Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 25 ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ И ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ФЕНОМЕНА РОССИЙСКОЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ 25
1.1. Благотворительность как социокультурный феномен 25
1.2. Историография проблемы российской благотворительности 36
ГЛАВА 2 89 БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ В ИСТОРИИ РЕАЛИЗАЦИИ МОРАЛЬНО-ЭТИЧЕСКОЙ И НОРМАТИВНО-ОРИЕНТИРУЮЩЕЙ ФУНКЦИЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В X - XVII ВЕКАХ 89
2.1. Христианские истоки основ древнерусской благотворительности 89
2.2. Нормативно-ориентирующая деятельность церкви в сфере древнерусского благотворения 109
2.3. Нищенство как причина, основной объект и следствие церковной и светской благотворительности на Руси 126
2.4. Идеология нищелюбия во внутрицерковной борьбе и во взаимоотношениях церкви и государства в XV - XVII вв 144
ГЛАВА 3 ЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ В НОРМАТИВНО-САНКЦИОНИРУЮЩЕЙ И СТАБИЛИЗИРУЮЩЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА (XVII-XIX ВВ.) 162
3.1. Начало складывания системы организованной благотворительности в России 162
3.2. Деятельность государства в обосновании и развитии системы социальной помощи в россии в XVIII - XIX веках 175
3.3. Учреждения, "на особых основаниях управляемые" как наиболее эффективная форма организации и осуществления благотворения в россии в XIX-начале xx века 223
ГЛАВА 4 БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В РОССИИ 257
4.1. Система земской помощи нуждающимся 257
4.2. Внутрисословная благотворительность в России (на примере крестьянского и купеческого сословий) 286
4.3. Частная благотворительная помощь в россии XIX - начала XX веков: общественная идея и формы осуществления 308
Заключение 391
Список источников и литературы 411
- Благотворительность как социокультурный феномен
- Христианские истоки основ древнерусской благотворительности
- Начало складывания системы организованной благотворительности в России
Введение к работе
Весной 1898 года Василий Осипович Ключевский сделал в своём дневнике следующую запись: "Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чувствуют и задают вопросы, что делать? Ответа нет".1
Прошло 100 лет. Ответ, который, казалось, был найден Россией в 1917 году, принято считать роковой ошибкой. Не ставя себе целью рассуждать именно по этому поводу, лишь констатируем очевидное: вопросы, актуальные столетие назад, снова застигают нас у черты.
Современное российское обществознание, наблюдающее и изучающее российское общество на всех этапах его истории и во всех его проявлениях, имеет уникальную возможность и нравственную обязанность вычислить, обратившись к истории России с присущей ей спецификой и владея "научным запасом человеческого ума , направление, в котором должна идти наша страна, просчитав, насколько возможно, последствия рекомендуемых шагов. И если В.О. Ключевский имел основание утверждать, что в России "развилась особая привычка к новым эрам в своей жизни, наклонность начинать новую жизнь с восходом солнца, забывая, что вчерашний день потонул под неизбежной тенью", считая причиной этому "недостаток исторического мышления", "пренебрежение к исторической закономерности",3 то современное общество на основе собственного опыта вполне созрело для того, чтобы жить под лозунгом "без прошлого нет будущего". Наукой доказано, что углубление и изменение наших представлений о прошлом влияет на обыденные и научные типологии, применяемые человеком в общении со своими современниками, и в этом смысле можно говорить о непрямом, но всё же активном воздействии прошлого на настоящее, т.е. прошлое в определенном смысле имеет будущее. Оно возвращается не просто потому, что является образцом, которому следуют традиционные формы действия, но потому что способно, самоизменяясь (в результате усилий историков и по мере
своего прирастания), воздействовать на типические формы деятельности в настоящем.4 Вопрощающий историк рано или поздно получает ответ из прошлого. Как писал М.М. Бахтин, - "...в истории нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения".5
Ситуация, когда, как отмечено в Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента 17 декабря 1997 г., "ещё недостаточно устойчивы позитивные тенденци во внутреннем развитии государства и общества..." и "увеличение удельного веса населения, живущего за чертой бедности, расслоение общества на узкий круг богатых и преобладающую массу малообеспеченных граждан, усиление социальной напряженности..., как следствие кризисного состояния экономики, несет угрозу безопасности России в социальной сфере",6 ставит историков перед гражданской обязанностью обращения к тем пластам и явлениям в социальной истории России, изучение и осмысление которых будет работать на новую Россию, каждый гражданин которой сможет реализовать своё право на достойную жизнь, осознавая при этом и реализуя свои гражданские обязанности. В этих условиях исторический опыт становления и эволюции такого социокультурного феномена как российское благотворение, отвергнутого в качестве предмета научного интереса историками времени коммунистического строительства, провозглашавшего своей целью "наиболее полное удовлетворение материальных и духовных потребностей каждого человека",7 приобретает, на наш взгляд, особую значимость.
Актуальность исследования благотворительности в социальной истории дореволюционной России в аспектах мировоззренческом и конкретно-исторической практики очевидна по ряду причин.
Во-первых, благотворительность стала частью российской культуры, её традиции имеют столь глубокие корни, что можно говорить об определенном образе жизни в дореволюционной России, основанном на милосердии и особых духовных началах заботы о ближнем, в чем так нуждается Россия совре-
менная. Ведь в кризисном социуме, когда экономическое и социально-политическое бытие наполнено трудностями, противоречиями и нестабильностью, именно культура, по А. Камю, является достойным способом выживания человека, ибо в ней концентрируются не только опыт успехов, но и уроки поражений и мужества полноценно жить в ситуации абсурда и хаоса.8
Во-вторых, объективное изучение и освещение истоков, сущности, видов и форм благотворительной деятельности в России, как результата реализации определенных функций такими социальными институтами, как церковь и государство, такими социальными стратами, как сословия, равно как отдельными личностями и общественными объединениями, дает богатейший материал для критического осмысления и использования в нынешних, столь непростых условиях, когда полярными стали не только взгляды, но и материальное положение различных слоев населения, когда такие социальные патало-гии, как нищенство, беспризорность, проституция и другие, вызванные безработицей, миграционными процессами, социальной фрустріщей в обществе, увеличивают ряды нуждающихся в социальной заботе в геометрической прогрессии в то время, когда необходимой помощи лишены даже те категории нуждающихся, в отношении которых декларирована ее обязательность. Это важно не только с точки зрения организации элементарной заботы о нуждающихся членах общества, имеющих на это право по факту самого существования, но и с точки зрения изучения исторического опыта, положительного и негативного, в деле организации и регулирования процесса общественного и государственного благотворения в России, ведь не секрет, что именно социально-ориентированная политика ряда крупнейших государств Европы и США, взятая на вооружение правительством этих стран по следам Октября в России, позволила избежать назревавших там социальных взрывов.
