 17.].
Эволюция церковно-государственных отношений в русском самодержавном государстве
Практически сразу после принятия христианства на Руси, русская православная церковь активно занялась миссионерской деятельностью, которая, помимо религиозного, имела и политический смысл. Она служила одним из средств закрепления в составе русских княжеств соседних народностей. Они становились объектом традиционных для периферийных районов Руси архаичных форм эксплуатации, платя эту цену за приобщение к религии и культуре более развитого в социальном и экономическом отношениях общества.
Таким образом, с самого начала возникновения в качестве господствующей религии, христианство начало играть заметную роль в решении государственных вопросов. Так, уже после ордынского завоевания, в 1261 году, была основана православная епархия в Сарае, столице Орды. В ее учреждении были заинтересованы и сами ханы, желавшие иметь у себя полномочных представителей русского митрополита и через него поддерживать связь с Византией. С другой стороны, для русской церкви это открывало возможность официально вести работу не только среди русских в Орде, но и обращать в христианство иноверное население, проживавшее на территории ханства [121]. Кроме того, представительство русской церкви было важно для противодействия влиянию папского престола, постоянно предпринимавшего попытки обращения ханов в католичество.
На Руси традиционной для высших церковных иерархов была их деятельность в качестве послов, парламентеров, представителей князя или города. Эта роль определялась, во-первых, их духовным статусом, представлением о том, что духовенство имеет особую поддержку со стороны божества и, во-вторых, их большей отстраненностью от решаемых с их помощью проблем, а, следовательно, и способностью к более объективным суждениям.
Следует отметить, что не только в раннее время, но и в XII-XIII веках русская православная церковь обладала определенным авторитетом и оказывала существенное влияние на политическую жизнь в стране [150].
Изучение истории церковно-государственных отношений показывает, что церковь и ее деятели не отстаивали в политических вопросах какую-то свою, особую линию. Они или поддерживали государственную политику, или выступали на стороне отдельных социальных групп, городов, или выполняли роль миротворцев в разгоревшемся конфликте. Политические акции церкви имели важное значение для страны и для нее самой в тех случаях, когда она поддерживала весьма значимые для данного момента направления государственной политики. При этом влияние церкви осуществлялось главным образом не в государственно-административных формах, а через личное воздействие и вмешательство иерарха в соответствующее дело. Деятели церкви выступали как идеологический фактор, влиявший на результат политический или, шире, социально-политической борьбы.
Вместе с тем, система общегосударственной церковной организации объективно служила важной дублирующей политической структурой, заставлявшей те или иные политические группы в центре и на местах использовать авторитет иерархов в своих интересах.
По мере развития общества и русской государственности видоизменялась и роль церкви в решении государственных вопросов, а также формы ее использования. В период развитых феодальных отношений церковь использовала любой повод: монгольское нашествие, голод, эпидемии, неурожаи и т.п. для укрепления своего авторитета. Отстаивая свое монопольное положение в области идеологического воздействия на народные массы, русская церковь вела упорную борьбу с другими религиями, распространяя представление об исключительности православия.
Особую нетерпимость церковь проявляла к мусульманству со времени, когда оно стало официальной религией Золотой Орды. Следует отметить, что положение церкви в этом вопросе было сложным, потому что она была заинтересована в привилегиях, получаемых от ордынских ханов. Но чем успешнее была борьба с монголо-татарскими захватчиками и чем больше слабела Орда, тем решительнее церковь выступала против мусульманства.
XVII век, когда страна достигла стадии расцвета феодализма и одновременно начала переход к капиталистическим формам хозяйствования, знаменует собой особую и своеобразную стадию развития русской православной церкви. Обострение социальных противоречий, вызванных переходным периодом, проявлялось в бегствах крестьян, восстаниях. Значительно возросла активность в политической борьбе массы рядовых светских феодалов, которые все больше выражали неудовлетворенность существовавшими порядками и требовали перемен.
Влияние новых фактов действительности определило характер эволюции государственного строя России. В процессе этой эволюции изживались черты сословно-представительной монархии, и российское самодержавие приобретало черты абсолютной монархии. Учет этой специфики развития России в XVII веке дает возможность лучше понять положение православной церкви в рассматриваемый период, перемены в ее положении.
Из числа старых факторов, которые продолжали определять положение православной церкви в России и содержание ее жизни, в первую очередь следует назвать безраздельное господство религиозного мировоззрения. Объединение исповедовавших православие народов, сохранение и распространение православной веры оставалось, таким образом, первостепенной общественной потребностью, а ее удовлетворение -основной функцией православной церкви.
Положение православной церкви в обществе зависело и оттого, что в сохранении и воспроизводстве религиозной веры в форме православия были заинтересованы не только служители культа, но и вся государственная власть. Религия воспитывала в народных массах сознание незыблемости существующего строя, необходимости подчинения властям и тем самым благословляла социальное неравенство не только в центральных регионах между классами, но и между властью и окраинами государства. Поэтому православная церковь в XVII веке оставалась одним из крупнейших и влиятельнейших институтов феодально-крепостнической России.
