Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Кооперация в сфере мелкого промышленного производства (конец XIX - начало XX вв.) с.46
1 Социально- экономическая организация кустарных промыслов России на рубеже веков с.46
2 Кооперирование и капитализация хозяйств кустарей и ремесленников с.79
3 Дореволюционное кооперативное движение в сфере мелкого промышленного производства с. 139
ГЛАВА II. Советская кооперация в мелком промышленном производстве с. 191
1 Промысловая кооперация в годы «военного коммунизма» с. 191
2 Эволюция кустарно- промышленного производства в период
осуществления новой экономической политики С.225
3 Новая экономическая политика и промысловая кооперация - "несостоявшийся альянс" с.266
ГЛАВА III. Полное огосударствление промысловой кооперации СССР и изменение ее сущностных качеств с.322
1 Кустарная кооперация в единой системе советского планового хозяйства
2 Огосударствление и формализация кооперативной собственности
3 Функции и черты советской кустарной кооперации, в контексте административно - командной системы с.374
Заключение с.386
Библиография с.390
Приложения с.421
- Социально- экономическая организация кустарных промыслов России на рубеже веков
- Промысловая кооперация в годы «военного коммунизма»
- Кустарная кооперация в единой системе советского планового хозяйства
Введение к работе
Кооперация мелких товаропроизводителей входит в число социально-экономических явлений, привлекающих активное внимание обществоведов. Историческому, философскому и экономическому исследованию места и роли коллективных предприятий мелких собственников в общественной организации посвящена обширная литература1.
В то же время вряд ли справедливо считать пройденный путь научного освоения этой проблемы завершенным. Дальнейшее изучение кооперативной тематики диктуется изменениями, происходящими в современном мире, постепенным преодолением ортодоксальных теоретических представлений, исходящих из строгого разделения социальной организации на две системы: капитализма и социализма, и практического подчинения этому делению всех сторон общественного сознания, в том числе исторического осмысления прошлого.
Пришедшее, после неудач первого десятилетия "либеральных" реформ, понимание бесперспективности некритического перенесения на отечественную почву экономических форм и моделей, выработанных на Западе, структур, ориентированных исключительно на индивидуальные интересы субъектов, форсированного насаждения хозяйственного курса, идущего в разрез с традициями и менталитетом народа, актуализировало теоретический и практический поиск "русского пути".
В исторических условиях второй половины XIX века искания приемлемых вариантов развития представителями наиболее передовой части интеллигенции привели к рождению, как полагали они, альтернативны капитализму - широкого кооперативного движения.
В нынешнем положении, когда общество оказалось без ясных целевых и ценностных ориентиров, вновь обозначились крайности в определении экономической политики, опыт переломных лет прошлого, когда идеал общественных форм производства воодушевлял многомиллионные массы и будировал выдающиеся умы России, стал, безусловно, научно и политически значимым. Причем одинаково интересным представляются как его положительные, так и отрицательные стороны. Знание не только достижений, но и промахов предшествующих новаторов, позволяет избежать отвлечения общественных сил на тупиковые направления их приложения.
Кроме того, глобальные изменения в мире, постепенно ведущие к «ренессансу» человеческого фактора во всех сферах цивилизационного устройства, в том числе и производстве, делают необходимым детальное освоение опыта функционирования форм хозяйствования, наиболее последовательно использующих этот скрытый потенциал и органично сочетающих групповые и индивидуальные интересы. И хотя, на наш взгляд, ошибочно представлять безусловной перспективность именно кооперативной парадигмы развития человечества, имеющей свои конкретные исторические пределы, в то же время будущая значительная роль видоизмененных и более совершенных коллективных структур не подлежит сомнению.
Продолжение изучения кооперации следует из необходимости переоценки исторических реальностей, исходя из цивилизационных посылок. Узко классовые подходы, господствовавшие на протяжении советского историографического периода, препятствовали правильному отражению истории отечественной кооперации. Методологические установки, служащие основой конкретно- историческим исследованиям, отталкивались от понимания исторического процесса как однонаправленного движения, конечной целью которого являлась коммунистическая формация, представлявшая собой высшее достижение человеческого прогресса. Миссия создания необходимой материальной базы нового строя отводилась капитализму, обобществлявшему производство до уровня, делавшего возможным замену рынка всеобщим планированием. Все остальные социально- экономические сущности, следуя этой логике, как бы выпадали из общего поступательного движения общест ва, не имели право на самостоятельное бытие и должны были служить либо подсобным инструментом буржуазной системы организации, либо средством её социалистического преобразования.
Не отрицая достаточной степени рациональности в формационном подходе, необходимо отметить его явные изъяны, особенно в отношении к экономической истории. Применение исключительно формационных критериев в оценке экономических реалий привело, во-первых, к прямому отождествлению определенных хозяйственных форм с той ли иной формацией, а их сохранение в течение периода функционирования другого социального строя считалось анахронизмом. Так в частности мелкому промышленному производству, составляющему предмет нашего научного интереса, отказывалось в праве на существование как апологетами буржуазной модели общества, так и социалистами, связывающими будущее человечества с процессом обобществления, где в первом случае организующая роль принадлежала частному капиталу, а во втором централизованному государству.
Абсолютизация формационного подхода в политике вела к известным искривлениям социально- экономического плана, а в науке- к выстраиванию нежизнеспособных монополярных конструкций, уводящих исследователей от позитивного поиска.
Во-вторых, обязательная привязка экономических реалий к их якобы неотъемлемому социальному содержанию вела к ложному представлению об отсутствии преемственности и взаимосвязи в развитии хозяйственных форм. Мало того, одна и та же экономическая структура, например кооперация, вслед за желанием вождей, завоевавших политическую власть и стремившихся немедленно отрешиться "от старого мира", должна была превращаться в новое качество, законы жизни которого категорически отличались от тех, которые действовали прежде.
В-третьих, процессы, имеющие общечеловеческое, цивилизационное пространство функционирования, благодаря узко формационному видению, приписывались исключительно позитивному потенциалу того или иного со циального устройства, такие понятия как рыночные отношения, модернизация и её неотъемлемые компоненты: технический прогресс, индустриализация, рассматривались исключительно атрибутами евро-центристской модели общественной организации. Соответственно и экономическим формам "приписанным" к строго соответствующим происхождению формациям не находилось места в ряду реалий наполняющих конкретным содержанием прогресс человечества.
Ко всему сказанному добавим, что изучение кооперации на основе классовой методологии, придавало ей не свойственные функции, превращая последнюю из закономерной формы модернизации аграрной цивилизации в средство политической борьбы пролетариата и «составную часть» плана социалистического переустройства общества и тем самым искажало социально-экономическое значение этой хозяйственной организации.
Объективно, играя роль формы концентрации мелкого производства при переходе к индустриальному обществу, в идеях и деяниях борцов против капитализма кооперативные объединения приобрели новое звучание - общественно-политической организации, противостоящей нарождающемуся капиталу. Соответственно и акцент в цивилизационной оценке значения кооперации был неоправданно смещен в плоскость борьбы двух парадигм исторического развития человечества: социалистической и капиталистической. Это обстоятельство, в свою очередь, как бы исключало возможность определения собственного исторического местоположения коллективных предприятий мелких собственников и либо обрекало их быть обязательным атрибутом капиталистических отношений, либо идеалом будущего социалистического устройства.
Таким образом, сложность и многогранность экономических, социальных и политических проявлений кооперации неизбежно обуславливали трудности, возникавшие при попытках теоретического анализа: расплывчатость понятийного аппарата; смещение разнородных исторических категорий и явлений. Отсутствие четких граней между экономическим укладом и общест венным движением в поддержку кооперации, экономическими, социальными и политическими чертами того, что мы привычно именуем одним понятием -кооперация, реализовалось в синкретичности научных подходов к определению ее сущности, этапов развития, места в цивилизационном процессе и т.д.
Понятие кооперации используется в научной литературе в двояком смысле, более широком и более узком. Широкая трактовка содержания этого термина имеет своей исходной основой определение кооперации, данное К. Марксом: «Итак, кооперация - это, прежде всего непосредственное - не опосредованное обменом - взаимодействие, - писал он, - многих рабочих для достижения одного и того же результата...»1. Кооперацию, основанную на объединении труда, К. Маркс именовал «простой кооперацией» и считал ее отправной точкой дальнейших процессов обобществления производства.
Кооперация труда, зарождавшаяся на самых ранних этапах развития человечества и существующая сегодня, не имеет формационной принадлежности и не составляет социально-экономического уклада.
В узком смысле кооперация рассматривается как самостоятельный общественно- экономический уклад, основанный на коллективном владении мелкими товаропроизводителями средствами производства и совместной хозяйственной деятельности.
На стадии промышленного мануфактурного производства, начиная с половины XVI столетия до последней трети XVIII века складывалась кооперация, основанная на разделении труда, т.е. кооперация, где дополнительная производительная сила создавалась не столько за счет пооперационного деления технологического процесса, что упрощало каждое специальное действие производителя, сколько в результате дифференциации производства на циклы, требующие специальных навыков, имеющих самостоятельную ценность.
