Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Идея «царской» власти в интерпретации русских книжников второй половины XV в С.39.
Глава II. Русские книжники первой трети XVI в. о прерогативах и пределах «царской» власти С.92.
Заключение С. 162.
Список источников и литературы С.165.
Список сокращений С. 187.
- Идея «царской» власти в интерпретации русских книжников второй половины XV в
- Русские книжники первой трети XVI в. о прерогативах и пределах «царской» власти
Введение к работе
Во второй половине XV - первой трети XVI вв. заканчивается процесс объединения русских земель под началом Москвы, формируется единое русское государство. На месте некогда большого количества разрозненных княжеств возникает новое государственное образование. Одновременно происходило формирование новых идеологических основ русской государственности. Москва постепенно становилась активным участником международных отношений. Таким образом, возникла необходимость, во-первых, определить статус русского государства, вписать его в систему международных отношений, а во-вторых, выработать новые принципы взаимоотношений между властью и подданными. Такая необходимость потребовала от современников обращения к религиозно-политической истории Руси для создания на ее основе легендарной истории московского великокняжеского дома, религиозно-политического мифа, который, с одной стороны, был призван убедить европейских монархов в благородном происхождении московских государей, с другой стороны, обосновать возрастающую власть великих князей над подданными.
Развитие представлений русских книжников о сущности и характере власти московских государей во второй половине XV - первой трети XVI вв. со временем составило идеологическую основу власти российских царей. Между тем, формирование идеологических основ государственной политики и государственной власти в этот исторический период еще не становилось предметом специального изучения. Отсутствие монографических работ, в которых сколько-нибудь подробно рассматривалась бы эволюция представлений русских книжников о «царской» власти во второй половине XV - первой трети XVI вв., наличие значительного числа дискуссионных вопросов, связанных с развитием воззрений рус-
ских книжников, характеристикой взглядов тех или иных религиозно-политических деятелей и публицистов того времени, делают тему настоящего исследования актуальной в научном отношении. Поскольку без уяснения идейных начал, сформировавшихся при Иоанне III и Василии III, невозможно понять ни дальнейшее идеологическое обоснование необходимости «царской» власти в России, ни строительства российской государственности при Иоанне Грозном, а затем и при Романовых.
Тема диссертации актуальна и в общественно-политическом плане. С распадом СССР идеологические начала власти, на которых основывался советский политический режим, перестали удовлетворять современным условиям развития международных отношений и государственного строительства и потому уже стали достоянием истории. В этой связи следует говорить о том, что сегодня, как и пятьсот лет назад, для России характерны манипуляции с моделями государственного развития и формирования межгосударственных отношений, поиски оптимальной модели государственного устройства, властных отношений и поиски внешнеполитической концепции. Для России по-прежнему важно убедить мировое сообщество в том, что Российское государство способно заметно влиять на развитие международных отношений, да и идея реставрации «царской» власти в современной России все еще окончательно не отмерла.
Переходя к историографии проблемы, отметим, что в дореволюционной исторической литературе изучение вопросов формирования представлений русских книжников о «царской» власти и международном религиозно-политическом статусе Московского государства было тесно связано с отношением исследователей к вопросу о византийском влиянии на формирование этих представлений.
Одни исследователи во главе с B.C. Иконниковым безоговорочно признавали влияние византийских религиозно-политических идей на формирование воззрений русских книжников. Другие, вслед за Н.М. Карамзиным,2 полагали, что оно было куда менее значимо по сравнению с основополагающим влиянием золотоордынских политических порядков. Третья группа исследователей во главе с В. Сергеевичем вообще отрицала подобное влияние на развитие русской политической мысли второй половины XV - первой трети XVI вв.
Представители первого направления считали, что влияние византийских религиозно-политических идей и политической практики на формирование представлений о «царской» власти разделялось на две эпохи: до падения Константинополя и после его завоевания турками-османами. В первую эпоху, период «религиозно-политического главенства над Русью византийского императора и константинопольского патриарха», представления о сущности и характере «царской» власти стали известны на Руси благодаря греческому духовенству. После падения Византии это влияние стало выражаться в постепенном перенесении на Русь различных преданий, определявших ее всемирно-историческое значение, что способствовало росту политического престижа великокняжеской власти. Внешним проявлением влияния византийских политических
Иконников B.C. Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории. Киев, 1869; Дьяконов М.А. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI в. СПб., 1889; Сокольский В. Участие русского духовенства и монашества в развитии единодержавия и самодержавия в Московском государстве в конце XV и первой трети XVI вв. Киев, 1902; Вальден-берг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. Пг., 1916.
2 Карамзин Н.М. История государства российского. Кн. II. Т. VI. Гл. 2, 3. М., 1989.
Стб. 37 - 126; Соловьев СМ. История России с древнейших времен. Кн. III. Т. V. Гл.
2, 3. М., 1989. С. 45 - 88; Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. П. М., 1988. С.
99-112,130-162.
3 Сергеевич B.C. Русские юридические древности. Т. II. Вып. 2. СПб., 1900; Савва В.
Московские цари и Византийские Василевсы. К вопросу о влиянии Византии на об
разование идеи царской власти московских государей. Харьков, 1901.
идей и политической практики стало принятие на Руси византийского придворного этикета и торжественный церковный обряд венчания. Вопрос о развитии учения о «царской» власти и вопрос о формировании представлений о международном статусе московского государства исследователи рассматривали в едином комплексе.
В. Вальденберг, в целом разделявший взгляды B.C. Иконникова, подводя итоги изучения в дореволюционной историографии вопроса о влиянии православно-византийских традиций на формирование представлений русских книжников о «царской» власти, писал, что уже «к началу XV в. взгляды русских книжников сложились в два основных направления. Эти направления сходятся в том, что оба признают некоторые нормативные пределы княжеской власти, но одно из них отстаивает свободу Церкви, объявляя, что она не подчинена князю, другое, наоборот, подчиняет церковные дела князю, дает ему право вмешиваться в них». Кроме того «особый оттенок учению об участии «царской» власти в делах Церкви придают те памятники письменности, которые проводят идею гармонии властей. Они, с одной стороны, расширяют сферу действия «царской» власти, предоставляя ей участие в делах Церкви, а с другой - суживают ее, предоставляя и церковной власти некоторую долю участия в делах государственных». В итоге автор заключал, что «за все время от начала русской письменности до конца XVII в. в политической литературе не было ни одной теории, которая устанавливала бы полную неограниченность царской власти в смысле каких либо то ни было обязательных для нее пределов».4
Сторонники второго направления исходили из того, что представления русских книжников о «царской» власти формировались под влиянием золотоордынских государственных начал. Византийское влияние признавалось ими только в аспекте формирования представлений о меж-
4 Вальденберг В. Указ. соч. С. 434 - 436.
дународном статусе Московского государства. В тоже время исследователями этого направления, в частности Н.М. Карамзиным, отмечалось, что власть Иоанна III как по отношению к вельможам, так и по отношению к Церкви стала еще более неограниченной, чем раньше.5 Развивая этот тезис В.О. Ключевский отмечал, что титулы «царь» и «самодержец» «характеризовали не внутренние политические отношения, а внешнее положение московского государства. С понятием о самодержавии общество соединяло мысль о внешней независимости страны». Возникновение титулов «царь» и «самодержец» исследователь связывал как с византийским влиянием, так и с влиянием свержения татаро-монгольского владычества.6
Представители третьего направления полагали, что идея самодержавия русских князей «не есть продукт византийских влияний, это плод освобождения от этих влияний». В. Сергеевич был убежден, что в «Византии возникло мнение о превосходстве священства над царством. Это мнение перешло и к нам. Из идеи превосходства священства над царством вытекало послушание, покорение князей духовенству, не только в церковных делах, но и вообще».
В. Савва, сравнивая церковно-придворные обряды в Византии и на Руси, пришел к выводу, что отражавшиеся в них идеи «царской» власти сильно различалась. В Византии эти обряды обозначали особое положение императора в Церкви как «царя» всех христиан, в Москве же в этих обрядах выражалась не столько высота власти «царя», сколько глубина его благочестия. В отличие от В. Сергеевича, исследователь полагал, что в Москве переработали византийскую идею сообразно своим взглядам, мое-
ковский «царь» не стал играть роль византийского императора. Таким
5 См. подробнее: Карамзин Н.М. Указ. соч. Гл. 3.
6 Ключевский В.О. Указ. соч. С. 99 - 112.
7 Сергеевич B.C. Указ. соч. С. 65 - 82.
8 Савва В. Указ. соч. С. 345 - 356.
образом, В. Савва не принимая позицию безусловного влияния византийских религиозно-политических идей, считал, что эти идеи, взятые за основу, были существенным образом переосмыслены на Руси.