Православная церковь российского государства являлась разветвленной идеологической организацией. Она охватывала всю территорию страны, которая увеличивалась за счет освоения новых территорий, в основном, в Сибири и на юге. Всего в стране в 80-х годах XVII века насчитывалось около 15 тысяч церквей, в большинстве своем приходских, которые представляли из себя центры местной религиозной общины, сельской, городской и т.д. [120].
В XVII веке началась активная кампания по увеличению численности православного населения за счет «новокрещенцев» из нерусских народностей, что также повлекло за собой рост численности епархий. Главным содержанием деятельности всех служителей культа было утверждение православия в качестве господствующей и исповедуемой всем населением страны религии. Это было равнозначно утверждению обязательных для всех, устанавливаемых властью, порядков.
Утверждение православия в качестве единственно истинного вероучения, соблюдение установленных церковью обрядов, почитание ими духовных лиц достигалось и другими средствами. Важнейшими из них были преследование действий, которые церковь по своему усмотрению считала противными православной вере, и меры, направленные против других религиозных течений. Само преследование упомянутых действий осуществляла обычно светская власть, тогда как их выявлением занималось духовенство, а оценкой церковная элита [236].
Таким образом, церковь постепенно превращалась в оружие реализации государственных интересов как внутри страны, так и за ее пределами.
Несмотря на то, что в России в XVII веке второе место по числу верующих занимало мусульманство, меры противодействия влиянию на население со стороны русской православной церкви были направлены главным образом против западных течений христианства: католицизма, лютеранства и кальвинизма. В этой связи мусульманство, особенно на окраинах государства, получило большую свободу действий и постепенно пускало глубокие корни, в том числе, среди горских народов Кавказа, вытесняя православие. Такое религиозное противоборство постепенно привело к тому, что политические интересы церкви стали теснее сочетаться с идеологическими, а порождались они ее расширенным участием в управлении государством. Государственная власть все еще нуждалась в религии. Это позволяло церковным феодалам не только влиять на светскую власть, но и добиваться выгодных для себя социально-экономических, политических и идеологических решений. Правда, объединение Руси, а, следовательно, укрепление государственной власти, привели к некоторому снижению роли церкви, однако, как и прежде, общепринятым оставалось убеждение о необходимости следовать учению церкви во всех сферах жизни. К тому же царская власть нуждалась еще в поддержке со стороны религии при решении принципиально важных вопросов внутриполитического и внешнеполитического характера. Сохранились и виды деятельности, входившие в сферу духовной жизни общества или тесно соприкасавшиеся с ней: иконописание, книгопечатание, образование, где церковная власть выступала в качестве носителя политической власти [85].
Роль Владикавказской епархии в реализации государственных интересов России на Северном Кавказе
Говоря об исторических аспектах распространения христианского православного вероучения на Кавказе и его значении для российского государства в исследуемый период, было бы несправедливо оставить без внимания деятельность Владикавказской епархии. При этом необходимо сразу оговориться о том, что российские государственные интересы для этой церковной организации были несколько оттеснены на второй план тем обстоятельством, что она не напрямую подчинялась Синоду, а через грузинский экзархат.
Владикавказская епархия была образована в 1875 году на завершающем этапе буржуазных реформ российской общественной жизни. Фактически это была самостоятельная религиозная организация со всей присущей клерикальным образованиям того времени инфраструктурой. Юридически она представляла собой православное викариатство, подчиненное Тифлису, которое просуществовало десять лет и, по существу, не сумело внести в духовную жизнь Осетии значительных изменений. Христианство с его помощью не завоевало каких-либо новых высот в своем дальнейшем развитии и укреплении среди осетинского народа.
В 1885 году, когда церковь в России нацелилась на возврат частично утерянных в результате буржуазных реформ позиций в государственной политике, вместо викариатства была учреждена Владикавказская епархия, включавшая в свой состав Северную Осетию и Терскую область и подчинявшаяся синодальной конторе Грузинского экзархата. От Кавказской епархии к ней отошло 93 церкви и 2 монастыря в Кизляре и станице Государственной. Помимо этого, в самой Северной Осетии к этому времени действовало уже 24 церкви [36]. Первоначально в сферу ее деятельности входили только осетинские приходы, как правило, мононациональные, что, с одной стороны, давало ей некоторые преимущества в проповеднической деятельности перед аналогичными организациями Северного Кавказа, с другой, наоборот, усложняло задачу поддержания христианского просвещения населения на требуемом уровне.
Преимущества заключались в том, что церковные службы перед однородными по национальному составу прихожанами не требовали каких либо отклонений от сложившейся практики и проводились в одном, всем понятном русле. Сложности виделись, прежде всего, в необходимости постоянного контроля над истинной приверженностью населения к православию в связи с отсутствием внешней православной среды. Кроме этого, грузинские церковные власти мало беспокоились по поводу соблюдения российских государственных интересов, поэтому миссионерская деятельность Владикавказской епархии, хоть внешне и была подогнана под общецерковные задачи в этой области, суть которых сводилась к поголовной «русификации» кавказцев, в реальности была направлена на достижение более благородных целей - обучение грамоте, письменности, изданию печатных материалов на национальном языке и т.п.
