Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Эволюция роли человеческого фактора в теориях экономического роста и развития
1.1. Теории модернизации как экономического роста 8
1.2. Концепция человеческого капитала 19
1.3. Человеческое развитие 28
ГЛАВА 2. Деформации человеческого капитала россии в 90-е годы: вклад преждевременной смертности
2.1. Причины преждевременной смертности 37
2.2. Возрастные аспекты смертности 61
2.3. Региональные особенности 96
2.4. Потери человеческого капитала вследствие преждевременной смертности
Заключение 116
Литература 128
- Теории модернизации как экономического роста
- Человеческое развитие
- Причины преждевременной смертности
- Региональные особенности
Введение к работе
Современное видение общественного развития отводит человеку центральное место не только традиционно п духовной сфере общественной жизни, но и в кругообороте воспроизводственных связей. Именно человек выступает движущей силой развития общества за счет накопления и использования производительных сил и знаний, передающихся от поколения к поколению. Эта идея, реализованная в категории «человеческий капитал», лежит в основе новых теорий устойчивого развития человечества, новой концепции национального богатства, предлагаемой специалистами ООН, в основе моделей, с помощью которых определяется воздействие человеческого потенциала на темпы роста ВВП.
Приоритет развития человеческого капитала носит универсальный характер для развитых и развивающихся стран, для стабильных экономик и систем, переживающих модернизацию, что подтверждено многочисленными исследованиями [Т.Шульц, Г.Беккер, Л.Туроу, У.Боуэн, М,Фишер, Р.Солоу, Дж.Кендрик, Р.Лукас, Г.Мэнкью, Д.Ромер, Д.Уэйл, Г.Псачаропулос, Д.Родрик, В.С.Гойло, Р.И.Капелюшников. В.И.Марцинкевич М.М.Критский, С.А.Курганский и др.]. Попытки выстроить стратегию реформ, игнорирующую потребности человеческого развития, обречены на неудачу, что собственно и демонстрируют десятилетие итоги преобразований в России.
По-видимому, нельзя не согласиться с тем, что именно динамика смертности в 90-е годы в наиболее концентрированном виде отразила негативные изменения во всех аспектах человеческого развития. И связано это, прежде всего, с такими факторами, как углубление социальной дифференциации населения, рост бедности, перманентные всплески социальной напряженности, криминализация общественной жизни, а также разрушение механизмов социальной поддержки, включая проблемы пенсионного обеспечения, здравоохранения и т.д. Этими факторами в значительной степени обусловлены драматические изменения смертности в 90-е годы, а также новые явления в тендерных, региональных, возрастных особенностях и причинах смерти.
Казалось бы, проблема смертности российского населения относится к числу наиболее изученных. Ей посвящены десятки публикаций российских и зарубежных
авторов [Е.М.Андреев, В.М.Школьников, С.П.Ермаков, С.А.Щербов, Н.С.Гаврилова, B.A.Anderson, B.D.Silver, L.Chenet, D.Leon, M.McKee, M.Ellman, F.Mesle, J.Vallin и др.]. Вместе с тем, следует отметить, что исследования ограничиваются, в основном, национальным уровнем, и акцентируются преимущественно на проблемах смертности трудоспособных вочрастов. Причем в центр внимания исследований попадают, как правило, проблемы мужской сверхсмертности, а анализ причин смертности ведется чаще всего на уровне классов причин. Наконец, практически отсутствуют оценки потерь человеческого капитала в России, связанные с масштабами и спецификой смертности в 90-е годы.
Таким образом, цель настоящего исследования заключается в том, чтобы оценить демографические деформации человеческого капитала в России 90-х годов и обосновать необходимость корректировки стратегии экономических преобразований, с учетом роли человеческого фактора в социально-экономическом развитии
В соответствии с целью определены следующие задачи:
выявить типичные подходы к оценке роли человеческого фактора в концепциях экономического развития и установить логику их последовательной эволюции;
оценить эффективность концепции экономической модернизации России по критерию издержек человеческого капитала в его демографическом измерении;
установить масштабы и причины потерь человеческого капитала в 90-е годы за счет преждевременной смертности, а также их возрастную, тендерную, региональную специфику.
