Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Окружающая среда 20
1.1. Природные условия и ресурсы 20
1.1.1. Рельеф и ландшафт 20
1.1.2. Климат 25
1.1.3. Основные виды животных и растений 29
1.1.4. Природные комплексы 34
1.2. Внешнее социальное воздействие 37
1.2.1. Экономические отношения 38
1.2.2. Политическое воздействие 44
1.2.3. Экологические изменения 51
Глава II. Модели экологического поведения 56
2.1. Адаптационные стратегии 62
2.1.1. Комплексность хозяйства 63
2.1.2. Характер землепользования 69
2.1.3. Создание искусственных резервов 78
2.2. Устойчивостьмоделей 88
2.2.1. Негативные экологические последствия 89
2.2.2. Демографическая проблема 92
2.2.3. Утилизация отходов жизнедеятельности 100
Глава III. Мировоззренческий фонд экологической культуры 107
3.1. Пространственно-временные представления . 108
3.1.1. Время 109
3.1.2. Пространство 112
3.2. Сверхъестественные существа 124
3.2.1. Высший пантеон 124
3.2.2. Духи-хозяева и духи-покровители 131
3.2.3. "Заповедные" территории 138
3.3. Животный и растительный мир 142
3.3.1. Животные и растения, обладающие особым статусом . 143
3.3.2. Экологическая эффективность сакральных ограничений . 157
3.3.3. Промысловая этика 159
3.4. Психологическая адаптация к среде (человек) . 169
3.4.1. Психологические особенности традиционных обществ . 170
3.4.2. Психологические черты хантов и ненцев 173
Заключение 182
Список использованных источников и литературы . 191
Список основных информаторов 208
Приложения
Введение к работе
Актуальность, цель и задачи исследования
В последние десятилетия термин "экология" в общественном сознании практически неразрывно связан с понятиями "экологический кризис", "экологическая проблема", "экологическая катастрофа". Изначально более широкое определение "экологии", как науки о взаимоотношениях между живыми организмами и средой их обитания [см.: Одум, 1975. С. 9; Оксфордская иллюстрированная энциклопедия, 1999. С. 387 и др.], стало отходить на второй план. Причиной тому явилось значительное обострение проблемы охраны окружающей среды, во многом обусловленное неспособностью современного общества предвидеть и своевременно предотвращать отрицательные последствия собственного научно-технического прогресса. Вместе с тем все отчетливей приходило понимание того, что с последовательным ослаблением прямого значения биологического фактора, окружающая среда продолжает оказывать активное воздействие на человека.
На этой волне, в частности, возрос интерес к системам природопользования традиционных обществ, произошло развитие этноэкологического направления в науке. Сегодня одним из самых актуальных направлений исследования остается выявление и изучение специфических черт, своеобразия сформированных традиционных этноэкосистем. Большой интерес представляет анализ адаптивной стратегии коллектива в условиях возможности выбора из нескольких доступных в данной среде обитания вариантов.
Объектом данного исследования являются этнические общности хантов и ненцев. Выбор обусловлен несколькими причинами. Первая состоит в том, что эти народы, проживая по соседству, обладают комплексом существенных отличий, необходимым для проведения сравнения - язык, принцип формирования систем жизнеобеспечения, предпочитаемый тип ландшафта (природно-климатическая зона). Вторая причина: среди коренных народов Северо-Западной Сибири именно культуры хантов и ненцев выделяются особыми чер тами жизнестойкости - они, распространяясь на обширных территориях, не распались в результате "разрывов" этнического ареала на слабо связанные между собой группы населения и не подверглись столь значительной ассимиляции, как это имело место в отношении селькупов и манси. Кроме того, у хантов и ненцев в большей степени находят проявление наиболее древние пласты культуры автохтонного происхождения, что напрямую находит подтверждение в генезисе народов, а также в их мифологии. Как отмечено в предисловии к венгерскому изданию хантыйских и мансийских сказок, хантыйский фольклор в сравнении с мансийским более архаичен и историчен, более дифференцирован по жанрам, у него богаче мифологический пласт [цит. по: Лукина, 19906. С. 54].
Главными сферами взаимоотношения традиционных обществ с окружающей средой являются жизнеобеспечение, природопользование, экологическое поведение, экологический опыт. При этом центральное "ядро" экологических отношений составляет механизм поддержания баланса с биоресурсами. Поиск средств, с помощью которых определяется характер взаимоотношений человека и природы и осуществляется их контроль, необходимо вести не в поведении каждого отдельного человека, а в культуре [Кулемзин, 1999. С. 80]. Поэтому именно культура (ее экологическая сфера) становится предметом исследования.
В данном случае за основу принята четырехсферная модель культуры, предложенная А.В. Головневым [см.: 1995. С. 21-27]. В ней выделены духовная, нормативная, материальная и экологическая сферы. Выделение подсистем не является жестким, все они имеют значительные зоны взаимопересечения. Многие составляющие традиционного природопользования носят форму социальных установок (нормативная сфера), нередко им присущи глубокие мировоззренческие корни (духовная сфера). Материальная сфера культуры, как и экологическая, служит способом хозяйственной деятельности, реализуемой в отношении человек-природа.
Необходимо также сделать комментарии по другим ключевым терминам. В.М. Кулемзин справедливо отмечал, что объем и содержание понятия "система жизнеобеспечения" в значительной мере условны, так как в науке пока отсутствуют устойчивые критерии-маркеры, которые позволили бы вычленить эти системы в чистом виде [1998. С. 21]. Тем не менее, вполне операционным, на наш взгляд, является определение В.И. Козлова, где "жизнеобеспечение" предстает как "процесс удовлетворения жизненноважных материальных и духовных потребностей индивида и группы путем адаптации к природной и социально-культурной среде обитания и путем развития компонентов культуры, обеспечивающих успешность этой адаптации и всего процесса этнического воспроизводства" [1991. С. 26; см. также: Буровский, 1998. С. 42, 43]. Непосредственно в отношении традиционных обществ нужно подчеркнуть, что основу их жизнеобеспечения составляет деятельность в системе ландшафтов на строго определенной территории.
"Природопользование" является конкретным воплощением первого понятия, представляя практику освоения человеком ресурсов своей среды, и, что немаловажно, может носить оценочный характер. Различают рациональное природопользование, то есть ведущееся с учетом восстановления эксплуатируемых ресурсов и нерациональное - ведущее к нарушению равновесия в экосистемах. Относительно традиционных обществ природопользование близко к понятию "хозяйство", но включает в большей степени природную сторону хозяйственной деятельности и подразумевает в то же время ее духовную составляющую [Крупник, 1989. С. 15]. Под экологическим опытом понимается система накопленных знаний и представлений о среде, имеющая во многом рациональную основу. Тогда как экологическое поведение - это реальная форма освоения природных ресурсов [там же. С. 206].
Учитывая специфику предмета исследования, хронологические рамки темы можно определить условно XVII - первой половиной XX вв. Нижней временной границей выбран XVII в. в связи с тем, что по данному периоду имеют ся репрезентативные источники в достаточном для анализа количестве. По традиции, закрепившейся в сибиреведении, верхним рубежом "традиционного периода" относительно нашего времени считается конец XIX - начало XX вв. [см., например: Сподина, 2001. С. 8] Основные традиционные черты в экологической культуре хантов и ненцев сохранялись до середины XX в., когда государство стало уже не просто деформировать традиционную систему жизнеобеспечения северных этносов, а фактически подменять ее искусственными конструкциями на основе индустриального приоритета в развитии экономики края. Дольше всего сохранялись традиционные черты в мировоззрении, что позволяет их фиксировать в гораздо более поздних материалах, собранных в конце XX - начале XXI вв.
Территориальные рамки исследования включают ареал расселения этнических общностей хантов и ненцев в пределах Северо-Западной Сибири.
