Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Источники и историография по проблеме депортации народов из Прибалтики 16-59
1.1. Источниковая база по проблеме депортации народов из Прибалтики 16-26
1.2. Проблема принудительных миграций в отечественной и зарубежной историографии 27-57
Глава 2. Литовцы в системе спецпоселений МВД-МГБ Бурят-Монгольской АССР 58-137
2.1. Цели, масштабы и методы проведения депортации из Литовской ССР 22-27 мая 1948 г 58-72
2.2. Прием и расселение литовских спецпоселенцев в поселках предприятий треста «Бурмонголлес». Особенности организации быта литовских спецпоселенцев 73-118
2.3. Использование труда литовских спецпоселенцев предприятиях лесной промышленности Бурят-Монгольской АССР 119-137
Глава 3. Особенности повседневной жизни литовских спецпоселенцев. процесс постепенного освобождения и репатриации литовцев 138-219
3.1. Организация и осуществление режима спецпоселения в местах расселения литовских спецпоселенцев 138-161
3.2. Основные виды и способы нарушения режима спецпоселения и система контрмер МВД-МГБ БМАССР 162-203
3.3. Процесс постепенного освобождения литовцев из спецпоселения и их репатриация (1954-1959 гг.) 204-219
Заключение 220-227
Библиографический список использованной литературы 228-233
Приложения 234
- Проблема принудительных миграций в отечественной и зарубежной историографии
- Прием и расселение литовских спецпоселенцев в поселках предприятий треста «Бурмонголлес». Особенности организации быта литовских спецпоселенцев
- Организация и осуществление режима спецпоселения в местах расселения литовских спецпоселенцев
- Процесс постепенного освобождения литовцев из спецпоселения и их репатриация (1954-1959 гг.)
Проблема принудительных миграций в отечественной и зарубежной историографии
Вот уже более полувека ученые всего мира стараются понять сущность, значение и принципы сталинской депортационнои политики. Первые серьезные попытки изучения советских принудительных миграций были предприняты американскими учеными в конце 1940-х гг.13 Повышенный интерес к проблеме обуславливался, прежде всего, стратегическими нуждами в обстановке нарастающей конфронтации между СССР и Западом. Тщательное изучение сильных и слабых сторон противника является испытанным средством поддержания постоянной боеготовности, и поэтому на поиск «ахиллесовой пяты» СССР возлагались особые надежды. Тот факт, что труд миллионов выселенцев и узников ГУЛАГа составлял значительную долю в экономике СССР не был секретом для бывших союзников, а исследования особенностей организации и использования лагерной системы, приносили вполне реальную пользу для планирования дальнейшей стратегии противостояния. В свою очередь, изучение причин и целей принудительных миграций составляло немаловажную часть анализа внутренней обстановки в стране. Оценка их последствий помогала, например, определять слабые места в национальной политике советского государства. Особо важное значение имела пропагандистская составляющая проводимых исследований. Западные ученые создавали и умело использовали образ коммунистической «империи зла», неудержимо рвущейся к мировому господству, уничтожая на своем пути народы и государства.
Международная ситуация начального периода «холодной войны» существенно облегчала задачу пионеров этого нового направления в советологии. Широкомасштабная послевоенная советизация Центральной и Восточной Европы, создавала чрезвычайно благоприятные условия для изучения механизмов советской экспансии и методов тоталитарного управления. Общеизвестно, что расширение советского влияния в регионе сопровождалось мощным движением сопротивления, выражавшегося как в вооруженной борьбе, так и в массовой эмиграции на Запад. Те, кому удалось вырваться из-за «железного занавеса», не скупились на описания преступлений тоталитарного советского режима. Еще одним благоприятным обстоятельством была происходившая в конце 1940-х - начале 1950-х гг. репатриация военнопленных стран Оси, а также интернированных в СССР по разным причинам иностранных подданных, многие из которых, пройдя через горнило трудовых лагерей и спецпоселений, не скупились на сведения об организации и функционировании советской системы принудительного труда, а также об общей обстановке в стране. Впоследствии, материалы опросов данных категорий людей легли в основу множества публикаций, как в периодической, так и в научной печати.
