Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление и организационное оформление российской образовательной системы в Китае в 1920–1930 годы 20
1.1. Начальная и средняя школы русского Китая: 20
основные центры и этапы развития 20
1.2. Роль высшей школы в подготовке и воспитании молодых российских эмигрантов 44
1.3. Научная деятельность российской эмиграции в Китае 69
Глава 2. Сохранение национальных традиций в духовно-культурной жизни русского Китая 84
2.1. Роль православной церкви в укреплении духовных сил эмигрантов 84
2.2. Благотворительная деятельность русской колонии в Китае 99
2.3. Литературная деятельность русских эмигрантов 113
2.4. Художественная жизнь русской эмиграции в Китае 131
2.5. Историческое значение духовно-культурного наследия дальневосточной русской эмиграции 156
Заключение 168
Список использованных источников и литературы 175
- Роль высшей школы в подготовке и воспитании молодых российских эмигрантов
- Научная деятельность российской эмиграции в Китае
- Благотворительная деятельность русской колонии в Китае
- Историческое значение духовно-культурного наследия дальневосточной русской эмиграции
Введение к работе
Активность темы исследования. Тема духовного и культурного наследия русской послеоктябрьской эмиграции до сих пор еще остается недостаточно изученной и оцененной. Это в первую очередь касается дальневосточного зарубежья. Ее изучение дает возможность не только понять уникальный опыт духовного наследия русской эмиграции 1920–1940-х гг., но и исследовать межкультурное взаимодействие и взаимообогащение великих русской и китайской культур, принадлежащих к разным цивилизациям.
Опыт существования, творческой деятельности в инокультурном окружении, накопленный русскими эмигрантами «первой волны», может быть востребован и в наши дни. Сегодня русские жители зарубежья вновь стоят перед проблемой адаптации, культурной ассимиляции в чуждой им культурной среде. Кроме того, перемены, происходящие с русскоязычными гражданами на постсоветском пространстве, позволяют говорить о создании новых диаспор вне предела России.
Изучение созданного и сохраненного русской эмиграцией духовно-культурного наследия позволяет более глубоко осмыслить исторический путь России и вклад ее интеллигенции не только в российскую, но и в китайскую и мировую культуру. Всё вышеизложенное обуславливает актуальность данного исследования.
Степень изученности проблемы. В исторической науке сложились и на протяжении девяти десятилетий обособленно развивались зарубежная, эмигрантская и советская традиции изучения истории и культуры российской послеоктябрьской эмиграции.
Существовавшая длительное время конфронтация между эмигрантской и советской историографией была обусловлена идеологическими расхождениями, предопределившими разницу в исследовательских подходах, проблематике и привлекаемой источниковой базе. Политические изменения в СССР на рубеже 1980–1990-х гг. способствовали сближению и взаимопроникновению различных научных течений, и в последние несколько лет активно протекает процесс становления единой историографии русского зарубежья.
История изучения русского зарубежья как предметной области прошла в своем формировании несколько этапов (1920–1930-е гг., вторая половина 1950 – конец 1980-х гг., современный период), отличных друг от друга прежде всего сменой идеологических приоритетов, что с неизбежностью сказывалось на изменениях исследовательских парадигм.
Духовно-культурная деятельность русских эмигрантов «первой волны», в общем, как и вся многогранная история русского зарубежья широко и глубоко начала изучаться на рубеже 1980–1990-х гг., когда в России кардинально изменилась ситуация, начались демократические перемены, появилась открытость и гласность.
В качестве некоторых итогов этой работы можно привести следующие: сформулированы основные черты, присущие русскому зарубежью, и положение о том, что культура эмиграции является частью русской культуры. Именно таким был лейтмотив проводимого в Санкт-Петербурге в 1992 г. Конгресса соотечественников.
За это время были подготовлены и изданы десятки монографий, посвященных культурной истории российской эмиграции.
Среди многих аспектов и направлений изучения истории дальневосточной ветви русской эмиграции в последние десятилетия выделяется история духовно-культурной и образовательной деятельности российской диаспоры.
Рубеж 1990–2000-х гг. знаменовал собой новый этап развития отечественной историографии. Ликвидация идеологических барьеров, появление ранее недоступных архивных материалов, а также работ зарубежных авторов стимулировали переосмысление темы российской эмиграции в отечественной исторической науке. Были введены в научный оборот новые источники, по-новому были поставлены вопросы методологии исторических исследований.
Одним из первых объективный анализ российской эмиграции в Китае дал в своих работах Г.В. Мелихов. Его монографии и статьи, представляющие и взгляд профессионального историка, и личные впечатления автора, содержат интересные сведения о различных сторонах культурной жизни россиян в Китае.
Особенно активно исследуют данную тему дальневосточные историки. Культурное наследие российской эмиграции рассматривается в трудах В.Ф. Печерицы, А.А. Забияко, О.А. Бузуева(литература), В.А. Королевой (музыкальная культура), Н.Л. Горкавенко (живопись), С.С. Левошко, Н.П. Крадина (архитектура), С.А. Пайчадзе (русское книжное дело на Дальнем Востоке) и др.
