Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки формирования гносеологии А.И. Введенского 20
1. И. Кант и философский критицизм. Неокантианство 20
2. .А. И. Введенский и русское неокантианство 45
3. Онтологические основания критической гносеологии 71
Глава 2. «Логицизм» как методологический принцип гносеологии А.И. Введенского 94
1. Логика и гносеология. Критика метафизики 94
2. Логика и психология. Антиметафизический подход к пониманию предмета психологии 113
3. Проблема соотношения веры и знания в гносеологии 137
Заключение 160
Библиографический список
- И. Кант и философский критицизм. Неокантианство
- .А. И. Введенский и русское неокантианство
- Логика и гносеология. Критика метафизики
- Логика и психология. Антиметафизический подход к пониманию предмета психологии
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В последние годы было немало сделано для более глубоко, всестороннего и комплексного исследования традиции отечественной философской мысли. Произошло определенное переосмысление предпосылок зарождения и развития рационального зерна в русской мыслительной культуре, осуществлен историографический анализ взаимодействия различных тенденций и направлений в ней, выявлена объективная, всесторонне-изученная действительная картина отечественного философствования. Непредвзятый анализ и оценка роли разнообразных течений в истории философии России просто необходим нам в современных условиях, если мы заинтересованы в том, чтобы оставаться независимыми со стороны чужого, субъективного мнения (особенно же, если оно не соответствует действительности, а всего только имеет место переписка историко-философских реалий под сиюминутные нужды политической конъюнктуры), а так же сохранить собственную аутентичность в мировой истории философской мысли. Лишь на этом пути может быть продолжен процесс развития национального самосознания и идентификации как условие достижения тех результатов, которые соответствуют высоким притязаниям.
На современном этапе историко-философских изысканий в центре внимания российских исследователей оказалась проблема принципиального многообразия национальной философской культуры. И на этом плацдарме необходимо выработать объективные подходы к самым различным направлениям и концепциям: к религиозной метафизике, к российским вариантам европейских философских школ (от гегельянства, ницшеанства и неокантианства до марксизма и феноменологии) и пр. Как следствие уже проделанной работы, мы теперь имеем более реалистичное, чем прежде, представление об исторических судьбах философии в России.
Мировая история философской мысли может быть выстроена только как живой и диалектический процесс. Поэтому понятен устойчивый интерес к прошлому как отечественной, так и зарубежной философии и крупнейшим ее представителям, принадлежащим к различным идейным течениям и философским направлениям. Весьма важное место среди них занимает И. Кант и неокантианское течение философской мысли, творчество которых оставило ярчайший след в мировой истории и культуре.
Актуальность диссертационного исследования обусловлена в первую очередь недостаточной изученностью степени влияния идей И. Канта и неокантианства на развитие философской мысли России второй половины XIX – начала XX века. В еще большей мере недостаточно исследованы и проработаны в российской историко-философской науке гносеологические установки главы русского «академического неокантианства», выдающегося русского мыслителя А.И. Введенского в ключе его влияний на традицию отечественного философствования. В теоретическом плане настоящая работа представляет собой попытку обосновать глубину и многогранность взглядов философа с явно выраженным преобладанием рационалистического вектора в его методологии, базирующейся на твердом фундаменте критической гносеологии и незыблемом моральном постулате нравственного долга.
Очевидно, что тот революционный скачок в теории познания, который был осуществлен И. Кантом, вызвал полный мировоззренческий переворот во всех наших взглядах и на область веры, и на научную деятельность. А.И. Введенский же всесторонне содействовал систематизации и интеграции кантовской гносеологии в контекст русской философской мысли. Та роль, которую сыграли идеи критицизма в духовной жизни русского общества, острота вызываемых ими полемик и интеллектуальных дискуссий по различным направлениям, подтверждают актуальность темы данного исследования. Изучение философской системы А.И. Введенского вносит определенный вклад в разработку концепции истории русской философии.
Александр Иванович Введенский (19.03.1856-07.03.1925) – русский философ, логик, психолог, традиционно считающийся признанным главой русского неокантианства; одна из ключевых фигур в отечественной философии второй половины XIX – начала ХХ века, самый крупный представитель критической философии в России своего времени. Историко-философский подход к его многогранному творчеству предполагает довольно широкий контекст рассмотрения действительно существенных идей и воззрений мыслителя. Критическая гносеология А.И. Введенского в ее логическом, социально-философском, нравственном аспекте составляет цементирующую основу его мировоззрения, и которая при этом в исследовательской литературе пока еще не нашла своего комплексного, систематизированного и всеобъемлющего отражения. Однако следует отметить, что интерес к философскому наследию А.И. Введенского достаточно высок: нет никакой возможности осветить деятельность русского неокантианства, не затронув взгляды мыслителя; нельзя также говорить об истоках формирования в России логики и психологии как вполне самостоятельных научных дисциплин, не упомянув опять-таки некоторых заслуг А.И. Введенского. Именно так поступаем и мы, останавливаясь на научно-теоретических работах философа, и с полной уверенностью заявляем, что серьезных, объективных трудов по критической гносеологии А.И. Введенского в России еще довольно мало.
За последние десятилетия к идейному наследию А.И. Введенского обращалось не так много профессиональных отечественных историков философии. Труды некоторых из них в основном ограничивались несколькими страницами сжатого текста с весьма обобщенной историографией его творчества и всеми необходимыми вытекающими выводами его гносеологии. Случается и так, что встречающиеся в печати определенные статьи о А.И. Введенском порой не только не вырисовывают объективной картины философских воззрений мыслителя, но и явно противоречат ей. Как результат, создан довольно незначительный и несколько противоречивый массив базово-исследовательской литературы по гносеологии патриарха критической философии России. При этом редкое направление русской философской мысли вызывало столь разноречивые суждения и оценки.
В то же время интерес к творчеству А.И. Введенского реализуется в контексте разработок и развития самой историографии русской философии как важного подраздела историко-философской науки. К сожалению, в современной отечественной литературе наблюдается крен в сторону концептуализма, построению разного рода общих концепций и моделей, часто не подтвержденных эмпирическим материалом из истории русской философии. Это явление можно квалифицировать как своего рода «историографический дефицит», обнаруживающийся, прежде всего, в незнании источников.
Отсюда очевидны актуальность и важность квалифицированного историографического подхода к изучаемой проблематике как необходимого условия и предпосылки эффективного исследовательского процесса. При этом такой подход не должен рассматриваться и трактоваться как простое реферирование, библиографический обзор или указатель источников.