Заглавия первых научных и публицистических работ по проблемам принудительного труда, массового террора и депортаций пропитаны болью испытаний, выпавших на долю их авторов. «Тотальный террор: правда о геноциде в Прибалтике» Альберта Кальме, «Геноцид - тройная трагедия Литвы» Казиса Пелекиса, «Путешествие в страну зе-ка» Юлия Марголина, «Дивиденды рабства: балтийские узники под властью Сталина и Хрущева» Адольфса Шилде содержат призыв к чувствам читателей всеми силами противостоять большевистскому произволу.14 Как правило, строки этих работ несут колоссальную эмоциональную нагрузку и дают поражающее воображение описание злодеяний советского режима, производящее крайне угнетающее воздействие на сознание массового читателя.
Однако, именно эта личная вовлеченность авторов в описываемые события не позволяет расценивать ранние работы по принудительным миграциям и массовым репрессиям в СССР как объективное, непредвзятое историческое повествование. Созданные в разгар противостояния двух идеологических систем на основе еще свежих впечатлений авторов и опрошенных информантов, они были призваны привлечь внимание мировой общественности к бесчеловечной политике коммунистической диктатуры. Шокируя западных читателей образами лагерной жизни в СССР, по своему стилю эти работы более всего напоминали литературные произведения, а не научные исследования. Тем не менее, обвинять авторов ранних работ в предвзятом освещении проблемы массового террора в СССР нельзя. В тот период официальных данных по советской репрессивной системе попросту не существовало. Отрицать же реальность выпавших на долю этих людей испытаний не имеет права никто. Изданные в 1940-е - 1950-е гг. работы по массовому террору в СССР, Восточной Европе и Прибалтике отражали реалии своего времени, представляли собой закономерное явление того периода и в целом выполнили свое назначение.
С середины 1950-х по середину 1960-х гг. в западной историографии террора и принудительных миграций в СССР произошло несколько важных изменений. Во-первых, были обработаны и систематизированы имевшиеся в распоряжении ученых источники. Одним из основных источников информации о репрессивной политике советского правительства и массовых переселениях народов стали материалы заседаний особого комитета Конгресса США по коммунистической агрессии, опубликованные в 1954 г. и представлявшие собой многотомное собрание разнообразных данных по странам, в разное время подпавшим под власть коммунистов. Указанные материалы были организованы так, чтобы характеризовать состояние этих стран до и после прихода к власти коммунистических режимов. В особый раздел выделялись интервью с бывшими узниками сталинских трудовых лагерей, спецпоселенцами и ссыльными, которым удалось вырваться из СССР. В данной серии также публиковались отдельные документы советских карательных органов, попавшие во время войны в руки немцев, а после захваченные союзниками вместе с архивами Третьего Рейха.15
Во-вторых, в США и странах Западной Европы издавалось все больше и больше воспоминаний бывших узников ГУЛАГа, причем к мемуарам эмигрантов прибавлялись тайно вывезенные за границу произведения все еще остававшихся в СССР авторов, таких как А.И. Солженицын, В.Т. Шаламов и др. Большинство же изданных воспоминаний принадлежало представителям различных репрессированных народов - полякам, немцам, литовцам, латышам, эстонцам и калмыкам. С помощью этих дополнительных источников западным исследователям удалось более достоверно воссоздать историю формирования и функционирования советской пенитенциарной системы.
В самом же СССР, несмотря на наступивший период оттепели, тема ГУЛАГа и массовых репрессий фактически все еще оставалась запретной. Даже после известной речи Хрущева на XX съезде КПСС начавшие было издаваться воспоминания о произволе сталинского периода были быстро запрещены советской цензурой, быстро осознавшей опасность подобных разоблачений. Сваливая всю вину в злодеяниях режима на Сталина, Хрущев и его окружение пытались обелить себя в глазах советской и мировой общественности, не предпринимая при этом никаких решительных шагов для публичного осуждения всей репрессивной политики сталинского режима. Так, законность и необходимость массовых депортаций никогда не подвергались сомнениям, а реабилитация спецпереселенцев происходила ввиду «ошибочности» выселения в каждом конкретном случае. Показательными является факты того, что печально известный Отдел спецпоселений МВД СССР был окончательно упразднен только в 1959 г., а часть спецпоселенцев, обвиненных в бандитской и националистической деятельности, оставалась на поселении до 1964-1965 гг. Явным свидетельством половинчатого характера хрущевской оттепели, мало изменившей последствия сталинской депортации народов, было и то, что крымские татары, советские немцы, турки-месхетинцы и советские корейцы так и не были официально реабилитированы и не смогли возвратиться в прежние места проживания.