Историографическое и источниковедческое направления изучения дальневосточной эмиграции представлено в работах А.А. Хисамутдинова. В его монографии «По странам рассеяния» в 2-х частях (Владивосток, 2000) собран большой фактографический материал о деятельности российской дальневосточной эмиграции.
Интересными и познавательными являются очерки истории Н.А. Горкавенко и Н.П. Гридиной «Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия 1917–1946 гг. (Владивосток, 2002)». В этой работе рассматривается сложный и противоречивый процесс адаптации российской интеллигенции в Маньчжурии.
Проблему адаптации русской эмиграции в Китае исследует также хабаровский историк Е.Е. Аурилене. В своих трудах она дает сравнительный анализ трех основных центров проживания и культурной деятельности российских эмигрантов в Китае (Маньчжурия, Северный Китай и Шанхай), отмечает характерное для них стремление к культурному единству.
Констатируя факт присутствия в дальневосточной диаспоре значительного количества деятелей науки и искусства, историками отмечается большой вклад российской интеллигенции в сохранение и развитие отечественной культурной традиции, позитивное влияние на культурно-образовательную сферу Китая.
Ряд материалов посвящен отдельным, наиболее ярким представителям русского зарубежья в Китае. Историками отмечается их вклад в науку, образование, строительство культурных учреждений в эмиграции на основах благотворительности, патроната общественными организациями и церковью.
Культурному обмену между различными регионами проживания эмиграции в Китае, а также за его пределами в немалой степени способствовала активная издательская деятельность российской интеллигенции. Необходимость систематизации накопленного значительного объема знаний по данной тематике закономерно приводит к появлению различных энциклопедических и справочных изданий. Среди них работа А.А. Хисамутдинова «Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь» (Владивосток, 2000); «Словарь поэтов Русского Зарубежья» (СПб., 1999) и другие издания.
Различные стороны жизни российской диаспоры в Харбине наиболее рельефно представлены в воспоминаниях бывших харбинцев Е.П. Таскиной, Г.В. Мелихова, Н.И. Ильиной, Е.Н. Рачинской, Л. Дземишкевич, В. Петрова, Вс. Иванова, З. Жемчужной и др. Материалы мемуарного характера, а также научные статьи, посвященные российской эмиграции в Китае, публикуются в журнале «Проблемы Дальнего Востока» в рубрике «Русские в Китае».
Не осталась в стороне от изучения данной проблемы и эмигрантская историография. В таких фундаментальных трудах, как исследование П.Е. Ковалевского «Зарубежная Россия. История и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека (1920–1970)» (Париж, 1971) и работе М. Раева «Россия за рубежом: история культуры русской эмиграции. 1919–1939» (М., 1994) есть упоминание о русских на Дальнем Востоке.
Историография данной проблемы не будет полной без исторических и культурологических работ китайских исследователей, которые всё активнее включаются в разработку этой интересной и близкой для них темы. Прежде всего, повышенный интерес у них вызывает уникальный опыт духовно-культурного и образовательного наследия, которым обогатился китайский народ благодаря присутствию на их земле в первой половине ХХ в. многотысячной русской диаспоры. Если в первые годы после образования КНР (1949 г.) тема русской белогвардейской эмиграции на территории Китая была практическим запрещена коммунистическими властями, то в последние десятилетия всё больше китайских историков, культурологов и других обществоведов занимаются ею.
На рубеже 1990–2000 гг. вышли коллективная работа «История русских эмигрантов в Харбине» (Харбин, 1998) и статья У Нань Линя «Проблема адаптации русской эмиграции в Китае (20–30-е гг. XX века)» (М., 2001), в которых авторы рассматривают адаптационные процессы в основных центрах расселения российских эмигрантов в Китае. В сборнике статей «Русская литература в ХХ веке» опубликована работа Ли Иннань «Образ Китая в русской поэзии Харбина» (М., 2002).
Заметным событием в разработке темы стал выход в свет монографии Ван Чжичэна «История российской эмиграции в Шанхае» (Шанхай, 1993). Хотя в ней рассматриваются вопросы российской эмиграции на примере одного Шанхая, тем менее она содержит важные факты, позволяющие сделать обобщенные выводы по проблемам адаптации российской интеллигенции в Китае. Важным историографическим фактом является выход коллективной монографии китайских авторов «Ряска под ветрами и дождями: русские эмигранты в Китае (1917–1945 гг.)» (Пекин, 1997 г.), где дается высокая оценка вклада русской интеллигенции в становление и развитие образовательной системы в Китае, науки, в приобщение китайских граждан к русской и мировой культуре. Авторы монографии проделали огромную исследовательскую и библиографическую работу, составив каталог книг, изданных русскими эмигрантами в Китае с 1900–1945 гг. (всего 908 наименований), а также газет (177 наименований) и журналов (298 наименований).