В-третьих, особую актуальность проблеме мировоззренческих основ, истории и практики благотворительности в нашей стране придают, на наш взгляд, нравственные характеристики предмета исследования. Известно, что
человек - "открытое существо", он обречен на свободу выбора. Но выбор этот возможен и в восходящем направлении культурного совершенствования, и по пути нисходящему, в виде вторичного одичания путем снятия с себя "культурных одежд", содержащих нормативы и определенные запреты -границы человеческой деструкции. Причем, если первый путь требует значительных усилий, то второй реализуется при простом снятии воспитания (образования) А учитывая, что природа не дала человеку достаточных механизмов торможения, и эти механизмы человек выработал исторически, а заключены они в морали и в культуре в целом, то их защитно-воспитательную силу, особенно в условиях кризиса, необходимо поддерживать и стимулировать. Наглядное описание нравственного примера - один из самых действенных приемов в воспитании. Объективно воссозданная историческая картина благотворения в России дает богатейший материал для превращения нравственного воспитания в практическую школу благонравия, в чем так нуждается наше общество, особенно юная его часть. Пробуждение потребности быть нравственнее может стать началом нравственного, а затем и политического возрождения России.
Исходя из вышеизложенного, мы посчитали необходимым в качестве объекта исследования избрать феномен российской благотворительности в процессе его исторического развития как сферу реализации ряда функций таких социальных институтов, как церковь и государство, проследив при этом её эволюцию от освещенной религией личной потребности в акте благотворения через сословную легитимную обязанность к осознанному гражданскому долгу. Декларирование объекта исследования в связи со сложностью самого феномена благотворения и многообразием его понятийного оформления обязывает нас изложить наше понимание "благотворительности" как понятия.
В.О. Ключевский писал: "...благотворительность", - вот слово с очень спорным значением и с очень простым смыслом. Его многие различно тол-
куют и все одинаково понимают". Действительно, если в русской православной литературе под благотворительностью обычно понимают "...свободную, основанную только на чувстве любви к другому, деятельность, которая направляется на возвышение его духовного и материального благосостояния",10 то современные светские энциклопедические издания трактуют благотворительность как "...помощь нуждающимся со стороны
общественных организаций, государственных учреждений, церкви и частных
„ и лиц .
Вторая половина XIX века, ставшая временем становления российского гражданского общества, дала начало дискуссии о месте, смысле, роли и задачах феномена российского благотворения в дельнейшем развитии страны, что вызвало и весьма продуктивные попытки уточнения понятийного аппарата. В условиях исторически подготовленного разнообразия форм и методов благотворительной деятельности в России на фоне стремления формирующегося гражданского общества занять свою, отличную от государственной, нишу в сфере благотворения, отдельные участники дискуссии предлагали свои определения благотворительности, с выделением, как правило, в качестве самостоятельной дефиниции термина "общественное призрение". Так, например в энциклопедическом словаре Гранат в статье А. Борового благотворительность, "как форма помощи", называется "самым элементарным, непосредственным и добровольным актом помощи, которую оказывают неимущим частные лица и общества", но при этом подчеркивается её, в отличии от "обязательного общественно-государственного призрения", факультативный характер.12 В Большой Энциклопедии под ред. С.Н. Южакова и П.Н. Милюкова "принудительному общественному призрению" и "добровольной благотворительности" также отводят разные ниши: "...общественное призрение исходит из сознания невозможности со стороны известного строя дать средства существования всем гражданам, и поддержка, им оказываемая, осуществляется в интересах государственного преуспеяния и общественного благо-
получия", а "...Благотворительность добровольная есть проявление индивидуального гуманного чувства, возникающего на почве отношений между благотворящим и благотворимым
Обозначенная и достаточно мотивируемая в названных изданиях градация понятий вполне правомерно натолкнула современных исследователей в условиях практического отсутствия в советской лексикографической среде интереса к разработке дефиниций благотворительности (исключение составил Словарь русского языка (1981 г.), где под благотворительностью понимается "...В буржуазном обществе: оказание частными лицами материальной помощи неимущим; филантропия"14), на продолжение традиции дифференциации семантического значения терминов, касающихся проблем благотворительности, имея в виду "строгую функциональную направленность каждой из дефиниций".15
Вполне понимая и принимая авторский выбор в ситуации, когда предметом исследования является одна из сторон благотворительной деятельности, имеющая собственные характеристики, объединяемые либо субъектом, либо объектами благотворения, считаем необходимым дать своё понимание благотворительности, имея в виду обозначенный нами выше объект исследования.
Избрав объектом исследования феномен российской благотворительности в процессе его исторического развития как сферу реализации ряда важных функций церковью и государством, равно, как личностью и обществом, и имея в виду, что в основе её лежит милосердие как сущностная интенция, способность к сочувствию и готовность к оказанию материальной помощи, поддержки страдающему,16 определим благотворительность производным понятием, фиксирующим социальное действие по реализации определенных институальных, общественных или частных усилий этой помощи, поддержки, в виде системы "основанных на чувстве дружелюбия действий, имеющих целью оказание помощи слабым членам общества, лишенным, по
той или иной причине, возможности собственными силами обеспечить себе минимум средств существования".17
Учитывая наметившуюся в ряде современных исследований тенденцию усматривать "сущностную близость, родство понятий "благотворительность" и "меценатство", отметим, что обозначенный и обоснованный нами выше подход к трактовке термина "благотворительность" предполагает четкое разделение в понимании сущности этих социальных явлений, как имеющих разные социально-культурные предпосылки и реализующихся в практически непересекающихся сферах социальной жизни.