Тем не менее, среди советских ученых находились люди, для которых судьбы переселенных не по своей воле народов стали делом всей жизни. Одним из первых советских историков, взявшихся за изучение проблемы массовых репрессий и принудительных миграций в конце 1960-х гг. стал A.M. Некрич, который, занимаясь историей Великой Отечественной войны попытался сначала объяснить роль И.В. Сталина в катастрофических поражениях 1941-1942 гг., а затем серьезно занялся проблемой «наказанных народов». Вольнодумная трактовка советских исторических табу дорого обошлась ученому. A.M. Некрич сначала поплатился научной карьерой, а затем был вынужден эмигрировать в США, где в 1978 г. опубликовал труд, целиком посвященный истории выселения крымских татар, калмыков и кавказских народов в 1944 г.16
Прием и расселение литовских спецпоселенцев в поселках предприятий треста «Бурмонголлес». Особенности организации быта литовских спецпоселенцев
Операция по массовому выселению «бандпособников» и их семей из Литовской ССР 22-27 мая 1948 г. являлась широкомасштабной акцией, задуманной и тщательно разработанной высшим руководством Советского Союза и осуществлявшейся на нескольких государственных уровнях. Официальное начало депортационной волне было положено Постановлением Совета Министров СССР № 417-160сс от 21 февраля 1948 г., позже продублированным указами ЦК ЛКП(б) и Совета Министров ЛССР от 18 мая 1948 г. От высших партийных и правительственных органов цепочка официальных документов протянулась в ответственные министерства и ведомства, в первую очередь МВД и МГБ СССР и ЛССР, непосредственно отвечавшие за исполнение намеченной акции. Еще одним важным звеном являлось Министерство лесной и бумажной промышленности СССР, в чье распоряжение поступало большинство выселенных литовцев. По его линии издавались приказы и инструкции для многочисленных главков и трестов, которым предлагалось немедленно начать подготовку к приему и размещению нового рабочего контингента.
С 3 марта по 6 мая 1948 г. министром лесной промышленности СССР Г.М. Орловым было издано три подобных документа. В последнем из них, приказе № 46-пс от 6 мая 1948 г., начальникам Главных управлений Минлеспрома СССР и управляющим лесопромышленными трестами, отвечавшим за организацию и проведение приема, транспортировки, питания и расселения спецконтингентов на местах предписывалось следующее:
1) Еще раз детально проверить готовность всех предприятий к приему и расселению спецпоселенцев и ускорить проведение мероприятий по подготовке с расчетом окончания всех работ до 20 мая 1948 г.;
2) к срокам прибытия спецпоселенцев сосредоточить в пунктах приема спецконтингента необходимый для перевозки людей автогужтранспорт, обеспечив его горючим на весь период перевозки;
3) на все конечные пункты прибытия спецпоселенцев заблаговременно командировать ответственных представителей главного управления и треста для обеспечения контроля и успешного проведения всех намеченных работ по приему и размещению прибывающих людей;
4) обязать директоров предприятий лично проверять прием каждой партии людей и их расселение, проявляя при этом максимум заботы и внимания.
При обнаружении случаев невнимательного отношения к выполнению поставленной задачи со стороны работников и руководства лесопредприятий, ответственным лицам предлагалось немедленно принимать решительные меры по устранению недостатков, а виновных в их допущении строго наказывать.
