Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мирохозяйственная стратегия и практика Китая в историко-политическом контексте 30-79
1. Особенности формирования мирохозяйственного курса КНР 30-53
2. Роль политических мотивов 54-79
Глава 2. Параметры взаимодействия с мировой экономикой 80-119
1. Количественные характеристики роли внешних факторов 80-92
2. Основные хозяйственные и внешнеэкономические показатели 93-119
Глава 3. Конкурентоспособность хозяйства Китая 120-162
1. Ценовые параметры 120-135
2. Особенности конкурентоспособности КНР
Глава 4. Внешнеэкономические аспекты развития 163-210
1. Техническая независимость 163-181
2. Современные инвестиционные приоритеты 181-194
3. Хозяйственная деятельность за рубежом 194-210
Глава 5. Региональные различия 211-254
1. Внешнеэкономические факторы
в развитии регионов Китая 211 -229
2. Сянган - специализированная часть китайского хозяйства 229-254
Заключение 255-277
Приложения 278-300
Библиография
- Особенности формирования мирохозяйственного курса КНР
- Количественные характеристики роли внешних факторов
- Ценовые параметры
- Техническая независимость
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется растущей я меняющейся ролью Китая в мировой экономике. Выработка адекватной политики в отношении КНР становится на современном этапе важной для всех государств, но особое значение такой курс имеет для сопредельных стран. Предпринятое исследование позволяет точнее очертить круг проблем, с которыми сталкиваются партнеры Китая, а также их возможности добиться тех или иных целей в диалоге с этой страной - идет ли речь об освоении китайского рынка или о сотрудничестве по международным вопросам. Большое теоретическое и прикладное значение имеют анализ формирования мирохозяйственной стратегии КНР, ее воздействия на международные товарные рынки, а также исследования практики взаимодействия этой страны с частным предпринимательским капиталом, правительственными и международными организациями. Важную роль играют разработки проблематики соотношения внутренних и внешних факторов в экономическом развитии КНР в последние десятилетия, имеющие значение для определения хозяйственного, технологического и политического потенциала этой страны.
Исключительно высокая экономическая динамика Китая в 80-90-е годы и его мирохозяйственные достижения в этот период
привлекли внимание тысяч исследователей. Многие из них связывают перемены в жизни гигантской страны с ее политикой открытости по отношению к внешнему миру, ставшей двадцать лет назад одной из установок Пекина. Действительно, сдвиг в отношениях с соседями по планете государства, некогда славившегося замкнутостью и самодостаточностью, внешне выглядит как фундаментальный, особенно на фоне так называемой автаркической модели, воплощавшейся в Китае в 60-е и в какой-то степени в 70-е годы.
Вместе с тем этот очевидный контраст послужил источником излишне прямолинейных и зачастую поверхностных исследований и заключений, вся методика которых строится на упрощенном понимании открытости как безусловного блага, а замкнутости как ее полной противоположности. Трафаретным стало представление о синхронности открытия и реформ в Китае, а также внутреннем единстве этих явлений, которое обыкновенно предполагается в штампе "либерализация экономики", часто используемом применительно к этой стране без достаточных, как представляется, оснований.
При анализе экономической стратегии КНР в целом, а также отдельных ее инструментов (например, политики использования иностранных инвестиций, создания специальных экономических зон и т.д.) часто происходит смешение понятий цели и средств, Официальная формула "реформы - сила, развитие - цель, стабильность - гарантия", отводит реформам чисто инструментальную (отнюдь не целевую) роль. Следует, кроме того, иметь в виду, что слово "реформа" использовалось и используется в КНР и в чисто пропагандистском значении ("не было бы компартии, не было бы и реформы"), и с сугубо церемониальными целями
("обмен опытом реформ с Россией"), и просто с меркантильными намерениями или при политических маневрах.
Современные зарубежные исследования китайского хозяйства нередко демонстрируют растерянность специалистов, применяющих стандартные подходы. Например, представитель Мирового банка Викрам Неру (Vikram Nehru) отмечал в докладе 1997 г: "На микроуровне виден хаос, на макроуровне это каким-то образом работает"1. Продолжается и имеющая определенное отношение к Китаю дискуссия вокруг причин экономического подъема стран Юпь Восточной и Восточной Азии (ЮВВА) в последние тридцать лет. Объяснения этого явления, пишет МБергер "продолжают прибывать от англо-американского либерализма, представляющего быструю индустриализацию региона как оправдание фритредерской модели кагаггалистического развития. Менее влиятельные, но также известные ученые рассматривают успехи Восточной Азии в качестве примера воплощения неокейнсианства. Одновременно растущее число исследователей в Северной Америке, Австралии и Европе относят подъем региона главным образом на счет конфуцианства или других расово-культурных характеристик. С последними подходами часто связаны откровенно расистские рассуждения, в которых подъем Востока, особенно Японии (а теперь и Китая), выглядит как угроза Западу"2. Есть и авторы, относящие успехи НИС главным образом на счет политических причин. "Просто существует непонимание причин
1 China 2020. World Bank. Wash., 1997. P.26.
2 Berger M.T. The Triumph of the East? The East Asian Miracle and Post-Cold
War Capitalism/ The Rise of East Asia: Critical Visions of the Pacific Century.
Ed. by Berger M.T., Borer D.A. L.: Routledge, 1997.
успехов этих экономик, - пишет австралийский специалист К.Лингл. -Рискну заметить, что очень динамичный рост в Восточной Азии был сочетанием обстоятельств и везения. Главным образом экспортные способности этих стран опирались на привилегированный доступ на североамериканский и западноевропейский рынки. Открытость государств региона отражала лишь реалии холодной войны: стратегические интересы требовали, чтобы азиатские партнеры стали экономически сильными4".
В действительности весь довоенный и послевоенный опыт
вхождения Китая и новоиндустриальных стран и территорий (НИС) в
современный мир, а также последняя четверть века дают
свидетельства куда более сложных взаимодействий между
внутренними преобразованиями и внешнеэкономической сферой.
Реакция производительных сил, населения и руководства страны на
внешние возможности и воздействия часто бывала неоднозначной.
Отнюдь не столь простыми оказываются при ближайшем
рассмотрении и отношения между внутренними хозяйственными
преобразованиями и частичной либерализацией
внешнеэкономических связей в последнее двадцатилетие. Так, реформы в КНР начались в том числе и с усиления централизации в промьшшенности, а введение хозрасчета в индустрии, продолжающееся до сих пор, стартовало спустя пять лет после запуска программы создания специальных экономических зон и законодательного оформления совместного предпринимательства с участием иностранных инвесторов в 1979 г. Увеличение притока зарубежных предпринимательских инвестиций в китайское хозяйство в 1990-1992 гг. сопровождалось рецентрализацией внешней торговли
3 LingleCh. Import to Grow! Asiaweek. 17.09.1999. P.63.
многими товарами и резким ужесточением внешнеэкономического регулирования. Волны некоторого смягчения внешнеторговой политики Пекина на одних направлениях нередко совпадали с усилением централизованного контроля и протекционизма в других сферах и т.д,
Актуальность исследования связана, таким образом, с необходимостью более тщательного, выходящего за ставшие стандартными рамки анализа процесса взаимодействия китайского хозяйства с внешним миром. Злободневность темы повысилась в наши дни, когда финансово-экономический кризис в тихоокеанской Азии, случившийся в 1997-1998 гг., часто и не без оснований рассматривается как кризис чрезмерно открытых экономик, а относительно благополучное положение китайского хозяйства - как пример устойчивости самодостаточной, а потому более защищенной страны. Творчески развивая "открытую политику", КНР выработала богатый арсенал эффективных средств взаимодействия с мировым хозяйством, в том числе в условиях низкой конъюнктуры, спадов и депрессий.
