Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Устная несказочная проза в системе жанров казачьего фольклора 14
ГЛАВА II. Предания о заселении и освоении края, образовании казачьих станиц 25
ГЛАВА III. Предания и устные рассказы забайкальских казаков о «старой» казачьей жизни 39
3.1. -//- о Забайкальском казачьем войске 39
3.2. -11-0 станичной жизни и быте 49
3.3. - //- о свадьбе забайкальских казаков 58
3.3.1. Традиционный свадебный обряд и свадебная поэзия С. Шарагол 70
3.4.- II -о взаимоотношениях забайкальских казаков с бурятами, монголами 78
3.5. устные рассказы забайкальских казаков о календарных праздниках (конец XX - начало XXI CLASS вв.) 83 ГЛАВА IV. Предания и устные рассказы забайкальских казаков о гражданской войне 108 CLASS
ГЛАВА V. Мифологические рассказы забайкальских казаков в конце XX начале XXI вв 120
Заключение 148
Список литературы 152
Приложение
- Устная несказочная проза в системе жанров казачьего фольклора
- Предания о заселении и освоении края, образовании казачьих станиц
- Традиционный свадебный обряд и свадебная поэзия С. Шарагол
- Предания и устные рассказы забайкальских казаков о гражданской войне
Введение к работе
Казачество - одна из самобытных этносоциальных групп русского народа. В локальных субкультурах казаков (сибирских, забайкальских, терских, донских и других) несмотря на сложившуюся бытовую, культурную и языковую специфику, преобладают общие основополагающие черты.
Забайкальское казачество на протяжении трёх столетий прошло процесс адаптации и локализации. Традиционная казачья спайка помогла забайкальским казакам сохранить себя как историко-культурную единицу, со своими традициями, хозяйственным укладом и менталитетом. Быт и нравы забайкальских казаков имеют свою выраженную социокультурную специфику, что нашло отражение и в фольклоре.
Фольклорный репертуар забайкальских казаков богат и по своему содержанию и в жанровом отношении. Об этом свидетельствуют материалы, собранные краеведами, этнографами, фольклористами с самого начала собирательской работы в Забайкалье, а также на рубеже XX - XXI веков. Но если первые собиратели застали в широком бытовании сказки, обладающие специфическими чертами местного колорита «суеверные» мифологические рассказы, предания, обрядовую и необрядовую поэзию, заговоры, следы героического эпоса, то на рубеже XX - XXI вв. наблюдается иная фольклорная ситуация. Историко-социальные процессы в общественной жизни XX века, внесли существенные изменения в жизнь народной поэзии казачества Забайкалья.
Казачество вобрало "в свои юрты" выходцев из разных народов, и именно поэтому происхождение слова "казак" имеет множество различных объяснений:
1. от "косогов" - народа кавказского;
2. от "казар" - народа скифского;
3. от "касахии" - закавказская область, упоминаемая К. Багряноро-
дным.
от "каз" - турецко-татарского слова, означавшего "гусь";
от "ко" и "зах" - монгольских слов, означающих: первое -"броня, латы, защита", а второе - "межа, граница, рубеж", откуда "ко-зах" значит - "защитник границы";
от именования этим именем у татар бессемейных и бездомных воинов-бродяг, составлявших авангард татарских полчищ в XI в.;
от именования бухарцев - киргизского народа;
8. от значения этого слова на половецком языке "страж", "передовой".
Разумеется, ни одно из этих толкований не может быть признано
правильным [Казачьи войска. Хроника, 1912, с. 5].
В Сибири первые казаки появились на южных окраинах царской России в XVI в. Практически до конца XVII в. основную часть русского населения составляли казаки, которые несли военную службу, собирали ясак, осуществляли управление краем. «В глухой тайге казаки прокладывали новые дороги, преодолевали бурные реки, необозримые степи, отыскивали плодородные земли, пастбищные места, охотничьи угодья» [Фольклор казаков Сибири, 1969, с. 3].
До 1851 г. вошедшие в состав забайкальского войска городовые и пограничные казаки, тунгусы и буряты несли пограничную службу, охраняя границу от набегов, а также сопровождали караваны и почту, служили конвоем при русских посольствах в Китае, что было отмечено в хронике перечня службы и походов забайкальского войска. «В 1851 году из указанных выше казаков было образовано забайкальское казачье войско, которое несло пограничную службу на огромной территории вдоль восточных границ. В забайкальском казачьем войске числились 48169 душ мужского пола, в том числе 1726 душ составляли 4 бурятских полка» [Там же, с. 4]. С 1851 по 1899 г. забайкальские казаки служили на границе с Китаем, а одна сотня от войска как конвой русского консула в Урге [Васильев, Т. I, 1916, с. 15]. В дальнейшем они принимают активное участие
во всех наиболее значительных военно-исторических событиях конца XIX -начала XX вв.: в походе в Китай (1900), в Русско-Японской (1904 - 1905), Первой мировой (1914 - 1917) войнах, в событиях, связанных с революцией и Гражданской войной (1918 - 1920 гг.). К началу 1917 г. Забайкальское казачье войско, являвшееся крупнейшим в Сибири, по численности своего состава занимало IV место (после Донского, Кубанского и Оренбургского) [Сборник песен Забайкальского казачьего войска, 2002, с. 275].
Фольклор забайкальского казачества представляет собой один из вариантов регионально-локальной фольклорной культуры русского населения Сибири. Поскольку забайкальское казачество «занимает определенное исторически сложившееся пространство, обладающее своими географическими, природными и иными характеристиками, то его традиционная культура региональна как в историко-социальном, так и в пространственном отношении» [Путилов, 1994, с. 144].
В. С. Левашов отмечал, что «формирование поэтического репертуара забайкальских казаков было тесно связано с их собственно сложной и весьма своеобразной историей, неотделимой от истории освоения и экономического развития края, от истории России» [Сборник песен..., 2002, с. 275].