Еще одна составляющая нашей проблемы - вопрос об общественных движениях конца XV - начала XVI вв., был поставлен в научной литературе лишь в 60-х гг. XIX в.
Следует согласиться с мнением Я.С. Лурье,9 что в историографии второй половины XIX в. прослеживаются две основные точки зрения на идеологическую борьбу конца XV - начала XVI вв. Сторонники первой связывали возникновение направления Нила Сорского, к которому относили и Вассиана, и Максима Грека, с присущими славянству началами духовности и гуманности (О. Миллер) или же со свойственными новгородцам началами свободы и индивидуализма (Н.И. Костомаров).10 Представители второй (А.С. Павлов и B.C. Иконников) полагали, что нестяжательство являлось реакцией на «общественные нестроения», оно боролось «с иерархическими интересами» господствующего церковного направления - иосифлянами, иногда посягая на «святость» церковных законов.
Наиболее последовательно взгляды О. Миллера и Н. Костомарова развивались в исследованиях В.И. Жмакина, А.Н. Пыпина и П.Н. Милюкова.11 Позиции этих исследователей разделяли также М.В. Довнар-
9 См. подробнее: Лурье Я.С. Вопрос об идеологических движениях конца XV - нача
ла XVI вв. в научной литературе // Труды отдела древнерусской литературы (в даль
нейшем - ТОДР Л). М.; Л., 1958. Т. XV. С. 131.
10 Миллер О. Вопрос о направлении Иосифа Волоцкого // Журнал министерства на
родного просвещения (в дальнейшем - ЖМНП). 1868. № 2; Рецензия Н. Костомарова
на сочинение И. Хрущова Исследование о сочинениях Иосифа Санина // Вестник Ев
ропы. СПб., 1868. Кн. IV.
1 Жмакин В.И. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881; Он же. Борьба идей в России в первой трети XVI в // ЖМНП. 1882. № 4; Пыпин А.Н. История русской литературы. Т. II. СПб., 1898; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. III. СПб., 1904.
Запольский и М.Н. Сперанский. Исследователи в целом соглашались с тем, что Иосиф Волоцкий относил к московскому князю те признаки власти, которыми располагал византийский император. Они отмечали в идеях иосифлян «параллелизм» монарха и Бога, были убеждены в том, что Иосиф Волоцкий и его сподвижники являлись прямой опорой государственной власти в ее политических притязаниях, а также связывали с иосифлянами формирование официальной идеологии Московского государства. В данных работах иосифлянам противопоставлялись еретики, а также Нил Сорский и его сторонники, которые, не будучи отъявленными еретиками подобно новгородским «жидовствующим», тем не менее обвинялись с разной степенью основательности в сношениях с ними.13 В учении Нила Сорского, по мнению исследователей, сливались элементы западного рационализма, сближающие его с еретиками, и византийские аскетические идеалы.14 Вассиана Патрикеева исследователи характеризовали как деятеля реакционного плана, принадлежавшего к княжеско-боярской оппозиции. Новгородско-московской ереси эти исследователи придавали меньшее значение, чем, к примеру, И. Панов, видевший в ереси своеобразный катализатор, ускоривший столкновение между направлениями Иосифа Волоцкого и Нила Сорского.15 Позиции указанных исследователей имели значительное влияние на литературоведение и историографию, что признавалось многими серьезными исследователями
Довнар-Запольский М.В. Московские гуманисты и обскуранты XVI века // Москва в ее прошлом и настоящем. Ч. I. Вып. 2. М., [б. г.]; Сперанский М.Н. История древней русской литературы. М., 1914.
13 Милюков П.Н. Указ. соч. С. 48 - 54.
14 Сперанский М.Н. Указ. соч. С. 431 - 432.
15 Панов И. Ересь жидовствующих // ЖМНП. 1877. № 3. С. 53 - 56.
конца XIX в.16 В целом, эти взгляды можно считать господствующими в научной литературе конца XIX - начала XX вв.17
А.С. Павлов и B.C. Иконников, к позиции которых примыкали взгляды В.О. Ключевского и Е.Е. Голубинского, характеризовали Вас-сиана Патрикеева как одного из выдающихся публицистов XVI в., находящегося в оппозиции к интересам церковной иерархии.18 Историки полагали, что нестяжательство было связано с общественно-политической борьбой, происходившей в Русском государстве XVI в. вокруг вопроса о земле, что секуляризация монастырских земель отвечала экономическим интересам государства,1 а также боярства.20 Исследователи не признавали виновность Максима Грека в предъявленных обвинениях (ересь, измена московскому государю, «хула» на каноны и церковную иерархию и
т. д.), так как были убеждены в том, что истинной причиной его опалы и осуждения в 1525 г. было отнюдь не отношение ко второму браку Василия III, а его полемика против вотчиновладения монастырей.22
Взгляды, противоположные построениям B.C. Иконникова и А.С. Павлова, развивались в трудах церковных и близких к ним историков, крупнейшим из которых по праву считается митрополит Макарий (Бул-
16 Шевырев С. История русской словесности. Ч. IV. СПб., 1887; Порфирьев И. История русской словесности. Ч. I. Казань, 1891; Галахов А.Д. История русской словесности, древней и новой. Т. I. М., 1894. С. 325.
і -j
См. подробнее: Лурье Я.С. Вопрос об идеологических движениях конца XV - начала XVI вв. в научной литературе // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. XV.
18 Павлов А.С. О Кормчей инока - князя Вассиана Патрикеева. // Ученые записки им
ператорского Казанского университета по отделению историко-филологических и
политико-юридических наук. 1864. Вып. 2. С. 489; Ключевский В.О. Указ. соч. С. 157
- 160; Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. П. М., 1900. С. 707 - 715.
19 Павлов А.С. Исторический очерк секуляризации церковных земель России. Ч. I.
Одесса, 1871.
20 Ключевский В.О. Указ. соч. С. 99 - 112.
Иконников B.C. Максим Грек. Киев, 1865. Гл. 11; Он же. Русские общественные деятели XVI в. Киев, 1866. С. 60. 22 Голубинский Е.Е. Указ. соч. С. 717 - 725.
гаков). Исходя из ортодоксально-православных позиций, они давали отрицательную оценку деятельности Максима Грека и особенно Вассиана Патрикеева. Подчеркивая в Вассиане боярское происхождение, боярскую «спесь и заносчивость», Макарий говорил о нем как о «дерзком вольнодумце и упорном противнике православной Церкви». Признавая ум, образование и писательский талант Максима Грека, митрополит «с прискорбием» отмечал, что в вопросе о вотчинных правах монастырей Максим Грек подпал под влияние Вассиана Патрикеева. Касаясь суда над Максимом Греком, Макарий полагал, что обвинения в церковных и религиозно-догматических заблуждениях «в то время могли казаться даже весьма важными и прямо еретическими».24
Назовем еще несколько сочинений, внесших заметный вклад в разработку нашей проблемы.
Существенный вклад в установление и разработку источников иосиф-лянского направления внесла магистерская диссертация И. Хрущова.25 А. Никитский, вопреки мнению И. Панова и других авторов, полагал, что новгородские еретики вовсе не были противниками великокняжеской власти, напротив, многие из них были прямо связаны с Иоанном III.26 М. Дьяконов и В. Вальденберг считали, что Иосиф Волоцкий не был безусловным сторонником неограниченной власти государя, поскольку именно ему принадлежал «революционный тезис», позволяющий не признавать установленную власть, если она отступает от норм религиозного
благочестия.
23 Макарий (Булгаков) митрополит. История русской Церкви. Кн. IV. Ч. I. Т. VI. М.,
1996.
24 Там же. С. 90-93,98-112,152-159.
25 Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Волоцкого. СПб., 1868.
26 Никитский А. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879.
С. 167-170.
27 Дьяконов М.А. Указ. соч. С. 94 - 95, 129; Он же. Очерки общественного и государ
ственного строя древней Руси. СПб., 1908. С. 416; Вальденберг В. Указ. соч. С. 229 -
331.
Наконец, идеи и идеологи конца XV - начала XVI вв. изучались в контексте идеологической борьбы как проявления классовой борьбы того времени.
Первые попытки связать борьбу идей в конце XV - начале XVI вв. с борьбой классов были сделаны еще до революции - в трудах Г.В. Плеханова, М.Н. Покровского и Н.М. Никольского, а после 1917 г. такой подход стал доминирующим. Г.В. Плеханов считал «движение общественной мысли в допетровской Руси» следствием борьбы различных общественных групп: духовной и светской властей, дворянства и боярства, боярства и духовенства и т.д. В этой связи Г.В. Плеханов характеризовал Иосифа Волоцкого как представителя духовенства, защищавшего инте-ресы Церкви и ее земельные владения.