Теоретические и методические основы исследования. Для начала, на мой взгляд, нужно, в частности, ясно разделить понятия "реформ" и "открытия". Во-первых, из практики многих стран, включая Россию прошлого века и СССР 20-х годов, США после кризиса 1929 г. (достаточно вспомнить повышение импортных пошлин на 70% в 1930 г. по закону Смита-Хаули) и т.п., хорошо известно, что преобразования в хозяйстве лучше и легче проводить за протекционистским барьером. Во-вторых, ритмы двух процессов -реформирования и открытия - в Китае ^не совпадали: открытие
происходило более плавно и осторожно даже на фоне общепризнанной постепенности внутренних китайских реформ.
Нынешний подъем Китая, по-видимому, носит целостный, цивилизацйонный характер, затрагивая экономику, политику, науку и технику, культуру и т.д. В этом движении непросто выделить отдельные составляющие, например, "развитие", "рост", "реформы", "модернизацию". Наиболее адекватными представляются понятия "рост" и "развитие", поскольку они особенно хорошо передают динамичный характер явлений, происходивших в Китае в последнюю четверть XX в. Что касается последнего десятилетия XX в., то именно стабильный экономический рост был главной особенностью КНР, ярко выделив эту страну среди десятков государств, проводивших те или иные реформы, как правило, сопровождавшиеся крупными сбоями в экономической динамике или глубокими кризисами. Понятия "рост" и "развитие" свободны от отмеченных выше и многих других изъянов толкования хозяйственных процессов в Китае в его взаимодействии с внешним миром, в которых на первый план выдвигается либерализация экономики. Эти дефиниции лучше отражают и общий подход, сложившийся в экономической школе отечественного востоковедения, где уже длительное время ведется разработка понятий роста и развития, а также предпринимаются попытки комплексного, методологически интегрированного анализа хозяйственных проблем в широком историко-культурном и политико-идеологическом контексте. Автор в первую очередь опирался на разработки советских и российских экономистов-востоковедов А.З.Арабаджяна, Е.А.Браганой, Е.В.Бубенцова, С.А.Былиняка, А.И.Динкевича, И.С.Дьяковой, В.К.Зайцева, ЛЗЗевина, В.А.Исаева,
В.А.Мельянцева, ІХПМоисеева, А.С.Мугрузина, И.Н.Наумова,
щ О.Е.Непомнина, А.М.Петрова, В.Я.Портякова, В.Б.Рамзеса,
В.Г.Растянникова, Л.И.Рейснера, Г.И.Старченкова, С.В.Степанова, Г.Д.Сухарчука, СИТюльпанова, Н.А.Ушаковой, Л.А.Фридмана, Г.К.Широкова, А.Я.Эльянова, В.А.Яшкина и других. Учитывая, что подъем Китая в последние двадцать лет носит всеобъемлющий характер, а также исключительно большое значение политики в мирохозяйственных связях КНР (достаточно упомянуть стержневую для их развития в последние двадцать лет установку "одно
*v государство - две системы") для исследования темы привлечен и
обширный массив научной литературы, касающейся цивилизационно-культурных и политических аспектов отношений Китая с другими государствами и территориями.
Комплексный востоковедческий подход привлекателен совмещением имеющегося багажа знаний о мировой экономике с анализом специфики модернизационных процессов на Востоке, особенностей хозяйств Азии, вытекающих из природных,
# демографических и культурных черт традиционных обществ,
хозяйственного менталитета и общего мировоззрения их членов.
Популярность тематики, связанной с анализом китайского хозяйства и его местом в мировой экономике, а также с политическими аспектами подъема КНР, имела в 90-е годы, по крайней мере, два следствия. С одной стороны, произошел настоящий взрыв числа публикаций о Китае вследствие подключения к исследованиям в данной области очень большого числа экономистов и международников, ранее не занимавшихся китайской
^ проблематикой. Эта волна породила немало свежих идей и оценок,
огромное количество межстрановых сопоставлений. С другой
стороны, значительная часть китаеведов со стажем, отмечая невысокую страноведческую осведомленность "новой волны" в синологии, сосредоточилась на подчеркивании исторической и социально-экономической специфики Китая. Возникли не всегда продуктивные дискуссии по поводу общего и особенного в хозяйственном поведении Китая. Складывается парадоксальная картина: динамичный рост в азиатской стране оказался предметом столкновения нередко противоположных взглядов относительно примата или универсальных (общемировых) или, напротив, индивидуальных (специфически китайских) тенденций. При этом вне поля зрения остается собственно восточная (азиатская) составляющая хозяйственного развития и экономической политики в КНР. То же можно сказать и о понимании мирохозяйственной стратегии Китая, формировавшейся под влиянием ближайшего окружения, а также на основе анализа достижений и проблем в этой сфере у со<*дних стран и территорий. В результате представления о месте хозяйства крупнейшей страны в мировой экономике обедняются, происходит неправомерное отделение предмета от окружающего его мира, политика открытости редко воспринимается как вписывание КНР прежде всего в модернизирующуюся Азию. Между тем никаких особых секретов хозяйственная и внешнеэкономическая практика Китая в последние двадцать-двадцать пять лет не содержит. Успехи и неудачи этого государства вполне объяснимы, если приложить к ним теоретические представления и эмпирические наблюдения, касающиеся хода промышленной революции в странах Запада и Востока, характера взаимозависимости в современном мире, истории "зеленой революции", способов адаптации азиатских стран к научно-
техническому прогрессу, углублению международного разделения труда и т.д.
Поэтому представляются малопродуктивными стравнения Китая с развитыми странами, а также неубедительным распространенный в зарубежных и российских публикациях тезис об "отставании" КНР от европейских "переходных" стран или повторении Китаем пути СССР. Например, В.Малышев и Р.Рахлина пишут: "Китай на данном этапе развития (вслед за СССР на предыдущем) демонстрирует возможное расхождение выводов о потенциале страны при его оценке по объемным показателям и по показателям эффективности"4. Внешнеэкономическая полноценность китайского хозяйства (важнейший показатель эффективности в современном мире, в корне отличающий Китай от позднего СССР) в приведенной оценке явно не учитывается. Замечу, что превосходство Пекина в этой области (в том числе информационное) связано, помимо прочего, с богатым опытом, приобретенным в Сянгане (Гонконге) в послевоенный период, а также плодотворными наблюдениями за сильной внешнеэкономической политикой Тайваня, Южной Кореи, сооответствующими заимствованиями и т.д.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые в отечественном востоковедении осуществлена комплексная оценка взаимодействия мирового и китайского хозяйства, учитывающая многообразные изменения в ситуации, происходившие в 80-90-е годы. В научный оборот введен и проанализирован обширный материал, касающийся исторических и политических особенностей
4 Малышев В., Рахлина Р. "Пятерка" и Китай: сопоставительный прогноз экономического развития на период до 2015 года// Вопросы экономики. 1998. № П.С.151.
внешнеэкономического курса КНР, конкурентоспособности хозяйства этой страны, роли внутренних и внешних факторов в ее развитии. Подробно рассмотрены конкретные механизмы, обеспечившие реализацию целей мирохозяйственной политики Китая в последние десятилетия.
