Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Особенности формирования и функционирования межамериканской системы в первые послевоенные десятилетия 31
1. "Асимметричная система": генезис и эволюция в первой половине XX века 31
2. Структура и функции, основные направления деятельности в период разгара «холодной войны» 49
3. "Союз ради прогресса": первый опыт обновления системы и его последствия 80
ГЛАВА II. Центр и периферия в условиях нарастания противоречий 107
1. Усиление центробежных тенденций в межамериканской системе и попытки ее реформирования в 70-е годы 107
2. Императивы взаимозависимости и кризис традиционной модели американо-мексиканских отношений 140
3. Межамериканские отношения в условиях последнего витка глобальной конфронтации «Восток-Запад» 156
4. Конфликт в Южной Атлантике: начало процесса дезинтеграции межамериканской системы 180
5. Коалиционная дипломатия как ресурс обновления системы 195
ГЛАВА III. США и латинская америка в новом глобальном контексте конца XX века 225
1. Конец "холодной войны" и его влияние на международные отношения в Западном полушарии 225
2. Соединенные Штаты в поисках нового латиноамериканского курса 238
3. Интеграция как основной системообразующий фактор межгосударственных отношений в Западном полушарии 255
4. Система "коллективной безопасности демократии": межамериканский опыт 90-х годов 287
5. Борьба с наркобизнесом и наркотрафиком: проблемы межамериканского взаимодействия 313
Заключение... 342
Библиография
- Структура и функции, основные направления деятельности в период разгара «холодной войны»
- Императивы взаимозависимости и кризис традиционной модели американо-мексиканских отношений
- Конфликт в Южной Атлантике: начало процесса дезинтеграции межамериканской системы
- Интеграция как основной системообразующий фактор межгосударственных отношений в Западном полушарии
Структура и функции, основные направления деятельности в период разгара «холодной войны»
Два члена «большой восьмерки» - Соединенные Штаты и, хотя и в заметно меньшей степени - Канада, в своем внутреннем развитии, внешней политике в широком смысле слова во все большей степени оказываются подвержены влиянию процессов, развивающихся в Западном полушарии. «Две Америки» становятся все более взаимозависимыми, и этот процесс развивается по восходящей. В этой связи эволюция межамериканской системы не только влияет на позиции России, как государства, с 1992 г. обретшего статус постоянного наблюдателя в Организации американских государств. Внешнеполитическое планирование и разработка конкретных форм присутствия нашей страны в латиноамериканском регионе требует корректного учета тенденций, набирающих силу в отношениях между Соединенными Штатами и государствами Латинской Америки.
Наконец, нельзя не отметить определенную (при всех существенных различиях) сопоставимость межамериканского и постсоветского геополитических пространств. В ряде аспектов схожие асимметрии военно-политической мощи и экономического влияния, сопоставимые типы конфликтов - все это, на взгляд диссертанта, свидетельствует о том, что опыт и уроки межамериканской системы вполне могут быть использованы при «доводке» Содружества независимых государств до уровня полноценной и главное - дееспособной международной организации.
Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по политологии международных систем, истории международных отношений, новейшей истории в высших учебных заведениях. Они уже использовались при подготовке спецкурса «Внешняя политика стран Латинской Америки», который диссертант на протяжении ряда лет читал в МГИМО (Университет). Методология исследования. Диссертант предпринял попытку, опираясь на лучшие традиции отечественной науки о международных отношениях, использовать междисциплинарный, интегративный подход. Иными словами, рассмотреть комплекс политических, военных, экономических и социокультурных отношений между Соединенными Штатами и государствами Латинской Америки в системном ракурсе. При этом он стремился творчески использовать новейшие разработки современной российской политологической школы в области системного анализа, исследования проблематики демократического транзита, концепции растущей многоакторности современных международных отношений, соотношения процессов глобализации и сохранения национальной идентичности, будущего нации - государства, конфликтологии и конфликторазрешения. В этом отношении существенную методологическую поддержку автор обрел в работах ведущих российских политологов - международников - Богатурова А.Д., Быкова О.Н., Володина А.Г., Гаджиева К.С., Косолапова Н.А., Кувалдина В.Б., Кулагина В.М., Лебедевой М.М., Мельвиля А.Ю., Позднякова Э.А., Сергеева В.М., Торкунова А.В., Тюлина И.Г., Хрусталева М.А., Цымбурского В.Л., Шестопала А.В.1
Использовал автор и методологические наработки западных политологов в области поиска новых подходов к анализу структуры международной сие-темы, теории баланса сил (К. Уолте) , взаимодействию центра и периферии системы (Р. Пребиш, Дж. Галтинг, И. Уаллерштейн) , комплексной взаимозависимости и множественности акторов системы (Р. Кеохейн)4. В работе был частично задействован системно-функциональный принцип исследования, наиболее полно разработанный в работах А. Рапопорта, Э. Хааса5. Так, межамериканская система «вписывалась» по целому ряду позиций в теорию систем А. Рапопорта. Речь идет о следующих постулатах: организованной системе, как правило, противостоит внешняя среда, являющаяся одновременно и источником угроз и ресурсом консолидации системы; в любую систему заложена функция целеполагания, придающая ей императивный характер; в системе превалирует интегративное начало и др. Подтверждение этих теоретических посылов действительно можно было найти в практике межамериканской системы. Однако при анализе более сложных причинно-следственных связей системно-функциональный принцип оказывался малорезультативным. Так, например, в принципе логичная формула: «чем теснее связь между «единицами системы», тем более организована и устойчива система», оказывалась малопригодной для выбранного объекта исследования 6.
В рамках комплексного междисциплинарного подхода автор стремился следовать принципу историзма, избегая при этом эмпирико-дискриптивной формы изложения, к сожалению нередко встречавшийся в работах исследователей по тематике отношений США - Латинская Америка. Межамериканская система исследуется не как «вещь в себе», а в тесной взаимосвязи с конкретно-историческими условиями, в которых происходило ее формирование и более чем полувековая эволюция. Исторический подход обеспечивал выявление основных причинно-следственных связей, которые лежали в основе перехода системы из одной фазы развития в другую.
Диссертант стремился использовать элементы формационного и цивили-зационного подходов. Это было необходимо в силу того обстоятельства, что межамериканская система изначально оказалась гетерогенным образованием, в котором сосуществовали страны, принадлежавшие к различным циви-лизационным ветвям (англосаксонской и ибероамериканской) и к тому же существенно различавшиеся по типам политических систем, а также уровням социально-экономического развития.
Императивы взаимозависимости и кризис традиционной модели американо-мексиканских отношений
В советской литературе тексты МДВП и Устава ОАГ были более чем досконально проанализированы. Главный акцент, естественно, делался на том, что окрепшие в ходе второй мировой войны Соединенные Штаты просто "зажали в тисках" Латинскую Америку и, чуть ли не выкручивая руки, навязали странам региона кабальные условия отношений. Беда исследователей того времени заключалась в том, что довлевшая идеологическая догма не давала возможности объективно взглянуть на эти уникальные международные региональные механизмы.
Анализ "строительства" главных, несущих конструкций межамериканской системы в том виде, в котором она сформировалась в конце 40-х годов, позволяет сделать, по крайней мере, несколько выводов, на первый взгляд выглядящих чуть ли не парадоксально. Межамериканская система во многом оказалась "инициирована" самими латиноамериканскими государствами, заинтересованными в том, чтобы ввести отношения с Соединенными Штатами в правовое поле, которое должно было нейтрализовать их силовое превосходство. Как писал американский профессор Т. Фэрер, долгие годы проработавший в Организации американских государств, для Латинской Америки межамериканская система изначально виделась как инструмент сдерживания гегемонизма США в полушарии, а Устав ОАГ и Межамериканский договор о взаимной помощи стали "несовершенным решением" этой задачи22.