Целью настоящей работы является описание экологической культуры хантов и ненцев как способа универсального адаптивно-адаптирующего воздействия на среду [см.: Маркарян, 1982. С. 9] с выявлением общих и особенных черт для каждого народа. В соответствии с целью определены задачи:
1) характеристика условий внешней среды;
2) определение возможностей и стратегии адаптации хантов и ненцев к имеющимся условиям;
3) рассмотрение устойчивости сформированных моделей природопользо вания;
4) реконструкция моделей миропонимания хантов и ненцев с акцентом на выявлении основополагающих идей и принципов, важных с точки зрения экологии;
5) выявление психологических закономерностей формирования и развития составляющих экологической культуры двух народов. Методология Пограничные области различных дисциплин являются самыми перепек тивными направлениями современного научного поиска. Данное этноэкологи-ческое исследование основано на комплексном междисциплинарном изучении экологической культуры двух народов, при котором разные стороны жизни анализируются как составные элементы всей системы жизнеобеспечения этноса (материальной и духовной) и одновременно как своеобразные реакции на изменения природных и социокультурных условий среды существования. Этот путь направлен на возможно больший охват всех слагающих системы жизнеобеспечения с возможной количественной характеристикой отдельных элементов и анализом их конечных результатов.
Обычно исследование одного этнического коллектива позволяет сделать вывод об уникальности выделенных черт, в то время как специфика выявляется на базе сравнительных исследований. В связи с этим, целесообразным становится проведение исследования на базе сравнительно-культурного анализа. Как базовые в работе используются методы структурно-функционального анализа и системный. Этнос, его культура, производственная деятельность и осваиваемая природная среда рассматриваются в виде сложной динамически развивающейся системы. Организация последней, а также устойчивость и прочность относительно воздействия внешней среды обеспечиваются благодаря внутренней структуре с определенными типами связи отдельных элементов. Для решения ряда задач применялись также методы ретроспекции, реликтов, сравнительно-исторический и историко-типологический. Учитывая значительную разноплановость материала, рассматриваемого в отдельных главах, основная проблематика, конкретная методика и применяемые исследовательские подходы представлены непосредственно перед основным текстом в соответствующих главах.
Источники
Базу исследования составили письменные, фольклорные и этнографические источники. В работе использовались неопубликованные письменные источники, хранящиеся в фондах ГАОПОТО (г. Тюмень), в основном это материалы, характеризующие трансформацию традиционных верований народов Севера в связи с началом социалистических преобразований 1920-30-х гг. (отчетно-информационные документы организаций и материалы политических процессов). Привлекались также опубликованные архивные источники - содержащие, главным образом, информацию о взаимоотношениях государства с сибирским населением в разные периоды времени (законодательные акты, делопроизводственная документация учреждений).
Значительную роль в написании работы играют нарративные источники, представленные в работах авторов XVIII-XXI вв. Труды ученых-путешественников XVIII в. (Г. Новицкий, В.Ф. Зуев, Г.Ф. Миллер и др.) ценны прежде всего содержанием наиболее ранних сведений по общей этнографии и истории хантов и ненцев. Существенным недостатком их является частое отсутствие территориальной привязки информации, а также определенная избирательность сообщений - описывалось прежде всего то, что вызывало любопытство в качестве диковинки. Начиная с XIX в., работы исследователей этнографии Северо-Западной Сибири отличаются большей глубиной, обстоятельностью и достоверностью, что подкреплялось владением некоторых авторов языками изучаемых народов. Последний фактор был просто определяющим при сборе материалов по духовной жизни.
Для характеристики духовной составляющей экологической культуры хантов и ненцев привлекались материалы классических трудов авторов XIX - первых десятилетий XX вв. (К.Ф. Карьялайнен, М.А. Кастрен, Т. Лехтисало, К.Д. Носилов, С.К. Патканов, В.Н. Чернецов др.), а также исследования современных этнографов разных поколений (А.В. Баул о, И.Н. Гему ев, А.В. Голов-нев, А.П. Зенько, В.М. Кулемзин, М.А. Лапина, Т. Молданов, A.M. Сагалаев, З.П. Соколова и др.). Использовались также исследования по этнографии других сибирских народов (К.А. Алехин, Г.Н. Грачева, Н.Д. Конаков, Э.Л. Львова, И.В. Октябрьская и др.).
Информация о традиционном природопользовании и опорных биоресурсах хантов и ненцев содержалась в записях многих исследователей XIX в. (Н.А. Абрамов, Ф. Белявский, Н.Л. Гондатти, Ю.И. Кушелевский и др.). Особым вниманием к социально-экономическим вопросам характеризуются работы таких исследователей конца XIX - первых десятилетий XX вв., как А.А. Дунин-Горкавич, В.П. Евладов, И.С. Поляков, В.Н. Чернецов, М.Б. Шатилов и др.
В работе использованы также важные в методологическом отношении работы ведущих отечественных исследователей экономики и хозяйства народов Северо-Западной Сибири середины XX - начала XXI вв. В.И. Васильева, А.В. Головнева, И.И. Крупника, Н.В. Лукиной, А.И. Пики, З.П. Соколовой, Л.В. Хо-мич и др. Кроме того, источником информации для реконструкции моделей жизнеобеспечения народов Севера в исторической динамике послужили публикации исследований археологов (К.Г. Карачарова, А.В. Кенига, М.Ф. Косарева, Н.В. Федоровой, В.В. Фитцхью и др.).
При характеристике природных условий и основных объектов промысла, привлекались данные географии и биологии. Наибольший интерес в плане наличия информации о природной среде обитания представили работы тех биологов, кто сам выходит на темы этнического природопользования (СВ. Кири-ков, П.А. Косинцев, Н.П. Наумов). Базу для исследования составили также материалы таких авторов, как А.Г. Банников, Н.А. Бобринский, Э. Клив, В.К. Ря-бицев, В.Т. Теплов, В.Г. Штро и др.
Из фольклорных источников для научного анализа были привлечены тексты мифов, легенд и сказок обских угров и ненцев. Данные материалы использовались при реконструкции мировоззренческого экологического фонда. Наиболее продуктивным было привлечение фольклорных источников, сопровождающихся комментариями исследователей (А.В. Головнева, Н.В. Лукиной , С.К. Патканова).
Использованы также собственные полевые этнографические материалы, собранные в период с 1992 по 2003 г. на территории ряда районов Тюменской и Свердловской области среди различных групп коренного населения Севера: ямальских и североуральских ненцев, кондинских, ваховских, полуйских, пим ских, юганских, демьянских и сынских хантов, а также пелымских и тапсуй-ских манси. В работе применялись главным образом методики опроса и наблюдения. Собранный материал, содержащий как сведения, полученные информаторами от родителей (мемораты), так и рассказы очевидцев, позволил восстановить ряд сторон духовной жизни и хозяйственной деятельности населения на период первой половины XX в., а также определить современные тенденции в их развитии.
Научная новизна и практическая значимость
Впервые экологическая культура хантов и ненцев представлена одновременно с "внешней" (экологическое поведение) и "внутренней" (экологический опыт) сторон. Причем проблематика духовной составляющей жизнеобеспечения народов Северо-Западной Сибири как таковая в этнографической литературе еще не разрабатывалась (не случайно И.И. Крупник подчеркивал, что "духовные" аспекты как составная часть гармоничной адаптации народов к окружающей среде не поддаются "измерению алгеброй" и требуют самостоятельного осмысления [Крупник, 1989. С. 6]). Такой целостный подход позволил выйти на тему осознанности экологического поведения и его обусловленности причинами естественного происхождения (особенности среды обитания, факторы психофизиологического характера). Научная новизна работы определяется и тем, что в объективе исследования предстали сразу два народа, представляющие стратегии адаптации в двух близких, но существенно различающихся по своим условиям природно-климатических зонах. Сравнительно-культурный анализ позволил выделить, таким образом, общие и специфические черты в экологической культуре каждого народа.
