Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История исследования проблем освоения человеком приморской зоны Северной Пацифики 5
Глава 2. Палеогеография Северной Пацифики 15
2.1. Геоморфология 15
2.1.1. Побережье Чукотского моря 16
2.1.2. Побережье Анадырского залива 17
2.1.3. Побережье северо-восточной оконечности Корякского нагорья 23
2.1.4. Курильские острова и полуостров Камчатка 24
2.1.5. Северный берег Охотского моря 26
2.1.6. Формы рельефа
2.2. Морская трансгрессия и регрессия 29
2.3. Эволюция климата и растительности
2.3.1. Западная Берингия 30
2.3.2. Северное Охотоморье 33
2.3.3. Восточная Берингия
2.4. Развитие фауны 35
2.5. Корреляция климатических событий позднего плейстоцена и голоцена Чукотки и Аляски 37
2.6. Хроностратиграфия археологических памятников Северной Пацифики 38
Глава 3. Формирование и развитие приморских культур
3.1. Ранние памятники на побережье Берингова моря 43
3.2. Протоэскимосские культуры 47
3.3. Палеоэскимосские культуры 49
3.4. Древнеэскимосские культуры
3.4.1. Оквикско-Древнеберингоморский этап 57
3.4.2. Культура Бирнирк 65
3.4.3. Культуры Пунук и Туле
3.5. Канчаланская культура 75
3.6. Лахтинская (Древнекерекская) культура 89
3.7. Тарьинская и Древнеительменская культуры Камчатки 95
3.8. Токаревская и Древнекорякская культуры 98
Глава 4. Корреляция археологических комплексов, культур и традиций Северной Пацифики 109
4.1. Каменная индустрия 109
4.2. Костяная индустрия
4.2.1. Гарпунный комплекс 111
4.2.2. Типология костяных наконечников
4.3. Корреляция керамических традиций Северной Пацифики 115
4.4. Поселения и жилища 118
4.5. Конструкции из камней и костей животных 124
4.6. Развитие приморской адаптации и эколого-экономических систем 127
Заключение
- Побережье Чукотского моря
- Морская трансгрессия и регрессия
- Оквикско-Древнеберингоморский этап
- Типология костяных наконечников
Побережье Чукотского моря
В исследуемом районе выделяются три морских террасы: первая высотой 6 - 10 м, вторая - 18 - 30 м, а третья 40 - 70 м. Первая морская терраса отмечается по берегам залива Креста, Мечигменского залива, Колючинской губы и лагуны Ванкарем. Она прислоняется коПиШ морским террасам и отделяется от них четким абразионным уступом. Террасу слагают главным образом литоральные и верхне-сублиторальные пески и галечники с горизонтальной и косой слоистостью. Почти во всех случаях террасу венчают линзовидные торфяники (до 2 м) преимущественно болотного происхождения.
В морских песках и суглинках в обнажении близ лагуны Кивак на юго-восточном побережье Чукотского полуострова на высоте 3 - 4 м обнаружены многочисленные раковины арктических и аркто-бореальных моллюсков: Astarte borealis (Shum.), Mecoma calcarea (Chemn.), Serripes groenlandicus (Chemn.), Buecinum glacialis L., B.groenlandicus Chemn., B. tenue Gray, Margarites groenlandicus (Chemn.), характергоующих самые верхние горизонты сублиторали. На западном берегу залива Куэткуэм близ устья р. Кайнынвуэм морские горизонтально слоистые сизовато-серые суглинки содержат раковины мелководных прибрежно-морских моллюсков : Astarte aloskensis Dall., A. Montagui (Dillw.), AJnvocata Merklinet Petrov и прибрежного обитателя опресненных заливов и устьев рек Portlandia arctica aestouariorum Mossew [Гасанов, 1967, с. 85].
Палинологический анализ проб из морских песков первой террасы в обнажении на южном берегу Мечигменского залива выявил споропыльцевой комплекс, характеризующий тундровую растительность современного облика. Группа спор (26%) полностью состоит из зеленых мхов (Bryales - 91%). В составе древесно-кустарниковой группы растительности (9%) выделяется кустарничковая ива (Salix - 95%) и единичные зерна произрастающей здесь в настоящее время гаплоидной сосны (Pinus subg. Haplox). Среди недревесной пыльцы преобладают Cyperaceae, Cramineae, Compositae, Artemisia.
Первая морская терраса против косы Меечкын на юго-восточном побережье залива Креста полностью слагается прибрежно-морскими песками и песчано-гравийными галечниками. В споропыльцевом спектре преобладают споры (43,1%), представленные главным образом Lycopodiaceae (64%), Poiypodiaceae (24%), Sphagnum (8%) , Selaginella (4%). Группа древесно-кустарниковой растительности (23,3%) состоит из кустарничковой березы Betula (37%), ольхи Alnaster (59,3%) и единичных зерен Pinus subg. Haplox. Количество недревесных растений достигает 29,3%. Они представлены вересковидными кустарничками. Приведенный спектр, характеризует тундровую растительность, существующую здесь и в настоящее время.