Важными источниками для диссертации послужили работы известного китайского литературоведа, поэта и переводчика Ли Яньлина. Возглавляемый им в г. Цицикаре центр истории и культуры русских эмигрантов является сегодня главной исследовательской структурой в КНР, где целенаправленно ведется глубокая научная работа по данной проблеме.
Возросший интерес китайских авторов к проблеме эмигрантов в Китае, на наш взгляд, дает возможность активизировать деятельность российских исследователей, высказать свою точку зрения, как в статьях, так и в монографиях. Двустороннее исследование данной темы позволит объективно установить предпосылки появления русской эмиграции в Китае, а также в отдельных его регионах, в том числе на Северо-Востоке, а также уяснить факторы, затруднявшие адаптацию россиян в инокультурной среде. Этому в определенной степени способствуют публикации работ китайских исследователей, вышедших на русском языке, в частности статьи Ши Фана, Чжу Юнчжэня и Ян Вэймин, Го Яншуня и др.
Таким образом, на основе историографического анализа литературы, посвященной духовной и культурно-образовательной деятельности русской эмиграции в Китае в 1920–1940-е гг., можно констатировать, что процесс накопления информации по данной проблеме продолжается в России и Китае, а также в других странах: в оборот вводятся новые документы, в том числе из разных закрытых архивных фондов, расширяется круг исследуемых проблем. В то же время появляется потребность в новом осмыслении и систематизации уже имеющихся данных.
Целью диссертации является исследование процесса становления и развития духовно-культурной и научной образовательной деятельности русской диаспоры в Китае в 1920–1940-е гг. Для разрешения поставленной цели определены следующие исследовательские задачи:
– освоить фактологическую, источниковую и историографическую базу исследования;
– определить структуру, принципы организации системы российского образования и проследить процесс ее эволюции в связи с особенностями региона и меняющейся политической коньюнктурой;
– осмыслить направленность и характер духовно-культурной деятельности российской диаспоры в Харбине, Шанхае и других городах Китая;
– показать историческое значение духовного и культурного наследия русского дальневосточного зарубежья.
Объектом исследования является деятельность русской диаспоры в Китае.
Предметом исследования являются основные направления духовной и культурно-образовательной деятельности российской диаспоры в Китае в 1920–1940-е гг.
Хронологические рамки диссертации охватывают период 1920–1940-е гг. Нижняя граница обусловлена окончанием Гражданской войны на Дальнем Востоке (1922 г.) и началом массовой дальневосточной эмиграции, верхняя граница определяется рубежом 1930–1940-х гг., началом Второй мировой и Великой Отечественной войн и постепенным свертыванием культурной и образовательной деятельности русской эмиграции в Китае.
Географические рамки определяются тремя основными очагами локализации российской диаспоры: Маньчжурия, Северный Китай и Шанхай. Именно эти регионы были главными духовно-культурными и образовательными центрами дальневосточного зарубежья.
Методологической основой проведенного исследования являются научные принципы историзма и объективности. Принцип историзма позволил рассмотреть процессы становления, эволюции и угасания российской образовательной системы в Китае, исследовать факторы, влиявшие на развитие духовной и культурной жизни в дальневосточном зарубежье. В соответствии с принципом объективности духовно-культурная миссия русской послеоктябрьской эмиграции освещена на основе анализа разнообразных источников и научной литературы.
При проведении- исследования автор использовал цивилизованный подход, позволивший раскрыть культурноисторические особенности дальневосточного русского зарубежья в контексте истории русской школы, литературы и искусства, понять механизм взаимодействия отечественной культуры с культурами этносов, населявших Китай.
Всестороннее исследование заявленной темы стало возможным благодаря системному анализу, на основе которого выделяются структура культурно-образовательных и художественных учреждений, функции составлявших ее элементов, их взаимосвязь, исследуются факторы, определяющие форму и содержание культуры и образования.
В ходе исследования автор использовал как специальные, так и общенаучные методы: сравнительно-исторический, проблемно-хронологический, общелогический (анализ, синтез, индукция, дедукция) и др., давшие возможность определить качественные изменения в событийно-историческом контексте, раскрыть взаимосвязь событий, происходивших в эмигрантской среде в Китае и за его пределами.
Источниковая база диссертационного исследования представлена как опубликованными, так и неопубликованными источниками. Основная масса неопубликованных документов была изъята автором из фондов Государственного архива Хабаровского края (ГАХК). Это фонды Ф-830 (ОП. 1) «Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи» (ГБРЭМ); Ф-1128 «Харбинского комитета помощи русским беженцам» и др. материалы фондов 1127, 1128, 830 представлены двумя видами источников: документами делопроизводства и личного происхождения. Первая группа источников содержит сведения о ряде научно-просветительских организаций и молодежных обществ, а также просветительских и благотворительных учреждений, списки учителей, информация о работе школ при КВЖД, данные о педагогических и родительских комитетах. Второй вид источников представлен в фондах личными делами ученых, в том числе Харбинского юридического факультета, Харбинского политехнического института и др. Ценный материал о творческой деятельности харбинской интеллигенции был взят из фонда 849.