Объектом исследования является население Российской Федерации с учетом его возрастных, тендерных и региональпык особенностей. Предмет исследования -особенности смертности населения России и обусловленные ей потери человеческого капитала в 90-е годы.
В диссертационном исследовании были использованы Доклады ПРООН о человеческом развитии, материалы ВОЗ, Всемирного Банка, официальные документы Правительства России о стратегии социально-экономических реформ, Доклады о социальном положении и состояния здоровья различных групп населения, публикации отечественных и зарубежных, авторов по проблемам человеческого развития, различным аспектам формирования человеческого капитала и динамике отдельных элемен-
тов человеческого капитала в России в 90-е годы. Эмпирическую базу исследования составили данные официальной статистики смертности в разрезе возрастных групп, отдельных причин смерчи но России в целом и регионам за 1989-1999 г. Достоверность полученных результатов обеспечена надежностью и адекватностью задачам источников информации и аналитических методов исследования.
Научная новизна работы заключается в том, что:
Выявлены основные подходы к роли человеческого фактора в концепциях экономической модернизации; установлена логика последовательной эволюции концепций: от фактора экономического роста - к цели развития; определены источники эволюции с акцентом на опыт трансформации развивающихся экономик, доказавшим действенность «перестройки с человеческим лицом».
Установлена неэффективность концепции экономической модернизации России по критерию издержек человеческого капитала в его демографическом измерении, основными признаками которой являются: а) увеличение потерь, как за счет роста смертности, так и в результате ее омоложения; б) качественные деформации структур и причин смертности; в) формирование прогностически неблагоприятного долгосрочного тренда смертности.
Обоснован феномен «кризисного) типа смертности 90-х годов, который проявляется: в причинах смертности (поворот к архаичной структуре смертности с доминированием экзогенных и внешних причин); в возрастных особенностях (максимальные темпы роста смертности и поколении 20-34-летних, выросших в период реформ); в региональной специфике (размывание полюса неблагополучия за счет территорий Европейского Севера и Центра России, утративших позиции в годы реформ); в тендерных особенностях смертности этого периода (формирование женского неблагополучия смертности, преимущественно в старших возрастах, связанного с насильственными причинами)
Полученные выводы могут быть использованы органами законодательной и исполнительной власти при формировании политики, направленной на усиление социальной ориентированности переходной экономики. Результаты в отношении особенностей смертности в 90-е годы являются аналитической базой для выработки конкретных решений в области сокращения «избыточных» потерь.
Теории модернизации как экономического роста
Вдохновленные опытом индустриализации СССР многие лидеры «третьего мира» представляли себе проблему отсталости в первую очередь как технико-экономическую. Они, как и российские ученые в конце 80-х годов, первоначально весьма оптимистично оценивали возможности применения современной экономической теории в качестве основы модернизации своих стран, считая, что достаточно ввести дополнительные предпосылки и изменить некоторые параметры в традиционных моделях, чтобы создать адекватную концепцию развития периферии мирового хозяйства.
Как исходная предпосылка предполагалось, что проблемы развивающихся стран аналогичны тем проблемам, которые в прошлом решали страны, ставшие ныне развитыми. Отсюда делался вывод, что можно использовать основные положения классической и неоклассической экономической теории для анализа рыночной среды, а кейнсианские и неокейнсианские модели - для исследования государственного сектора экономики развивающихся стран.
