Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона Пивовар Антон Витальевич

Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона
<
Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Пивовар Антон Витальевич. Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона : диссертация ... кандидата исторических наук : 07.00.02.- Курск, 2006.- 191 с.: ил. РГБ ОД, 61 07-7/405

Содержание к диссертации

Введение

Раздел 1. Идеологическое и законодательное обеспечение репрессивной политики советского государства в годы гражданской войны 30-69

Раздел 2. Внесудебные (чрезвычайные) органы Центрального Черноземья: становление, задачи, подбор кадров и взаимоотношения с партийно-государственным аппаратом 70-119

Раздел 3. Практика реализации органами подавления и террора репрессивной политики партии большевиков и советского правительства в регионе 120-164

Заключение 165-171

Список источников и литературы 172-1

Введение к работе

Актуальность темы диссертации. Термин «советская репрессивная (или карательная) политика» долгое время был изъят из обихода, что не могло не повлиять на степень изученности проблемы. В книгах и публикациях отечественных авторов говорилось лишь о советской правоохранительной системе и органах чрезвычайной юстиции. Оправдывавшие все действия руководителей государства, большинство историков и правоведов в советский период писали о том, что в 1918 - 1920 гг. устанавливались «важнейшие демократические принципы судоустройства и судопроизводства», «укреплялся революционный правопорядок».

Советское государство официальным постановлением санкционировало красный террор. Осуществлялся переход к однопартийной системе, реализовывался классовый подход к организации жизни в стране. Установление пролетарской диктатуры влекло за собой господство насильственных методов, характерных для всякого революционного преобразования, но в условиях России носивших особенно жесткий характер.

Ставка на государственное принуждение, всемерное культивирование «классовой» ненависти неизбежно порождали господство «чрезвычайщины» и массовые репрессии. Массовые аресты и расстрелы, постоянная борьба с любым инакомыслием и проявлением свободного духа были неотъемлемой чертой большевистского режима. Инструментами для проведения этой государственной политики, наряду с зависимыми от правящей компартии и до предела политизированными юридическими структурами (органы юстиции, суд, милиция), являлись и специальные карательные органы. К ним, прежде всего, относились внесудебные (чрезвычайные) учреждения – ревтрибуналы и ВЧК, возникшие как неизбежное следствие расширяющегося террора.

Изучение карательной политики советского государства дает богатый материал для выводов и обобщений, актуальных и в наши дни, вскрывает сложность и противоречивость процессов, протекавших в обществе в годы гражданской войны. Российское государство, находящееся на крутом переломе своей истории, нуждается сегодня в теоретическом осмыслении прошлого. Кроме того, современное общественное сознание остро нуждается в воссоздании исторической правды, абстрагировании от социальных мифов и фальсификаций. Извлечение правильных уроков из диалектически сложного, противоречивого опыта нашей истории становиться важной предпосылкой и необходимым условием поступательного развития современной России.

Необходимость комплексного и всестороннего изучения репрессивной политики и практики советского государства в Центрально-Черноземном регионе вызвана её недостаточной изученностью с современных научных позиций.

Объектом исследования автор избрал репрессивную политику коммунистической партии и советского правительства в годы гражданской войны в Черноземье.

Предметом настоящего исследования является практическая деятельность органов власти и управления, внесудебных (чрезвычайных) органов по реализации установок ЦК РКП (б), СНК и ЦИК по организации и функционированию системы подавления и террора в регионе.

Хронологические рамки диссертации ограничены периодом гражданской войны (1918–1920 гг.). Этот небольшой хронологический отрезок времени составил особый период в жизни россиян. Именно в эти годы была разработана концепция репрессивной политики коммунистической партии и советского правительства, и на практике проходила ее реализация, выразившаяся в терроре и массовых репрессиях по отношению к различным слоям общества. Указанный период изобилует трагическими и героическими страницами отечественной истории, повлиявшими на дальнейший ход развития России. Таким образом, выбор и исследование приведенных в диссертации временных рамок имеет не только теоретическую, но и практическую ценность.

Географические рамки охватывают территории Курской, Воронежской, Орловской и Тамбовской губерний.

Подобные рамки обусловлены схожестью природных условий, экономических и социально-политических процессов в губерниях, которые входили в рассматриваемый хронологический период в состав Черноземного района России.

В историографии проблемы исследования можно выделить несколько этапов. Первый (1918–1929 гг.) отмечен революционным романтизмом с доминирующей идеей построения нового государства и бесклассового общества. После прихода к власти большевиков основополагающие, несущие конструкции исторической науки оказались разрушенными, преемственность уничтожена вместе со сломом прежней государственной машины и всей судебно-карательной системы. В этих условиях начала складываться новая историко-правовая теория, призванная научно обосновать жестокую и кровавую реальность.

Основные тенденции рассмотрения организационно-правовых основ репрессивной политики большевиков для советской историографии были намечены В.И. Лениным. Под его руководством и при непосредственном участии разрабатывались первые законодательные акты Советской Республики, им было высказано немало основополагающих идей об органах чрезвычайной юстиции, судопроизводстве и правосудии, ставших важнейшими принципами советского права.

Теоретическим и практическим вопросам становления новой судебно-карательной системы, роли репрессивных органов в установлении и укреплении советской власти, целесообразности применения любых средств для защиты новой власти уделяли внимание и другие руководители советского государства: Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Е.Г. Зиновьев, Л.Б. Каменев, М.И. Калинин, И.В. Сталин, Л.Д. Троцкий и др.

Центральной проблемой многих исследований этого периода (Г. П. Георгиевского, К.А. Еремеева, В.Ф. Малаховского, Я.Я. Пече, Н.И. Подвойского и др.) стала вооруженная борьба пролетариата под руководством партии большевиков и подавление сопротивления старого государственного аппарата.

Теоретические вопросы функционирования органов чрезвычайной юстиции и суда рассматривали А.И. Амнуэль, З.К. Кельсон, Н.В. Крыленко, К.Н. Мехоношин, Е.Б. Пашуканис и др.

В двухтомной монографии Н.Е Какурина «Как сражалась революция» (1926 г.), трехтомнике «Гражданская война 1918 – 1921 гг.» (1928 – 1930 гг.), двухтомнике «Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерной системе» (1925 г.) репрессивная политика и практика большевиков рассматривались в контексте военной стороны событий гражданской войны. Авторами коллективных работ были видные военачальники и партийно-государственные работники, что не могло не сказаться на объективности подаваемого материала.