Важным видом источников для изучения научно-педагогической деятельности русских, в первую очередь в Маньчжурии, являются опубликованные труды ученых-эмигрантов, отчеты различных просветительских благотворительных обществ и комитетов, справочно-статистические и другие материалы, хранящиеся в научных фондах ГАХК, Дальневосточной государственной научной библиотеке (Хабаровск), Центральной научной библиотеке ДВО РАН (Владивосток), в фондах Приморского объединенного краевого музея имени В.К. Арсеньева.
Ценный материал для диссертации был почерпнут автором из фондов Хэйлунцзянской провинциальной библиотеки и библиотеки Хэйлунцзянского государственного университета (Харбин). Это книги русских ученых-харбинцев – сборники «Высшая школа в Харбине», «Известия Харбинского юридического факультета», «Труды Харбинского политехнического института», в том числе работы известного дальневосточного ученого-геолога, преподававшего в ХПИ, Э.Э. Анерта. В упомянутых библиотеках был найден богатый материал о деятельности членов Общества изучения Маньчжурского края, а также монографические работы харбинских ученых П.А. Попова, Б.В. Скворцова, В.И. Сурина, В.А. Кормозова. Информация о деятельности известного ученого и писателя Е. Яшнова, а также его литературные и научные труды обнаружены диссертантом в провинциальной библиотеке в г. Шэньяне.
Богатый материал о деятельности поэтов и писателей дальневосточного русского зарубежья, а также тексты их произведений автор заимствовал из библиотеки Цицикарского университета, а также из фондов Центра по изучению истории и культуры русской эмиграции при Цицикарском университете.
Из значительной массы изданий эмигрантской периодической печати (1920–1940-х гг.) были отобраны и в наибольшей степени использованы газетные материалы, издававшиеся в Харбине, Шанхае, Тяньцзине, Цицикаре и других центрах русской эмиграции, содержащие текущую информацию о духовной, образовательной, культурно-просветительной и благотворительной деятельности русских эмигрантов.
В процессе подготовки диссертации были просмотрены периодические издания российского зарубежья в Китае: журналы «Вестник Азии», «Вестник Маньчжурии» «Известия Общества изучения Маньчжурского края», «Известия Юридического факультета», «Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке», «Новости жизни», «Рубеж», «Восточное обозрение», «Казачий клич», «Луч Азии», «Ласточка»; газеты «Голос эмигранта», «Рупор», «Заря» и другие. С этими источниками автору удалось познакомиться как в библиотеках, так и в печатных коллекциях.
В справочных материалах различного рода (справочниках и указателях, опубликованных в 1920–1940-е гг.), а также в современной справочной литературе представлены данные об эмигрантских организациях, их культурно-просветительской деятельности. Их логически дополняют эмигрантские, китайские и российские библиографические обзоры, содержащие главным образом информацию о тематике и характере эмигрантских изданий.
Отдельную группу составили мемуары, дневники и воспоминания эмигрантов, подробно, живым языком освящающие культурную и образовательную деятельность русских колоний. Упомянутые мемуары различаются между собой временем и целями создания, фактологической насыщенностью, степенью законченности и рядом других характеристик.
Источниками для диссертации послужили и личные встречи автора с последними харбинцами и их потомками Н. Заикой, О.К. Войнюш, Т.В. Пищиковой. Воспоминания и свидетельства непосредственных участников событий помогли диссертанту в выработке объективной оценки культурной деятельности представителей русской диаспоры в Китае.
Научная новизна исследования не только в общественной и научной значимости поставленной задачи, но и в многосторонности и многоаспектности такого феномена, как духовно-культурная миссия русской эмиграции, обобщении ее всемирно-исторического опыта. В диссертации впервые с привлечением большого круга китайских источников и материалов осмысливается взаимоотношение великой русской культуры с инокультурным окружением и в первую очередь – с великой китайской культурой, на конкретных примерах показывается взаимообогащение этих двух культур.
Положения, выносимые на защиту:
– насыщенная духовно-культурная и научно-образовательная деятельность русской эмиграции в Китае неразрывна с историей и культурой России первой половины ХХ в.;
– дальневосточная российская эмиграция сохранила и приумножила высокий уровень и качество дореволюционного русского образования;
– послеоктябрьская эмиграция достаточно сохранила и развила национальные традиции русской духовной жизни. Младшее поколение эмигрантов воспитывалось в традициях русской культуры, они ощущали себя русскими, но были открыты к восприятию иных культурных влияний;
– культурная и научно-образовательная деятельность русской эмиграции в Китае характеризуется стремлением к организационному оформлению. Институциональными формами ее существования выступали: этнические общины, комитеты, издательства, образовательные, научные, благотворительные и религиозные общества.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в возможности использования его материалов и выводов в разработке учебных курсов по истории и культуре не только России, но и Китая. Систематизированный фактический материал и полученные результаты исследования могут быть полезны в научной работе и вузовской практике: при разработке спецкурсов по истории русской эмиграции, истории образования, российско-китайскому культурному взаимодействию.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были представлены в виде научных сообщений на региональных и международных научных конференциях, проходивших в г. Владивостоке (2011, 2013 гг.), в г. Харбине (в 2013 г.), а также в виде трех публикаций в журналах перечня ВАК РФ и восьми статей в разных журналах России.