Концепция «порочного круга нищеты» возникла в результате применения теории экономического равновесия для анализа экономик слаборазвитых стран. Понятие «порочный круг нищеты» впервые еще в 1949-1950 г, предложили Г.Зингер и Р.Пребиш. Они попытались связать слаборазвитость с определенным набором взаимосвязанных, экономических и демографических факторов. В 40-50-е годы появились разнообразные варианты теории «порочных кругов нищеты». По Х.Лейбенстайну в их основе - соотношение между ростом численности населения и изменением экономических условий. Другой разновидностью теории «порочных кругов нищеты» являются теории, объясняющие стагнацию узостью внугреннего рынка и/или нехваткой ресурсов для модернизации. Таковы, например, воззрения Р.Нурксе5. Согласно кейн-сианской традиции «порочный круг нищеты» связан с низким уровнем дохода, который, в свою очередь, обусловливает низкий уровень потребления и сбережений. Низкий уровень потребления оборачивается неэффективным спросом, который определяет узость внутреннего рынка и низкие темпы роста инвестиций, а они приводят к низкой эффективности производства, низкой прибыльности и низким стимулам к росту производства, что, в конечном счете, объясняет невысокий доход6. Справедливости ради необходимо заметить, что ряд исследователей связывают отсталость с институциональными условиями, в частности, с низкой квалификацией рабочей силы и неразвитостью систем народного образования и профессиональной подготовки («круг отсталости» Б.Кналла), однако эти идеи «тонут» в море чисто экономических моделей.
К «порочным кругам бедности» добавляются «порочные круги» политической нестабильности, когда высока опасность нарушения прав собственности, национализации частных предприятий, введения ограничений на репатриацию прибыли и т.д.
Все это резко повышает трансакционные издержки, не способствует привлечению в страну иностранных инвестиций, обусловливает бегство за границу национального капитала. Низкие объемы инвестиций приводят к стагнации или даже падению национального производства, высокому уровню инфляции и, кроме всего прочего, к увеличению доли люмпенизированного населения и усилению социальной напряженности. Рост бедности и обострение социальных конфликтов - питательная среда для идей экстремистских группировок, а это создает угрозу резких политических изменений со всеми вытекающими последствиями.
Для теории порочных кругов нищеты характерен ряд недостатков , наиболее существенные из которых следующие. Во-первых, в этих «кругах» причина сливается со следствием и каждый последующий фактор не связан строгой каузальной зависимостью с предыдущим. Отсюда - неполнота набора ограничивающих факторов и незавершенность цепей, многие из которых в действительности представляют собой, скорее, спираль, нежели «круг». Во-вторых, анализ этих цепей, как замкнутых кругов, обосновывает идею о фатальной неизбежности внешнего толчка для выхода из состояния квазистабильного равновесия. Неудивительно, что логическим продолжением теории «порочных кругов нищеты» стала концепция перехода к самоподдерживающемуся росту.
При всей абстрактности теории «порочного круга нищеты» обращает на себя внимание тот факт, что многие представители этого направления делают акцент на опасности снижения среднедушевого дохода. Аналогичная ситуация сложилась и в пореформенной России, правда не в результате быстрого роста населения, оно сокращается, а в результате еще более быстрого сокращения ВВП. Вследствие этого Россия все ниже и ниже сдвигается по уровню ВВП на душу населения, пропуская вперед все новые и новые страны «третьего мира». Сейчас по показателю ВВП на душу населения (с учетом паритета покупательной способности доллара) Россия находится на одном уровне с такими странами, как Иордания, Марокко, Свазиленд и, что особенно тревожно, заметно ниже среднемирового уровня8.
Концепция самоподдерживающегося роста была сформулирована американ ским ученым У.Ростоу в 1956 г. Ее главная идея заключалась в обосновании перехода от традиционного к современному обществу западного типа , который включал несколько стадий. Первоначально У.Ростоу предлагал выделять пять стадий: 1) «традиционное общество» (the traditional society); 2) период создания предпосылок для «взлета» (the preconditions for take-off); 3) «взлет» (the take-off); 4) движение к зрелости (the drive to maturity); 5) эпоха высокого массового потребления (the age of high mass consumption). В своей более поздней работе «Политика и стадии роста» (1971) У.Ростоу добавляет шестую стадию - стадию «поиска качества жизни», когда на первый план выдвигается духовное развитие человека. Тем самым он пытался наметить перспективу развития индустриальных стран Запада. Критериями выделения стадий служили преимущественно технико-экономические характеристики: уровень развития техники, отраслевая структура хозяйства, доля производственного накопления в национальном доходе, структура потребления и т.д.