Во второй половине 90-х годов был зафиксирован, как представляется, качественный сдвиг в положении Китая в мировом хозяйстве, подготовленный полутора десятилетиями движения по пути преобразований. Суть и последствия этого сдвига поняты еще не до конца. Причиной тому - стереотипность подходов к оценкам экономического и мирохозяйственного потенциала КНР.
При анализе меняющегося места Китая в современном мире, по-видимому, не следует руководствоваться представлениями об этой стране как о легко типологизируемой части геоэкономических или геостратегических пространств. Рассматривая даже относительно удачные современные типологии, предусматривающие деление мира на всевозможные зоны (к примеру, "евразийскую", "тиxooкeaнкyю^ "посткоммунистическую" или "новый неоиндустриальный Восток", "сырьевой (глубокий) Юг", "деструктивную параэкономику" и т.п.5), легко обнаружить, что КНР не вписывается в предлагаемые схемы, в том числе в силу гигантских масштабов, структурных особенностей и богатейшего разнообразия хозяйства.
Новизна ситуации состоит и в том, что даже квалификация Китая как развивающейся страны (хотя официально КНР по-прежнему относит себя к этой группе, имеет соответствующий статус
5 Неклесса А. И. Постсовременный мир в новой системе координат// Восток. 1998. № 2. С.45,48,49.
в ряде международных организаций и добивается его сохранения, в частности, при вступлении в ВТО) уже не вполне адекватна. Например, недавние опросы руководителей предприятий в прибрежных провинциях Китая показали, что большинство этих, как правило, хорошо знакомых с зарубежьем людей оценивают свою страну как "развитую", а часть (15%) - даже как "очень развитую^. Высокие самооценки также порождают сомнения. Уязвимо по ряду причин и отнесение КНР к группе новоиндустриальных стран и территорий (НИС).
Обычными стали не вполне корректные межстрановые сопоставления, не всегда правомерные выводы о подчиненности тенденций хозяйственного развития Китая неким общим закономерностям, складывающимся при существенно иных условиях. Вряд ли нужно приветствовать неаргументированное игнорирование государственной идеологии КНР, в том числе в ее социалистической части. "Практика упомянутых стран, - пишет академик О.Т.Богомолов, - не дает однозначного ответа. Венгрия, Китай, Словения, Вьетнам, Словакия выбрали поэтапное и более или менее постепенное введение рыночных механизмов, тогда как в остальных посткоммунистических странах, по крайней мере на первых порах, превалировали шоковые методы"6. Замечу, что, неизменно оказываясь "специфичным" среди "переходных" и "посткоммунистических" стран, Китай лишний раз показывает условность и ограниченность подобных классификационных признаков.
6 Богомолов О. Т. Опыт рыночных реформ в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ. М., 1997. С.14.
Интересно, например, что в Сингапуре не торопятся относить Китай (а также Вьетнам) к "посткоммунистическим" или "переходным" странам, уважая государственную идеологию соседнего государства. В 1997 г., выступая на одной из конференций по конфуцианству, министр информации и культуры Сингапура Дж. Яо выразился так: "Конфуцианству предстоят три великих адаптации - к марксизму-ленинизму, демократии и равенству наций в межгосударственных отношениях...В КНР марксизм-ленинизм уже обеспечил стабильность не без помощи некоторых конфуцианских принципов". Говоря же о приспособлении к "всеобщности закона как принципу демократии", Дж. Яо заключил, что к этой идее конфуцианству приспособиться нелегко, поскольку "в последнем Правила извечно главенствовали над Законом"7.
Впрочем, выяснение вопроса о том, к какой группе государств
должен быть причислен быстро меняющийся Китай, не самая главная
задача работы. Важнее прояснить ряд пропорций и, соответственно,
понятий, так или иначе касающихся проблем участия КНР в
мирохозяйственных связях. К ним можно отнести такие часто
встречающиеся термины, как "глобализация",
"интернационализация", "интеграция", "открытая экономика" и некоторые другие. К сожалению, шаблонное употребление некоторых из них применительно к Китаю может вести к искажению оценок характера, масштабов и темпов экономических изменений в стране, ее нынешней мирохозяйственной стратегии, перспектив этого курса.
Концепция работы. При выборе понятий для определения современной внешнеэкономической политики КНР, с одной стороны, нужно учесть, что уровень протекционизма в этой стране, остается, по
7 Проблемы Дальнего Востока. 1998. № 4. С. 126.
крайней мере, на порядок более высоким, чем в НИС. С другой стороны, наличие в составе государства Сянгана, практически наиболее либерализованного очага азиатского хозяйства (специальный административный район является, помимо прочего, членом ВТО), существенно затрудняет совокупную характеристику политики Китая в рассматриваемой области. И это отнюдь не единственная проблема, возникшая перед исследователями после перехода территории под китайскую юрисдикцию в 1997 г. Немалые методологические затруднения представляет статистический анализ товарных и денежных потоков внутри "расширившегося" Китая, даже терминологическая квалификация привлеченного в страну извне предпринимательского капитала.
Применительно к внешнеэкономическому курсу КНР можно встретить такую, например, формулировку: "Особого внимания, в частности, заслуживает роль государства в формировании свободной от политизации, разносторонней внешнеэкономической политики...осуществление «разумного» протекционизма по отношению к стратегически важным отечественным отраслям и предприятиям"8. Не вполне понятно, зачем нужны кавычки в слове "разумный", а также каким образом политика может быть "свободна от политизации". Впрочем, по сути МПотапов прав, - термин "протекционизм" наилучшим образом отражает характер внешнеэкономической политики современного Китая. Как ни странно, этот очевидный факт оспаривается некоторыми представителями "новой волны" в синологии. В четвертом номере журнала "Вопросы экономики" за 1998 г. опубликована статья
Потапов М. Внешнеэкономическая стратегия Китая: значение китайского опыта для России// Проблемы Дальнего Востока. 1998. № 2. С. 81.
А.Илларионова "Секрет китайского экономического «чуда»". Ее автор приходит к следующему заключению - секрет китайских успехов, оказывается, основан на том, что в 1979-1997 гг. "вопреки широко распространенным представлениям в Китае проводились не постепенные (градуалистские), а либеральные экономические реформы. При этом степень либеральности и радикальности китайских реформ, по всей видимости, не имеет аналогов в мировой истории". В КНР, согласно этому автору, проводилась также "последовательная либерализация внешнеэкономических связей".
В качестве примера терминологических сложностей, возникающих при квалификации внешнеэкономической политики восточноазиатских стран, можно указать на осторожную формулировку "дозированный либерализм". Ее в своей недавней работе выбрал для характеристики международной экономической политики НИС ттрофессор В.А.Мельянцев . Однако даже такая формулировка оказывается весьма уязвимой, принимая во внимание значительные, а то и принципиальные различия (например, между Гонконгом и Южной Кореей) в соответствующей сфере хозяйственного регулирования в этих странах и территориях. Стоит заметить, что не вполне соответствует истории хозяйств стран и территорий ЮВВА и расхожий штамп о нарастании "либерализма" в их послевоенных экономических стратегиях. Фактически первым (и последним) "либеральным" с внешнеэкономической точки зрения
9 Мельянцев В. А. "Восточноазиатская модель" экономического роста: важнейшие составляющие, достоинства и изъяны, М.: ИСАА при МГУ, 1998. С.10, 30.