Северо-западное побережье Анадырского залива относительно выровнено, и на нем преобладают берега абразионного типа. Прибрежная полоса суши здесь представляет собой сравнительно неширокую предгорную равнину, примыкающую к юго-восточным склонам хребта Золотой и Ущканьих гор. Поверхность равнины, сложенная рыхлыми четвертичными отложениями, покрыта тундровой растительностью и прорезана многочисленными реками, наибольшей из которых является система р. Тынгеувээм. Устья большинства рек немного подтоплены и отчленены от моря небольшими пересыпями или барами, но типичных лиманов они, за исключением р. Тынгеувээм, не образуют.
Северо-восточнее мыса Низкий рыхлая четвертичная толща, представленная валунными суглинками, галечниками и горизонтами песков с галькой, перекрывает древнюю абразионную террасу, выработанную волнами в андезито-базальтах и биотитовых гранитах. Абсолютная высота этой террасы в разных местах неодинакова, а значит, и видимая мощность коренных пород, подстилающая рыхлую толщу, весьма изменчива. Это привело к слабому расчленению береговой линии в процессе развития берега.
Незначительно выдвинутые в море мысы (Кытрыкай, Зеленый, Каменистый, Маленький, Поворотный, Низкий и др.) сложены коренными породами. Они чередуются с выровненными участками берега, где абразионные уступы иногда целиком состоят из рыхлых отложений. Выступая в море, мысы образуют небольшие входящие углы, заполняемые наносами, что способствует расширению песчано-галечниковых пляжей и отмиранию абразионных уступов. Там, где распространены активные клифы, выработанные в коренных породах, пляжи менее широки.
Юго-западнее м. Низкий поверхность древней абразионной террасы, выработанной в коренных породах, постепенно снижается и уходит под воду. Некоторая извилистость береговой линии на этом участке связана лишь с неодинаковой высотой подходящих к берегу моря холмов, распространенных в пределах предгорной равнины [Особенности формирования..., 1971, с. 44-45].
Современная пойма различных рек Восточной Чукотки развита неравномерно. Реки Ниж-не-Анадырской и Ванкаремской низменностей имеют хорошо развитую пойму. В понижениях между конечно-моренными грядами названных низменностей пойма является ведущим элементом рельефа речных долин. Пойма имеет четко выраженное двучленное строение: в основании русловые галечники и грубые пески с косой слоистостью, выше пойменные супеси, пески и суглинки с горизонтальной слоистостью. В среднем и нижнем течении рек пойму слагают преимущественно линзовидные торфяники и оторфованные супеси и суглинки ста-ричного происхождения. В низовьях рек Нижне-Анадырской низменности, побережья залива Креста и Колючинской губы ее полностью слагают пойменные горизонтально-слоистые суглинки и супеси. В основании и средней части разрезов поймы широко представлены аллювиальные русловые накопления - галечники (флювиогляциального происхождения), имеющие пеструю окраску, обусловленную наличием плёночного железа. Пойма хорошо развита в долинах притоков р. Анадырь и в районе расширения ее долины у оз. Красного. В долине, ниже оз. Красного, пойма встречается в виде островов и кос, образованных валообразными скоплениями гравийно-галечного материала. Нередко такими валами отчленяются от реки ста-ричные озера треугольной формы.
Первая терраса, высотой 10 - 12 м, прослеживается в долине р. Анадырь и ее притоков. Поверхность террасы слабо дренирована и расчленяется многочисленными неглубокими термокарстовыми западинами, занятыми частично озерами. На поверхности террасы хорошо развит жильно-полигональный микрорельеф всех стадий его развития [Гасанов, 1967, с. 16] (Рис. 6). В бассейне р. Анадырь эрозионно-аккумулятивные образования представлены несколько шире. Здесь прослеживаются две террасы и пойма. Вторая терраса, высотой 20 - 25 м, встречается фрагментарно. Узкие полоски ее, шириной всего 0,5 - 10 км сохранились на северном и южном берегах Первого и Второго Канчаланских лиманов, вдоль берега р. Анадырь, а также в виде небольших останцов на островах в северной части оз. Красного. Поверхность террасы интенсивно расчленена термокарстовыми западинами, которые частично или полностью заняты озерами. На повышенных хорошо дренированных межзападинных останцах развит термокарстово-полигональный микрорельеф, а в заболоченных низинах -полигонально-валиковый. Бугры пучения, имеющие широкое распространение, возвышаются над остальной поймой рек на 2 - 3 м, а в поперечнике достигают до 40 м.
Нижне-Анадырская низменность располагается в восточной части Парапольского синкли-нария Корякско-Камчатской кайнозойской складчатой области. Горстовые поднятия образовали на низменности сопки (останцы), кряжи и гряды. Она представляет собой равнинную территорию с преимущественным развитием форм ледниковой аккумуляции. Современный облик сформировался под влиянием оледенений, морских трансгрессий, эрозионно-аккумулятивной деятельности рек и различных криогенных процессов. Основными типами рельефа здесь являются: ледниковый, водно-ледниковый, абразионно-аккумулятивный и эро-зионно-аккумулятивный. В левобережной части р. Анадырь в долинах рек Танюрер и Канча-лан прослеживаются 4 ряда конечно-моренных гряд, окаймленные с внешних сторон поло-гонаклонньши зандровыми поясами шириной до 6 км. В прилиманной части низменности выраженных в рельефе краевых форм ледниковой аккумуляции не отмечается [Гасанов, 1967, с. 10]. Беспорядочное скопление моренных холмов и ледниковых озер создает холмисто-моренный и своеобразный холмисто-озерный ландшафты. Поверхность изобилует озерами и многочисленными реками и ручейками, вытекающими из них. Часто озера располагаются цепочками, ориентированными вдоль склона, и соединяются между собой реками (протоками - А.О.) в единую систему. Данные озера являлись основными источниками питьевой воды жителей древних поселений на косах, барах и террасах.