Следуя распоряжениям Совета Министров СССР и предписаниям руководителей союзных министерств, МВД БМАССР и Управление треста «Бурмонголлес» в конце апреля 1948 г. сформировали из своих представителей три специальные комиссии, в обязанности которых входило:
1) Определение объема общей жилплощади на всех участках лесоразработок, в том числе жилплощади, полезной для жилья;
2) определение размера жилищного фонда, подлежащего переоборудованию, для размещения семейных спецпоселенцев с указанием сроков окончания этой работы;
3) принятие на учет бань, прачечных и других подсобных помещений, имеющихся на участках леспромхозов, а также их пригодность к эксплуатации. 6
Каждая комиссия состояла из двух человек. Оценку жилищного фонда Челутаевского леспромхоза совместно проводили комендант Челутаевской спецкомендатуры капитан Липатов и начальник отдела капитального строительства треста «Бурмонголлес» Гребенцева. В Хандагатайский и Эрийский мехлесопункты были командированы капитан Матханов, старший
помощник начальника отдела ОПВИ МВД БМАССР, и заместитель начальника отдела капитального строительства «Бурмонголлес» Шункин. За проверку жилфонда Хандагайского мехлесопункта отвечали начальник КЗО управления лагеря № 30 старший лейтенант Клыпина и инженер треста Старикова.87
По завершении работы комиссий заместитель министра внутренних дел БМАССР Б.О. Очиров и управляющий трестом «Бурмонголлес» А.Ф. Афанасенко доложили заместителю министра внутренних дел СССР Рясному и министру лесной промышленности СССР Орлову о готовности принять и разместить 1000 семей литовских спецпоселенцев. Из указанного количества, 752 семьи подлежали расселению по баракам и домам сразу по прибытии на место назначения, а 248 семей должны были расселяться в новых домах, возведение которых планировалось завершить к 5 июня 1948 г.88
По данным произведенных проверок, ряд имевшихся в наличии помещений нуждался в переоборудовании. Так, на лесозаготовительном участке Аракорка Хандагатайского мехлесопункта имелись пустующие помещения бывшей зоны для военнопленных, в которых, при проведении соответствующей перепланировки, можно было расселить 201 семью. Для приведения данных помещений в надлежащий вид требовалось установить в них межкомнатные перегородки, окна, двери, а также печи и плиты. Согласно оценке проверяющих, все эти работы должны были занять 324 условных рабочих дня. Требовались 51 кубометр пиломатериалов, 18000 штук кирпича, 43 кг гвоздей, 60 комплектов печных приборов, 40 комплектов дверей И Т.Д.
Необеспеченность жилищным фондом составила: по Эрийскому мехлесопункту 96 семей; по Челутаевскому леспромхозу 53 семьи; и по Челутаевской железной дороге 100 семей. Для устранения дефицита жилья требовалось заново построить следующее количество восьмиквартирных домов-бараков: по Эрийскому мехлесопункту 12 домов; по Челутаевскому леспромхозу 7 домов и по Челутаевской железной дороге 12 домов. По данным проверочных комиссий трест «Бурмонголлес» обладал всеми необходимыми материалами, за исключением гвоздей, которых требовалось 12,3 тонны.
Венцом длинной череды официальных документов, определявших ход мероприятий по подготовке к приему спецконтингента из ЛССР стало изданное 2 июня 1948 г. Постановление Совета Министров Бурят-Монгольской АССР № 213-псс «О приеме и расселении спецпереселенцев». В этом документе окончательно обозначались руководители, ответственные за прием, расселение и дальнейшее обслуживание прибывавших спецпоселенцев. Помимо уже упомянутого управляющего трестом «Бурмонголлес» А.Ф. Афанасенко, в эту группу входили начальник автоуправления при Совмине БМАССР Пехарев, исполняющий обязанности министра торговли БМАССР Гурин, министр просвещения БМАССР Цыганков и министр здравоохранения республики Боянова.91
Кроме того, в целях оказания практической помощи принимавшим спецпоселенцев предприятиям предлагалось сформировать правительственные комиссии, состоявшие из представителей ряда министерств, сотрудников МВД и работников треста «Бурмонголлес». Эти комиссии, еще раз обследовав будущие спецпоселки за несколько дней до прибытия эшелонов с литовцами, доложили в Совет Министров и МВД республики о состоянии дел в местах планируемого расселения спецконтингента.
