Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Язык и действительность: французские реалии как средство языкового освоения объективной действительности с. 16
1. Реалии сквозь призму лингвокультурологического подхода к исследованию языка с. 16
1.1. Реалия в аспекте теории перевода с. 20
1.2. Реалия в свете лингвострановедческой теории слова с. 42
1.3. Реалия в аспекте сопоставительной лингвистики с. 54
1.4. Реалия в свете теории межкультурной коммуникации с. 59
1.5. Реалия и проблемы языковой картины мира с. 69
2. Французские реалии в аспекте отражения «своей» действительности с. 79
2.1. Виртуальные денотаты с. 79
2.2. Актуальные денотаты с. 93
3. Французские реалии в аспекте освоения «чужой» действительности с. 97
ВЫВОДЫ с. 101
Глава II. Язык и мышление: французские реалии как средство языкового освоения субъективной действительности с. 104
1. Понятие концепта в современной лингвистике с. 104
2. Опыт исследования национальной концептосферы методом словарных дефиниций с. 115
3. Реалия как основа этноконнотации с. 125
4. Квазиденотатные реалии с. 135
5. Реалии как прецедентный феномен с. 148
6. Реалии и проблема национального стереотипа с. 151
7. Реалия как основа реминисценции с. 164
ВЫВОДЫ с. 167
Глава III. Язык как система: французские реалии как средство языкового расширения с. 169
1. Французские реалии в аспекте отражения «своей» действительности с. 169
1.1. Эволюция культурных концептов: новые реалии французской культуры с. 169
1.2. L-реалии как способ обогащения словарного состава с. 174
2. Французские реалии в аспекте освоения «чужой» лингвокультуры с. 180
2.1. Освоение русской действительности французским языком с. 180
2.1.1. Русские L-реалии во французском словаре с. 180
2.1.2. Русские L-реалии во французском тексте с. 185
Выводы С. 194
Глава IV. Язык и речь: стратегии ревербализации реалий в переводе с. 196
1. Роль и место реалии в контексте художественного произведения с. 196
1.1. Художественный текст в транслятологической перспективе с. 196
1.2. Роль реалий в художественном тексте с. 205
2. Реалия и проблема национального колорита с. 217
3. Реалия и проблема лингвокультурной адаптации текста с. 230
4. Реалии и проблема импрессивной эквивалентности текстов с. 243
5. Компенсация как универсальный прием ревербализации реалий
при переводе с. 259
Выводы с. 273
Заключение с. 276
Список литературы
- Реалия в свете лингвострановедческой теории слова
- Опыт исследования национальной концептосферы методом словарных дефиниций
- Эволюция культурных концептов: новые реалии французской культуры
- Реалия и проблема лингвокультурной адаптации текста
Введение к работе
Актуальность исследования
На рубеже 20-го и 21-го веков наблюдаемое глобальное потепление вышло за пределы, позволяющие рассматривать проблему антропогенного изменения климата как умозрительную. Межправительственная Группа Экспертов по Изменению Климата (МГЭИК) предоставляет вес новые веские основания в подтверждение того, что антропогенные парниковые газы (ПГ), накопленные в атмосфере в течение так называемой индустриальной эпохи, уже оказывают заметное влияние на климат. Высока вероятность усугубления антропогенных изменений климата в течение 21-го века. При этом существуют неопределенности ч в количественных оценках того, как климатические изменения будут протекать в различных регионах Земли, в том числе - в высоких широтах.
Высокие широты обоих полушарий представляют особый интерес для России. Значительная часть территории страны находится в Арктике; присутствие же России в Антарктике имеет важное геополитическое, научное, а в перспективе, возможно, и экономическое значение. И Арктика, и Антарктика характеризуются труднодоступностью и сравнительно малой изученностью. При этом российская наука в исследованиях полярных репюнов, в том числе их климата, традиционно занимает сильные позиции.
В современных исследованиях изменчивости и предсказуемости глобальной климатической системы высокие широты обоих полушарий занимают все более заметное место. Интерес к Арктике в последнее время заметно повысился благодаря полученным из наблюдений данным о происходящих в этом регионе быстрых изменениях климата, а также благодаря модельным прогнозам, указывающим на так называемое полярное усиление антропогенного глобального потепления на протяжении всего 21-го века [1РСС 2001; ACIA, 2005]. Наблюдаемые и прогнозируемые изменения образуют, в целом, непротиворечивую картину [Serreze and Francis, 2006], однако оценка вклада антропогенного фактора в наблюдаемое в течение последних десятилетий потепление Арктики представляет определенную проблему из-за присущей климатической системе низкочастотной естественной изменчивости [Polyakov et al., 2003]. В Антарктике наблюдаемые изменения климата неоднозначны, и их оценка затруднена еще более острым, чем в Арктике, недостатком данных наблюдений.