Кооперация, сущностью которой являлось разделение труда, имела в своей основе два характерных качества, порождающих свое диалектическое отрицание. Во-первых, вследствие пооперационного разделения трудовой деятельности возникала возможность выполнения отдельных операций механизмами, что создавало предпосылки появления, по словам К.Маркса, сложной кооперации машин. Во-вторых, существуя, как за счет объединения наемного труда, так и в результате совместной деятельности самостоятельных собственников, создавая и в том и в другом случае однопорядковый, равно-направленный экономический вектор концентрации производства, кооперация основанная на обобществлении мелких хозяйств, кроме всего прочего достигала дополнительного производительного эффекта не столько за счет совершенствования организационных или технических устоев, сколько за счет органического соединения труда и собственности.
В свою очередь кооперация, созданная организующей ролью частного капитала, получила конкретно-историческое воплощение в мануфактуре и существовала на основе разделения труда рабочих, лишенных собственности. При этом, кооперация собственников в отличие от крупнокапиталистических предприятий имела две характерные черты: во-первых, позволяла избежать негативных последствий первоначального накопления капитала. Во-вторых, была ограничена социально-экономическими рамками, сохранявшими превалирующее значение субъективного фактора, а именно индивидуальность мастера, возможность непосредственного участия каждого в делах предприятия. Утрата любой из этих черт вела к потере институционального содержания кооперативной формы организации общественного производства, поэтому с переходом к индустриальному обществу, предполагавшему примат крупной машинной промышленности, функциональное пространство хозяйственных объединений мелких собственников сокращалось. Вместе с тем, вряд ли правомерно считать и второй путь концентрации производства частным капиталом единственно закономерным. Говоря другими словами, невер но полагать абсолютным опыт западноевропейской модернизации, т. е. переход к индустриальному обществу на основе революционной капитализации.
Евроцентризм глубоко проник в сознание значительной части обществоведов, в том числе отечественных, что является с одной стороны политическим заказом сторонников капиталистического выбора, а с другой - результатом насаждения в науке искаженного понимания марксизма, верно отразившего лишь одну из многих линий социального движения, но не претендовавшего на роль абсолютной, раз и навсегда данной истины. «Уничижительная» критика марксизма, характерная литературе указанного направления, тем не менее, зиждется на идентичных марксистским постулатах о неизбежности примата капитализма. Только у последователей К.Маркса этот тезис доказывал закономерность создания материальной базы социализма, а у буржуазных авторов абсолютность капиталистического пути. Отдавая должное революционизирующей роли капитализма (что не адекватно признанию его социальной ценности), было бы неверным связывать модернизацию исключительно с насильственным сломом устоев традиционного общества и капиталистической индустриализацией, ведущей к переустройству аграрного сектора экономики, нарушению эволюционного движения человечества. Исторический опыт Японии служит тому наглядным подтверждением. Как отмечает Матрусова Т.П., каждый качественный скачок в достижении новой ступени развития достигался в Японии не за счет отрицания предыдущей (как это было на Западе), а на основе обновления традиций. Рост городской промышленности в конце XIX - начале XX веков происходил «на фоне сохранения традиций крестьянской семьи - иэ»1.
Особенности эволюционного развития форм хозяйственного устройст-, ва японской экономики породило характерную исключительно для страны восходящего солнца систему построения устойчивых объединений крупных фирм со средними и мелкими предприятиями - кэйрэцу. «Их наиболее распространенной формой являются вертикальные по типу объединения предприятий в сборочных производствах обрабатывающей промышленности, контуры которых напоминают пирамиду. Головная фирма является при этом вершиной, а субподрядные предприятия располагаются на различных ее «этапах», причем пирамида устроена таким образом, что по мере приближения к ее основанию, размеры предприятий уменьшаются, а их количество возрастает1.
Не трудно заметить, что кооперация мелких собственников имеет здесь более высокий уровень организации, нежели в момент своего зарождения, что говорит о многовариантности процесса концентрации мелкой собственности. Сама жизнь, которая, вне всякого сомнения, богаче и разнообразнее любого теоретического построения диалектически увязала разновеликие субъекты, определила сложную интеграцию кооперационных связей, гармонично соединила индивидуальные, групповые и общественные интересы.
Совершенно очевидно сходство демократических норм организации производства, свойственное кооперативным предприятиям с основами трудового процесса в японской экономике, где в отличие от западной схемы «машина - человек», стержневой фигурой является не «отдельный работник с узко ограниченными трудовыми функциями, а группа людей, которой дается некоторая свобода принятия решений при определении способов выполнения производственной задачи»2. Корни такого сходства в единых истоках, не прерванного капиталистической революцией, естественного развития традиционного общества, наиболее полно выраженного в словах министра финансов Швеции с 1856 года барона Юхана Августа Гриленстедта: «По моему, - говорил он в одной из своих речей, - не должно существовать как препятствий для организации того или иного производства, так и понуждений для развития тех производственных отраслей, средства на которые поступают в ущерб развитию других видов производства. Труд должен сам распределяться в согласии с предписаниями самой природы, а капитал без принуждения идти в те отрасли, где он будет с наибольшим успехом использован»1.
Искусственно привнесенный примат капитализма определил тот порядок вещей, который с научной последовательностью проанализировали основоположники марксизма. Буржуазная революция внесла коррективы в эволюционный ход поступательного движения общественного хозяйства, что привело, во-первых, к детерминированию частнокапиталистической модели развития, во-вторых, к архаизации других направлений укрупнения производства, усечению тенденций мелкотоварного уклада к концентрации.
Интересно в этой связи замечание профессора Туган-Барановского М.И., относительно значения городского ремесла в традиционном обществе, как носителя организующих начал и изменения его природы в капиталистической системе. «Когда ремесло составляло вершину городского хозяйства, оно обладало, - писал он, - исключительной способностью к социальному творчеству; когда оно было оттеснено на заднее место растущим капитализмом и стало слабейшим звеном промышленной системы, оно утратило способность к организации (в кооперацию - авт.) и пульверизировалось на отдельные предприятия, каждое из которых думает только о самозащите и своих частных интересах...»2. Капитализация промышленности вела к потере основной массой бывших самостоятельных хозяев своего прежнего социального статуса и переходу в ряды пролетариата, искривлению морфологии общественного устройства в сторону гипертрофии частнокапиталистической тенденции, сужала и ставила в полную экономическую зависимость слои мелких товаропроизводителей, архаизируя структуру хозяйственных связей, значительно ограничивая потенцию концентрации производства последних, через кооперацию. Говоря о причинах неудачи кооперации в мелкой промышленности, преемник Шульце-Делича по руководству «Всеобщим союзом» Гер мании Крюгер, на крейцнахском съезде союза в 1902 году сказал: «ремесленников же, спустившихся до уровня пролетариата, нельзя сделать успешными предпринимателями с помощью кооперации»1.
Таким образом, кооперация мелких собственников - это тип производственных отношений, возникающих не в связи с капитализмом, а проявляющих себя как самостоятельная историческая реалия на этапе перехода человечества от традиционной к индустриальной цивилизации. И только в силу исторических обстоятельств, способствующих конституционализации капитала, хронологический период и экономическое пространство её существования были значительно сокращены.
Коллективные предприятия мелких товаропроизводителей представляют собой форму некапиталистических отношений, продукт эволюционизи-рующего под воздействием товаризации хозяйственных связей, традиционного общества. Соотношение традиционных черт и модерна в кооперации непосредственно зависело от сферы функционирования. Очевидно, что сельское хозяйство, несущее в себе характерные черты традиционализма, накладывало отпечаток своеобразия на облик кооперативного объединения, зарождающегося и функционирующего в этой отрасли экономики.
Ограниченность общественного разделения труда в сельском хозяйстве, а следовательно невозможность упрощения и унификации отдельных циклов трудовой деятельности требовало использования заинтересованного, наделенного особыми навыками, труда, что практически неизбежно предполагало преодоление противоречия между трудом и собственностью и ограничение сферы использования наемной рабочей силы подсобными операциями2.
Отметив эту особенность аграрного устройства, А.В. Чаянов сделал очень важный теоретический вывод о том, что первой ступенью кооператив ной организации в сельском хозяйстве, являлось не объединение мануфактурного типа, как в промышленности, а семейная кооперация1.
В отличие от промышленного производства сложный вид кооперации аграрной сферы возникал не в форме мануфактуры, рожденной процессом общественного разделения труда, а в рамках организационной структуры семейных коллективов, обеспечивающих разделение трудовых функций между членами семьи. При этом длительное развитие родственных объединений в условиях натурального хозяйства, определяло безусловное наличие необходимых навыков у каждого их составляющего субъекта. Соединение труда и собственности достигалось в семейной кооперации за счет интеграции усилий родственников, являющихся в одно и то же время и работниками и хозяевами всех компонентов производственного процесса.
Принципиально иную природу, нежели объединения сельских товаропроизводителей и кустарей имели кооперативные объединения другого вида - общества потребителей. Несмотря на очевидность исторического несовпадения в происхождении, качественных отличий в содержании при внешней схожести форм, отечественная кооперативная мысль рассматривает потребительские союзы как явление однопорядковое с коллективными предприятиями, являвшимися переходной формой мелкого производства к индустриальному обществу.
Специфика потребительских союзов, во-первых, основывается на исторически приобретенных, субъективных началах инициирующих их возникновение, в то время как появление кооперации в целом стало результатом закономерных процессов. Причем, организованные Р. Оуэном (1771-1858 гг.) первые потребительские общества были не самоцелью, а лишь средством для решения главной задачи - создания коммун.