Оценка эффективности взаимоотношений традиционного общества со средой, качественного уровня познания среды обитания основывает перспективы применения означенного опыта современным обществом, возможности его интеграции с научным знанием. Одним из возможных направлений является уже широко практикуемая в некоторых странах согласованная природо охранная деятельность, когда при введении ограничений на пользование ресурсами учитываются интересы и потребности коренного населения, а оно в свою очередь принимает участие в осуществлении экологической экспертизы и контроля. Определенный опыт в этом направлении имел место и на территории Тюменской области, например при организации природного парка Нум-то в Ханты-Мансийском автономном округе.
Диссертационные материалы имеют также прикладное значение для чтения музейных лекций в ВУЗах и школах ("Экология народов Севера", "Одежда народов Севера" и др.). На их идейной основе в Тюменском областном краеведческом музее в период 1997-2002 гг. был подготовлен ряд тематических выставок, а также написана концепция этнографического раздела проектируемой Единой краеведческой экспозиции областного музея.
Историография
История исследований, носящих выраженную этноэкологическую направленность, открывается изданной в 1955 г. работой американского ученого Джулиана Стюарта "Теория изменения культуры". Основатель нового этнографического направления, культурной экологии, определил в качестве предмета "изучение проблемы адаптации общества к окружающей среде". Главная задача исследования виделась в раскрытии качественных изменений материальных аспектов культуры, связанных прежде всего с производством и распределением средств существования (так называемого "базиса культуры") [Steward, 1955. Р. 38-41]. Новый подход примирял две предшествующих теории о связи культуры и природы, радикально различавшиеся во взглядах. Первая из них была представлена школой географических детерминистов, вторая поссибилистами, последователями Ф. Боаса, отстаивавшими приоритет культуры во всех ситуациях, исключая экстремальные природные условия. Соответственно с идеями последних, Дж. Стюарт выделял помимо непосредственно участвующего в адаптации к природной среде "культурного базиса" еще вариабельные элементы культуры (не связанные с производством и распределением), которые обычно и несут в себе основную этническую несут в себе основную этническую специфику [1955. Р. 38-41].
В дальнейшем новое направление в этнографической (антропологической) науке продолжает развиваться за рубежом преимущественно усилиями американских исследователей. Это, по мнению В.И. Козлова, не случайно - история коренного населения Америки во многом представляет историю экологическую и экологический подход "оказывается весьма эффективным для решения многих имеющихся в этой истории проблем" [Козлов, 1988. С. 35].
Практически параллельно с культурной экологией начинает развиваться этноэкологическая школа (Ч. Фрейк и др.), формально совпадающая по названию с российским направлением науки. Американская этноэкология сложилась во многом под влиянием и при взаимодействии со структурной лингвистикой. Основной задачей исследователя по мнению сторонников этого направления является описание окружающей среды таким образом, как ее воспринимает население, и используя понятия, употребляемые этим населением. Изучение именно "воспринимаемой" среды дает, по их мнению, большие преимущества [См.: Аверкиева, 1979. С. 242-253; Козлов, Ямсков, 1989. С. 99-100]. Близким к этой школе является развиваемый в современной отечественной науке т.н. семиотический подход к изучению традиционного мировоззрения, базирующийся на реконструкции модели этнического миропонимания с широким привлечением лингвистических и фольклорных данных, но он не ставит во главу угла сферу экологических исследований.
Лидеры школы экосистемной или популяционной антропологии Э. Вайда и Р. Раппапорт выразили стремление изучать закономерности существования экосистем (причем преимущественно те, что обеспечивали равновесное состояние общества со средой обитания) при помощи метода математических расчетов потребляемой и расходуемой коллективом энергии. Р. Раппапорт, как и представители этноэкологического направления, соглашается с необходимостью познания "воспринимаемой" этносом среды, но уже в качестве важного дополнения к изучению среды реальной и взаимоотношения с ней человече ского коллектива [Rappaport, 1969. P. 186]. Такой системный подход в сочетании с функционализмом открыл совершенно новую сторону этноэкологиче-ских исследований и, несмотря на его некоторую ограниченность, остается актуальным до сих пор.
На базе этой школы с середины 1970-х годов в США появилась процессуальная экоэтнография, сторонники которой главное внимание уделяют воздействию природной среды на формирование индивидуальных моделей поведения людей, отказываясь от представлений о том, что этническая группа, популяция может проявлять себя в этой ситуации как нечто целое. Акцент в исследовании переносится на создание моделей поведения индивидов, а лишь затем, на их основе - более крупных социальных единиц [Козлов, Ямсков, 1989. С. 101, 102].
Объективно, при всех точках противоречия, три последние школы успешно взаимодополняют друг друга, фокусируя исследование на разных аспектах, измерениях экологической культуры - позициях внешнего наблюдателя и непосредственного участника, видении общих и частных моментов и др. Несколько забегая вперед добавим, что указанные направления существенно помогли в определении подходов к решению задач диссертационной работы. Кроме того, полезными оказались исследования других этнографов так или иначе касавшиеся темы экологии, как американцев (В. Делория, К. Сэйл, Д. Хайд), так и представителей других стран (Д.Б. Роуз).
Отечественное развитие экологического направления в этнографии имело несколько иные предпосылки, но в целом во многом повторяло зарубежный опыт. Пожалуй, первым, значительным шагом в его формировании стала концепция хозяйственно-культурных типов, предложенная в начале 1950-х гг. М.Г. Левиным и Н.Н. Чебоксаровым [1955. С. 3-17]. Как видим, процессы развития науки происходили не только почти синхронно с зарубежными, но и однона-правлено, так как в основе выделения хозяйственно-культурных типов лежали позиции, близкие искомому "культурному базису" Дж. Стюарта. Сходным об разом выдвинутая В.П. Алексеевым в 1970-х гг. концепция "антропогеоценоза" [1975. С. 18-23] соотносилась с методами экосистемной антропологии, предполагая определенные, хотя и ограниченные возможности моделирования системы отношений "человек-природа" с проведением некоторых расчетов взаимодействия.
На этом фоне выделяется необычная концепция, разрабатывавшаяся Л.Н. Гумилевым на основе идеи биологизации процессов этнического развития. В соответствии с ней, всякий этнос, как явление природы, имеет возраст, отсчитываемый от момента пассионарного толчка до финала этногенеза, связываемого с состоянием гомеостаза, наступающего неизбежно через 1200-1500 лет. Этноценоз предстает динамической системой, включающей одомашненные животные и культурные растения, ландшафты (преобразованные человеком и девственные), богатства недр, взаимоотношения с соседями, некое сочетание языков и элементов материальной и духовной культуры [Гумилев, 1989. С. 16, 17, 174, 275]. Не получив широкого признания, позиция Л.Н. Гумилева до сих пор представляет альтернативную сферу продолжения исследований.
Окончательное оформление этноэкологического направления и начало первых серьезных исследований локального значения стоит связывать с 1980-ми гг., когда В.И. Козловым собственно и было введено в российскую науку понятие этнической экологии, определена ее основная проблематика [1983. С. 3-16]. В этот же период в рамках исследования феномена долгожительства народов Закавказья, как одного из показателей успешной природной адаптации, появилась потребность в подробной разработке методологии сферы жизнеобеспечения [см.: Арутюнов, Маркарян, 1983]. Дискуссии по основным теоретическим вопросам продолжались как на страницах научных изданий [Козлов, 1991. С. 26-29], так и в рамках конференций, где актуальность этноэкологиче-ской проблематики проявилась в открытии на историко-экологической конференции в г. Нальчике (1987 г.) специальной секции "Этническая экология". Появились первые сборники работ, посвященные этноэкологическим пробле мам, в том числе на материалах этнографии зарубежных народов ("Культура жизнеобеспечения и этнос", "Экология американских индейцев и эскимосов"). Была удачно подмечена одна специфическая особенность понимания проблемы адаптации в советской науке. Как это не парадоксально, оно было значительно менее биологическим и даже менее материалистическим, чем в западной, за счет признания особой роли в формировании адаптивных стратегий социальных и культурно-ценностных факторов [Арутюнов, Маркарян, 1983. С. 27].