Высокие широты являются средоточием многочисленных и до сих пор недостаточно изученных климатически значимых процессов и обратных связей. Значительная часть обратных связей привносится в климат высоких широт криосферей, в особенности — морским льдом со всей присущей ему сложностью динамических и термодинамических процессов. Наряду с криосферой, особенности формирования облачности и атмосферного
пограничного слоя, низкое влагосодержание воздуха, необычная стратификация Северного Ледовитого океана (СЛО), специфическая роль субарктических морей Северной Атлантики и Южного океана в глобальной термохалинной циркуляции и другие особенности делают и Арктику, и Антарктику чрезвычайно сложными объектами, с точки зрения трехмерного физико-математического моделирования и прогнозирования [5; 8; 39; 42]1.
Признание мировым сообществом важности и актуальности вышеупомянутых научных проблем обернулось в последние годы целым рядом широкомасштабных инициатив, связанных с изучением климата высоких широт, -^ как на национальном, так и на международном уровне. Достаточно упомянуть намеченное на 2007-2003 гг. проведение третьего Международного полярного года, в котором активное участие примет и Россия. Исследования динамики климата высоких широт, результаты которых изложены в настоящей диссертационной работе, находятся в русле задач ряда национальных, а также международных программ, в том числе Всемирной Программы Исследований Климата (ВПИК) и ее основных проектов CLIVAR («Изменчивость и предсказуемость климата»), С1ІС («Климат и криосфера», в прошлом — ACSYS, «Изучение климатической системы Арктики») и GEWEX («Глобальный эксперимент по энергии и воде»).
Цели и задачи исследования
Среди многочисленных задач, связанных с исследованием климатической системы Земли, центральной является проблема предсказания климата — т.е. статистического описания будущих состояний климатической системы в терминах среднего и изменчивости различных характеристик ее компонентов за период времени от нескольких месяцев до тысяч лет и более. Целью настоящей работы, направленной на решение вышеуказанной фундаментальной проблемы теории климата, стало получение физически обоснованной количественной картины антропогенных изменений климата высоких широт (Арктики и Антарктики) в 21-м веке. В рамках изучениянеравновесной реакции климата Арктики и Антарктики на различные сценарии антропогеїгаого воздействия (в виде эмиссий ПГ и аэрозолей) ставятся следующие задачи: (1) оценка пригодности современных климатических моделей для прогноза климата высоких широт; (2) исследование высокоширотных климатических процессов и обратных связей, определяющих чувствительность климатической системы к внешним воздействиям; (3) исследование эволюции климата высоких широт в 20-м веке и выявление на фоне естественной климатической изменчивости антропогенных изменений климата в полярных областях и, наконец, (4) собственно количественные оценки будущих изменений, климата высоких
1 Здесь и в последующих ссылках номерами (в соответствии с Приложением 1) обозначены работы с участием автора диссертации.
широт в результате реализации различных сценариев антропогенного воздействия.
Метод исследования, достоверность и обоснованность результатов
Как следует из названия диссертационной работы, основным методом исследования является численное моделирование общей циркуляции атмосферы и океана, опирающееся на законы физики и методы вычислительной математики. Большинство специалистов признают глобальные объединенные модели общей циркуляции атмосферы и океана (МОЦАО) основным и наиболее перспективным инструментом исследования процессов и обратных связей, действующих в климатической системе, естественной изменчивости климата, а также его реакций на внешние, в т.ч. антропогенные, воздействия [5; 7; 14].
Принципиально важным подходом в рамках настоящего исследования является привлечение большого объема данных наблюдений для анализа систематических ошибок современных климатических моделей при воспроизведении климата высоких широт и для оценки пригодности моделей, с точки зрения прогноза климата.
Особенностью настоящего исследования является применение ансамблевого подхода, подразумевающего использование как ансамблей разных моделей, так и ансамблевых расчетов с одной и той же моделью от разных начальных состояний. По сравнению с отдельно взятыми моделями, ансамблевые расчеты, как правило, обеспечивают более высокую успешность воспроизведения средних климатических характеристик. Кроме того, ансамблевый подход дает принципиальную возможность представления результатов прогноза климатических изменений в вероятностной форме.
Использование перечисленных методов и подходов обеспечивает достоверность и обоснованность полученных результатов.