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, разбитых на отдельные параграфы, заключения, списка источников и литературы.
Роль высшей школы в подготовке и воспитании молодых российских эмигрантов
В воспитании гимназистов первостепенную роль играла разнообразная общественная работа. Она формировала у молодых харбинцев чувство коллективизма, бескорыстия, высокие нравственные начала. Один из выпускников гимназии ХСМЛ писал: «Оглядываясь назад, мы еще больше ценим вс то, что дала нам наша гимназия, дала помимо образования, которое само было на очень высокой ступени. Все наши учителя и воспитатели, в то время недавно потерявшие Родину, передали нам лучшие черты и заветы старой России».
В гимназии ХСМЛ преподавали известные в дальневосточном зарубежье педагоги, ученые, специалисты разных направлений общественных, гуманитарных и естественных наук. Выпускники многих поколений гимназий тепло о них отзывались: «Мы всегда будем помнить далекий милый город, дорогих учителей, которые дали нам путевку в жизни. Это они учили нас быть трудолюбивыми, честными, добрыми, справедливыми. Нижайший им поклон.» – писали бывшие харбинцы в журнал «Друзья от друзей». Высоко отзывались они о харбинских педагогах А.А. Ачаире-Грызове, И.А. Мирандове, Т.П. Гордееве, Н.В. Иевлеве, Е.Н. Киструсской и др. Всестороннее развитие личности, духовное и физическое совершенствование учащихся было главной целью гимназии57.
Вместе с тем жизнь учащихся гимназии и колледжа харбинского ХСМЛ в 1920–1930 гг. не всегда была безоблачной и светлой, как пытаются рассказать о ней очевидцы тех событий и современные исследователи. Много еще спорного неясного, противоречивого остается в истории этого союза58. Спорным до сих пор является вопрос, был ли Союз светским или церковным учреждением. «Ведь сущность и задача Союза заключалась в объединении молодых людей, которые, веруя в Иисуса Христа, желают стать учениками Его в вере и в жизни и хотят объединить молодежь в искании Царства Божия»59, – говорилось в программном документе этого союза. Есть также свидетельства и о том, что эта организация носила политический характер, в е деятельность пытались вмешаться различные политические силы русского Китая от фашистов до коммунистов. На самом деле, учитывая молодой состав Союза, восприимчивость юных ко всему новому, его энергию, представители различных политических партий стремились использовать эту массовую организацию в своих целях. Нельзя согласиться и с утверждением Г. Мелихова, что ХСМЛ не был благотворительной организацией. Этот факт опровергает участие харбинского ХСМЛ в организации помощи российской эмиграции, голодающим советской России в 1921–1933 гг., пострадавшим от землетрясения в Японии в сентябре 1923 г.
Обобщая вышеизложенное, можно утверждать, что в 1920–1940-е гг. в Маньчжурии, Шанхае и других центрах расселения дальневосточной эмиграции сложилась известная за пределами Китая система начального и среднего образования. В ее многогранной деятельности было много положительного, но оставались и проблемы, на ее содержание и форму влияли политические события, но она выдержала испытание временем. Оказавшись за пределами родины, русская интеллигенция и ее передовой отряд – учителя и преподаватели – предприняли гигантские усилия по созданию условий для обучения и воспитания своих детей. Они создавали школы и гимназии по образцу и подобию русских дореволюционных школ, стремились подготовить молодежь к будущему служению родине. Эти же настроения ощущали и представители молодого поколения, испытавшие на себе проблемы учебы и жизни на чужбине. Действительность вскоре развеяла надежды, сменилось поколение учащейся молодежи, и первоочередной задачей стала проблема вживания в новые условия без иллюзий на возвращение в Россию. В 1930-е гг. русская школа стала менять свой характер и направленность, переходя на более утилитарный рационалистический метод обучения и подготовки специалистов с учетом нужд Китая. Во второй половине многие гимназии и училища стали закрываться или вживаться в китайскую систему образования. Сильное влияние на нее оказывали японские оккупационные власти.
Опыт работы начальной и средней школ русского зарубежья уникален с многих точек зрения. Прежде всего, его уникальность состоит в том, что русская творческая и научная интеллигенция, находясь в сложных условиях изгнания, сумела не только сохранить педагогические традиции русской дореволюционной школы, но и обогатить ее новым содержанием и новыми формами в образовании.
Изучение становления и развития российской педагогической школы представляет интерес не только с исторической, педагогической или культурологической точки зрения, но и в качестве опыта этнологического исследования различных аспектов существования и эволюции русской диаспоры в инокультурном окружении.
В существовании российского образовательного пространства в Китае можно выделить несколько этапов.