Другим немаловажным обстоятельством являлась инерция выравнивания асимметрии отношений, столь отчетливо проявившаяся в 30-е годы. Ведущие латиноамериканские государства стремились юридически зафиксировать это "новое равенство", опираясь на принцип "одна страна - один голос". Т. Фэрер в этой связи справедливо отмечал заметно больший внутренний демократизм ОАГ по сравнению с ООН. В Уставе ОАГ изначально не предусматривалось ни создание органа, состоявшего из наиболее влиятельных стран-членов, наподобие Совета Безопасности ООН, ни тем более право вето. Об этом же свидетельствовал и заложенный в Уставе механизм принятия решений по вопросам, требующим совместных действий: они принимались, если за них было подано не менее двух третей всех голосов.
Однако при разработке Межамериканского договора о взаимной помощи и Устава ОАГ латиноамериканскими делегациями двигал и другой мотив. Совершенно очевиден был расчет на то, что союзнические отношения с США, ставшими после второй мировой войны супердержавой "номер один", облегчат латиноамериканским государствам выход в большую политику, поднимут их вес и престиж на мировой арене, создадут благоприятные условия для экономического роста. Об этом, например, свидетельствовали настойчивые усилия латиноамериканских стран зафиксировать в Уставе ООН, в разработке которого они принимали активное участие, особый статус межамериканской системы. Вопрос, в частности, ставился о том, что "система" должна быть представлена в Совете Безопасности на правах постоянного члена, а также о приглашении Генерального секретаря ОАГ на сессии ООН в качестве представителя межамериканской системы. Представители не только Соединенных Штатов, но и большинства латиноамериканских государств в ходе дискуссии по вопросу о соотношении двух организаций подчеркивали, что ОАГ призвана выполнять на региональном уровне те же задачи, которые ООН выполняет на глобальном. На начальном этапе не ставилась под сомнение и "Доктрина первоочередности" разбирательства в ОАГ.
Известный мексиканский ученый, специалист по межамериканским отношениям М. Охеда отмечал в одной из своих работ, что подписание Устава ОАГ считалось крупной победой мексиканской дипломатии, "так как Соединенные Штаты согласились на юридическое равенство, коллективные кон-сультации и принятие решений большинством голосов" . Даже отечественные исследователи, придерживавшиеся жестко идеологизированных оценок межамериканской системы, вынуждены были признать наличие в Уставе ОАГ "ряда прогрессивных принципов современного международного права и позитивных установлений"24.
Такой вывод напрашивается из анализа обозначенных в Уставе основных целей этой организации : укрепление мира и безопасности; предупреждение осложнений в отношениях стран-участниц и мирное разрешение споров; совместные выступления в случае агрессии против одного или нескольких государств; совместные усилия по экономическому, социальному и культурному развитию. Среди основных принципов фигурировали приверженность международному праву, уважение суверенитета и независимости, приверженность представительной демократии, социальной справедливости, уважение прав человеческой личности вне зависимости от расовой принадлежности, политических убеждений, пола и ряд других.
Конфликт в Южной Атлантике: начало процесса дезинтеграции межамериканской системы
Вслед за этой акцией, казалось бы, символизировавшей собой своеобразный апогей регионального военного сотрудничества, начался откат назад. Попытки ряда военных режимов региона, в первую очередь Аргентины в рамках начавшейся со второй половины 60-х годов реформы Устава ОАГ либо расширить функции МСО, либо создать вместо него в рамках ОАГ Межамериканский комитет по обороне, координирующий распределение военной помощи и контролирующий деятельность межамериканских вооруженных сил, встретили решительное несогласие большинства латиноамериканских государств.
На Ш Специальной межамериканской конференции в Буэнос-Айресе (февраль 1967 г.) под попытками создания общерегиональной военно-политической структуры была подведена черта. Фрагменты системы безопасности продолжали существовать: по-прежнему действовал МСО, реали-зовывались программы помощи, функционировали американские военные миссии, представители латиноамериканского офицерского корпуса продолжали проходить обучение в межамериканских военных школах и академиях. Но они, эти компоненты так и не смогли преобразоваться в полноценную региональную систему безопасности с единым механизмом управления.