Середина 1980-х - начало 1990-х гг. были отмечены оформлением и актуализацией в сфере этноэкологии ряда специальных направлений - т.н. психоэкологического (Н.М. Лебедева, 1991; позднее П.К. Дашковский, 1999) и демографического (отдельные демографические аспекты функционирования этно-экологических систем народов Севера рассматривались в статьях Ю.Н. Квашнина (2000), О.Д. Комаровой (1991), И.И. Крупника (1981а), Е.А. Пивневой (1999), А.И. Пики (1986). Усилившееся влияние экологизации на этническую демографию выразилось, в частности, в учете влияния экологических кризисов на естественное воспроизводство этносов.
К этому же периоду относится и первое крупное этноэкологическое исследование по народам Севера (Крупник, 1989), где на основе математических расчетов был определен баланс жизнеобеспечения групп европейских ненцев и азиатских эскимосов. Данная работа помимо фактического представляет весьма полезный материал по теории. Автор затрагивает, в частности, такие темы, как система жизнеобеспечения и структура этноэкосистемы. Принципиально иной подход к решению исследовательских задач представил другой этнолог -А.В. Головнев. Он ведет поиск духовной основы экологических отношений, развивает вопросы хозяйственно-культурной типологии народов Северо-Западной Сибири [1991а-б, 1993, 1997 и др.]. В вопросах теории А.В. Головнев акцентирует внимание главным образом на необходимости "рассматривать природу как неотделимое основание культуры, а не как источник внешних эффектов" [1998. С. 47, 48].
Количество исследовательских работ означенной тематики продолжает непрерывно расти. Однако современное состояние этноэкологической теории в России говорит о необходимости серьезного пересмотра понятийных проблем и предметной области направления, требует продолжения поиска новых концептуальных подходов.1 Эта важная работа подразумевает необходимость более тесного контакта с представителями смежных дисциплин (биологи, географы, культурологи и т.д.).
Теперь обратимся к историографии исследований, в поле зрения которых тем или иным образом оказывались вопросы экологической культуры хантов (включая некоторые работы по культурно близким им манси) и ненцев. Сюда может быть отнесено большинство работ по этнографии этих народов. Не случайно, В.И. Козлов среди факторов, сопровождавших усиление внимания к эт-ноэкологическим проблемам в нашей стране, отмечает накопление фактологического материала по хозяйству, материальной и духовной культуре народов СССР, нуждающегося в обобщении и анализе и остававшегося без таковых в виду трудности работы и недостаточной ее актуальности [1983. С. 14].
Работы исследователей XVIII в. (Г. Новицкий, 1999; Г.Ф. Миллер, 1937, 1941, 1998; И.Г. Георги, 1776; П.С. Паллас, 1788; В.Ф. Зуев, 1999) ценны прежде всего содержанием наиболее ранних сведений по хозяйственным занятиям, обычаям и верованиям северян. Особенно интересны записи В.Ф. Зуева, отличающиеся конкретной территориальной и этнической привязкой и во многом построенные на принципе сопоставления жизни, быта и нравов непосредственно хантов и ненцев.
XIX в. отмечен появлением первых глубоких "тематических" исследований культуры северных народов, принадлежащих перу таких ученых, как К.Ф. Карьялайнен (1994, 1995, 1996), М.А. Кастрен (1999), Т. Лехтисало (1998), Б. Мункачи. Исследователями были впервые подробно описаны такие важные с точки зрения экологии аспекты мировоззрения, как культ духов-хозяев территорий, почитание отдельных видов животных и птиц, промысловые запреты и т.д. Значительно увеличилось количество работ обзорного характера, включавших природно-географическое описание края, зарисовки хозяйственной деятельности хантов и ненцев, статистические материалы. Среди авторов указанного направления хотелось бы отметить Н.А. Абрамова (1857), Ф. Белявского (1833), Н.Л. Гондатти (1888), Ю.И. Кушелевского (1868).
Скрупулезное описание, внимание к деталям, касающимся хозяйственной деятельности северян отличает работы А.А. Дунина-Горкавича (1995, 1996а, 19966), С.К. Патканова (1999а, 19996), И.С. Полякова (2002), У.Т. Сирелиуса (2001), относящиеся к периоду конца XIX - начала XX вв. А.А. Дунин-Горкавич и И.С. Поляков на основе экономических расчетов оценивают общий уровень жизни отдельных групп хантыйского населения, рентабельность основных отраслей хозяйства, исследуют возможности повышения благосостояния коренных жителей за счет имеющихся резервов, то есть проводят своеобразный анализ системы жизнеобеспечения северян. С.К. Патканов, помимо заслуг в собирании хантыйского фольклора, является автором весьма ценного источника по демографии народов Сибири конца XIX в. - "Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев". Акцент на региональных культурных особенностях (в том числе хозяйственных) обских угров и ненцев присутствует в записях других исследователей этого времени - В.В. Бартенева (1998), Г.М. Дмитриева-Садовникова (1909), Б.М. Житкова (1913), П. Инфантьева (1915), К.Д. Носилова (1997), О. Тревор-Бетти (1897), Л.Р. Шульца (1924) и др. Многие из этих работ отличаются значительной эмоциональностью, выраженной авторской позицией. К.Д. Носиловым и О. Тревор-Бетти особенно ярко описан характер отношений человек - животное на примере манси и ненцев.
Весьма полезный мотив экономической оценки хозяйства присутствует и в работах многих авторов 1920-1950-х гг., исследовавших главным образом ло кальные группы северян - Б.Н. Городкова (1926), В.П. Евладова (1992), С. Кук-лина (1925), В.Н. Скалона (1951), А.Ф. Теплоухова (1922), В.Н. Чернецова (1987, 1959 и др.), М.Б. Шатилова (2000). В.П. Евладов впервые заостряет вопрос об экофильных и экофобных чертах природопользования тундровых ненцев и делает вывод о значительной обусловленности тех и других условиями тундровой среды обитания. В.Н. Скалой, в свою очередь, занимаясь проблемой восстановления популяции западно-сибирских бобров, отметил существенную роль в локальном сохранении животного угорских заповедных территорий и существовавшего почитания бобра (то есть вышел на тему взаимосвязи мировоззренческих установок и экологического поведения обских угров).
Вторая половина XX в. отмечена появлением весьма обстоятельных разработок по ретроспективной типологии хозяйственной деятельности народов Северо-Западной Сибири, принадлежащих перу М.Ф. Косарева. В центре внимания оказываются экологические аспекты социально-экономического развития населения (1979, 1981, 1991). С 1970-х гг. вопросами экономики, хозяйственно-культурной типологии, экологического календаря народов, происхождения и описания отдельных видов занятий занимается уже широкий круг авторов [В.И. Васильев, 1962; А.В. Головнев, 1989а, 1991а-б, 1993, 1997; И.И. Крупник, 1976; Н.В. Лукина, 1984; А.И. Пика, 1988; З.П. Соколова, 1991; Л.В. Хомич, 1986]. Из них наиболее пристальное внимание проблеме экосистемного баланса на примере локальных групп населения проявляют А.В. Головнев, И.И. Крупник и А.И. Пика. Отдельный обстоятельный труд, посвятила Н.В. Лукина (1985) проблемам формирования материальной культуры хантов, как составляющей системы жизнеобеспечения. Работа содержит богатый фактический материал об этой форме адаптации культуры к среде.