Человеческое развитие
Во второй половине 80-х г. идеи о том, что люди и их развитие являются не только средством, но и важнейшей целью общественного прогресса, стали получать все более широкую поддержку в экономических исследованиях, разработке национальных программ развития и проектов международного сотрудничества. Принципи альное влияние на становление рассматриваемой концепции, на формирование современною представления о развитии как о процессе, в центре которого находится человек, наиболее полное осуществление его прав и потребностей, развитие и реализация способностей и талантов, оказали теоретические разработки А.Сена и его концепция «расширения человеческого выбора»45. Центральная идея этой концепции состоит в том, что благосостояние должно оцениваться по возможности людей вести такую жизнь, которую они считают достойной, а не по уровню дохода в расчете на душу населения. Доход должен рассматриваться не как конечная цель, а как средство, расширяющее выбор человеком той цели и того образа жизни, которые он считает предпочтительным.
Заметим, что возможности и выбор тесно взаимосвязаны между собой и со свободой: как негативной (такой, как свобода от голода), так и позитивной (например, свободой полнее осуществлять собственные жизненные устремления) Однако в вопросе создания условий для свободного развития личности между исследователями нет единства мнений. А.Сен с определенной долей условности делит концепции свободы на позитивную и негативную, инструментальную и истинную. Свободу как средство достижения целей он называет инструментальной, а свободу значимую саму по себе - истинной свободой46. К сторонникам первой он относит М.фридмена и И.Бентами, к сторонникам второй - А.Смита, К.Маркса и некоторых других (схема). му ориентация на человеческое развитие требует развития свободы не только как средства, но и как цели, которая важна сама по себе. Важна и степень реализации свободы на уровне личности, общества и в глобальном масштабе (на международной арене). В своей последней работе Л,Сен прямо заявляет, что, в конечном счете, развитие - это вопрос свободы48
При такой аргументации расширение предложения товаров и услуг может способствовать расширению возможностей человека, а, в конечном счете - свободы, но это происходит косвенно и нс является самоцелью. Более того, хотя увеличение производства и доходов действительно способствует развитию человеческого потенциала, это происходи! все медленнее. Го есть способность материального обогащения расширять возможности людей дает все меньшую отдачу. Это не значит, что следует исходить из уменьшающейся, маргинальной пользы доходов, Главный принцип, на основе которого разрешаются противоречия между максимизацией богатства и человеческим развитием, формулируется следующим образом: «Национальное богатство может расширить возможности выбора для людей. Этого, однако, может и не произойти. Определяю)ним здесь является не само по себе богатство, а то, как его используют разные страны. И до тех пор, пока общество не осознает, что основное его богатство - это люди, излишняя озабоченность производством материальных благ бу-дет заслонять конечные цели обогащения жизни людей» .
Таким образом, концепция человеческого развития объединяет решение вопросов производства и распределения товаров и услуг с решением вопросов формирования и использования способностей и возможностей людей, рассматривая развитие человеческих способностей как конечную цель общественного прогресса безотносительно к их влиянию на производство дохода. Исходя из этого, концептуальная схема человеческого развития построена на следующих четырех основных элементах50.
Продуктивность Люди должны иметь возможность повышать продуктивность своей деятельности, полноценно участвовать в процессе формирования дохода и трудиться за денежное вознаграждение. Поэтому экономический рост, динамика занятости и заработной платы являются Составляющими моделей человеческого развития. Равенство. Все люди изначально должны иметь равные возможности. Все барьеры, связанные с полом, расой, национальностью, классовой принадлежностью, происхождением, местом проживания, уровнем благосостояния и т. п., препятствующие обретению возможностей в экономической и политической жизни, должны быть ликвидированы, с тем, чтобы люди могли принимать участие в реализации этих возможностей и пользоваться их благами.