На поверхности равнины прослеживаются также ориентированные вдоль уклона продолговатые холмы и цепочки холмов, возвышающиеся над окружающей местностью на 20 м и более, которые по морфологическим признакам напоминают друмлины и озы. Часто именно на вершинах данных холмов обнаруживаются остатки древних стоянок, жилищ или мастерских.
В прибрежной части Нижне-Анадырской низменности прослеживаются три морские террасы и современные морские аккумулятивные образования. Первая морская терраса высотой 6 - 12 м отдельными участками прослеживается во всей прибрежной части низменности. В прилиманной части поверхность террасы слабо дренирована и имеет большое количество озер. По генезису среди них выделяются остаточные, отчлененные и термокарстовые озера. Вторая морская терраса имеет высоту 18 - 30 м. Ее поверхность часто сильно заболочена и изобилует озерами иногда до 8 км в длину. Количественно преобладают мелкие озера термокарстового происхождения. Третья морская терраса высотой 40 - 70 м во многих местах непосредственно подходит к берегу моря и интенсивно абрадируется современными волновыми процессами. Но чаще она отгораживается от непосредственного воздействия моря неширокими косами (барами) и пляжами. Тем не менее, обращенные к морю склоны террасы имеют термообразионный облик, связанный с вытаиванием инъекционных и повторно-жильных льдов и льдистых грунтов. К современным еще не завершившим процесс формирования, морским образованиям относятся косы (бары), пляжи, выступы-наволоки, томболо и другие аккумулятивные формы. Поверхность этих образований состоит обычно из валооб-разных скоплений гравийно-галечного материала располагающихся, как правило, параллельно береговой линии.
Большое пространство прилиманной части Нижне-Анадырской низменности занимает 3 -4 м морская терраса, являющаяся по геоморфологическим признакам промежуточной между I морской террасой и современыми морскими аккумулятивными образованиями, а в речных долинах между I аллювиальной террасой и современной поймой. Поскольку терраса прошла стадию аккумуляции и сформировалась в самостоятельную геоморфологическую единицу, считается целесообразным отнести ее к нижнему голоцену [Гасанов, 1967, с. 86]. Террасу слагают сизовато-бурые суглинки и глины
Морская трансгрессия и регрессия
Растительность позднего плейстоцена свидетельствует о двух потеплениях и разделяющих их двух похолоданиях климата. Во время потепления в прибрежных районах распространяются кустарниковые и травянисто-кустарничковые тундры, а во внутренних районахлесотундра и разреженные леса. В речных долинах - разреженные леса, а в плакорных пространствах - кустарничковая тундра. В целом, это растительность лиственничных лесов с подлеском из кедрового стланика с примесью ели, пихты и березы древовидной. Наряду с ними существовали кустарниковые и травянисто-кустарничковые тундры. Во время позднеп-лейстоценового похолодания регрессия моря приводила к новому нарастанию сухости и кон-тинентальности климата. В этот период вновь распространяются тундростепи не только в континентальных, но и ныне прибрежных районах. Меньшие площади занимают травянистые и кустарничковые тундры.
Сухой и холодный климат позднего плейстоцена сменился более благоприятными условиями начала голоцена. Увеличилась влажность, о чем свидетельствует разрушение тундро-степных ценозов. Эволюция голоценовой растительности Чукотки и Аляски происходила неоднородно в морских и континентальных районах. На приморских участках развитие растительности происходило более сглажено. В раннем голоцене господствующим типом растительного покрова становится тундра. Это растительность заболоченной кустарниковой тундры с березкой тощей и ольховником (кедровый стланик полностью отсутствует). В наземном покрове развиваются лишь верескоцветные кустарнички и сфагновые мхи. В первой половине бореального периода кустарниковая тундра продолжает господствовать, но флористический состав становится богаче. Появление в разрезах небольшого количества пыльцы кедрового стланика свидетельствует о смещении на север границы его ареала. Увеличение разнообразия травянистых растений свидетельствует о том, что климатические условия становятся менее суровыми.
В северных прибрежных районах Чукотки развивается крайне скудная приземистая растительность тундры. Только в период голоценового оптимума (6-5 тыс. л.н.) в эти и сейчас безлесные и безкустарниковые районы с господством травянистых и моховых тундр распространяются кустарничковые тундры с ерниковыми зарослями березы, ольхи и кедрового стланика. В более южных районах (Анадырский лиман) потепление климата (конец бореального и особенно атлантического периода голоцена) привело к распространению разреженных лесов и лесотундры. Это были преимущественно лиственничные редколесья с примесью древовидной березы и ольхи. В подлеске - кустарники (Betula middendorffii, Alnaster frutico-sus, Salix). Вместе с древесными породами на Чукотку проникли некоторые лесные виды плаунов и селегинелл, которые сейчас встречаются южнее. Травянистый покров отличается более богатым видовым разнообразием. В континентальных районах существовали более благоприятные условия развития растительности. Сюда из рефугиумов проникали основные лесообразующие породы - лиственница, высокоствольные береза и ольха, образуя сомкнутые сообщества.