Именно значительное количество публикаций непосредственных свидетелей и участников процесса становления советской репрессивной системы является одной из особенностей данного периода историографии темы. Первые публикации о деятельности ВЧК появились уже в ходе гражданской войны. В частности, в 1919 г. в журнале «Власть Советов» был помещен очерк видного чекиста Г.С. Мороза «ВЧК и Октябрьская революция».

В 1923 г. увидел свет сборник воспоминаний «К истории эсеровского бандитизма в Тамбовской губернии» – Антоновщина». В 1924 г. в журнале «Пролетарская революция» была напечатана статья заместителя председателя ВЧК–ОГПУ Я.Х Петерса «Воспоминания о работе в ВЧК в первый год революции». Интерес для исследователей представляет опубликованная в 1925 г. работа Е.Н. Отпущенкова «Революционная законность и курская милиция».

Начало изучения истории гражданской войны, составляющей частью которой был красный террор, в Черноземье было положено истпартархивами. Стало традицией приурочивать сборники и отдельные исследования, посвященные истории революции и гражданской войны, к знаменательным событиям и круглым датам. В этих изданиях наряду с рассмотрением боевых действий в Черноземье участия рабочих и крестьян в борьбе с деникинцами, зверств белогвардейцев, определенное внимание уделялось созданию и деятельности репрессивных органов советского государства в годы гражданской войны, но факты излагались авторами и составителями в самом общем виде, зачастую без указания источников.

Существенное значение для исследования заявленной темы имеют работы руководителей структурных подразделений юстиции, суда, внутренних дел, ВЧК, ревтрибуналов, носивших программный и директивный характер. Показательна в этом плане статья наркома юстиции РСФСР Д.И. Курского «Основы революционного суда», напечатанная в «Материалах Народного комиссариата юстиции».

Председатель Революционного военного трибунала республики К.Х. Данишевский не только создавал и развивал систему этих трибуналов, но и обосновал теоретически их задачи, подчеркнув, что «революционные Военные трибуналы – это в первую очередь органы уничтожения, изоляции, обезвреживания и терроризирования врагов Рабоче-Крестьянского отечества и только во вторую очередь – это суды, устанавливающие степень виновности данного субъекта».

В 1920 г. вышла книга члена Коллегии ВЧК М.Я. Лациса (Судрабса) «Два года борьбы на внутреннем фронте», а спустя год – брошюра «Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией». В них анализировалась деятельность ВЧК, рассказывалось о выявлении и ликвидации контрреволюционных организаций, подавлении антисоветских выступлений и мятежей. Заместитель наркома НКЮ П.И. Стучка в 1922 г. в статье «Пять лет революции права» подвел некоторые итоги становления советской карательной системы и указал на задачи, стоящие перед органами правопорядка в условиях новой экономической политики.

Эти и подобные издания ставили задачу ознакомить массы с методами работы органов чрезвычайной юстиции, повысить бдительность граждан и привлечь население к борьбе с контрреволюцией. Нередко публикации о деятельности ВЧК–ОГПУ преследовали цель запугать население, вызвать у граждан чувство страха как в связи с действиями врагов, так и в связи работой чекистов.

Совершенно иной подход, иные оценки карательной политики и практики большевиков в годы гражданской войны содержали труды авторов-эмигрантов (Н.Н. Головин, Р.Б. Гуль, А.И. Деникин, Е.А. Думбадзе, В.В. Шульгин, С.П. Мельгунов, П.Н. Милюков, Н.В. Чайковский и др.). Так, один из лидеров Белого движения генерал А.И. Деникин назвал гражданскую войну «русской смутой», породившей братоубийственную войну, «русским погостом», на котором и красные, и белые пустили реки крови. Эта позиция стала ведущей в зарубежной историографии. Многие авторы, встав на сторону Белого движения, оправдывали его борьбу за «идеалы» февраля 1917г.

Историк-публицист С.П. Мельгунов был выслан из страны в 1922 г., а его книга «Красный террор в России (1918–1923)» вскоре появилась двумя изданиями в Берлине. Как следует из авторского предисловия, его целью было «заставить мир понять и осознать ужас тех морей крови, которые затопили человеческое сознание». Большевики сочли книгу лживой из-за обилия статистических данных об арестах, расстрелах, пытках, но особенность ее в том, что автор всякий раз ссылается на публикации в большевистских же газетах, в том числе «Вестнике Ч.К.». Позже, по завершении гражданской войны и красного террора, подобные сведения понемногу исчезли из печати: репрессии приняли иные формы.

Мельгунов С.П. рассматривает самые ранние плоды деятельности чекистов – месть врагам революции за смерть Урицкого и покушение на Ленина. Он связывает осуществление красного террора только с ВЧК, хотя хорошо известно, что его проводили и Советы, и революционные трибуналы, находившиеся в подчинении Реввоенсовета. Автор делает вывод, что завоевание власти не проходит бескровно, но всякий раз оборачивается ее дискредитацией. В дополнении к книге обрисованы не только первые руководители ЧК, но и исполнители пролетарской воли, запятнавшие себя массовыми убийствами. Мельгунов С.П. в своей книге ничего не говорит о белом терроре. Впрочем, автор оговаривается, что его книга не отделана и поспешна, так что выводы из статистики каждый читатель делает сам и вся общественность – тоже.

В центре внимания вышедшей в 1931 г. в Париже книги Р.Б. Гуля находятся во многом противоречивые фигуры руководителей органов госбезопасности – Ф.Э. Дзержинского, В.Р. Менжинского, Г.Г. Ягоды и др. Автор, дополняя и развивая картину, созданную С.П. Мельгуновым, снимает гриф «Совершенно секретно» с многих страниц отечественной истории исследуемого периода. Вместе с тем целый ряд его суждений и выводов носит сугубо личный, субъективный, порой тенденциозный характер.

Специфический подход к оценке процесса становления и эволюции органов безопасности советского государства содержали труды бывших сотрудников зарубежных спецслужб, чекистов-перебежчиков и эмигрантов.

Знакомство с литературой 20-х гг. XX века свидетельствует, что и в самой России репрессивная политика советского государства, его судебно-карательные органы вызывали серьезную обеспокоенность отдельных историков и правоведов. Например, заместитель наркома юстиции и будущий Прокурор Республики Н.В. Крыленко, разрабатывая вопросы теории и истории судопроизводства, строительства советского суда, отмечал, что ВЧК–ОГПУ может превратиться в наркомат, «страшный беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было глаза всего того, что творилось в его недрах».