Изучением фольклорных материалов забайкальских казаков занимались М. А. Зензинов, Г. С. Виноградов, Н. И. Кашин, К. Д. Логиновский, С. В. Максимов, Ф. Д. Соседко, М. К. Азадовский, А. В. Гуревич, Л. Е. Элиасов и другие, уделявшие пристальное внимание изучению истории, обычаев, нравов устного творчества местного казачества.
Богатый материал по фольклору казаков Сибири был собран Л. Е. Элиасовым. Значительное количество материалов дореволюционного и советского фольклора казаков, записанных фольклористами в Забайкалье и на Дальнем Востоке, были изданы в 1969 г. «Фольклор казаков Сибири» под общей редакцией Л. Е. Элиасова. Из дореволюционного фольклора в сборник вошло 60 старых военных и походных песен, около 200 текстов старинных лирических, свадебных, шуточных и плясовых песен литературного
6 происхождения. Большой интерес представляют предания и устные рассказы казаков, повествующие об истории заселения и освоения ими огромных пространств в Сибири. Характеризуя фольклор казаков по экспедиционным материалам того времени, Л. Е. Элиасов подчеркивал, что «фольклор среди казаков живет полнокровной жизнью, он приобретает новые черты и играет большую роль в развитии духовной культуры Сибирского казачества» [Фольклор..., с. 9]. Исследователями была изучена большая часть районов Сибири, от Забайкалья до Дальнего Востока. Проведена большая работа по систематизации преданий первой половины XX в., куда вошли предания, бытующие у казаков Забайкалья. «Народные предания раскрывают в более достоверной форме, чем другие жанры фольклора, подлинные картины жизни народа далекого прошлого, его быт, нравы и духовные представления», - отмечает Л. Е. Элиасов [Элиасов, 1960, с. 170]. Анализ экспедиционных материалов последних лет показывает, что предания бытуют не так широко, как прежде.
Одним из первых к региональному изучению устной поэзии забайкальских казаков обратился В. С. Левашов, который рассмотрел и исследовал специфику забайкальской казачьей песенной лирики 1850 - 1970 гг., особенности формирования и исторического изменения лирического репертуара. Помимо работы В. С. Левашова «Лирические песни забайкальских казаков и их потомков» [1982], о региональных особенностях и специфической "казачьей" окраске героического эпоса и песнях забайкальцев говорится в таких его работах, как «Былина в Забайкалье» (Иркутск, 1980); «Региональные особенности русского фольклора Забайкалья»; «Героический эпос» (Чита, 1998). Им же подготовлено переиздание крупнейшего памятника народной духовной культуры Забайкалья «Сборник песен Забайкальского казачьего войска», который уже в год выпуска (1916) стал библиографической редкостью. Ценность последнего издания состоит и в том, что В. С. Левашов дополнил сборник
приложением, которое представило его «несколько шире, с учетом большинства накопленных материалов» [Сборник песен..., с. 276].
Во второй половине XX в. музыкальным фольклором Забайкалья и традиционной свадебной поэзией занимались исследователи В. Д. Осипова и Р. П. Потанина. В 1968 г. ими были организованы фольклорные экспедиции в станинное казачье село Шарагол Кяхтинского района. Материалы тех лет были обработаны и опубликованы в сборнике «Русский фольклор Сибири» (Новосибирск, 1981). Анализируя лирические песни, В. Д. Осипова засвидетельствовала высокую певческую культуру забайкальских казаков. Она отмечала, что «существующий в селе Шарагол казачий народный хор исполняет песни в своеобразной многоголосной манере» [1981, с. 111]. По нашим наблюдениям, этот хор продолжает использовать в своем репертуаре местные, аутентичные казачьи песни.
Р. П. Потанина, по результатам экспедиции 1970гг., делает вывод, что «репертуар свадебных песен и манера исполнения их имеют свою яркую выраженную специфику, обусловленную историей заселения края. <...> Русская народная свадебная поэзия сохранилась лучше, чем традиционные свадебные обряды. Большая часть свадебных песен перешла в разряд лирических и продолжает бытовать» [1971, с. 108 - 109]. Фольклористом было замечено, что отдельные песни и жанры видоизменяются, приспосабливаются к новым условиям жизни, и относительно хорошая сохранность свадебной поэзии среди старшего поколения благодаря "художественно эстетической ценности и глубокому лирическому содержанию" [Там же, с. 109]. Лучшие образцы свадебных обрядовых песен Забайкалья вошли в составленные Р. П. Потаниной сборники «Обрядовые песни русской свадьбы Сибири» (Новосибирск, 1981); «Русская свадебная поэзия Сибири» (Новосибирск, 1984); «Русские свадебные песни Сибири» (Новосибирск, 1979).
К исследованию обрядового казачьего фольклора Забайкалья в конце 1990-х гг. обратилась В. С. Рещикова. Занимаясь изучением обычаев и
обрядов в селах Желтура и Тынгырыг Джидинского района в 1986 - 1988 гг., она дает представление об особенностях бытования календарных обрядов и обрядовых песен, в то же время она посетовала, что календарно-обрядовой поэзии забайкальских казаков «отведено весьма скромное место. Лишь скудные этнографические сведения о календарных праздниках казаков Забайкалья дошли до наших дней со времен дореволюционного собирания и изучения фольклора» [Рещикова, 1997, с. 154]. Перечисляя работы по обрядовому фольклору, она обратила внимание на то, что в них «не затронута территория Бурятии, в Джидинском, Кяхтинском районах, в которых исстари селились казаки» [Там же]. Категоричность высказывания В. С. Рещиковой, скорее всего, ошибочна. Действительно, такие казачьи станицы, как Желтура Джидинского района, Шарагол Кяхтинского района имеют богатые исторические, культурные и фольклорные традиции. Можно лишь согласиться, что фольклор забайкальских казаков Джидинского и Кяхтинского районов малоизучен. Например, у П. В. Шейна, Р. П. Потаниной в работах встречаются свадебно-обрядовые песни с. Шарагол [Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п., 1900; Потанина 1979; 1981; 1984].