Цель диссертационного исследования в соответствии с вышеизложенным состоит в том, чтобы изучить и проанализировать исторический опыт и мировоззренческие основы генезиса и эволюции феномена благотворения в социальной истории дореволюционной России путем решения следующих задач:
разработки теоретического обоснования благотворительности как социокультурного феномена;
критического изучения и освещения историографических основ проблемы российской благотворительности, как теоретического ориентира для современных исследователей;
изучения генезиса и эволюции древнерусской благотворительности как социального процесса в истории реализации русской православной церковью её морально-этической и нормативно-ориентирующей функцией,
выявления, в связи с этим, духовных истоков и основ древнерусской благотворительности;
изучения нищенства в Древней Руси, как основной социальной патологии, в качестве причины, объекта и следствия благотворительности;
анализа сущности, места и роли идеологии нищелюбия в истории взаимоотношений двух основных социальных институтов - госу-
дарства и церкви - в условиях становления российского самодержавия;
изучения и осмысления истории и особенностей складывания и реализа
ции монополии государства на идеологию и практику благотворения,
анализа, в связи с этим, основных тенденций и этапов в законодательно-административной деятельности государства в сфере социальной помощи нуждающимся, их обусловленности традициями древнерусской благотворительности, потребностями модернизируемого государства и спецификой государственного строя;
изучения истории, принципов создания и результатов функционирования наиболее оптимальных форм реализации государственной политики в создании системы организационного благотворения в России;
изучения и анализа истории, форм, особенностей и результатов благотво
рительной деятельности как части процесса общественной самоидентифи
кации в условиях становления гражданского общества в России, в том
числе, за счет
- анализа сущности, особенностей, преимуществ и недостатков земской благотворительной деятельности;
обращения к феномену внутрисословной благотворительности;
изучения и анализа форм, особенностей и результатов частной благотворительной деятельности в России XIX - начала XX веков с учетом активизации общественной самодеятельности и специфики взаимоотношений государства и общества,
определения места филантропии в либеральных и радикальных общественных концепциях и сущности общественной идеи благотворения в России с конца 60-х годов XIX века.
Хронологические рамки исследования в силу особой социокультурной сущности объекта исследования и длительной истории его эволюции,
модификации его количественных и качественных характеристик, охватывают период с X до начала XX века. Если X столетие открыло процесс активной христианизации Руси, заложив тем самым основу благотворительности как результата освященной религией осознанной рефлексии социума на последствия проявления дихотомии "бедность - богатство", то период с 1914 по 1917 годы - это постепенное сужение сферы функционирования благотворения как особого регулирующего социального механизма от преимущественного развития видов и форм благотворительности, характерных для экстремальных условий военного времени, до полного отрицания её необходимости в родившемся государстве, основной целью которого декларировалось установление социальной справедливости.
Всё вышеизложенное, несмотря на популярные сейчас в современной зарубежной науке заявления о "бесконечности интерпретаций, когда ни один вывод, по определению, не конечен и не может стать истиной в конечной инстанции, и задача ... заключается в том, чтобы представить набор точек зрения о социальной реальности, отражающих её сложность и многообразие и тем самым способствующих более глубокому её пониманию", а значит "выбор собственной позиции осуществляется рефлексивно, с пониманием относительности принятой интерпретации",18 утверждает нас во мнении, что историк должен исходить из принципа адекватности познавательных средств исследуемому материалу, имея в виду, что лучшей может быть признана концепция, которая при прочих равных условиях способна интегрировать наибольшее число подходов, найти возможность их соединения и соподчинения. Поэтому, положив в основу нашего методологического видения принцип плюрализма, означающий, в широком смысле, свободу выбора методологической ориентации, в узком смысле - взаимодействие различных познавательных средств на основе принципа дополнительности, мы, тем не менее, в качестве методологических и теоретических ориентиров избрали методологии социального познания М. Вебера, 3. Дюркгейма, П. Сорокина, К. Маркса,
в основе которых лежат ряд закономерностей общественного развития (теория социального действия, концепция социологических и исторических идеальных типов, структурно-функциональный анализ) и теорию системного подхода к анализу социальной действительности. Идеи и подходы концептуального характера Н. Бердяева, И. Ильина, В. Ключевского, С. Соловьева и др., как и работы современных отечественных и зарубежных ученых по теории и методологии исторической науки,19 изученные нами с позиций названных выше методологических ориентиров, позволили при этом придерживаться историософии, которая отвергает социальную пристрастность ученого, абсолютизацию роли классового фактора в общественном развитии, признает в нем действие таких детерминант (наряду с социально-экономическим фактором), как национальный, религиозный, иррациональный моменты; учитывает то, что в историческом движении может в принципе иметь место не только закономерность, но и альтернативность.
Основными познавательными принципами, которыми мы пользовались, конкретизируя философский методологический пласт, были: а) объективность; б) историзм; в) полный учет социально-субъективного в предмете исследования и максимально возможная нейтрализация предвзятого отношения ученого при интерпретации и оценке фактов. Кроме перечисленных научных принципов, мы старались придерживаться такой установки морально-этического свойства, как принцип корректности и деликатности в оценке фактов.
В силу того, что методологические принципы реализуются в научном труде как через совокупность функций, требований, так и через систему методов, в нашей работе мы используем как методы специально-исторические: диахронный, сравнительно-исторический, синхронный, актуализации, проблемно-хронологический, так и общенаучные: классификации, статистический, структурно-системный.
Не претендуя на исчерпывающую полноту выбора методологических ориентиров и начиная исследование в малоразработанной области современного научного исторического знания, мы вынуждены констатировать, что степень разработанности проблемы в советской историографии не поддается оценке из-за практического отсутствия интереса к проблеме или её замалчивания. И, наоборот, масштабы наработок в различных отраслях дореволюционного российского обществознания по проблеме российской благотворительности таковы, что требуют углубленного изучения и обобщения на уровне отдельного раздела исследования (см. 1.2.).
Источниковая база исследования. Основными источниками для изучения заявленной проблемы стали: собрания русских летописей, законодательные акты и правовые документы российского государства и церкви, опубликованные статистические и информационные сборники и обзоры, материалы ряда центральных и местного архивов, материалы периодической печати, житийная и эпистолярная литература.