Н.М. Никольский (автор нескольких глав по истории Церкви в книге М.Н. Покровского «Русская история с древнейших времен», которые после революции были переработаны в отдельное издание «История русской Церкви»), рассуждая об идеологической борьбе в конце XV -начале XVI вв., противопоставлял Иосифа Волоцкого в качестве «лучшего выразителя религиозного сознания боярско-именитого класса» его противникам, представлявшим собой причудливое соединение московского «старого боярства» с новгородскими «мелкими людьми».29
В отдельном издании своей «Истории русской Церкви» Н.М. Никольский характеризовал русское еретическое движение как «аристократический протестантизм», который был «ближе к французскому, чем к немецкому, ибо под его радикальной внешностью скрывалась реакцион-
Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. Т. I. М., 1914. С. 133 - 142. 29 Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен Т. II. Изд. «Мир», [б. г.]. С. 30, 50.
ная социальная сущность». Поддержка еретиков заволжскими старцами дала возможность иосифлянам сблизиться с великокняжеской властью.31 В исторической литературе 1930 - 1950 гг. исследователи, рассматривавшие вопрос о религиозно-политической борьбе на рубеже XV - XVI вв., приходили к выводу, что Максим Грек являлся идеологом боярства, но не консервативной его части, а той, которая осознавала неизбежность политического объединения государства под эгидой великих князей московских, или поддерживала Избранную раду, или являлась противником Русского централизованного государства, и, одновременно, турецким агентом.34 Направление Иосифа Волоцкого историки характеризовали как своеобразную «реформу монастырей», «объединение и перевооружение церковного воинства, изменение его тактики и приемов». Считалось, что предпосылкой этих преобразований стало «обострение классовых противоречий» в конце XV - начале XVI вв. и, в частности, «борьба городов с феодальной знатью», нашедшая свое отражение в ере-
си. А.А. Зимин полагал, что в условиях «реформационно-гуманистического движения», всколыхнувшего «самые различные классы русского общества... возникает и развивается политическая и публицистическая деятельность новгородского архиепископа Геннадия и его ученика Иосифа Санина, направленная на охрану господствующей церкви против народно-реформационного движения».36 В тоже время, Г.Н. Моисеева предлагала пересмотреть традиционное мнение о том, что
30 Никольский Н.М. История русской Церкви. М., 1931. С. 104.
31 Покровский М.Н. Указ. соч. С. 54.
32 Ржига В.Ф. Опыты по истории русской публицистики XVI века. Максим Грек как
публицист. // ТОДРЛ. М.; Л., 1934. Т. I.
33 Будовниц И.У. Русская публицистика XVI в. М.; Л., 1947. С. 146 - 147, 161, 165.
34 Смирнов И.И. К вопросу о суде над Максимом Греком // Вопросы истории (в даль
нейшем - ВИ). 1946. №№ 2-3.
Рыбаков Б.А. Воинствующие церковники XVI века // Антирелигиозник. М., 1934. №З.С.24.
Зимин А.А. О политической доктрине Иосифа Волоцкого // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. IX. С. 164-165.
только нестяжатели-бояре ратовали за секуляризацию монастырских земель. По ее мнению, силой, заинтересованной в секуляризации церковных земель, являлось в первую очередь дворянство.37
В 1960 - 1970 гг. исследователи усматривали положительное следствие учения нестяжателей в том, что предлагаемая ими секуляризация церковных земель могла способствовать укреплению Русского централизованного государства и расширению экономического могущества его социальной опоры - дворянства.38 Историки подчеркивали, что идеи нестяжательства обретали ту или иную политическую окраску в зависимости от того, какая социальная группа связывала с этими идеями свои интересы: это могла быть и великокняжеская власть, и боярско-княжеская аристократия, и дворянство.39 Также писали о том, что основной водораздел идеологической борьбы конца XV - первой трети XVI вв. проходил не между нестяжателями и иосифлянами, как считалось в дореволюционной литературе, а между еретиками с одной стороны и иосифлянами вкупе с нестяжателями с другой, так как они представляли различные течения внутри православной Церкви. Исследователи связывали эволюцию нестяжательства с настроениями крупных феодалов, для которых «нестяжательство становилось прежде всего политической идеологией, направленной против светских и духовных дворян великого князя».40 В литературе этого периода также рассматривались нестяжательские воззрения Максима Грека, исследовались причины его осуждения.41
Моисеева Г.Н. Валаамская беседа - памятник русской публицистики середины XVI в. М.; Л., 1958. С. 20-33.
38 Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV - первой трети XVI в. М., I960. С. 260-265.
См. подробнее: Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. 40 Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV - начала XVI в. М., 1965. С. 316 - 345,426 - 449.
Клибанов А.И. К изучению биографии и литературного наследия Максима Грека // Византийский временник (в дальнейшем - ВВ). 1958. Т. XIV; Синицина Н.В. Послание Максима Грека Василию III об устройстве афонских монастырей (1518 - 1519 гг.) // ВВ. 1965. Т. XXVI; Казакова Н.А. Максим Грек как нестяжатель // История
Одновременно и в исторической литературе обобщающего характера значительное внимание уделялось русским еретическим движениям конца XV - начала XVI вв.42
Несомненной заслугой исторической науки советского периода, по сравнению с дореволюционными исследованиями, являются широкомасштабные источниковедческие изыскания, благодаря которым были выявлены новые источники по истории общественной мысли второй половины XV - первой трети XVI вв. и установлены более полные и менее испорченные списки сочинений, обоснована новая атрибуция и т.д.43
Обратимся теперь к различиям в понимании отдельных сочинений русских книжников второй половины XV - первой трети XVI вв. в дореволюционной и советской историографии.
Возникновение «Сказания о князьях владимирских» в дореволюционной историографии принято было связывать с падением Визан-
СССР. 1967. № 2; Иванов А.И. Литературное наследие Максима Грека. Л., 1969; Он же. К вопросу о нестяжательских взглядах Максима Грека // ВВ. 1969. Т. XXIX; Си-ницына Н.В. Максим Грек в России. М., 1977; Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV - XVI вв. М., 1963. С. 264 - 287; Зимин А.А. Россия на пороге нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972. С. 267 - 299, 322 - 330; Бурдей Г.Д. Некоторые вопросы дипломатической истории Восточной Европы XIV - XVI вв. // Международные отношения в Центральной и Восточной Европе и их историография. М., 1966. С. 201 - 205; Казакова Н.А. Вопрос о причинах осуждения Максима Грека // ВВ. 1968. Т. XXVIII. С. 109 - 126; 1969. Т. XXIX. С. 108 - 139; Покровский Н.Н. Сибирская находка (Новое о Максиме Греке). // ВИ. 1969. №11; Судные списки Максима Грека и Исака Собаки» / Вступительная статья Н.Н. Покровского М., 1971; и др. 42 История СССР. Т. I. / Под ред. Б.Д. Грекова, СВ. Бахрушина и В.И. Лебедева. М.; Л., 1939; История русской литературы. Учебник для вузов. / Под ред. В.А. Десницко-го, Б.С. Мейлаха, Л.А. Плоткина. Т. I. Ч. І. М., 1941; История русской литературы. Т. П. Ч. I. Изд. АН СССР. М.; Л., 1945; Орлов А.С. Древняя русская литература. М.; Л., 1946; Очерки истории СССР. Период феодализма (IX - XV вв.). М., 1948; История Москвы. Т. І. М., 1952; Очерки истории СССР. Период феодализма конца XV - начала XVII в. М., 1955; История СССР. Т. I. / Под ред. Л.В. Черепнина и др. М., 1956; Гудзий Н.К. История древней русской литературы. М., 1956; История русской литературы Т. I. / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1958; История русской литературы. Т. I. / Под ред. А.Е. Бушмина, Н.И. Пруцкова. Л., 1980. и др. 3 Труды отдела древнерусской литературы; Полное собрание русских летописей; Археографический ежегодник; Памятники литературы древней Руси.
тии. Считалось, что «Сказание» появилось между 1480 и 1523 гг. Большинство исследователей рассматривало его в комплексе идей «Москва - Третий Рим». Историки полагали, что этот комплекс идей утверждал за Русским государством право на преемственность от Византии. Считалось, что легенды о приобретении Владимиром Мономахом «царского» венца из Византии и о происхождении русских князей от Пруса, родственника Августа, римского императора, были придуманы для доказательства прав русских на византийское наследие и были объединены в одно произведение Спиридоном-Саввой.45
В историографии советского периода закрепилось мнение, что «Сказание о князьях владимирских» подчеркивало единство процесса русской истории, устанавливая связь между князьями киевскими, владимирскими и московскими, определяло место русского государства в мировой истории. Считалось, что его появление было вызвано потребностью молодого русского государства в укреплении власти великого князя, что оно отразило идеи, уже назревшие в русской действительности и в русской литературе, и что оно скорее говорило не о праве русских князей на византийские земли, а об их праве на все русские земли, в том числе и на киевские.46
Жданов И.Н. Повести о Вавилоне и «Сказание о князех владимирских». СПб., 1891; Архангельский А.С. Из лекций по истории русской литературы. Литература Московского государства (конец XV - XVII вв.). Казань, 1913.