Первый (1898–1917 гг.) характеризуется появлением и развитием сети образовательных и воспитательных учреждений, становлением органов управления ими; оформлением педагогических идей, заложивших основы научно-педагогической мысли русского зарубежья в Китае; объединением педагогов и деятелей образования в научные и просветительские сообщества; организацией детского и молодежного движений, что позволило реализовать широкий спектр направлений воспитательной работы.
Научная деятельность российской эмиграции в Китае
Отметим, что с 1920 г. в Харбине работали Японо-русский институт, Японский торговый музей. С литературой и культурой Японии русских знакомили издававшийся до 1945 г. в Харбине журнал «Луч Азии», а в Даляне (Дайрен) – солидный журнал «Восточное обозрение», с которым сотрудничали русские японоведы.
По замечанию Г.В. Мелихова, «…в Харбине имел место феноменальный сплав многих культур – прежде всего китайской, русской и японской, изучение которых сегодня имеет большую важность. В сравнительно-историческом аспекте, Харбин являлся совершенно уникальным центром взаимодействия русской и многих других культур важнейших стран Восточной и Юго-Восточной Азии»103.
Естественно, в работе вузов русского Китая было много проблем и трудностей. Не хватало средств на содержание вузов, зарплату преподавателям. Само студенчество испытывало материальные затруднения. Стоимость высшего образования была дорогой для многих студентов: например в Русско-китайском институте стоимость обучения за год состояла около 300 рублей. Но за счет стипендии китайского правительства плата за обучение снижалась до 200 рублей. Несмотря на высокую плату, высшее образование у эмигрантов было популярно.
В условиях прояпонского режима Маньчжоу-Ди-Го и начавшейся в 1933 г. японской агрессии против Китая ряд русских вузов был закрыт или сократил набор русскоязычных студентов104.
Единственным полноценным вузом, действующим в конце 1930-х гг., был Северо-Маньчжуриский университет, открытый 22 марта 1938 г. японскими властями. Наряду с русскими и китайскими студентами в нем учились представители малых национальностей Китая: маньчжуры, уйгуры, киргизы, монголы и т.д. В университете было два факультета – политехнический и коммерческий. Закончив коммерческий факультет, студенты получали высшее экономическое образование и могли поступить на службу в правительственные и торгово-промышленные предприятия, работать в банках и на железной дороге. На политехническом факультете получали высшее техническое образование. В составе политехнического факультета действовали два отделения – электромеханическое и механическое105. Университет работал по программе японских высших учебных заведений, преследуя единственную цель: «воспитание русской молодежи в Мньчжоу-Ди-Го в духе дисциплины и порядка, а также подготовка кадров для службы в частных и правительственных учреждениях»106.
Прояпонское руководство поставило перед коллективом университета следующие задачи: «усиление духовной идеологической, а также военной подготовки студентов; введение обязательных трудовых работ; поднятие дисциплины, улучшение поведения и усиление чувства ответственности и взаимной спайки; реорганизация культурно-просветительной работы среди студенчества, активизация спортивной работы; установление контакта с Главным бюро по делам российских эмигрантов; налаживание контактов с семьями студентов»107. Ректором университета был назначен японец Симидзу.
Национальный состав студентов был чрезвычайно пестрым: армяне, грузины, евреи, русские, украинцы, поляки, латыши, маньчжуры, корейцы, китайцы и др108. В 1942–1943 гг. на первый курс коммерческого факультета поступили 39 студентов, из них двое армян, один русский и четверо русских эмигрантов, имевших китайское подданство109. На первом курсе политехнического факультета из 37 студентов был один китаец110.
Всего 1941–1942 гг. в университете СМУ обучалось 350 студентов111. В 1943/1944 учебном году на первом курсе коммерческого факультета обучались 67 чел., из них 35 девушек, из которых 9 были китайскими поданными112.
Обучение в университете было платным (семь гоби в месяц, за год – 84 гоби). Кроме того, все студенты ежемесячно вносили один гоби за пособия по некоторым дисциплинам, которые печатались в университете, а студенты политехнического факультета были обязаны еще и платить ежемесячно по три гоби за лабораторные работы113. Лучшие студенты освобождались от платы за учебу.
Кроме Харбина, где была сосредоточена большая часть русской беженской интеллигенции, которая создала свои культурные и научно образовательные учреждения, вторым подобным центром был многонациональный Шанхай. Если в культурном плане здесь было огромное сосредоточение культурных заведений – русских театров, студий, издательств, типографии и т.д., то средних и высших учебных заведений в этом городе было меньше, чем в Харбине. Это объясняется, во-первых, тем, что сама российская колония здесь была гораздо меньше по сравнению с харбинской. И основная масса эмигрантов приехала сюда только во второй половине 1930-х гг. Во-вторых, многие дети русских эмигрантов предпочитали французские и английские университеты и институты, ибо европейское образование давало им больше перспективы найти работу на Западе.
