Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Политика российского правительства по расселению немцев в конце XIX - начале XX вв 36
1. Переселение немцев и образование немецких колоний 36
2. Численность и формы хозяйства немецких колонистов 47
Глава 2. История немецкой общины в 1918 - 1930-е гг 68
1. Этнодемографическая характеристика немцев 68
2. Эмиграционное движение в немецкой деревне 78
2.1. «Чрезвычайщина» в немецкой деревне 78
2.2. Начало эмиграции и борьба с ней 102
Глава 3. Немецкое население и Советское государство (1941 -1991 гг.) 125
1. Положение немецкого населения в 1941 - 1965 гг 125
2. Немецкое самосознание и национальное движение (вторая половина 1960-х - начало 1990-х гг.) 158
Заключение 194
Список использованных источников и литературы 197
Приложение
- Переселение немцев и образование немецких колоний
- Эмиграционное движение в немецкой деревне
- Начало эмиграции и борьба с ней
- Немецкое самосознание и национальное движение (вторая половина 1960-х - начало 1990-х гг.)
Переселение немцев и образование немецких колоний
К середине XIX в. в России уже существовали крупные анклавы немецкого населения на Украине, Крыму, Кавказе, Поволжье. Округа -сплошные массивы земельных владений колонистов - представляли собой «государства в государстве» со своим управлением, особой внутренней юрисдикцией, делопроизводством на родном языке, национальной школой, своей церковью с иерархией священнослужителей.
Русское правительство, писал А. Клаус, смогло «...разнородную смесь заграничных пришельцев организовать в самом начале их поселения так, что, подчиняясь установленной законом системе, они путем нормального хода жизни и мирского самоуправления выработали... цветущие общины трудолюбивых земледельцев и промышленников»2.
Меннониты, поселившиеся на юге России, являлись представителями особой анабаптистской ветви реформации, сторонниками отделения церкви от государства. В соответствии с основами своего вероисповедания меннониты не могли носить оружия и служить в армии. Они вообще были противниками разрешения конфликтов с помощью оружия, что постоянно ввергало их в противостояние с власть предержащими. В середине XVI в. преследования на религиозной почве вытеснили их из Голландии в Пруссию, откуда они переселились в Польшу, в долину реки Вистулы, вошедшую после разделов польского государства в состав прусского королевства. Нежелание жить в полицейском государстве, ко всему прочему собиравшемуся вводить всеобщую воинскую обязанность, заставило меннонитов переселиться в Россию. Стимулом являлись обещанные религиозная свобода и невмешательство государства в дело воспитания подрастающего поколения.
Рост колонистского землевладения в значительной мере был обусловлен протекционистской налоговой политикой правительства. Если крепостной крестьянин платил непомерные налоги и подати и при всем трудолюбии не мог выбраться из порочного круга нищеты, то немец-колонист государственными налогами не был обременен. До середины XIX века немцы получали налоговые льготы на 30-40 лет. Затем льготы стали предоставляться на более короткий срок (до 3-х лет). Таким образом, имущественный статус создавал условия для роста землевладения в немецких колониях.
Обширность регионов, в которых проживало преимущественно немецкое население, сам факт этой моноэтничности производили сильное впечатление на путешественников, особенно из Германии. Пастор Дальтон, побывавший в России в 1862 г., писал, что в империи нет губернии где бы не было немцев, а в некоторых местностях их так много, они представляют собой до такой степени господствующее население, что в течение многих дней пути «...невольно считаешь себя переселившимся в милую немецкую родину... Всюду там встречаешь только немецкую речь, только немецкие обычаи, немецкий строй жизни» .
Это были цветущие селения. Очевидцы оставили нам восторженные описания немецких колоний. Особенно ценно для нас замечание об абсолютной автономности колоний. «Меннониты обставили себя прочно, совершенно особняком от русских сельских обществ, они не пользуются ничем со стороны, ни у кого не одалживают. Во всем обществе тишина и порядок»2.