Устойчивость. В основе этого элемента концепции лежит принцип «универсализма человеческих прав», согласно которому доступ к возможностям должен быть обеспечен не только нынешним, но и будущим поколениям. Надлежит обеспечить восполнение всех видов капитала - физического, человеческого, экологического, не оставляя в наследство долгов, по которым придется платить будущим поколениям. Такие долги могут принимать следующие формы: финансовую, обусловленную долговременными внешними или внутренними займами; социальную, вызываемую пренебрежением инвестициями в развитие человеческого потенциала; демографическую, связанную с продолжением неконтролируемого роста численности народонаселения (или с долговременной масштабной депопуляцией); экологическую, порожденную необратимым истощением природных ресурсов или загрязнением окружающей среды.
Устойчивость включает проблему справедливого распределения возможностей развития между нынешним и будущими поколениями, а также внутри каждого поколения, не приносящего чьи-либо интересы и потребности в жертву каким-либо другим. Вместе с тем, эта справедливость является равенством возможностей, а вовсе не обязательно равенством конечных результатов, поскольку реализация возможностей является вопросом собственного выбора каждого поколения.
Причины преждевременной смертности
В задачи этого раздела входило определить, за счет каких причин смерти был обусловлен наблюдаемый рост смертности, что позволило бы оценить избыточную смертность в России и на ее территориях, а также определить возможные резервы ее снижения.
Основное место в структуре смертности населения составляют болезни системы кровообращения. Смертность российского населения от сердечно-сосудистых заболеваний до 1992 г. изменялась весьма незначительно, затем начался рост показателя, и в 1994 г. был зафиксирован максимум кардиологической смертности, составивший 1130,7 на 100000 в женской и 666,7 на 100000 в мужской популяциях. Таким образом, смертность от болезней системы кровообращения в 1994 г, была соответственно в 1,3 и 1,2 раза выше, чем в 1989 г. Затем искомый показатель несколько снизился, но в 1999 г. был зафиксирован новый его рост (рис. 1). Таким образом, в 1989-1999 гг. наблюдался рост смертности российских мужчин на 17,4%, женщин - на 10,1%.
Средний возраст российских мужчин, умерших от болезней системы кровообращения, в 1989-1994 г. снизился на 5,4 года, женщин - на 2,6 года, от максимума в 1989 г. (соответственно 71,7 и 78,7 года) до минимума в 1994 г. (соответственно 66,3 и 76,1 года). Затем начался некоторый рост показателя, но в 1999 г. наметилась противоположная тенденция, и в результате в 1999 г. средний возраст российских мужчин, умерших от сердечно-сосудистых заболеваний, был на 3,4 года, женщин - на 1,8 года выше, чем в 1989 г. (табл. 2).
В 90-е годы смертность населения России от сердечно-сосудистых болезней была обусловлена в основном сосудистыми поражениями мозга и атеросклерозом. Определенный вклад вносил также инфаркт миокарда. Смертность российского населения от цереброваскулярных болезней снижалась до 1991 г., и в 1991 г. достигла минимума. В 1991-1994 гг. смертность мужчин выросла в 1,3 раза, женщин - в 1,2 раза, и достигла в 1994 г. максимума. Затем показатель снижался до 1998 г., в 1999 г. наметился новый рост показателя. Таким образом, в 1989-1999 гг. смертность российских мужчин выросла на 13,9%, женщин - на 13,3% (табл, 3). Средний возраст умерших от сердечно-сосудистых поражений мозга в 1989-1994 гг. снижался, а во второй половине 90-х годов опять несколько вырос, но не достиг уровня 1989 г. В 1989-1999 гг. средний возраст российских мужчин, умерших от цереброваскулярных болезней, снизился на 2,1 года, женщин - на 1 год (табл. 2).