В настоящее время в долине р. Майн распространены интразональные разреженные лиственничники. Таким образом, оптимальные условия голоцена способствовали развитию лиственничных лесов. Значительные площади занимают также березово-ольховые леса. Темно-хвойные породы в течение голоцена на Чукотский полуостров, вероятно, уже не проникали.
Наступление похолодания в суббореальный период голоцена привело к изменению в растительном покрове. В северных приморских районах кустарниковые тундры голоценового оптимума с березой тощей и ольховником сменились травянисто-кустарничковыми и моховыми тундрами, которые господствуют здесь и сейчас. Южнее (район м. Дионисия) лиственничные редколесья деградируют, уступая место кустарникам и тундрам. Вначале это были тундры с преобладанием березки Миддендорфа, ольховника и кедрового стланика, а затем начинают господствовать заросли кедрового стланика. Позднее флористический состав еще более обедняется, распространяется травянисто-кустарничковая тундра с незначительной примесью кустарников. Только, видимо, в субатлантическое время здесь вновь развиваются кустарниковые тундры с зарослями ольховника, а также участки травянисто-кустарничковых и моховых тундр. В континентальных районах Чукотки суббореальное похолодание не привело к полному исчезновению древесных пород. Вначале преобладала кустарниковая тундра с кедровым стлаником, ольховником, березкой, а затем распространяются лиственничные редколесья с участием древовидной березы и ольхи.
В начале субатлантического времени вновь господствует кустарниковая тундра с ольховником и березкой, а в конце - лиственничные редколесья с обильными зарослями кедрового стланика. Во второй половине субатлантического периода устанавливаются растительные группировки близкие современным [Новейшие отложения..., с. 253].
Развитие древесной растительности в периоды потепления благоприятствовало активному использованию древесины в домостроительстве и в быту древнего человека. Сокращение или исчезновение древесной растительности в периоды похолодания заставляло в качестве аналога использовать в строительстве жилищ кости крупных животных (преимущественно кита, а также моржа).
Берингийский регион, охватывающий Северо-Запад Северной Америки и Северо-Восток Сибири, сыграл решающую роль в эволюции арктических и субарктических биот. Лесные сообщества или кустарниковая тундра были характерны для южных и северных районов Западной Берингии в переходный период от позднего плейстоцена к голоцену. Изменения в региональной флоре и фауне в это время отражают быстрое улучшение климата с установлением летних температур, более высоких, чем современные [Ложкин, Андерсон и др., 1995].
Между 9,5 и 8 тыс. л. н. древовидная береза и крупные кустарники ольховника продвигаются в северном направлении до побережья Восточно-Сибирского моря (Ложкин, Важенина, 1987), что свидетельствует о сравнительно высоких средних годовых температурах [Капли-на, Чеховский, 1987]. Расширение в Верхнеколымском бассейне площадей, занятых Pinus pumila, позволяет говорить об улучшении зимних условий, более теплых и влажных по сравнению с современными [Ложкин, Федорова, 1989]. В горах около Магадана процентное содержание пыльцы Pinus pimula возрастает около 5 тыс. л. н., регистрируя понижение летних температур, снижение верхней границы леса и широкое развитие пояса кедрового стланика на средних высотах [Ложкин и др., 1991; Ложкин, Андерсон и др., 1995, с. 19].
Типы растительности и время ее изменения различны в каждом из трех регионов в течение перехода от ледниковой эпохи к голоцену. Переходный период имел свои особенности в Восточной и Центральной Берингии. Первоначальные фазы его здесь характеризовались развитием кустарниковой березовой тундры. В Западной Берингии, напротив, период кустарниковой тундры был очень непродолжительным (менее 1000 лет). Лиственница формировала разреженные леса, но пыльца Larix, обычно плохо сохраняется.
Вторая фаза переходного периода свидетельствует о широком распространении постледниковых берингийских лесов. Лес или лесотундра возникают впервые в Западной Берингии с появлением Larix dahurica около 11,6 тыс. л.н. В Восточной и Центральной Берингии леса появляются позднее, около 11 тыс. л. н., вдоль речных долин и на невысоких склонах гор [Андерсон и др., 1988]. Тундра вновь доминирует в растительном покрове Центральной Берингии между 10 и 6 тыс. л.н. Распространение лесов из Populus в Восточной и Центральной Берингии свидетельствует о достаточно высоких летних температурах переходного периода, хотя аналогичное возрастание температур недостаточно очевидно из пыльцевых записей в Западной Берингии. Быстрое распространение лиственничных лесов в горных долинах бассейна Колымы является признаком того, что летние температуры близкие современным, несомненно, устанавливаются в конце плейстоцена. В отличие от Центральной и Восточной Берингии климатические условия здесь были достаточно умеренны, и верхняя граница леса в горах могла достигать отметок примерно 700 - 900 м. Конец переходного периода также различен в разных частях Берингии. В Западной Берин-гии леса близкие современным появились около 9 тыс. л.н. Первые хвойные леса (Picea glauca) возникают в Восточной Берингии приблизительно в это же время, но в ландшафтах Центральной Берингии появляются около 6 тыс. л. н. Таким образом, переходный период длился около 3, 7,5 и 5 тыс. л. соответственно в Западной, Центральной и Восточной Берингии. Пыльцевые записи из трех районов Берингии, отражающие региональные особенности развития растительного покрова, указывают на большую временную и пространственную изменчивость позднечетвертичной растительности Берингии. Единого, однообразного ландшафта никогда не существовало в этот период, и важные среднего масштаба изменения всегда были характерны для Берингии. Это, очевидно, проявление региональных особенностей в период позднечетвертичного глобального потепления климата требует дополнительного исследования для объяснения (Ложкин, Андерсон и др., 1995, с. 21).