Освобождение крестьян от крепостного права в 1861 г., введение новых административных, судебных учреждений и уставов не могло не коснуться колонистов. 4 июня 1871 г. были приняты специальные «Правила об устройства поселян-собственников (бывших колонистов)». Согласно им колонисты получили новый статус - поселяне-собственники; в административном и судебном отношении они были причислены к разряду освобожденных крестьян-собственников. Этот же закон закрепил традиционную обособленность колонистов от русского и иного национального окружения: немецкие округа были преобразованы в волости, управление которыми было сосредоточено в руках самих же бывших колонистов; селения, которые по дальности расстояния не могли войти в состав немецких волостей, составляли особую волость, если их население насчитывало 300 человек.
По новому закону каждое общество бывших колонистов получало на отведенную им землю крепостной акт - владенную запись с правом распоряжаться землей по своему усмотрению. Обществу и отдельным хозяевам предоставлялось право в течение трех лет отчуждать свою землю, но только членам своей общины (до 1871 г. колонист не имел права продавать, сдавать в аренду свой надел, дробить его между наследниками: господствовало право минората - землю наследовал младший сын).
Немецкие колонии, так же как и хозяйства русских зажиточных крестьян, втягиваясь в общероссийский товарно-денежный оборот, со всей свойственной им предприимчивостью ринулись в процесс «первоначального накопления капитала». Крупные хозяйства превращались из натуральных в торговые, специализируясь преимущественно на производстве одного продукта: зерна, свеклы, винных изделий, молочных продуктов и т.д. Хозяином колонии становился собственник вчера еще строго ограниченного надела; капитал, накопленный в пореформенное время, он приумножил торговыми операциями, направил его на покупку и аренду земли, организуя свое хозяйство с применением наемного труда. Однако, процесс обезземеливания захватывает и немецких колонистов, вынуждая многих из них искать счастья на новых землях. Одним из путей была реэмиграция . Немецкая реэмиграция из России началась в 70-е гг. XIX в. В 1871 г. царский указ отменил привилегии немецких колонистов в отношении самоуправления, сравняв их в правах с освобожденными реформой 1861 г. русскими крестьянами. Тогда же было объявлено и о предстоящем введении в стране всеобщей воинской повинности. Немцам отводилось 10 лет на раздумья - принять общие для всех граждан Российской империи условия или покинуть ее. Однако срок этот не был выдержан, и всеобщая воинская обязанность была введена уже в 1874 г. Вместе с попытками перевода общинного делопроизводства на русский язык это обстоятельство было неприязненно встречено колонистами, в особенности их меннонитской частью.
Введение альтернативной службы для меннонитов (в лесных командах) не сняло недовольства, которое нашло выход в их массовой эмиграции из России. Уже в 1870-е - начале 1880-х гг. состоялось переселение сотен меннонитских семей из Новороссии в США, где они основали первое поселение российских немцев в Южной Дакоте - Одессу. Тогда же более 18 тыс. человек выехало в Канаду. К меннонитам присоединились и представители других конфессий - лютеране и католики, десятки тысяч которых покинули насиженные места в Поволжье и переселились в США, Бразилию и Аргентину.
Интересно отметить, что в общем огромном потоке переселенцев из Европы, хлынувшем в конце XIX - начале XX вв. на американский континент, местные власти особо выделяли именно российских немцев как наиболее способных к освоению степных и полупустынных его регионов земледельцев. Так, в Бразилии, когда стали вводиться квоты на прием иммигрантов, ограничения не были распространены на российских немцев1.
Отъезд немцев из России продолжался и в начале XX столетия. Это была реакция на дальнейшую русификаторскую политику правительства, на шумиху шовинистической российской прессы в связи с проблемой «немецкого засилья», которая не уставала твердить о растущей «немецкой» опасности внутри страны. Еще более усугубило положение обсуждение в Думе законов, после принятия которых немецкие колонисты должны были ликвидировать свои земельные владения путем продажи, с тем, чтобы они могли перейти в руки русских крестьян.