История гражданской войны в России неотделима от общего состояния и развития нашей исторической науки, прошла этапы, характерные для развития истории страны. Участники гражданской войны, особенно в начале 20-х гг. XX века, обостренно воспринимали всякую фальшь в истолковании прошлого. Они считали возможным достоверно подтвердить или опровергнуть тот или иной факт, даже не прибегая к документам. Так, Д.А. Фурманов писал: «В гражданской войне не может быть бутафорского, мишурного блеска – она проходит в условиях нищеты, жестокости и всех тяжких спутников решительной схватки двух борющихся насмерть классов. Исторические очерки – не повести, не рассказы; тут вымысла, недоговоренности или перебарщивания быть не должно».

Таким образом, можно констатировать, что в своем большинстве работы, увидевшие свет в 20-е гг. прошлого века, не отличались глубиной обобщения материала, многие выводы, содержащиеся в них, весьма спорны, однако они содержали значительный фактический материал.

Второй этап историографии исследуемой темы (начало 1930-х – середина 1950-х гг.) характеризуется определенным схематизмом и цитатничеством, в этот период имело место извращение фактов и отсутствие критического анализа в работах по изучаемой проблеме, ряд из которых утратили сегодня научное и практическое значение. Объяснение такого положения кроется в идеологическом прагматизме в общественных науках, в концентрации власти в руках Сталина, в массовых политических репрессиях, жертвами которых стали в значительной степени старые большевики, ученые-историки, правоведы-практики, книги которых были изъяты и уничтожены, разделив участь самих авторов.

На первое место в науке выдвигался классовый подход, шло опровержение многих положений прежних историко-правовых трудов. Например, Н.В. Крыленко, который к тому времени «пересмотрел» свои позиции, предложил «унифицировать» судебную репрессию, чтобы дать в руки партии и центральной государственной власти реальную возможность управлять судами как органами репрессии, что нельзя было сделать при полной свободе «судейской совести». В 1934 г. увидела свет еще одна книга Н.В. Крыленко «Ленин о суде и уголовной политике», в которой он, как и Прокурор СССР А.Я. Вышинский (теоретические концепции которого считались непогрешимыми), обосновывая теорию объективного вменения, утверждал, что целью наказания является устрашение.

В течение длительного времени гражданская война в России трактовалась в соответствии с установками «Краткого курса истории ВКП(б)». В книге показана, прежде всего, карательная роль правоохранительных органов, основанная на идеологических постулатах об обострении классовой борьбы, возраставшем сопротивлении свергнутых сил и необходимости их подавления. Из этого, как бы объективно, формировалось представление об органах правопорядка «как карающем мече революции».

В литературе указанного периода, да и в последующее советское время репрессии против сограждан рассматривались как закономерное и необходимое явление, осуществлявшееся в интересах трудящихся и общества, а крестьянские волнения и выступления рабочих находили схематичное и политизированное изложение.

Научные публикации этого этапа носили в большей степени идеологическую направленность и оправдывали репрессивную политику советского государства по отношению к собственным гражданам.

Шестаков А.В. в работе «Классовая борьба в деревне ЦЧО в эпоху военного коммунизма» впервые привел сведения о крестьянских выступлениях в Центральном Черноземье в годы гражданской войны и их силовом подавлении, сделав тенденциозные выводы о «кулацкой» природе крестьянского сопротивления политике большевиков. Типичным примером подобного рода «трудов» явились исследования П.Г. Софинова и А.Л. Кублакова.

Вместе с тем в 40-е гг. XX века вышел ряд работ, в которых исследовалась деятельность правоохранительных органов, содержался ценный материал по основным этапам становления советской юстиции, включая и чрезвычайные органы. Примером может служить монография М.И. Кожевникова «История советского суда» .

Приведенный в монографии Г.Е. Глезермана «Ликвидация эксплуататорских классов и преодоление классовых различий в СССР» конкретный материал показывает масштабы репрессий против крестьянского населения, в том числе и в Черноземье, несмотря на то, что выводы автора основываются на постулатах «Краткого курса истории ВКП (б)». Причины крестьянских выступлений и их жестокое подавление чекистами и красноармейцами нашли отражение в работе Э.Б. Генкиной «Переход советского государства к новой экономической политике (1921–1922 гг.)».

Региональные издания имели те же недостатки, что и труды по этой теме, вышедшие в центральных издательствах (сохранение идеологических штампов, приоритетное изучение военных действий, однобокость исследования проблемы террора и насилия и т.д.).

Начало третьего этапа (хронологические рамки: вторая половина 1950- х – конец 1980-х гг.) в историографии проблемы связано с ХХ съездом КПСС, наступлением «оттепели», возобновлением интереса, а главное, возможностью исследования актуальных вопросов гражданской войны, истории становления советского государства в целом и его карательных функций в частности.

В значительной степени для нас представляет интерес публикация материалов, ранее малоизвестных широкой аудитории. Прежде всего, речь идет о сборниках документов: «В.И. Ленин и ВЧК», «Декреты Советской власти», «Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии (1917–1921гг.)», «История Советской Конституции» и др. Характерной особенностью тех лет стало создание обобщающих трудов. Так, в 1960 г. завершилось издание пятитомной «Истории гражданской войны в СССР», начатое еще в 1930-е гг., в 1963 г. вышла энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР». Историки отказались от несостоятельной периодизации гражданской войны по трем походам Антанты и сосредоточили свое внимание на изучении малоисследованных проблем, просчетов и ошибок советского руководства.

Заметной вехой в отечественной историографии стала монография И.Я. Трифонова «Классы и классовая борьба в СССР в начале НЭПа (1921–1923 гг.», в которой, в частности, проанализирована история подавления антибольшевистских восстаний на завершающем этапе гражданской войны в масштабе всей страны.

Материалы об антибольшевистских настроениях сельского населения страны в 1920–1921 гг. содержатся в труде Ю.А. Полякова «Переход к НЭПу и советское крестьянство». Автор детально проследил процесс перехода от политики «военного коммунизма» к новой экономической политике и политические настроения доколхозного крестьянства. Данную проблему дополняет работа Ю.С. Кукушкина «Сельские советы и классовая борьба в деревне (1921–1932 гг.)».

В монографии Е.Г. Гимпельсона «Военный коммунизм: политика, идеология, практика», наряду с освещением экономической политики советской власти в годы гражданской войны, на большом фактическом материале прослеживается образование карательных органов, нарастание репрессивных форм воздействия на население страны.