Предмет защиты и новизна результатов
Основу проведенного исследования составляют результаты численных экспериментов как с различными версиями глобальной климатической модели Главной геофизической обсерватории им. А.И. Воейкова (ГГО), так и с разработанными в других мировых исследовательских центрах моделями общей циркуляции атмосферы (МОЦА) и МОЦАО. Сравнительный анализ результатов экспериментов в большинстве случаев проводился в рамках международных проектов сравнения моделей, а также в рамках подготовки Оценочных Докладов МГЭИК и ACIA.
На защиту выносятся: Новые модели общей циркуляции океана и морского льда, предназначенные
для использования и испытанные в качестве компонентов объединенной
глобальной климатической модели ГГО.
Результаты исследования влияния различных характеристик морского льда на термический режим и общую циркуляцию атмосферы высоких широт.
Результаты исследования равновесной чувствительности климатической системы (включая климат полярных регионов) к удвоению концентрации углекислого газа в атмосфере.
Результаты сравнительного анализа воспроизведения (с помощью ансамблей МОЦА и МОЦАО) современного климата Арктики и Антарктики, а также эволюции климата высоких широт в 20-м веке — с целью установления пригодности моделей для использования в оценках будущих изменений климата высоких широт.
Физически обоснованные количественные оценки изменения климата Арктики и Антарктики, полученные на основе ансамблевых расчетов с помощью МОЦАО нового поколения для различных сценариев антропогенного воздействия.
Новизна перечисленных результатов, помимо публикаций в рецензируемых, в т.ч. международных, изданиях (см. Приложение 1), и высокого индекса цитирования, подтверждается их использованием в ряде крупных международных научных документов (см. «Научная и практическая значимость работы»).
Научная и практическая значимость работы
Научная значимость работы состоит в использовании отдельных ее результатов при подготовке международных докладов о климате и его изменениях: Второго [ІРСС, 1996], Третьего (ТОД, [ЕРСС, 2001]) и Четвертого (ОД4, готовится к публикации) Оценочных Докладов МГЭИК, а также «Доклада об оценке климатических воздействй в Арктике» [АСІА, 2005]. Некоторые результаты были использованы при разработке Научного плана международной программы «Инициатива партнерства в области наук о Земле в Северной Евразии» [NEESPI, 2004]. Научная значимость работы подтверждается многолетней поддержкой исследований автора Российским Фондом Фундаментальных Исследований (РФФИ): гранты №99-05-65271 (1999-2001 гг.: «Исследование изменчивости и взаимного влияния полярных и глобальных климатических процессов с помощью модели общей циркуляции атмосферы, океана и морского льда»), №02-05-65242 (2002-2004 гг.: «Исследование неравновесной реакции климата высоких широт на антропогенные изменения химического состава атмосферы в 21-м веке»), №05-05-65093 (2005-2007 гг.: «Исследование изменчивости климата высоких широт в 20-м и 21-м вв. с использованием суперансамбля климатических моделей») и др.; а также Национальным Научным Фондом США: гранты ОРР-9908812 (1999-2001 гг.: «Даунскейлинг модельных расчетов будущих изменений климата в Арктике») и ОРР-0327664 (2004-2007 гг.: «Оценка и диагностика модельных климатических расчетов МГЭЙК для Арктики»).
Практическая значимость работы состоит в фактическом использовании полученных результатов в оценках последствий будущих климатических изменений для населения, экосистем, хозяйственной деятельности и т.п. в полярных регионах [ACIA, 2005] и в возможности их использования при разработке соответствующих адаптационных мер, а также при стратегическом планировании развития экономики и для формирования внутри- и внешнеполитической позиции Российской Федерации по проблемам климата.
Личный вклад автора
Диссертационная работа является итогом исследований, выполнявшихся автором с 1989 г. в ГГО им. А.И. Воейкова в рамках научных программ и планов НИР Росгидромета, Министерства образования и науки РФ, Федеральных целевых программ, инициативных проектов РФФИ, а также ряда международных проектов. Начиная с 1999 г. по настоящее время автор являлся руководителем трех последовательных проектов РФФИ и со-руководителем двух проектов Национального научного фонда США, непосредственно связанных с темой диссертации (см. «Научная и практическая значимость работы»). В качестве исполнителя автор участвовал в диагностическом подпроекте «Полярные процессы и морской лед» обеих фаз Международного проекта сравнения атмосферных моделей (AMIP и AMIP-II, 1992-2002 гг.), а также — в качестве руководителя — в одноименном подпроекте второй фазы Международного проекта сравнения объединенных моделей (CMIP2, 2001-2004 гг.). В настоящее время автор является, соответственно, участником и руководителем двух подпроектов Модельного проекта МГЭИК, связанных с анализом расчетов климата высоких широт с помощью климатических моделей МГЭИК нового поколения [].