Важную составляющую экологической культуры северян представляет мировоззрение, и потому особенно ценны те исследования, где эта связь в той или иной мере подчеркивается самими авторами. В этом списке присутствуют как работы общего характера (А.В. Головнев, 1995; А.П. Зенько, 1997; A.M. Сагалаев, 1991), так и касающиеся различных аспектов традиционного мировоззрения - структуры мифологического простанства (И.Н. Гемуев, 19906; В.И. Сподина), традиционной этики (М.А. Лапина, 1998), представлений, связанных с почитанием животных (Т. Молданов, 1999; З.П. Соколова, 2002; Е.А. Шмидт, 1989 и др.). Необходимо отдельно отметить работу В.М. Кулемзина "Человек и природа в верованиях хантов", посвященную непосредственно экологической (в широком смысле) сфере мировоззрения. В своих более поздних работах (1998, 1999 и др.) автор продолжает разработку теоретической базы данной темы.
Интересен участившийся выход на тему природопользования народов Сибири других ученых - географов (О.Н. Гурова, 2001; К.Б. Клоков, 1998) и биологов (СВ. Кириков, П.А. Косинцев, Н.П. Наумов). Для выявления психологических закономерностей формирования и развития составляющих экологической культуры полезными являлись разработки психологов Н.Н. Брагиной, Т.А. Доброхотовой, 1988; Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, 1993; B.C. Ротенберга, А.В. Аршавского, 1984 и др.
Непосредственно вопросами этноэкологии народов Сибири в последнее время занимается несколько исследователей (Э. Вигет, Е.И. Гололобов, В.В. Лебедев, Е.А. Оборотова, М.Г. Туров). В то же время монографическое описание экологической культуры народа, где бы отдельные элементы этой культуры были представлены в единой системе, по-прежнему отсутствует.
Рельеф и ландшафт
Поверхность Западно-Сибирской равнины имеет вид гигантского амфитеатра, открытого к Карскому морю и очерченного с западной стороны грядой Уральских гор. Наряду с пониженными участками территории (Среднеобская, Вахская, Кондинская, Нижнеобская, Надымская, Тазовская низменности и др.) имеются и возвышенности (Тобольский материк, Белогорский материк, Полуй-ская, Ненецкая, Пур-Тазовская и др.). От верховьев Кондо-Сосьвинского водораздела в широтном направлении располагаются Сибирские увалы, разделяющие Западно-Сибирскую равнину на Нижне-Обскую и Средне-Обскую котловины, соединенные между собой понижением по которому протекает Обь. Именно с возвышенными ступенями связаны типичные черты густых высокоствольных темнохвойных лесов - урманов. Почти вся тундровая зона - равнинная страна со слегка всхолмленным рельефом, по всем направлениям поверхность прорезана реками, речками и оврагами [Бакулин, Козин, 1991. С. 18-20; Природа Тюменского Севера, 1991. С. 74]. Благодаря плоскому рельефу Западной Сибири ее природные географические зоны очень правильно сменяют друг друга в направлении с севера на юг. Широтная зональность определяет здесь основные закономерности распределения промысловых животных и растительности в большей степени, чем на других северных территориях [Пика, 1988. С. 132].
Территории проживания хантов и ненцев располагаются в пределах лесной (таежной), лесотундровой и тундровой зональных областей. Причем, если первые расселены главным образом в лесной зоне, а вторые - в тундровой, то лесотундровая зона является смежной для обоих народов, будучи в то же время более близкой для ненецкого населения. Группа лесных ненцев расселена на плато Нумто, являющимся по сути глубоко заходящим в тайгу языком тундровых ландшафтов [Головнев, 1995. С. 41]. Не случайно, сами лесные ненцы, оспаривая закрепившееся за ними в науке название, выделяют в своем составе "тундровые" и "болотные" роды [Сподина, 2001. С. 11].
Визуально зональность во многом определяется по характерным чертам растительного покрова и характеризуется более дробно следующим образом. В южной тайге основной тип леса - кедрово-елово-пихтовый, широко представлена береза. Подзона средней тайги покрыта в основном сосново-темнохвойно-березовыми лесами с примесью лиственницы и осины. В северной тайге преобладают лиственнично-темнохвойные леса с примесью сосны и березы. Лесотундра представляет весьма своеобразный комплекс сосуществующих и часто сменяющих друг друга тундр, редколесий, лиственничных лесов и болот. Южная тундра характеризуется преобладанием кустарников (карликовая береза, ольха, ива); главными растениями типичной тундры являются мхи и лишайники, в поймах рек и долинах ручьев обычны заросли кустарника; особенностью арктической тундры является абсолютное безлесье и отсутствие торфяно-мохового покрова при обилии цветковых растений [Бакулин. Козин, 1991. С. 65-72].
Большой урон хозяйству таежников наносили лесные пожары, которые могли носить "естественный" характер - например, возгорание в результате трения древесины, случающееся в продолжительные сезоны жаркой и ветреной погоды [П.Е. Кинямин, М. Юган, 1992 г.]. Особенно частыми стали пожары в таежной зоне с XVII в. Вероятно, главную роль в их происхождении сыграл человеческий фактор, однако точно установить причину пожара было невозможно. В литературе сохранились сведения о больших лесных пожарах 1826, 1840-х, 1860-х, 1900-1901, 1926 гг. [Гололобов, 2000. С. 230; Поляков, 2002. С. 68].
Значительная часть территории Западной Сибири находится в зоне вечной мерзлоты, что способствует поверхностному стоку вод, а в низинах - заболачиванию. В тундровой зоне многолетнемерзлое состояние почво-грунтов обусловливает некоторые особенности домостроения и хозяйственной деятельности. Любое нарушение целостности почвенной поверхности неизбежно вызывает здесь саморазвивающиеся термокарстовые явления - выступание на дне воды и оплывание стенок сделанного углубления. Таким образом, строительство даже сезонных жилищ котлованного типа становится в тундре крайне затруднительным, а оптимальным вариантом является использование наземных построек. Аналогичным образом в северной тундре становится невозможным применение традиционных для таежной зоны запорных устройств для ловли рыбы, а также ловчих ям для охоты на копытных. Последнее было свойственно и для районов уральского предгорья, где устройству ям мешали близкие к поверхности коренные породы [Ермолов, 1978. С. 128; Ушедшие в холмы, 1998. С. 20, 62].
На большей части лесной и тундровой зон Западной Сибири основную ландшафтообразующую роль играют водно-болотные угодья. Обширное региональное заболачивание предопределяется плоским, слаборасчлененным рельефом с замедленным поверхностным стоком (0,2-0,8 м/сек.). Реки, за исключением западных притоков Оби, стекающих со склонов Уральских гор, являются типично равнинными, сильно меандрирующими, с большим количеством стариц в поймах. В водном режиме основной фазой является растянутое по времени весенне-летнее половодье [Валеева и др., 2001. С. 36].
Если говорить о роли рек как путей сообщения, то означенные показатели с одной стороны замедляют перемещение человека по водным артериям (к дополнительным факторам стоит отнести частую непроходимость рек в среднем течении из-за завалов, значительный спад воды во второй половине лета), с другой - позволяют передвигаться с одинаковым успехом как по течению, так и против (учитывая, что дополнительно могут использоваться попутный ветер, встречное течение на речных поворотах и т.п.). Таким образом, имелись возможности более широкого освоения территорий в летнее время (в плане промысла и внешних связей) с использованием и такого простого вида транспорта, как весельная лодка. Берега рек, как правило, изрезанные старицами, слабо дренируемые, мало подходили для сухопутного сообщения в летний период.