Все это убеждает в целесообразности научного анализа и обобщения проведенных в последнее время в России историко-философских исследований творчества А.И. Введенского, а также подведения итогов, систематизации и оценки полученных в них результатов с тем, чтобы точнее и отчетливее наметить ориентиры и направления будущих исследований. Современность и острота темы данного исследования определяется, во-первых, потребностями всестороннего изучения и адекватного раскрытия критической гносеологии А.И. Введенского, во-вторых, необходимостью восстановления исторической справедливости и преодоления негативных идеологических штампов, которые сложились в прошлом, особенно в советские годы, в отношении идейного содержания взглядов и деятельности мыслителя и, в-третьих, возросшей значимостью его философских научно- теоретических построений для современной науки.
С этой позиции представляется, что некоторые глобальные вопросы, поставленные русским философом, а именно – «каков состав истинного знания?», «в чем состоит нравственное содержание личности?», «каковы условия ее свободы?» и пр., – обретают практическое значение. Поэтому критическая гносеология А.И. Введенского с ее, безусловно, крайне рационалистической направленностью может быть на современном этапе востребована российским социумом, поставившим себе цель развития образованной, глубоко нравственной личности в каждом человеке, создания гражданского общества и свободного демократического государства.
Степень научной разработанности проблемы. На протяжении жизни мыслителя интерес к его научно-философской деятельности носил достаточно перманентный характер. Практически все, публикуемое А.И. Введенским, вызывало живую, неподдельную заинтересованность профессионалов и философски образованной публики, а иногда даже их ожесточенные дискуссии. Внимание привлекли уже ранние философские работы А.И. Введенского («Учение Лейбница о материи в связи с монадологией» (1886 год), «О пределах и признаках одушевления. Новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафизики» (1892 год)). Еще более серьезно обсуждалась его магистерская диссертация «Опыт построения теории материи на принципах критической философии» (1888 год), обратившая на себя внимание даже корифея русской научной философии А.А. Козлова и в целом получившая довольно высокую оценку современников.
Литература, посвященная исследованию критической гносеологии А.И. Введенского, не столь обширна и не так разнообразна по своему характеру, в коей степени надлежит ей быть, учитывая всю значимость подобных философских вопросов. Первые аналитические и критические исследования относятся к концу XIX века и представлены документальными материалами переписки мыслителя со своими оппонентами: П.Е. Астафьевым, Н.Я. Гротом, Л.М. Лопатиным, Э.Л. Радловым, кн. С.Н. Трубецким и др.
Полемика русских философов на страницах журнала «Вопросы философии и психологии» играет также не последнюю роль при анализе философского творчества А.И. Введенского. На страницах этого журнала можно встретить массу публикаций, авторами которых были как неокантианцы, так и философы, относящиеся к различным направлениям западноевропейской и русской философской мысли. В большинстве случаев публикации сопровождались критическими откликами и бурной полемикой между ними.
Первые отклики на работы А.И. Введенского принадлежат перу его современников: С.О. Грузенбергу, В.В. Зеньковскому, И.И. Лапшину, Л.М. Лопатину, А.Ф. Лосеву, Н.О. Лосскому, Э.Л. Радлову, кн. С.Н. Трубецкому, Б.В. Яковенко и др. Все они, преимущественно, были посвящены анализу философских воззрений А.И. Введенского как последовательного продолжателя кантовского критицизма в России.
Из произведений дореволюционных авторов привлекает своей конструктивностью изложения и объективностью оценок историк философии Э.Л. Радлов. Он одним из первых дал характеристику не только философских взглядов А.И. Введенского, но и его психологических идей, отмечая стремление последнего «к точному описанию душевных явлений». Также Э.Л. Радлов явился критиком методологических установок историко-философской концепции А.И. Введенского, предполагавшей трехчленную периодизацию истории русской философии; сам Э.Л. Радлов выдвинул двучленную ее периодизацию.
Целостное рассмотрение философских воззрений А.И. Введенского было осуществлено крупнейшими историками русской философии В.В. Зеньковским и Н.О. Лосским. По настоящему обстоятельный разбор философского учения А.И. Введенского дал В.В. Зеньковский в «Истории русской философии», определив его взгляды как «законченную систему, в высшей степени интересную». Н.О. Лосский уже в своей «Истории русской философии» отмечал, что «все работы и курсы Введенского, посвященные логике, психологии и истории философии, определенно проникнуты философским мышлением, основанным на кантовском критицизме».
А.Ф. Лосев называл А.И. Введенского «представителем оригинальной разновидности русского неокантианства». Краткие биографические сведения о А.И. Введенском были собраны его учениками и коллегами И.И. Лапшиным и С.О. Грузенбергом, которые также давали высокую оценку философско-исследовательскому таланту своего учителя.
Работы советских историков философии Е.И. Водзинского (первого исследователя философского творчества А.И. Введенского) и А.А. Биневского были посвящены критике субъективно-идеалистических оснований философии русского неокантианства и доказательству его реакционной сущности. Первые отклики на творчество А.И. Введенского в советский период преимущественно носили негативный характер. Е.И. Водзинский писал, что «критическая философия Введенского становится служанкой богословия». Защита философом религии вызвала ряд резких обвинений его в марксистской прессе также со стороны В.А. Ваганяна, И.А. Боричевского, В.А. Быстрянского и прочих «деятелей науки».
Подобная тенденция была следствием чрезмерной идеологизации логико-психологического знания на тот период. Так, Б.Г. Ананьев причислял А.И. Введенского к «типичным фигурам реакционного крыла русской общественной мысли», представителям «чистого субъективизма в психологии». Аналогичный подход прослеживается и в последующих работах исследователей истории русской философии. В критическом обзоре научно-психологических идей А.И. Введенского А.В. Петровский характеризует его как «крупнейшего психолога-метафизика», называет «идейным вождем умозрительной психологии». Е.А. Будилова упоминала мыслителя в числе представителей Санкт-Петербургской философско-психологической школы, во главе которой стоял М.И. Владиславлев.
Исследованием научного творчества А.И. Введенского как ярчайшего представителя критицизма в России занимались Н.К. Бонецкая, А.А. Галактионов, О.Т. Ермишин, К.М. Милорадович, П.Ф. Никандров, Л.И. Филиппов и др. В последнее время интерес к трудам А.И. Введенского снова возобновляется, о чем свидетельствуют работы таких историков русской философии, как А.И. Абрамова, В.Н. Белова, М.К. Гаврюшина, Н.А. Дмитриевой, А.А. Ермичева, А.Ф. Замалеева, С.А. Чернова, В.И. Шубина.
Довольно основательно и детально характеризуют психологическое наследие А.И. Введенского Э.В. Тихонова и Т.Д. Марцинковская. Верно расставив основные акценты и выделив главные моменты в его учении, Т.Д. Марцинковская считает А.И. Введенского «одним из наиболее интересных и значительных психологов дореволюционной России», отмечая, что «работы мыслителя имели огромное значение для всей отечественной психологии, хотя их значение и не было в полной мере оценено его современниками».