В чем была причина столь на первый взгляд неожиданного результата? Ведь, казалось бы, в начале 60-х годов имелись и достаточно очевидные общие вызовы безопасности, и разумная концепция противодействия. Центр системы - Соединенные Штаты брали на себя функции безопасности Западного полушария на глобально-стратегическом уровне, обеспечивая ядерный щит, защиту Панамского канала и противодействуя возможным попыткам сверхдержавы Востока создать в этом районе новые опорные точки. Воору Многие специалисты сравнивают 1939-1945 и 1961-1965 гг. как короткие периоды, когда межамериканская военно-политическая система могла считаться состоявшейся. женные силы латиноамериканских государств, согласно этой концепции, переориентировались на поддержание мира в регионе и внутреннее развитие своих стран, становясь своеобразными гарантами курса реформ в рамках программы "Союз ради прогресса".
Более того, первые шаги, направленные на формирование целостной и адаптированной к современным условиям региональной системы безопасности, настраивали на оптимистический лад. Латиноамериканские армии достаточно эффективно в начале 60-х годов погасили очаги партизанской борьбы, вспыхнувшие в целом ряде стран региона. Заработали механизмы обмена информацией и координации действий. По существу, была заново создана система региональных центров обучения. К новым функциям вооруженных сил региона были полностью адаптированы программы военной помощи. Так в чем же была причина очередной неудачи, почему система безопасности так и не заработала?
Причин несколько, и они весьма поучительны. Главной из них, на наш взгляд, стало то обстоятельство, что центр системы не смог, да и в принципе не мог в течение нескольких лет нейтрализовать конфликтный заряд, образовавшийся в межамериканских отношениях за полтора десятилетия в результате политики фактического пренебрежения этим регионом, отношением к нему как к второстепенной "серой зоне" на шкале глобальных американских интересов. Резкая смена ориентиров и, казалось бы, выход Латинской Америки на позиции одного из главных приоритетов не были достаточно подкреплены новым качеством реальной политики. Были пересмотрены общие ориентиры, была сделана достаточно корректная диагностика проблем этого региона, была попытка смены политического контрагента, был проведен целый ряд мер по реальному продвижению реформ. Действительно, пожалуй, впервые в XX веке латиноамериканская политика США подверглась столь комплексной корректировке. Однако не было сделано того, без чего ни одна "вертикальная" система, вступившая в полосу реформирования, не сможет успешно преобразоваться в горизонтальную. Речь идет о переходе центра системы от односторонней политики к действительно многосторонней. Несмотря на пышную риторику вновь обретенного континентального единства, общности целей и интересов "двух Америк" в противостоянии тоталитаризму, продвижении демократических реформ и т.д., технология принятия решений не претерпела существенных перемен. По сути, это была по-прежнему политика односторонних акций США, на которые, правда, более активно, чем прежде, "надевался" многосторонний камуфляж.
Новая система была "спущена сверху" в лучших традициях латиноамериканской политики США в XX веке. Определив для себя новые приоритеты безопасности, центр системы стал форсированно их продвигать в практической политике. Новое разделение труда подавалось Вашингтоном как, по сути, безальтернативное, а любые сомнения в необходимости именно такой схемы объявлялись опасной "ересью", подрывающей континентальную безопасность. Кропотливой и терпеливой "работы" с латиноамериканским офицерским корпусом как раз и не получилось.
Не были приняты во внимание морально-психологические факторы, связанные с менталитетом местного офицерства, обретавшим все более националистическую окраску в условиях изменений в его социальной базе. Провозглашенное новое разделение ответственности в рамках континентальной безопасности на практике реализовалось в том, что система оказывалась еще более централизована, чем та, которая была задумана в первые послевоенные годы.
Интеграция как основной системообразующий фактор межгосударственных отношений в Западном полушарии
Вступление межамериканских отношений в фазу системного кризиса было многократно усилено очередным витком конфронтации "Восток-Запад" и стремлением пришедшей к власти республиканской администрации Р. Рейгана максимально интегрировать латиноамериканский регион в стратегию неоглобализма. Напомним, что латиноамериканской дипломатии в 70-е годы удалось достаточно эффективно "очистить" межамериканскую систему от атрибутики "холодной войны", успешно дистанцироваться от противоборства сверхдержав и даже порой играть на их противоречиях.