Благотворительная деятельность русской колонии в Китае
Масштабная благотворительная деятельность проводилась настоятелями приходов и храмов Маньчжурии, где была сосредоточена основная масса эмигрантов из России. Так, при крупных храмах образовались церковно-благотворительные братства и кружки, оказывающие посильную помощь неимущим, больным, престарелым. Благотворительный комитет успешно работал при Харбинской епархии. Помимо Дома милосердия, устроенного архиепископом Нестором, здесь были созданы такие учреждения, как Русский дом, приют-убежище имени митрополита Мефодия в корпусном городке, Ольгинский приют при женском монастыре.
Разнообразная духовная и практическая помощь оказывалась страждущим, больным и престарелым эмигрантам и их детям братством «Нечаянные радости» при кафедральном Свято-Николаевском соборе. Денежные средства, продукты, одежду братья отдавали тому, у кого неожиданно случалась беда.
В докладе о церковно-благотворительной деятельности Харбинской епархии 28 июня 1928 г. говорилось: «…имея в виду, что деятельность духовенства не должна ограничиваться только обучением и наставлением во истину православной веры и нравственности, но и должна являть примеры практического применения означенных истин христианских. Принимая это во внимание, правящий архиепископ делал неоднократные распоряжения через Епархиальный совет об открытии в каждом приходе благотворительных учреждений, которые бы удовлетворяли насущную нужду страждущих христиан, живущих в эмиграции. В этих же целях правящим архиепископом предложено организовать при Епархиальном совете Общий епархиальный благотворительный отдел, представителем которого состоял бы сам Высокопреосвященный Владыка и членами которого кроме Епархиального совета в полном его составе являлись бы представители от каждого церковного благотворительного учреждения г.
Харбина. В задачи этого объединяющего благотворительного органа должна входить забота о расширении благотворительной деятельности в епархии и создании в Харбине наиболее солидного благотворительного учреждения, которое бы удовлетворяло существующую нужду эмиграции. К числу намеченных учреждений призвано первейшей необходимостью устройство в самом ближайшем времени в г. Харбине приюта, в котором бы нашли для себя покой и прибежище всякого рода несчастные беспризорные, обездоленные и безработные люди, которые ныне, благодаря отсутствию подобных приютов, часто подвергаются преждевременной смерти, замерзая на улице. А затем и сама жизнь подскажет этому объединенному учреждению, на что особенно благотворительным организациям следует обратить внимание и что возможно общими силами осуществить в будущем»201.
Большую подвижническую и благотворительную деятельность осуществляли священники Иверской церкви в Харбине. Штат Иверского прихода состоял из настоятеля Митрофана, протоирея Н. Вознесенского, протоирея С. Брадучана, дьякона П. Маковеева и псаломщика Е.Н. Сумарокова. Кроме того, к этой церкви были приписаны игумен Арсений, протоирей М. Коровин, священник П. Яхно, священник И. Пыжов, дьякон М. Авсеньев, дьякон Е. Савченко-Бельский. Материальное благополучие прихода во многом поддерживалось церковным старостой П.П. Шевченко202.
Для бедствующих эмигрантов здесь в 1933 г. серафимовская народная столовая, и другие благотворительные комитеты и организации устраивали бесплатные обеды, кружечные сборы, лотереи, концерты, спектакли. В Харбине был организован приход для престарелых, больных, детей. Дети в приюте обучались ведению хозяйства. В программе обучения обязательным был Закон Божий. При церкви работал благотворительный кружок, в задачи которого входила выдача пособий к праздникам Рождества и Святой Пасхи.
О масштабе благотворительности Иверской церкви говорит тот факт, что с 1933 по 1942 гг. народной столовой этой церкви было отпущено 856 054 бесплатных или дешевых обеда для малоимущих эмигрантов203.
Активной благотворительностью занимался Казанско-Богородицкий мужской монастырь. При нем работала народная больница имени доктора В.А. Казем-Бека, отдавшего свою еще молодую жизнь ради спасения юной пациентки. Исключительная личность врача-гуманиста привлекла к нему неослабленную силу любви и чувство неоплатной благодарности со стороны всех слоев населения Харбина. Безвременная смерть этого замечательного врача дала новый толчок делу создания в Харбине благотворительных общественных больниц. В короткие сроки на пожертвование врачей православной церкви, предпринимателей и благотворительных организаций было построено два новых здания: одно – под больницу, в другом располагалась аптека и амбулатория204.
Деньги на возведение знаменитого храма Софии Премудрости Божьей пожертвовал известный в Харбине предприниматель, владелец чайной фирмы И.Ф. Чистяков205.