История органов подавления и террора стоит в центре внимания исследований М.И. Еропкина и П.Г. Софинова, вопросы организационного строительства советского суда, милиции и чрезвычайных структур стали предметом изучения Е.М. Городецкого, особенности «революционной законности» рассматривал В.М. Курицын, проблема становления и развития ревтрибуналов Советской республики стала ключевой в работах Ю.П. Титова.

Из региональных исследований этого периода историографии темы можно выделить статью В.В. Шпаковского, в которой приводится интересный фактический материал о положении населения Тамбовской губернии в первые годы Советской власти, его участии в антибольшевистских выступлениях и их подавлении карательными структурами.

Попыткой исследовать государственно-церковные отношения и репрессивные меры советской власти в отношении духовенства и мирян в годы гражданской войны на примере трех черноземных губерний: Воронежской, Курской и Тамбовской, явилась диссертационная работа В.Н. Дунаева. Изначально, православное духовенство рассматривалось автором как контрреволюционная сила, способная при каждом удобном случае навредить советской власти. Позиция РПЦ, которая якобы находила поддержку только у кулаков и «бывших», однозначно осуждалась, а действия советского правительства признавались правильными и одобрялись. Репрессивная политика компартии и властей объяснялась «необходимостью», ответными мерами, при этом подчеркивалось, что священнослужители преследовались не за принадлежность к сану, а за политическую деятельность. Расстрелы скрывались под словом «наказание» или выдавались за «арест».

Воронежский исследователь И.Т. Филиппов в работе «Ленинская программа борьбы за хлеб и ее осуществление в Черноземном Центре, 1918 – 1920 гг.» коснулся проблемы разжигания большевиками классовой борьбы в деревне.

В 1984 г. была опубликована монография Ю.А. Щетинова «Крушение мелкобуржуазной контрреволюции в Советской России (конец 1920 – 1921гг.)», написанная с привлечением новых архивных документов. Данная работа более объективно, чем предыдущие, описывает события антоновского восстания в Тамбовской губернии.

Отличительной чертой литературы 1970-х – начала 1980-х гг. стала подача материала в виде синтеза нормативно-правовых документов с решениями партийных съездов и пленумов. В научных изданиях зачастую прослеживалось завуалирование просчетов и упущений партийно-советского аппарата по руководству карательными органами, определенная тенденциозность в освещении работы с кадрами. Показательны в этом плане работы С.В. Биленко, Д.Л. Голинкова, Н.Г. Думовой, Н.И. Зубова, Г.З. Иоффе, Д.С. Караева, В.А. Клименко, Л.М. Спирина и др.. Хотя исследователи вводили в научный оборот малоизвестные архивные документы, широко использовали периодическую печать 1918–1920-х гг., попытки рассматривать историю советской правоохранительной системы как развитие только поступательное, бескризисное, при полном отсутствии недостатков и трудностей, нелегко было подкрепить фактами.

Основные тенденции периода сказались и на региональной исследовательской работе, книгах по истории Черноземья и местных партийных организаций, освещавших период гражданской войны через призму боевых действий и белого террора. В частности, в «Очерках истории Курской организации КПСС» народные выступления против политики большевиков трактовались как «кулацко-эсеровские мятежи», правда, впервые отмечалось, что антисоветские восстания сельского населения Черноземья подавлялись военной силой.

Политизированная советская историография длительное время занималась романтизацией революционного насилия и оправданием красного террора. Публицисты во второй половине 1980-х гг. стали первыми, кто подверг это положение критике. Василевский А., Д. Фельдман, Ю.Феофанов и др. увидели в карательной политике и красном терроре не «чрезвычайную меру самообороны», а попытку создать универсальное средство решения любых проблем, идеологическое обоснование преступных действий властей, а в чрезвычайных комиссиях – инструмент массовых убийств.

Современный этап историографии, берущий свой отчет с конца 1980-х – начала 1990-х гг., характеризуется освещением репрессивной политики советского государства на основе новых методологических принципов в условиях снятия грифа секретности с многих документов и источников, закрытых ранее для широкой научной общественности, большим многообразием подходов и концепций.

На первых порах преобладали публицистические работы, в которых приводился интересный фактический материал, освещались различные стороны истории советского общества и формирования органов власти и управления, но их основная масса отражала скорее эмоциональное, чем научное восприятие проблемы. Стремление освободиться от марксистских принципов было присуще работам и статьям Г. Бордюгова, В. Козлова, А. Ципко, Ю. Афанасьева, В. Лельчука, М. Гефтера и др.

В 1990-е гг. вышли в свет коллективные труды и сборники документов по истории чрезвычайных структур Советской России, исследования И.Ю. Козлихина, В.М. Курицына, И.Л. Лезова, Н.В. Палибина, В.П. Портнова, М.М. Славина, Н.Г. Смирнова и др., что позволило ввести в научный оборот значительное количество рассекреченных архивных документов.

Джавланов О.Т., Е.Г. Гимпельсон, В.А. Михеев, В.П. Пашин, Ю.П. Свириденко и др. сосредоточили свое внимание на исследовании номенклатуры исполнительных органов и партийных комитетов, которые полностью отражали состояние кадровой работы в советской правоохранительной системе.

Изучение истории репрессивных органов советской власти наполняется сегодня все более критическим отношением к происшедшему и попытками понять одну из главных составляющих режима, несколько десятилетий удерживавшего власть в стране. Историографические работы последних лет свидетельствуют о возросшем интересе исследователей к истории органов ВЧК, белого движения, проблеме красного и белого террора.

Одним из наиболее крупных монографических исследований по данной проблеме является работа Л.П. Рассказова, в которой представлена организационная структура и кадровая политику органов госбезопасности, правовые основы их деятельности на фоне социально-экономического развития страны, значительное место в книге уделено карательным функциям государства.

Репрессивной политике красных и белых правительств против сограждан посвящена монография А.Л. Литвина. Исследование основано на неизвестных ранее материалах из архивов бывшего КГБ СССР и других, прежде закрытых архивохранилищ. Существенное внимание автор уделил роли политического террора в борьбе за власть, внесудебным (чрезвычайным) и юридическим учреждениям советского государства, репрессивной практике антибольшевистских сил, эволюции охранительных институтов диктатуры пролетариата на завершающем этапе гражданской войны.