Историко-философские исследования лишь 90-х годов XX века ознаменованы «оттепелью» в исследовании философских конструктов А.И. Введенского; появляются попытки осмыслить его идеи не идеологически, а с позиции научной ценности его теоретических построений. Научные труды этого времени явились основой для восстановления исторической справедливости и объективного подхода к изучению творчества философа. Современные исследователи непредвзято показывают научно-теоретическую сущность, практическую значимость для русской философии и суть критической гносеологии мыслителя, его мировоззрение, общественные идеалы и их истоки.
Работы А.И. Введенского не издавались с 1923 года. В последнее время вновь переиздана небольшая часть его трудов. В 1991 году в сборник «Очерков истории русской философии» вошло его исследование «Судьбы философии в России». В рамках издания «Антология русской философии» (2000 год) напечатана его статья по проблемам познания. В 1996 году Санкт-Петербургский государственный университет издал сборник философских статей А.И. Введенского со вступительной статьей и примечаниями А.А. Ермичева. В 2006 году тот же Санкт-Петербургский университет к 150-летию со дня рождения А.И. Введенского напечатал сборник материалов международной научной конференции, доминирующей тематикой которой стала философия мыслителя.
В историографических исследованиях дореволюционного и советского периодов преимущественно анализировался вклад А.И. Введенского в развитие русской философии, а его психологическое наследие, логические разработки до настоящего времени исследованы фрагментарно. Таким образом, работ, концептуально раскрывающих критическую гносеологию А.И. Введенского, в России пока недопустимо мало. В связи с этим выбор темы, цель и задачи диссертационного исследования становятся очевидными.
Объектом настоящего исследования является философское наследие А.И. Введенского.
Предметом исследования выступает критическая гносеология мыслителя.
Цель и задачи исследования. Главная цель настоящего исследования состоит в целостной, объективной реконструкции критико-гносеологической концепции А.И. Введенского в основных сферах его научно-теоретической деятельности: философии, логике, психологии, этике, истории философии.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
– раскрыть истоки и суть философского критицизма, а также охарактеризовать методологические аспекты критической гносеологии А.И. Введенского на фоне неокантианского течения философской мысли России второй половины XIX – начала XX века;
– произвести детальный анализ теории материи А.И. Введенского, основанной на критической гносеологии и обосновать строгий сциентизм, онтологическую перспективность концепции философа;
– указать границы рационального знания посредством «Логицизма А.И. Введенского или русского доказательства невозможности метафизики в виде знания» и доказать, что проблема соотношения веры и знания в гносеологии мыслителя не носит остро-конфронтационного, антагонистского характера;
– рассмотреть «Психофизиологический закон А.И. Введенского», доказывающий отсутствие объективных признаков существования чужого одушевления и реконструировать при этом нравственную концепцию мыслителя, допускающую существование чужого «Я» через моральную веру;
– показать, что методологическая модель критической гносеологии А.И. Введенского не потеряла свою актуальность по настоящее время и сформулировать предложение по использованию философии мыслителя в качестве отправной точки в дальнейших критических исследованиях по изучению степени влияния идей И. Канта и неокантианского движения на отечественное философствование.
Методологической и теоретической базой исследования служит совокупность принципов, выработанных в сфере историко-философской науки. А именно – принцип историзма, объективизма, диалектического единства исторического и логического, а также применение сравнительно-исторического и историко-аналитического методов. Из числа общих методов научного познания для характеристики критической гносеологии А.И. Введенского применялось как абстрагирование, так и обобщение.
Выделяя на первый план теорию познания в философской системе мыслителя, мы стремились реконструировать и проанализировать те гносеологические результаты, которые принес подобный способ построения философского мировоззрения в контексте диалектического взаимодействия русской и европейской научной мысли конца XIX – начала XX века.
Одним из важнейших методов исследования мы склонны считать принцип историзма, позволяющий проводить рассмотрение гносеологии А.И. Введенского в неокантианском русле с учетом той социально-исторической ситуации, в которой жил и работал мыслитель. Применяя указанный подход наряду с методом абстрагирования, стало возможным соотнесение некоторых выводов А.И. Введенского с современностью, с учетом проявления тех реалий современного общественного развития, которые оказывают влияние на такие феномены, как человек, социум, система знаний, нравственные устои и их корреляция.
Принцип объективизма позволил нам непредвзято изучить и всесторонне проанализировать критические установки в гносеологии мыслителя и их реализацию в конкретно-историческом процессе вне идеологических рамок, присущих работам советского времени и тем самым повысить научную ценность данного философского исследования.
Наряду с общими методами научного познания применялись также и специальные. Использование философско-антропологического подхода к трудам А.И. Введенского раскрыло весьма существенный когнитивный источник для исследования его научно-теоретического наследия и позволило наиболее основательно, шире раскрыть сущность его критического подхода к познавательной, творческой способности человека.
Логико-теоретический метод позволил дать характеристику различным гносеологическим конструктам в критическом учении А.И. Введенского сообразно с его нравственной концепцией и строгими критериями научности.
Разрабатываемая проблематика потребовала междисциплинарного подхода и дополнительного привлечения работ по философии, истории, логике, психологии, этике.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в настоящей работе рассмотрена и четко структурирована целостная концепция критицизма в гносеологии А.И. Введенского. В данной работе предметом специального научного историко-философского анализа становится диалектическая взаимосвязь методологических принципов критической гносеологии мыслителя с их общефилософскими основаниями. Критическая гносеология философа исследуется как целостный процесс, в котором на всех этапах сохраняется вполне определенная методологическая последовательность. Новизна полученных результатов заключается в следующем:
– реконструирована целостная методологическая модель критической гносеологии А.И. Введенского с учетом последовательной диалектики его философских, логических, психологических, этических идей и выявлено, что в основании критико-гносеологической концепции А.И. Введенского лежат логические принципы и, основанная на нравственных законах, моральная вера;
– в результате критического анализа теории материи А.И. Введенского установлено, что философ развивал свои идеи в строго-сциентистском русле, т.к. атомистичность (по крайней мере, дискретность) материи, а также обоюдное действие притягательных и отталкивающих сил в материальных частицах подтвердились современными данными научных исследований;
– посредством «Логицизма А.И. Введенского или русского доказательства невозможности метафизики в виде знания» указаны границы рационального знания и доказано, что проблема глубокого антагонизма между знанием и верой искусственного происхождения, поскольку при правильной постановке вопроса не может быть места принципиальным столкновениям и противоречиям между ними;
– «Психофизиологическим законом А.И. Введенского» доказано отсутствие объективных признаков существования чужого одушевления, однако, вместе с тем, утверждена возможность постулирования чужой душевной жизни моральной верой;
– как результат исследования, обоснована глубокая теоретико-философская значимость трудов А.И. Введенского, отмечена их строгая научность, социальная актуальность и пригодность для использования в качестве отправной точки в дальнейших критических исследованиях на предмет выяснения степени влияния идей И. Канта и неокантианства на философскую мысль России второй половины XIX – начала XX века и их трансформации на «русской почве».