Верхнеколымский район Северо-Востока Азии является частью Юго-Западной Берингии. В настоящее время это типично горная страна с мозаичными лесами из лиственницы даурской в речных долинах, ольхово-кедровой тундрой на средних высотах и альпийской на вершинах гор. Развитие лиственничных лесов и широкое распространение ольховника в Северном Приохотье исследователи [Андерсон, Ложкин и др., 1987, с.83] связывают с бореальным периодом. Он характеризуется более высокими, чем в настоящее время, средними июльскими и годовыми температурами, большим количеством летних осадков и более глубоким снежным покровом зимой. Этот период на Северо-Востоке Сибири рассматривается как термический максимум голоцена [Каплина, Чеховский, 1987; Ложкин, Важенина, 1987].
Злаковые и типичные для сухих, прогреваемых солнцем участков полынные сообщества начали, по-видимому, занимать несколько большие территории около 600 - 150 л.н. Происходит распространение лиственничных редколесий, аналогичных современным редкостойным лесам из лиственницы даурской с подлеском из кедрового стланика, карликовых березок и ольховника, развитым в верховьях Колымы на высоте от 800 до 1200 м. Повышение содержания пыльцы Pinus pumila отмечает значительное снижение этой границы, а, следовательно, и понижение летних температур [Васьковский, 1957]. Расширение пояса кедрового стланика свидетельствует также о том, что граница лиственничных редкостойных лесов 1500 - 1025 л.н. располагалась ниже 900 - 1000 м и средние летние температуры на этих высотах не поднимались выше 10С. Смещение вертикальных поясов растительности (повышение верхней границы леса) около 1025 - 380 л.н. отражает, по всей вероятности, потепление климата (прежде всего увеличение средних летних температур). Лиственничный лес господствовал на склонах гор 380 - 80 л.н. на высотах 1200 - 1300 м. Последние 80 лет граница лиственничных лесов занимает положение близкое современному.
Во второй половине субатлантического периода 1025 - 80 л.н. наблюдается потепление. Последние 80 лет наблюдается новое похолодание, с которым связано расширение пояса сообществ кедрового стланика и снижение границы лиственничных редкостойных лесов до ее современного положения.
Оквикско-Древнеберингоморский этап
Наконечники стрел с перехватом имеют некоторое сходство с восточными арктическими формами, но Д. Андерсон [1986] считает это сходство случайным. Сочетание этих черт делает Культуру древних китобоев уникальной. Своеобразием является и широкое использование халцедона для изготовления орудий и прежде всего наконечников стрел (Рис. 55,1-3, 7, 8) и дротиков (Рис. 55, 5, 6), острия-вставок китовых наконечников гарпунов (Рис. 55, 4, 21), листовидных ножей на отщепах (Рис. 55,18, 19), типа улу (Рис. 55, 17), полностью ретушированых (Рис. 55, 20), овальных (Рис. 55, 13), подтреугольных (Рис. 55, 75) и с черешком (Рис. 55,14) скребков. Для данного комплекса характерно, также как и для Денби, Чорис и Нортон: изготовление орудий на пластинчатых отщепах, полученных в результате параллельных снятий; резцов на отщепах (резцовые сколы, продольное или поперечное сечение) (Рис. 55, 23), на обломках орудий (Рис. 55,12); ручных сверл (Рис. 55, //), а также немногочисленные микропластины (Рис. 55, 10). Интересен самый древний жирник в комплексе древних китобоев (Рис. 55,22).
Считается, что Культура древних китобоев происходит не от Арктической традиции малых орудий, с которой, видимо, сосуществует в районе залива Котцебу. Д. Андерсон характеризует древних китобоев как северных эмигрантов, неожиданно попавших в район залива Коцебу и адаптировавшихся здесь. Процветающая Культура древних китобоев не оказала влияние на коренное население. Д. Дюмон допускает южное происхождение Культуры древних китобоев (Алеутские о-ва) и возможную связь с культурами Качемак I и Оушен бей [1987,1995].
Д. Андерсон предполагает, что древние китобои процветали долгое время в западной Арктике и являются представителями еще не открытой традиции, возможно азиатской [1986, с. 332]. Хотя Культура древних китобоев и Денби не были родственными, в последующих комплексах северо-западной Аляски наблюдается комбинация черт, развившихся из этих двух культур. Население Чорис могло позаимствовать форму дома, массивные каменные орудия для разделки мяса, технику шлифованного глинистого сланца от древних китобоев [Anderson, 1986; Dumond, 1987]. Население Ипиутак, наиболее яркие представители Арктической традиции малых орудий, сохранило преимущественно континентальную ориентацию экономики и, частично, приморскую (включая и охоту на краю прибрежного льда). Ипиутак-цы охотились на оленей-карибу и на тюленей, используя орудия, типы которых сложились в течение предыдущих тысячелетий в ранней Арктической традиции малых орудий. Китовые наконечники гарпунов и обилие китовых костей в жилищах свидетельствуют об активной охоте на китов, что нашло отражение и в названии культуры. Охотились на мелких китообразных, преимущественно белух (Рис. 166).