Однако чем больше союзы потребителей приспосабливались к условиям капиталистического хозяйства, тем меньше соответствовали содержанию оуэновских идей. Посещая город Карлейл в 1836 г., Р.Оуэн писал: «К моему удивлению, я нашел в различных частях города 6 или 7 кооперативных обществ. Общества эти хорошо работают, т.е. получают известную прибыль от совместной продажи в розницу. Однако давно пора покончить со столь распространенным взглядом, будто такие общества и суть та социальная система, к которой мы стремимся, или что эти общества имеют что-либо общее с новым нравственным миром»1.
Английские ткачи Рочдейла, учредители первых организационных принципов потребительских объединений опирались в своем творческом поиске на формы, взятые из окружающей действительности, которая не могла дать, помимо капиталистических, никаких иных основ функционирования.
Это обстоятельство стало причиной того, что «три из четырех основных принципов рочдейлских ткачей вытекают не из основ кооперативной идеологии, а из предпринимательских соображений кооператора - организатора»2.
Реализация оптом закупленного товара по средним розничным ценам, а не по себестоимости за счет чего кроме фонда, подлежащего распределению среди членов, формировалась и торговая прибыль общества, экономическая выгода в виде сберегаемых средств, в результате возврата части торговой прибыли сообразно сумме годовых покупок в кооперативе, отсутствие кредитования покупателей, отпуск товаров исключительно за наличный расчет -все эти организационные черты, выдвинутые «рочдейлскими пионерами» в качестве основополагающих, были заимствованы из существующих капиталистических условий хозяйствования и адекватно воспроизводили эти отношения.
Во-вторых, потребительская кооперация, возникнув, приобретала иной, нежели другие формы кооперативных объединений, социальный смысл. Если основу последних составляли средние слои населения, интегрирующие свои материальные и трудовые ресурсы в более совершенную форму хозяйствен ной организации, то объединения потребителей, как правило, возникали на пролетарской почве1 и являлись средством борьбы с торговым капиталом или сбора ресурсов для осуществления какой-либо социальной задачи (организации совместного досуга, образования и т.д.).
Организационные принципы кооперативных союзов потребителей: отсутствие обобществляемой в коллективную, выделяемой из частного владения, собственности, за исключением незначительного паевого взноса, в дальнейшем имеющего минимальное значение в распределении дохода; опосредованное участие членов кооператива в его делах несли в себе черты ограниченности, и препятствовали реализации основной сущностной характеристики кооперации, а именно достижению экономического эффекта не за счет заимствования хозяйственных стимулов и приемов у капитализма, а исключительно благодаря объединению материальных, трудовых, интеллектуальных сил ее членов.
Выполняя миссию социальной защиты своих членов, потребительская кооперация была в большей степени, чем другие коллективные предприятия, политизирована, при чем вне зависимости от той или иной партийной окраски, а в силу своего внутреннего содержания.
В-третьих, хозяйственная кооперация и в широком и в узком смысле, это отношение, проявляющееся в процессе производства и создающее, в силу своей особенности, дополнительную производительную силу. При этом обобществление охватывает одну из сторон производственного процесса -сбыт, снабжение, целиком или частично собственно трудовую деятельность.
Формальное сходство закупочно-сбытовых товариществ мелких това-ро-производителей с потребительскими союзами, тем не менее, не дает основания для отождествления этих организаций. Вновь обратимся к мнению признанного кооперативного авторитета - Чаянова А.В.: «Точно так же, -пишет он, - выбор машин и даже разработка новых типов машин - все это придает закупочной кооперации не столько значение центра механического снабжения хозяйств средствами производства, сколько центра коллективной мысли, организующей в крестьянском хозяйстве средства его производства, как путем организации совместной закупки, так и другими путями воздействия на крестьянское хозяйство. Недаром же именно закупочная кооперация обрастает испытательными семенными и машинными станциями, лабораториями и другими учреждениями, разрабатывающими методику земледельческого производства.
Вот соображения, заставляющие нас в большей мере причислять закупочные кооперативы к производственной кооперации»1.
Кооперативная организация потребителей не создавала новую общественную производительную силу, а лишь рационализовала одну из сторон общественной жизни - потребление и то в узких, ограниченных классовой принадлежностью, рамках. Если кооперация мелких производителей, вытекающая из закономерного хода развития общественного производства и составляющая значительную часть его институционального содержания является категорией базисной, то общественные объединения потребителей относятся к явлениям надстроечного порядка.
И так, кооперативная ассоциация как форма хозяйствования, образующая особый уклад общественного производства, явилась одной из форм эволюции мелкотоварного производства и зародилась на мануфактурной стадии, в результате развития товарно-денежных отношений, и формирования ее носителей средних слоев населения. Определенный уровень зрелости традиционного общества являлся обязательным условием превращения собственности в самостоятельную экономическую категорию, когда рушились связывающие личность общинные, сословные и религиозные узы.
Другими словами, рождение кооперации связано с периодом человеческой истории, когда капиталистический уклад не был доминантой общественного движения, а лишь одной из альтернатив путей развития, рыночные отношения не превратились во всеобщий абсолют, не знающий ни моральных, ни физических пределов.
Однако в отечественной и зарубежной литературе достаточно распространено мнение о капиталистическом происхождении кооперативных предприятий. В теоретических построениях авторов, считающих, что время зарождения кооперации совпадает с «превращением капиталистического уклада в преобладающий в экономике европейских стран и США», промышленной революцией, «бурным ростом машинного производства, торговли, городов, городского населения, рабочего класса, новых средних городских слоев - основной социальной базы будущих кооперативов»1, имеется явное противоречие. В качестве социальной предпосылки кооперативного строительства (как видно из цитаты) называется, наряду с ростом рабочего класса, появление средних слоев, что в отношении последних абсолютно бесспорно. Возражение вызывает ошибочное временное определение генезиса средних слоев. Общеизвестно, что формирование последних не результат капитализации, а скорее наоборот. Генерация этой социальной общности происходила в ходе эволюции потребительского хозяйства в хозяйство, ориентированное на рынок, и предшествовало прогрессу буржуазного миропорядка. Мало того, по мнению выдающегося социолога XIX века М.Вебера именно представители средних слоев населения, ставшие еще в XVI веке основателями промышленных отраслей, были носителями «духа капитализма», а «не благородные, джентльмены Ливерпуля и Гамбурга с их унаследованным торговым капиталом»2. Оставаясь на позициях сторонников «капиталистического происхождения», необходимо либо отказать средним слоям в их законном месте в процессе генезиса кооперации и признать чисто пролетарский характер кооперативного движения (что отчасти справедливо для XIX века), либо искать корни коллективизации в истории традиционного общества.
Коллективные формы организации хозяйства, встречающиеся в докапиталистическую эпоху, зачастую характеризуются исследователями «предшественниками кооперативов», исключая их из собственно кооперативной истории только на том основании, что традиционно их появление связывается с периодом капитализации экономики и общественного движения против него. Хотя докапиталистическое прошлое всех стран и народов имеет богатый опыт создания мелкими товаропроизводителями совместных предприятий, основанных на групповой собственности. Так, например, оформленному законодательно и официально признанному кооперативному движению в сельском хозяйстве Японии XIX века предшествовали известные со средневековья общества орошения полей, союзы обновления сельхозугодий, артели рыбаков, объединения шелководов и рисоводов, организации коллективной продажи урожая, товарищества взаимного кредита «мудзиико»1.
Отечественные промысловые объединения появились как результат то-варизации крестьянских хозяйств со второй половины XVII века, когда капитализм вряд ли имел место даже в зачаточном состоянии2.
Представляя кооперацию в качестве результата реализации прогрессивных идей, а кооперативное строительство - составляющим или главным средством борьбы против капиталистической эксплуатации, рассматривая кооперативную теорию как одно из направлений социалистической мысли, историки, философы, экономисты совершают серьезную ошибку, значительно обедняя реальный опыт функционирования коллективной формы собст-венности и его отражения в теории . Кроме того, такой подход формирует неверное представление о социальных предпосылках и сущностной характеристики кооперации.
Не избежав ошибки в определении времени зарождения кооперации, в отличии от высказанной точки зрения, отождествляющей кооперацию исключительно с общественным движением против изъянов капитализма, видный теоретик Туган-Барановский М.Н., вместе с тем подчеркивал, что «кооператив есть хозяйственное предприятие, как и всякое другое. Кооператив обращается, прежде всего, к хозяйственному интересу человека». И далее «Кооперативное предприятие - не благотворительное учреждение, не общество пропаганды, не политическая организация и не рабочий союз. Оно является хозяйственной организацией в интересах определенной группы лиц...»1.
Подводя итог сказанному, отметим, что кооперация, основанная на коллективной собственности и имеющая глубокие корни, уходящие в недра всеобщих социально-экономических процессов, возникла задолго до того, как капитализм стал детерминантой общественного развития. Ее появление -логическое завершение процесса интеграции индивидуальных экономических интересов, как альтернатива форме, также основанной на корпоративной тенденции, но реализующейся в результате подчинения групповых интересов частнособственническим.
Кооперативное общественное движение второй половины XIX веков, в значительной степени инициированное прогрессивными деятелями, выражавшими тем самым несогласие с капиталистической парадигмой общественного развития и направившими свои усилия на поиск оптимальных форм социально-экономической организации, приобрело широкие масштабы, но, тем не менее, составляло лишь часть и не покрывало многогранного и сложного содержания функционирующего кооперативного уклада.