45 Иконников B.C. Опыт исследования о культурном значении Византии в русской ис
тории. Киев, 1869. С. 370; Дьяконов М.А. Власть московских государей. СПб., 1889.
С. 73 - 78; Пирлинг П. Россия и Восток: Царское бракосочетание в Ватикане. Иван
III и Софья Палеолог. СПб., 1892. С. 158 - 165; Сокольский В. Указ. соч. С. 104 -
114.
46 История русской литературы. Т. II. Ч. I. М.; Л., 1945. С. 307; История Москвы. Т. I.
М., 1952. С. 127; Лихачев Д.С. Национальное самосознание древней Руси. М.; Л.,
1945. С. 103 - 104; Гудзий Н.К. Указ. соч. С. 244 - 246; Дмитриева Р.П. Сказание о
князьях владимирских М.; Л., 1955. С. 13, 152 - 156; Памятники литературы древней
Руси (в дальнейшем - ПЛДР). Конец XV - первая треть XVI вв. М., 1984. Коммента
рии. С. 725 - 726; и др.
После того как были опубликованы сочинения старца псковского Елеазарова монастыря Филофея,47 историософская модель «Третьего Рима» надолго приковала к себе внимание исследователей. В 80-х гг. XIX в. был обозначен почти полный спектр оценок, которые в будущем повторятся в разных комбинациях. Исследования по проблеме модели «Третьего Рима» осуществлялись в двух руслах - научном и философ-ско-публицистическом. У истоков научного направления находился Н.Ф. Каптерев, у истоков философско-публицистического - B.C. Соловьев.48 Н.Ф. Каптерев писал о постепенном формировании у русских книжников взгляда на Русь как «на представительницу и хранительницу истинного, неповрежденного православия...»; на Москву как на наследницу павшей Византии и других православных «царств» и как на новый, «Третий Рим»; на московского великого князя как на прямого потомка и наследника бывших греческих императоров, как на «главу православного государства, как на представителя, поборника и защитника вселенского православия». Но при этом исследователь добавлял, что «московские цари хотели быть наследниками византийских императоров, не выступая однако из Москвы и не вступая в Константинополь». В целом автор следовал трем основным посылам: отношения русских к православному Востоку после падения Константинополя определялись их представлениями о Москве как «Третьем Риме», о московском «царе» как покровителе и опоре всего вселенского православия, о русском благочестии как высшем и совершеннейшем во всем мире. B.C. Соловьев приводил два образа «Третьего Рима»: исторический и проективный. Один он соотносил
47 Православный собеседник (в дальнейшем - ПС). 1861. № 5. С. 78 - 96.
48 Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку // Чтения в
Обществе любителей духовного просвещения (в дальнейшем - ЧОЛДП). 1883 - 1884;
Отдельное издание: Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному
Востоку. М., 1885. С. 348; Соловьев B.C. Великий спор и христианская политика //
Русь. 1883; Он же. Сочинения в П-х т. Т. I. Философская публицистика. М., 1989. С.
59,71-72.
с допетровской Русью, второй - с будущей миссией, или задачей, завершающим, примиряющим этапом в вековом соперничестве Востока и Запада, проходящим «через всю жизнь человечества»: «Наш восточный вопрос есть спор первого, западного Рима со вторым, восточным Римом, политическое представительство которого еще в XV в. перешло к третьему Риму - России». Проективный «Третий Рим» как примирение, как миссия или задача для будущего осуществляется на религиозной почве, в деле соединения церквей: «...дело России - показать, что она есть действительно третий Рим, не исключающий первого, а примиряющий собою обоих».
Другой вариант трактовки «восточного вопроса», «Третьего Рима» и его связи с «национальным самосознанием» представлен в трудах византиниста Ф.И. Успенского. Мысль о необходимости участия России в освобождении порабощенных православных народов характеризуется исследователем как показатель развития «русского национального самосознания», «общественного сознания». Но при этом учитываются и западные, по преимуществу, римские влияния: «Роковая неизбежность участия России в разрешении его («восточного вопроса») не только живо осознавалась самими русскими, но и была им внушаема извне». Ф.И. Успенский увидел то звено историософской модели «Третьего Рима», которое отождествляло Российское «царство» с «Ромейским царством». Не менее тонко он уловил разницу между идеей «Третьего Рима» и идеей «константинопольской вотчины» московских великих князей. Хотя первая и характеризуется им как политическая, она не только не отождествляется с решением второй задачи, но, напротив, отделяется от нее: «...не одно и то же - создавать политическую идею и принимать меры к ее осуществлению». Если идея «Третьего Рима» выводится Ф.И. Успенским из эволюции «национального самосознания» и трактуется в терминах ответственности России за судьбы порабощенных Турцией христиан, а
Филофей назван «человеком русской почвы», то идея «константинопольской вотчины», по мнению автора, «впервые высказана не в русских памятниках, а, так сказать, подсказана нам из Рима в начале XVI в.».49
М. Дьяконов, указывая на «Изложение пасхалии» митрополита Зо-симы, полагал, что «старец Филофей не был творцом теории о Москве -третьем Риме. Элементы этой теории были уже налицо, и ему принадлежит только окончательная и полная ее формулировка. Но в истории идей это была, бесспорно, важная заслуга». Мнение М. Дьяконова разделял и П.Н. Милюков.50
Самым значительным явлением в исследовании идеи «Третьего Рима» была книга В.Н. Малинина,51 где было опубликовано литературное наследие Филофея Псковского и другие сочинения, составлявшие, по мнению автора, его литературный контекст. Книга вплоть до 70-х гг. XX в. оставалась единственной специальной работой на эту тему. Хотя полемика по поводу происхождения, содержания, смысла идеи продолжалась, никто не обращался вновь к исследованию рукописной традиции, так как она казалась исчерпанной. В.Н. Малинин уделил большое внимание литературным источникам высказываний Филофея по всем вопросам, затронутым в посланиях (социальным, эсхатологическим, антилатинским и др.). Им были привлечены сочинения современников Филофея, писавших на близкие сюжеты.
Из представителей русского зарубежья наиболее интересно рассуждение на эту тему Г. Флоровского. Он рассматривал теорию в «перспективах апокалиптического беспокойства» XIV - XV вв., усиленного падением Константинополя, называл ее эсхатологической теорией, строго выдержанной «в эсхатологических тонах и категориях». «Третий Рим»
49 См. подробнее: Успенский Ф.И. Как возник и развивался в России восточный во
прос. СПб., 1887.
50 Дьяконов М.А. Указ. соч; Милюков П.Н. Указ. соч. Ч. П. СПб., 1897. С. 22.
51 Малинин В.Н. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901.
находится у Г. Флоровского в рамках концепции «кризиса русского византинизма», и в соответствии с этим автор утверждает, что он «заменяет, а не продолжает Второй. Задача не в том, чтобы продолжить и сохранить непрерывность византийских традиций, но в том, чтобы заменить... Византию, - построить новый Рим взамен прежнего...».52
В отечественной историографии советского периода до появления серии статей А.Л. Гольдберга почти не было специальных работ, посвященных идее «Третьего Рима». Ее оценки встречались по преимуществу в общеисторических работах и носили скорее популяризаторский характер.53
Д.С. Лихачев дифференцировал разные течения в представлениях русских книжников. Он обозначил три важные разграничения: во-первых, между идеей «константинопольской вотчины» и «греческой идеей»; во-вторых, между «политической теорией, направлявшей меч великокняжеской власти», и «мистической теорией», зревшей в среде русского духовенства и связанной отчасти с «греческой идеей»; в-третьих, между теорией «Москва - Третий Рим», не вышедшей за пределы церковных кругов по преимуществу, и идеями «Сказания о князьях владимирских», получившими широкое распространение как в дипломатической практике, так и в официальной литературе XVI в. Вслед за П. Пирлингом и Ф. Успенским54 Д.С. Лихачев полагал, что идея «константинопольской вотчины», «византийского наследия» внушалась русскому правительству западными державами в расчете на участие России в борьбе с Турцией, однако в самой Москве никогда не ссылались на права
52 Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1983. (1-е изд. Париж, 1937.) С.
10-12.
53 Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР с древнейших времен до XVIII
в.М., 1940.С. 139.
54 Пирлинг. П. Россия и папский престол. Кн. I. М., 1912; Успенский Ф.И. Указ. соч;
Он же. Брак царя Ивана Васильевича III с Софией Палеолог // Исторический вестник
(в дальнейшем - ИВ). 1887. декабрь. С. 680 - 693.