Смертность российского населения от атеросклероза снижалась до 1992 г., когда был зафиксирован минимум показателя, как в мужской, так и в женской популяциях. В 1992-1994 гг. смертность российских мужчин от атеросклероза выросла на 20,6%, женщин - на 12,7% и достигла в 1994 г. максимума. Затем показатель снижался до 1998 г., а в 1999 г. опять начал расти. Таким образом, в 1989 и 1999 г. смертность российского населения от атеросклероза была практически одинаковой - соответственно 259,1 и 261,6 на 100000 - в мужской и 176 и 174,7 на 100000 - в женской популяциях (табл. 3). Средний возраст российского населения в 1989-1999 гг. снижался, во второй половине 90-х годов опять вырос, не достигнув, тем не менее, уровня 1989 г. Таким образом, в 1989-1999 гг. средний возраст российских мужчин, умерших вследствие атеросклероза, снизился на 2,6 года, женщин - на 1,3 года (табл. 2).
Смертность российского населения от инфаркта миокарда в 90-е годы проявила некоторую (хотя и не всегда последовательную) тенденцию к снижению (для мужчин эта тенденция была более выраженной), однако в последний год исследования она выросла и в мужской и в женской популяциях (табл. 3). Отметим, что максимум смертности российского населения от инфаркта миокарда наблюдался в 1990 г. и составил 68,7 и 25 на 100000 соответствующего населения. В 1999 г. искомый показатель составлял 62,9 и 24,5 на 100000 соответствующего населения. В 1999 г. средний возраст российских мужчин, умерших от инфаркта миокарда, был на 0,8 года ниже, чем в 1989 г., женщин - вырос на 0,4 гола (табл. 2).
Новообразования - единственный класс заболеваний, смертность от которых, хотя и весьма незначительно, снизилась (рис. 2). В 1999 г. онкологическая смертность мужского населения была на 7,6%, женского - на 1,6% ниже, чем в 1989 г. При этом, однако, смертность «помолодела»: особенно заметно этот процесс протекал до 1994 г,, когда средний возраст умерших от новообразований снизился на 2,2 года для мужчин и на 1,4 года для женщин. До 1998 г. показатель несколько вырос, но к 1999 г. опять началось его снижение, и в 1999 г. средний возраст российских мужчин и женщин, умерших от новообразований, снизился на 0,7 года (табл. 5).
Региональные особенности
В 1989 г. наблюдался более чем двукратный разброс мужской смертности по российским территориям - от 1237,1 в Дагестане до 2557,2 в Магаданской области на 100000 соответствующего населения. К территориям с низким уровнем смертности мужчин в 1989 г. относились северокавказские (Дагестан, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Адыгея) и поволжские (республики Татарстан, Чувашия, Башкортостан, Волгоградская и Оренбургская области), а также Белгородская и Тюменская области. К неблагополучным российским регионам в этот период можно было отнести дальневосточные (Магаданская, Камчатская, Сахалинская и Еврейская автономная области, Хабаровский край, Чукотский автономный округ) и сибирские (Красноярский край, республики Тува и Алтай) территории, а также республики Европейского Севера (Карелия и Коми). Как уже указывалось, к 1994 г. смертность мужчин в России достигла максимума, однако темп роста ее на российских территориях весьма существенно различался, Так, наиболее низкие темпы роста смертности мужского населения в 1989-1999 гг. были зафиксированы в Чукотском автономном округе, Магаданской области, Хабаровском и Красноярском краях (т.е. очень неблагополучных территориях), с одной стороны, и в республиках Дагестан, Кабардино-Балкария, Адыгея (наиболее благополучных) - с другой. Интересно, что очень низкие темпы роста мужской смертности в 1989-1994 гг. были зафиксированы в Ставропольском, Краснодарском краях н республике Калмыкия, благодаря чему эти территории, мужская смертность на которых в 1989 г. была явно повышенной, к 1994 г. оказались в числе вполне благополучных. Высокие темпы роста отмечались на территориях европейского Севера (республики Карелия и Коми, Псковская, Ленинградская, Архангельская, Новгородская, Пермская области), явно за счет кардиологической смертности, а также в Сахалинской и Читинской области - за счет травматизма.