В плане хозяйственном возникновение кооперативных объединений было связано с эволюционным шагом мелкого производства к укрупнению, с заполнением «экономической ниши» адекватной организационной формой, позволяющей удовлетворять индивидуальные и групповые потребности, основанной на узкой сырьевой базе.
Благодаря тому, что добровольные коллективные объединения не отрицали, а напротив инициировали наиболее полную реализацию индивидуальных интересов мелких собственников, генезис кооперации носил эволюционный характер, интегрированный в хозяйственную систему, основанную на частной собственности. Ассоциация индивидуальной мелкой собственности в коллективную составляла содержание дуализма кооперации: индивидуальных и общественных интересов ее членов.
Кроме дуализма, вытекающего из интеграции личных и коллективных интересов, природе кооперации присущ и другой дуализм, имеющий основополагающее значение для определения базисных характеристик, направлений социальной мобильности кооперации и указывающий на прямую связь этой формы хозяйства с докапиталистической эпохой. Двойственная природа коллективных предприятий обусловлена наличием в них различных по своему содержанию и месту в цивилизационной шкале общественного развития черт.
С одной стороны, в характере кооперативных объединений отчетливо проявляются признаки традиционного общества: прямая демократия, солидарность, отсутствие целевой установки на прибыль. Знаток российской кооперации Тотомианц В.Ф. утверждал, что именно «устранение прибыли», есть главный признак и исходный момент всей деятельности кооперативов и любое отклонение от этого «является опасным заблуждением»1.
С другой стороны, кооперация обладает целым рядом характеристик, имманентных обществу индустриальному: реализация индивидуальных интересов, наличие и широкое распространение частной собственности, обобществляемой в артелях и товариществах, коммерческий характер деятельности кооперативных предприятий, возможность социальной подвижки кооперации в сторону коллективной капиталистической собственности и т.д.
Верность двуединого видения основ кооперативных хозяйств, как нельзя лучше подтверждает сравнительное исследование аграрной общины и кооперации и возможности роста последней на общинной почве.
Опираясь на черты кооперации, выходящие за рамки аграрного общества, В.В.Кабанов приходит к выводу о том, что «Кооперация, вовлекая в свою орбиту крестьянские хозяйства, постепенно и исподволь, разрушала его натуральную замкнутость, втягивала в рыночные отношения, приближала к нему внешний мир»; «Община держала человека в рамках старых представлений. Кооперация решительно рвала с ними. Она была заинтересована в новом человеке: инициативном, грамотном, рисковом, смело преодолевающем рутину и консерватизм»1.
Вместе с тем, несмотря на все отличия общины (как института, присущего традиционному обществу) от кооперации, эти два института имели существенное сходство - нравственно-этические нормы, вытекающие из совместного ведения хозяйства: коллективизм, взаимопомощь, солидарность, демократизм. Тождество в этой части двух социально-экономических явлений позволило многим обществоведам, начиная с идеологов народничества и до наших дней делать вывод о том, что община готовила почву для появления кооперативов. При этом, однако, нельзя не заметить разности во внутреннем содержании коллективизма общины и коллективизма кооперации.
В основе коллективизма общины лежало совместное владение средствами существования или условиями жизни, в то время как коллективизм кооперации - результат объединения индивидуальных экономических интересов. Воспитывая солидарность и взаимопомощь, община поглощала личность, препятствовала инициативе, напротив успех кооперативных предприятий целиком зависел от личной инициативы и заинтересованности их членов.
Неравномерность складывания внешних предпосылок и внутренних стимулов кооперирования мелкого производства с неизбежностью порожда ло многообразие форм коллективных объединений, отличающихся по отраслевой принадлежности и глубине процесса обобществления индивидуальных хозяйств.
В плане теоретическом это обстоятельство вызывало к жизни острую дискуссию об организации кооперативов, а привнесение политического акцента вело к абсолютизации той или иной кооперативной структуры и определению закономерностей оформления кооперативного строительства, критериями которых явились исключительно идеологические принципы. Так представители пролетарского крыла кооперации считали главной ее формой потребительские союзы, долженствующие, по мнению одного из них Ш.Жида, стать исходной ступенью для образования всех остальных видов кооперативных предприятий.
Во взглядах теоретиков, отражающих материальные интересы мелких собственников приоритетное, а иногда и исключительное значение принадлежало кредитным и сбытоснабженческим товариществам, практически не оставлявшим места производственным артелям, за что их точка зрения остро критиковалась социалистами. Выдающийся деятель немецкого социалистического движения Фернанд Лассаль (1825-1864 гг.) писал: «Что касается сырьевых товариществ и ссудо-сберегательных, то обе эти формы хозяйственных организаций существуют лишь для тех, кто ведет предприятие за свой собственный счет, т.е. для ремесленного клана. Для рабочего класса в собственном смысле слова, т.е. для рабочих, занятых в крупном фабричном производстве, не имеющих собственного предприятия, эти формы совсем не существуют». «Они могут только продлить безнадежную борьбу, которую мелкая промышленность ведет с крупной, и тем увеличить муки этой борьбы, задержать без всякой пользы поступательный ход развития. Таков единственный их результат по отношению к классу ремесленников...»1.
Общеизвестна позиция советской власти в нашей стране, отдававшей предпочтение производственным кооперативам способным перевести мелко товарное хозяйство в русло плановой экономики. В действительности закономерности однолинейного, поступательного движения от «низших» форм кооперации к «высшим», которую длительное время обосновывали отечественные обществоведы, не существовало. Такое движение было, как правило, следствием сознательной политики. «Некоторые теоретики видят в производительных товариществах, - писал К.А.Пажитнов, - наиболее сложный вид кооперативов или как бы завершение своей системы. Трудно, однако, согласиться с этим. Едва ли наблюдаются в жизни такие случаи, где бы крестьяне или ремесленники, начав дело с кредитных сырьевых и т.п. товариществ, переходили затем постепенно к производственным ассоциациям в настоящем смысле слова»1.
Основным стимулом создания кооперации и диверсификации ее форм являлся экономический интерес объектов кооперирования опосредованный в свою очередь рыночными условиями хозяйствования и характером кооперативной сферы деятельности. Другими словами, динамизирующим фактором формальной организации кооперативных предприятий являлось диалектическое сочетание противоположных начал: способности к самостоятельному ведению индивидуального хозяйства и необходимости использования преимуществ обобществления для их сохранения в условиях рынка; потенции к укрупнению, превращению в машинизированное производство и ограничением, связанным с сохранением особенностей, обеспечивающих роль кооперации как хозяйственной структуры, реализующей свое специфическое предназначение в экономике. Мелкий хозяин поступался своей самостоятельностью только тогда, когда объединение несло в себе большую выгоду, чем потеря независимости, связанная с ним. Объективная тенденция к укрупнению или выгода объединенного ведения предприятия напрямую зависела от общей социально-экономической ситуации и внешних условий деятельности мелких собственников. Поэтому переход от формы товарищества, обобществляющей лишь одну из сторон производственного цикла к более сложным, обусловливался не внутренней закономерностью кооперативных организаций, а эволюционными процессами традиционного общества, степенью товарности хозяйств и условиями рынка.
Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что понятие кооперации, применяемое отечественной обществоведческой литературой, объединяет широкий спектр экономических и социальных явлений, имеющих различную природу, истоки возникновения и парадигмы развития.
Кооперация труда, родившаяся на самых ранних стадиях человечества, послужила исходным моментом дальнейших кооперационных процессов, прошедших сложные витки корпоративных тенденций, воплотившихся не только в объединении производств, но и во всеобщей интеграции, составляющей одну из черт глобализации.
Кооперация мелких собственников в промышленном и сельскохозяйственном производстве появилась на этапе перехода общества к индустриальной цивилизации и в силу своего промежуточного положения обладала дуа-листичной сущностью: сохранения традиционных начал коллективизма, соединения труда и собственности, превалирования субъективного фактора, параллельно с движением в сторону рыночной трансформации. Черты традиционализма, связывающие кооперативную форму организации производства с аграрным обществом, в большей степени были присущи сельскохозяйственным артелям и товариществам, воспроизводившим их из сферы функционирования. Объединения мелких товаропроизводителей составляли особый тип отношений и развивались не в связи с капитализацией общества и не как зародыш социализма, а как самостоятельный путь концентрации мелкого производства, его переходная ступень к индустриальной цивилизации.
Отдельный вид кооперативных организаций составляли потребительские союзы, представлявшие собой формализованную реакцию эксплуатируемой капитализмом народной массы или средством противостояния, в первую очередь, пролетариата засилью торгового капитала. История создания обществ потребителей тесно связана с самыми ранними этапами становления буржуазного порядка, когда влияние торгового капитала было особенно ощутимым.
В настоящее время возможности изучения кооперативной проблематики значительно расширились. Это обстоятельство связано не только с преодолением идеологических препонов, но и с расширением источниковой базы исследования, пополняемой источниками, еще в недавнем прошлом недоступными широкому обозрению.
Вместе с тем, по-прежнему, история кооперации в сфере мелкого промышленного производства остается наименее изученным сюжетом в литературе, посвященной кооперативной тематике.