Одним из первых исторических свидетельств, отразивших призрение страждущих на Руси являются русские летописи. Их можно найти в полном собрании летописей (ПСЛ), издавашихся по высочайшему повелению археографической комиссией в Санкт-Петербурге в 1897 - 1906 гг. (Т.1 - 13); полном собрании русских летописей, подготовленном и изданной в 1962 - 1989 гг. (Т.1 - 38) (ПСРЛ), а именно, в Лаврентьевской летописи М, 1962. Т.1. С.140, 148, 164-165; Ипатьевской летописи /ПСРЛ/ М, 1962. Т.2. С. 178; Патриаршей, или Никоновской летописи /ПСРЛ/ М., 1965. Т. 9-10. С.85 и др.
Источниками правового характера, несущими информацию об утверждении и развитии благотворительности в Древней Руси, послужили "Русская правда" Ярославичей, церковный Устав князя Владимира, Судебник великого князя Ивана III и Ивана Грозного.20 В силу того, что все шаги, даже ничтожные, в сфере благотворения со времен Петра I обеспечивались в законодательном порядке высочайшими Указами, и основного нормативного до-
кумента, регулирующего все вопросы благотворительности в стране, не существовало вплоть до 1892 года, вся информация по этому поводу сосредоточена в Полном собрании законов Российской империи (пережившем три издания) как в виде указов по отдельным случаям и проблемам благотворения, так и в виде составных частей основополагающих для социальной истории России документов как-то: Учреждение о губерниях 7 ноября 1775 года,22 Земское положение 1864 года,23 Городовое положение 1870 года24 и др. Устав об общественном призрении, изданный в 1892 г.25 и ставший базовым документом, регулирующим благотворительную деятельность в стране, а также Нормальные и Примерные уставы, разработанные Министерством внутренних дел для отдельных типов благотворительных организаций с целью упрощения процедуры их открытия, и многочисленные правила, принятые для регламентации различных сторон филантропической деятельности в России в конце XIX - начале XX вв., завершают перечень официальных нормативных документов, составивших отдельную группу источников по проблеме.
К следующей группе источников необходимо отнести материалы и документы, хранящиеся в архивных учреждениях: Центральном историческом архиве г. Москвы (ЦГИАМ), Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) и Государственном архиве Ставропольского края (ГАСК). Выбор этих архивов обусловлен стремлением работы с документами и материалами, позволяющими не только смоделировать историю благотворительности через обращение к фактам создания и деятельности благотворительных заведений, учреждений и обществ на примере не только столицы, но и провинции, но и убедиться в объективности и полноте той открытой информации, степень наличия которой в статистике и материалах общероссийских исследований, а также многочисленных отчетах и сообщениях в периодике и официальных юбилейных изданиях, как и трудах государственных и общественных деяте-
лей на этом поприще, в несколько раз превосходила на рубеже веков масштабы информации по любой другой проблеме социальной, экономической и политической жизни Российской империи. В Государственном архиве Ставропольского края исследовались фонды: "Кавказский приказ общественного призрения (1804 - 1847), Ставропольский приказ общественного призрения (1847 - 1913) " (ф. 240), "Ставропольский губернский комитет Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам" (ф. 116), "Ставропольский губернский попечительный о тюрьмах комитет" (ф. 296), "Ставропольское епархиальное попечительство о бедных духовного звания" (ф. 364), "Попечительный совет Ставропольской гимназии Св. Александры, г. Ставрополь н/К" (ф. 788), "Ставропольское общество помощи бедным. Ставрополь н/К" (ф. 365); "Ставропольский временный благотворительный комитет для пособия пострадавшим от неурожая" (ф. 829); "Канцелярия Ставропольского губернатора (ф. 101) и ряд других фондов. Отметим, что на обложках ряда организаций благотворительного характера рукой советского архивариуса выведена фраза "учреждение, маскировавшее царским режимом угнетение народа", и дела эти до момента нашего знакомства с ними вос-стребованы не были. В Центральном государственном историческом архиве г. Москвы мы обращались к статистическим отчетам Московского приказа общественного призрения за 1880 - 1885 гг. (ф. 56), к фонду "Попечительный совет общественного призрения в Москве" (ф. 177), фонду 108, содержащему материалы по истории Московского Воспитательного Дома, организации Варваринского сиротского дома в Москве. Материалами по истории Московского Воспитательного Дома, как и фрагментам переписки И.И. Бецкого, стоявшего у истоков создания последнего, обладает и Российский государственный архив древних актов (ф. 119 - т.н. портфели Миллера), а в фонде "Внутреннее управление" (ф. 16) РГАДА сосредоточены малоизвестные документы по истории ряда благотворительных акций в обеих столицах. Ф. 728 РГАДА дает отрывочную информацию о деятельности Марии Федоровны на
ниве благотворения, тогда как архив Российской Федерации имеет в своем активе фонд "Императрица Мария Федоровна" (ф. 663), с богатейшим информационным материалом о её жизни и деятельности во главе благотворительного ведомства.
Солидную по масштабам, качеству исполнения и количеству информации, как мы и отмечали выше, группу источников по истории и проблемам российской благотворительности составляют опубликованные отчеты, обзоры, статистические и информационные сборники. Разрешительный характер и сложная процедура открытия любых видов благотворительных заведений и организаций подразумевал и постоянный последующий контроль за их деятельностью, что вызывало к жизни массу документов отчетности, предоставляемой по инстанциям и обязательной к опубликованию. Наличие подробной статистики и заинтересованности ведомств, "на особых основаниях управляемых" (Ведомство учреждений Императрицы Марии и др.) в рекламе филантропической деятельности со стороны государства в первую очередь, способствовали активному её изданию в различной форме как под патронажем Высочайших благотворителей (чему уделяется подробное внимание при проведении историографического исследования), так и по инициативе губернаторов.
Пятая группа источников - это опубликованные в большом количестве документы разного рода благотворительных организаций, юбилейные обзоры и очерки деятельности, издававшиеся самими обществами. К таковым как дающим представление о характере и содержании деятельности благотворительных организаций, мы бы отнесли опубликованные документы Всероссийского Союза учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению и Московского городского благотворительного Совета, как и материалы съездов 1910 и 1914 годов по проблемам благотворительности и общественного призрения в России, проводившихся под эгидой Министерства внутренних дел.