В современной отечественной историографии все больше появляется исследовательских работ об органах ВЧК, которые были подручными партии большевиков и советского правительства в осуществлении политического контроля. Исследователи называют их карательными органами. В монографиях и статьях показывается всесилие чекистов не только в политическом контроле над умами и действиями российских граждан, но и в проведении массовых, бесконтрольных, поощряемых партийно-советским руководством страны репрессий с самыми тяжелыми последствиями.

Изменение методологии научных изысканий, расширение источниковедческой базы способствовали появлению на современном этапе историографии изучаемой темы трудов В.А. Алексеева, О.Ю. Васильевой, А.Н. Кашеварова, М.И. Одинцова, иеромонаха Дамаскина (Орловского), протоирея В. Цыпина и др., в которых выстраиваются новые причинно-следственные связи взаимоотношений репрессивных органов советского государства и РПЦ во время гражданской войны.

Параллельно с публикацией работ общероссийского масштаба на рубеже ХХ – XXI вв. проводились региональные исследования по проблеме репрессивной политики советского государства, которой уделяли внимание Б.Д. Беспарточный, З.Д. Ильина, И.Г. Каплунова, В.Г. Карнасевич, Н.Г. Кононов, А.Н. Манжосов, В.П. Пашин, В.В. Раков и др.

Организация, характер и последствия репрессивных акций коммунистического режима по отношению к населению советской деревни, причины и формы крестьянских выступлений легли в основу исследования В.И. Михеева. Проблему силового давления органов власти и террора в отношении сельского населения Орловской и Тамбовской губерний рассматривали С.В. Фефелов и С.В. Федоров.

Глубокий анализ результатов государственной антицерковной политики, деятельности партийно-чекистских структур в отношении духовенства и верующих на территории Центрального Черноземья дан в диссертации С.Н. Емельянова. Отдельные аспекты карательной практики советского государства против православных священнослужителей черноземных губерний России рассматриваются в работах Л.В. Тюриной и А.Н. Аленова.

Различные вопросы деятельности региональных карательных структур (органов суда, юстиции, ВЧК, внутренних дел) в годы гражданской войны на региональном уровне рассматриваются и анализируются в диссертационных исследованиях С.В. Атанова, А.В. Булыжкина, В.И. Демина, В.В. Максимовой, В.Н. Письменова, Г.А. Свиридова, И.В. Токмакова и др..

Значительное место репрессивной политике и практике советского государства в годы гражданской войны отводили в своих работах зарубежные авторы: А. Авторханов, Дж. Боффа, Н. Верт, М. Восленский, Л. Такер, Дж. Хоскинг и др.. В частности, карательной деятельности исполнительных и чрезвычайных органов советской власти после прихода большевиков к власти и до введения в стране новой экономической политики посвящено исследование М.С. Френкина «Трагедия крестьянских восстаний в России (1918 – 1921 гг.)».

Привлекает внимание зарубежных исследователей история советских спецслужб, прежде всего, репрессивные функции органов безопасности, а также тема красного террора. В то же время, из-за отсутствия достаточной источниковой базы, отдельные положения и выводы авторов слабо аргументированы, имеют место и фактологические ошибки.

Таким образом, историографический обзор свидетельствует о том, что рассматриваемая тема уже привлекала внимание исследователей. Но вместе с тем многие вопросы репрессивной политики советского государства характеризуются недостаточной изученностью и обобщенностью на региональном уровне, в частности, в Центральном Черноземье.

Цель диссертационный работы заключается в исследовании репрессивной политики советского государства и практики ее реализации внесудебными (чрезвычайными) органами в Черноземном регионе в условиях гражданской войны, что предполагает решение следующих задач:

– изучить идеологическое и организационно-правовое обеспечение государственной репрессивной политики, нормативную базу системы подавления и террора советского государства;

– показать процесс формирования и комплектования органов чрезвычайной юстиции региона, раскрыть характер их взаимоотношений с партийно-государственным аппаратом;

– исследовать практику реализации местными властными структурами, внесудебными структурами Черноземья репрессивной политики компартии и советского правительства по укреплению власти большевиков в регионе;

– осветить репрессивную политику чрезвычайных учреждений в отношении отдельных слоев российского общества (крестьянство, духовенство и т.д.);

– расширить источниковую базу по проблеме исследования за счет введения в научный оборот новых документов.

Методологическая основа исследования. В основу исследования положен принцип историзма, помогающий рассматривать становление чрезвычайных органов в причинно-следственной связи с процессами общественно-политической жизни советского государства в исследуемый период времени. Базовым методологическим принципом стала научная объективность, дающая возможность отойти от конъюнктурно-политических оценок событий, рассматривая их в реальном развитии, учитывая негативные аспекты для развития российского общества, связанные с формированием и развитием советской репрессивной системы. В процессе работы были использованы системный, ретроспективный, сравнительно-исторический и логический методы исследования. Комплексный характер диссертации предполагал анализ ряда проблем, находящихся на стыке отечественной истории с историей государства и права.

Источниковая база диссертационной работы представляет собой широкий круг различных материалов, в том числе и ранее не опубликованных. Условно их можно разделить на следующие группы.

Первую группу составили документы, сосредоточенные в фондах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). Выдвижение на первый план архивных материалов не случайно. Задачи исследования потребовали значительного расширения источниковой базы, фронтального анализа документов. В ГАРФ были изучены фонды Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (Ф.1235), Совета народных комиссаров РСФСР (Ф.130), Народного комиссариата внутренних дел РСФСР (Ф.393), в РГАСПИ – фонд ЦК РКП (б) (Ф.17). Стремление центрального и местного партийно-советского руководства контролировать все проявления общественной и хозяйственной жизни населения обусловило насыщенность данного вида источников разноплановой и фактической информацией.

Документы исследованных фондов содержат уникальные сведения о формировании законодательной базы карательных органов советского государства, идеологическом обеспечении их практической деятельности, государственных репрессиях и их жертвах в Черноземье. В них представлена обобщенная информация о борьбе региональных властей с крестьянскими выступления и восстаниями, проведении карательных акций против жителей бунтующих селений, подавлении повстанческого движения. Остававшиеся до 1990-х гг. секретными документы РКП (б) и ВЧК служат достоверным историческим источником: они предназначались для узкого круга региональных руководителей и были свободны от заведомых искажений или элементов политической пропаганды.

Ведущее место в исследовании практики реализации репрессивной политики советского государства в Черноземье занимают материалы местных архивов, которые составили следующую группу источников.