Исторический опыт кооперативного строительства в промышленности и промыслах выделился в качестве самостоятельного направления научного поиска в советской историографии только в начале 70-х годов прошлого столетия. На протяжении более чем полувекового периода развития советской исторической науки оставалась за пределами наиболее активно исследуемых проблем история дореволюционной кооперации1. Это обстоятельство объяснялось не столько малой значимостью темы или отсутствием источников для её освещения, сколько идеологической регламентацией, определявшей дооктябрьской кооперации место "паллиатива" в общем процессе складывания материальных предпосылок социализма; отличавшей "буржуазную" кооперацию от социалистической, являвшейся составным элементом плана построения нового общества и, с этой точки зрения, имевшей большую научную ценность. Первые попытки изучения дооктябрьской кооперации, предпринятые в начале 70-х годов прошлого века Л.Е. Файном, по его же словам, оставались "в целом на стереотипной в то время позиции, что кооперация-коллективное капиталистическое предприятие..." .
Не представляла собой исключения и работа Фарутина И.А., собравшего большой фактологический материал1.
Вместе с тем, несмотря на неизбежную для того времени идеологическую заданность этих публикаций, их значение нельзя недооценить. Именно благодаря усилиям названных авторов предмет их изысканий вошел в ряд исследовательских задач исторической науки.
Назревшие перемены в общественном развитии на рубеже 80-х -90-х годов прошлого столетия позитивно отразились на содержании нового историографического периода изучения проблемы, начавшегося с серии научных конференций в Екатеринбурге, Новосибирске и Тюмени, уделявших дореволюционным страницам кооперации значительное место. "Однако основательного разбора завалов, - пишет Л.Е. Файн, - в области истории дореволюционной кооперации тогда ещё не произошло"2.
Заметным явлением в разработке дореволюционного периода истории кооперации стало издание в Институте экономики РАН под руководством Н.К. Фигуровской двенадцати сборников: "Кооперация: страницы истории"3. Не случайно авторы разноплановых публикаций, содержащихся в сборниках, отдали предпочтение освещению вопросов теории и персоналиям выдающихся кооператоров, позволяющих сориентироваться в дальнейших направлениях конкретно-исторического исследования. Вместе с тем, изучению кооперации в сфере мелкого промышленного производства в этом издании как и в других, посвященных общекооперативной истории, уделены лишь отдельные фрагментарные штрихи, не позволяющие сложить сколько-нибудь полного представления об этой важной составляющей отечественного кооперативного строительства. Специально этому сюжету отведен ряд разделов докторской диссертации Коновалова В.В., исследовавшего историю мелких промышленников Сибири накануне революции и гражданской войны1. Отдельные наблюдения и фактический материал по кустарно- ремесленной кооперации конца XIX - начала XX столетия содержит работа Тарновского К.Н. "Мелкая промышленность России в конце XIX - начале XX в." Однако сюжетам, связанным с промысловыми артелями, в указанной книге отведена второстепенна роль, так как автор ставил задачу изучения кустарно- ремесленной промышленности в историко-географическом плане, влияния факторов на изменение её социального облика и районирование2.
В первых специальных работах исследователей советской промысловой кооперации сравнительно глубоко рассмотрены аспекты партийно-государственной политики в области кустарного производства, организационное строительство, виды и формы объединений промысловиков, вытеснение частного капитала из мелкой промышленности, динамика кооперирования кустарей и ремесленников как в центре, так и в отдельных республиках и регионах страны3. Вне поля зрения ученых остался широкий круг неисследованных проблем, что само по себе не умаляет значения этих трудов. Авторами собран и систематизирован большой фактический материал, создана необходимая научная платформа для дальнейшего освоения данной темы.
Вместе с тем, литературе советского периода кооперации характерен ряд концептуальных изъянов, не преодолев которые, невозможно двигаться вперед в осмыслении отечественного опыта кооперирования кустарей и ремесленников. Освещение истории кооперирования промыслового населения страны, как и в целом событий, связанных с социалистическим преобразованием мелкотоварного производства, несло в себе отпечаток положений, глубоко укоренившихся в общественном сознании с конца 20-х годов XX столе тия. Полностью отвергалась возможность самостоятельной рыночной эволюции мелкой промышленности. Перспективы её развития связывались исключительно с коллективизацией.
Не говоря об огромных издержках в практике хозяйственного строительства, такая логика рассуждений и посылок оказала негативное влияние на общественные науки, в том числе историю. Форсированные темпы кооперирования рассматривались как социалистическое завоевание, а ликвидация товарных отношений и многоукладности экономики - как одно из главных условий построения нового общества. Боле того, некоторые исследователи видели в социалистическом кооперировании "не простую эволюцию мелкого частного производства и торговли", не "мирное врастание несоциалистических элементов в социализм", а "разновидность классовой борьбы, развивающейся по принципу "кто кого"1.
Кроме того, процесс кооперирования представлялся не в качестве естественной тенденции мелкотоварного производства к концентрации, а как результат направленной политики партии и государства. Понятно, каким образом отразилось такое представление о сущности кооперативного процесса на ходе строительства промысловых артелей и товариществ. Задача "насаждать" коллективные формы производства, сформулированная на состоявшейся в декабре 1929г. конференции аграрников , вылилась в принудительную коллективизацию, а отсутствие грани, отделяющей стимулирующее воздействие государственной политики от этатизации кооперации, привело к утрате артелями и товариществами самостоятельного характера, выхолащиванию самой сути кооперативного строительства. Опуская из виду причины, обусловившие те или иные государственные мероприятия в отношении мелких промышленников, однозначно положительная их оценка в советской научной литературе противоречила истине3.
Особого внимания заслуживает и методологическое положение, согласно которому только высшие формы кооперативных союзов - артели с общей мастерской являлись подлинно социалистическими. В связи с такой целевой установкой простые сбыто-снабженческие товарищества, сохраняющие в известных пределах рыночный характер, были обречены на ликвидацию или преобразование в производственные артели.
Опираясь на эту установку, сыгравшую решающее значение в превращении промысловой кооперации в подсобную отрасль государственного сектора экономики, авторы работ советского периода оценивали позитивно форсированные темпы производственного кооперирования, в том числе в регионах, где коллективизация не имела даже малейших объективных предпосылок1. В ходе дискуссии середины 60-х - начала 70-х годов XX столетия некоторые авторы высказывали мнение о том, что кооперация набирала социалистическое содержание лишь по мере перехода её от простых видов к произ-водственным артелям . Обязательное развитие кооперативного строительства от простейших видов к полному обобществлению труда и средств производства отдельные исследователи относили к закономерностям социалистического преобразования общества3.
Появившиеся в "перестроечный период" работы не внесли существенных изменений в трактовку проблем кооперирования кустарей и ремесленников4.
Значительное влияние на формирование современной исторической концепции советского опыта кооперативного строительства оказывают труды известного историка кооперации Л.Е. Файна. Его позиция в отношении необходимых концептуальных перемен сформулирована достаточно четко. "Стержнем нового концептуального подхода, - пишет он, - должно стать признание эксперимента большевистской партии с кооперацией за все годы советской власти несостоятельным, независимо от соотношения мер прямой ломки и обходных маневров в достижении цели в отдельные отрезки времени. Речь должна идти не об отдельных "ошибках и искривлениях", а о проведении изначально порочной политики в отношении кооперации. Это подтверждается всем опытом её осуществления в советский период... Кооперация в названный период была, образно выражаясь, "стерилизована", так как в ней были "убиты" или "придушены" основные принципы, составляющие её суть"1. Основанием утверждения Л.Е. Файна о антикооперативной позиции большевиков являются, прежде всего, факты политического противоборства пришедших к власти коммунистов и деятелей "старой кооперации"; стремление последних овладеть кооперативным аппаратом с целью его подчинения.
Позиция Файна Л.Е., подразумевающего под кооперацией исключительно общественное кооперативное движение конца Х1Х-начала XX вв. и сложившиеся благодаря усилиям энтузиастов-кооператоров кооперативный аппарат и отдельные, кстати заметить, совершенно нежизнеспособные союзы мелких собственников, абсолютно игнорирует то обстоятельство, что кооперирование есть закономерная тенденция мелкотоварного производства, проявляющаяся так же как частнокапиталистическое обобществление на стадии модернизации общества. Вкладывая в понятие кооперации, прежде всего, содержание хозяйственной организации, необходимо, вопреки мнению Файна Л.Е., признать, что не политика большевиков, а дооктябрьская форсированная капитализация страны значительно урезала кооперативную альтернативу укрупнения хозяйств мелких товаропроизводителей. Также как причины НЭПовской неудачной попытки реконструировать эволюционный путь мелкотоварного уклада, а следовательно, и возможность кооперативного разви тия, лежат значительно глубже "доктринальной заданности" большевистской политики, о которой из сочинения в сочинение настойчиво повторяет Файн Л.Е. и его последователи1. Думается, что такая позиция авторов не добавила ясности в концепцию истории отечественно кооперации, только начавшей избавляться от "классовой" ортодоксии.
Видя в промысловой кооперации, прежде всего централизованную организацию, другой исследователь Назаров П.Г. посвятил свои многочисленные труды перипетиям внутрикорпоративной борьбы, смене руководителей, влиянию различных мотивов на изменение структуры органов управления, одним словом истории аппарата дореволюционного и советского кооперативного движения в сфере промышленного производства2.