Ещё одна также объемная и информационно насыщенная группа источников, - это периодическая печать. В историографическом обзоре мы более подробно рассмотрим историю издания и структуру специальных журна-
лов, посвященных благотворительности, здесь же отметим, что проблемы филантропической деятельности поднимались и расматривались и другими журналами, отражая на рубеже веков и различные взгляды на неё (об этой дискуссии подробно - в IV главе). Страницы газет, как столичных, так и губернских, также содержали многоплановую информацию о различных сторонах благотворительной деятельности.
Особая мировоззренческая и практическая роль русской православной церкви в создании и укреплении традиций российской благотворительности, а также её непосредственная активная благотворительная деятельность, предопределили необходимость выделения группы источников теолого-теоретического и церковного характера. К первого рода источникам относится Евангелие, "святоотеческая" духовно-нравственная литература, древнерусская "церковно-учительная" литература, ко второй - консисторские дела и статистика по церквям и церковным школам.28
Ориентация на вышеизложенное позволила в процессе исследования достичь результатов, которые заставляют говорить о новизне диссертационного исследования. Она заключается в том, что
впервые в современной отечественной историографии предпринята попытка изучения феномена российской благотворительности, его мировоззренческих основ и конкретно-исторического опыта осуществления через реализацию основных функций такими социальными институтами, как церковь и государство, при одновременном изучении её эволюции от освященной религией личной потребности через легитимную сословную обязанность к осознанному гражданскому долгу;
на основе толерантности к богатому дореволюционному наследию в области теоретических изысканий по проблеме истории и практики
отечественного благотворения использованы методологические подходы, учитывающие социокультурную специфику изучаемого феномена и длительность процесса его эволюции;
выработано теоретическое обоснование благотворительности как социокультурного феномена;
в научный оборот впервые введен специфический пласт архивных источников, не востребованный ранее в силу подхода к нему, как к "маскирующему буржуазную действительность";
в результате подхода к изучению благотворительности как социального действия значительно дополнена историческая картина деятельности русской православной церкви в реализации присущих ей морально-этической и нормативно-ориентирующих функций, и деятельности государства как инициатора, законодателя и исполнителя в создании и регулировании организованной системы благотворения в стране;
анализ частной инициативы в сфере российского благотворения в XIX - начале XX веков позволил дополнить историческую картину и выявить ряд особенностей становления гражданского общества в России;
анализ мировоззренческих и идеологических основ процесса благотворения в стране на различных его этапах позволил значительно расширить представления о путях и особенностях оформления российской политической культуры, представляющей собой сложный комплекс идей, принципов, стереотипов, традиций, в центре которого стало государство с его довлеющим влиянием на все сферы жизни общества;
исследование истории дореволюционного российского благотворения в социоисторическом ракурсе позволило выявить и обосновать тенденции и перспективы реформирования и развития системы социальной помощи в условиях современной России;
исследование дало результаты, которые могут послужить основой для построения инновационной социологической концепции, осмысли-
вающей широко, масштабно и систематизировано сущность, статус, социальную роль, характер, особенности, структуру, общественный вес и воздействие социальной помощи и защиты в условиях социального неравенства.
Практическая значимость исследования обусловлена, во-первых, насущной потребностью в исследовании и обобщении исторического опыта российского благотворения в настоящий переломный период русской истории, которую испытывают федеральные органы власти как при формировании правильного внутриполитического курса вообще, так и при выработке приемлемых подходов к развитию социальной сферы, в частности. Данное исследование, во-вторых, может прослужить подспорьем, в виде систематизированной в условиях социоисторического подхода базы данных и полученных научных результатов, для других отраслей науки (социология, социальная психология, социология управления, политология и др.) при изучении вопросов, связанных с различными сторонами социальной работы, управления социальной сферой, выработкой современной национальной или государственной идеи и т.д. Практическая значимость данного исследования, в-третьих, подтверждена трехлетним вузовским опытом использования как материалов и научных результатов диссертации в преподавании курса "История культуры России", спецкурсов по истории благотворительности и социальной работы в России, так и предложенного подхода к исследованию генезиса, эволюции и содержания иных социокультурных феноменов студентами и аспирантами в их научно-исследовательской работе.
Апробация исследования. Научные результаты диссертации послужили темой для обсуждения на заседании круглого стола Министерства труда и социальной защиты населения Правительства Ставропольского края. Основные выводы и положения исследования изложены и обсуждены на международных конференциях "Цивилизационный и формационный подходы к изучению отечественной истории: теория и методология" (Москва, 1995); "Царизм и российское общество в начале XX века: новые подходы и задачи
изучения проблемы" (Москва, 1998); всероссийских конференциях "Проблемы теории и практики социально-экономических реформ" (Ставрополь, 1993); "Реформы в России: модели и прогнозы" (Ростов-на-Дону, 1994); региональной конференции "Актуальные проблемы политической системы и самоуправления" (Ставрополь, 1994).
Основное содержание диссертации изложено в монографии "Благотворительность в социальной истории дореволюционной России" (М., 1997 г.), а также в статьях и тезисах, изданных в 1993 - 1998 гг., общим объемом 20,0 п.л. Материалы исследования использованы при подготовке учебно-методических материалов и чтении курсов лекций в Ставропольском государственном университете.
Структура работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы и приложений.
Цит. по: Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993, с. 61.
Там же, с. 63.
Там же, с. 71.
См.: Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996, с. ПО.
Цит. по: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979, с. 373.
Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Российская газета - 1997 - 26 декабря.
См.: Архангельский Л.М. Категории марксистской этики. М., 1963, с. 249.
См.: Буева Л.П. Человек, культура и образование в кризисном социуме // Философия образования. М., 1996, с. 79.
Цит. по: Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М., 1990, с. 77.
Кудрявцев А.Н. Исторический очерк христианской благотворительности // Детская помощь -1885- № 10 - с. 556.
Отечественная история. Энциклопедия в 5-ти томах. М., 1994. Т.1,с. 240.
Энциклопедический словарь Гранат. Изд. 7-е, перераб. В 33-х т. Т.6, с. 7-8.
Большая Энциклопедия под ред. С.Н. Южакова и проф. П.Н. Милюкова. СПб., 1896. Т.З, с. 294-295.