Среди научно-исследовательских работ последних лет выделяется работа О. Н. Судаковой «Русские лирические протяжные песни Забайкалья: региональная фольклорная традиция (вторая половина XX века)» [Судакова, 2000]. В ней отмечено, что «песенная традиция забайкальского казачества имеет севернорусские, южнорусские и даже в некоторой степени среднерусские истоки, это, несомненно, окрасило её в особые тона, характерные именно для этой локальной традиции» [Там же, с. 100]. Исследовательницей замечено, что «изучение конкретного песенного фольклора забайкальских казаков носит однобокий характер в связи с тем, что в большинстве публикаций и исследований забайкальского казачьего фольклора тексты песен представлены без напевов. Исключение составляет репертуарный сборник «Фольклор Читинской области» (песни, собранные В.
Н. Волковым), изданный в г. Чите в 1996 г. Большая часть текстов йотирована» [Там же]. Сравнивая экспедиционные материалы второй половины XX в. с более ранними записями, О.Н. Судаковой замечено, что «в песенном творчестве забайкальских казаков произошли существенные изменения как в отношении жанров внутри репертуара, так и в вербальной, музыкальной и исполнительской формах. Но основные черты казачьей песенной традиции Забайкалья сохранились» [Там же, с. 100]. Исследователь пришла к заключению, что во второй половине XX в. «протяжные лирические песни стали преобладать в репертуаре забайкальских казаков над песнями военной тематики и свадебными» [Там же, с. 106]. О. Н. Судакова объясняет это тем, что «мужское население, отойдя от прежнего образа жизни в состоянии постоянной воинской службы, стало реже исполнять солдатские песни, поэтому сейчас их редко можно встретить в репертуаре казачьих сел. А песни, исполняемые женщинами, основная тема которых неудачная любовь, разлука, измена милого, бытуют и по сей день» [Там же]. Действительно, в ходе полевых исследований нашего времени все реже можно встретить в быту прекрасных исполнителей казачьих походных песен, преобладают, в основном, лирические.
На протяжении многих лет в области фольклорной несказочной прозы жанр былички изучался В. П. Зиновьевым. Основным объектом исследования стал Забайкальский регион. Более 1800 текстов быличек и бывалыцин, собранных в 1966 - 1982 гг. во время экспедиций в Читинской и Иркутской областях, представлены в сборнике «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» (1989). Особая ценность данного материала, состоит в том, что он принадлежит локальной сибирской традиции. Важно и то, что сюда вошли мифологические рассказы, в основном, записанные от забайкальских казаков. В диссертации будут рассмотрены мифологические рассказы забайкальских казаков, собранные диссертантом, используя сюжеты/мотивы, выделенные В. П. Зиновьевым.
Сказки и легенды не были нами зафиксированы во время полевых работ в Кяхтинском районе (селах Шарагол, Хутор), но есть свидетельства, что сказочники были в селе. Эти жанры устной прозы в данной работе рассматриваться не будут. Мы не исключаем того, что в других селениях Забайкальского казачества можно встретить сказочников.
Помимо отмеченных жанров в казачьих селах широко бытуют заговоры, а также пословицы, поговорки, загадки, частушки. В фольклоре забайкальских казаков им отведено далеко не последнее место.
Из вышесказанного следует, что фольклорный репертуар забайкальских казаков достаточно богат как по содержанию, так и в жанровом отношении.
Во введении дан только частичный обзор фольклора казаков Забайкалья рубежа XX — XXI вв. Как уже было сказано, фольклор повсеместно приобретает новую форму функционирования в местных аутентичных ансамблях, поскольку из жанрового разнообразия ведущую роль приобрела лирическая поэзия.
Актуальность темы исследования. Фольклор казаков Забайкалья до настоящего времени остается недостаточно изученным, а отдельные грани его в силу различных обстоятельств оказываются малоизвестными. Прежде всего, не решена проблематика локально-региональной специфики культуры забайкальских казаков относительно культуры казаков других регионов и специфичность казачьей культурной традиции в сопоставлении с другими группами народной культуры русского населения Забайкалья. Не описан фольклорный репертуар и не изучена традиция бытования различных жанров. В большей мере это относится к жанрам несказочной прозы (преданиям, устным рассказам, мифологическим рассказам), которые не были предметом специального исследования. До сих пор не раскрыта специфика устной несказочной прозы забайкальских казаков в условиях сложившихся исторических реалий, не выявлен её сюжетно-мотивный состав.
Полевые исследования на рубеже XX - XXI вв. подвели к необходимости новых подходов в решении проблем функционирования фольклорной прозы забайкальских казаков в конкретных исторических условиях, пересмотра сложившихся стереотипов в вопросах жанровой дифференциации устной народной прозы.
Цель и задачи работы. Цель диссертации - это исследование традиции бытования несказочной устной прозы казаков Забайкалья на рубеже XX -XXI вв., анализ сюжетов/мотивов преданий, устных и мифологических рассказов в их связи с историческим контекстом. Для достижения цели ставятся следующие задачи:
- показать традицию бытования народной прозы забайкальских казаков в
конце XX - начале XXI вв.;
проанализировать фольклорные тексты и выделить тематические группы преданий и устных рассказов забайкальских казаков;
установить сюжетно-мотивно-образный состав внутри тематических групп несказочной прозы (преданий, устных и мифологических рассказов);
выявить характерные локальные особенности преданий и устных рассказов забайкальских казаков, бытующих в к. XX - начале XXI вв.
Объектом исследования являются жанры несказочной прозы казаков Забайкалья.
Предмет исследования - сюжетно-мотивно-образный состав прозаического фольклорного репертуара казаков Забайкалья.