В начале XX в. стала ощущаться и возраставшая нехватка земли, рост цен на нее, увеличившихся к 1912 г. в5 раз по сравнению с началом века, что поставило перед многодетными семьями немецких колонистов массу проблем. К тому же столыпинская аграрная реформа, инспирировав раздел земли в Поволжье на правах собственности, привела к обезземеливанию значительной части поселян, освободившихся от своих небольших участков, не позволявших осуществлять расширенное воспроизводство. Эти обезземеленные крестьяне и составили основной поток эмигрантов в Америку, унесший в отдельных колониях Поволжья до 20% их населения. Самыми результативными были 1903 - 1913 гг., в которые только в США выезжало ежегодно от 7 до 18 тыс. человек.
Эмиграционное движение в немецкой деревне
Значительное количество земли, которым располагали крестьяне на Урале, завезенный породистый молочный скот (знаменитая красная немецкая корова), отличные сильные лошади, впрягавшиеся в двух- и трехлемешный плуг, (нагрузка при обработке земли на такую лошадь в среднем доходила до 7 га, в то время как в русских селах - 4,5 га), хозяйственные традиции, выработанные предыдущими поколениями немецких крестьян на русской земле, опыт освоения степей - все это позволило им с поразительной быстротой наладить на новом месте быстро вставшее на ноги фермерское хозяйство. Сыграли известную роль капиталы, привезенные с собой частью колонистов, в особенности меннонитами. Меннонитские общины, в соответствии с традицией, всегда помогали встать на ноги переселившимся на новое место единоверцам. Так, только общины Гальбштадтской и Гнаденфельдской волостей Новороссии выдали 295500 рублей безвозмездного пособия 540 переселившимся на Урал и в Сибирь, а заем 20 обществам меннонитских переселенцев составил 372 тыс. рублей1. Удивительное трудолюбие и организованность, свойственные немецкому народу, пуританская религиозная этика также сыграли свою роль в превращении немецкой деревни на Южном Урале в одну из самых благополучных в материальном и нравственном отношениях.
Во время гражданской войны и неурожая 1923 - 1924 гг. немецкая деревня, как и все окружающие ее деревни, сильно пострадала. Обследование 1926 г. показало, что мощность немецкого хозяйства по сравнению с 1912 г. уменьшилась на 60%2. И хотя в последующие десятилетия, в особенности после коллективизации, она так и не достигла довоенного уровня, но за годы НЭПа значительно окрепла и подтянулась к своим прежним показателям.
В разгар НЭПа в немецких колониях возникли многочисленные кооперативы для кредитования хозяйств и сбыта продукции. К середине 1920-х гг. только в Белебеевском кантоне, который по признанию властей был «раем для кулаков и землевладельцев» и где сохранялась не только отрубная система землепользования в большинстве немецких сел, но и нелегальная покупка и продажа земли, действовали отделения Всероссийского меннонитского с/х союза, объединявшие более 14 хуторских товариществ, сельхозартелей, машинные и коневодческие кооперативы .
Другой организацией, деятельность которой оставила заметный след в истории нашего края, являлось Всероссийское меннонитское сельскохозяйственное общество и его Уфимское отделение, которое просуществовало с 1924 по 1927 год.
Устав Уфимского отделения Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества был утвержден заместителем наркома внутренних дел Б АССР А. Белобородовым 26 июня 1923 года и официально зарегистрирован начальником административного отдела НКВД БАССР Симоновым 23 февраля 1924 года2.
Согласно данному уставу целью общества являлось содействие восстановлению, развитию и совершенствованию меннонитского сельского хозяйства и связанной с ним промышленности, а также поднятие общего культурного уровня и благосостояния меннонитских сельских обществ, а следовательно, и сельского хозяйства в России вообще.
Для достижения поставленных целей обществу предоставлялось в области сельскохозяйственного просвещения право: изучать положение меннонитского сельского хозяйства и его культурного уровня, выяснять его хозяйственные нужды и производить всякого рода хозяйственные исследования; распространять теоретические и практические знания по сельскому хозяйству; заботиться о выработке наиболее правильных способов ведения хозяйства; пользоваться землей с целью создания интенсивных культур; устраивать опытные и показательные поля.