Основные положения, выносимые на защиту:
-
В интенциях критической гносеологии А.И. Введенского отчетливо читаются методологические тенденции европейской философской традиции. Идеи И. Канта были творчески переработаны и использованы мыслителем в довольно оригинальном и самостоятельном учении рационального типа, сформировавшемся в русле университетской идеалистической философии. Так, результатом философского творчества А.И. Введенского следует считать создание им собственной гносеологии в продолжение и дополнение кантовского критицизма.
-
Теория материи А.И. Введенского содержит ряд конструктивных философских идей. Вторая половина XIX века ознаменована сменой научных парадигм (отход от ньютоновско-галилеевской механики и, соответственно, евклидовой геометрии и пр.); учитывая этот факт, мыслитель концептуально верно выстраивал научно-философскую картину мира с опорой на критическую гносеологию. Следовательно, критико-философская концепция гносеологии А.И. Введенского в онтологическом аспекте представляется принципиально перспективной.
-
Учение философа о границах рационального знания («Логицизм А.И. Введенского или русское доказательство невозможности метафизики в виде знания») отличается принципиально творческим характером и является оригинальной концепцией рубежа XIX-XX столетий. Оно закладывает фундамент новой критико-философской картины мира с опорой на логику. «Логицизм» А.И. Введенского четко обнаружил и обострил проблему соотношения знания и веры, детерминизма и индетерминизма, априоризма и эмпиризма, рационального и иррационального и т.д., расставив пограничные (но компромиссные) столбы на этой демаркационной линии.
-
«Психофизиологический закон А.И. Введенского» проявил себя как инновационный философский взгляд на вопрос, прежде в научных кругах не дискутировавшийся; впоследствии он подтвердился эмпирическими данными (физиологом И.П. Павловым). Им мыслитель доказал отсутствие объективных признаков существования чужого одушевления, однако при этом постулировал чужую одушевленность моральной верой. Таким образом, этическое учение А.И. Введенского об основах нравственности, целиком воспринятое и перенятое им у И. Канта, занимает приоритетную позицию при возведении его философских конструктов.
-
Критическая гносеология мыслителя является оригинальным решением онтологических, гносеологических, методологических проблем, стоявших перед европейской и, особенно, русской философией конца XIX – начала XX века. Мыслитель внес существенный вклад в развитие научной коммуникации и философской культуры в России. Развиваемые А.И. Введенским научно-теоретические и социально-нравственные философские идеи представляют не только исторический интерес, но и сохраняют свою практическую значимость в контексте тенденций российской философской мысли. Сохраняющие и по сей день свою актуальность идеи И. Канта и неокантианства составляют ту отправную точку, от которой следует вести дальнейшие критические исследования по изучению степени их влияния на русскую традицию философствования, общего объема воспринятых идей, дискуссионных тем пересечения и пр.
Теоретическая и научно-практическая значимость исследования. Диссертация является опытом целостной реконструкции философской системы А.И. Введенского в контексте интеллектуальных движений в России и Европе XIX-XX столетий. Исследование позволяет более содержательно раскрыть основные взгляды А.И. Введенского на роль критической теории познания в формировании целостного научно-разработанного философского мировоззрения, а также проследить диалектическую взаимосвязь суждений мыслителя с современным философствованием. Теоретическая значимость исследования заключается в раскрытии специфики критической гносеологии А.И. Введенского как системообразующего фактора при решении научно-философских задач, таких как: смысл бытия человека, условия возможности свободы воли и достоверного, рационального знания, включающего в себя как имманентные, так и трансцендентные положения и пр.
Полученные автором теоретические выводы позволяют расширить горизонты понимания концепции истории русской философии в целом и сути критической гносеологии русского мыслителя второй половины XIX – начала XX века А.И. Введенского в частности. Теоретические выводы диссертационного исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения эволюции (фактически же – полной смены) ориентиров в отечественном философствовании, а также выяснения степени влияния идей И. Канта и неокантианского движения на русскую философскую мысль. Заключительные положения исследования вносят определенный вклад в переосмысление рациональной и крайне нравственной концепции мыслителя, уверенно стоящего на пути критической философии. Основные положения диссертационного исследования могут служить определенной научной базой для дальнейшего изучения феномена неокантианства в России, анализа конвергенции основных взглядов и базовых установок немецкого и русского неокантианства, их ценностный вклад в отечественную традицию философствования, а также для разработки проблем по истории философии, этике, логике, психологии, социальной философии.
Научно-практическая значимость исследования заключается в актуальности рассматриваемых в ней проблем, а именно – освещаются вопросы возможности подлинного, рационального знания, его соотношение со знанием об истинном бытии, реконструированы гносеологическая и нравственная концепции А.И. Введенского. Практическая значимость настоящей работы усматривается в возможности использования ее результатов в процессе составления и преподавания учебных курсов по истории философии, социальной философии, этике, истории, логике, психологии и смежным с ними дисциплинам. Основные положения исследования могут быть применены в разработке специализированных курсов по истории философской, логической, психологической, этической мысли, а также в курсовых, дипломных, диссертационных и других итоговых работах. Материалы данной работы опубликованы в статьях, которые могут быть использованы в практике работы преподавателей и исследователей многогранного философского творчества А.И. Введенского в частности и русского неокантианского течения философской мысли в целом.
Апробация научного исследования. Основные положения и результаты диссертационного исследования нашли свое отражение в ряде публикаций автора, в статьях и докладах на научных конференциях: XI, XII и XIII Державинские чтения (Тамбов, 2006-2008 годы), «Борис Николаевич Чичерин – патриот земли Тамбовской» (Тамбов, 2009 год).
Был разработан и прочитан специальный курс лекций «Русское неокантианство второй половины XIX – начала XX века» студентам ГОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина». Идеи исследования были изложены на заседаниях кафедры философии, философских чтениях и докладах по актуальным проблемам истории философии.
Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, основной части: двух глав, каждая из которых состоит из трех параграфов, заключения, библиографического списка.