Существенные коррективы в колебания биоресурсов вносит уровень и время подъема воды в Обь-Иртышском бассейне. В случае высокой воды в большом количестве гибнет кладка яиц гусей и уток, за исключением птицы, гнездящейся на плавучих островах [Поляков, 2002. С. 36]. На воспроизводство рыбы отрицательно воздействуют как низкие, так и очень высокие разливы. В то же время самые благоприятные условия для размножения озерно-речной рыбы создаются при умеренно-высоком и длительном заливании поймы [Ва-леева, Москаленко, 2001. С. 72]. Кроме того, при высоком подъеме и позднем убывании речного разлива сильно сокращалось время для ловли рыбы, совпадая при этом со временем сбора кедрового ореха и началом сенокоса. Уменьшалась также и площадь покосов, и в такие периоды, повторяющиеся раз в десятилетие, от наводнения и недостатка кормов погибал скот [Гололобов, 2000. С. 229].
Высокое содержание органики в речной воде способствует возникновению в зимнее время недостатка растворенного кислорода. Ежегодно в зимний период в р. Оби и ее многочисленных притоках происходят заморные явления, особенно широко распространенные на участке от устья Васюгана до устья Иртыша [Валеева, Москаленко, 2001. С. 36-37]. Эти явления во многом предопределили характерные черты рыболовного хозяйства народов Западной Сибири. Специальные исследования не подтвердили серьезного отрицательного влияния замора на продуктивность рыбопромыслового хозяйства Обского бассейна. Вред, оказываемый замором, значительно перекрывался теми благоприятными условиями для развития и нагула местной рыбы, которые обуславливаются мощным развитием поймы на средней Оби и ее притоках. Стоит отметить, что темный цвет воды основных рек Обь-Иртышского бассейна (за исключением артерий, берущих начало на Урале) вносит специфику в набор приемов рыбной ловли местного населения.
Основные виды животных и растений
Среди наиболее существенных характеристик животного мира Западной Сибири биологами отмечается относительная бедность его по числу видов. Причины этого видятся главным образом в суровых физико-географических условиях, однообразии ландшафтов и высокой заболоченности территории [См.: Формозов, Искаков, 1963]. Немаловажно, что количественно-видовой состав высших сосудистых растений Западной Сибири, составляющих основу наземных экосистем по оценкам биологов в сравнении со смежными регионами примерно в 1,5 раза беднее, причем особенно велик разрыв для таежной и тундровой зон. Более высоким относительным разнообразием характеризуются фауна птиц (особенно водоплавающих) и рыб. В последнем случае это обусловлено прежде всего наличием уникальной соровой гидросистемы, совмещающей различные по качеству и сезонному состоянию водоемы и обеспечивающей рыбам автономизированную от погодно-климатических факторов среду обитания и пути миграций [Арефьев, 1994. С. 87].
В видовом составе животных, свойственных отдельным природно-географическим зонам, выявляется увеличение степени своеобразия местных фаун по мере движения с севера на юг. Всего по оценкам биологов на террито рий Тюменской области могут быть встречены 89 видов млекопитающих, 314 видов птиц и 90 видов рыб и рыбообразных [Арефьев и др., 1994. С. 115].
Природные ресурсы таежной и тундровой зон имеют свои специфические характеристики. Так, западносибирская тайга представлена более широким видовым составом обитателей, ее населяют около 70 видов млекопитающих, 220 видов птиц и 65 видов рыб [Валеева, Москаленко, 2001. С. 216-223]. Достаточно большое количество животных и птиц остается здесь на зимовку, причем часть животных впадает в спячку. Из промысловых видов на зиму тайгу покидают только водоплавающие птицы. Остающиеся зимовать животные в случае неблагоприятных условий имеют возможность мигрировать на другие территории, так по выражению хантов "ходят за едой - туда, где урожай" соболь, белка и заяц [СИ. Ярсин, р. Демьянка, 2002 г.]. Сравнительные данные биоценозных связей в таежной и тундровой зонах приводит А.В. Головнев. Таежные ценозы по сравнению с тундровыми более устойчивы, многосоставны и взаимосвязаны. В качестве общего связующего звена выступает растительность, обеспечивающая достаточность и постоянство кормовых ресурсов, обилие и разнообразие ниш обитания. Для тайги характерны длинные ценозные цепи и хищники не столько замыкают экоцепи, сколько встраиваются в них [1995. С. 43].
В связи с суровыми климатическими условиями и бедностью кормами, тундра слабо заселена животными. Хотя в южных районах и лесотундре, где снежный покров достаточно рыхлый и глубокий, а зеленые корма относительно доступны, встречаются и зимуют не только тундровые, но и таежные животные [Бакулин, Козин, 1996. С. 62]. Здесь встречается около 40 видов млекопитающих, 170 видов птиц и 30 видов рыб (ихтиофауна Обской губы, рек и озер) [Природная среда Ямала, 1995. С. 69, 82, 93]. Тундровые животные ведут кочевой образ жизни, запасающие корма здесь отсутствуют. Большинство животных и птиц зимой покидают тундру. Благодаря тому, что снеговой покров в не велик, в тундре могут найти пищу и зимовать песец, лемминг, северный олень, заяц, куропатка и белая сова [Бобринский, 1967. С. 80]. По словам А.В.
Головнева, колебания тундровых ценозов труднопредсказуемы на основе обыденного экологического опыта, поскольку различные их звенья сезонно, а зачастую пространственно разрозненны. Так, отдельные системы составляют мир морских акваторий; птичье царство; северные олени; песец и лемминг; озерно-речная ихтиофауна. Похоже, единственным связующим звеном тундрового звериного мира является лемминг, служащий пищей для всех хищников [1995. С. 43,44].
Добываемая человеком продукция природного происхождения должна удовлетворять ряд важнейших потребностей: 1) питание; 2) топливо для обогрева, приготовления пищи и освещения; 3) сырье для материально-бытового производства - в первую очередь материал для пошива одежды, изготовления жилища, транспортных средств, орудий промысла и т.д.; 4) товарная продукция для обмена и разного рода выплат [список составлен с использованием материалов И.И. Крупника, 1999. С. 53]. Время, необходимое для получения требуемой продукции, не должно превышать некой критической отметки. Оптимальный режим жизнедеятельности людей предполагает сохранение резерва времени для организации отдыха и быта, приготовления и приема пищи, ухода за детьми, стариками, больными и роженицами, исполнения ритуалов, обрядов и церемоний [Масанов, 1989. С. 90].
Фактор наличия в таежной зоне многочисленного и разнообразного древесного материала автоматически снимает для хантыйского населения остроту проблемы удовлетворения потребностей топлива и материала для изготовления жилища, разнообразных инструментов и предметов быта. Хотя ненцам приходится сталкиваться с определенными трудностями в решении этого вопроса в тундровой зоне (откочевки в лесотундру для сбора древесного материала, вырубка кустарника из речных долин и складирование его на кочевых маршрутах, сбор плавника на морском побережье, заготовка горючего "черного" тундрового мха и т.д.), все-таки и для них проблема древесного материала относится к числу второстепенных - практика ее решения отработана и вполне прогнози руема. К числу первоочередных потребностей двух народов наряду с пищей следует отнести меховой материал для пошива одежды (и чумовых покрышек у ненцев), а также товарную продукцию для обмена и выплат.
Для более детальной характеристики животных и растительных ресурсов, имеющих важное пищевое значение для хантов и ненцев, мы применяем элементы методики "термодинамического" подхода. Отметим, что 70 ккал в час необходимы человеку только для выполнения организмом основных функций, расход существенно возрастает при выполнении тяжелой физической работы и при нахождении в условиях низких температур. Суточная потребность в восполнении энергетических затрат организма одного человека для среднестатистической северной семьи из 5-6 человек может быть приблизительно определена в 2500 ккал. [Использованы данные: Крупник, 1999. С. 53, 99; Уайнер, 1979. С. 502; Усков, 1999. С. 88]. Однако при наличии возможности, потребление в традиционном коллективе могло несколько превышать расчетный рацион. Так, по наблюдению М.Г. Турова, при достатке мяса, эвенки могли потреблять его в количестве, почти в 1,5 раза большим средней нормы [1990. С. 40, 41].