анклавом среди НИС был Гонконг. А всю имеющуюся историю остальных НИС можно представить и как ограниченное или вынужденное использование элементов открытости в целом протекционистски настроенными правительствами стран ЮВВА. Примерно так же можно подойти и к анализу политики КНР, учитывая, конечно, специфику этой страны и согласившись с В.А.Мельянцевым в том, что "импортзамещение само по себе не является абсолютным злом"10.
Важный элемент концепции - анализ положения китайского хозяйства в годы, предшествовавшие кризису 1997-1998 гг. и во время кризиса Перевернув многие устоявшиеся представления, кризис в ЮВВА, несомненно, обладает и мощным разрешающим действием, демонстрируя новые, а еще чаще старые истины экономической теории и практики. Азиатские экономисты, обсуждая пути стабилизации хозяйства континента после кризиса 1997-1998 гг., все чаще высказывают мысль о необходимости ''деглс^алпизации" -т.е. пересмотра самой модели развития "фундаментальнымн недостатками которой являются неразборчивая интеграция в мировое хозяйство и чрезмерная опора в развитии на зарубежный капитал*11. Острой критике подвергается избыточность сферы обращения. "С начала 80-х годов мы пытались сократить число финансовых учреждений. Нелепо иметь такое количество финансовых шститутов и коммерческих банков в небольшой экономике, - отмечает директор
10 Мельянцев В.А. "Восточноазиатская модель" экономического роста:
важнейшие составляющие, достоинства и изъяны. М.: ИСАА при МГУ,
1998. С.37.
11 Bello W. The Answer: De-Globalize// Far Eastern Economic Review.
29.04.1999. P.61.
Института стратегических и международных исследования в Куала Лумпуре, советник премьер-министра Малайзии Ноордин Сопии (Noordin Sopiee), - лично я оставил бы три'**2.
Все чаще и на Западе появляются аналитические работы, ставящие под сомнение выгоды нарастающей открытости для хозяйств развивающихся стран. Американский исследователь Д.Родрик, например, на обширном статистическом материале показал отсутствие какой-либо связи между уровнем открытости и экономическим ростом13. Для достижения последнего, по мнению этого же специалиста, куда важнее последовательная инвестиционная стратегия и наличие властных структур, способных преодолевать внутриполитические конфликты14. В недавнем докладе Й.Валлерстайна отмечается: "Нет оснований считать, что мировая экономика сегодня более глобализирована, чем на прежних стадиях, в частности, в период 1873-1914 гг." Что же касается "концепции глобализации", то она, по мнению этого ученого, "служит главным образом в качестве риторики с политическими целями: повсеместного снижения уровня заработной платы; устранения государственных ограничений на свободное перемещение капитала; уменьшения перераспределительных функций государства, его расходов (на образование, здравоохранение, гарантии пожизненного дохода). Поскольку эта риторика, - продолжает И.Валлерстайн, - в растущей мере официально бралась на вооружение (особенно в 1985-1995 гг.),
12 Asiaweek. 17.09.1999. R57.
13 Rodrik D. Has Globalisation Gone Too Far? Wash.: Institute of International
Economics, 1997.
14 Rodrik, D. The New Global Economy and Developing Countries: Making
Openness Work. Plymbridge: Johns Hopkins University Press, 1998.
соответствующие изменения в политике отдельных государств (в действительности меньшие, чем это декларировалось) дали социальный откат по всему миру. Поэтому маловероятно, что последуют новые шаги в этом же направленшг .
Предмет и задачи исследования. Исключительно высокие темпы изменения ситуации в ЮВВА в последние годы и даже месяцы заставляют на ходу пересматривать привычные взгляды на сложившуюся там расстановку политических сил и внешнеэкономические тенденции. И если о причинах кризиса 1997-1998 гг. до сих пор ведутся острые дискуссии, то некоторые следствия этих событий выглядят уже вполне определенно, в частности, налицо резкое углубление кризиса сбыта на мировых рынках и обострение здесь конкурентной борьбы. А особое положение КНР, оказавшейся пока куда менее своих соседей затронутой негативными последствиями кризиса - как хозяйственными, так социальными и психологическими, - делает ее экономическую стратегию чрезвычайно привлекательным объектом .изучения.
Некоторые авторы справедливо указывают на то, что причиной устойчивости китайской экономики является низкий уровень финансовой либерализации в КНР1*. Однако только этого объяснения, на мой взгляд, недостаточно - попытка представить более
15 Wallerstein I. The World We Are Entering, 2000-2050. Discussion Notes.
Schengen, Luxembourg. June 4-5,1999. P.9.
,6Lommen Y.F., Tonchev P. China in East Asia: From Isolation to a Regional
Superpower Status. Athens: Institute of International Economic Relations, 1998.
P.31.
полный список причин отмеченного явления - одна из целей настоящей работы.
Главный предмет настоящего исследования - соотношение и взаимовлияние внешних и внутренних факторов в хозяйственном развитии Китая в последние 20 лет и их проекция на нынешнюю ситуацию в Азии. В рамках ретроспективного анализа внимание концентрируется на наиболее типичных и значимых эпизодах, особо сложных проблемах взаимодействия с внешним миром. В пяти главах анализируются пять групп вопросов: принципы мирохозяйственной стратегии и внешнеэкономической политики Китая в их соотношении с практикой; основные параметры участия страны в мирохозяйственных связях; конкурентоспособность экономики КНР; эффективность усилий КНР по достижению технологической самостоятельности и роль этой страны в качестве субъекта процесса глобализации; региональные аспекты внешнеэкономических связей и политика в Сянгане. Одну из главных задач исследования автор видит в выявлении специфики взаимодействия внутренних и внешних факторов в Китае, определении хозяйственных параметров, а также социально-экономических, политических и идеологических компонентов его внешнеэкономического курса.
Большое внимание в работе уделяется второй половине 90-х годов - периоду перехода хозяйства Китая в новое качество и появления кризисных явлений в экономике стран ЮВВА. Автор постарался привлечь максимально возможное число свежих источников информации и ее анализа, так или иначе помогающих раскрытию темы, отводя, быть может, несколько больше места точкам зрения специалистов со стажем - как отечественных, так и зарубежных.
Основные источники и степень изученности темы. В анализ хозяйственной и политической ситуации в тихоокеанской Азии в последние годы много нового внесли Р.Ш.А.Алиев, В.Б.Амиров, В.Белло, МБергер, Д.Борер, Б.Бриджес, В.МКоллонтай, Г.Кристоферсен, П.Кругман, А.Крюгер, В.Лимлиньган, К.Лингл, Э.Литвяк, В.В.Михеев, ММохамад, Д.Родрик, Д.Рой, Н.А.Симония, Р.Скалапино, Н.Сопии, И.Такатоши, ПТомпсон, А.Н.Федоровский, Хао Юйфань, Хуань Гоцун, Ши Минь. Среди работ упомянутых авторов заслуживают внимания публикации П.Кругмана, посвященные проблемам трактовки основ экономического роста НИС, а также причинам восточноазиатского кризиса 1997-1998 гг., в частности его недавняя работа "Возвращение депрессивной экономики"117.