В диссертационной работе представлены результаты лишь тех исследований, вклад автора в которые был, по меньшей мере, важным на всех этапах от постановки до реализации. Значительная часть результатов была получена в соавторстве с В.П. Мелешко и сотрудниками руководимой им лаборатории численного моделирования общей циркуляции атмосферы и климата ГГО им. А.И. Воейкова, а также с -другими сотрудниками Отдела динамической метеорологии ГГО. Модели общей циркуляции океана и морского льда ГГО разрабатывались совместно с С.А. Фокиным. Ряд важных результатов был получен в соавторстве с зарубежными коллегами, прежде всего, Дж. Уолшем (J.E. Walsh) и его сотрудниками, а также Э. Шаллином (Е. Kallen), М. Ванг (М. Wang) и Дж. Оверлэндом (J.E. Overland). При подготовке научных материалов в рамках Первой рабочей группы МГЭИК (глава 7 «Физические климатические процессы и обратные связи» [Stocker et al., 2001] и глава 8 «Оценка моделей» [14] ТОД; глава 8 «Оценка моделей» ОД4; обзор [4]) к сфере ответственности автора, как правило, относились вопросы, связанные с климатом высоких широт и его моделированием.
Публикации и апробация работы
По теме диссертации опубликовано более 60 работ, треть из которых — в рецензируемых отечественных и зарубежных научных изданиях, в том числе в журналах «Известия РАН: Физика атмосферы и океана», «Метеорология и гидрология», «Journal of Climate», «Journal of Hydrometeorology», а также в издательствах «Наука», «Cambridge University Press», «Kluwer Academic Publishers», «Routledge» (см. Приложение 1).
Основные результаты диссертационной работы были представлены на национальных и международных конференциях, совещаниях и симпозиумах, перечисленных в Приложении 2. Кроме того, различные результаты работы докладывались на семинарах в Стокгольмском университете (Стокгольм, 2000 г.), университете Аляски (Фэрбенкс, 2000 г.), Иллинойском университете (Урбана-Шампейн, 2001 г.), Массачусетсом технологическом институте (Бостон, 2003 г.), на семинаре «Глобальные изменения климата» под руководством Г.И. Марчука в Институте вычислительной математики РАН (Москва, 2002 г.); на ежегодных совместных сессиях Рабочей группы по численному экспериментированию (WGNE) и группы GEWEX по моделированию и прогнозированию (GMPP) ВПИК (2000-2005 гг.); на рабочих совещаниях ведущих авторов ТОД и ОД4 МГЭИК (соответственно, 1998-2000 гг. и 2004-2006 гт.) и АСІА (2001-2003 гг.); на научных совещаниях в рамках двустороннего научно-технического сотрудничества: между Росгидрометом и метеорологическими администрациями КНР (Пекин, 2000 г.; Санкт-Петербург, 2002 г.) и Республики Корея (о. Че-Джу, 2001 г., Санкт-Петербург, 2003 г.; Сеул, 2005 г.), а также между Россией и Великобританией (Лондон, 2003 г.); многократно - на семинарах Арктического и Антарктического НИИ, а также на семинарах и заседаниях Ученого Совета ГГО им. А.И. Воейкова.
Ряд результатов был положен в основу лекций, с одной из которых автор выступил на 25-й сессии Объединенного. научного комитета (JSC) ВПИК (Москва, 2004 г.), а с другими — на международных летних школах для молодых ученых,, организованных Международным центром исследований Арктики (IARC, Фэрбенкс, 2003 и 2004 гг.), а также на российских конференциях молодых ученых, организованных, соответственно, ГГО им. А.И. Воейкова (Санкт-Петербург, 2001 г.) и Институтом физики атмосферы РАН им. А.М. Обухова (Москва, 2004 г.). .
Структура и объем диссертации
Реалия в свете лингвострановедческой теории слова
Наиболее полное и последовательное развитие проблема реалии получила в линтвострановедении, где была предложена специальная семасиологическая («континическая») теория слова. Ее ядро составляет положение о том, что слово или, точнее говоря, словарное значение является «вместилищем» знаний о неязыковой действительности (Верещагин, Костомаров 1980, 192). Предметом своего изложения, пишут Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, мы ставим кумулятивную функцию языка. Она соответствует статичному плану познания, тому запасу знаний и отношений, которые и делает мышление возможным. Кумулятивная функция языка - это отражение, фиксация и сохранение в языковых единицах информации о постигнутой человеком действительности (Верещагин, Костомаров 1987).