В ходе осуществленных проверок выяснилось, что хотя в целом руководство предприятий «Бурмонголлес» подготовилось к приему нового рабочего контингента, степень этой готовности непосредственно на местах значительно варьировалась. В Хандагатайском и Хандагайском мехлесопунктах проверяющие остались удовлетворены отношением дирекции к порученному заданию. В то же время отмечалась необходимость подготовки капитальных, а не временных жилищ в преддверии будущей зимы, а также оснащения помещений бытовым оборудованием и мебелью. В Челутаевском леспромхозе наблюдалась схожая ситуация, кроме того, ОРСы не обеспечили завоз продуктов и товаров первой необходимости. Однако, как отмечалось проверяющими, местное начальство с пониманием и ответственностью отнеслось к выполнению поставленной задачи, и обнаруженные недостатки были вполне устранимы.93
В то же время значительные нарекания членов комиссии вызвал Эрийский мехлесопункт, дирекция которого «...к вопросу приема контингента спецпоселенцев отнеслась несерьезно...», допустив ряд промахов из-за собственной небрежности и медлительности в исполнении заданий правительства и Минлеспрома. Так, временные палатки для спецпоселенцев были сделаны очень плохо, доски не оструганы, в стенах имелись большие щели. То же относилось и к обновлению жилых бараков. Медицинский пункт существовал только в поселке Илька, а на участках ни медпунктов, ни медработников не было совсем. Также отсутствовал хозяйственный инвентарь, т.е. столы, стулья, лампы, тазы и т.д. Проблемой возведения капитального жилья в этом мехлесопункте на момент проверки даже не занимались.94
Организация и осуществление режима спецпоселения в местах расселения литовских спецпоселенцев
Большинство литовцев, выселенных из ЛССР в послевоенный период, попало в категорию спецпоселенцев, чей правовой статус определялся изданным 8 января 1945 г. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР № 35 «О правовом положении спецпереселенцев». В соответствии с этим нормативным документом, за спецпоселенцами сохранялись все права граждан СССР, за исключением права на свободное перемещение. Это означало, что с момента ознакомления с особенностями своего нового статуса, выселенные литовцы прикреплялись к четко определенной территории, так называемому «месту обязательного поселения», покидать которое без особого разрешения местного представителя МВД-МТБ строжайше воспрещалось. Самовольная отлучка из спецпоселка грозила административным наказанием, а побег - уголовной ответственностью и лишением свободы на срок до 10 лет.
В отличие от ссыльнопоселенцев, ссыльных и некоторых других категорий принудительно перемещенных лиц, спецпоселенцы, в принципе, сохраняли свои основные гражданские права. Они могли участвовать в выборах в советы разных уровней в качестве как избирателей, так и кандидатов в депутаты. По советским законам, на спецпоселенцев распространялись права на получение бесплатного образования, медицинского обслуживания и социального обеспечения. Ссыльнопоселенцы и ссыльные, в свою очередь, лишались всего этого на срок ссылки. Тем не менее, в реальных условиях спецпоселения правового равенства, заявленного в Постановлении СНК СССР № 35 от 8 января 1945 г., практически не существовало. В большинстве случаев спецпоселенцы воспринимались как «люди второго сорта», носившие несмываемое клеймо «бандпособников», «националистов» или «предателей» и, поэтому, не заслуживавшие к себе не только доверия, но и просто человеческого отношения. Поэтому на деле разница в правовом положении спецпоселенцев, ссыльнопоселенцев, ссыльных и других насильственно перемещенных лиц была очень незначительна.
Сроки административной ссылки у литовских спецпоселенцев послевоенной депортации были различными. Литовцы, депортированные в 1948 г., выселялись на некоторый срок, длительность которого, однако, в точности нигде не указывалась. Их соотечественники, выселенные позже, в 1949 г. как «пособники бандитов и националистов», а также в 1951-1952 гг. как «кулаки из Литвы», высылались навечно, без права возвращения на родину. По сравнению с ними литовцам, расселенным в Бурят-Монголии, можно сказать, даже повезло. По-крайней мере, у них была хоть какая-то надежда на возвращение домой. Кроме того, на спецпоселенцев-литовцев, депортированных в 1948 г., не распространялось действие драконовского указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г., согласно которому лица, совершившие побег с места поселения, автоматически приговаривались к 20 годам каторжных работ.199
Для осуществления надзора за соблюдением режима спецпоселения МВД СССР повсеместно использовало систему спецкомендатур. Приказ об образовании комендатур для литовского спецконтингента был издан 21 мая 1948 г., за три недели до его прибытия в БМАССР. Новые спецкомендатуры расположились в следующих местах: в п. Верхние Тальцы была организована Талецкая спецкомендатура, осуществлявшая надзор за спецпоселенцами на территории Хандагайского мехлесопункта, а в п. Илька - Илькинская спецкомендатура, ответственная за территорию Эрийского мехлесопункта. Образованные ранее Хандагатайская и Челутаевская спецкомендатуры осуществляли надзор за спецконтингентом, расселенным в Хандагатаиском и Челутаевском леспромхозах.200
Количество работников спецкомендатур определялось инструкциями МВД СССР, согласно которым на каждые 350 семей спецпоселенцев полагались комендант и один его помощник. В случае, если количество семей превышало 350, предписывалось включать в штат спецкомендатуры дополнительно еше одного помощника коменданта на каждые 250 семей. Так, например, по прибытии спецпоселенцев из Литовской ССР, в штат Челутаевской спецкомендатуры был введен дополнительный сотрудник.201
В обязанности работников спецкомендатуры входили поддержание порядка на территории спецпоселка, проверка наличия спецпоселенцев, предупреждение побегов и самовольных отлучек из мест обязательного поселения, а также уголовных преступлений. Все это осуществлялось как через так называемую «систему гласного контроля», то есть старших бараков, общежитий и десятидворок, присматривавших за порядком на отведенных им участках, так и посредством «оперативно-чекистского обслуживания» спецконтингента. Последний термин означал работу по созданию в местах спецпоселений разветвленной агентурно-осведомительной сети, вербуемой из среды спецпоселенцев и местных жителей. В большинстве спецкомендатур оперативно-чекистской работой занимался непосредственно комендант, хотя встречались случаи, когда эти обязанности выполнялись его заместителем.