По мнению известного экономиста, валютно-финансовый кризис в тихоокеанской Азии был усугублен политическими ошибками. "Если бы на Уолл-стрит случился кризис, а экономике США угрожало падение, то Федеральная резервная система, -отмечает П.Кругман, - несомненно, резко снизила бы процентную ставку. Вместо этой меры МВФ заставлял азиатские правительства повышать процентную ставку. В результате образовался новый порочный цикл. Проблема, таким образом, заключается в том, что при возникновении паники политика начинает следовать за предрассудками финансовых рынков, а не закономерностям улучшения базисных показателей хозяйства"18. Интересно, что если раньше П.Кругман писал об определенной мере безответственности в
17 Krugman P. The Return of Depression Economics. N.Y.: W.W.Norton & Co., 1999.
кредитовании странами ЮВВА своих хозяйств как одной из главных причин азиатского кризиса, то в новой работе он пересмотрел эту точку зрения. К такому мнению его склонили размышления по поводу наличия в избыточном кредите странам ЮВВА накануне кризиса высокой доли зарубежных вливаний. Заслуживает внимания оценка этим ученым ситуации в мировой экономике накануне 1999 г. Главной опасностью он считал переход дефляции в депрессию. Структурные реформы, с его точки зрения, перестали быть актуальным пунктом для национальных стратегий НИС в тот период. Куда важнее было, на его взгляд, стимулирование спроса, возможно, за счет перехода к инфляционной политике. В своей работе П.Кругман выступил с резкой критикой морализаторов-либералов, особенно некоторых экономистов в США, считающих, что "недемократичная" и "коррумпированная" Азия получила "по заслугам''.
Тем не менее книга П.Кругмана вызвала разные реакции. В своем отклике на нее китайский исследователь Шоун Сюй (Shawn Xu), работающий на совместном предприятии, учрежденном Стройбанком КНР и финансовой группой Морган Стэнли, в частности отмечает: "Я совершенно уверен, что П.Кругман ошибается в своих оценках Китая и причин азиатских проблем. Он применяет к ним лишь экономические теории, разработанные на Западе, без рассмотрения фундаментальной разницы в институциональной среде и культуре. Когда азиатские страны стали осваивать идеи капитализма и рыночной экономики, они не представляли, что эти идеи противоречат тысячелетней философии и культуре. Дружеский (crony) капитализм в Азии - это отражение коллективизма азиатской
The Economist. 17.07.1999. Р.8.
культуры. Это верно не только для Китая, но и для Японии, Южной Кореи и Юго-Восточной Азии...Если бы не недостаток времени -сейчас я очень занят зарабатыванием денег - я бы обязательно написал книгу с подробной аргументацией своей точки зрения"19.
При решении ряда методических вопросов, непосредственно касающихся темы исследования (доля внешней торговли и иностранных инвестиций в ВВП, сравнительные оценки уровня цен в различных государствах, характер современного международного разделения труда и его перспективы), были использованы труды А.В.Аникина, С.Ахмада, С.А.Былиняка, Т.Вольфа, ЛХолдстоуна, Р.Гордона, Жэнь Жоэня, ИКрэвиса, А.Мэддисона, В.А.Мельянцева, С.М.Никитина, А.Сена, ИЛ.Фаминского, П.И.Хвойника.
Большую помощь в исследовании оказали работы по отдельным товарным рынкам и отраслям хозяйства Китая (авторы: КАядерсон, ЛБраун, Дж.Бхагвати, А.Ватсон, В.Мартин, Р.Конрой, Ю.Парк, Р.Помфрэ, С.Розель, М.Розенгрант, Р.Тайерс, Г.Тидрик, Х.Финдлэй, П.Филипс, Дж.Хуан, К.Чжао).
Важные оценки общей социально-экономической ситуации в Китае и политики этой страны содержатся в работах Д.Барнетта, А.Вайтинга, В.Маленбаума, Б.Наутона, Д.Перкинса, Пу Шаня, Т.Роски, Дж.Сакса, Д.Соледа, Дж.Фэрбэнка, Г.Хардинга, Цай Вэнь-хуэя, Д.Шамбо, А.Экстейна, МЯгуды.
Обстоятельные работы по китайскому хозяйству регулярно представляют в последние годы В.В.Карлусов, П.ММозиас, И.Н.Наумов, В.Я.Портяков, Й.Б.Шевель. Ценные наблюдения за современным развитием экономических теорий в Китае содержатся в публикациях О.Н.Борох.
19 Far Eastern Economic Review. 30.12.1999-06.01.2000. P.99.
Среди зарубежных исследователей внешнеэкономической политики КНР выделяются такие авторы, как Ван Хуайнин, Ван Леван, Ли Шаньтун, Дж.Камм, У.Кеменаде, Н.Ларди, К.Ли, И.Ломмен, Синь Хоуюань, Сюй Линь, П.Тончев, У Дакунь, К.Фукасаку, Чжай Фань, П.Чоу, Чэнь Чуаньлай. Среди отечественных монографий, диссертаций и статей следует отметить работы С.А.Манежева, А.А.Нетрусова, МАЛотапова (особенно его монографию 1998 г.), Е.МСпрогие, Т.Г.Терентьевой.
Обширна научная литература по экономике отдельных регионов Китая. К сожалению, охватить ее на сколько-нибудь репрезентативном уровне невозможно. Интересные исследования по воздействию внешних факторов на отдельные регионы Китая сделаны такими авторами, как Э.Вогель, Лу Минхун, Т.Моррисон, ПЛрайм, Ян И.
Существенно облегчили сбор статистических данных
информационные базы КНР, доступные в Интернете, в том числе
подборки официальной хозяйственной статистики
() и статистики Министерства внешней торговли и внешнеэкономического сотрудничества (МВТЭС htpp://. ). Из других баз данных следует отметить бюллетени TCFA (редакторы - Ф.Дюкуломбьер, Фань Чжигэн, Ху Цзянь, Ван Лицюнь, Яо Тун, Цзоу Фэй).
Как ни странно, чем большую роль играет Китай в мировой экономике и политике, тем меньшее значение придается в научной литературе собственно китайским оценкам глобальных процессов, в том числе официальным. Возможно, их внешняя простота и кажущаяся традиционность не доставляют достаточно пищи для новомодных построений, скажем, в русле так называемого
постиндустриального видения будущего мира. Однако вряд ли это обстоятельство можно считать серьезным основанием для выведения за рамки научного анализа пекинской "риторики" и, напротив, произвольного навязывания руководству этой страны неких замыслов, сведения о которых нередко черпаются по усмотрению современных аналитиков из их собственных, далеко не всегда адекватных представлений о китайской истории - как древней, так новой и новейшей.
В настоящей работе внимание сосредоточено именно на тех вопросах экономической политики и практики КНР, которые регулярно находят отражение в официальных документах, статьях известных авторов в авторитетных журналах. В самых общих чертах они, например, сформулированы в известной речи Цзян Цзэминя "Правильно налаживать некоторые важные отношения в ходе социалистической модернизации" (5-й пленум ЦК КПК 14-го созыва, сентябрь 1995 г.). К важнейшим для страны пропорциям отнесены сооотношения между реформами, развитием и стабильностью; темпами и эффективностью хозяйства; экономическим строительством и народонаселением, ресурсами и окружающей средой; Восточными районами, Центром и Западом; рыночными механизмами и макрорегулированием; общественным сектором и другими секторами экономики; доходами государства, предприятий и отдельных лиц; расширением внешней открытости и отстаиванием курса опоры на собственные силы; центром и местами; укреплением обороны и экономическим строительством; материальной и духовной культурами20.
Жэньминьжибао. 09.10.1995.