И. Кант и философский критицизм. Неокантианство
Научная философия с конца XVII по середину XVIII века «находилась в тупике». Период так называемой новой, докантовской философии, начиная с Фрэнсиса Бэкона (1561-1626), представлял собой законченную эпоху в развитии европейской мысли и по задачам, и по приемам их обсуждения. Куда было идти дальше? «С одной стороны, в учениях Беркли и Юма отрицалась возможность доказать реальное бытие вещества, природы и ее независимых от человеческого ума законов, - с другой стороны, в учениях французских материалистов абсолютно отрицалось реальное существование человеческой души и Бога, - и если некоторые крупные мыслители Франции еще допускали существование Бога и бессмертие души, то лишь как необходимых постулатов нравственного сознания, как удобных для жизни гипотез творческой мысли человека» [84, с. 320].
«Очевидно, дело разума и его предполагаемого всемогущества было почти потеряно. А между тем науки опыта гигантскими шагами шли вперед на пути к познанию скрытого механизма явлений природы» [84, с. 320]. Математика и механика, физика и астрономия быстро развивались благодаря открытиям Р. Декарта (1596-1650), Г.В. Лейбница (1646-1716), И. Ньютона (1643-1727). Химия, в свою очередь, под влиянием толчка, данного Р. Бойлем (1627-1691) еще в XVII веке, продолжала успешно развиваться в XVIII веке. Д. Пристли (1733-1804) открыл кислород, а знаменитый французский химик А.Л. Лавуазье (1743-1794) - основание теории элементов и их соединений. Б. Франклин (1706-1790) и ряд других ученых разрабатывали теорию электричества. К. Линней (1707-1778) положил начало новой ботанике. Словом, всех успехов специальных наук XVTTT века не перечислить.
Благодаря новым методам эмпирического изучения природы, отчасти указанным и разработанным философами, науки опыта преуспевали и обещали в будущем новые великие приобретения, между тем как в разрешении самых важных и коренных проблем (о самом разуме, его природе, происхождении и силах) не замечалось существенного успеха. Одно разочарование следовало за другим, одна позиция за другой терялась, одно понятие за другим подтачивалось критикой; почва становилась все более и более зыбкой. «Предстояло подвергнуть человеческий разум новой, более широкой и всесторонней критике, приняв во внимание все наличные факты его успехов и поражений» [84, с. 320].
И если философии надлежало пробудиться от дремоты и начать новый круговорот, то для этого недостаточно было отослать ее только к здравому смыслу человека, ограничить насильно одной нравственной стороной и в отчаянии отказаться от всякой достоверности познания; все новое образование дышало наукой. Дух времени требовал такой твердой системы, которая бы не шаталась между истинами того или другого философского направления. И уже родился человек редких и обширных дарований, который произвел революцию во всем образе человеческих мыслей из тишины ученого кабинета Кенигсбергского университета.
Этим человеком был немецкий мыслитель, основатель философского критицизма, представляющего главную поворотную точку в истории развития человеческой мысли, Иммануил Кант (1724-1804). Став одним из величайших деятелей философской мысли XVIII века, он до сих пор считается одним из наиболее влиятельных мыслителей в мировой истории философии. Задачу подвергнуть человеческий разум всесторонней критике он взял на себя сначала в «Критике чистого разума», затем в «Критике практического разума» и в «Критике способности суждения».
Еще своих современников профессор Кенигсбергского университета удивлял обширной тематикой публикуемых работ. Его критическая философия была новаторской, она, безусловно, опередила свое время. Критическое учение И. Канта - крупное событие не только в истории философии, но и в истории человеческой цивилизации и культуры. Сформулированные И. Кантом идеи, мысли касаются не только отношения философии и науки, но и многих других аспектов жизни человека.
Уже в XVIII веке немецкий мыслитель попытался ограничить догматическую философию, разделив все предметы, о которых мы в состоянии иметь какое-либо мнение, на две группы: имманентные и трансцендентные; при этом он доказал невозможность познания сущности вещей, т.е. трансцендентных предметов или «вещей в себе». Тем самым И. Кант разрушил не метафизику, а ниспроверг с пьедестала науку с ее неоправданными претензиями на универсальное знание и на роль единственно истинного знания. «Великая историческая заслуга Канта состояла в том, что он примирил на долгое время эмпирическую науку и метафизическое умозрение, ограничив и первую и второе указанием высших потребностей человеческого духа, их места и назначения. Скептицизм Юма, сенсуализм, материализм и атеизм французских философов XVIII в. были побеждены безусловно», - писал Н.Я. Грот [84, с. 326].
Сам И. Кант назвал свое философское направление критическим, противопоставляя его всем остальным, которые он называл (все сразу) догматическими. И названия «критический» или «критицизм» настолько исторически укрепились за основанным И. Кантом направлением, что оно сделалось синонимом выражений «кантовский» и «кантианство».
Раскрывая понятийный аппарат критической философии, напомним, что сам термин «философия», употребляемый в науке, имеет довольно точное определение. «Та философия, о которой говорится в особой науке, называемой историей философии и которая издавна завоевала себе в университетах особую кафедру, есть научно-переработанное при помощи теории познания (или гносеологии) мировоззрение. Тем, что она есть научно-переработанное мировоззрение, она отличается и от религии, и от поэзии, которые тоже действуют на наше мировоззрение, перерабатывают его, но делают это иначе, чем философия. Тем же, что философия перерабатывает мировоззрение при помощи теории познания, она отличается и от каждой из остальных наук, и от простого суммирования результатов других наук: такое суммирование еще не составляет философии, хотя бы эти результаты и были очень важны для мировоззрения», - писал последовательный сторонник кан-товской философии А.И. Введенский, на чьих, собственно говоря, взглядах относительно этого вопроса нам и следует остановиться [70, с. 13].
Теория познания или гносеология в переводе с греческого означает «учение о знании». Однако, заимствовав от немцев выражение «теория познания», мы успели свыкнуться с ним раньше, чем обнаружили неудобство образовывать от него прилагательное, именно - теоретико-познавательный. Поэтому стали употреблять и равнозначное с ним выражение «гносеология», сохранив по привычке вместе с тем и прежнее. «Гносеология есть учение о знании, - писал А.И. Введенский, - выясняющее те условия, благодаря которым становится возможным бесспорно существующее знание (например, математика и знание законов природы) и в зависимости от этих условий устанавливающее границы, до которых может простираться какое бы то ни было знание (если и не вполне достоверное, то, по крайней мере, наиболее вероятное) и за которым открывается область одинаково неопровержимых и одинаково недоказуемых, а следовательно - одинаково позволительных, но и одинаково необязательных мнений» [70, с. 14]. Гносеологическая точка зрения чисто оценочная; она направляет свое внимание на выяснение годности и значения различных элементов душевной жизни для знания. Гносеология очень близка к логике, поэтому и составляет важнейший отдел философии.