В 1994-1998 гг. смертность мужчин снизилась, но темпы этого снижения на российских территориях также существенно различались. Наиболее медленно снижалась смертность жителей неблагополучных Камчатской, Магаданской, Сахалинской, Пермской областей и республик Коми, Карелия и Алтай, а также вполне благополучных Москвы и Санкт-Петербурга. Наиболее быстро - в наиболее благополучных Кабардино-Балкарии, Дагестане, Адыгее, Калмыкии, Северной Осетии, Волгоградской, Брянской и Астраханской областях и Ставропольском крае.
Отмеченный в последний год исследования рост смертности мужчин наименее сказался на «экстремальных» территориях - с одной стороны, в их числе оказались Чукотский автономный округ, Магаданская и Камчатская области, республика Хакасия, с другой - Северная Осетия, Дагестан, Татарстан, Кабардино-Балкария, Адыгея, т.е. на территориях с наиболее высокими и наиболее низкими значениями смертности. Наиболее высокими темпами в последний год исследования росла смертность мужчин в очень неблагополучных Ивановской, Архангельской, Владимирской, Ленинградской, Ярославской, Читинской, Еврейской автономной областях, а также в республиках Тува и Карелия. В этот период очень резко выросла смертность в Санкт-Петербурге. Общие темпы изменения смертности мужчин в 1989-1999 гг. были весьма низки в Ставропольском крае, где показатель в 1989 и 1999 гг. были практически одинаковыми, и республике Калмыкия, где смертность выросла крайне незначительно, благодаря чему, как было указано выше, эти территории переместились из числа регионов с высокой в регионы с низкой смертностью. Смертность в Чукотском автономном округе, Магаданской и Камчатской областях в 1999 г. была ниже, чем в 1989 г., в Хабаровском, Алтайском и Красноярском краях она выросла крайне незначительно, т.е. темпы роста мужской смертности на этих территориях были минимальными, Наиболее высокими темпами росла смертность в Псковской, Брянской, Ивановской, Новгородской, Смоленской, Архангельской, Тульской, Владимирской и Ярославской областях, т.е. на обжитых русских территориях с демографически старым населением.
Таким образом, в 1999 г. смертность российских мужчин варьировала от 1345,9 в Дагестане до 2654,4 в Туве на 100000, т.е. 2-кратно. В число территорий с низкой смертностью мужчин в 1999 г. вошли, кроме Дагестана, Адыгея, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Ставропольский край и Калмыкия (смертность мужчин на 2 последних территориях в 1989 г. была одной из самых высоких в России), а также Татарстан, Москва, Санкт-Петербург и Тюменская область. Интересно, что Тюменская область - одна из немногих зауральских территорий, в 90-е годы стабильно входящих в число регионов с низкой, по российским меркам, смертностью. Высокая смертность мужчин в 1999 г. была отмечена в республике Тува, Псковской, Новгородской, Ивановской, Тверской, Ленинградской, Тульской, Иркутской, Владимирской, Архангельской областях, а также в Карелии,
Интересно, что список неблагополучных территорий 1999 г. принципиально отличается от такового в 1989 г. (рис. 21). В первый год исследования наиболее высокая мужская смертность отмечалась на сибирских и дальневосточных территориях с относительно молодым населением, т.е. в значительной степени была обусловлена травмами и отравлениями, в последний практически весь список неблагополучных регионов (кроме неизменной республики Тува и Иркутской области) представлен давно обжитыми областями Европейского Севера со старым населением, т.е. высокий уровень смертности здесь обусловлен в основном сердечно-сосудистыми заболеваниями. Низкая смертность женщин в 1989 г. была отмечена на Северном Кавказе (Дагестан, Северная Осетия, Адыгея), в Поволжье (Татарстан, Мордовия), и в южнорусских областях (Белгородская, Воронежская области), высокая - в Сибири и на Дальнем Востоке (Чукотский автономный округ, республики Тува, Якутия и Алтай, Магаданская, Камчатская, Сахалинская и Еврейская автономная области, Хабаровский, Красноярский и Приморский края). В первый год исследования наблюдался 2,2-кратный разброс показателя - от 671,3 в Дагестане до 1481,4 в Чукотском автономном округе на 100000.