Московского престола, полученные через брак Иоанна III с Софьей Па-леолог.55
Н.С. Чаев, находясь под влиянием точки зрения Н.Ф. Каптерева, писал, что теория «Москва - Третий Рим» отражала успехи складывания централизованного Московского государства и была направлена в сферу международных отношений. Теория «Третьего Рима» характеризовалась автором как политическая, акцентировалась ее связь с внешней политикой московского правительства. Н.С. Чаев рассматривал теорию в качестве «ответа» католическому миру на политические и религиозные предложения пап и императоров.56
Заметный вклад в исследование идеи «Третьего Рима» внесли работы А.Л. Гольдберга, опубликованные в 70-е гг. XX в. Исследователю удалось существенно расширить источниковую базу. Введение в научный оборот нового рукописного материала позволило по-новому решать проблемы генезиса, атрибуции, датировки изучаемых текстов, взаимоотношения между ними, последовательности их создания, а на основе этого предлагать более аргументированные решения, касающиеся содержания и смысла теории.57
Широкий подход к теории «Третьего Рима» отличает работу Международного семинара исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». Исследовательская программа семинара - «историко-религиозные и юридические аспекты идеи Рима: традиция и преобразования». Одной из ведущих тем семинара является пространственно-временное распространение римских традиций, их взаимодействие с на-
55 Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 100,104.
56 Чаев Н.С. «Москва - третий Рим» в политической практике московского прави
тельства XVI в // Исторические записки (в дальнейшем - ИЗ). М., 1945. Т. XVII. С.
11,13.
Гольдберг А.Л. Три послания «Филофея» (Опыт текстологического анализа) // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. XXIX. С. 177 - 205; Он же. К предыстории идеи «Москва - Третий Рим» // Культурное наследие древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. С. 115-116.
циональными культурами, своеобразие привлечения и преломления это-
го опыта в разные эпохи у разных народов.
В работе Н.В. Синицыной рассматривается проблема генезиса и эволюции историософской модели «Третьего Рима».59 В своей книге автор делает качественный историографический обзор и опирается на все последние достижения отечественной исторической науки по проблеме «Третьего Рима», а также на итоги международного семинара «От Рима к Третьему Риму». Характеризуя значение, сущность и характер модели «Третьего Рима» Н.В. Синицына пишет: «Единое государство, сформировавшееся на рубеже XV - XVI вв. на востоке Европы, преодолев феодальную раздробленность и освободившись от... ордынского ига, утверждало свое место не только в системе международных отношений, но и в мировой истории. Оно заговорило о себе, апеллируя к древней традиции, причастность к которой, укорененность в глубоком прошлом, длительность исторической перспективы призваны были обеспечить ему стабильность и авторитет. Также и русская Церковь определяла свое место среди современных христианских Церквей, в истории христианства, утверждала свое право на автокефалию. Задача была двуединой, обоснование автокефалии сопрягалось с утверждением и статуса русского государства в качестве царства, и царского титула правителя».60
Наконец, А. Боханов рассматривает идею «царской» власти с историософских позиций и посвящает проблеме «Третьего Рима» вторую главу второй части своей работы.61 Несмотря на новаторский подход к проблеме, мы вынуждены признать, что автор не добавляет ничего каче-
Римско-Константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. IX Международный семинар исторических исследований: «От Рима к Третьему Риму». Москва 29-31 мая. 1989. М, 1995.
59 Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концеп
ции. М., 1998. С. 57.
60 Там же. С. 323-324.
1 Боханов А. Самодержавие: идея царской власти. М., 2002. С. 208 - 232.
ственно нового к уже имеющемуся в отечественной и зарубежной историографии материалу.
В советской исторической литературе существуют две основные позиции в оценке общественно-политических воззрений Ф.И. Карпова. Одни исследователи полагали, что Ф.И. Карпов по происхождению, социальному статусу и общественно-политическим взглядам являлся боя-
(л)
рином. Другие исследователи, напротив, утверждали, что по происхождению, социальному статусу и общественно-политическим взглядам Ф.И. Карпов являлся дворянином, поддерживающим великого князя, не являясь при этом сторонником неограниченной власти государя.63
Мы вправе констатировать, что в литературе конца 1980-х - начала 2000 гг. интерес к заявленным вопросам сохранился, хотя общее количество публикаций несколько уменьшилось. Кроме уже упомянутых работ Н.В. Синицыной и А. Боханова укажем на качественные публикации В.Г. Графского, Д.М. Шаховского, Л.Е. Морозовой, А.В. Чернецова, Л. Ронки де-Микелиса, опубликованные в материалах IX Международный семи-
Ржига В.Ф. [Сообщение] // Известия Академии наук. Пг., 1914. № 15. С. 1103 -1105; Он же. Боярин-западник XVI в. (Ф.И. Карпов) // Ученые записки института истории РАНИИОН. 1929. Т. IV. С. 39 - 48; Кимеева Е.Н. «Послание митрополиту Даниилу Федора Карпова» // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. IX. С. 220 - 234. 63 Зимин А.А. Общественно-политические взгляды Ф.И. Карпова // ТОДРЛ. М; Л., 1956. Т. XII. С. 160 - 173; Синицына Н.В. Федор Иванович Карпов - дипломат, публицист XVI в.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1966. С. 16 - 21; ПЛДР. Конец XV - первая треть XVI вв. М., 1984. Комментарии. С. 745 - 746; и др.
нар исторических исследований: «От Рима к Третьему Риму», а также сочинения А.И. Филюшкина, Я.Н. Щапова, А.А. Горского.65
Таким образом, в изучении проблемы формирования и эволюции представлений русских книжников о «царской» власти существует множество дискуссионных вопросов. Наиболее изученным является вопрос о влиянии православно-византийских традиций на формирование представлений русских книжников о «царской» власти, хотя и здесь имеются разногласия в определении форм и степени этого влияния.
В исторической науке констатируется факт перенесения на московских государей «царских» титулов и регалий в связи с Ферраро-Флорентийской унией, падением Константинополя и освобождением от золотоордынского ига. Однако исследователи зачастую представляют в своих работах только выводы, конечный этап своих рассуждений. До сих пор не ясно, в чем именно заключалось переосмысление православно-византийских традиций на Руси, имела ли место эволюция взглядов русских книжников или же представления о «царской» власти были взяты ими в готовом виде и не претерпели существенных изменений. Если эволюция взглядов русских книжников о сущности и характере «царской» власти имела место, то с какими историческими явлениями и событиями она была связана, а также о каких этапах эволюции этих представлений может идти речь. Не закрыт вопрос и об общественных движениях конца
Графский В.Г. Представление о власти и законе в Средневековой Руси: Римско-византийское влияние // Римско-Константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. IX Международный семинар исторических исследований: «От Рима к Третьему Риму». Москва 29-31 мая. 1989. М., 1995; Шаховской Д.М. Идея «Москва - Третий Рим». Основная тематика // Там же; Морозова Л.Е. Иван Грозный и публицисты XVI в. о пределах и характере царской власти // Там же; Чернецов А.В. Представление русских книжников XVI в. о власти русских князей и византийских императоров // Там же; Ронки де-Микелис Л. Идея Москвы - Третьего Рима в «Повести о начале Москвы» // Там же.
65 Филюшкин А.И. Термины «царь» и «царство» на Руси // ВИ. 1997. № 8; Щапов Я.Н. Достоинство и титул «царя» на Руси до XVI в. // Царь и царство в русском общественном сознании. М., 1998; Горский А.А. Представления о «царе» и «царстве» в средневековой Руси (до середины XVI в.) // Там же.
XV - первой трети XVI вв. Дискуссионным остается сюжет о сущности и
характере религиозно-политической борьбы этого времени, в связи с чем
возникает вопрос о позиции московских книжников в отношении прово
димого московским правительством курса централизации государствен
ного управления и становления монархической формы правления. В ис
торической литературе выглядят неубедительными редкие попытки ре
конструкции учения о «царской» власти тех или иных русских книжни
ков. Зачастую исследователи не использовали всей полноты источнико-
вого материала, кроме того, на умозаключения историков влияла их по
литическая ангажированность или цензура. В литературе остается от
крытым вопрос о позиции Церкви и государства в отношении развития
церковно-государственных отношений как основы общественно-
политического созидания.
В целом, несмотря на определенные успехи, достигнутые в решении проблемы, ее изучение в публикациях современных авторов далеко от завершения. Отсутствие до сих пор специальных обобщающих трудов по проблемам генезиса и эволюции представлений русских книжников о «царской» власти, недостаточная изученность многих важных вопросов, стремление исследователей воздержаться от теоретических обобщений, наличие в литературе спорных точек зрения - все это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки указанной темы.