Словарь русского языка. В 4 т. М., 1981. Т.1, с. 698.
См., например: Кононова Т.Б. История российской благотворительности и её связь с государственными структурами социального обеспечения. // Автореф. дисс... канд. ист. наук. М., 1997, с. 13; Чернецов Н.В. Генезис и эволюция социального призрения России (X - XIX века). // Автореф. дисс... канд. ист. наук. М., 1996 и др.
См.: Ярская В.Н. Благотворительность и милосердие как социокультурные ценности // Российский журнал социальной работы -1995-№ 2-с. 27.
Цит. по: Большая Энциклопедия под ред. С.Н. Южакова и проф. П.Н. Милюкова. Т.З, с. 293.
См.: Леденева А.В. Предисловие к книге: Современная социальная теория. Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск, 1995, с. 14.
См.: Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории 1991; Жуков Е.М. Очерки методологии истории. М., 1987; Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994 и др.
Русская правда. Устав Ярослава Владимирова. Харбин. 1926. Вып.1; Церковные уставы древних князей. Харбин. 1928. Вып. 4; Судебник царя и великаго князя Ивана Васильевича. Законы из Юстиановых книг. Указы дополнительные к Судебнику и Таможенный устав... /По списку Попова/. СПб., 1768. 225 с; Памятники древнерусского права. М., 1843. 315 с; Стоглав. Казань, 1862.
Полное собрание законов Российской империи 1-е собр. СПб., 1830; Полное собрание законов Российской империи. 2-е собр. СПб., 1880; Полное собрание законов Российской империи, 3-е собр. СПб., 1910.
Полное собрание законов Российской империи. 1-е собр. Т. 20, СПб., 1830, с. 229-304.
Полное собрание законов Российской империи 2-е собр. Т. 39, отд.І.СПб., 1867, с. 1-14.
Полное собрание законов Российской империи 2-е собр. Т. 45, отд.І.СПб., 1874, с. 821-839.
Устав об общественном призрении, изд. в 1892 г. // Свод законов Российской империи. Т. 13.СПб. Б. г.
См.: Положения о частных обществах, учреждаемых с разрешения министров, губернаторов и градоначальников. Рига, 1903.
Журналы "Детская помощь" (1885 - 1894), "Вестник благотворительности" (1897 - 1902), "Трудовая помощь" (1897 - 1917) и "Призрение и благотворительность в России" (1912 - 1917).
Здравомыслов К.Я. Архив и библиотека Святейшего Синода и консисторские архивы. СПб., 1906; Его же. Сведения о консисторских архивах и церковных археологических учреждениях в епархии... СПб., 1908; Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. 1542 - 1732 гг.
СПб., 1868 - 1917. Т. 1-50; Титов А.А. Святейший Синод в первой половине XVIII века. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода. Ярославль. 1908; Церковные школы Российской империи... Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания. Пг., 1899 - 1916. Т. 1-7; Церковные школы Российской империи... Статистические сведения. Разработано в статистическом отделе при Синодальном училищном совете. Пг., 1907-1916. Т. 1-9.
Благотворительность как социокультурный феномен
До недавнего времени специфика видения культуры в социальном контексте заключалась в том, что она считалась чем-то второстепенным, приводным от социальных процессов, а в социологическом подходе, господствовавшем во всем мире, культура вообще рассматривалась как эпифеномен социального. Смена методологических подходов заставила сомневаться в полной объективности и предопределенности общественных процессов, и, оказалось, что объяснения социальным изменениям можно также искать и находить в культурной мотивации, а культура все больше перенимает функции движителя общественного развития. По-Ионину,1 именно человеческая природа в её специфике сделала человека культурным существом, а культурное существо означает, во-первых, существо недостаточное, во-вторых, существо творческое. Именно отсутствие у человека изначальной приспособленности делает его творческим существом. Для того, чтобы восполнить собственную недостаточность, компенсировать отсутствующие способности, человек производит культуру. То есть, культура оказывается элементом приспособления к природе и покорения природы: с её помощью человек овладевает своей средой и заставляет её служить себе. А поскольку выживание человека, лишенного интенсивных программ реагирования на внешнюю среду, не гарантировано самой природой, оно становится для него практической задачей, а его среда и он сам в этой среде - предметом постоянной рефлексии; человек вынужден анализировать свою среду, выделять те её элементы, которые необходимы для удовлетворения его инстинктивных потребностей. И именно такое осмысленное поведение явилось источником культуры, поскольку все, что становилось результатом такого "осмысленного, ориентированного на значения поведения", само по себе было осмысленным и содержало значения, на которые могли ориентироваться другие индивиды, превращаясь в то, что мы называем культурной средой.
Отношения общества и культуры объясняются их взаимной потребностью друг в друге, их всестороннем взаимодействии. Культура необходима человеческому обществу с первых шагов его существования и, чем дальше, тем во все большей степени потому, что тот тип организации коллективной жизни, который сложился и был закодирован в генофонде животного мира, перестал функционировать в жизни первых человеческих популяций. Для того, чтобы выжить, люди научились создавать "особый тип предметной ре-альности" - разнообразные объединения, союзы, организации, деятельность которых обеспечивалась не врожденными инстинктами, а приобретаемыми ими, благодаря жизненной практике, знаниями, умениями, убеждениями.
Материально-практический уровень отношений культуры и общества выявляется организационно-институциональной формой их бытия. А с учетом того, что организации и учреждения - это "определенная форма человеческих отношений" и "форма объективации самой деятельности людей", можно говорить о том, что социально-организационная культура охватывает всю жизнь общества, так или иначе, оформляет всю полноту общественных отношений, оказываясь равномасштабной обществу. Кроме того, изменения социально-организованной предметности культуры зависят от динамики оформляемых ею общественных отношений, поэтому развитие этой стороны культуры является процессом, детерминированным меняющимся состоянием общественных отношений.