Законы и подзаконные акты, инструктивные письма правительства страны и народных комиссариатов, протоколы заседаний партийных организаций, отчеты о работе, переписка с органами подавления и террора сосредоточены в Центре документации новейшей истории Воронежской области (ЦДНИВО) – фонд Воронежского губернского комитета РКП (б) – ВКП (б) (Ф.5); Государственном архиве общественно-политической истории Курской области (ГАОПИКО) – фонд Курского губернского комитета РКП (б) – ВКП (б) (Ф.65); Центре документации новейшей истории Тамбовской области (Ф.840 – фонд Тамбовского губернского комитета РКП (б) – ВКП (б).

Нами были изучены ранее закрытые для исследователей ежемесячные поуездные сводки о деятельности ЧК в Воронежской и Курской губерниях, дополненные специальными отчетами о наиболее крупных проявлениях «политического бандитизма», сосредоточенные в фонде Воронежского губернского военно-революционного комитета (Ф.Р–6) Государственного архива Воронежской области (ГАВО) и в фонде Курского губернского революционного комитета (Ф.2530) Государственного архива Курской области (ГАКО).

В фонде Штаба частей особого назначения Курской губернии (Ф.4217) ГАКО содержатся документы, рассказывающие о действиях карательных отрядов по подавлению «контрреволюционных беспорядков», о попытках местных партийных комитетов в уездах создать опорные отряды коммунистов и сельских активистов (под руководством чекистов) для борьбы с повстанческим движением, о применении вооруженной силы при выполнении заданий по продразверстке.

Важную группу источников (приказы, указания, отчеты, справки, докладные записки) представляют документы и материалы ведомственных архивов: Центрального архива Федеральной службы безопасности России (ЦА ФСБ России) и управлений ФСБ по Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской областям, позволяющие проследить организационное строительство и деятельность чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и саботажем в Черноземье. Значительная часть использованных в диссертационном исследовании архивных документов, позволяющих дать объективный анализ карательной политики центральных и местных органов власти и управления в условиях реконструкции российского общества, вводится в научный оборот впервые.

Существенным источником исследуемой темы являются опубликованные законодательные акты Советской власти, ведомственные нормативные приказы и указания органов правопорядка и судебно-карательного аппарата, местных органов управления.

Большую группу источников составили документы и материалы съездов, конференций, пленумов ЦК РКП (б) и региональных партийных организаций, касающиеся идеологического обеспечения деятельности репрессивных структур в годы гражданской войны.

Отдельный вид источников представляют труды, статьи, письма и выступления видных большевиков и руководителей чрезвычайных структур (Н.И. Бухарина, Ф.Э. Дзержинского, К.Х. Данишевского, М.И. Калинина, М.Я. Лациса, И.В. Сталина, Л.Д. Троцкого и др.) по организации деятельности репрессивных органов советского государства.

Особое место среди источников занимает мемуарная литература. Воспоминания руководителей карательных органов советской власти, военачальников, равно как и жертв репрессий и террора рисуют живую картину событий прошлого, передают колорит эпохи.

Несомненный интерес представляют информационные статьи, опубликованные в центральной печати или в ведомственных изданиях: циркуляры и инструкции Совета Народных Комиссаров, Наркомата юстиции, Всероссийской чрезвычайной комиссии.

В работе над диссертацией широко использовались периодические издания исследуемого периода, позволяющие реконструировать событийный ряд по истории органов репрессии и террора.

Собранные и изученные соискателем документы и материалы представляют собой обширную источниковую базу, достаточную для проведения комплексного изучения репрессивной политики и практики советского государства в Центральном Черноземье. Использование разнообразных по полноте и степени достоверности источников позволило решить поставленные в исследовании задачи.

Научная новизна исследования заключается в том, что автор одним из первых на основании опубликованных и не вводившихся ранее в научный оборот источников проводит комплексное исследование репрессивной политики советского государства в губерниях Черноземья. Это позволяет восполнить неизвестные или ранее замалчиваемые страницы истории гражданской войны на территории региона. Исследуется законодательная база карательной политики подавления и террора большевиков на местах, её взаимосвязь и противоречивость.

Существенным элементом научной новизны нашего исследования является переосмысление проблемы в свете современных достижений отечественной исторической науки, возможность взглянуть на нее без идеологических ограничений и запретов, существовавших ранее, объективно оценить изученные источники и весь собранный материал, уважая опыт и заслуги предшественников.

Значительную часть работы занимает исторический анализ ранее малоизвестных широкому кругу исследователей нормативных документов и материалов, обеспечивавших работу чрезвычайных учреждений Центрально-Черноземного региона.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее основные положения и выводы могут использоваться при написании работ по истории гражданской войны в Центральном Черноземье, для исследований краеведческого характера, а также в преподавании общеисторических и специальных курсов в высшей и средней школе.

Исторический опыт деятельности чрезвычайных органов в рамках государственной политики и практической ее реализации, показывающий всю пагубность политики террора и насилия, может быть использован в современных условиях реформирования российских спецслужб. Кроме того, данная работа вносит существенный вклад в восстановление исторической справедливости и реабилитации невинных жертв большевистского режима, объявленных в свое время контрреволюционерами.

Апробация исследования. Исследование проводилось на базе кафедры истории государства и права Курского государственного технического университета.

Основные положения, результаты и выводы диссертации излагались на международной и двух всероссийских конференциях, а также отражены в 5 научных публикациях автора, общим объемом 1,9 печатных листа в том числе в журнале «Вестник Челябинского государственного педагогического университета», рекомендованном ВАК Министерства образования и науки РФ для публикаций основных результатов диссертационных исследований.

Структура диссертации определена в соответствии с основными задачами исследования. Работа состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованных источников и литературы.

Идеологическое и законодательное обеспечение репрессивной политики советского государства в годы гражданской войны

К январю 1918 г. было закрыто 120 оппозиционных газет, к августу 1918 г. еще около 340. Таким образом, газеты неправительственного направления на территории Советской России, включая Черноземье, перестали существовать. Так, буржуазные и меньшевистско-эсеровские газеты были закрыты в Воронеже, так как «призывали к бойкоту выборов в Советы, к саботажу мероприятий Советской власти»3. В принципе предвестником репрессий является нарушение общепринятых в демократичном обществе прав человека. А.С. Велидов, говоря о закрытии антисоветской прессы в условиях гражданской войны, считал эту меру неизбежной и обоснованной4. Но оппозиционная пресса не получила развития и после официального окончания гражданской войны в стране. Это можно обосновать лишь тоталитарными принципами создаваемого тогда режима.