Таким образом, Культура древних китобоев, по-видимому, представляет собой древнейшую культуру приморско-адаптированного населения на побережье Берингова и Чукотского морей. Этот район, где завершается процесс этногенеза эскимосов, вероятно, следует рассматривать как «последний приют» [Dumond, 1987, 1994]. Д. Андерсон допускает, что прародина эскимосов может быть найдена где-то в Западной Арктике, поскольку они представляют яркий образец «приморской арктической экономики». Возможно это будут о-ва Св. Лаврентия и Диомида [1970]. А.П. Окладников [1976] предполагал южное (Восточная Азия, Приморье) происхождение палеоазиатов, в том числе и эскимосов. Единственный памятник палеоэскимосской культуры на азиатском побережье обнаружен на о. Врангель, Чертов овраг [Диков, 1977, 1979]. В комплексе каменных изделий этой зверобойной культуры как и подобает палеоэскимосским культурам, почти совсем отсутствуют шлифованные орудия. Среди каменных изделий различаются метательные наконечники, ножи, ножи-резчики, скребки. Почти все они были изготовлены техникой оббивки и отжимной ретуши. Все метательные наконечники обработаны двусторонней отжимной ретушью, а края вторичной ретушью. Большая часть их имеет более или менее выраженный черешок и могут быть подразделены на две основные группы: листовидно-черешковые (Рис. 55,1, 5) и треугольно-черешковые (Рис. 55, 7, 8). При этом черешок может быть узким и длинным или едва намечающимся. Только один черешковый наконечник сделан из темно-серого кремня (Рис. 55, 8) хорошего качества, остальные - из халцедона или грубого филитизированного, почти черного, глинисто-песчаного сланца [Диков, 1979].
Ножи, как правило, отличаются грубой обработкой, бифасиальные (Рис. 55, 20), так и унифасиальные (рис. 55, 19). Преобладающая форма ножей листовидная или удлиненно-овальная, представлены обломки ножей и фигурных («горбатых») форм. Другую группу ножей составляют более или менее массивные пластинчатые отщепы, ретушированные преимущественно со стороны спинки (Рис. 55, 18) или также с брюшка. Некоторые разновидности этих изделий могут быть отнесены к категории грубых ножевидных пластин с ретушью. Особую категорию орудий составляют большие треугольной формы ножи-резчики, бифасы и унифасы (Рис. 55,23). В сущности, они близко примыкают к предыдущей категории ножей, отличаясь от них наличием приостренного рабочего конца [Диков, 1979].
Соединение признаков двух предьщущих категорий орудий образует еще одну, и притом весьма специфическую, группу орудий ножей- резчиков-унифасов на сравнительно тонких пластинчатых отщепах или широких ножевидных пластинах. Как правило, они имеют сегментовидные очертания с одним тщательно приостренным рабочим концом и с противоположным закругленным, совершенно необработанное брюшко и сплошь покрытую отжимной ретушью спинку.
Сравнительно многочисленную группу составляют скребки. Они сделаны из отщепов путем более или менее полной их обработки. Характерной их формой являются скребки "с ушками", тщательно обработанные со стороны спинки (Рис. 55, 14), «грушевидный» скребок, аккуратно ретушированный с обеих сторон и, вероятно, являющийся скребком-проколкой, овальный скребок (Рис. 55,13), трапециевидный, подтреугольные (Рис. 55, 75) и другие, менее выразительных очертаний. Некоторые из них могли служить одновременно и ножами.
Своеобразными орудиями являются массивный нож с резцовым сколом и тесловидный инструмент из серого песчаникового сланца. Представлены и отщепы, причем некоторые из них - со следами ретуши [Диков, 1979].
Среди перечисленных изделий, обработанных оббивкой и отжимом, найдено лишь одно слегка подшлифованное со стороны лезвия орудие - небольшое теслецо подтрапециевидной формы из плоской гальки. Оно обработано небрежно, и по одному его краю и на обушке сохранилась нетронутой галечная корка.
Изделия из моржового клыка представлены тремя стержневидными орудиями наподобие листовидных пешен. У них слегка приостренные рабочие концы, а противоположные торцы не обработаны. Не исключено, что некоторые их этих орудий могли служить и отжимниками для обработки каменных изделий.
Интересным и наиболее важным в диагностичном отношении изделием является «однодырчатый» поворотный наконечник гарпуна довольно большого размера, очень архаичный по виду и своеобразный (Рис. 55, 16). Этот, найденный на стоянке, поворотный наконечник гарпуна, по мнению Н.Н. Дикова, в общем наиболее близок по своей конструкции древнейшим наконечникам гарпунов земли Пири на крайнем Севере Гренландии, где они были обнаружены датским археологом Айгилем Кнутом в комплексе палеоэскимосской культуры Индепенденс (2 тысячелетие до н. э.) [Anderson, 1986].
Общий облик врангельской каменной индустрии [Диков, 1977, 1979; Теин, 1979, 1983] (Рис. 45) (господство таких изделий, как обработанные ретушью черешковые наконечники (Рис. 51, 3), ножи-резчики (Рис. 51,13) и грубые ножевидные пластины (Рис. 51, 4), по мнению Н.Н.Дикова [1977, 1979], находит много общих черт в древнейших Палеоэскимосских культурах арктической Америки и, особенно, в северогренландской культуре Индепенденс и в комплексе Палисады II (4000 лет до н. э.) на м. Крузенштерна в Беринговом проливе.