Спецпоселенцы, как уже отмечалось, не имели права покидать места обязательного поселения без письменного разрешения коменданта спецкомендатуры, который, в свою очередь, должен был согласовывать каждое перемещение с вышестоящими органами - начальником районного отдела МГБ и представителем Отдела спецпоселений (ОСП). В паспортах спецпоселенцев проставлялась особая отметка, свидетельствовавшая об ограничении свободы перемещения. В начале 1950-х гг. паспорта у спецпоселенцев были изъяты и заменены особыми справками, с указанием маршрута разрешенных перемещений. Они были возвращены спецпоселенцам только в 1955 г. Раз в месяц все спецпоселенцы должны были отмечаться в комендатуре и расписываться в специально заведенном журнале, сведения из которого использовались комендантом для составления ежемесячных и поквартальных отчетов, отсылавшихся в МВД БМАССР. Особо ненадежным спецпоселенцам приходилось отмечаться чаще.202 Заключения о надежности или, наоборот, неблагонадежности, делались на основе агентурных данных. Если человек проявлял «побеговые настроения», имел неправильные связи или уличался в неблаговидных поступках и высказываниях, он попадал в «черный список» особо неблагонадежных и с тех пор становился объектом пристального внимания коменданта и сотрудников соответствующих отделов МГБ.
Обычно комендантом спецкомендатуры назначался проверенный сотрудник МВД-МГБ с достаточным опытом работы и, как правило, в звании не выше капитана. В помощники ему выделялись младшие сотрудники органов, сержанты, старшины и, иногда, лейтенанты. В документах ОСП МВД БМАССР встречаются интересные сведения, дающие представление об уровне общей и профессиональной подготовки работников спецкомендатур и районных отделов МВД-МГБ. Так, например, в приложении к рапорту о работе спецкомендатур Заиграевского района от 26 октября 1951 г. дается краткая характеристика штатных работников спецкомендатуры № 4, плохо справлявшейся с оперативно-чекистским обслуживанием спецпоселенцев. Ее комендант, лейтенант Уваров, имея семь классов образования, своим идейно-политическим уровнем занимался недостаточно и, помимо посещения один раз в месяц кружка по изучению истории ВКП(б), самообразованием не увлекался. Чтение художественной литературы и газет также не входило в круг увлечений лейтенанта. О бушевавшей в то время на Корейском полуострове войне он знал очень мало, туманно представлял себе ситуацию и не мог сказать ничего о переговорах между воюющими сторонами. На упреки по поводу своей образовательной и политической отсталости лейтенант Уваров отвечал: «Нет, от жизни я не отстаю, она меня тащит».204 По оценке проверяющего, комендант не проявлял достаточной инициативы ни в работе со спецконтингентом, ни в повышении своего интеллектуального уровня, необходимого для «остроты проводимых мероприятий». Единственным положительным штрихом в служебной характеристике лейтенанта Уварова была довольно редко встречавшаяся среди работников местных спецкомендатур скромность в быту и семейной жизни.205
Надзиратель и стрелок, два старших сержанта милиции, также имели по семь классов образования, повышением своего идейно-политического и профессионального уровня не занимались, книг и газет не читали и в международной обстановке не ориентировались. Однако первый все-таки не допускал самовольных отлучек среди спецпоселенцев, в то время как второй оставался медлительным и безынициативным в работе.206 Данный пример показывает, что образовательный и профессиональный уровень штатных работников некоторых спецкомендатур находился явно не на высоте.