Необходимо подчеркнуть, что большевики создавали советские следственные и судебные органы по своему усмотрению, установили принципы суда - руководствоваться указаниями власти, революционной совестью и революционным правосознанием судей. Декрет о суде №1 устанавливал, что бороться с контрреволюцией будут не выборные суды, а революционные трибуналы с особыми следственными комиссиями5.

В январе 1918 г. начала формироваться система ревтрибуналов. Были созданы революционные трибуналы печати, для расследования «преступлений и проступков против народа, совершенных путем использования печати» . Параллельно с местными судами в Центрально-Черноземном регионе учреждались особые суды «для борьбы против контрреволюционных сил» - рабочие и крестьянские революционные трибуналы. В их компетенцию входила борьба с контрреволюцией, мародерством, саботажем и прочими «злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников»2.

19 декабря 1917 г. Народный комиссариат юстиции РСФСР утвердил инструкцию «О революционном трибунале». Документ определял состав этого чрезвычайного органа, перечень дел, подлежащих рассмотрению ревтрибуналов, налагаемые им наказания, а также порядок ведения заседаний. В числе прочих, ревтрибуналу поручалось ведение дел в отношении лиц, «которые организовывают восстания против Рабоче-крестьянского правительства, активно противодействуют последнему, или не подчиняются ему»3. Наряду с этими лицами, репрессиям подлежали и все те, кто «...прекращает или сокращает производство предметов массового потребления»4. При этом подчеркивалось, что меру наказания революционный трибунал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести. Последнее обстоятельство свидетельствовало о том, на каких основах формировалось советское законодательство в годы гражданской войны.

Не было ни одного трибунала, который бы не выносил «расстрельные» приговоры. Поэтому даже приблизительное число осужденных к высшей мере наказания этими органами чрезвычайной юстиции исчислялось тысячами в месяц. Попытка юристов оправдать тогдашнее правосознание судей, видевших в нем не произвол, а применение норм, «уже сложившихся, но еще не сформулированных в законе» , - не выдерживает критики. Когда довлел примат революционной целесообразности, а приговор принимался по «велению революционной совести», можно говорить лишь о вольном применении права на расстрел с одной установившейся нормой: «врагов народа» - к стенке. Эта норма поощрялась, ее пропагандировало большевистское руководство, полагая свою вседозволенность правилом для всех.

История рождается в результате взаимодействия и противоборства различных сил, а поэтому и большевики не были абсолютно свободны в своих действиях. Они пережили то же самое, что пережили в свое время деятели Великой французской революции. Ленин в своих работах после Октября 1917 г. неоднократно подчеркивал парадокс: нам бы хотелось одного, но мы вынуждены были делать совершенно другое.

Сознание и действия людей эпохи революций и гражданской войны можно принимать или не принимать, но их нельзя оценивать мерками послереволюционной жизни. Для них проблемы морального выбора и образа действий были в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. Тысячелетия назад была сформулирована величайшая гуманистическая заповедь: «Не убий!». Знал о ней и Ленин, изучавший «закон божий» в гимназии и писавший, что «... в нашем идеале нет места насилию над людьми» .

Внесудебные (чрезвычайные) органы Центрального Черноземья: становление, задачи, подбор кадров и взаимоотношения с партийно-государственным аппаратом

Октябрьское вооруженное восстание разрушило как все проекты Временного правительства по реорганизации судебно-репрессивного аппарата, так и действующую систему власти, управления и суда. Марксистско-ленинская концепция нового государственного устройства исходила из того, что одна из задач пролетарской революции заключалась в уничтожении прежнего государственного аппарата. Должны были свернуть свою деятельность судебная система и репрессивно-карательные органы.

В первые полтора месяца после победы Октябрьского переворота задачу подавления сторонников старого режима решал главным образом Петроградский военно-революционный комитет (ВРК), временный чрезвычайный орган, работавший под руководством ЦК РСДРП (б) и Совета Народных Комиссаров. ВРК создавал новые органы власти, организовывал снабжение городов и армии продовольствием, реквизировал у буржуазии товары, посыл в провинцию эмиссаров и агитаторов. Одной из важнейших его функций была охрана революционного порядка и борьба с контрреволюцией1.

По мере совершенствования советского государственного аппарата функции военно-революционного комитета все больше переходили к различным народным комиссариатам. Деятельность ВРК постепенно свелась главным образом к борьбе с контрреволюцией и саботажем. 1 декабря 1917 г. ВЦИК рассмотрел вопрос о реорганизации Военно-революционного комитета и образования вместо него отдела по борьбе с контрреволюцией. Через четыре дня, 5 декабря 1917 г. Петроградский ВРК опубликовал объявление о роспуске . Создавшаяся обстановка, прежде всего в столице, настоятельно требовала появления специального органа для защиты начавшихся социально-экономических и политических преобразований от посягательства контрреволюционеров и саботажников. В связи с этим Совет Народных Комиссаров 7 (20) декабря 1917 г. принял постановление об образовании Всероссийской Чрезвычайной комиссии (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Этим постановлением определялось и ее правовое положение. В частности, устанавливался персональный состав комиссии, структура и права.

Большинство соратников Ленина, а именно по его инициативе была создана ВЧК, считали ее формирование естественным и необходимым для защиты революции и осуществления диктатуры пролетариата. Историк-большевик М.Н. Покровский обосновал это обстоятельство следующим образом: марксисты планировали «буржуазную реакцию» на захват власти. «При этом рисовалась картина сопротивления сравнительно тонкого слоя, сильного не численностью, а накопленным богатством, частью умело спрятанного, да поддержкой буржуазии других стран. Рисовалась, значит, такая картина: с одной стороны - масса, борющихся за революцию, с другой стороны - кучки реакционеров. Что и на стороне реакции может оказаться тоже масса, это не то чтобы совсем не учитывалось, но, несомненно, оставалось вне поля ясного сознания»1.

Определенная часть населения Черноземья была не согласна с осуществляемыми новой властью методами «советизации страны», а поэтому, в той или иной форме оказывала сопротивление политике большевиков. Во многом именно эта сопротивлявшаяся масса, как подчеркивал А.Л. Литвин, и вызвала появление учреждения, не стесненного в своих действиях никакими законами .