Теоретико-методологической базой исследования послужили общие теоретико-методологические принципы изучения фольклора, концепция Б. Н. Путилова о регионализме фольклорной культуры, изложенные в монографии "Фольклор и народная культура", теоретические положения о классификации народных жанров В. Я. Проппа, о традиционности "импровизационыых жанров" К. В. Чистова, фольклористические работы о дифференциации прозаических жанров, исследования в области жанров преданий, устных и мифологических рассказов.
Основные методы: сравнительно-типологический, структурно-семантический.
Источниками исследования послужили экспедиционные материалы центра восточных рукописей и ксилографов ИМБТ СО РАН, кафедры народного пения ВСГАКИ, опубликованные сборники текстов преданий, устных и мифологических рассказов, а также собранные диссертантом во время полевых исследований в 2000 - 2004 гг. в бывших казачьих станицах и поселках казаков Забайкалья: в Кяхтинском, Джидинском, Бичурском районах республики Бурятии. При анализе повествовательного фольклора забайкальских казаков для уяснения некоторых сравнительно-типологических вопросов привлекались опубликованные материалы Сибирского казачества.
Научная новизна и практическая значимость. Впервые в русской фольклористике рассматривается современное бытование устной несказочной прозы забайкальских казаков; устанавливается сюжетно-мотивно-образный фонд тематических циклов преданий, мифологических и устных и рассказов забайкальских казаков, определяющий специфические черты этой этносоциальной группы русского народа. Для решения поставленных задач впервые широко привлекается текстовой материал, в научный оборот вводятся новые фольклорные тексты.
Основные положения и выводы диссертации могут быть использованы в процессе дальнейшего исследования жанровой системы несказочной прозы забайкальских казаков, решения проблем историко-этнографического контекста и прагматики фольклора. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при подготовке к публикации тома несказочной прозы серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». При разработке учебных курсов по фольклору на филологических факультетах высших учебных заведений.
Апробация полученных результатов. Основные положения диссертации изложены в докладах на научных конференциях: XI научно-
практический семинар Сибирского регионального вузовского центра по фольклору «Народная культура Сибири» ~ «Шастинские чтения» (Иркутск, 2002); IV международный научный симпозиум «Этнокультурное образование: совершенствование подготовки специалистов в области традиционных культур» (Улан-Удэ, 2003); XII научно-практический семинар Сибирского регионального вузовского центра по фольклору «Народная культура Сибири» (Омск, 2003); «Найдаковские чтения - 2» (Улан-Удэ, 2004); региональная научная конференция «Научное наследие фольклористов и литературоведов А. И. Уланова, С. П. Балдаева, Л. Е. Элиасова, Г. О. Туденова, А. И. Кима, Ц. - А. Н. Дугарнимаева» (Улан-Удэ, 2004). Содержание диссертации отражено в шести публикациях.
Объём работы составляет 259 страниц текста с Приложением. Список использованных источников включает 165 наименований.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и Приложения. Главы подразделяются на разделы. В Приложении представлены фольклорные тексты, на которые ссылается автор в работе, и указатель мест записи текстов.
Устная несказочная проза в системе жанров казачьего фольклора
Значительное место в фольклоре забайкальских казаков занимает несказочная проза. Полевые исследования конца XX - начала XXI вв. показывают широкое бытование преданий, устных и мифологических рассказов, в тематике которых отражена специфика фольклорной казачьей традиции.
Л. Е. Элиасов отмечал особое отношение казаков к преданиям: "Этот жанр является для казаков своеобразной документальной летописью, отразившей сложный исторический путь, пройденный этой группой русского населения Сибири" [Фольклор казаков Сибири, 1968, с. 16]. Л.Е. Элиасовым был сделан первый опыт записи преданий и устных рассказов у казачества Сибири. В 1969 г. выпущен сборник "Фольклор казаков Сибири", где впервые были опубликованы предания и устные рассказы, в основном, записанные от забайкальских казаков. В нашем исследовании стоит задача, проследить в какой форме бытует устная проза забайкальских казаков на рубеже XX - XXI вв. В исследуемой проблеме мы используем классификацию преданий, состоящую из 8 циклов, предложенную Л.Е. Элиасовым, так как она прежде всего исходит из особенностей местного репертуара: 1) предания генеалогические; 2) предания о заселении и освоении края; 3) предания о взаимоотношениях народов Восточной Сибири; 4) предания бытовые; 5) предания топонимические; 6) предания о природе и природных богатствах; 7) предания о явлениях природы; 8) предания об исторических лицах и событиях [1960, с. 23].
Также мы используем структурно-генетическое исследование преданий, разработанное Н. А. Криничной в монографии «Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры» [1987]. Привлекая большое количество материала из различных регионов, исследователь выделяет следующие девять циклов русской народной исторической прозы: предания о заселении и освоении края; об аборигенах края; о «панах»; о кладах; о великанах, богатырях, силачах; о борьбе с внешними врагами; о разбойниках; о раскольниках; об исторических лицах. Н. А. Криничная отмечает, что «объектом изображения в предании оказываются события местной истории... В процессе многовекового бытования произведения данного жанра, взятые в совокупности, оформились как устная хроника одного селения или группы селений, исторически сложившегося региона, объединенного общностью социально-экономических и культурных условий развития» [Там же, с. 10]. Мы используем структурный метод анализа, разработанный Н. А. Криничной, применительно к преданиям о заселении и освоении края. В данном случае структурным компонентом является мотив -«это сложное структурное единство, в котором определяющая роль принадлежит действию или состоянию, а определяемыми являются субъект, объект, обстоятельства действия или состояния, оказывающие в большей или меньшей степени влияние на основополагающий элемент - предикат» [Там же, с. 19].