Социально-организационный слой культуры имеет чрезвычайно важную особенность - разнородность, ибо различным общностям нужны не только общие и одинаковые, но и весьма различные способы организации их деятельности, что влечет за собой многоликость социально-организационной культуры по одновременно существующим структурам. И если идеологическое и социально-психологическое расслоение культуры отражает структуру общества на каждом этапе его развития, то существует и обратное влияние расхождения принципиальных позиций культурогенных субъектов и их противоборства на социальную структуру, которую процессы, протекающие в культуре, могут и укреплять, и расшатывать, способствовать её сохранению и подготавливать её революционное ниспровержение.
Усложнение общества, его институтов и структур вызывает адекватное развитие всех составляющих культуры, начинающих самостоятельно и оригинально влиять как на дальнейшее развитие общества, так и самой культуры. В этих условиях особенно возрастает роль политической культуры, совмещающей в себе функции политической структуры и компонента культуры. Представляющая собой сложный комплекс идей, принципов, стереотипов, традиций, в центре которого стоит государство с его влиянием на все сферы жизни общества и широким спектром внутренних и внешних интересов, политическая культура, связанная с конкретной политической системой и обладающая определенной автономией относительно всей культуры, становится одним из факторов, определяющим пути, темпы и специфику развития государств и протекающих в них социокультурных процессов.
Христианские истоки основ древнерусской благотворительности
В протестанстких церквях церковная благотворительность называется обычно "диакониею", - это греческое слово, которое часто встречается в Новом завете. В последние годы состоялось несколько конференций, в основном по инициативе Всемирного Совета Церквей, на которых православные из разных поместных церквей обсуждали вопрос "диаконии".1 Современная церковь говорит о "микродименциональной" и "макродименциональной" диаконии, понимая под этим соответственно: меры, принятые самой церковью, чтобы оказать диаконию, совершить благотворительность, и церковные побуждения, чтобы государство и общество приняли всерьез свою собственную ответственность за людей, нуждающихся в помощи.
Когда мы обращаемся к Евангелию, мы убеждаемся, что диакония тесно связана с царством божьим и с миссией апостолов: "Созвав же двенадцать, дал им силу и власть над всеми бесами и врачевать от болезней. И послал их проповедовать царствие божие, исцелять больных".2 А ещё до этого Христос ответил ученикам Иоанна Предтечи, когда те спросили его, не он ли тот, который должен прийти: "Пойдите, скажите Иоанну, что вы видели и слышали: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благоденствуют".3 Любовью друг к другу является та новая заповедь, которая должна характеризовать учеников: "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою". Заметим, - не просто о любви говорил Христос, а о постоянном долге любви друг к другу: "Как в отношении к телу, мы должны постоянно доставлять ему пищу, и постоянно доставляем; - ибо долг этот простирается на всю нашу жизнь; - так он учит поступать и в отношении к любви, или лучше сказать, ещё больше, потому что она приводит к жизни вечной и постоянно остаётся с теми, которые имеют её,"5 - учил Иоанн Златоуст, - "Любовь представляет тебе ближнего, как тебя самого, и научает тебя радоваться его благополучию, как твоему собственному, и чувствовать его несчастье, как твои собственные".6 Расшифровывая смысл и содержание такой любви, Златоуст даёт среди прочих ряд её характеристик, которые особенно важны для исследующих феномен православной благотворительности: "Любящий желает лучше благодетельствовать, нежели получать благодеяния; потому что лучше желает иметь друга должником своим, нежели быть должным ему. Любящий желает благодетельствовать возлюбленному, но не хочет, чтобы видны были его благодеяния; желает быть первым в благодеяниях, но не хочет, чтобы он казался первым в благодеяниях".7 Человеколюбие же самого господа, с точки зрения Иоанна Златоуста, проявившееся в таком именно устройстве общества, когда "...он оставляет бедствовать в нищете для того, чтобы и он (нищий) стяжал великую награду за терпение, а ты милостынею приобрел себе дерзновение»,8 даёт каждому следующую возможность спасения через собственное человеколюбие: "Итак, подумаешь, что бедный, борясь с нищетою, истаивает от глада, ради тебя и твоей пользы, - не проходи мимо него без сострадания, но будь верным распорядителем того, что тебе вверено от Господа, чтобы, удовлетворив нужде бедного, и сам ты снискал себе свыше великое благоволение... Помышляя об этом, будем смотреть на бедных, как на благодетелей, как на таких людей, которые могут доставить нам средство ко спасению; будем подавать им с щедростью и горячим усердием, никогда не делая неприятного вида при подаянии, но разговаривая с ними всегда кротко и показывая великую снисходительность к ним. Никакая другая добродетель не может так угасить греховный наш пламень, как щедрая милостыня. Она и грехи наши уничтожает, и доставляет нам дерзновение пред Богом, и предуготовляет наслаждение неизреченными оными благами. Иоанн призывает быть усердными в благотворительности, не думая о том, что есть благотворению предел: "...поелику угождение Богу есть не такое дело, которым надобно заняться однажды, но такое, которым надобно заниматься непрестанно, ...ибо, как дети богачей имеют на шее золотое украшение, и никогда не снимают его, как составляющее знак благородства: так и нам всегда должно возлагать на себя милостыню, дабы показать, что мы дети Милостивого, который солнце своё сияет на злые и благие".10 Дающий милостыню так, как этому учит святое писание, учится презирать деньги, а значит уничтожает в себе ростки зла: "...посему он делает добро не столько другим, сколько себе", уничтожая "безчисленные предлоги к вражде, ссоре, зависти и печали и боязнь лишений.11 Для изучающих российскую благотворительность важен и следующий тезис: "важность милостыни измеряется не количеством пода 1 л ваемого, но расположением подающего". Человек должен быть не просто милосерден, но "якоже Отец наш небесный", "всякому просящему у тебя дай: и хотящего от тебе заяти, не отврати".14 "Разве за жизнь принимающих от тебя Бог даёт тебе награду? - спрашивает Иоанн Златоуст, и отвечает, -Нет - за твоё расположение, за твоё милосердие, за великое человеколюбие, за доброту".15
Учение о братолюбии и милосердии объяснялось в большей или меньшей степени всеми древнерусскими проповедниками. Они не вдавались при этом в особые глубокомысленные соображения, не допускали искусственных приемов в доказательстве достоинств благотворительности, а прямо увещевали слушателей выполнять дела милосердия - помогать нищим и убогим, указывая, что такие дела служат одним из главных средств богоугождения и спасения. Так, один из первых русских проповедников, Лука Жидята, обращался к своей пастве со следующим наставлением: "Помните и милуйте странных, убогих, заключенных в темницы и к своим сиротам будьте милосердны".16 В одном из поучений неизвестных проповедников, собранных в "Златоусте", суть милостыни представляется в таких светлых, поэтических чертах: "Милостыня - великий деятель. Ничто не может изгладить грехи так, как милостыня. Поэтому и говорят Божьи книги: милуяй нищего, Богу даешь в заем; Бога одолжаешь, давая убогому. Милостыня, совокупленная с прощением, от смерти избавляет человеков, т.е. от вечныя муки. Милостыня имеет великие крылья - до неба возводит, и не то что до небес, но и до престола Божия. Убогому дашь, нищему подашь - Христу в руки вложишь. Дай Богу, и отдаст тебе Господь седмерицею. Отдашь тайно, явно возьмешь. Если Бога ради что подал, не пытай просящего, достоин ли он; хорошо достойным подавать и недостойным". В соответствии с вышеприведенным благотворительность понималась русской иерархией очень широко. Вот как наставлял Феодосии Печерский киевского князя Изяслава: "Будь милостив не только к своим христианам, но и к чужим; если увидишь кого-либо нагим, или голодным, или подвергшимся бедствию, будет ли то еретик или латинянин, всякого помилуй и избавь от беды, как можешь; и ты не погрешишь перед Богом, который питает и православных христиан, и неправославных, и даже язычников, и о всех печется".