При храме работало Софийское приходское похоронное бюро. Едва ли нужно говорить, какое значение имело для беднейшего населения города такое учреждение. Если не на катафалке, то хоть на дрогах и в простом гробу, но с крестом на нем по православному обычаю совершалось погребение безродных или неимущих людей2
Историческое значение духовно-культурного наследия дальневосточной русской эмиграции
В мае 1921 г. известный композитор и дирижер П.Н. Машин основал первую Харбинскую музыкальную школу. Преподавали в ней талантливые музыканты С.В. Давдильз, Ю.К. Плоницкая и Е.П. Дружинина. Школа была создана в здании бизнес-школы, осенью 1941 г. переехала в район Харбина Даоли, а затем – в коммерческий клуб этого района280. В школе работали подготовительные, начальные, средние классы по программе русского музыкального Института Императорского общества и Петербургской консерватории. Были открыты специальности фортепиано, скрипки, виолончели, латунной трубки, деревянной трубки, вокальной музыки. Преподавали историю музыки, теорию музыки, гармонию и другие общие базовые дисциплины. В марте 1947 г., первая музыкальная школа Харбина распалась. За время существования школа подготовила более 3000 молодых музыкантов.
В 1926 г. в Харбине была основана музыкальная высшая школа имени известного русского композитора, дирижера, бывшего ректора Петербургской консерватории А.К. Глазунова. Директором школы был талантливый скрипач и педагог В.Д. Трахтенберг. В школе преподавали известные музыканты: У.М. Гольдштейн, С.У. Шпильман, В.Л. Гершгорин, Ф.Е. Оксаковский и многие другие281. Преподавательский состав Первой Харбинской музыкальной школы в соответствии с уставом делился на две группы – старшую и младшую. В старшую группу входили В.Л. Гершгорин, В.Д. Трахтенберг. Ф.Е. Оксаковский, Н.Ф. Бутова, С.П. Дружинина, Р.Г. Карпова, Л.Я. Тутова, Л.М. Терехов. В младшей группе работали более молодые, но не менее известные педагоги – Н.К. Фокина–Сидорова, В.В.
Белоусов, Л.М. Раменская, П.В. Раменский, Г.М. Сидоров, А.И. Погодин, О.В. Белоножкина282.
Плодотворно в Харбине работало и училище музыкального обучения, созданное в октябре 1927 г. Основателем его был свободный пианист Г.Г. Попов, окончивший Киевскую консерваторию. В училище была образована группа фортепиано, скрипичная группа и вокальная группа, позже организованы группа виолончели, хоровая группа, группа церковного хора и группа хорового дирижирования.
В 1929 г. был образован Харбинский музыкальный институт, директором которого являлся известный пианист Л.Б. Аптекарев. В институте были открыты специальности фортепиано, скрипки, виолончели и вокальной музыки.
Для развития музыкальной культуры и подготовки музыкальных талантов в Харбине были образованы и несколько частных музыкальных школ. В том их числе школа по классу фортепиано, созданная А.Е. Аксаковским; школа по классу фортепиано, созданная Р.Г. Герсгеной; вокальная школа А.В. Егорова; школа Г.И. Ачаир и др. В 1920–1930-е гг. они подготовили сотни музыкальных талантов.
По инициативе Ф.Е. Оксаковского и В.Д. Трахтенберга в 1932 г. в Харбине было создано Харбинское филармоническое общество. В середине 1930-х гг. появилось Харбинское симфоническое общество во главе с Г.Ф. Кольмецем. При Обществе был создан симфонический оркестр, первое выступление которого состоялось 2 мая 1935 г. За время своей работы оркестр сыграл 137 симфонических и камерных концертов283. В нем сосредоточились блестящие музыканты – Меттер, Слуцкий, Каплун– Владимирский, Великанов, Бибиков, японский дирижер Асахино Такаси, по своему мастерству он мог конкурировать с лучшими музыкальными европейскими коллективами284.
В ноябре 1943 г. состоялся симфонический концерт памяти П.И. Чайковского. Оркестр под управлением С.И. Швайковского исполнил 6-ю патетическую симфонию285. Сергей Ильич Швайковский – композитор и дирижер, выпускник Московской консерватории. Его карьера в России начиналась блестяще: дирижер Императорского музыкального общества, солист Московского императорского театра. В харбинской эмиграции с 1923 г. Позднее с оперой Патушинского уехал в Шанхай286.
По количеству и качеству подготовки музыкальных кадров Харбину не уступал и русский Шанхай, куда в начале 1930-х гг. перемещаются основные творческие, в том числе музыкальные, силы русской эмиграции.
Первая русская музыкальная школа в Шанхае была создана в конце 1935 г. Председателем Художественного комитета школы стал профессор С.С. Аксаков, е директором – Л.Я. Зандер-Житова. Педагогами, ведущими основные предметы, были С.М. Ульянов (класс оперной режиссуры), В.И. Ельцова (класс вокала), А.Ю. Слуцкий (класс оперного искусства), Л.Я. Зандер–Житова, Б.М. Лазарев, З.А. Прибыткова, Т.А. Стельницкая, И.П. Подушка, Д.Р. Фрумсон (класс скрипки), А.С. Эстрин (класс виолончели), Т.Д. Ястребова (обязательное пианино); А.Ю. Слуцкий, С.С. Аксаков (теория и композиция), С.С. Аксаков (история музыки, класс виолончели). Учащиеся этой школы обучались на четырех отделениях: подготовительном, начальном, среднем, высшем. По каждому предмету дважды в неделю читалась лекция. В школу принимали и взрослых, и детей287.