Процесс постепенного освобождения литовцев из спецпоселения и их репатриация (1954-1959 гг.)
После смерти Сталина 5 марта 1953 г. у спецпоселенцев в СССР появилась надежда на возможное скорое освобождение. В течение 1953 г. на поселение не было отправлено ни одного крупного спецконтингента, а происходившие в жизни страны события подсказывали, что грядут радикальные изменения в положении насильственно выселенных народов. И хотя на 1 января 1953 г. количество спецпоселенцев в СССР достигло своей максимальной величины - 2753356 чел., к концу того же года численность спецконтингентов стала постепенно уменьшаться. По данным, опубликованным В.Н. Земсковым, на 1 января 1954 г. общее количество спецпоселенцев в СССР составило 2720072 чел., или на 33284 спецпоселенца меньше, чем по состоянию на то же число предыдущего года.340
Согласно статистической документации ОСП МВД БМАССР на 1 января 1950 г. в Бурят-Монголии проживало 13363 спецпоселенца различных национальностей. Самыми многочисленными спецконтингентами были литовцы - 3936 чел., немцы - 3032 чел., молдаване - 2671 чел., «власовцы» -2630 чел. и «оуновцы» - 1037 чел..341 В 1953 г. численность спецпоселенцев по республике значительно сократилась. На конец второго полугодия 1953 г. в БМАССР насчитывалось 9552 спецпоселенцев, то есть на 3811 чел. меньше, чем в январе 1950 г. 342 Сокращение количества спецпоселенцев произошло главным образом за счет «власовцев», которых в декабре 1953 г. осталось только 741 чел., немцев - 2187 чел., литовцев - 2903 чел. и молдаван - 1880 чел. Значительно прибавился спецконтингент «оуновцев», составивший на конец 1953 г. 1700 чел.343
Такое значительное сокращение численности спецпоселенцев обуславливалось многими причинами. Во-первых, внутри каждого контингента постоянно происходило движение людей, которые то прибывали на спецпоселение в Бурят-Монголию, то убывали в другие места поселений, в основном на соединение с родственниками. Во-вторых, как уже упоминалось, в первые годы спецпоселения у многих контингентов отмечался высокий уровень смертности при ничтожном уровне рождаемости, причем у прибалтов разница между этими показателями достигала шести раз. В-третьих, составленные при выселении списки не всегда являлись абсолютно точными - в них часто повторялись фамилии, наличествовали исправления, списки нередко составлялись от руки неразборчивым почерком, так что при переучете выявлялось большое количество ошибок. Проблемы делопроизводства усугублялись и тем, что нерусские фамилии и имена звучали непривычно для малообразованных работников районных отделений МВД-МТБ и, регистрируя спецпоселенцев, коменданты допускали множество неточностей уже в новых списках.
В результате, при ежегодном переучете расселенных в Бурят-Монгольской АССР спецпоселенцев их численность постоянно варьировалась. По итогам проверки статистических сведений по районным комендатурам, только за первый квартал 1949 г. 48 литовцев были исключены из наличия как неправильно отнесенные по возрасту.344 Еще одной проблемой, с которой столкнулись сотрудники ОСП МВД БМАССР, было то, что на многие семьи не имелось оснований для их содержания на спецпоселении, то есть в делах ОСП отсутствовали выписки из заседаний Особого Совещания при МТБ СССР, по которым, собственно, и проводилось выселение. Так, в 1949 г. на 800 из 1160 литовских семей, расселенных на территории республики, не имелось соответствующих выписок, которые в силу каких-то причин не поступили в МВД БМАССР из союзного министерства. Это означало, что формально эти люди спецпоселенцами являться не могли, а значит, содержались на поселении вопреки существовавшему в то время законодательству.
Указанные факты еще раз подтверждают то, что депортация из Литвы весной 1948 г. проводилась, прежде всего, как массовая операция, успех которой определялся количественными показателями, а законность во многих случаях грубо попиралась. Впоследствии, у многих спецпоселенцев возникали вполне обоснованные вопросы, почему именно они попали в разряд «бандпособников» и были выселены в Сибирь. Одни, затаив обиду, мечтали о мести оклеветавшим их людям, другие предпочитали писать в высшие инстанции, надеясь на пересмотр их дел. Однако рассмотрение таких заявлений происходило медленно, в достижении положительного результата большую роль играли связи оставшихся на родине родственников, и в целом, освобождение спецпоселенцев как «неправильно высланных» носило единичный характер вплоть до самой кончины «отца народов».