Важность учета официальных экономических установок и скрытых за ними механизмов и расчетов вытекает из чисто аналитических задач. Без этого не удастся понять историю развития народного хозяйства Китая в послевоенный период, изобиловавший драматичными поворотами экономического курса, сменой ряда установок, некоторые из которых до сих пор остаются предметом дискуссий в КНР и за ее пределами. Необходимо также сознавать, что даже те установки, от которых руководство страны в свое время отказалось, сохраняют определенное значение, либо материализовавшись в виде конкретных объектов, например, предприятий "третьей линии" (заводов ВПК, созданных в 60-70-е годы в глубине континентальной части Китая), либо в форме действующих мер планового и достаточно жесткого политико-административного регулирования хозяйственной деятельности населения, либо в сложившихся стереотипах массового сознания, либо как проверенный историей идеологический ресурс (на случай тех или иных непредвиденных обстоятельств, в том числе мирохозяйственных). "Китай сохранил в принципе возможности и механизмы перехода к мобилизационной экономике, обладая также огромным внутренним рынком. В силу этого он лучше других подготовлен к грядущему периоду хаотизации и имеет весьма реальные шансы оказаться наверху новой мировой иерархии", -отмечает, в частности, А.И.Неклесса21. С этим положением во многом стоит согласиться. Быть может, не нужно лишь переоценивать интерес современного Китая к краху Запада и верхней позиции в мировой иерархии. Мне не кажется наивным принять за чистую
21 Макроэкономические модели переходного периода: мировой опыт и российская специфика. М.: Панинтер, 19%. СЮ.
монету официальную установку Пекина: "КНР не стремится к гегемонии". Она органично входит в представление о многополярности (неиерархизированности) мира и может быть частью выводов о чрезмерной цене сверхдержавности, безусловно сделанных в Пекине из наблюдений за послевоенными международными отношениями.
В силу перечисленных причин китайская хозяйственная действительность и экономическая политика предстают как достаточно преемственные, в том числе в сфере непосредственного взаимодействия с внешними рынками.
Практическое значение предпринятого исследования связано с рядом вопросов, касающихся отношений России с азиатскими странами, анализом путей и перспектив их хозяйственного развития. Здесь к концу 90-х годов возникла, как представляется, крупная научная и общественная проблема, связанная со сложившимися в РФ стереотипами восприятия современной азиатской действительности. В менталитете деловых, адмиюістративньїх* и даже части научных кругов вполне закрепилось представление о том, что экономический опыт Азии не подходит России - в силу ее географических, культурно-цивилизационных и некоторых других особенностей. По мнению автора, в противоположность указанным представлениям, бытующие на сей счет взгляды порождены главным образом пробелами в информационном обеспечении и несовершенством образовательных курсов учебных заведений. Предполагается, что в работе удастся показать однотипность ряда проблемных ситуаций в России, Китае и азиатских странах на разных этапах их развития и, следовательно, возможность решения некоторых наших внутренних экономических проблем с использованием зарубежного опыта.
Апробация работы. Разработки, содержащиеся в диссертации, многократно использовались в аналитических и рекомендательных материалах для органов управления. Ряд положений исследования использовался в докладах автора на международных конференциях, при подготовке аспирантов и стажеров, выступлениях в средствах массовой информации. По теме исследования в отечественной и зарубежной научной печати опубликовано 15 работ, включая три монографии.
Особенности формирования мирохозяйственного курса КНР
В 90-е годы и особенно с возникновением кризиса в ЮВВА во второй половине десятилетия контраст в экономической динамике Китая и значительной части остального мира проявился в полной мере (табл. 1,2; приложения, табл. 1, 2). К этому времени накопилось достаточно оснований полагать, что экономические успехи Китая говорят о господстве в этой стране более осторожного, глубокого и целостного взгляда на хозяйство и внешнеэкономические связи, чем тот, что предлагают современные неоклассические доктрины западного происхождения, которые в экономической литературе в последние годы обычно называют ортодоксальными. Тем более, что именно с ортодоксией (особенно институциональной - исходящей от международных финансовых организаций) в конце 90-х годов стали все чаще связывать причины перманентных кризисов в группе "переходных" государств и выявившихся трудностей в развитии новых индустриальных стран22. В этом смысле характерны и размышления о причинах кризиса одного азиатского финансиста: "Кризис не только наша вина - иностранные банки, преждевременная глобализация рынков капитала и «горячие деньги» сыграли свою негативную роль...Рынок капитала превратился в азиатское Эльдорадо: выражения «акционирование», «приватизация», «связи в правительстве» стали современными аналогами фразы Али Бабы «Сезам, откройся» с той разницей, что разбойников оказалось куда больше сорока...Беспрецедентное, исступленное потребление предметов роскоши захватило регион безо всякой оглядки на то, какие на это тратятся средства...В Индонезии существовала возможность брать взаймы доллары под процент, более низкий, чем тот, что выплачивался по рупиевым вкладам. Поэтому многие прежние создатели стоимостей занялись спекуляцией, что обернулось катастрофическими последствиями, когда рупия рухнула"23. В самых различных изданиях теперь все чаще можно встретить и мысль об уникальности экономической стратегии Китая. И для этого также есть некоторые очевидные основания, если иметь в виду резко выраженные отличия китайской хозяйственной теории и практики от того, что постулируется и применяется в так называемых переходных странах, НИС, да и развитых государствах. В частности, представители "новой волны" в китаеведении Л.Ларуш и его коллеги подчеркивают органичность успехов КНР, основанных на критическом восприятии всех современных зарубежных экономических кощепций. Давно разделяемая многими китаеведами идея о том, что Китай процеживает, а затем поглощает западные теории, подходя к ним очень избирательно, была одновременно использована Л.Ларушем для азартной атаки равновесных экономических теорий А.Смита, К.Маркса и всей неоклассики.
К чести Л.Ларуша и его коллег следует отметить, что они предложили один из самых ранних теоретических прогнозов кризисных явлений в мировом хозяйстве, широко распространившихся во второй половине 90-х годов. Поэтому стоит воспроизвести некоторые общие позиции, с которых эта группа экономистов критиковала современную западную ортодоксию, подчеркивая в том числе ценности физической (реальной) экономики. "Важнейший урок, который должен извлечь каждый образованный человек из происходящего сейчас развала мировой экономики в целом, состоит в том, что всякий раз, когда физическим процессом, таким как экономический, управляют идеи, математическое представление которых является энтропийным, результатом будет развал любого процесса, который регулируется таким способом...настойчивое, все усиливающееся и целенаправленное навязывание все большей части мировой экономики идей Джона Локка, Адама Смита и других является главной причиной нужды и хаоса, распространяемых в Соединенных Штатах и во всем мире в течение последней четверти столетия"24.
Популярный у китайских экономистов Н.Д.Кондратьев, пожалуй, представил более основательные аргументы ограниченности равновесных представлений о хозяйстве. Известный исследователь его творчества Ю.Б.Кочеврин отмечает: "Кондратьев всячески дает понять, что марксистская концепция капиталистического хозяйства в своей целостности остается в кругу идей экономического равновесия, как они сложились в политической экономии XIX в.,..среднюю прибыль Кондратьев рассматривал как категорию экономической статики, выражающую закономерности стационарного хозяйства, экономического равновесия. Поэтому он не считает возможным рассматривать проблему средней прибыли в той же системе идеальных (абстрактных) представлений, что и проблему накопления. Для него как ученого эти две проблемы - средней прибыли и накопления - принадлежат к разным разделам экономической теории: статике и динамике. Поэтому, взятые в одной системе понятий, они логически несовместимы. Там, где есть накопление, не может действовать закон средней прибыли 25. Из приведенных цитат применительно к теме работы напрашивается простой вывод: экономика Китая с теоретической точки зрения в последние двадцать лет находится как бы в "динамике", а значительная часть хозяйств остального мира в "статике .