Трудности переосмысления основополагающих моментов исторического прошлого промысловой кооперации, необходимость отказа от многих, сложившихся за более чем полувековой период развития науки, стереотипов нередко приводят ученых к скоропалительным и малоаргументированным выводам. Так в статье, вошедшей в сборник "Кооперация. Страницы истории" Николаев А., ране/занимавшийся историей сибирской кустарной кооперации, попытался по- новому обозначить этапы развития промысловой кооперации в целом в 20-е годы XX столетия. Однако, эту попытку вряд ли можно признать удачной. Период с 1921 г. по 1923г. автор определяет как этап перехода от военного коммунизма к новой экономической политике3, в то время как фактический материал свидетельствует о том, что 1923 г., скорее стал рубежом другого процесса в кустарной промышленности- свертывания НЭПа. Не подкрепляя свою позицию аргументацией Николаев А.А. считает, что вплоть до 1928 года в развитии мелкой промышленности "преобладали кооперативные принципы", происходило "становление кооперативной сети" на самостоятельной основе, разгосударствление кооперации1. На самом же деле факты говорят об обратном. На протяжении 20-х годов влияние государства в мелкопромышленном секторе экономики неуклонно возрастало и к началу 30-х годов привело фактически к стиранию сущностных граней, отличающих крупную промышленность и коллективные предприятия кустарей.
Безусловным достижением современного историографического периода являются первые попытки изучения регионального опыта кооперативного строительства . На основе широкой источниковой базы авторам появляющихся в последнее время работ удается значительно детализировать конкретно-историческую картину процесса кооперирования кустарей и ремесленников.
Таким образом, краткий историографический очерк как дореволюционной кустарно-ремесленной кооперации, так и советского периода ее развития свидетельствует о недостаточной степени изученности поставленной в диссертации исследовательской проблемы. Если по истории дооктябрьской промысловой кооперации специальные работы вообще отсутствуют, то имеющиеся монографические исследования, посвященные советскому кооперативному сектору в промышленном производстве имеют серьёзные методологические изъяны, обусловленные господствовавшими в обществе идеологическими установками. Политизированная позиция советских обществоведов препятствовала складыванию объективного представления о кооперативном строительстве в постоктябрьский период отечественной истории.
Кроме того, помимо недостатков, связанных с классовым подходом в освящении истории коллективных объединений кустарей и ремесленников, отсутствие сколько-нибудь существенного изучения дореволюционной истории кооперации, как социально- экономического уклада, рожденного эволюцией мелкотоварного производства не позволяло уяснить преемственность и новизну кооперативной политики Советской власти, а значит дать более взвешенную оценку ее объективных предпосылок и доктринальной заданно-сти. Фактический материл для написания диссертации почерпнут автором из широкого круга источников. Дореволюционное кооперирование кустарей исследовано благодаря общеизвестным источникам истории мелкой промышленности второй половины Х1Х-начала XX веков. Закономерно, что кооперация кустарей и ремесленников, ставшая проявлением тенденции к концентрации мелкопромышленного производства, не могла получить отражения в ином кроме этого, достаточно ёмкого массива исторических сведений. Пожалуй наиболее ценным фактологическим комплексом являются материалы учрежденной в 1875 году при Совете торговли и мануфактур Министерства Финансов постоянной Комиссии по "исследованию кустарной промышленности России" под председательством профессора Е.Н. Андреева, просуществовавшей до 1888 г. и издавшей 16 томов своих "Трудов"1. Публикации, помещенные в этом издании, осуществлены местными корреспондентами комиссии, не имеющими единой методики в определении подходов в исследовании, поэтому нет возможности использовать данные "труды" для уяснения динамики происходящих в крестьянских промыслах процессов, сопоставления их региональных особенностей. Отсутствие четко разработанной методологии в действиях комиссии сказалось даже в выработке самого понятия "кустарничества". Вокруг обсуждения этого вопроса развернулась широкая полемика2.
Вместе с тем, достаточно полные эмпирически описания мелкой крестьянской промышленности, позволяют воссоздать наиболее значимые черты кооперирования, их связь с институтами аграрного обществ, последствия влияния на них капиталистической экспансии.
Аналогичными достоинствами в раскрытии поставленной темы исследования дореволюционного пути промысловой кооперации обладают другие меньшие по объему, но не менее содержательные источники. Например, составленный по инициативе Русского географического общества "Свод материалов по кустарной промышленности в России"1 и издание, подготовленное Комитетом Московской политехнической выставки 1872 года 2.
Не в полной мере, в связи со значительным объемом, автору удалось воспользоваться земско-статистическими обследованиями кустарной промышленности3. Помимо уже сказанной причины это объясняется следующими обстоятельствами: во-первых, еще большей, в сравнении с указанными источниками, пестротой и неоднородностью собранного земскими корреспондентами (в число которых входили лица различных взглядов, уровня знаний, образованности и профессий) материала. Во-вторых, отсутствием в земских собраниях систематического изложения собранных сведений: они относятся либо к какой-нибудь одной отрасли кустарной промышленности, либо к узкому региону, не дающему представления об общем облике промыслового района.
Тем не менее, в представленном сочинении использованы наиболее ценные отчеты квалифицированных корреспондентов Владимирской, Костромской, Курской, Московской, Нижегородской, Орловской, Пермской, Рязанской, Саратовской, Тамбовской губерний.
С утверждением Александром III 21 марта 1888 год представления Государственного Совета о передаче кустарной промышленности в ведение Министерства государственного имущества, последним было подготовлено и осуществлено издание 11 томов отчетов специалистов отдела сельской эко номии и сельскохозяйственной статистики по исследованию мелких крестьянских промыслов1. Несмотря на большой объем источника, сведений, касающихся кооперации, в нем значительно меньше. Это и понятно, ведь основной целью, поставленной корреспондентами, являлась выработка практических мероприятий по улучшению технического состояния промыслов, организации сбыта кустарных изделий, инструкторских школ, училищ, выставок, складов готовой продукции и т.д. Кроме того, основной массив обследований относился ко времени, когда кооперация сдавала свои позиции под натиском капитала. В освящении кооперативного движения помог фактический материал, содержащийся в обзорах правительственной деятельности в области кустарно-ремесленного производства2. Значение подобного изложения мероприятий центральных административных ведомств становится понятным, исходя из того факта, что период кооперативного движения с конца 80-х годов XIX века проходил в непосредственной связи с государственной политикой, а в военное время кооперативное строительство стало её частью.
В этой же связи большой интерес представляли Труды съездов по кустарной промышленности (1902, 1910 и 1913 г.г.), организованных Отделом сельской экономии и сельской статистики3.
Картину "насаждения" артелей и товариществ существенно обогатил "обзор деятельности земств по кустарной промышленности", изданный тремя томами (СПб., 1913-1914 г.г.; Пг 1916).
Для освящения кооперативного движения в работе использованы материалы, собранные Санкт-Петербургским отделением Комитета о сельских, ссудосберегательных и промышленных товариществах. Выпуск "Сборников материалов об артелях в России" прекратился во второй половине 70-х годов с затуханием энтузиазма кооператоров после первых неудачных попыток внедрения коллективных форм хозяйствования1.
Значительное количество фактических данных, наблюдений очевидцев и непосредственных участников кооперативного движения извлечены из книг, брошюр и статей конца Х1Х-начала XX веков2. С открытием специальных фондов, ранее недоступных широкой публике, их круг заметно расширился.
Не случайно произведения авторов-современников описываемого периода отнесены в разряд источников. Считаем такой подход правомерным, так как научная ценность этих изданий определяется прежде всего собранным на их страницах огромным фактическим материалом, личных наблюдений, зарисовок "с натуры". И наоборот, имеющие место попытки исторических обобщений грешат упрощением и отсутствием глубины.
Заслуживает специального упоминания солидный сборник трудов отечественных экономистов, общественных деятелей, кооператоров-практиков, вышедший в двух томах под общей редакцией Л.И. Абалкина. Его составители извлекли из забвения сочинения деятелей кооперативного движения России, что позволило представить ясную картину их умозрения и практических действий по внедрению коллективных форм организации общественного производства3.
Отдельную группу источников составляют материалы по истории советской промысловой кооперации и послереволюционной кустарной промышленности.
Определяющим субъективным фактором, влияющим на ход исторических событий после Октябрьской революции становится политика правящей партии и государства, важным источником изучения которой являются решения партийных съездов, конференций и пленумов1, их стенографические отчеты , а также декреты Советской власти3. Партийные документы и решения государственных органов по вопросам строительства кооперативных объединений промысловиков почерпнуты автором из специальных сборников, содержащих руководящие материалы, касающиеся исключительно кустарно-ремесленной промышленности4, кооперации в целом5.
Существенно дополнили представление о руководящей роли государственных органов в обобществлении мелкотоварного уклада в промышленном производстве страны нормативные акты наркоматов и других учреждений, регламентирующие деятельность промысловой кооперации единоличных кустарей, содержащихся в официальных периодических изданиях6.
Важным и самым обширным источником для написания диссертации явился статистический материал. По принадлежности к учреждению, проводившему обследование, его можно подразделить на две большие группы: статистика Центрального статистического управления (ЦСУ) и кооператив ных органов. В свою очередь, статистика ЦСУ расчленяется на смысловые, информативные разряды. Массовые цифровые данные о социальной структуре промыслового населения СССР содержат демографические, сельскохозяйственные и промышленные переписи1.