Членами общества могли стать: меннониты - потомки переселенцев из Германии и Голландии с 1789 по 1871 гг., не моложе 18 лет, занимающиеся сельским хозяйством, не ограниченные в правах по суду; различные объединения меннонитских хозяйств, преследующие аналогичные с Обществом цели; в отдельных случаях, по представлению отделения в Общество могли быть приняты и не меннониты1.
НКВД БАССР зарегистрировал и список членов-учредителей Уфимского отделения Всероссийского меннонитского сельскохозяй-ственного общества в с. Давлеканово в составе 13 человек:
1. Эннс Иван Иванович - хутор Голышево;
2. Эннс Бернгард Иванович - хутор Голышево;
3. Никкель Дмитрий Иванович - хутор Зурово;
4. Вибе Абрахам Васильевич - хутор Зурово;
5. Баркентин Петр Петрович - хутор Березовка;
6. Зименс Корнелий Корнелиевич - хутор Юрманский;
7. Ремпель Иван Аронович - хутор Голышево;
8. Фаст Яков Яковлевич - хутор Березовка;
9. Кетлер Яков Яковлевич - хутор Куликово; Ю.Мирау Петр Петрович- хутор Зурово;
11.Гардер Яков Иванович - хутор Ворошилово;
12.Тевс Петр Яковлевич - хутор Ворошилово;
13. Тевс Яков Яковлевич - хутор Ворошилово;
Уже 16 января 1924 г., т.е. до официальной регистрации, на хуторе Березовка близ Давлеканово состоялось собрание граждан-меннонитов Уфимской губернии под председательством Ф.Ф. Мартенса. На собрании присутствовало 120 человек, в том числе почетный гость - председатель Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества П.Ф. Фрезе3.
На собрании состоялись выборы в постоянное правление Уфимского отделения Общества, в которое вошли: И.И. Эннс, Я.Я. Тевс, А.П. Фризен, Д.И. Никкель, П.П. Баркентин (старший). Кандидатами в члены постоянного правления были выбраны: П.П. Паульс и А.В. Виббе, председателем правления был избран Иван Иванович Эннс.
Собрание тогда же утвердило состав и еще одной структуры Общества - Ревизионную комиссию. В нее вошли: П.Я. Левен, К. Корн, Зименс (младший), Я.И. Зудерман; в качестве кандидатов - Г.В. Борн и Д.Я. Левен.
В правление Давлекановского отделения вошло 5 человек: И.И. Эннс (председатель), Я.Я. Тевс (заместитель), И.А. Ремпель, П.П. Паульс, К.И.Гардер1.
Давлекановское отделение взяло на себя шефство над Давлекановской немецкой школой второй ступени с обязательством ассигновать на ее содержание до 50-60% бюджета школы в 1924/25 и 1925/26 учебных годов.
Отделение приняло на себя шефство над всеми школами, в которых обучались дети членов Общества. Приняло участие в устройстве профилактического диспансера в с. Давлеканово и отчисляло в его фонд 5% прибыли, а также содержало одного врача. 10% прибыли отчислялось в Центральное отделение для культурно-просветительских нужд, еще 10%) уходило культпросвету Давлекановской волости2.
Для сохранения и улучшения агрокультур было создано специальное семенное товарищество. На 1 августа 1925 г. в Давлекановском отделении Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества состояло 206 человек (см. Приложение № 14)3.
23 сентября 1927 г. вышло постановление НКВД БАССР, в котором сообщалось, что «Уфимское отделение Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества в с. Давлеканово закрывается и с учета в НКВД БАССР снимается, т.к. данное Общество преследует цель извлечение прибыли»1.
В Уфимском кантоне было зарегистрировано 11 немецких колхозов . Эти данные представлены в таблице (см. Приложение № 15). Особенно полезной была деятельность меннонитских обществ. Они продавали по всему Уралу и даже в Сибири чистокровный молочный скот краснонемецкой породы, свиней белой английской породы (йоркширов), кур элитных пород и высокосортный семенной материал.