Кроме учета калорийности, нужно иметь в виду, что в состав пищи должны входить в необходимом количестве элементы, обеспечивающие потребности организма в жирах, белках, углеводах, витаминах, минеральных веществах. При этом стандарты, удовлетворяющие потребности в полноценном питании, могут значительно различаться у этносов, в соответствии с экологическими условиями, климатом, особенностями биохимических процессов организма. Так, в рационе коренного населения арктической зоны, по данным Кремера и Хар-рисона, более 35-40 % калорий образуется за счет белков, тогда как для жителей умеренного климата эта доля составляет всего 12-15 %, а калорийность пищи во многом обеспечивается высоким содержанием углеводов. Считается, что в целом в питании северян наблюдается недостаток (по сравнению со среднестатистическими данными) животных жиров, кальция и витаминов [См.: Алексеева, 1977. С. 184; Григулевич, 2001. С. 148, 155].
Здесь некоторые сомнения можно высказать относительно низкого уровня содержания жиров в северном рационе. Ряд видов пищи, которые могут занимать важное место в питании хантов и ненцев (мясо оленей, морских животных, некоторых видов рыбы и т.д.), характеризуется высоким содержанием жира. Кроме того, существует практика вытапливания жира отдельных животных, птиц, рыбы (часто это делается в определенный период его высокого содержания) для последующего употребления в пищу. Таким образом, содержащие животный жир блюда становятся если не повседневным, то обычным составляющим северного рациона. Те же мясо и рыба, поедаемые в сыром виде, также поставляют в организм витамины, и биологически-активные вещества.
Комплексность хозяйства
Высокая степень зависимости традиционной культуры от природного окружения отражена в формировании хозяйственно-культурных типов (ХКТ) - специфических культурных комплексах, складывающихся у различных народов в сходных природных условиях. При этом традиционная система жизнеобеспечения северных этносов впечатляет количеством локальных вариантов освоения среды обитания в пределах одного хозяйственного комплекса. Проблемам происхождения отдельных видов хозяйственной деятельности и хозяйственно-культурной типологии коренного населения Северо-Западной Сибири посвящен ряд работ, где эти вопросы освещались достаточно подробно [См.: 1) Васильев, 1962; Головнев, 1989а; Косарев, 1979, 1981, 1991; Лукина, 1984; Федорова, 2000; Эверстов, 1988 и др.; 2) Головнев, 1993, 1997; Косинцев, 2002; Соколова, 1968, 1991 и др.]. Здесь используется наиболее детальная разработка типологии хозяйственных комплек сов (ХК), сделанная А.В. Головневым.
Уточним, что в рамках поставленных задач основной интерес представляет рассмотрение ХК с позиции реализации в них одного из важнейших вариантов адаптационной стратегии. Именно комплексностью использования ресурсов среды обитания в значительной мере обеспечивалась устойчивость хозяйственно-культурного типа. Соответственно население изначально тяготело к наиболее продуктивным зонам, где сочетание различных "кормящих" ландшафтов обеспечивало стабильность природных ресурсов. Неотъемлемыми составляющими этого эффективного механизма адаптации являются пространственная вариативность и пластичность с быстрой заменой в случае необходимости одних объектов промысла другими [см.: Крупник, 1989. С. 72; Косарев, 1991. С. 53, 54].
У населения Северо-Западной Сибири к периоду, предшествовавшему заселению ее русскими, реконструировано 6 основных типов хозяйственных комплексов - 2 для угорского населения и 4 для самодийского (к последним условно отне-сено древнее арктическое население, называемое в ненецком фольклоре сихиртя).
Обские угры: 1) глубинно-таежный промысловый, распространенный у хан-тов среднего течения и верховьев притоков Оби, Иртыша и Тобола, базировавшийся на промысле копытных, вкупе с другими занятиями, среди которых наибольшей значимостью выделялись бобровая охота, запорное и острогово-сетевое рыболовство; 2) приречно-таежный промысловый, присущий хантам припойменных районов Оби и Иртыша, где главной отраслью было рыболовство, дополняемое промыслом дичи, копытных, мелкого зверя, собирательством, транспортным собаководством и коневодством. Для самодийского населения выделены ХК: 1) таежно-самодийский промыслово-оленеводческии, распространенный у ненцев притоков Нижней Оби, в бассейне Пура и верхнего Надыма, где главной отраслью была охота на дикого оленя (г.о. загонная), сочетавшаяся с рыболовством, промыслом лося, мелкого зверя, дичи, а также транспортным оленеводством; 2) при-брежно-тундровый промысловый, присущий самодийцам южной тундры и лесо- тундры, сочетающий разнообразные хозяйственные занятия, где наибольшее значение имели рыболовство и промысел дикого оленя; 3) тундровый промыслово-оленеводческий, характерный для ненцев тундрово-лесотундровой полосы, главной отраслью которого была охота на дикого оленя, дополняемая промыслом дичи, рыболовством, собирательством, транспортным оленеводством; 4) арктический промысловый, представленный сихиртя, основанный на морском зверобойном промысле, охоте на дикого оленя, рыболовстве [Головнев, 1993. С. 153-156].
Соотнося хозяйственные приоритеты с выделенными выше типами "кормящих" ландшафтов, получаем следующее сочетание. Для глубинно-таежного промыслового ХК характерно задействование озерно-речных долин с прилегающими лесными массивами (прежде всего сосново-кедровыми и лиственными) и болотных угодий; отдельно стоит отметить привлекательность для промысла копытных предгорьев Урала. Для приречно-таежного - поймы крупных рек с прилегающими лесами, и заливными лугами. Таежно-самодийский промыслово-оленеводческий включал в сферу своих интересов лишайниковые светлохвойные леса, перемежающиеся озерами, реками и болотами. Прибрежно-тундровый ХК опирался прежде всего на использование территории арктического морского побережья, пойм рек-озер и тундровых низин. Для тундрового промыслово-оленеводческого ХК важное значение имели речные и озерные долины, тундровые низины, болота и лесотундровое редколесье. Наконец, арктический промысловый ХК был ориентирован на использование ресурсов арктической морской акватории, а также пойм рек-озер и тундровых низин.
Во всех случаях наблюдается многоотраслевая хозяйственная структура, опирающаяся на самые надежные и продуктивные виды ресурсов (основная пара: копытные - рыба; в виде единичного случая - морские животные), за счет чего и достигалась общая устойчивость. Отмечается принципиальная самодостаточность каждого типа ХК. А.В. Головнев пишет по этому поводу, что даже в позднем средневековье отдельные комплексы были слабо взаимосвязаны торгово-обменными отношениями и миграциями населения, их территориальные рамки, структура и компонентно-отраслевой состав обусловливались главным образом спецификой природно-географического окружения [19896. С. 115].
Выделяется особенность, свойственная прежде всего таежному угорскому населению: тяготение поселений к районам плотного пересечения кормящих ландшафтов, подразумевающее сокращение размеров хозяйственно осваиваемой территории. Последнее немаловажно ввиду относительной ограниченности транспортных возможностей населения того периода (подробнее этот вопрос рассматривается ниже). Наглядным подтверждением сказанного служат материалы археологических раскопок. В частности, у населения Среднеобской низменности (глубинно-таежный ХК) от неолита до железного века отмечена наибольшая концентрация поселений на сочетании верховых и переходных болот, проточных нерестовых озер, беломошных боров и суходольных урманов. При этом пиковое сосредоточение наблюдается на участках, где эти зоны сочетаются с большой рекой или озером [см.: Визгалов, Карачаров, 2000. С. 172; Карачаров, 1999. С. 232]. У самодийцев, особенно в районах тундры и лесотундры, (исключая представителей арктического промыслового ХК), осваиваемое пространство более обширно, что предполагает значительные сезонные перемещения. Наблюдается тяготение к тундровым окраинам - побережью моря, речной долине, границе леса. Определяющим мотивом в обоих случаях служит специфика колебаний опорных биоресурсов в каждой природно-климатической зоне.