Критическая теория познания ставит перед собой такой вопрос: допустим, что мы считаем бесспорным знанием и математику, и законы природы, которые устанавливаются естественными науками, но к чему обязывает такое допущение? Обязаны ли мы будем вследствие этого считать знанием (хотя бы и не существующим в настоящее время в виде достоверной системы, но возможным в таком виде для будущих поколений) так же и метафизику? Под метафизикой же при постановке подобного рода вопросов подразумевается любое учение о трансцендентных предметах, т.е. учение об истинном бытии или о «вещах в себе».
.А. И. Введенский и русское неокантианство
«... Кантовское учение стало быстро приобретать сторонников сначала в Германии, а затем и в других странах, и вся история философии XIX в. есть история постепенных побед и завоеваний, которые делала кантовская философия в Европе в самых различных направлениях и с самых разнообразных точек зрения» [84, с. 326]. Кантовская критическая философия на Западе «победила» все другие направления философии. В самых отдаленных от нее на первый взгляд философских учениях сказывалось все-таки ее неотразимое и незаметное, часто даже для самих мыслителей, воздействие.
По временам торжествовали другие доктрины, которые, казалось, исправляли или устраняли философию И. Канта; например, в Германии системы И.Г. Фихте (1762-1814), Ф.В.Й. Шеллинга, Г.В.Ф. Гегеля, И.Ф. Гербарта (1776-1841), А. Шопенгауэра, во Франции система О. Конта (1798-1857), в Англии учение Д.С. Милля (1806-1873) и Г. Спенсера (1820-1903). Но торжество их было довольно кратковременно и вскоре обнаруживалось, что все лучшее и наиболее прочное в них или взято у И. Канта, или предусмотрено и гораздо полнее и глубже выражено им.
Первые сведения о философии И. Канта проникли в Россию еще при жизни немецкого мыслителя - в 80-90-е годы XVIII столетия. Мода, которая в Европе оказала существенное влияние на умы, — мода на И. Канта и кантианство - слегка затронула и Россию [109, с. 289-328].
Одной из первых работ, посвященных И. Канту, в пореформенной России можно считать очерк В.Н. Карпова «Философский рационализм Новейшего времени» (1860 год). Однако, как пишет Н.А. Дмитриева: «Критика Карповым кантовских идей во многом некорректна или просто ошибочна, но сама работа исторически интересна: в ней можно найти «весь тот стандартный набор негативных оценок и обвинений, которые стали характерными для религиозно-православной критики Канта в России в конце XIX - начале XX в.» [94, с. 108].
Рассмотреть философию И. Канта по типу «критики критической критики» брался и B.C. Соловьев (1853-1900). «Он подробнейше проследил за действительно «узкими» местами кантовской философии, но критиковал Канта с позиции онтологизма и объективного идеализма, что возвращало мысль к до- и послекантовским метафизическим построениям, замешанным на христианской теологии и мистицизме [94, с. 112].
В свое время А.И. Введенский, анализируя основные линии влияния И. Канта на B.C. Соловьева, нашел в них две тенденции, в соответствии с которыми, собственно, происходило размежевание русских мыслителей на два основных направления: «критицизм» и «мистицизм». Получалось, что именно B.C. Соловьев и есть «первый и главный виновник» распространения критицизма в России» [94, с. 113], поскольку «в большей или меньшей степени он подкупал всех и каждого в пользу своих философских воззрений; но кто не усваивал его мистицизма, должен был усвоить другой важнейший элемент его философии - критицизм» [55, с. 53].
Безусловно, кантовский критицизм оказал огромное влияние на развитие русской философской мысли. Как следствие этого, одной из особенностей философской культуры России конца XIX - начала XX века был повышенный интерес к различным школам западноевропейского кантианского и неокантианского движения. Призыв Иенского профессора философии О. Либмана «Назад к Канту!» был услышан очень широким кругом русских мыслителей. И, таким образом, в последней четверти XIX века в России появились поборники кантианства, не принимавшие участия в популярной на то время борьбе религиозной философии против И. Канта.
С формальной стороны интерес к кантианству и неокантианству проявился в активизации изданий переводов сочинений самого И. Канта, а также сочинений мыслителей различных школ западноевропейского неокантианства. Содержательной стороной этого процесса было то, что почти все направления русской философской мысли выразили свое положительное или отрицательное отношение к кантианству. «Критически-заинтересованное отношение к Канту в «Кризисе западной философии» B.C. Соловьева вылилось в негативно-критическое непонимание кантианской проблематики у Н.Ф. Федорова. Конструктивное усвоение отдельных положений кантианской философии происходило даже в среде таких последовательных приверженцев гегельянства, как Б.Н. Чичерин, Н.Г. Дебольский, М.А. Бакунин. Очень многие основоположники кантовского критицизма в значительной мере «осложнили» (по выражению В.В. Зеньковского) философские построения русских не-олейбницеанцев (А.А. Козлова, С.А. Аскольдова, Л.М. Лопатина), которые являли собой различные формы русского персонализма», — так прокомментировал А.И. Абрамов интеграцию кантианства и неокантианства в русскую философскую мысль [2, с. 759]. Большой интерес к кантовской философии проявило также русское духовно-академическое философствование.
«Целый ряд русских мыслителей начала XX в. (А.И. Введенский, И.И. Лапшин, Г.И. Челпанов, СИ. Гессен, Г.Д. Гурвич, Б.В. Яковенко, Ф.А. Степун) историки русской философии прямо и непосредственно относят к неокантианству. На самом же деле такой ряд можно выстроить лишь условно и только с определенными оговорками. Необходимо учитывать двойной смысл термина «неокантианство». С одной стороны, неокантианством можно называть философские учения, обращающиеся в XX в. к системе немецкого мыслителя XVIII в. С другой стороны, неокантианством правомерно почитать следование философским принципам одной из основных немецких школ неокантианства (Баденской и Марбургской). С таким уточнением многих из вышеперечисленных русских неокантианцев можно считать просто кантианцами, т.е. последователями и продолжателями философского учения Канта» [2, с. 759-760]. Одним из таких русских «неокантианцев» и был А.И. Введенский. В формировании его философского миросозерцания кантианство сыграло решающую роль. Уже в магистерской диссертации «Опыт построения теории материи на принципах критической философии» (1888 год) ориентация на философское учение И. Канта была очевидна, т.к. основные идеи зафиксированы в специальных главах: «Глава П. Принципы критической философии» и «Глава III. О приемах критической философии и ее отношениях к другим наукам». И вот как он прокомментировал лозунг, выдвинутый О. Либманом: «На самом же деле рекомендуется не просто возврат к Канту, а усвоение созданных им принципов критицизма с тем, чтобы, очистив их от примесей догматизма, идти еще дальше Канта в развитии чисто-критической философии» [38, с. 149].