Подобного объяснения действий центральной и местной советской власти придерживался и Ленин, когда «логикой борьбы и сопротивлением буржуазии» обосновывал «самые крайние», «самые отчаянные, ни с чем не считающиеся приемы гражданской войны»1. Определяющим стал ленинский принцип удержания захваченной власти любыми средствами, в том числе и созданием учреждений, свободных в своих действиях от нравственности и общечеловеческой морали. Такие учреждения в годы гражданской войны назывались «чрезвычайками».

Один из руководителей чекистских органов Лацис подчеркивал, что ВЧК создавалась «главным образом как орган коммунистической партии»2. В момент своего создания ВЧК была однопартийным, большевистским учреждением. С 7 января по 6 июля 1918 г. в составе ВЧК занимали ответственные посты представители партии левых эсеров.

В радикальном перевороте в России на начальном этапе формирования режима приняли участие и левые эсеры. Они не только вошли в состав Совнаркома в начале декабря 1917 г., но и были наряду с большевиками, создателями ВЧК и ее местных комиссий. Более того, их представители оставались в ВЧК и вплоть до 6 июля 1918 г., хотя Совнарком левые эсеры покинули после подписания Лениным Брестского мирного договора с Германией в марте 1918 г. Из 21 члена коллегии ВЧК в начале июля 1918 г. 7 представляли левых эсеров.

Основными и первоочередными задачами ВЧК являлись следующие: пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого-либо они не исходили; предавать суду Революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и вырабатывать меры борьбы с ними; вести предварительное расследование в целях пресечения действий контрреволюционеров и саботажников .

Практика реализации органами подавления и террора репрессивной политики партии большевиков и советского правительства в регионе

Для задержания бежавших из армии крестьян в мае 1919 г. в уезды и волости Черноземья были направлены специальные военные команды. Это привело к новому всплеску антисоветских волнений и восстаний, которые достигли своего наивысшего размаха осенью 1919 г. в период наступления войск Деникина на Москву. Крестьяне уничтожали продотряды и разгоняли Советы, преследовали отступавшие части Красной Армии, создавали отряды самообороны .

В 1920 г ужесточение политики «военного коммунизма» вызвало новую мощную волну крестьянских восстаний в регионе, которые продолжались до лета 1921 гЛ На южных границах Курской губернии крестьянские выступления активно поддерживались отрядами Махно с территории Украины3.

В ходе борьбы с крестьянскими восстаниями отряды ЧК и Красной Армии прибегали к взятию в массовом порядке заложников. Приказ ВЧК №208 от 17 декабря 1919 г. определял, кого следует считать заложником. Им мог быть «...пленный член того общества или той организации, которая с нами борется. Причем такой член, который имеет ценность, которым этот противник дорожит. За какого-нибудь сельского учителя, лесника, мельника или мелкого лавочника, да еще еврея, противник не заступится и ничего не даст. Они кем дорожат: высокопоставленными сановными лицами, крупными помещиками, фабрикантами, выдающимися работниками, учеными, знатными родственниками находящихся при власти у них лиц и тому подобными»4.

В Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерниях сотрудники местных ЧК брали на учет всех, кто мог быть заложником: бывших помещиков, купцов, фабрикантов, крупных домовладельцев офицеров старой армии, банкиров, чиновников царского и Временного правительств, родственников сражавшихся против большевиков лиц и т.п. Списки этих лиц представлялись в ВЧК с указанием звания, должности, имущественного положения заложника до и после октября 1917г.1. Взятие заложников должно было заставить повстанцев сложить оружие и вернуться по домам. В случае отказа населения мятежных волостей прекратить повстанческие действия заложники подлежали немедленному расстрелу. Открытый переход большевиков к практической реализации карательной политики в регионе для разрешения вопросов хлебозаготовок вызвал сильное сопротивление населения осенью 1920 - весной 1921 г. в форме бойкота административных распоряжений центральной и местной власти, отказа от уплаты налогов и выполнения различных повинностей, открытых крестьянских вооруженных восстаний в Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерниях.

Крестьянская война с большевистским режимом была существенной частью гражданской войны. Это был российский бунт, жестокий и беспощадный. В подавлении, разгроме народных волнений участвовали части регулярной армии, особенно ее национальные соединения, лучшие полководцы той поры - М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, А.И. Шатохин и др. Это было движение, по определению Ленина, более опасное для советской власти, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взятые . Крестьянские выступления были настолько мощными, что и отмена продразверстки не сняла напряжения. Вплоть до конца 1922 г. 36 губерний страны находились на военном положении, а в некоторых районах выступления крестьян против политики властей продолжались и в 1923 г.

В 1920 г. крестьянская война охватила практически всю Россию, как свидетельство неприятия большевистского режима. Ее размах в различных районах страны был неодинаков. Летом 1920 г. в крестьянских волнениях, вызванных решительными мерами властей по выполнению плана продразверстки и действиями продотрядов, на территории Воронежской губернии (Старая Калитва) участвовало около 5 тыс. человек. Партийно-советский аппарат вынужден был принять чрезвычайные меры для подавления народного выступления: привлечены части Красной Армии, расположенные в губернии, части особого назначения, коммунистические отряды. 22 октября 1920 г. на совместном заседании губкома партии и губисполкома было принято решение организовать под руководством председателя губисполкома специальное совещание в составе губвоенкома, председателя губчека и начальника милиции. В Новохоперском, Калачаевском, Бобровском, Острогожском, Павловском, Богучарском и Алексеевском уездах с этой же целью были созданы особые «тройки». Но только в ноябре - декабре 1920 г. удалось подавить последние очаги крестьянского восстания, при этом погибли председатель Воронежской губернской чрезвычайной комиссии Н.Е. Алексеевский и губернский военный комиссар Ф.М. Мордовцев1.

Начавшееся в августе 1920 г. крестьянское выступление в Тамбовской губернии было одним из крупных в стране и продолжалось почти год. Организующим ядром этого выступления был «Союз трудового крестьянства» (СТК), представивший программные требования восставших. Среди них - задача «свержения власти коммунистов-большевиков, доведших страну до нищеты, гибели и позора», ликвидация деления властями граждан на классы, немедленное прекращение гражданской войны. К своим политическим противникам СТК был также беспощаден. В сводке Тамбовской губернской ЧК говорилось: «По отношению же к семьям коммунистов и трудовых артелей применяются самые репрессивные меры, а также к лицам, заподозренным в хранении оружия. Плеть гуляет вовсю. Избивают до полусмерти»2.

Похожие диссертации на Репрессивная политика советского государства в годы гражданской войны : на примере Центрально-Черноземного региона