Исключение, конечно, составляют страны ЮВВА, демонстрировавшие вплоть до 1997 г. столь же высокую экономическую динамику. Попытки объяснить этот феномен воплощением в практику либеральных подходов и ростом эффективности, предпринятые, в частности, в докладе Мирового банка были, как известно, подвергнуты сокрушительной критике со стороны ряда ведущих западных экономистов - П.Кругмана, А.Амсден и др., не говоря уже о специалистах из азиатских стран27.
Критикуя нынешнюю ортодоксию и разбирая вопрос о чрезмерной роли идей свободной торговли как одной из главных причин нынешних кризисных явлений в мировой экономике, школа Л.Ларуша (известная и пропагандируемая в Китае) часто базирует свои идеи на примерах из китайской практики 80-90-х годов. С другой стороны, "новая волна" в синологии иногда представляет и прямо противоположные интерпретации китайских экономических успехов в последние два десятилетия, объясняя достижения страны последовательно либеральным подходом Пекина к хозяйству и даже приравнивая известный восточный принцип недеяния (у вэй), якобы лежащий в основе этого подхода, к западному аналогу - "laisser faire", игнорируя двухтысячелетнюю разницу в появлении на свет указанных подходов.
Количественные характеристики роли внешних факторов
Выдвинутый в предыдущей главе тезис о неинтегрируемости Китая в мировое хозяйство может показаться небесспорным. Более того, на первый взгляд, он противоречит наблюдаемому в последние двадцать лет росту открытости и конвертируемости китайское экономики (иначе говоря, ее успешной адаптации к мировой). Важным заключительным аккордом в этом процессе стал, в частности, переход к конвертируемости национальной валюты по текущим операциям в 1996 г. Тем не менее противоречие между неинтегрируемостью и ростом внешнеэкономической открытости (товарной конвертируемости хозяйства, его адаптации к мировому) -из разряда мнимых, в конечном счете многое в том или ином определении этих процессов решают конкретные пропорции.
Вместе с тем следует сразу отметить, что с точки зрения экономического и политического содержания интеграция и адаптация в отношениях с Западом для стран Востока и Юга различаются принципиально. первая предполагает рост зависимости (асимметричной взаимозависимости) последних, вторая же, особенно в случае с Китаем, его гигантским хозяйством и политическими особенностями, означает лишь абсолютное увеличение его взаимодействия с окружающим миром, без роста зависимости и даже с ее ослаблением - что на мой взгляд, и является преобладающим способом развития внешнеэкономических связей КНР в последние полтора десятилетия. Что же касается относительных параметров взаимодействия с мировой экономикой, то оценка направления их движения в 90-е годы представляется весьма интересным предметом для обсуждения.
В научной литературе есть немало примеров непонимания отмеченного выше обстоятельства Так, в 80-е годы многие западные специалисты непосредственно связывали политику открытости КНР с усилением зависимости этой страны и поэтому в ряде случаев прогнозировали свертывание указанного курса. "Программа зависимости (так прямолинейно, например, толковал известный американский международник А.Уайтинг политику открытости -А.С.) Дэна - Ху - Чжао (Дэн Сяопина, Ху Яобана, Чжао Цзыяна, -А.С.), возможно, рациональна, но неестественна для Китая. Борьба за независимость и национальное лицо против (выделено мной. - А.С) зарубежных ценностей хорошо известна в политике развивающихся стран. Однако в Китае она имеет куда более глубокие корни". Сетуя далее на "непостоянство" Пекина и уход Китая из антисоветского фронта в начале 80-х годов, А.Уайтинг, наконец, отмечает: "Не удивительно, что за пределами КНР возникают сомнения в надежности обещаний, что открытые в настоящее время для торговли и инвестиций двери в дальнейшем не будут закрыты .
Приведенное высказывание остается достаточно типичным ходом мысли. Нельзя, впрочем, исключить, что первоначально, на рубеже 70-80-х годов, именно идея зависимого развития захватила воображение части китайских руководителей. Однако впоследствии эта стратегия, как известно, не получиларешающей поддержки. В мае 1982 г. Дэн Сяопин в беседе с руководителем Либерии выразил свое разочарование по поводу первых результатов нового курса: "В настоящее время мы проводим политику экономической открытости, стремимся использовать иностранные капиталы и передовую технологию, что помогло бы нам в развитии экономики...Однако получить капитал и передовую технологию из развитых государств нелегкое дело. У некоторых людей там по-прежнему на плечах головы старых колониалистов, они желают нам смерти и не хотят, чтобы мы развивались"59. "После выдвижения политики открытости в течение некоторого времени существовала точка зрения (ее сторонники ссылались на опыт сравнительно небольших стран и территорий, обеспечивших за счет внешней помощи быстрый экономический подъем), что ускорения роста можно добиться, занимаясь «четырьмя модернюациями» с опорой на зарубежные государства На деле это была попытка «купить» модернизацию", -упоминал в этой связи Чэнь Юнь, ведущий архитектор обновленной экономической политики КНР .
В своей недавней монографии В.Я.Портяков, характеризуя значение периода 1984-1988 гг., справедливо отмечает: "Появляется устойчивая тенденция отхода от чрезмерной «экономгоации» проблем модернизации, все большее внимание уделяется демографическим, социальным, экологическим аспектам модершоации, высказывается мысль о необходимости обеспечения скоординированного экономического и социального развития страны. Предпринимаются первые попытки оценить воздействие традиций Китая на процесс его модернизации .
Одним из внешних факторов, заставивших усомниться в целесообразности упомянутой "покупки" модернизации, было снижение мировых цен на сырьевые и топливные товары в середине 80-х годов (табл. 6). Доходы от экспорта нефти и нефтепродуктов составляли тогда примерно четверть валютных поступлений Китая, ja вместе с сырьем и продовольствием - около 50%. Соответственно, с ухудшением мировой конъюнктуры возможность экономического ускорения за счет экспорта топлива и сырья практически закрывалась. Начинала казаться авантюрной и идея крупных заимствований на мировых рынках финансового капитала иди получения гигантской ссуды у МВФ/МБРР (такие проекты были представлены китайскому руководству и отвергнуты им в 1985-1986 гг.). К тому же ослабление централизованного контроля за развитием внешнеэкономических связей обернулось к середине 80-х годов резким ростом импорта потребительских товаров, спекуляции ими, увеличением контрабанды, разного рода махинаций и т.п.
Ценовые параметры
Наши представления о конкурентоспособности в современном мире имеют явную тенденцию к расширению круга охватываемых факторов. К ним, помимо научно-технического прогресса, индивидуального и корпоративного инновационного потенциала, информационной обеспеченности, агрессивного маркетинга и т.п., все чаще причисляют внутреннюю политическую конъюнктуру, отношения с международными организациями, внешний образ (имидж) хозяйствующего субъекта, инвестиционный климат в стране (рассчитываемый самыми разными способами), всевозможные рейтинги и т.д. Само понятие конкурентоспособности нередко оказывается предметом острых теоретических и идеологических столкновений, средством психологического и информационного давлення в борьбе за рынки.