Во всех региональных традициях казачества есть объединяющая их структурно-генетическая линия. Разные по своей локально-региональной принадлежности предания (забайкальских, уральских, кубанских, амурских казаков и т. п.), состоят из одних и тех же мотивов. Однако при ближайшем рассмотрении будет заметна разница в реалиях, из которых и состоит специфическое различие преданий, в их регионально-локальной принадлежности. В настоящее время более глубоко изучен цикл преданий, в которых повествуется о заселении и освоении Сибири разными народами. Этой группе преданий посвящены основные исследования Е. Л. Тихоновой [Повествовательная система русских преданий Восточной Сибири о заселении и освоении края (XX в.), 2000]. «История зарождения и бытования преданий в Сибири, как, пожалуй, никакого другого жанра, связана с историей заселения и освоения края», — пишет Е. Л. Тихонова [Там же, с. 42]. Исследователь подробно рассматривает образ первопоселенца
Забайкалья и выделяет шесть групп: «1) казаки, по болезни или по старости ушедшие из отрядов первопроходцев и осевшие на новых землях, а также казаки, специально присланные для охраны вновь создаваемых острогов и пустившие корни на новом месте; 2) ссыльные, которым наказание определялось как «на житьё в Сибирь», а также сосланные на поселение после отбывания каторги; 3) добровольные переселенцы, которые отправлялись в Сибирь в поисках свободных земель. По своему материальному положению они относились к среднему слою населения, так как богатым переселяться было незачем, а беднякам - не на что; 4) старообрядцы (в Забайкалье семейские), которые бежали от преследований и притеснений со стороны властей и официальной церкви; 5) переселенцы-дезертиры, которые бежали в Сибирь, скрываясь от армии; и, наконец, 6) монахи, которые селились около целебных источников, и со временем там вырастало поселение» [Образ первопоселенца в русских преданиях Восточной Сибири о заселении и освоении Забайкалья, 1997, с. 48]. Мы рассматриваем только первую группу первопоселенцев - казаков. Подтверждается наблюдение исследовательницы в том, что сейчас часто встречаются такие забайкальские предания, «в которых фольклорная традиция разрушена практически полностью. Обычно это максимально короткие тексты, устанавливающие какой-либо факт и не дающие никакого его объяснения» [Там же, с. 50].
Во второй главе подробно будет рассмотрен цикл преданий о заселении и освоении края, где внимание автора обращено на группу преданий об образовании казачьих станиц. К данной группе тесно примыкают генеалогические и топонимические предания.
По классификации Л. Е. Элиасова, генеалогические предания циклизуются вокруг отдельных групп русского населения. Они повествуют отдельно о «родословных забайкальских казаков, старообрядцев и о потомках многих родов населения, образовавшихся в результате былой каторги и ссылки», раскрывая генеалогическую линию русского населения, «начиная от первых заселыциков до поколений наших дней» [Русский фольклор..., 1960, с. 24]. В данной работе рассматриваются предания казаков-староверов. Их особенность в том, что они «генетически восходят к генеалогическим преданиям, где предок, как правило, является и первопоселенцем» [Образ первопосенца..., 1960, с. 48].
Наряду с генеалогическими бытуют топонимические предания, объясняющие происхождение названий бывших казачьих станиц и поселков, где казаками велось поселковое управление. Однако не вся топонимика объяснима, информанты не всегда помнят историю происхождения тех или иных названий, поэтому в работе представлена небольшая часть бытующих топонимических преданий, которыми мы располагаем.
Наиболее сложным в фольклористической науке является разграничение жанров несказочной прозы, постоянно взаимодействующих друг с другом и легко перенимающих друг у друга отдельные мотивы и сюжеты. Перед нами стоит задача обоснованно различить предания и устные рассказы в тематических группах.
Предания о заселении и освоении края, образовании казачьих станиц
Значительная часть преданий повествует об истории заселения и освоения Сибири. Преимущественное освоение Сибири отводится казакам. «Они первыми проникли за Байкал", - пишет В. С. Левашов, - составили "чертёж новых землиц". Заложили первые городки и острожки. На их плечи легла основная тяжесть борьбы с "немирными соседями" за утверждения русского присутствия в крае. А после заключения Нерчинского договора (1689 г.) - охрана порубежных земель на всём протяжении установленной границы с Монголией и Китаем. Заслуга установления добрососедских отношений, разнообразных взаимовыгодных контактов с аборигенами -эвенками и бурятами. Что в итоге способствовало постепенной стабилизации внутренней обстановки, благоприятной для мирного обживання края» [2002, с. 274].
Самые древние предания о заселении и освоении края принадлежат казакам. В содержании этих преданий отражены походы казаков в Сибирь под предводительством Ермака. До нас эти предания не дошли в устной форме, они зафиксированы в письменных источниках и летописях, которые служат важными историческими свидетельствами. Исследователи летописей отмечают, что «почти все сведения, приведённые там, явно заимствованы из рассказов казаков...» [Тихонова, 2000, с. 43]. Основные сибирские летописи - Строгановская, Есиповская, Кунгурская - повествуют, главным образом, о походе Ермака в Сибирь, о строительстве городов и острогов, о первых сибирских воеводах, об учреждении Тобольской архиепископии, о "землицах незнаемых" [Летописи Сибирские, 1991, с. 86]. Е. Л.Тихонова делает вывод, что "наиболее древние сибирские предания дошли до наших дней фрагментарно, в пересказах, свидетельствах путешественников, исследователей края, а также в летописных источниках. Подлинных же в текстологическом отношении текстов преданий того периода практически не имеется" [Тихонова, 2000, с. 43].
В бытующих преданиях второй половины XX - начала XXI в. ещё продолжают встречаться сюжеты, относящиеся ко второй волне переселенцев середины XVIII в., характеризующейся, по словам Е. Л. Тихоновой, «принудительным порядком переселения. ... Предания эти носят узколокальный характер, ибо рассказывают об истории отдельного села, о первопоселенцах, о каком-либо конкретном месте, связанном с памятным событием» [Там же, с. 18-19].