Язык как общественное явление выступает хранителем информации о мире, которая добыта всеми членами определенной этнолингвистической, культурно-языковой общности людей. Язык, рассматриваемый как достояние всех говорящих на нем, в силу кумулятивной функции является подлинным зеркалом национальной культуры. В то же время, будучи достоянием отдельной личности, язык, усвоенный человеком индивидуален, поэтому может быть хранителем уникального (неповторимого для другого) жизненного опыта. Тем не менее, индивидуальное сознание - это подлинно со-знание, совместное знание (отдельного человека и всей культурно-языковой общности). «Личное» сознание представляет собой продукт «социализации» человека, т.е. усвоение им хранимого языком общественного опыта (Верещагин, Костомаров 1990).
Наиболее ярко культуроносная функция языка проявляется в области лексики (Будагов 2004, 354; Веденина 1997,1032).
Второй важный элемент этой концепции - разложение значения слова на две составных части: лексическое понятие, с одной стороны, и лексический фон - с другой. «Лексическое понятие» состоит из признаков, так называемых «семантических долей», «обеспечивающих узнавание и именование соответствующего предмета или явления» (Верещагин, Костомаров 1980, 178). «Лексический фон» включает в себя все непонятийные «семантические доли», относящиеся к слову, и представляет собой основное «вместилище» страноведческих знаний. Лексический фон имеет индивидуальный статус, т.е. он входит в сознание данного вполне конкретного человека, будучи фиксатором знания. Поскольку в сознании человека выделяются знания, принадлежащие исключительно ему, в индивидуальном лексическом фоне Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров вычленяют личностные семантические доли (СД), являющиеся носителями единиц такого знания. СД возникают в результате преобразования текстов, воспринятых человеком в актах неповторимой коммуникации, а также в ходе его собственной речевой мыслительной деятельности. Таковы, например, обогащения семантики терминов в ходе научной работы, следы «жизненного опыта», эмоциональные и эстетические впечатления (насколько они переводимы в слова), «личные тайны», художественно-образный подход к слову, характерный для литераторов, и многое другое (Верещагин, Костомаров 1980,65).
Лексический фон динамичнее лексического понятия, поскольку лексическое понятие может оставаться подобным себе на протяжении весьма длительных периодов, в то время как лексический фон постоянно изменяется: одни СД выходят из него, а другие входят (там же, 62).
Изменения лексического фона культурно обусловлены. Именно культура, подчеркивают ученые, задает темпы и направления перемен в лексическом фоне, который лишь отражает и фиксирует эти изменения. Однако фон не является механическим фиксатором или «складом», в котором хранится то, что в него поставлено, прежде всего, потому, что язык воспринимает далеко не все из того, что имеет место в жизни: преходящие, случайные, периферийные явления появляются и исчезают без следа в языке. Кроме того, лексический фон не лишен собственной инерции: явление может исчезнуть в актуальной действительности, но язык помогает ему сохраниться в коллективной памяти членов языковой общности. Следовательно, лексический фон является не пассивным, а активным инструментом просеивания, отбора и хранения коллективного опыта (там же, 63).
Опыт исследования национальной концептосферы методом словарных дефиниций
Описание концептосферы языка предполагает обязательное обращение к аспекту функционирования реалии на фоне другого языка. Подобный подход высвечивает составляющие концепта, которые типичны для одной культуры и отсутствуют в другой. Кроме того, обращение к анализу реалии в контексте лингвистического освоения «чужой» или «иной» действительности представляется эффективным для исследования проблемы в целом. Процесс освоения «своей» действительности скрыт от носителей языка: она всегда дана в готовом виде вместе с языком. Процесс оязыковления «чужой» действительности, напротив, можно наблюдать воочию, что ставит исследователя в более благоприятные для изучения проблемы условия. Описать национальную норму какого-либо языка извне без сравнения с каким-либо другим языком в принципе невозможно, - подчеркивает Ю.С. Степанов (Степанов 2003, 13).
При описании концептуальной специфики С-реалии, в основе которой лежит преимущественно конкретно-чувственный образ, нами использован метод выделения национальной специфики лексики, состоящий в использовании количества толкующих слов в словарной статье двуязычного словаря (Титов 2002; Кретов 2006).