Очевидно также, что наряду с конкурентоспособностью отдельного товара, услуги, фирмы, отрасли, правомерно говорить о конкурентоспособности национального хозяйства в целом. Ее оценка не представляет чрезмерных методических трудностей и может быть сведена, с учетом нынешней депрессивной ситуации в мировой экономике и торговле, к трем основным группам показателей: цены, качество товаров (единство этих двух показателей хорошо отражает динамика промышленного экспорта) и - дань кризису - финансовое положение страны. В случае с Китаем общую оценку конкурентоспособности следует, на мой взгляд, дополнить самым беглым ее рассмотрением в региональном разрезе. Отраслевые оценки хорошо представлены в упоминавшейся во второй главе работе Жэнь Жуоэня , определенное представление на сей счет можно получить и из данных о структуре китайского экспорта (приложения, табл 10,12).
Предполагая коснуться лишь наиболее важных аспектов этой обширной темы, начну с вопроса о ценах и внешнеторговых показателях. В предварительном порядке представляется целесообразным привлечь внимание к относительно недавнему событию, которое, как представляется, оказалось очень важным для развития хозяйства Китая и его соседей. Имеется в виду переход jc единому курсу юаня в начале 1994 г. (сопровождавшийся также еще отменой валютного сертификата). Фактически данный шаг означал еще и девальвацию национальной валюты (хотя юань еще не был конвертируемым по текущим операциям официально) на 50% (с 5,В до 8,7 юаней за 1 долл. США). Данные таблицы 26 говорят о причинах и некоторых немедленных последствиях принятой тогда меры. В частности, ясно видна прямая связь этого и предшествовавших снижений курса национальной валюты динамикой внутренних цен и, особенно, внешней торговли. Отчетливо проявил себя, как представляется, защитный смысл маневра, выглядевшего в качестве реакции на чрезмерный рост импорта в 1993 г. Аналогичные меры со схожей мотивацией принимались Китаем и ранее: в 1986 и 1990 гг. В результате перечисленных и некоторых других девальвационных поправок внутренние цены в КНР в 90-е годы больше тяготели к снижавшимся в этот период внешнеторговым ценам мирового рынка, в то время как в большинстве развитых и новоиндустриальных государств я территорий внутренние товарные цены росли, все более значительно отрываясь от цен внешнеторговых контрактов.
После перехода к единому сниженному курсу юаня в КНР наблюдался ускоренный рост экспорта и валютных резервов. Последние с 21,2 млрд.долл. в начале 1994 г. выросли до 51,6 млрд. в конце года, а на конец 1995 и 1996 гг. составили, соответственно 73,6 и 105 млрд.долл.86 Темпы прироста экспорта достигли при этом 13,2% в 1994 г. и 12,3% в 1995 г.
Стоит заметить, что крупные девальвации предваряли быстрое развитие экспортного сектора также на Тайване (где в 1956-1959 гг. курс местной валюты снизился на 153%) и в Южной Корее (в 1961 г. на 96%, в 1964 г. - еще на 124%). Более глубокое снижение курса в Южной Корее, по мнению некоторых китайских экономистов, дало возможность этой стране проводить в 60-е годы более либеральную импортную тарифную политику, чем на Тайване87.
Факт создания Китаем значительных государственных валютных резервов в 1994-1996 гг. и резкого увеличения выпуска юаней во внутреннее обращение в этот период (в обстановке сравнительно высокой для этой страны инфляции) полностью противоречил стандартной логике монетарного регулирования, что отмечали многие специалисты. Быть может, правительство КНР планировало повторную девальвацию. Не исключено также, что в тот период на первый план просто выдвигалась политическая установка на создание значительного валютного резерва, поскольку приближался крайне ответственный для страны момент - переход Гонконга под суверенитет КНР.
Техническая независимость
В предыдущих главах выяснилось, что сравнительно адекватной интерпретацией устойчивости хозяйства КНР по отношению к внешним неблагоприятным воздействиям является предположение о более цельном, комплексном характере китайской экономики и ее конкурентоспособности, в определенной мере - в противоположность Японии, НИС первой и второй волны. Соответственно, важное значение приобретает рассмотрение проблем, связанных с технологической зависимостью, ее последствиями, пределами, способами преодоления в Китае, вообще в Азии. Этот круг вопросов уже давно анализируется в отечественном востоковедении в связи с экономическими и политическими проблемами передачи и освоения зарубежных технологий развивающимися странами.
Одна из фундаментальных проблем анализа освоения крупных трансфертов зарубежных технологий заключается в оценке эффективности этого процесса в целом. Результативность отдельных проектов маю о чем говорит, особенно в случае с Китаем. На это, в частности, справедливо указывает Р.Конрой, который осуществил тщательное исследование китайского опыта 80-х годов. Он справедливо отмечает сложность выработки критериев краткосрочной и долгосрочной эффективности ввоза технологий оборудования, скорости их освоения и т.п. Рассматривая накопленные в западной научной литературе сведения о ходе этого процесса в СССР и Восточной Европе, Р.Конрой считает их не вполне применимыми к Китаю123.
В то же время не вполне адекватны и аналогии с НИС и Японией: слишком уж различались стартовые условия, которые определяли формирование национальных научно-технических стратегий и практики технологических заимствований за рубежом.
В качестве предварительного исторического экскурса представляется важным привести один эпизод из китайской политики 80-х годов. В 1984 г. на торговых переговорах в Индии представители КНР затронули вопрос, не входивший в официальную повестку. Они обратились к принимающей стороне с просьбой о помощи в реконструкции промышленных объектов, построенных в свое время при советском содействии424. По мнению технических экспертов из США и Японии, ранее осмотревших эти предприятия, они были слишком старыми для реконструкции. Сами китайцы так не считали и после консультаций с индийской стороной вскоре начали сами решать проблему модернизации действующих промышленных предприятий, в том числе в рамках оживившегося советско-китайского сотрудничества
Подчеркну, что это было время начата очень важной ддя страны корректировки хозяйственного курса, приведения его в более соответствующий внутренним условиям страны и возможностям ее внешнеэкономических связей вид. Вместе с другими корректировками стала актуальной ревизия первых результатов открытости, в том числе в области технических и технологических приобретений.
Предварительно необходимо заметить, что в Китае есть некоторая терминологическая специфика в этой области. В языке нет различия между понятиями "техника" и "технология". Понятие же освоения, ассимиляции (assimilation) зарубежной техники (технологии) передается словами "сишоу" и "сяохуа". Наряду р привычным "освоением" мне кажется возможным и перевод этих терминов как "поглощение".
О характере изменений в структуре притока технологий (включая оборудование) в страну в первой половине 80-х годов некоторое представление дают данные таблицы 45. Стоит обратить внимание на сравнительно небольшой объем ввоза технологий и техники на начальном этапе экономических реформ - рубеже 70-80-х годов. В тот период, как известно, в КНР отказались от крупных закупок комплектного оборудования, в целях экономии были заморожены или расторгнуты соответствующие соглашения с японскими и немецкими компаниями. Не исключено, что китайское руководство, помимо соображений экономии, имело в те годы еще и чересчур оптимистичные расчеты на приток зарубежных технологий в рамках совместного гаэедпршшматеяьства.
Однако постепенно приходилось корректировать первоначальные расчеты, избавляться от чрезмерных ожиданий по поводу возможностей хозяйства страны быстро и результативно использовать внешние факторы. Проблемы, с которыми столкнулись в Китае в ходе заимствования и использования технологий (в частности, комплектного оборудования), хорошо известны из практики развивающихся стран. Например, заводы по производству химических удобрений, закупленные на условиях "под ключ" (тринадцать в 1974 г., четыре в 1978 г. и еще три в 1985-1986 гг.), требовали в 1987-1988 гг. ежегодных закупок запасных частей на сумму 50-60 МЛН.ДОДЛ.