Трудность обработки данных переписей заключалась в том, что все они проводились по разным программам. Это обстоятельство явилось причиной ограниченной возможности применения сравнительно-исторического метода их анализа.
Представляется необходимым подробнее остановиться на характеристике переписей мелкой и кустарно-ремесловои промышленности 1925 и 1929г., практически отсутствующей в современной источниковедческой ли-тературе . Обследование мелкой и кустарно-ремесленной промышленности 1925 г. было организовано и проведено методом анкетного опроса по программе, включающей четыре формы. Первые три формы охватывали круг вопросов, относящихся к сельской местности, формой № 4 учитывались городские мелкие заведения. Переписи подлежали промышленные предприятия, насчитывающие 15 и менее рабочих при двигателе, и все заведения без механического двигателя с числом рабочих 29 и менее.
Для выявления численного состава промысловых хозяйств в сельской местности служил специальный бланк формы № 1. В бланк вошли сведения о каждом конкретном хозяйстве (дворе), имеющем промышленное заведение или занимающемся каким- либо промыслом, связанным с постоянным проживанием в данном селении. С целью выяснения истории возникновения составлялся поволостной бланк формы № 2. Третий бланк формы № 3 составлялся выборочным методом по каждому конкретному промыслу в размере от 3.0 до 5,0% от общего числа заведений или дворов, занимающихся данным промыслом в обследуемом селении.
Для характеристики мелкого промышленного производства городов и поселений городского типа (форма № 4) использовались данные финансовой инспекции.
Всесоюзная перепись мелкой промышленности 1929 г. была организована на основании постановления СНК СССР от 29 августа 1928 г. Проведением обследования ставились цели изучения социально-экономического строения мелкой промышленности, выявления процессов обобществления в ней, изучения роли частного капитала в мелкой промышленности, определения общих размеров производства, исследования географического и производственного состава кустарно- ремесленного производства и другие. В круг объектов переписи вошли все предприятия, не удовлетворяющие цензу.
Из социально- экономических форм переписи подлежали: 1) ремесло, 2) мелкотоварное производство и 3) мануфактура.
Экспедиционное обследование промысловых хозяйств и мелких промышленных мастерских происходило по двум формам: сокращенное местонахождение, принадлежность к социально- экономической форме, рабочий персонал, проработанное время, силовой аппарат) и полной, включающей, помимо сведений сокращенной программы, данные по выработке, производственном потреблении, расходах, контрагентуре по сбыту и капитальных затратах.
Перепись охватила как гнездовую, так и рассеянную мелкую промышленность.
Необходимо отметить, что разработанная и осуществленная в 1929 г. перепись мелкой промышленности представляет собой наиболее полное обследование, позволяющее судить как о внутренней структуре хозяйств мелких промышленников, так и о системе внешних производственных отношений кустарей ремесленников. Указанным обстоятельством объясняется осо бая ценность этого источника для изучения социально-экономических процессов, происходящих в промысловых хозяйствах конца 20-х годов.
Для написания диссертации автором использованы сведения о кустарных промыслах сельского населения, содержащихся в бюджетных и динамических обследованиях крестьянских хозяйств1.
Систематичность проведения данных обследований, широта охвата сельских хозяйств сделали возможным их использование для определения некоторых динамических сдвигов в социально- экономическом строе промысловиков.
Сектором статистики труда ЦСУ СССР был выпущен в 1928г. сборник "Наемный труд в сельском и лесном хозяйстве СССР в 1926 г."2, отражающий отношения найма, продажи рабочей силы в сельских промысловых хозяйствах. Группировка этих сведений с данными о величине земледельческого производства и наличия рабочего скота дает фактическую канву для уяснения одной из сторон взаимоотношений кустарей и ремесленников.
Разнообразный цифровой материал, создающий представление об имущественном расслоении промысловиков, степени охвата крестьянских дворов различными видами кооперации, тяжести обложения отдельных социальных групп населения, содержат статистические сборники, подготовленные специальным комиссиями СНК СССР3.
Рост промысловой кооперации с 1921 по 1926 г. автору удалось воссоздать благодаря использованию публикаций отдела кооперативной статистики ЦСУ, созданного по решению Коллегии ЦСУ СССР в 1920 г.1.
Сведения о социальном составе сельской промысловой кооперации содержат помещенные в Трудах ЦСУ две части сборника "Социальный состав членов сельских кооперативов", подготовленного тем же отделом ЦСУ2.
Ко второй группе статистических источников относится кооперативная статистика. Организованный к середине 20-х годов кооперативными учреждениями систематический сбор материала о всех сторонах деятельности промысловых объединений практически заменяет собой учет, проводимый в предшествующей период государственными органами. Сборники, публикуемые руководящими центрами артельного движения, включают сведения об организационном строительстве, производственной деятельности, культурно-массовой работе, финансовом состоянии системы, социальном составе кустарно-промысловой кооперации3.
Ценным источником для изучения советской промысловой кооперации явились официальные выпуски Всероссийского союза промысловой кооперации и всесоюзного совета республиканских центров, выходившие из печати к знаменательным датам и событиям4. Каждый из них содержал подробный отчет о деятельности промысловой кооперации, её достижениях и недостатках в работе.
Разнообразный документальный материал взят автором из периодической печати. В ходе работы над диссертацией использовано 25 наименований газет и журналов центральных и местных руководящих государственных и партийных органов1.
Значительным дополнением источниковой базы исследования явились архивные документы семи фондов, хранящихся в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ); Государственном архиве Российской Федерации (Г АРФ).
Деятельность Советского государства, в период предшествовавший НЭПу раскрыта на основании делопроизводства Главного управления по делам кустарной, мелкой промышленности и промысловой кооперации, созданного в мае 1920 г. и реорганизованного весной 1923 г. в Кустпромсекцию Центрального производственно-экономического управления ВСНХ СССР .
На основании документальной базы, имеющейся в объединенном фонде ВСНХ СССР и ВСНХ РСФСР, воссоздана конкретно- историческая картина роли государства в кооперировании кустарей, особенностей деятельности Советского правительства и государственных учреждений на различных этапах строительства промысловой кооперации3.
Постепенная организация социалистического хозяйства на плановых началах способствовала их проникновению и в область деятельности кустарной промышленности и промысловой кооперации. Документы, свидетельствующие о плановом снабжении кустарных артелей сырьем, оборудованием, финансовыми средствами, перспективные планы развития промысловых объединений отложились в фонде Госплана СССР4.
Разносторонний материал о союзной и низовой сети кустарно- ремесленных объединений, государственных учреждений имеется в сводках ин спекционных проверок НК РКИ СССР. Особый интерес этот материал представляет в силу того, что дает представление о конкретной реализации партийной и государственной политики в области мелкой промышленности1.
Докладные записки с мест, стенограммы заседаний, статические данные, инструктивные письма и циркуляры Центрального кооперативного совета взяты автором из фонда 3986 Государственного архива экономики2.
Данные о деятельности промысловой кооперации, социальном составе артелей и их правлений, контрагентуре товарооборота, нормативные акты руководящих учреждений, доклады высшим органам Советской власти извлечены из фонда Всероссийского союза промысловой кооперации (ВСПК), имеющего до 1927 г. прерогативы общесоюзного центра кооперативного движения, и созданного в 1927 г. Всесоюзного совета республиканских центров промысловой кооперации3.
Таким образом, впервые в отечественной историографии предпринята попытка использования, традиционных в изучении кустарно- ремесленных промыслов источников, для отражения кооперационных тенденций развития мелкотоварного уклада в дореволюционный период, конкретно- исторического осмысления институциональных черт коллективного производства, его преемственность аграрному обществу и имманентности модернизму.
Большим дополнением к ранее известным источникам по истории промысловой кооперации СССР, стали впервые привлеченные автором архивные материалы, восполняющие ранее не раскрытые исторические сюжеты, связанные с отстранением кустарных объединений от рынка в годы НЭПа; силовыми методами государственной политики в борьбе с коммерческим направлением ее деятельности; ликвидацией «социально чуждых элементов» в системе промкооперации; включением кооперативного сектора в единую плановую систему хозяйствования; репрессиями в отношении кооператоров;
становлением принудительных методов привлечения к труду; деструктивными последствиями внерыночной трансформации артелей и товариществ.
Основываясь на перечисленных источниках, автор попытался отразить историю промысловой кооперации как социально- экономического уклада, формирующегося в ходе эволюции кустарно- ремесленного производства.
Новизна исследовательских задачи, поставленной в диссертационной работе, заключается в смещении акцента при определении объекта изучения с явлений надстроечного характера: политики правящей власти, деятельности общественных сил в кооперативном строительстве в область базисных проявлений кооперации мелких товаропроизводителей в промышленной сфере, не всегда совпадающих в историческом процессе хронологически и сущностно.
До сих пор предмет научного поиска в кооперативной проблематике ограничивался рамками активно начавшего заявлять о себе с последней четверти XIX века кооперативного движения, а именно усилий кооператоров-энтузиастов, представительных организаций и политики государства, что препятствовало складыванию объективной исторической оценки степени развития собственно кооперативного сектора экономики в дооктябрьский период, исключало в дальнейшем возможность определения преемственности и новизны, промахов и достижений, соотношения объективной обусловленности и доктринальной заданности кооперативной политики Советской власти.