И вот спустя почти полтора десятилетия, в течение которых Соединенные Штаты пытались адаптироваться к новым латиноамериканским реальностям, и в первую очередь к снижению собственного влияния в этом районе мира, новой республиканской администрацией был взят курс на силовое восстановление присутствия в регионе. Возврат к идеологической гармонии и укрепление межамериканских институтов мыслились идеологами "новых правых" через подключение Латинской Америки к очередному витку конфронтации "Восток-Запад", одним из центров которой в начале 80-х годов стали Центральная Америка и Карибский бассейн.
По сути дела, впервые в XX веке в Западном полушарии возник масштабный региональный конфликт, оказавший существенное влияние на эволюцию международных отношений в этом районе мира. Имея глубокие внутренние корни, страновые конфликты в Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале сплелись в единое целое во многом благодаря международному контексту, который в тот момент определялся обострившимся противостоянием двух сверхдержав - США и Советского Союза.
Конфликт в Центральной Америке стал последним звеном в цепи региональных конфликтов, возникших в различных районах "третьего мира" в 60-70-е годы, и при всем своем своеобразии имел с ними много общего. Это общее заключалось не только в сходстве генезиса, но и в особенностях вплетения в международные отношения.
Развивавшиеся в тот период в мировой политике процессы противоречиво воздействовали на "третий мир". С одной стороны, казалось бы, именно в эти годы началась эрозия биполярной силовой структуры "Восток-Запад". Мир, в первые послевоенные десятилетия жестко разделенный на два враждующих лагеря, начинал испытывать все большее влияние тенденции к растущей взаимозависимости и преодолению конфронтационных подходов. Об этом свидетельствовали и усилившиеся центробежные тенденции в некогда монолитных союзах, выразившиеся в попытках вырваться за "железный занавес" ряда восточноевропейских стран, появлении новых центров экономической мощи в лице Западной Европы и Японии. Разрядка в отношениях между СССР и США в первой половине 70-х годов также указывала на постепенную нормализацию международной обстановки, расширение сфер мирного взаимодействия.
С другой стороны, в 70-е годы влияние позитивных тенденций на международные отношения было достаточно фрагментарным. Хотя острота конфронтации "Восток-Запад" и заметно спала, равно, как и сузилась ее сфера, мировая политика была по-прежнему подвержена сильному влиянию сило силовых компонентов глобального баланса.
В условиях достигнутого паритета в стратегических вооружениях и вынужденного соблюдения определенных правил игры в данной области, что, собственно, и привело к разрядке в 70-е годы, высвободившаяся энергия конфронтационных подходов, прочно закрепившихся в менталитете правящих элит обеих сверхдержав, как бы естественным путем направлялась на "третий мир", где каждая из сторон стремилась укрепить свои стратегические позиции. Интересную точку зрения высказал в этой связи шведский ученый Б. Хетне, заметивший, что процесс распада биполярных структур в известном смысле подтолкнул "холодную войну" начала 80-х годов. Идеологический фундаментализм, усилившееся политическое давление на союзников, новый виток гонки вооружений во многом были своеобразной реакцией сверхдержав на сужение собственных экономических и политических возможностей48.
Определенную роль сыграло постепенное смещение центра тяжести военного соперничества в пространство Мирового океана, наращивание военно-морской мощи и стремление получить новые опорные точки в различных районах земного шара.
В этих условиях региональные конфликты, возникшие на местной почве, превращались в поле соперничества, а в ряде случаев и конфронтации сверхдержав. У каждой их них появлялся в зоне конфликта союзник, как правило, определявшийся по политико-идеологическому признаку. У Советского Союза это были режимы социалистической ориентации, число которых к концу 70-х годов, по подсчетам советских исследователей того периода, приблизилось к двадцати. У США ими чаще всего была противоположная сторона - правоавторитарные режимы с антикоммунистической ориентацией.