Начало эмиграции и борьба с ней
У меннонитов эмигрантские настроения стали расти с 1926 г., когда началась кампания по реорганизации меннонитских сельхозобществ и вовлечению их в систему государственной кооперации. С этим был связан переход на типовой устав сельхозкооперативов и так называемое «оздоровление» хозяйственной работы, которая была расценена властями как «средство пополнения карманов верхушки». Да и вся деятельность меннонитских обществ, столь полезная для экономики, была признана «экономическим базисом» для развития внутри меннонитов «сектантского движения». Конечно, реорганизация была лишь предлогом для разгона обществ. К этому времени прекратил уже свое существование «Союз потомков голландского происхождения» на Украине, на очереди был и «Всероссийский меннонитский сельскохозяйственный союз», тесные связи которого с единоверческими организациями за границей не устраивали советское правительство. Настойчивые действия властей, среди которых был запрет торговли потребительскими товарами, вызвали протест у членов меннонитских обществ и отъезд некоторой их части на Амур и в другие регионы страны, где они надеялись найти «иную советскую власть» или возможность эмигрировать. Усилился и легальный поток желающих выехать из страны1.
Согласно справкам, в 1926 - 1927 гг. из Немецкого района на Алтае выехало 280 семей, из них 160 на Амур, остальные на Кавказ, Украину и другие места. Члены 39 семей получили разрешение выехать в Америку. С 1 октября 1927 г. по май 1928 г. из Славгородского округа выехало на Амур еще 182 семьи2.
Переселенческое движение стало одним из важных факторов в жизни немцев, так как стало заметно, что в среднем каждую неделю 3 хозяйства производили распродажу всего имущества. Готовились к выезду преимущественно более обеспеченные середняки, «с чисто кулацкой психологией, которые чувствовали себя способными с успехом вести не только середняцкое хозяйство, но и стать организаторами труда и вести более крупную фирму...»1. Перспектива вести середняцкое хозяйство этих людей не удовлетворяла.
Подобного рода настроения набирающего силу переселения весьма отрицательно сказывались на остающихся на местах крестьян, так как они колебались, и эти колебания удерживали их от траты необходимой энергии, труда, капитала для ведения хозяйства. Такому ликвидаторскому настроению способствовали неудовлетворительные урожаи и налоговая политика государства.
Отъезд на Амур имел весьма определенную цель - дать возможность нелегального перехода через границу с Китаем. По данным ОГПУ, с февраля 1927 г. «до момента осложнения на Дальнем Востоке», то есть к маю 1929 г., в Китай, а оттуда в Канаду, удалось перебраться 175 семьям немецких крестьян из Западной Сибири, Оренбуржья, Башкирии.
К осени 1929 г. еще 300 человек перешли через границу и ушли в Харбин. Здесь эмигранты-колонисты имели свой организационный центр, который помогал им выехать на американский континент. Положение эмигрантов в Китае было нелегким, они испытывали материальные лишения, а китайская сторона, относившаяся к ним весьма подозрительно, всячески затягивала их выезд в Америку невыдачей виз. В этих условиях спасали солидарность и дружная поддержка, которую оказывала немецким колонистам русская белая эмиграция, обосновавшаяся в Харбине, которая и в заграничной прессе подняла тревогу в связи с массовым бегством из СССР немецких крестьян. Согласно данным германского консульства и церковных попечительских учреждений Харбина, в течение 1929 - 1933 гг. этим нелегальным путем сумели воспользоваться 1500 сибирских беглецов, большинство которых попали через Индию и Африку в США, Парагвай и Бразилию2. Весной 1928 г. в разгар «посевной кампании» движение за переселение в Америку и Парагвай развернулось , среди немцев-католиков. Инициатором его был кистер Славгородской римско-католической церкви Цимер, по имени которого ВКП(б) окрестил движение «цимеровщиной». Как предполагало ОГПУ, Цимер имел связь с религиозным руководством в Москве и верхушкой меннонитского общества, собирал «нелегальные» собрания уполномоченных религиозных общин, составлял списки желающих эмигрировать. Им была выработана форма таких списков, разосланная всем близким