«Каждая деревня имеет свою историю, нашедшую своё отражение в предании» [Элиасов, 1958, с. 90]. В ходе нашего исследования рассматриваются предания о возникновении казачьих станиц, а также названий некоторых из них. До недавнего времени фольклористами практически не велись записи топонимических преданий, в частности, об истории происхождения названий населенных пунктов. Часть преданий этой группы, относящихся к циклу о заселении и освоении края, записана нами в ходе полевых исследований 2001 - 2003 г. г. от потомков забайкальских казаков второй волны переселенцев, прибывших в Забайкалье в середине XVIII века. Примечательна историческая достоверность повествований. Старожилы отчетливо помнят, как осваивались новые территории, образовывались станицы.
Образование станиц вдоль границы в Забайкалье начинается в XVIII в. Как и Сибирское казачье войско, Забайкальское казачье войско «образовалось почином русского правительства, заселившего новую обширную страну воинскими людьми "принудительно". Сибирские казаки не были "вольными", а всегда исключительно "служилыми", хотя ядром и послужила волжско-камская вольница, уцелевшая от знаменитого Сибирского похода атамана Ермака Тимофеевича» [Аркин, 1996, с. 31]. Среди героев преданий, записанных на территории Забайкалья, представляющих различные социальные группы первопоселенцев, в первую вошли «казаки, по болезни или по старости ушедшие из отрядов первопроходцев и осевшие на новых землях, а также казаки, специально присланные для охраны вновь создаваемых острогов и пустившие корни на новом месте» [Тихонова, 1997]. Из записанных нами в ходе экспедиций преданий, мы выявили две группы первопоселенцев-казаков: - казаки, специально присланные для охраны вновь создаваемых острогов и пустившие корни на новом месте; - казаки - ссыльные, наказанные, принудительно отправленные в Сибирь.
Старожил Шарагольской станицы Илья Харлампиевич Аносов, 1914 г. р., рассказал, за какие "провинки" принудительно переселяли казаков в Сибирь:
«Раньше надо было поселить, когда Сибирь-то осваивали после Ермака-то. Но и селили. Толкали за всякие провинки. Даже за неподчинение отцу с матерью сюды отсылали. Вот у нас Алексеевы были. ... Но вот их, значит, за неподчинение отцу с матерью. Женился. Каку отец с матерью хотели, чтоб он взял-то - он не взял, а взял другую. И вот за это его сюды, в Сибирь отправили» [записано от И. X. Аносова, 1914 г. р., с. Шарагол Кяхтинского района РБ в 2002 г.; Приложение № 1; 2; 5; 21; 22; 26].
В основном мотив о ссыльных казаках свойственен семейным преданиям: «Это сосланный был пра-пра-прадед вместе с женой. Вот они сюда, значит, заявились. В Сибирь были сосланы» [Приложение № 26]. Ссылали так же в Сибирь и казаков-староверов, о которых речь пойдет ниже.
Как уже было сказано, в XVIII в. пограничные острожки и караулы, состоящие из небольших отрядов казаков, постепенно перерастали в станицы и поселки. Мотив «с чего начиналась станица» является ведущим в преданиях указанной тематической группы:
«По преданию, у нас как будто семь казаков сюды пришло за белого царя. Это в конце XVIII ... приито семь казаков. Это, вот, Плюснин, Сусин, Хороших, Труднее, Гусев - вот эти фамилии у нас здесь остались. И вот там был караул..., есть малый Дозор и большой Дозор. Туда, в общем, казаки ходили в дозор. Там, видимо, в малый Дозор они ходили за день, поэтому он малый и сама гора-то маленькая, а большой Дозор уже дальше. ... Ну, а потом казаки начали жениться на буряточках, потому что здесь были бурятские селения...» [записано от Г. Д. Сюсиной, 1954 г. р., с. Боцый Джидинского района РБ в 2002 г.; Приложение № 10 - 20; 26].
Традиционный свадебный обряд и свадебная поэзия С. Шарагол
На основе опубликованных и экспедиционных материалов, а также личных наблюдений автора нами преследуется цель - показать бытование традиционного свадебного обряда и свадебной поэзии старинного казачьего с. Шарагол Кяхтинского района на современном этапе.
Шарагол имеет свои богатые фольклорные традиции. Свадебная поэзия этого села встречается в публикациях с конца XIX в. (П. В. Шейна). Известны материалы Р. П. Потаниной, В. Д. Осиповой, собранные в с. Шарагол в XX в. Во время полевых исследований, проводимых в 2000 -2002 гг., от местных старожилов были записаны устные рассказы о бытовании свадебного обряда, воспоминания об исполнителях свадебных песен. На основе собранных материалов проследим основные моменты свадебного обряда казаков в устных рассказах.