И здесь, кстати, в отношении усвоения принципов критицизма хотелось бы изложить суть одного громкого философского спора (1894-1895 годы), когда А.И. Введенский на страницах журнала «Вопросы философии и психологии» выступил с критической статьей по поводу книги М.И. Карийского «Об истинах самоочевидных». Характеризуя полемику А.И. Введенского с М.И. Каринским, С.А. Чернов писал: «Беспрецедентно скрупулезный для журнала разбор текстов Канта и тонкостей его учения о времени, занявший около 180 страниц журнальной площади, имел своей целью выяснить, по признанию самих спорщиков, один вопрос: «кто из нас правильнее понимает учение Канта о смене душевных явлений?» [177, с. 133].
Логика и гносеология. Критика метафизики
Проявившийся со второй половины XIX века большой интерес к логике в российской университетской философской среде сопровождался активными дискуссиями. Такая ситуация свидетельствовала не только о профессиональной заинтересованности в разъяснении предмета логики, но и о том, что проходил этап становления самостоятельности логического учения как отпочковавшегося ранее от философской науки, но ныне независимо преподаваемой научной дисциплины в России. Одним из исторических фактов, подтверждающих это обстоятельство, является научная дискуссия по логическим вопросам между А.И. Введенским и Н.О. Лосским, которая имела место на рубеже XIX-XX веков.
Одно из направлений этой всесторонней дискуссии непосредственно касалось определения логики и ее отношения к другим областям знания. В частности, между А.И. Введенским и Н.О. Лосским обнаружилось столкновение по вопросу психологизации и гносеологизации логики. Внутри сообщества университетских профессоров философии также имели место ожесточенные споры по вопросам логики, сопровождавшиеся стремлением отмежеваться от психологизма. Так, Н.О. Лосский обвинял учителя (А.И. Введенского) в психологизме на страницах «Логики профессора А.И. Введенского» (1912 год).
Н.О. Лосский замечал, что последовательно избежать психологизма в логических исследованиях может лишь тот философ, который нашел точный критерий для разграничения логики и психологии, а затем показывал, что А.И. Введенскому это не удалось. Возможно, именно этим фактом критики продиктованы изменения, внесенные А.И. Введенским в третье, вновь переработанное издание «Логики как части теории познания» (1917 год). Он намеренно исключает из нее фрагменты психологической проблематики и посвящает задаче разграничения предметов логики и психологии первую главу монографии-учебника («Глава I. Задачи логики и ее отличия от психологии»).
Парируя критику Н.О. Лосского, А.И. Введенский обнаруживает всю ошибочность его мнения, будто бы логика должна опираться на так называемую гносеологию и, напротив, указывает, что гносеология должна подчиняться логике как нормативной дисциплине. Логика должна составлять первую и неотъемлемую часть гносеологии. Эта уверенность А.И. Введенского подкрепляется тем, что его логика идентифицируется в умах читателей все же не как логика открытия новых горизонтов познания, а как логика проверки наличных суждений и умозаключений; как следствие отсюда вытекает, что гносеология должна руководствоваться логическими правилами и требованиями, но никак не наоборот.
В связи с тем, что большинство университетских философов Санкт-Петербурга последней четверти XIX - начала XX века имеют логические работы (чаще - учебники), отметим, что в контексте употребления термина «университетская философия» есть все основания говорить и о понятии «университетская логика». Университетская логика Санкт-Петербурга второй половины XIX - начала XX века была тематически связана с остальными дисциплинами, составлявшими университетскую философию, в особенности - с гносеологией и психологией, что накладывало на нее заметный отпечаток. В целом же университетская логика конца XIX - начала XX века носила черты психологизма в силу ее тесной взаимосвязи в контексте учебного процесса с психологией и гносеологией, а также поскольку ее предмет еще строго не отделялся от предмета этих областей знания. Однако отметим, что в петербургской философии конца XIX — начала XX века только в работах А.И. Введенского и Н.О. Лосского четко поставлена проблема психологист ской интерпретации логики и рассмотрены отношения логики и психологии, а также логики и гносеологии.
Многочисленные источники и теоретические работы по логике свидетельствуют, что дискуссия А.И. Введенского и Н.О. Лосского стала одной из форм существования университетской логики Санкт-Петербурга конца XIX -начала XX века. Логика представала как средство для грамотного изложения и оппонирования по разнообразным, часто не связанным с логикой вопросам; при этом логическая терминология в этот дискуссионный период в философском сообществе еще не была единообразной.
Не лишним будет упомянуть в этой связи отзыв, сделанный А.И. Введенским на книгу Г.И. Челпанова «Учебник логики». В этом учебном пособии философ находит довольно крупные недостатки; несмотря на все его достоинства, он уверен, что «его нельзя считать удовлетворяющим назначению служить учебником для гимназий» [61, с. 223], а как книгу для самообразования он вообще отказывался ее рассматривать. Логические споры, таким образом, набирали весьма серьезные обороты.
Кстати отметим, в 1909 году Бестужевские курсы выпускают в свет первое издание книги А.И. Введенского «Логика как часть теории познания» (всего было выпущено четыре издания). «Логика» была итогом многолетнего преподавания мыслителем самого предмета логики, а так же философии и психологии, но в качестве учебного пособия она несколько раз издавалась литографическим способом под названием «Логика в связи с критической теорией познания». В 1910 году учебник А.И. Введенского «Логика для гимназий» был удостоен премии имени Петра Великого, учрежденной Министерством народного просвещения. Исходя из всего вышесказанного, возникает вопрос: что же тогда есть логика для самого профессора А.И. Введенского?
Свое название логика получила от греческого слова, обозначающего, с одной стороны, слово или речь, а с другой — и то, что выражается в речи, т.е. мышление, ум и т.д. А от этого названия образовали слова «логический» — относящийся к логике, и «логичный» - согласный с правилами логики.
Логика и психология. Антиметафизический подход к пониманию предмета психологии
Само слово «психология» в переводе с греческого означает учение о душе, которая с точки зрения критической философии есть непознаваемая сущность. До второй половины XIX века основные задачи психологии состояли в разрешении вопроса, есть ли душа или нет и, если есть, предстояло выяснить, какова она по своей природе и, уже исходя из этого решения, объяснить весь мир душевных явлений и его отношения к миру телесному. Во второй же половине XIX века благодаря распространению и влиянию критической теории познания предметом исследования психологии выступают только душевные явления, объясняемые одними лишь законами природы. Отмечая эту особенность современной психологии, некоторые из ее представителей называли ее «психологией без души», желая этим сказать вовсе не то, чтобы она отрицала существование души, но только то, что она не рассматривает вопроса о душе, а предоставляет это решение другим философским наукам.