Суть этого метода сводится к следующему. Если одному слову французского языка соответствует одно слово русского языка в метаязыковой части французско-русского словаря (gentilhomme - дворянин), то это означает, что оба языка членят семантическую сферу сходным образом, формируя тем самым сходные концепты. Если же для толкования французского слова требуется несколько русских слов (glanure - колосья, подобранные после жатвы), то это указывает на отсутствие аналогичного концепта в русском языке. Таким образом, чем меньше русских слов требуется для истолкования значений французских слов, тем ближе концептосферы языков, и наоборот, чем больше русских слов требуется для истолкования значений данного французского слова, тем меньше общего у концептосфер этих языков.
Такой подход соотносится с позицией академика Д.С. Лихачева, который считает, что «концепт существует не для самого слова, а для каждого основного (словарного) значения слова отдельно» (Лихачев 1999, 150). Это своего рода «алгебраическое выражение значения («алгебраическое обозначение»), которым человек оперирует в своей письменной и устной речи. Какое из словарных значений слова замещает концепт, выясняется обычно из контекста, следовательно, концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека (Лихачев там же, 151).
С этой точки зрения словарь можно рассматривать как отражение категоризации (Шарандин 2005, 302). Обращение к словарной дефиниции как к самому надежному источнику сведений о значении слова опирается на общепринятое убеждение в том, что дефиниция в полной мере описывает знание и позволяет к тому же расчленять, препарировать знания посредством компонентного анализа (Залевская 2005, 41-42). А.П. Бабушкин считает, что словарное толкование представляет единственную возможность вплотную увидеть характер обозначенного словом концепта, выявить когнитивную семантику лексемы (Бабушкин 1996, 42). При этом необходимо учитывать, что концепт имеет в словаре частичную реализацию, потому что «все языковые средства в их совокупности дают лишь общее представление о содержании концепта в сознании носителей языка» (Шарандин 2005,303).
Эту точку зрения разделяет И.А. Стернин. По его мнению, содержание концепта шире как лексикографического, так и другого типа значения, которое И.А. Стернин называет психологически реальным значением слова (Стернин 2005, 257). Оно понимается автором как упорядоченное единство всех семантических компонентов, которые реально связаны с данной звуковой оболочкой в сознании носителей языка. Таким образом, значение структурировано по полевому принципу, а входящие в его состав компоненты образуют иерархию по яркости (там же).
Концептосфера, по определению акад. Д.С. Лихачева, это совокупность концептов нации, концентрация ее духовного богатства (Лихачев 1999, 157). Чем богаче культура нации, ее фольклор, литература, наука, изобразительное искусство, исторический опыт, религия, тем богаче концептосфера народа.
И хотя концепты, и соответственно концептосфера - сущности ментальные (мыслительные), ненаблюдаемые, современные научные данные убедительно подтверждают реальность существования концептосферы и концептов, а именно, реальность мышления, не опирающегося на слова (невербального мышления) (Попова, Стернин 1999; 2001).
З.Д. Попова и И.А. Стернин указывают на то, что концептосфера носит упорядоченный характер: это упорядоченная совокупность концептов народа (Попова, Стернин 2001). Концепты, образующие концептосферу, по отдельным своим признакам вступают в системные отношения сходства, различия, иерархии с другими концептами.
Конкретный характер системных отношений концептов требует исследования, но общий принцип системности, несомненно, на национальную концептосферу распространяется, поскольку само мышление предполагает категоризацию предметов мысли, а категоризация предполагает упорядочение ее объектов (Попова, Стернин 2001). Авторы считают, что целесообразно говорить о существовании групповых концептосфер (профессиональная, возрастная, тендерная и т.д.), а также индивидуальной концептосферы отдельного человека.
Эволюция культурных концептов: новые реалии французской культуры
В процессе исторического развития общества концепты как носители культурных смыслов эволюционируют, претерпевая существенные изменения (Степанов 2004).
Эволюции подвергаются, в том числе, и традиционно значимые концепты французской культуры. Примером тому служит концепт Provence (Прованс), играющий важную роль в истории и культуре Франции. Анализируя этот концепт, Т.А Загрязкина приходит к выводу о том, что Прованс обозначает нечто большее, чем просто место на карте Франции. Символами региона в зависимости от периода и/или точки зрения были названия разных областей -Лимузена, собственно Прованса, Лангедока. Места памяти, локализующие регион, перемещались внутри пространства Юга, географического и ментального, в соответствии с тем, какой его аспект доминировал. Так же изменялись и обозначения языка: "лимузенский" / "провансальский" / "окситанский". Эти трансформации не случайны. Регион ассоциируется с многогранным образом, сложным концептом, обладающими чертами статики и динамики.