О сватовстве у шарагольских казаков уже упоминалось в устных рассказах. К сожалению, свадебных песен исполнявшихся, в этот момент, в начале XXI в. зафиксировано не было. Девичник. Косокрашенье ("красить", значит, украшать косу) и есть начало девичника. Р. П. Потаниной замечено, что "в Сибири этот свадебный обычай сохранялся особенно долго, до 30 - 40-х гг. нашего столетия... Особенно торжественно обставлялось заплетание косы перед обрядом бани (или накануне, на девичнике), когда невесте последний раз заплетали и украшали косу - символ "девьей красоты" [1981, с. 6]. Во время экспедиции нами не было зафиксировано песен, исполнявшихся во время этого обряда, поэтому приведём пример песни из сборника П. В. Шейна, записанный Л. Верещагиной в с. Шарагол в начале XX в. [Великорус...., 1900, с. 766]. Невеста обращалась с просьбой к матери и подругам "учесать буйну голову", украсить косу: Учеши-ка ты мне, родима матушка, Учеши ты мне буйну голову, Уплети-ка ты мне косу русую, Что во пятеро, во шестеро, Во пшеничко мелко зёрнышко! Заплети-ко во косыньку Ленту алу, гранитурову. За день до свадьбы, в день девичника, для невесты топят баню последняя ступень расставания с девичеством. Жених должен был обязательно отправить невесте мыло, судомойку, духи, веник - "отмыть девью красоту, примыть бабью". В традиционном русском обряде невесту провожают в баню подруги и сестра. Отличительная черта этого обряда у шарагольских казаков в том, что "провожатым" является брат. Невеста обращалась к отцу и матери с просьбой: Уж вы батюшка и матушка родимые! Дайте провожатого мне крепкого, Своего сына любезного, моего брата родимого, Проводить мою девью красоту Во чужу страну, во дальнию, Во чисто поле, во раздольице. [Великорус..., 1900, с. 766] После бани у невесты собирались на "вечёрку", где присутствовали не только невестины подружки - "провожатки", но и жених со своими "боярами", чтобы отсидеть "последний вечерок" перед замужеством. Это ещё одна из особенностей свадьбы этого села. Д. Н. Максимов (1928г. р.) вспоминает: "Приходит жених, остановился - мотню не переходит. Она пойдёт, за руку возьмёт, переведёт, рядом посадит. И весь вечер до трёх четырёх часов играют, шутят, пляшут "восьмёрку", смеются. Ни матов, ни пьяных, ни чо!". С утра невесту собирали к венцу. Сидя во кути (место против печи, отделяемое от прочей части избы перегородкою или занавескою), невеста "переживала", но не причитывала, как это происходило в свадебной традиции у старообрядцев. Интерес представляет свадебная песня "Во кути за занавесой", записанная В. Д. Осиповой в 1983 году. Невеста корит жениха "разлучника с отцом с матерью" и, не желая расставаться со своей "русой косой, девьей красотой", просит брата "засечь засеку", что означало препятствовать появлению в доме незванных гостей:
Во кути-то за занавесой Там сидела красна девица Ой, там сидела красна девица, Воздымала куть занавесу. Ой, воздымала куть занавесу, Она узрила-то, усмотрела. Ой, что ни конному, не пешему, Ой, узрила-то, усмотрела Своего братца родимого. Ой, своего братца родимого, Ты, пойди-ка, братец миленький, Во чисто поле, во раздолисто, Ой, во чисто поле, во раздолисто, Засеки-ка, братец засеку, Ой, засеки-ка, братец,засеку, Не пройти-то, не проехать. Ой, не пройти-то, не проехать, Что ни конному, ни пешему, Ни моёму-то разлучнику. Ой, ни моёму-то разлучнику, Разлучает с отцом с матерью. Ой, разлучает с отцом с матерью, Наипаче с русой косой. Ой, наипаче с русой косой,
Со хорошей девьей красотой. Краше девья-то красота, Краше солнца, краше месяца". [Осипова, 1985, с. 111].
Во многих свадебных песнях забайкальских казаков прослеживается архаический характер, который, как отмечает В. С. Левашов, "...проявляется опять-таки и в отдельных красноречивых деталях их содержания, характерных для феодальной эпохи средневековья ("засекать засеку", "играть в кости" и т. д.), но и в их лексико-стилистических особенностях". Он находит архаические слова и выражения, нередко указывающие на давность происхождения этих песен: "князь", "княгиня", "боярин", "боярыня", "воевода", "чадо", "высоктерем"... [Сборник песен..., с. 304]. Расплетение косы совершалось утром, в день свадьбы, а не перед обрядом бани как в общерусской свадьбе. "Когда собирались все приглашенные, невеста, стоя на коленях с опущенной головой, припевала песнями близких, родных к косе. Причём одна и та же песня последовательно исполнялась сначала отцу, затем матери..." Приведём в качестве примера песни, записанные Р. П. Потаниной и Р. А. Гавриловой в 1971 г. от Е. И. Унагаевой (1913г. р.): Дойди, дойди-ка, батюшка, Дойди-ка, родима мамынька, Ко столу, столу дубовому, До стола, стола дубовыва, Ой, подойди-ка да, родный батюшка, Ой, до стола, стола дубовыва, Ой, ко столу, столу, дубовому, Расплети-ка русу косоньку, Подойди-ка да, родна мамонька, Ой, расплети-ка русу косоньку, Расплети-ка русу косоньку, Я поеду во чужи люди. Ой, расплети-ка косу русу. [Потанина, 1981, с. 24]. Во время этого обряда девушка окончательно "расставалась с предметами, символизирующими её девью красоту и волю... Волосы невесты, расплетённые, расчесанные и перевязанные особой лентой, с этого момента оставались не заплетёнными до особого обряда окручивания, производимого в доме жениха после венчания" [Потанина, 1981, с. 32]. Браньё. Этот обряд у казаков был один из кульминационных моментов в свадьбе. Кульминация - выкуп косы, после чего невесту непосредственно вручали жениху. В то время, когда свадебный поезд подъезжал к дому невесты, девушками исполнялись величальные песни жениху. Песня "С горы на гору вино течёт..." приведена нами из сборника П. В. Шейна ("Великорус в своих песнях...), которой нет в живом бытовании в настоящее время.
Предания и устные рассказы забайкальских казаков о гражданской войне
В данной главе рассматривается сюжетно-тематическая разновидность преданий забайкальских казаков, отразившая историю начала XX в. -предания о гражданской войне [Приложение № 106 - 116].
Группа преданий о гражданской войне, записанная нами во время полевых исследований в 2001 - 2003 гг. в Кяхтинском, Джидинском, Бичурском районах Бурятии, по классификации Л. Е. Элиасова, относится к циклу преданий об исторических лицах и событиях. Она сюжетно сопоставима с устными рассказами о гражданской войне, опубликованными в 1956 г. Л. Е. Элиасовым по материалам 1932 - 1951 гг. в книге «Устные рассказы забайкальцев о двух войнах», раздел "Борьба за Советы" [1956].