Радиоуглеродная дата врангельского комплекса 3360±155 (МАГ-198) получена по углю из костра на стоянке Чертов овраг. Сходство врангельского комплекса с палеоэскимосскими культурами Канадской Арктики и о. Гренландия, а также заметное сходство ряда каменных изделий, скребков на пластинах и пластинчатых отщепах, полученных в результате параллельных снятий (Рис. 51, 4, 5, 8), ножей-резчиков и горбатых ножей (Рис. 51, 10) с неолитическими камчатскими, вплоть до м. Лопатка, североохотскими, а также с древнеалеутскими являются, по мнению Н.Н. Дикова [1979, с. 173], подтверждением существования единого и широкого культурного пласта в период освоения морской экономики на Северо-Востоке Азии и в Северной Америке. Однако сравнение комплексов приморских культур свидетельствует, скорее, о возрастающей дифференциации культурных традиций и культур, имеющих общие истоки и генетические связи. В этом сложном многолинейном процессе различия определялись разнообразием экологических условий, культурных трансляций и взаимосвязей, степени консервативности и мобильности, характером и уровнем приморской адаптации. Сходные черты каменного инвентаря, значительно более консервативного, чем костяной, имеющие широкий географический и хронологический диапазон, лишь отчасти могут свидетельствовать об общих истоках и взаимосвязях, характер которых во многом до сих пор не ясен. Самой яркой характеристикой врангельского комплекса является поворотный наконечник гарпуна с одним отверстием для линя, открытым пазом для колка и желобом для крепления колка, а также открытым пазом для черешкового, по мнению Н.Н. Дикова [1979], острия вставки. Отмечаемые Н.Н. Диковым [1977, 1979, 1996] аналогии данного наконечника с наконечниками Индепенденс (Рис. 34,19, 24, 25; Рис. 36, 5, 11, 12) довольно сомнительны, поскольку они различаются значительно как конструкционно, так и стилистически. По конструкции врангельский наконечник идентичен наконечнику древних китобоев (Рис. 55, 16), а открытый паз для острия находит аналогии в комплексах южных культур Аляски - Оушен бей (о. Такли) (Рис. 25, 20), Палеоалеутской (Рис. 47,1-3), совпадая и по времени. Это доказательство, вероятно, их связи и взаимовлияния.
В каменном инвентаре стоянки представлены также листовидные, полностью ретушированные ножи, узкие (Рис. 51, 11, 12) и широкие (Рис. 51, 9), ножи на расщепленных вдоль гальках, с сохранением галечной корки (Рис. 51,14), тесла на плоских гальках, с сохранением галечной корки, с пришлифованным лезвием (Рис. 51,6), ножи-сверла (Рис. 51,7).
Сезонная (лето-осень) стоянка Чертов овраг на о. Врангеля отражает миграцию населения связанную с охотой на моржей (здесь сохраняется крупное моржовое лежбище). Охотники пользовались, вероятно, наземными шалашевидными жилищами, планировка которых неизвестна. В целом достаточно ограниченный комплекс врангелевского инвентаря не дает полного представления об азиатской палеоэскимосской культуре, а основное поселение на арктическом побережье Чукотки, охотники которого оставили данную стоянку до сих пор не обнаружено. Оно может располагаться в районе мыса Биллингса.
Типология костяных наконечников
Прослеживается близость каменного инвентаря Лахтинской культуры комплексам Тарь-инской, в большей степени, и Палео- и Древнеэскимосских культур. Некоторые типы сланцевых шлифованных ножей имеют аналогии только в инвентаре Древнеэскимосских культур.
Каменные печи своеобразны. Они представляют собой яму 1,1 х 0,7 х 0,6 м со стенками из монолитных каменных плит, посаженых на связку из глины. Конструкция аналогична древ-некорякским очагам, которые располагались только в жилищах. Часто к большой камере примыкает камера меньших размеров, что не встречается в Древнекорякской культуре. Способ приготовления пищи в подобных печах (термообработка без доступа воздуха) известен у кереков [Леонтьев, 1983] и имеет аналогии у ительменов [Крашенинников, 1949].
Костяной инвентарь Лахтинской культуры разнообразен. Охотничье-промысловый инвентарь представлен наконечниками стрел, дротиков и острог. Наконечники острог и стрел для лучения рыбы - это иглообразные наконечники с бородками или без них (Рис. 115,13-15). В качестве острия острог использовались и массивные наконечники (Рис. 115, 4, 5). Массивные наконечники стрел и дротиков с бородками использовались в промысле ластоногих и китов (Рис. 115, 1-3, 6, 8), наконечники с шипами и без них - в сухопутной охоте, а томары (Рис. 115, 7) - в охоте на птиц и пушных зверей.