Исходя из этого, автор стремился уяснить место и роль кооперации кустарей и ремесленников в отечественном историческом процессе, как социально-экономического уклада, явившегося закономерным проявлением эволюции мелкотоварного производства, на стадии перехода общества к индустриальной цивилизации, факторов, способствующих или препятствующих его развитию. Именно с этих позиций соискатель попытался дать историческую оценку результатам деятельности общественности и государства по инициированию кооперативных форм организации общественного произ водства, подчеркивая ее новизну и преемственность в дооктябрьский и послереволюционный период отечественной истории.
Такая постановка проблемы определила конкретные задачи диссертационного исследования: показать объективные условия и субъективные предпосылки развития двух направлений модернизации мелкотоварного производства (кооперации и частного предпринимательства) к рубежу XIX и XX столетии, их сходство и отличие, разность в исторических судьбах; степень адекватности дореволюционного кооперативного движения закономерному росту концентрации производства кустарей и ремесленников; преемственность и идеологическую заданность политики советской власти в отношении мелкой промышленности и кустарных объединений в годы «военного коммунизма»; попытку восстановления эволюционного пути хозяйств промысловиков в период осуществления НЭПа и причины ее неудачи; полное огосударствление промысловой кооперации к концу 20-х, началу 30-х годов XX столетия, завершившего ликвидацию кооперативного промышленного уклада в социально- экономической структуре страны.
Хронологически исследование включает период с конца XIX столетия и до начала 30-х гг. XX века.
Начальная грань исследования обусловлена наиболее полным проявлением к рубежу веков нового содержания кустарной кооперации связанного с ускоренным переходом российского общества к индустриальному состоянию.
Границей исследования в XX столетии является начало 30-х годов, когда в результате политики огосударствления промысловая кооперация фактически трансформировалась в новое качество - одну из отраслей социалистической системы хозяйствования.
Социально- экономическая организация кустарных промыслов России на рубеже веков
Кустарно-ремесленная промышленность конца XIX начала XX столетия представляла собой сложное социально- экономическое явление, развитие которого определялось множеством факторов как объективного, так и субъективного порядка. В настоящем разделе автор не претендует на сколько-нибудь полное освещение этой многогранной темы, а лишь ставит перед собой задачу изучить объективные возможности модернизации хозяйств кустарей и ремесленников проявляющуюся в ходе эволюции традиционного общества под воздействием товарных отношений.
Промышленное развитие России в пореформенное время характеризовалось двумя направлениями, имеющими различную природу и содержание. Одно из них, охватывающее традиционные кустарные промыслы и мелкую городскую промышленность, составляло основу эволюционного пути. Другое являлось результатом целенаправленного правительственного курса на индустриализацию, а со второй половины XIX века и на капитализацию экономики страны. Отличие двух направлений роста промышленного производства имело под собой своеобразные пласты исторических реалий с характерными материальными и культурными чертами, взаимным проникновением и влиянием.
Российская общественная мысль отразила неоднозначное отношение к «искусственному» насаждению крупных предприятий. Одна из сторон, принимавших участие в полемике, пыталась обосновать естественность и объективную обусловленность правительственной политики. Другая видела в ней корень всех противоречий и считала более верным организацию «местных и наиболее распространенных промыслов, изделия которых и прежде имели довольно обширный сбыт»; «... вместо того чтобы строить на счет казны фабрики и отдавать их потом купцам и помещикам... обратиться к живым народным силам и им дать возможность к дальнейшему развитию». «Новая форма промышленности, - по их мнению, - была решительно противоположна всем народным привычкам и формам жизни»1.
Разногласия в общественной мысли относительно экономического развития России, вынужденной догонять страны, ранее вставшие на путь капитализма, явились неисчерпаемым лейтмотивом последующей острой полемики «западников» и «славянофилов», народников и марксистов, «почвенников» и сторонников ускоренной индустриализации. Не вдаваясь в существо оценок позитивного содержания правительственной политики, опережения естественного хода эволюции российского хозяйства, заметим, что её последствия оказали влияние на весь спектр традиционных организационных форм и связей, как в аграрной, так и в промышленной сферах. В силу этого обстоятельства выделение в чистом виде сущностей и принципов, характерных эволюционному движению хозяйственного организма и элементов, привнесенных политикой царской администрации и тенденций, порожденных ею, возможно лишь в теоретическом плане. Конкретно-историческая картина социально-экономического устройства промышленного производства России конца XIX начала XX веков представляла собой сложное переплетение и взаимовлияние различных по своей природе реалий.
Промысловая кооперация в годы «военного коммунизма»
Трудности освещения истории кооперации и кооперативного движения в первый послереволюционный период связаны с наличием в отечественной историографии широкого спектра точек зрения в трактовке содержания одного из наиболее сложных этапов российского прошлого, в ходе которого происходило столкновение теоретических представлений марксистов о новом обществе с практикой революционных преобразований, требующей значительных коррективов прежних взглядов1. Понятно, что и отражение кооперативной политики новой власти и собственно кооперации (не смотря на определенный и доступный круг источников) в контексте той или иной схемы исследовательских построений выглядит далеко не однозначно.
Нетривиальность научного определения любого социально-экономического и политического явления того времени, в том числе и кооперации, обусловлена чрезвычайной насыщенностью эпохи противоречиями, сложным наслоением уходящих и грядущих реалий, сочетанием преемственности и новизны, активностью субъективного исторического фактора (политики революционного руководства) в отдельные временные промежутки определяющего канву событий и в то же время изменяющегося под воздействием практики революционных будней.
Все происходившие в России революционные события, как и мероприятия Советской власти, были обусловлены стихийным противоборством двух цивилизационных направлений развития: традиционализма, "почвенничества" и "западничества", проявляющегося на самых разных уровнях, начиная от индивидуального сознания, систем общественной организации (союзов, обществ, партий и т.д.) и до экономического и государственного устройства. Контекст этого противоречия, порожденного исторической спецификой России, присутствовал в экономической, социально, политической плоскостях вплоть до построения монистического общества, делавшего невозможным реконструкцию альтернатив социально- экономического устройства. "Революция 1917 г. явилась реакцией отторжения традиционным российским обществом модернизационных процессов, осуществлявшихся на основе антитрадиционных "прозападнических" схем (в том числе- Столыпинской реформы, конституционализма и др.). По сути, это была не революция пролетариев, а бунт села не только против непонятой мировой войны, но и против "города", ломавшего устои крестьянской жизни, за землю, за сохранение общины, за восстановление традиционализма..."1. В этой связи вряд ли стоит абсолютизировать значение доктринальных установок большевиков (хотя, безусловно, они играли немалую роль в выборе пути постреволюционного устройства), являвшихся лишь частью глубинного народного движения породившего великие социальные катаклизмы. В известной степени не благодаря, а вопреки ортодоксальным представлениям и гибкости, учету реальной ситуации, коммунистам удалось сохранить за собой лидирующие позиции.
Кустарная кооперация в единой системе советского планового хозяйства
Подчинение кустарной кооперации безрыночной системе плановых отношений полностью определявшей экономическую реальность страны, к концу 20х годов потребовало окончательного отлаживания механизма центрального управления всеми звеньями кооперативной структуры. Справедливости ради следует заметить, что таковая родилась не вдруг. Новая экономическая политика с ее противоречиями и непоследовательностью ни на одном этапе своего существования не позволяла полностью отойти от административных методов хозяйствования, поэтому аппарат государственного регулирования кооперативного строительства и централизация самой кооперации достаточно отчетливо проявлялись с первых шагов НЭПа.
Вместе с тем, к концу 20-х годов в связи с изменением ситуации механизм централизации и администрирования получил логически завершенный вид. Из черт ему присущих были изъяты какие бы то ни было намеки на партнерство, равноправные коммерческие отношения и демократизм. Кроме того, промысловая кооперация, вынужденная строить свои перспективы и повседневную хозяйственную жизнь, ориентируясь исключительно на государственный сектор экономики, была вынуждена не только «играть» по заданным им правилам, но и ассимилировать свои качественные признаки по образу ведущей экономической доминанты-крупной индустрии.
Организационные новшества коснулись, прежде всего, первичного звена- артели. На смену НЭПовской попытке либерализовать кооперативный сектор страны, построить деятельность первичного звена кооперации на демократической основе, пришел жесткий диктат, низводивший роль коллективных предприятий до положения «винтика», «послушного инструмента» выполнения единого планового задания государства. На смену явочному порядку легитимизации кооперативов была введена система их регистрации в государственных органах, что само по себе не ущемляло прав кустарей на объединение. Однако в «Положении о промысловой кооперации», принятом ЦИК и СНК СССР 11 мая 1927 г. содержалась статья, согласно которой регистрация кооперативов осуществлялась только после «получения органами регистрации от соответствующего промыслового кооперативного союза заключения по уставу», что заведомо ставило нарождающуюся артель в подчиненное положение по отношению к вышестоящему кооперативному ведомству. Экспертиза устава товарищества позволяла кооперативным союзам диктовать единые требования в установлении размера пая и вступительного взноса, порядка составления, ревизии и утверждения годовых отчетов, распределения прибыли, формирования фондов и т.д., т.е. ко всем основополагающим моментам внутрикооперативной жизни, строго обязательную регламентацию которых требовало «Положение» в качестве обязательного условия регистрации1.