Прошло 85 лет с начала гражданской войны. Устные рассказы о гражданской войне - как «живые документы прошлого и настоящего» [Там же, с. 4] в начале XXI в. по своим жанровым признакам перешли в разряд преданий. Подтверждение этому находим у М. Р. Базилишиной. Сопоставляя жанровую природу устного рассказа и предания, она пишет: «Если предание в полной мере выражает "историческое сознание коллектива", является формой "своеобразного закрепления его исторической памяти", то устный рассказ - это, прежде всего, вербальная форма осмысления современности, начальный этап её эстетического освоения фольклорным сознанием» [1997, с. 34]. Исследовательница указывает на то, что «мемораты наряду с "импровизационными" жанрами образуют "пространную полосу перехода" от "разовых" текстов к "традиционным" (фабулат). Традиция их выражена не столько в текстах, сколько в сюжетах» [Там же, с. 12].
В опубликованных Л. Е. Элиасовым устных рассказах "доминируют эпизоды сражений и героических подвигов красноармейцев, красногвардейцев и партизан против "банд интервентов" Колчака, Семёнова, Унгерна.
Ученый, анализируя устные рассказы данной тематики, писал: «Большинство рассказов этого периода отражает зверскую жестокость белогвардейцев и интервентов» [1956, с. 29]. В преданиях забайкальских казаков кон. XX - нач. XXI в. сюжет остаётся тем же - борьба за власть Советов, однако в центре повествования - трагедия расказачивания.
Нынешнее возрождённое казачество, поднимая архивные документы, выяснило и опубликовало многие скрытые от народа геноцидные факты: «24 января 1919 года ЦК РКП(б) издал секретную директиву, целью которой было уничтожение казачества, где содержание первого пункта гласило: провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти ...
На основе директивы Реввоенсоветом Южного фронта 7 февраля 1919 года была разработана инструкция. ... В ней определялось, кого расстреливать: "...всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и проч. .
Репрессии в станицах начались неожиданно (директива ведь была строго секретной), - пишет В. В. Перминов. - В станицы входили вооруженные отряды. Выволакивали из изб и хат казаков и баб, стариков и детей. Вели на расстрел на виду у всего люда. Были станицы, где в несколько дней были расстреляны сотни человек. Увозили на подводах. ... Кто же пал в этом кровавом пиру? Казаки, «пользующиеся каким-либо авторитетом», -доблестные защитники Отечества во всех войнах, Георгиевские кавалеры, их в хуторах и станицах чтили выше всех, их избирали атаманами. Они первые легли под пулями комиссаров-большевиков. Это были лучшие люди, уничтожался генофонд казачества» [Казачий вестник Забайкалья, 2002, с. 2 3].
Вследствие этих исторических фактов в преданиях и устных рассказах казаков нашего времени бытует мотив о массовом терроре против казачества в гражданскую войну. Рассказы казаков о несправедливости и травле огромной социоэтнической группы русского народа только потому, что они казаки, и многие из них боролись на стороне противников Советской власти, обойдены исследователями. По известным идеологическим причинам эти рассказы либо не фиксировались, либо их не рассказывали. Тема трагической судьбы казаков более 70 лет была запретной, материал, компрометирующий Советскую власть периода гражданской войны (даже если он был собран), не публиковался. Несмотря на это,народ знал и помнил рассказы, которые шли в разрез с официальной идеологией. И спустя более 80 лет рассказы эти продолжают бытовать в Забайкалье. В 2002 г. от старожила с. Желтуры Ф. Н. Бальчугова (1912г. р.) мы записали предания и устные рассказы, в которых передана вся тяжелая обстановка того времени, где основной мотив - уничтожение казачества, в основном, лучшей его части:
«Ну, раньше их в 1918 году всех позабрали. ... Вот десять человек угнали в Иркутск, в Александровский централ - это в Иркутску тюрьму! Ну и вот, туды угнали. Но и чо? Ни слуху, ни духу! Раньше машины никаки не ходили, радио не было. Но и вот! Угнали - угнали, куды угнали? Но и вот, старухи тоже, но нестарухи, конечно, оне молоды были. Ну и собрались. Надо кого-то отправить туды, в Иркутск! Но, раньше гоняли на лошадях. Ну, уехали туды, доехали. Порасспраишвали, а там их уже кончали. Не растреляли, а просто чурками убили! Глаза завяжут, загонят, да и ... Иркутянка одна рассказывала, как их, вот этих мужиков-казаков убивали-то. Патроны не тратили. Вот и убивали за то, што они служили в ifapcKoit армии!» [записано от Ф. Н. Бальчугова, 1912 г. р., с. Тынгырыг Джидинского района РБ в 2002г.].
По преданиям можно судить об общей обстановке во многих станицах, где зачастую происходило смятение и растерянность, многие не знали как реагировать на новую власть. Сами рассказчики ссылаются на социально-политическую неграмотность казаков:
« ... Вот в церкви пели хорошо. Тоже хоры же были. И она пела. Потом когда совецка власть стала переворачивать, один старик рассказывал. У нас на Хуторе (деревня. Н. Л.-Ж.), говорит, было неграмотных много, грамотных мало. В Шараголе, говорит, грамотных людей было больше. В Шараголе грамотные люди подсказали своим: "совецка власть будет, не идите в загран. Чо скажут, не идите". Нашим хуторским никто не подсказал. Но и вот, он и говорит, наша молодежь, которым в армию идти, они все за границу убежали. А в Шараголе церковь была, все были певчие с большими волосьями. Они, говорит, сразу отрезали, комсомолки стали. Все волосья отрезали! Вот чо, перейти туда. И их никуда не забрали. А наши убежали за границу, потом их забирали обратно. Разговаривали с имя. Что вот так и так, власть теперь другая» [записано от 3. С. Аносовой, 1924 г. р., с. Хутор Кяхтинского района РБ в 2002 г.].