В Середине века концепт играл роль мощного культурного идентификатора, а в середине XIX в. имел тенденцию к ослаблению. Окситанское возрождение, начатое Ф. Мистралем во второй половине XIX в., привело к воздействию ментального образа на развитие культурной и языковой полифонии в регионе, а в известной степени и в стране в целом. Представление о «вечной душе Прованса» было ностальгически окрашено, опиралось на длительную культурную традицию и историческую память южан (при этом содержало и лакуны), включало элементы антропоморфизма. В некоторых своих аспектах (интенсивность Греко-римского влияния, более поздние межкультурные связи, роль культурной памяти) концепт «Прованс» взаимодействовал со смежным концептом «Средиземноморье». Это видение до сих пор влияет на восприятие региона, пусть более дискретное и менее эмоциональное, но все же имеющее ярко выраженную положительную окраску. (Загрязкина 2005, 74).
Одним из базовых концептов французской культуры можно считать понятие свободы. «Париж - свободное выявление человеческих сил, свободная игра их. Вместе с Парижем пережило новое человечество медовый месяц свободной жизни и свободной мысли (выделено нами - Н.Ф.), великую революцию, социализм, эстетизм, последние плоды буржуазного атеизма и мещанства» - писал Н.А. Бердяев (Бердяев 1990,134).
Анализируя содержание концепта «свобода» в отношении к лексикографической дефиниции (на примере английского, французского и русского языков, Бочкарев приходит к следующим выводам (Бочкарев 2005, 254-261).
Сходства в значениях слова «свобода» в анализируемых языках закрепляются общими систематиками типа гражданского или международного права, а различия - национальными представлениями о том, какой должна быть по своей сути свобода. Собственно русским вложением в содержание свободы являются, очевидно, коннотации простора, а также стихийности, безудержности и произвола, когда свобода определяется преимущественно в экстенсивном выражении в качестве факультативного варианта воли. Специфически французский компонент значения распределяется, не без влияния поветрий восемнадцатого столетия, между значениями Uberte2, с одной стороны, liberies - с другой. Специфически английским компонентом значения оказывается, по всей видимости, freedom і в, - особые привилегии, предоставляемыми гражданством, членством в каком-нибудь клубе, обществе или организации (Бочкарев 2005, 261). Таким образом, автор констатирует у французского концепта свобода присутствие как традиционной составляющей, относящейся к восемнадцатому столетию, так и новых значений, обусловленных развитием современного мира.
Франкофония {la Francophonie) представляет собой специфический концепт, возникший сравнительно недавно, но значение которого эволюционирует и постоянно обогащается новыми смыслами. Даже самые современные словари не фиксируют все оттенки семантической структуры этого слова. По данным французско-русского словаря:
Francophonie - франкофония; страны французского языка (Французско-русский словарь активного типа 2006, 473).
Согласно французским толковым словарям, термин имеет три значения («языковое единство франкоговорящих стран», «страны, говорящие по-французски», «содружество народов, говорящих на французском языке»): Francophonie n.f Communaute de langue des pays francophones; ensemble des pays francophones. - Collectivite que forment les peuples parlant le frangais (Le petit Larousse 1996,457).
Таким образом, Франкофония сегодня - это люди, которые в своей коммуникации в разной мере используют французский язык (он может быть для них родным языком, вторым языком, языком общения и культуры). Они проживают в франкофонном пространстве, имеющем параметры не только географические и собственно языковые, но и культурные - речь идет о той или иной степени принадлежности к французскому языку и франкоязычным культурам (La Francophonie dans le monde 2002-2003, 77).
Реалия и проблема лингвокультурной адаптации текста
В русле современных концепций, перевод все чаще рассматривают как «перекресток культур», «механизм репрезентации других культур», «межкультурный трансферт», который выступает не столько явлением культуры, сколько «являет культуру», участвует как в ее репродуцировании, так и продуцировании. Этот подход выдвигает в качестве важнейшей проблему лингвокультурной адаптации текста при переводе.
В современной теории перевода термин «адаптация» используется преимущественно в двух значениях.