ему «по религиозной работе» друзьям. По спискам взимались членские взносы от 20 коп. до 1 руб. На эти средства Цимер намеревался выехать в Новосибирск к германскому консулу, а если понадобится, то и в Москву для разрешения вопроса об эмиграции. При этом им и его «приспешниками» широко использовалась информация, полученная от корреспондентов за рубежом, о возможности поселения в Америке. Им было известно, к примеру, что в Парагвае немецким колонистам отведен значительный земельный фонд (до 1,5 млн. га), что переселенцы освобождаются на 10 лет от всех налогов и от военной службы и что им гарантирована «свободная религиозная школа». Среди участников движения циркулировали слухи о существовании договоренностей между американским и советским правительствами о переселении немцев в Америку и Парагвай. Согласно этим договоренностям переселенцы могли, якобы, оставить здесь свое имущество, которое будет оценено приезжающей в СССР американской правительственной комиссией и стоимость которого будет выплачена американским властям. Последние возвратят ее колонистам по прибытии на новое место жительства. Надежда на возможность выезда подогревалась и слухом о том, что Советский Союз готов выпустить немцев, в том числе и коммунистов, за рубеж, при условии погашения его полумиллионного долга Англии, в зачет которого Америка, освободив немцев, отпустит СССР машины .
Среди писем, ходивших среди колонистов, было, по сведениям ОПТУ, одно, полученное якобы из Германии. В нем между прочим говорилось о неизбежности новой войны между Германией и СССР и о том, что германское правительство тоже принимает меры к выезду немцев из Советского Союза.
Деятельность Цимера была признана неудавшейся «попыткой срыва увеличения посевных площадей и посев-кампании вообще» у немцев, выступлением против хлебозаготовок. В поезде, по пути в Москву, он был арестован ОГПУ. Это не привело, однако, к ликвидации эмиграционных настроений, ибо действительной их причиной был, конечно, не Цимер, а, «неизбежные ошибки и ляпсусы, допущенные при проведении самообложения, хлебозаготовок и реализации крестьянского займа». Оказывается, и при подписке на заем была допущена своеобразная дискриминация по отношению к немцам, которые жаловались «на непосильные суммы облигаций», приходившихся по 23 руб. 70 коп. на хозяйство, в то время как в других селах - от 4 до 12 рублей .
Большинство тех, кто подавал заявления о выдаче заграничного паспорта, не удовлетворившись беспричинным отказом, продолжало обжалование его в вышестоящих инстанциях, вплоть до ОГПУ и ВЦИКа. С начала 1929 г. отказы в разрешении выезда, тоже без объяснения причин, потоком пошли из Москвы на места. В делах краевого административного отдела обнаружены десятки копий таких отказов, в которых фигурируют известные меннонитские фамилии Дики, Эппы, Ремпели, Фризены, Классены, Фальки, Левины, Эверты, Никкели, Энсы, Унру, Дирксены и другие. К лету 1929 г. у части потенциальных эмигрантов возникла в связи с этим мысль о переселении на остров Сахалин, откуда, как они полагали, легче выехать в Японию, а затем в Америку. Японский консул в Харбине, поддерживающий российских эмигрантов, рекомендовал им также переселяться в Корею (на худой конец). Были посланы ходоки в Закавказье, в Азербайджан, чтобы разведать возможности выезда в Персию. Они вернулись оттуда ни с чем, хотя известная часть немецких колонистов сумела через Персию выехать в Германию1.
В начале августа ОПТУ всерьез забило тревогу, извещая партийные власти о том, что на обширных пространствах Сибири, Оренбуржья, Урала, Башкирии среди немцев расширяются меры, направленные на эмиграцию, идет активное получение в сельсоветах справок об отсутствии налоговой задолженности, роде занятий и имущественном положении, необходимых для получения заграничных паспортов. Люди подвергают себя медицинскому освидетельствованию, «результаты которого вносятся в соответствующие бланки, присланные РУСКАПА». Многие срочно в официальном порядке оформляли свой брак, хотя имели уже нескольких детей и жили незарегистрированными добрый десяток лет. Обращалось внимание и на необходимость пресечения деятельности проповедников -активистов эмиграционного движения.