Вполне возможно, что именно поэтому православное христианство среди осетинского народа более глубоко проникло в его этнические особенности и традиции, и как религиозное течение пользуется большей популярностью и авторитетом, нежели в других северокавказских регионах, в которых со временем оно предалось практически абсолютному забвению. С другой стороны, распространившиеся идеи ислама не смогли до конца заменить у горцев пережитки христианской религии. В этом, несомненно, сказалось передаваемое из поколения в поколение поклонение традициям древних предков. В то же самое время в христианские верования осетин вошло много языческих элементов, с которыми не всегда успешно могли бороться православные миссионеры. Этот синкретизм старого язычества и нового христианства сохранился в Северной Осетии чуть ли не до наших дней. Многим осетинам при рождении давали славянские имена. Часть населения Осетии придерживалась при богослужении внешних мусульманских обрядов, другая часть — христианских. Наряду с этим, в повседневной жизни, так же как и в нравах, обычаях продолжало господствовать поклонение древнеязыческим идолам, что указывало на прежний, но еще совсем не забытый, примитивный культ, смешавшийся впоследствии с христианством и исламом. При всем этом христианство имело некоторое преимущество, по крайней мере, во внешних проявлениях [97];[36].
В работе митрополита Гедеона имеется достаточно много примеров, подтверждающих этот вывод, но сам он иллюстрирует ими совсем другое, а именно, только успехи православия в осетинской среде. К этим примерам мы еще вернемся ниже, а, прежде всего, считаем необходимым, указать некоторые факты из предыстории русского православного миссионерства в, Осетии.
Москва и Тифлис на протяжении длительного исторического периода рассматривали эту горную страну в качестве зоны приложения своих государственных интересов. Естественно, что это облекалось в религиозные формы. Зачастую совместно, а иногда и порознь, но и русские, и грузины постоянно контролировали обстановку среди осетинского народа. В 1783 году грузинская церковь была передана в ведение российского Синода, а ее глава в качестве полноправного члена вошел в состав высшего церковного органа. В 1801 году Грузия была присоединена к российской империи. С 1818 года порядки, установленные до этого в русской православной церкви, были перенесены и на грузинский экзархат. Только после этого Синод разрешил обустройство в Тифлисе православной семинарии и нескольких приходских училищ. С этого времени и начинается более тесное сотрудничество двух ранее самостоятельных церквей. Вот почему в миссионерской деятельности обе преследовали одни и те же цели.
Взаимоотношения этих церквей, как уже известно, были апробированы значительно раньше, во время существования Осетинской духовной комиссии.
Учреждение Владикавказской епархии было продиктовано требованием времени, которое религиозные деятели называют периодом расцвета православия, наступившим после буржуазных реформ в российском государстве. Для горных районов страны это было менее актуально, так как их экономическое развитие не достигло еще требуемого уровня. Несмотря на это, церковная политика осуществлялась без учета индивидуальных особенностей того или иного региона. Издававшиеся Синодом указания предназначались для обязательного исполнения всеми епархиями в равной степени.
Следует отметить также некоторую противоречивость в подходе царской и церковной властей российского государства к самой организации миссионерской деятельности в мусульманской среде, в частности в Осетии. Наряду с требованием для православных епархий, направленных на усиление работы в иноверной среде с целью обращения народов неславянского происхождения в православие, власти проявили и благосклонное отношение к носителям других религиозных вероисповеданий. Муллы получили свободу от государственных податей наравне с православным духовенством. В Казани была устроена мусульманская типография, которая ежегодно выпускала десятки тысяч магометанских книг [160].
В этой связи претерпели изменение и цели миссионерской деятельности среди мусульман. Упор делался не столько на крещение, сколько на удержание в православии тех, кто уже успел его принять. Для Осетии это положение было особенно актуальным, поскольку деятельность мусульманских эмиссаров здесь находилась тоже на высоком уровне. К тому же, не все из числа авторитетных горцев проявляли благосклонное отношение к православной религии, если не сказать большинство. В этой связи вызывают недоумение отдельные положения в работе митрополита Гедеона, где владыка говорит о том, что осетинский народ сам тянулся в христианские храмы. В то же самое время он указывает, что в те времена сила фанатического ислама давала себя чувствовать в Осетии постоянно. Без военизированного конвоя было даже опасно выезжать в осетинские приходы. Не испытывая открытого враждебного отношения к православной церкви, осетины, проживавшие в глухих районах, будучи в большинстве своем формально христианами, тем не менее, отдавали также предпочтение своим святым местам — дзуарам. Место духовенства у них занимали свои жрецы, приносившие жертвы и произносившие при этом свои молитвы. Многие осетины, особенно женщины, десятилетиями не посещали храмов, среди них были развиты многоженство, языческие суеверия и предрассудки, а также кровная месть, что во многом противоречило основным православным канонам [36].