Начало складывания системы организованной благотворительности в России
Итак, до конца XVII века призрению бедных не только не придается общегосударственного, но даже и местного общественного значения, - оно носит характер частной благотворительности при господстве формального взгляда на милостыню, как на доброе дело само по себе, которую "и следует подавать "ради души спасения". Так как заботы о спасении души естественно были прерогативой церкви и её иерархов, то и пожертвования для бедных передаются церкви, которая закономерно сосредотачивает в своих руках дело -4 помощи нищим, больным и сиротам. Только с усилением государства начинаются первые осознанные шаги государственной власти в борьбе с нищенством, т.к. бесконтрольная раздача милостыни, поощряемая христианскими заветами о спасении души, привела к расцвету и распространению такого социального феномена как профессиональное нищенство. Т.е., характер самой древнерусской, допетровской благотворительности способствовал развитию нищенства, и в этом плане Петру Великому досталось тяжелое наследство: сильно распространенное нищенство и неправильно организованная благотворительность, развившаяся лишь в одном направлении.
Отсутствие правильно организованной социально-ориентированной политики благотворения в России на пороге нового времени было не одной и не самой главной из её проблем. Отставание в темпах развития страны от большинства передовых стран в условиях ускорявшегося развития экономических связей, великих географических открытий, распространения книгопечатания и технических знаний, превращавших мир в единую ивилизацию, грозило суверенитету России. Избранный Петром I путь "догоняющего развития", где в качестве эталона модернизации выступили передовые страны Западной Европы,1 нашел свое выражение в серии таких радикальных реформ (модернизация социальных отношений, управленческих структур, армии и др.), сущность, методы и темпы реализации которых ускорили рост социальной дифференциации в русском обществе. Что, в свою очередь, повлекло за собой расширение количества социально незащищенных и нищенствующих элементов. С другой стороны, количество и темпы проводимых в России реформ резко требовали увеличения рынка свободной и дешевой рабочей силы, что в условиях крепостнической России было очень проблематично. Естественно ожидать, что всё вышеперечисленное и определило действия Петра І в изучаемой нами сфере социальной жизни.
Большим подспорьем в этом послужил Указ 1682 года, в разработке которого лично принимал участие царь Федор Алексеевич, брат Петра Т. Указ содержал многие из тех идей, которые "руководили затем всем законодатель-ством русским по делам общественного призрения". Невошедший в Полное собрание законов Российской империи, Указ этот, тем не менее, заслуживает особого внимания. Этим указом после анализа ситуации с профессиональным нищенством в России и со ссылкой на опыт Запада были намечены меры, которые необходимо было принять для борьбы с этим социальным злом.3 Указом Федора Алексеевича велено построить "две шпитальни или богадельни: одну в Знаменском монастыре, другую - на Гранатном дворе", для их содержания были определены вотчины протоиерея Архангельского собора в Кремле и Знаменского монастыря: "чтобы впредь по улицам бродящих и лежащих нищих (меж которыми многие притворные воры, всем здоровы и работать могут) не было". А тем городам, где "такие дома нищим" уже существовали, было указано с целью их более эффективного использования ("великая от того польза, как ниже сего последует"): во-первых, если это люди больные, старые или "служилого чину, которые тяжкими ранами на Государевых службах изувечены", содержать их в таких домах "до смерти", во вторых, - после того, как перечисленные категории людей будут устроены, "бродящие притворные нищие" и их дети будут вынуждены хлеб свой заживать работой или каким ремеслом к общенародной пользе", т.к. теперь "таким людям по улицам возбранено будет ходить, и под окнами милостыню просить, тогда и воровства такого не будет". Кроме того, Федор Алексеевич, обращаясь к опыту Европы, приказывает больных людей с улиц брать на излечение, чтобы они "не смущали и не пугали своими уродствами" людей здоровых, "а буде не исцелены и конечно скудны, поят и кормят посмерть в особых отдельных местах, что будет полезно для практики и молодым докторам".
Для того, чтобы намеченное было реализовано, в указе 1682 года предлагается своеобразный механизм исполнения. Во-первых, "надо всем надобно к тому делу приставить доброго дворянина, который бы то дело делал одой ради любви Божией с охотой". К нему приписать подьячего, который бы записывал нищих в книгу, "...и держал бы денежный и хлебный и всяким запасам приход и расход". Также указывается на необходимость в таких заведениях дворника, "который бы ведал, ково впускает, или который куда пойдет, и всякое дворовое дело и починки... делал", а также ключника и 2-3 поваров. Федор Алексеевич считал, что такие дома должны находиться на улицах больших, многолюдных, "чтобы мимоходящие люди такую богадельню или больницу видя, умилясь милостыню подавали"" т.к. доходом с определенных указом вотчин "такое великое число" не прокормишь.