Доминирующей формой основания наконечников является цилиндрическая и усеченно-коническая втулка (58%). Это культурозначимый признак (Рис. 157, 158). Встречаются уп-лощенно-клиновидное (18, 4%) (Рис. 159, 1-15, 20), шиловидное (5,8%) (Рис. 160, 1-5, 9) и вильчатое (3%) (Рис. 160, 6-8, 10-14) основания, а также конусовидный черешок (14,8%) (Рис. 159,16-19, 22, 23). Большая часть наконечников украшена по втулке прорезным орнаментом, представляющим параллельные, опоясывающие линии в сочетании с прямыми линиями, зубцами и ресничным орнаментом. Элементы орнамента имеют широкое распространение и, прежде всего, в инвентаре Палео- и Древнеэскимосских культур, но стилевое решение своеобразно. Разнообразные орнаментальные варианты, возможно, являются знаками собственности. Подобная традиция отмечается у эскимосов и древних коряков [Nelson, 1890, 1934; Пташинский, 1998].
Наконечники с клиновидным основанием считаются характерными для Древнекорякской культуры [Васильевский, 1971]. Наконечники с конусовидным черешком, шиловидным и вильчатым основаниями и комбинированные (Рис. 160,14) характерны для Палео-Древне- и Неоэскимосских культур Азии и Америки [Руденко, 1947; Диков, 1977, 1979;Larsen, Rainey, 1948; Bandi, 1969; Dumond, 1987]. Ранние костяные наконечники Лахтинской культуры датируются (Орианда 2, жертвенник, нижний горизонт) 3300 л.н.
Рукояти ножей, резцов (Рис. 112, 6), тесла (Рис. 112, 7), лопаты (Рис. 115, 19), мотыги и кирки (Рис. 112, 5; Рис. 115, 20, 22), полозья саней, подполозки нарт, иглы и игольники, черпаки (Рис. 115,16) [Орехов, 1987] имеют широкие аналогии в инвентаре сопредельных синхронных приморских культур и характерны для кереков. Наконечники гарпунов пунукского типа встречены только на поселении Гека 1 (Рис. 115, 11, 12) (примерный возраст 1000-500 л.н.). Моржовые кльпси со следами обработки характеризуют технику изготовления костяных орудий и изделий (Рис. 112,1-4). В комплексах представлены также ледовые пешни (Рис.115, 21), носовые крепления байдар (Рис. 115, 9), навершие дубинки (Рис. 115, 10), лопатки для отделения раковин моллюсков от камней (Рис. 115,18).
Из деревянных изделий представлены: черпак, поплавок для сети, фигурка-поплавок птицы (сакральное значение?), челнок для вязания сети и древки стрел [Орехов, 1987].
Появление керамики в комплексах Лахтинской культуры датируется (Опуха 1, жилище 2) 2600 л. н. Вся керамика лепная, круглодонная. И.Ю. Понкратова отмечает формовку сосудов Лахтинской культуры на основе [1999, 2001, с. 143]. В качестве наполнителя использовался песок, реже щебень, мох и шерсть оленя. Уплощенные, закругленные, с защипом, двойные венчики имеют внутренний наклон (Рис. 117, 118). Сосуды высотой 19-24 см, в горизонталь 92 ном сечении 24 (30) на 30 (34) см (Рис. 116, 4, 5). Ярким своеобразием и культурозначимым признаком является овальное горизонтальное сечение сосудов. Эта очень редкая характеристика находит некоторые аналогии только в Лидовской культуре Приморья, но форма сосудов там иная [Андреева, 1975; Жущиховская, 1998]. Керамика хорошего обжига, орнаментирована шнуровым накатом (Рис. 116, 5; Рис. 117,1, 3, 4), прямоугольно-зубчатым штампом, бордюрный орнамент (Рис. 116, 4; Рис. 117, 12), крупнополосчатым орнаментом (Рис. 117, її) и беспорядочной штриховкой (Рис. 117, 2, 5-10). Один фрагмент имеет квадратные вдавлення у венчика (Рис. 117, 14). Преобладают неорнаментированные, тонкостенные (0,01 м) сосуды. Один фрагмент с отверстием для подвешивания сосуда (Рис. 117, 13). Керамика с налепными ушками и низкие блюда (пунукского типа) (Рис. 116,1-3), а также с уплощенным дном (Рис. 116, б, 7) встречены только на поселении Гека 1. Круглодонная керамика находит аналогии в Северочукотской (восточный вариант Ымыяхтахской), Вакаревской, Древнебе-рингоморской [Диков, 1979] и Древнекорякской [Васильевский, 1971] культурах.
Изделия из металла обнаружены на жертвеннике поселения Орианда 1 под дёрном: железные кованые наконечник с черешком копья и треугольные вставки; бронзовые острия-вставки [Орехов, 1987]. Датируются они, вероятно, не ранее 1000 л.н.
Жертвенники отражают существование анимистических представлений, культа предков (этнографические данные) [Леонтьев, 1983], промысловых культов (прежде всего моржа и кита). Они обозначены вкопанной, с наклоном к морю, нижней челюстью кита, поросшей травой ритуальной площадкой от 2 х 1,5 до 5 х 6 м и моржовыми черепами. Ранее черепа моржей располагались по краю ритуальной площадки в затылок друг другу. В жертвоприношении участвовали мужчины (охотничье-промысловый инвентарь) и женщины (бытовые орудия, керамика, украшения), использовался огонь. В поздний период стрелы и дротики с костяными наконечниками стали заменяться деревянными.
Комплексы из черепов и половых костей моржа в жилищах, возможно, связаны с обрядами умножения популяции этого животного. Фигурки птиц (Рис. 121, 12), рисунок (Рис.121, 2) и орнамент (Рис. 115, 4) в виде отпечатка птичьей лапки отражают существование культа птицы.