Пространство
Первоисточником, с которого для традиционного сознания открывается пространство, с его структурой, принципами устройства и законами взаимодействия является космогонический миф. У хантов и ненцев отмечен один, вероятно, наиболее древний (прауральский) вариант мифа о ныряющей птице, доставшей со дна океана крупинку земли, из которой возникла суша [Напольских, 1990. С. 5-7, 10]. В образе птицы, доставшей землю, предстают кулик (поганка, гагара) у хантов и краснозобая гагара у ненцев. В этом же мифе впервые появляются фигуры творцов, которые изначально были близки друг другу, но потом разделяются и процесс создания мира проходит под знаком их противостояния, заканчиваясь расхождением одного в верхнюю сферу, другого в нижнюю.
Рассматривая этот космогонический миф у обских угров, A.M. Сагалаев заключает, что он не напрямую, но самой своей конструкцией, которая "не позволяет человеку мыслить по-иному" констатирует о необходимости и закономерности сосуществования в мире добра и зла, верха и низа, своего и чужого. В нем человеку, не обладающему "чистыми" категориями Времени и Пространства, удалось ощутить и передать доступным ему способом главные качества мира -наличие в нем меры, структуры, гармонии [1999. С. 193, 194]. Со своей стороны хотелось бы сконцентрировать внимание на отражении в космогонической мифологии хантов и ненцев идеи необходимости поддержания в мире равновесия, что подразумевает под собой четкое осознание и понимание человеком причинно-следственных связей между своими действиями и их экологическими последствиями.
На утилитарной функции мифа в свое время акцентировал внимание Б. Малиновский: миф "выражает, укрепляет и кодифицирует веру; он оправдывает и приводит к жизни моральные принципы... и содержит практические правила, направляющие человека" [1998. С. 99]. Сакральное начало "первобытного" сознания само по себе стериотипизирует поведение человека в природной среде, в том числе и те его действия, которые составляют этнические способы освоения среды. Есть все основания согласиться с тем, что система мифологических представлений о происхождении мира и управляющих им законов в какой-то мере позволяет прогнозировать будущее, учитывать возможные последствия нарушения "законов предков" [Байбурин, 1991. С. 76].
Экологические мотивы в космогонической мифологии хантов и ненцев [см. также: Адаев, 20006. С. 238-249] особенно ярко проявляются, в сюжете выбора божественных творцов между несколькими вариантами мирового устройства или его "доработке". Показателен миф лесных ненцев о создании рельефа земли двумя женщинами: "Одна говорит: "Давай реки так проложим, чтобы они в ту и другую сторону текли". Вторая отвечает: "Нет, тогда людям будет слишком легко плавать по ним, и они быстро всех зверей перестреляют. Нужно сделать так, чтобы реки в одну сторону текли, тогда людям против течения трудно будет плыть". Также они и землю создавали " [Головнев, 1995. С. 309].
Примечательно, что в обско-угорской мифологии необходимые изменения в устройство мира вносятся, как правило, заблаговременно - мир должен быть готов к приходу в него человека, время которого в хантыйских мифах именуется "кукольным веком" [см.: Мифы, предания..., 1990. С. 68, 92 и др.]. В мифологии ненцев божественная корректировка экологического баланса часто происходит уже в присутствии человека. «Достраивание» мира в человеческую эпоху, можно расценивать, как еще один признак "неустойчивости" ненецкого мироздания.
Наиболее распространенный мотив в мифологии хантов и ненцев - пресечение опасной (в том числе с точки зрения экологического баланса) деятельности разных демонических существ, в варианте первых можно сказать проходит под девизом: "Когда наступит время человеческих лиц, пусть не будет таких чудовищ на земле!" [Мифы, предания..., 1990. С. 92]. Характерным примером является миф хантов о щуке, которой водяной дух не давал голову, так как она могла извести много рыбы [см.: Слинкина, Чучелина, 1992. С. 49]. Аналогичный мифологический сюжет есть у ненцев [Мифы и предания..., 2001. С. 287-288]. Другим ярким примером является ненецкий миф о придании огромному пауку-людоеду его нынешних размеров, после чего людям был отдан наказ Нума не убивать пауков, иначе Нга вновь сделает их большими [там же. С. 92].
Мифическая регуляция экологических отношений божествами осуществлялась и с другой стороны - с позиции обеспечения человеку возможности нормальной добычи. Наиболее ярким примером в этом отношении является хантыйская легенда о шестиногом лосе, где сын Торума, обеспокоенный тем, что будущий человек не сможет охотиться на столь быстрое существо, догнал лося и отрубил у него две задние ноги [Карьялайнен, 1995. С. 196]. Аналогично, в одном из ненецких сказаний речь идет о походе ненца по приказу водного духа за Быком северной страны, угнавшим всю рыбью стаю, из-за чего люди могли умереть с голоду ГЛехтисало, 1998. С. 22, 23].
В мифологии обских угров нашла выражение "обеспокоенность" божеств тем, чтобы люди не поглотили все живое. Близкий по смыслу сюжет, хотя искомый мотив в нем не выражен так ясно, содержится в легенде, касающейся собаки, у которой Торум отобрал лук и стрелы, чтобы человек не сделался очень богатым и не зазнался [Инфантьев, 19156. С. 396]. В качестве исключения можно привести один ненецкий мифологический сюжет, где Нум вмешивается в земные дела человека, восстанавливая экологическое равновесие. Он указывает старику Ветру: "Видишь, железные лодки плывут? Реку они засорили. Деревья губят... Рыбам плавать негде. Это нужно съесть" [Мифы и предания..., 2001. С. 165]. В то же время здесь главным мотивом действий Нума является скорее проверка исполнительности и сообразительности своих подчиненных, а выраженная природоохранная направленность поручений, могла стать плодом современной актуализации мифа. Показательно, что ранее по тексту мифа ненцу, нерадиво обращающемуся со своим уловом, удается избежать наказания [там же. С. 164].
Наиболее ярким примером являются случаи вмешательства богов в земные дела при возникновении угрозы перенаселенности земли и, видимо, такие сюжеты являются прерогативой угорской мифологии. Согласно мансийскому мифу, если людей на земле становится так много, что они пищат, как "стая комаров", жужжат, как "стая пауков", а зверя и рыбы на всех не хватает, Торум посылает Куль-отыра нести болезни, пока в живых не останется количество людей, которому хватит имеющейся земли и воды [Карьялайнен, 1994. С. 62]. Вероятно, подобные представления имеют позднее происхождение и связаны с реальной исторической ситуацией, когда с возникновением дефицита природных ресурсов начинает проявляться и демографическая проблема. Исторически у манси эти процессы начались раньше. Не случайно, К.Ф. Карьялайнен отмечал отсутствие аналогичного сюжета у хантов [1994. С. 62]. В настоящее время сюжетная линия с божественной регуляцией численности людей нашла свое развитие и у хантов. Среди некоторых восточных групп распространено мнение, что в России в наше время происходит много межэтнических столкновений и войн для того, чтобы русских не стало слишком много. Боги, таким образом, защищают маленькие народы [Кережи, 1997. С. 91].
Стоит обратить внимание на то, что действия богов, направленные против людей, являются, согласно мифологической оценке, благим деянием. Об этом свидетельствует причастность к процессу истребления людей верховного бога
Торума. Виновниками нарушения экологического равновесия, которых постигало наказание, были даже боги, что говорит в пользу всеобщего равенства перед законами, заложенными в основу мироздания. В мансийской мифологии была наказана изгнанием богиня Калтащ за свое требование от Торума, чтобы он построил жилище из костей всех зверей и птиц [Шуклин, 1998. С. 38].