Во-первых, для определения конкретного переводческого приема, который заключается в «замене неизвестного известным, непривычного привычным» (Щетинкин 1987, 43). Выступая как тип лексической трансформации, адаптация используется в этом случае при переводе отдельных слов: например, в русском тексте повести французского писателя Ж. Лаффита «Nous retournerons cueillir les jonquilles» неизвестный русским цветок «жонкиль» заменен известным «подснежник». Она является, кроме того, распространенным способом передачи фразеологических единиц, ср., французское «Les hups пе se mangentpas entre ewe» (доел.: «Волки не едят друг друга») и русское «Ворон ворону глаз не выклюет» (Щетинкин 1987, 43). Подобные трансформации называются также «адаптационными сдвигами» (Латышев 2003,21).
Во-вторых, термин «адаптация» используется в более широком смысле -для обозначения способа достижения равенства коммуникативного эффекта в тексте оригинала (ИТ) и тексте перевода ПТ) (Комиссаров 1990, 125). В этом случае адаптация понимается как приспособление текста при помощи определенных процедур к предельно адекватному, «вполне соответствующему, совпадающему, тождественному» его восприятию читателем иной культуры (Никонов 1999, 78-79). Именно в этом втором, широком, значении термин адаптация употребляется более регулярно, предполагая обязательность приспособления ИТ, как фрагмента отображения объективной и общественной действительности, к социально-культурным условиям общественной действительности народа-переводчика (Тимко 1999, 45-46). С этой точки зрения адаптация противопоставляется перекодированию (adaptation/transcodage: Israel, 2002, 83). В англоязычной переводоведческой традиции используются термины domestication/foreignization, а также naturalizing как метод, направленный на создание «естественного» для принимающей лингвокультурной среды текста и alienating как метод, который ведет к созданию «отчужденного» текста, иностранное происхождение которого не скрывается переводчиком. Приведенные термины резюмируют не только различные техники перевода, но являются принципиально различными интерпретациями оригинального текста, реализующими различные стратегии прочтения текста с точки зрения восприятия смысла и формы, их соотношения (Нестерова 2005, 95).
И как конкретный прием, и как принцип, определяющий переводческую стратегию, адаптация в значительной степени обусловлена жанрово-стилистической принадлежностью ИТ. Адаптационные отступления от оригинала, которые, к примеру, допустимы при переводе литературно-художественного текста, могут оказаться совершенно неприемлемыми для перевода научного, технического или юридического текста (Латышев 2003, 20). Наиболее глубокой адаптации при переводе подвергаются, естественно, художественные тексты, что определяется их эстетической доминантой: они характеризуются особой авторской интенцией, символической и метафорической функцией слов в контексте, звуковой и ритмической неповторимостью языка. Перевод таких текстов является чрезвычайно сложной задачей. Существует мнение, что художественные тексты могут быть вообще непереводимыми, вследствие невозможности создать их «точную копию» в другой культуре. Критикуя эту точку зрения, специалисты подчеркивают, что само понятие непереводимости полностью затушевывает главную функцию перевода - открыть читателю ПТ доступ к чужой культуре. При этом нужно иметь в виду, что перевод всегда основывается на диалектике «своего» и «чужого», поэтому оригинал и перевод связаны не отношениями идентичности, а отношениями эквивалентности функции и смысла. Вот почему, считает, например, известный французский переводовед Ф. Израэль, любой перевод художественного текста есть адаптация (toute traduction est appropriation) (Israel 1990, 18). Между тем, адаптация, как способ достижения эквивалентности функции и смысла ИТ и ПТ, находится в определенном противоречии с принципом воспроизведения в ПТ средствами ПЯ всех более или менее существенных семантико-структурных параметров ИТ. Вследствие этого процесс адаптации не может быть произвольным, а используемые адаптационные сдвиги должны быть в полной мере аргументированными. Более того, умение найти оптимальный адаптационный сдвиг, не уводящий далеко от семантики и структуры оригинала и одновременно подстраивающий - перевод под-лингвоэтническое восприятие адресата-носителя иной культуры, является одним из надежных показателей мастерства переводчика (Латышев 2003,21).
Другая причина, обусловливающая адаптацию при переводе, - это необходимость интегрировать иностранный текст в контекст иной социокультуры. Сложность этой задачи очевидна. Она связана, прежде всего, с возможностями передачи самого культурного феномена, который по своей природе труднее всего поддается операции перевода: известно, что реальность одной культуры фактически нерепрезентируема реальностью культуры другой.
Традиционно считается, что чем больше дистанция, отделяющая друг от друга две культуры, тем сложнее процесс «трансплантации» и самого культурного факта. Между тем, существенные трудности переводчики испытывают не только при сопоставлении далеких друг от друга культур, но и более близких и даже культур, говорящих на одном языке.(СасЫп 1998, 83).