Немецкое самосознание и национальное движение (вторая половина 1960-х - начало 1990-х гг.)
История любого национального движения - это не только хроника событий, человеческие судьбы, но и эволюция идей. И даже если конечные цели на протяжении длительного времени остаются неизменными, то способы их достижения меняются в зависимости от общей ситуации и конкретных политических условий. В этом смысле немецкое национальное движение в СССР не было исключением. Оно возникло как результат ожидания, веры в способность властей устранить совершенную в годы войны несправедливость в отношении целого народа, тем более что другие пострадавшие народы были реабилитированы, смогли вернуться на родину и восстановить свою государственность. Движение крепло благодаря приходу энергичных людей, добившихся диалога с руководителями страны, и переживало кризис, когда этот диалог завершался безрезультатно.
Общественным движениям свойственно захватывать определенные сферы социального бытия и оставаться независимыми от верхних его этажей. Это было особенно характерно для советского периода: надежды народа и решения властей редко совпадали. Они существовали как бы на разных орбитах. На одной - люди с их бедами и устремлениями, на другой -рожденные в кабинетах, не согласованные с жизнью мероприятия чиновников. А там, где гражданин отторгнут от политики, произвол становится привычным.
Указ 1964 года тоже был произволом. Партия и правительство по своему усмотрению «решили» еще одну национальную проблему, законсервировав ее на десятилетия и оставив нам в наследство. Ведь не было до конца понятно, о чем шла речь в Указе 1964 года - о реабилитации или об амнистии? Снял ли он полностью обвинения, выдвинутые сталинским режимом, или все-таки немцы признавались совершившими государственное преступление, а теперь прощены решения проблемы - создать в составе или при Центральном Комитете партии специальное бюро по делам советских немцев, в местах компактного проживания организовать институт секретарей обкомов и крайкомов по работе с немецким населением. Подобные меры способствовали бы увеличению количества газет и книг на немецком языке, расширению сети школ с родным языком, открытию вузов с многопрофильной подготовкой специалистов из числа немцев.
Возврат в 1960-х годах к идее формирования партийного органа, координирующего работу с советскими немцами, был вызван определенными обстоятельствами. Понимая, что напрямую, одним актом, как это сделано в отношении других народов, вернуть республику немцам уже не удастся, наиболее активные общественные деятели пытались найти варианты, устраивающие обе стороны - и партийные власти, и самих советских немцев. Причем каждый из этих вариантов рассматривался их авторами как этап на пути к достижению главной цели - возрождению государственности. Они считали, что прежде всего необходимо официальное заявление, принятие советским правительством такого документа, в котором бы говорилось о несостоятельности обвинений и характере предпринятых в годы войны репрессий против немецкого населения СССР.
Самое неотложное и политически необходимое мероприятие, соответствующее чаяниям всех советских немцев, отмечалось в одном из докладов на эту тему, - «это полная реабилитация советских немцев и полное уравнение со всеми другими национальностями нашей Родины, то есть отмена всех Указов правительства, клеймящих советских немцев изменниками Родины, пособниками Гитлера, шпионами и пр.»1.
Требования были, по сути, минимальными. Вполне достаточно, считали многие, отменить несправедливые указы в том порядке, в каком они были когда-то приняты, то есть ведомственно, административно, без широкой огласки, лишь с публикацией основных документов в открытой печати. Нужно сказать, что подобный подход к решению проблемы немецкое национальное движение сохраняло на протяжении длительного времени.
Более того, в пору его подъема в конце 1980-х - начале 1990-х годов новые лидеры вернулись, может быть даже неосознанно, к тем формулам, которые когда-то вывели их предшественники.