Так поступил и А.И. Введенский в своем фундаментальном труде «Психология без всякой метафизики». Отметим, что в конце 1913 года А.И. Введенский покинул должность заведующего кафедрой философии; в этот период научные интересы А.И. Введенского были сосредоточены вокруг проблем построения психологии как самостоятельной научной дисциплины. Следствием этой работы стал выход в свет его «Психологии» (1914 год).
В ней философ предпринял попытку истолковать предмет психологии с точки зрения критической гносеологии. И справедливости ради отметим, что данная попытка была им предпринята весьма успешно. Обращаясь к вышеупомянутому труду, прежде всего следует пояснить некоторые основные моменты. Действительно, философ оставляет без внимания вопрос о существовании души, но поступает он так по той простой причине, что это предмет трансцендентный и выходит за пределы действительного или возможного опыта и потому все мнения о нем, как утвердительные, так и отрицательные, будут всегда лежать в плоскости веры, но никак не знания.
В самом деле, вопрос о существовании души, т.е. самостоятельного духовного начала, возник более двух тысяч лет назад, причем тотчас же на него были даны два диаметрально противоположных ответа. С той поры каждое из его решений беспрерывно опровергает другое и доказывает себя, но ни одно еще до сих пор другого не опровергло, а себя еще не доказало. На помощь пришла основанная И. Кантом критическая философия и разделила все предметы на две группы: трансцендентные и имманентные. Трансцендентные - это те предметы и явления, которые остаются за пределами прошлого, настоящего и будущего опыта. Имманентные же - те предметы и явления, которые могут быть при определенных условиях восприняты в опыте.
Обратим внимание, что критическая философия употребляет слово «опыт» для обозначения и экспериментов, и наблюдений. Кстати будет указать, что А.И. Введенский, в противовес бытующему на то время мнению о более достоверном характере эксперимента перед наблюдением, утверждал, что и эксперимент, и наблюдение совершенно однородны и их показания одинаково достоверны, т.к. оба состоят в установлении данных опыта, взятых в их чистом виде. Отличие эксперимента от наблюдения состоит только в том, что при эксперименте мы производим наблюдение при обстоятельстве, нами самими устанавливаемом (моделируемом).
На этой почве в свое время между А.И. Введенским и его учеником А.П. Нечаевым разгорелся нешуточный спор. «Дело в том, что А.П. Нечаев, будучи в заграничной командировке, совсем разочаровался в интроспективной, философской психологии, той, какую ему внушал учитель, и прельстился психологией экспериментальной, совсем забросил Гербарта, что, естественно, не могло не огорчать А.И. Введенского» [97, с. 126]. Так, в 1901 году А.П. Нечаев на историко-филологическом факультете в качестве магистер ской диссертации представил на защиту свою работу «Современная экспериментальная психология в ее отношении к вопросам школьного обучения». Диспут, назначенный на октябрь, обещал быть довольно серьезным, т.к. на книгу А.П. Нечаева уже последовал ряд критических рецензий, в частности отрицательный отзыв московского философа Ю.И. Айхепвальда в «Вопросах философии и психологии».
«По обязанности А.И. Введенский должен был дать официальный отзыв на готовую диссертацию, но всячески уклонялся от этой работы, пока А.П. Нечаев своими настойчивыми просьбами и напоминаниями не сломил его тихое сопротивление. А.И. Введенский - как он потом пояснял — «из предосторожности» попросил еще двух своих коллег философа И.И. Лапшина и физиолога Н.Е. Введенского почитать диссертацию А.П. Нечаева и дать на нее отзыв. Совет историко-филологического факультета все отзывы заслушал и... А.П. Нечаева к защите не допустил. Только один человек голосовал «за» - им был великодушный А.И. Введенский» [97, с. 126].
В сентябре этого же года А.И. Введенский, как заведующий кафедрой, сообщил А.П. Нечаеву, что не может дать благоприятного отзыва на диссертацию и предложил снять ее с обсуждения. Диссертант резко возразил против этого и заявил, что намерен во что бы то ни стало вынести свою работу на защиту. Но диспуту так и не суждено было состояться: решением большинства голосов членов факультета диссертация не была допущена к защите. На ее обсуждении А.И. Введенский дал отрицательный отзыв, «сказав, как совесть велела, а выводы пускай делает факультет» [143, с. 207], но в итоге, как мы уже упоминали, все же проголосовал за допущение А.П. Нечаева к защите. Но это не помогло - диссертация была провалена.
Известие об отмене диспута было тяжелым ударом для А.П. Нечаева; он не сомневался в ценности и практической значимости своих идей. С этого момента его отношеріие к А.И. Введенскому приобрело резко негативный оттенок. После опубликования отзыва А.И. Введенского на работу А.П. Нечае ва в «Журнале Министерства народного просвещения» (1901 год, № 12) (статья «Об экспериментальной дидактике А.П. Нечаева» носила разгромный характер), последний напечатал там же ответную статью, указав рецензенту «более 200 случаев нарушения им истины» [143, с. 208] и «возмущенный недопустимым тоном критики» со стороны А.И. Введенского даже настаивал на третейском суде. А.И. Введенский, учитывая обстоятельства, которыми было вызвано подобное заявление, а также понимая чувства, испытываемые А.П. Нечаевым, отказался от такого способа ведения научного спора [60].
На этом дороги А.И. Введенского и А.П. Нечаева разошлись: каждый продолжал заниматься своим делом, развивать свои идеи. Но долго еще жила обида в душе А.П. Нечаева на своего учителя, т.к. научную принципиальность последнего он посчитал предвзятостью, а научный спор воспринял как личную обиду.
«Мы не будем анализировать научную сторону полемики. Скажем одно - в этом споре обе стороны были и правы, и неправы одновременно, но по-разному. А.И. Введенский был прав, представляя оправдавшую себя на определенном этапе традицию интроспективной психологии, и был тогда же неправ, потому, что возможности этого исследования уже были исчерпаны. А.П. Нечаев был прав, заняв позицию новатора (не случайно же его поддержали психологи-практики В.М. Бехтерев, Н.Н. Ланге, А.Ф. Лазурский и др.) и, безусловно, неправ, завышая возможности экспериментальной психологии, да еще в применении к педагогике! Патовая ситуация, в которой оказались противники, могла быть разрешена временем...», - писал А.А. Ермичев [97, с. 127]. Так и произошло на деле.