Объектом настоящего исследования является комплекс взглядов, мнений и идей русских книжников второй половины XV - первой трети
XVI вв. Соответственно, предметом исследования становится эволюция
идеи «царской» власти, едва ли не наиболее актуальной и значимой для
русских книжников в указанное время.
Цель настоящей работы - определить основные направления развития и принципиальные моменты представлений русских книжников о сущности и характере «царской» власти применительно к московским
государям, которые со временем составили идеологические основы власти российских самодержцев.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
1) Определить степень и характер влияния православно-
византийской модели церковно-государственных отношений на форми
рование представлений русских книжников о «царской» власти и между
народно-политическом статусе Московского государства.
Реконструировать взгляды русских книжников на «царскую» власть московских государей во второй половине XV - первой трети XVI вв.
Изучить представления русских книжников второй половины XV - первой трети XVI вв. о международно-политическом статусе русского государя и Московского государства, их исторической роли и значении.
Доказать, что комплекс идей русских книжников существенно повлиял на официальную позицию правительственных кругов в отношении властных полномочий московских государей и церковно-государственных отношений, показать природу и сущность этого влияния.
Решение первой задачи позволит определить степень преломления православно-византийских традиций на русской почве и характер их влияния на формирование взглядов русских книжников. Это способствует определению вектора развития религиозно-политических идей на Руси, их более точной реконструкции. Данное обстоятельство позволит уточнить распространенные в научной литературе мнения относительно ключевых моментов развития представлений русских книжников, придаст изучению процесса эволюции религиозно-политических воззрений большую обоснованность.
Решение второй задачи позволит понять основные направления развития, сущность и характер религиозно-политических представлений русских книжников относительно статуса и власти московских государей, а также церковно-государственных отношений.
Решение третьей задачи сделает возможным составить представление об этапах эволюции, сущности и характера идей русских книжников по вопросам международного религиозно-политического статуса Московского государства и государя, русской Церкви.
Решение четвертой задачи позволит говорить о природе влияния публицистических идей на формирование идеологических основ власти российских самодержцев.
Положения, выносимые на защиту:
Идея «царской» власти на Руси во второй половине XV - первой трети XVI вв. развивалась по двум направлениям. Первое направление связано с вопросом о национальном освобождении и государственном суверенитете. Так, титулы «царь» и «самодержец» долгое время (до 1480 г.) рассматривались русскими книжниками по преимуществу только в контексте суверенного правления. Второе направление связано с формированием централизованного Московского государства (с конца XV в.), когда остро ставился вопрос о новых принципах церковно-государственных и вассально-подданнических отношений. В этой связи титулы «царь» и «самодержец» постепенно стали применяться для характеристики политического режима внутри страны.
Эволюция воззрений русских книжников на сущность и характер «царской» власти в период со второй половины XV - по первую треть XVI вв. проходила в двух направлениях. Во-первых, от признания великого князя одним из многих православных «царей», блюстителем, покровителем и защитником православного христианства для «своих стран», то есть на территории русских земель, к признанию мос-
ковского государя единственным православным государем, ответственным за судьбы вселенского православия. Во-вторых, от цер-ковно-религиозных прерогатив «царской» власти к декларации ее религиозно-политических принципов, которые со временем составили идеологические основы власти московских государей.
3) В 70-х - 90-х гг. XV в. возможное получение «царского» титула
московским государем приобретает характер признания его как суверен
ного религиозно-политического главы всего православного населения
русских земель, единственного легитимного государя, представляющего
Русь в международных отношениях, покровителя и защитника русской
Церкви. Параллельно Московское государство начинает именоваться
«царством». С этого времени «царский» титул русских князей, помимо
церковно-религиозной сферы, стал употребляться в церковно-
политической, общественно-политической и дипломатической сферах.
В первой трети XVI в. размышления на эту тему породили различные идеи, обосновывавшие, с одной стороны, «царский» титул московских князей, с другой - автокефалию русской Церкви. Благодаря этому Московское государство получило надежные идеологические основы для решения дипломатических, политических и церковно-религиозных задач. Начал формироваться образ мировой державы.
Московские книжники в конце XV в. являлись силой, которая в условиях образования единого Московского государства направляла свою деятельность на скорейшее установление централизации государственного управления, подчинения объединенных территорий центру, концентрации политической власти и экономических ресурсов в руках великого князя. При этом они выступали за ограничение влияния Церкви в общественно-политической жизни государства.
Ни один автор второй половины XV - первой трети XVI вв. не представлял «царскую» власть совершенно неограниченной. Русские
книжники единственной формой управления государством признавали единовластие, которое в это время трактовалось как «самодержавие», противопоставляя его произволу боярско-княжеского многовластия. Государь московский, приняв титул «царя», становился гарантом «правды», то есть гарантом соответствия политической и судебной практики законодательным нормам. Одновременно его воля в силу данной обязанности представлялась выше любого законодательного акта.
Методологическая база диссертации. Ключевым для данного диссертационного сочинения выступило понятие «идея царской власти». По меткому замечанию В.И. Даля идея есть «понятие о вещи». В современных толковых словарях термин «идея» толкуется как в духе В.И. Даля («ведущие положение в системе взглядов», «основная мысль»), так и в значении «намерение», «замысел», «план», «убеждение», «основной принцип мировоззрения».67 Мы принимаем это двойное толкование и под идеей «царской власти» будут пониматься те положения, которые имелись у русских книжников о «царской» власти, но эти представления на Руси появились много раньше 1547 г., когда Иоанн Васильевич венчался на царство и принял среди прочих титул «царь», то есть ранее фактического ее оформления, поэтому понятия о «царской» власти московских государей Иоанна III и Василия III неминуемо принимает значение «замысел», «план», приближается по значению к понятию «идеал» -«мыслимый, воображаемый образец совершенства», «высшая цель, руководящая деятельностью личности или общества».68
Еще одна принципиальная для настоящей диссертации дефиниция - «книжник» - толкуется нами чуть иначе, чем это было принято В.И. Далем. Для последнего книжник есть «ученый, знающий св. писание,
66 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II. СПб., 1996. С. 8.
Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. I. М., 1994. С. 336. 68 Там же. С. 335.
догматик, учитель, толкователь Закона Божия». В наиболее общем значении термин «книжник» трактуется им как «грамотей, ученый, человек начитанный».69 Однако в рукописном наследии второй половины XV -первой трети XVI вв. мы анализируем сочинения лишь тех авторов, которые поднялись до самостоятельной разработки, неординарной интерпретации или талантливой популяризации идеи/идеала «царской» власти применительно к современным им российским реалиям. Другими словами: не просто взгляды книжников, но, прежде всего, взгляды идеологов -адептов и апологетов «царской» власти - изучались в настоящей диссертации. При подобном выборе мы руководствовались принципиальным соображением историка и историографа А.Л. Шапиро, согласно которому апология «царской» власти во второй половине XV - первой трети XVI вв. становится основой идейного содержания работ книжников того
времени. Иногда в литературе таких людей называют «русские провид-
цы».
Применительно к изучаемому периоду надлежит, на наш взгляд, разводить термины «самодержец» и «царь» и, соответственно, производные от них понятия, в частности «самодержавная власть» и «царская власть». Последняя в эпоху Иоанна III и Василия III много шире первой. Историки применительно к периоду после 1480 г., то есть после формального уничтожения вассальной зависимости московского великого князя от золотоордынского хана, рассуждали о трансформации Иоанна III из вассалов в сюзерены, то есть, о суверенитете Московского государ-
ства. Под последним и понималось самодержавие. Понятие же «царь» и
69 Даль В.И. Указ. соч. С. 125.
70 Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен по XVIII в. Вып. 1. М., 1982. С.
95.
71 См. например: Зайцева Л.И. Русские провидцы о российской государственности
(середина XVI - начало XX вв.). М., 2003.
7?
Об историографических спорах на этот счет см. подробнее: Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. Омск, 1999. С. 23 -31.
«царская власть» суть понятия вероучительные, выводимые русскими книжниками не столько из византийских и/или ордынских политических реалий, сколько из православного догмата: Иисус Христос есть царь небесный, его власть тождественна власти царя земного, хотя и не равна ей: небесный царь - пантократор (вседержитель), земной царь - автокра-тор. После 1547 г. термины «царь» и «самодержец» все больше сближаются по смыслу, но никогда не сливаются окончательно. Во всяком случае, монарх в России носил и титул «самодержец», и титул «царь» до февраля 1917 г. включительно.