Хрущевское руководство, однако, не собиралось удовлетворять даже эти минимальные требования. Указ «О внесении изменений в Указ от 28 августа 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» стал в большей степени моральной, нежели реальной реабилитацией. Но содержавшиеся в нем слова о том, что «огульные обвинения были неосновательными и стало явлением произвола в условиях культа личности Сталина»1 были восприняты как долгожданное официальное признание невиновности целого народа. В документе высоко оценивался труд немецкого населения в годы войны, его вклад в победу над фашистской Германией.
В Указе, как мы уже отмечали, упор был сделан на то, что немцы укоренились в местах их тогдашнего проживания, добросовестно трудятся на предприятиях, в совхозах и колхозах, что тысячи их представителей отмечены наградами, избраны депутатами Советов разных уровней, на руководящие должности в промышленности, сельском хозяйстве, партийном и советском аппарате. Таким образом, отменялась лишь часть положений репрессивного акта 1941 года, которая касалась огульных обвинений. Другая же часть - о переселении всех немцев из районов их традиционного проживания - вообще не затрагивалась, что не могло удовлетворить людей и побудило активистов еще настойчивее добиваться восстановления республики.
Важно понять, что национальное движение советских немцев не было превентивным. Оно возникло не как инструмент давления на органы власти, вынужденные принять реабилитационные меры, а как ответная реакция на половинчатость этих мер. Инициатива принадлежала именно партийному и правительственному аппарату, а не самому народу, терпеливо на протяжении двадцати трех лет ожидавшему смягчения своей участи. Все, на что решались люди раньше, - это обращаться с письмами в центральные органы власти.
После принятия Указа 1964 года, который, кстати, не был известен широкой общественности, так как его текст опубликовали лишь в малотиражной ведомственной периодике, громко заговорили те, кто хотел полной реабилитации, которая позволила бы вернуться домой, вновь сформировать собственную национальную государственность и тем самым утвердить былое равноправие немецкого народа среди других советских народов. Хрущев, благословивший подписание Указа 1964 г., сделал все, что мог. Новая надежда связывалась с пришедшим к руководству партией Л.И. Брежневым.
Первая делегация советских немцев из 13 человек была принята Председателем Президиума Верховного Совета СССР А. Микояном 12 января 1965 года. К этой встрече члены делегации подготовили обращение к первому секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу, в котором их просьба была сформулирована более четко, чем это удалось сделать в ходе последующей беседы. Примечательно уже само название письма: «О полной реабилитации советско-немецкого народа и восстановлении советско-немецкой автономной республики». Беседа с А. Микояном получилась скомканной: он хотел побыстрее ее закончить («Извините, у меня в 12 часов заседание Президиума»1), а пришедшие на прием из-за волнения и неловкости не смогли коротко и четко изложить то, что намеревались. Впрочем, все это не имело решающего значения: в любом случае результат был бы таким же. Председатель Президиума Верховного Совета пообещал дать поручение опубликовать Указ 1964 года на немецком языке полностью, на русском — в изложении и разработать предложения по снятию ограничений на возвращение в Поволжье и оформление там прописки. Но в вопросе о республике был прямолинеен: «Если кто хочет, то может сохранить немецкую культуру, но восстановить Немреспублику невозможно»1.
Беседа не принесла удовлетворения. Разъехавшись по домам, члены делегации стали собирать подписи под новыми письмами с просьбой о восстановлении республики. Одно из них привезли в июне 1965 года в Москву члены второй делегации, уже в составе тридцати человек. По нашим данным, в списке делегации значилось 32 человека2. Они приехали из самых разных мест: Красноярского и Алтайского краев, Киргизии и Литвы, Алма-Атинской, Целиноградской области, с Урала и из Башкирии. Здесь были писатели, экономисты, педагоги, юрист, журналист, столяр, портниха, кассир, несколько руководящих работников низшего звена, пенсионеры. 18 человек являлись членами КПСС. Представителей советских немцев в ЦК КПСС принял заместитель заведующего отделом партийных органов Скворцов. В беседе участвовали еще несколько ответственных работников ЦК3.
Похожие диссертации на Немцы Башкортостана в конце XIX - XX вв.