Первое крупное освобождение из спецпоселения на территории Бурят-Монгольской АССР началось в 1952 г. и продолжалось до 1955 г. Этот процесс еще никак не был связан с грядущей «оттепелью». Из спецпоселения освобождались «власовцы», чей шестилетний срок высылки подходил к концу. На начало 1954 г. в республике их насчитывалось всего 741 чел., а к концу 1955 г. этот спецконтингент перестал фигурировать в статистической отчетности МВД БМАССР. Следует заметить, что «власовцы» за время своего поселения зарекомендовали себя как лояльные и трудолюбивые работники, которые к началу 1950-х гг. полностью «исправились» и искупили в глазах правительства свою вину ударным трудом.346 Многие из этих людей прочно обжились в местах поселения, завели собственные дома, хозяйства, семьи и не выражали особого желания возвратиться домой. Количество проживавших в собственных домах «власовцев» стабильно
Упоминание «власовцев» в качестве ударников производства часто встречается в документах ОСП МВД БМАССР. В 1953 г. представители этого спецконтингента отмечались заместителем начальника отдела «П» МВД БМАССР Яковлевым как особо отличившиеся работники, выполнявшие дневные и месячные нормы на 150-200%. превышало аналогичные показатели по другим контингентам, уступая только немцам, которые находились на территории БМАССР с 1941 г.347
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии» спецпоселенцев в БМАССР практически не коснулся, хотя в отношении другой категории изгнанников - ссыльнопоселенцев, из отдела «П» МВД СССР поступали соответствующие запросы.348 Первое заметное сокращение численности спецпоселенцев в целом по СССР, и по Бурят-Монголии в частности, началось после выхода постановления Совета Министров СССР от 5 июля 1954 г. «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев». Согласно этому постановлению с учета снимались: а) дети спецпоселенцев, не достигшие 16-летнего возраста; б) дети спецпоселенцев, старше 16 лет, обучающиеся в учебных заведениях. По данным В.Н. Земскова, это привело к сокращению общего числа спецпоселенцев практически на одну треть. Например, в течение 1954 г. с учета спецпоселений в целом по Союзу было снято 42560 прибалтов. В реальной жизни, однако, большинство детей оставалось жить со своими родителями-спецпоселенцами. Таким образом, действительное количество освобожденных со спецпоселения лиц было гораздо меньше приведенных цифр.349
Разъяснения союзного отдела «П» по статусу некоторых категорий детей спецпоселенцев поступали в МВД БМАССР еще до выхода в свет Постановления Совмина СССР от 5 июля 1954 г. Так, в записке, датированной 5 сентября 1953 г. и разосланной в районные отделения, министр МВД Бурят-Монгольской АССР полковник Иванов отмечал, что согласно указанию МВД СССР снятию с учета подлежали следующие лица: а) дети спецпоселенцев, усыновленные лицами, не являющимися спецпоселенцами, и избравшие национальность спецпоселенца; б) дети,
Например, в первом квартале 1949 г. 656 «власовцев проживало в собственных домах, 232 имело приусадебные участки. У немцев эти показатели равнялись соответственно 49 и 454, а у литовцев в собственных домах проживало всего 6 человек (1 семья) и приусадебных участков не было на тот момент ни у кого. находящиеся на воспитании в детдомах и у родственников-спецпоселенцев.350 В конце апреля 1954 г. из отдела «П» МВД СССР пришло еще одно указание - на этот раз с учета предписывалось снимать детей спецпоселенцев, родившихся от браков с лицами, не состоявшими на спецпоселении, а также детей, родившихся от незарегистрированных браков. И хотя подпадавших под эти категории детей на спецпоселении в Бурят-Монголии было очень мало, сам факт существования новых положений свидетельствовал о многом. Например, становилось ясно, что в недрах МВД СССР начали зарождаться долгожданные идеи пересмотра правового статуса спецпоселенцев, начинавшиеся, как все хорошее, с самого малого. Последовавшее в июле 1954 г. постановление Совмина СССР только подтвердило это предположение.