В диссертации используется герменевтический подход к исследованию источников. В рамках герменевтики письменный документ трактуется как «проявления жизни» творческого индивида и как языковое обнаружение духовного мира соответствующей эпохи, что предполагает понимание оставленных этой эпохой «жизнепроявлений». Процесс понимания имеет круговой характер и выступает в качестве «герменевтического круга». Последний предполагает взаимообусловленность объяснения и интерпретации, с одной стороны, и понимания - с другой. Для того чтобы понять нечто, его необходимо объяснить, и наоборот. Для понимания целого необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо иметь представление о смысле целого. Чтобы понять некоторый текст, надо понять отдельные предложения, но для понимания каждого предложения надо уже располагать пониманием текста. Чтобы понять предложение, надо понять отдельные слова, но для правильного понимания их смысла надо понимать предложение и т.д.7
Основополагающим принципом исследования выступил принцип историзма, под которым понимается признание устойчивой связи между явлениями и событиями в развивающемся и изменяющемся мире. Ос-
73 См. подробнее: Новая философская энциклопедия. М., 2000. С. 509, 512, 514-515.
новные методы исследования - исторический и логический, взятые в единстве. Изучение предмета исследования при помощи логического метода предполагает обобщение фактического материала, выявление исторической перспективы, изучение его в единстве прошлого и настоящего. Исторический метод подразумевает подход к исторической действительности с точки зрения всей совокупности конкретных фактов и раскрытие закономерностей процесса исторического развития. В соответствии с принципом историзма процессы, протекавшие в прошлом, должны рассматриваться так, как они происходили в действительности, без модернизации прошлого и политического ангажемента.
Наряду с общенаучными принципами в работе использовались специальные исторические методы и приемы: сравнительно-исторический метод, который предполагает сопоставление одновременных и разновременных явлений, а также их пространственно-временных характеристик; историко-генетическии метод, который заключается в последовательном раскрытии свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе ее исторического движения.
Хронологические рамки диссертации охватывают период со второй половины XV в. по первую треть XVI в., то есть, включают время правления московских государей Иоанна III и Василия III. В этот период русскими книжниками была сформулирована большая часть тех идей, которые оказали непосредственное влияние на формирование идеологических основ власти российских самодержцев, а также на формирование представлений о международном религиозно-политическом статусе Московского государства, его исторической роли и значении, в значительной мере повлиявших на формирование внешнеполитических целей и задач. Обращение русских книжников к этим темам было вызвано целым рядом международных религиозно-политических событий, наиболее знаковыми из которых являются падения Константинополя (1453 г.) и
татаро-монгольского ига (1480 г.). С первым событием связано начало формирования взглядов на религиозный статус и историческое предназначение Руси, ее роль в судьбах вселенского православия. С падением татаро-монгольского ига связано начало формирования представлений о характере внутриполитических отношений между властью и подданными и о правовом международно-политическом статусе Московского государства. После 1533 г. изыскания русских книжников о «царской» власти вступают в новый этап развития и во многом переносятся в практическую плоскость.
Источниковая база диссертации довольно представительна. Типологически использованные в диссертации источники следует разделить следующим образом:
I. Публично-правовые акты светских и церковных властей:
Акты светских властей: а) Договорный вид: международные договоры, б) Договорно-распорядительный вид: указные грамоты о действиях властей в пользу реального контрагента, в) Судебно-процессуальный вид: судные списки, докладные судные списки и правые грамоты.
Делопроизводственные документы, прежде всего их распорядительный вид: памяти, приказы.
3) Акты церковных властей: а) Договорно-
распорядительный вид: грамоты и послания о соблюдении интересов ре
ального контрагента, б) Распорядительно-агитационный вид: посла
ния иерархов.
П. Памятники древнерусского канонического права.
Оригинальная древнерусская литература: поучения и послания.
Публицистика.
Как правило исследователи обращали внимание на наиболее заметные дипломатические акты второй половины XV - первой трети XVI
вв. (Посольство греков Раневых в Рим с наказом вести переговоры о браке Иоанна III с Софьей Палеолог, «Ответ дьяка Ф. Курицына императорскому послу Н. Поппелю», переговоры с Польским и Литовским государствами, переговоры с Римом и императором Священной Римской империи).74 При этом они воздерживались от анализа дипломатических инструкций («Память») московским послам, что не давало возможности составить более полную картину развития тех идеологических аргументов, которыми двигалась внешняя политика великих князей московских. Между тем в «Памяти», выданной Юрию Траханиоту от 22 марта 1489 г.,75 направленному к императору Священной Римской империи с обратным посольством, содержится один из ключевых этапов формирования идеологии русского государства. Послам предписывалось вести переговоры с императорскими дипломатами по вопросу признания императором за великим князем московским равного международно-политического статуса и права именоваться в официальных дипломатических документах «царем». Основанием для переговоров должны были стать родственные связи с «передними римскими царями» (византийскими императорами), с которыми московские князья еще до установления отношений «братства» находились в отношениях «приятельства» и «любви» (имелся в виду брак русской княжны Анны, тетки Иоанна III, с Иоанном Палеологом).
If»
Важным источником стали указные грамоты московских князей, среди которых особо следует упомянуть о «Послании Великого князя Ивана III новгородскому архиепископу Ионе» (от 1471 г.), где отражены представления русской стороны о сильно возросшей по-
Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (в дальнейшем - ПДС). СПб., 1851. 75 Там же. С. 17.
Акты археографической экспедиции (в дальнейшем - ААЭ). Т. I. 1294 - 1598. СПб., 1836; Акты исторические (в дальнейшем - АИ), изданные Археографической комиссиею. Т. I. 1334 - 1598. СПб., 1841; Русская историческая библиотека (в дальнейшем -РИБ), изданная Археографической комиссиею. Т. VI. СПб., 1880.
еле Ферраро-Флорентийской унии и падения Константинополя роли и значении московского князя в международных религиозно-политических вопросах
Значительный источниковый комплекс составляют судные списки, среди которых особо следует выделить «Отрывок следственного дела о Иване Берсене и Федоре Жареном, с допросами старцу Максиму Греку и келейнику его Афанасию».77 Следственное дело проясняет эволюцию взглядов московских князей на отношения между государем и подданными по мере формирования единого централизованного государства.
Из актов церковных властей наибольшее значение имеет «Послание константинопольского патриарха Антония IV Василию I Дмитриевичу» (1393 г.). На основании этой грамоты были предприняты попытки реконструировать православно-византийскую религиозно-политическую модель.
Среди памятников древнерусского канонического права использованы «Изложение пасхалии на осмую тысящу лет» (1492 г.) и «Соборная грамота духовенства православной восточной церкви, утверждающая сан царя за великим князем Иоанном IV Васильевичем» (1561 г.), в тени которых долгое время оставались другие, не менее значимые памятники канонического права, такие как «Соборная грамота русских епископов о верности их митрополиту Ионе и не сообщении с Исидоро-вым учеником Григорием, поставленном в Риме на киевскую митрополию», «Присяжная грамота тверского епископа Геннадия, данная ново-поставленному митрополиту Феодосию» (1461 г., после 31 марта) и
" ААЭ, Т. I. СПб., 1836. № 172, С. 141 - 145.
78 РИБ, Т. VI. СПб., 1880. Приложения. № 40.
79 Там же. № 118, Стб. 795 - 802; Соборная грамота духовенства православной вос
точной церкви, утверждающая сан царя за великим князем Иоанном IV Васильеви-
др. Эти памятники древнерусского канонического права дают возможность исследователю составить более полное представление о тонкостях и перипетиях процесса становления автокефалии русской Церкви, параллельно о росте власти московских государей, в непростых религиозно-политических условиях второй половины XV в.
Из памятников оригинальной древнерусской литературы исследовательского внимания неизменно удостаивались такие, как «Послание московского великого князя Василия II Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану II» (1441 г.), «Послание московского великого князя Василия II Васильевича императору Константину XI Палеологу» (июль 1451 г.), а также послания архиепископа Геннадия, сочинения Вассиана Патрикеева, некоторые из которых были опубликованы еще А. Павловым (1863 г.), «Просветитель» Иосифа Волоцкого. Чуть реже исследователи обращались к «Слову кратку», очень часто - к творчеству старца Филофея, особое внимание уделялось его «Посланию на звездочетцев», первое издание которого состоялось в 1861 г.80
В то же время учительные послания русских митрополитов,81 призывающие к покорности великому князю те или иные города и территории, разъясняющие вопросы автокефалии русской Церкви, вопросы скорого наступления «последних дней» и т.д., и сегодня остаются мало привлекаемыми в изучении вопросов становления и эволюции взглядов рус-
чем 1561 г. Издана М. Оболенским. М., 1850. С. 17 - 18; РИБ, Т. VI. СПб., 1880. № 83, Стб. 627 - 632; Там же. № 94, Стб. 687 - 690.
80 Там же. № 62, Стб. 525 - 536; Там же. № 71, Стб. 575 - 586; Казакова Н.А., Лурье
Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI вв. М.; Л.,
1955. Приложение. С. 309 - 391; Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения.
М.; Л., 1960. Приложение. С. 223 - 285; «Полемические сочинения инока-князя Вас
сиана» // ПС. 1863. июль - октябрь; Иосиф Волоцкий. Просветитель. Спасо-
Преображенский Валаамский монастырь, 1994; «Слово кратко» // Чтения в Обществе
истории и древностей российских (в дальнейшем - ЧОИДР). 1902. Кн. II. С. 3 - 60;
ПС. 1861. №5. С. 78-96.
81 АИ, Т. I. СПб., 1841. №№ 280, 281; РИБ, Т. VI. СПб., 1880. №№ 66, 85, 87.
ской стороны на прерогативы и пределы «царской» власти, в реконструкции и характеристике взглядов той эпохи на сущность и характер церковно-государственных отношений.
Из памятников публицистического характера для изучения представлений русских книжников конца XV - первой трети XVI вв. чаще других исследователи использовали «Послание ростовского ар-хиепископа Вассиана на Угру» (1480 г.), «Послание» Спиридона-Саввы,83 Послания Иосифа Волоцкого,84 Сочинения Максима Грека,85 а так же «Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу».86 Изучение в науке сочинений выше перечисленных авторов происходило в 30-х - 70-х гг. XX в., потому обращение к сочинениям перечисленных авторов сегодня имеет очевидную актуальность.
Названные источники в совокупности позволяют реконструировать процесс эволюции воззрений русских книжников второй половины XV -первой трети XVI вв. на важнейшие религиозно-политические вопросы, волновавшие современников. Также они помогают определить, насколько представления тех или иных авторов могли влиять на официальную позицию государственной власти и, наоборот, насколько идеология и политические установки власти могли влиять на общественное сознание. В целом, имеющаяся историческая литература и источники, взятые в совокупности, позволяют разрешить поставленные в исследовании задачи.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые специальному исследованию подвергнута эволюция взглядов русских книжни-
«Послание ростовского архиепископа Вассиана на Угру» // ПЛДР. Вторая половина XV в. М, 1982. С. 523 - 537.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских М.; Л., 1955. Приложение. С. 159-170.
Послания Иосифа Волоцкого / Под. Ред. А.А. Зимина, Я.С. Лурье М.; Л., 1959. 85 Максим Грек. Сочинения преподобного Максима Грека. В 3-х частях. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1910.
Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу // ПЛДР. Конец XV - первая треть XVI вв. М., 1984. С. 494 - 520.
ков на предполагаемый характер власти московских государей, а также внешнеполитический статус и международное положение русского государства во всей совокупности, что и укладывается в понятие идеи «царской власти». Изучены их взгляды на сущность и характер власти великих князей московских на протяжении того периода в истории страны, когда ряд религиозно-политических событий (Ферраро-Флорентийская уния, падение Константинополя, свержение татаро-монгольского ига и др.) так или иначе определили формирование и развитие русской государственности. Это позволило увидеть проблемы эволюции идейных основ политического режима в новом аспекте. Благодаря данному обстоятельству были существенно скорректированы имевшиеся в литературе представления о воззрениях многих русских книжников, чьи сочинения, как полагали исследователи, повлияли на становление идейных основ «царской» власти. Результаты исследования дают возможность существенно скорректировать взгляд на развитие представлений русских книжников о «царской» власти и исторических судьбах русского государства.
Апробация и практическая значимость. Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях (Кокшетау, 2005, Омск, 2006).
Материалы диссертационного исследования могут быть использованы для создания обобщающих трудов по отечественной истории, а также найти применение в подготовке лекционных курсов и семинарских занятий, спецкурсов и спецсеминаров.
Идея «царской» власти в интерпретации русских книжников второй половины XV в
Идея «царской» власти на Руси проходит ряд этапов развития и получает свое первичное осмысление в отказе Василия I поминать имя греческого императора на церковной службе со словами «мы имеем Церковь, а царя не имеем и знать не хотим». В 1393 г. константинопольский патриарх Антоний IV отправляет послание великому князю Василию І, в котором подвергает критике «слова о высочайшем и святом самодержце-царе» своего адресата, его запрет московскому митрополиту «поминать божественное имя царя в диптихах». «Ты... хочешь дела совершенно невозможного», - увещевает великого князя патриарх и приводит доводы в пользу ошибочности мнения Василия Дмитриевича, по существу излагая религиозно-политическую формулу римского универсализма, которая, как известно, определяла византийского императора «василевсом ромеев», светским главой всех христиан и предполагала, что «один только царь во вселенной». «На всяком месте, где только имеются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя ...Если и некоторые другие из христиан присваивали себе имя царя, то все эти примеры суть нечто противуествествен-ное, противузаконное, более дело тирании и насилия (нежели - права)».1
Русская сторона, по всей видимости, на данном этапе развития религиозно-политической мысли уже не разделяла в полной мере воззрений, представляемых патриархом в своем послании. Не принимая формулу византийского универсализма, Москва тем самым давала понять о возросших политических амбициях, предлагая Константинополю пересмотреть роль и значение московского княжества в «наднациональной общности христианских государств, центром которой был Константинополь».2 Вряд ли можно сомневаться в том, что мысль московских политических деятелей на данном этапе своего развития достигает нового уровня религиозно-политического мышления. Очевидно, что подъем самосознания был вызван внешнеполитическими обстоятельствами: соседние с Византией славянские государства постепенно поглощались мусульманской империей, в то время как Россия после Куликовской битвы испытывает духовный, культурный и политический подъем. Возникли условия для переосмысления роли и значения великих князей московских в «христианском содружестве государей». И византийский император удовлетворил чаяния русской стороны, фактически признал возросшую роль московских государей, санкционировав брак своего сына Иоанна, ставшего позднее императором Иоанном VIII Палеологом, с дочерью Василия Дмитриевича Анной.
В силу изменявшейся международной обстановки - усиливающееся Московское княжество и слабеющая Византийская империя - русское религиозно-политическое мышление более отчетливо формулировало мысль о неприемлемости положения о том, что византийский император «один только царь во вселенной» (т.е. единственный светский глава православной Церкви).
Русские книжники первой трети XVI в. о прерогативах и пределах «царской» власти
Если в конце XV в. важнейшим вопросом публицистики и дипломатической практики являлся вопрос о национальном освобождении и государственном суверенитете (титулы «царь» и «самодержец» означали не что иное, как самостоятельность и суверенность правления), то после освобождения от ордынского владычества и образования в конце XV -начале XVI вв. единого Московского государства этот вопрос постепенно отходит на второй план.1 Наряду с вопросом о международном статусе московских государей особую актуальность стал приобретать вопросы о проведении централизации государственного управления и о новых принципах вассально-подданнических отношений. В XVI в. оба вопроса стали наиболее обсуждаемыми на страницах публицистических произведений. От принятых по ним решений зависело, каким путем пойдет централизация управления и в чьих руках сосредоточится власть, насколько круг лиц, причастных к власти, будет широк или ограничен и по каким принципам будет формироваться аппарат государственного управления. Централизация управления была напрямую связана с ростом числа служилого сословия, которое за свою службу получало земельные пожалования. Поскольку основу феодального государства составляла феодальная собственность на землю, определявшая политическую власть ее обладателей, остро встал вопрос о наделении служилых людей землей: возникла необходимость определиться с источниками формирования поместного фонда земель. От решения по этому вопросу зачастую зависели более глобальные вопросы: о форме государственного устройства и характере государственной власти.
Поскольку большая часть земель Московского государства была поделена между тремя основными силами - великим князем, феодальной аристократией и Церковью (имеем в виду, прежде всего, монастыри), -то борьба за источники формирования поместного фонда развернулась между ними. Для представителей феодальной аристократии и Церкви эта борьба была еще и борьбой за расположение великого князя, то есть за политическую власть. В ходе этой борьбы на протяжении конца XV -первой трети XVI вв. возникали самые немыслимые политические комбинации, дивиденды от которой пожинала в основном великокняжеская власть.
Необходимость централизации государственного управления была очевидна для большинства слоев населения. Каждое сословие феодальной иерархии, имея свои экономические и политические интересы, связывало с государственной централизацией улучшение собственного положения. В условиях формирования единого централизованного государства представители различных сословий и социальных групп, предвидя перспективу ограничения своих «удельных» прав и полномочий в пользу центральной власти, стремились «выторговать» для себя некоторые права и привилегии в новой системе общественно-политических отношений, занять более высокое и самостоятельное положение. В итоге представлялись различные проекты развития форм государственного управления и общественно-политических отношений. Следует отметить, что внутри сословий существовали различные мнения, связанные с теми или иными социальными группами.
Похожие диссертации на Эволюция идеи "царской" власти на Руси во второй половине XV-первой трети XVI вв.
