Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историографический очерк 10
Глава 2. Важнейшие памятники переходного времени от неолита к бронзовому веку 23
2.1. Поселения Кондинской низменности 24
2.2. Поселения Нижнего Приобья 72
2.3. Погребения 85
Глава 3. Обсуждение материалов переходного времени от неолита к бронзовому веку 102
3.1. Памятники ушьинского типа 102
3.2. Памятники еныйского типа 105
3.3. Памятники атымьинского типа 110
3.4. Пернашорский комплекс поселения Геологическое III 134
3.5. Памятники волвончинского типа 144
Глава 4. Важнейшие памятники бронзового века 163
4.1. Поселения Кондинской низменности 163
4.2. Поселения Нижнего Приобья и Надым-Пуровского междуречья 221
4.3. Могильники, промысловые и культовые объекты 255
Глава 5. Обсуждение материалов бронзового века 266
5.1. Памятники досейминского времени 266
5.1.1. Замечания к хронологической позиции полымьятских памятников 300
5.1.1.1. Время бытования ранних полымьятских памятников 302
5.1.1.2. Возраст поздних полымьятских памятников 313
5.2. Памятники сейминского времени 319
5.2.1. Хронология памятников варпаульского типа 334
5.3. Памятники постсейминского периода 344
5.3.1. Датировка лозьвинских и атлымских памятников 359
Заключение 366
Архивные материалы 374
Библиография
- Поселения Нижнего Приобья
- Памятники атымьинского типа
- Поселения Нижнего Приобья и Надым-Пуровского междуречья
- Возраст поздних полымьятских памятников
Поселения Нижнего Приобья
Памятники переходного времени в бассейнах рр. Тавды и Конды представлены в количественном отношении неравномерно. Недостаточная изученность Тавдинского бассейна обусловлена отсутствием до настоящего времени регулярного сообщения с немногочисленными населенными пунктами и наличием особых режимных зон в по течению реки. Несмотря на это, для археологических исследований была доступна северная часть территории, пересекаемая железной дорогой «Ивдель–Приобье», вдоль которой возникли поселки лесозаготовителей. На северо-востоке Свердловской области магистраль проходит через небольшую таежную р. Атымья, левый приток Пелыма. Здесь были впервые раскопаны поселения Атымья VII, IV и II с остатками построек и представительными коллекциями керамики, каменного инвентаря и костями животных. Находки позволили говорить о выделении своеобразного атымьинского типа памятников как одного из северных вариантов липчинской культуры [Стефанов, Кокшаров, 1990, с. 60]. Затем памятники атымьинского типа были открыты в бассейне Конды (Геологическое XVI, Еныя 12, Пашкин Бор VI). В начале 1990-х гг. они рассматривались как наиболее ранние из числа комплексов переходного времени данного микрорайона.
Позднее они сменяются памятниками волвончинского типа, выделенными по материалам поселения Волвонча I, которое было раскопано в нижнем течении р. Конды [Там же, с. 61]. В результате раскопок поселений Геологическое III (раскопы III–IV), Геологическое XVI (раскоп I) и Леуши XIX были расширены представления о памятниках этого типа, прослежены различия в домостроении и обработке каменных орудий. Особый интерес для изучения связей северного населения представляют стилизованные антропо- и зооморфные изображения, размещенные на стенках волвончинской керамики.
Древности переходного времени Кондинской низменности включают поселенческие комплексы и могильники. Последние крайне немногочисленны, и работа с ними осложнена почти полным отсутствием керамики в захоронениях и неудовлетворительной сохранностью антропологических останков. По этой причине погребальные памятники Конды рассмотрены не изолированно, а вместе с другими подобными объектами, открытыми на севере Западной Сибири. Раскопки археологических объектов проводились по всему течению Конды. Эта территория изучена относительно равномерно, но учитывая ее площадь ( 70000 км2) преждевременно говорить о ее исчерпывающем исследовании.
Имеющиеся источники различны по информативности: в ряде случаев жилища оказалась незамеченными при раскопках, работа с некоторыми коллекциями затруднена многослойностью поселений, свои сложности создает неудовлетворительная сохранность археозоологического материала.
Поселение Атымья VII расположено в 3 км к ЮВ от одноименного поселка лесозаготовителей в Ивдельском районе Свердловской области. Оно находится на краю 7-метровой левобережной террасы р. Атымьи, одного из притоков Пелыма в его верхнем течении. В 1980 г. памятник открыт автором, а в 1984 г. изучался раскопом площадью 84 м2. Из исследованного сооружения происходит керамика атымьинского типа, изделия из камня, глины, кости животных. Материалы других эпох отсутствуют [Стефанов, Кокшаров, 1990, с. 44–52, 60].
Углубленная часть жилища (рис. 2) имела подпрямоугольную форму, размер 7,4 6,4 0,3 м. Котлован ориентирован длинными сторонами вдоль террасы, в направлении ЗСЗ–ВЮВ. В его центре находилось пятно бурой супеси, возникшее на месте открытого кострища. Его диаметр около метра, мощность слоя до 0,16 м. В заполнении объекта встречены каменные изделия, фрагменты керамики и мелкие жженые косточки.
Часть ям выполняла хозяйственные и, возможно, культовые функции. Внимание обращает углубление, расположенное к югу от очага. В его заполнении обнаружены развалы нескольких сосудов (рис. 3, 1; 4, 11), кости и зубы двух бобров и гастролиты птиц. Содержимое обильно пересыпано охрой, которой много и на полу жилища.
Из четырех внешних ям брался грунт для подсыпки стен.
При разборке заполнения некоторых ям и ямок от столбов отмечены относительно поздние подсыпки охры, перекрывающие ранние отложения. Эти факты свидетельствуют о ремонте или незначительной перестройке жилища на протяжении его существования. Временной интервал между функционированием и перестройкой объекта был минимален.
Находки, представленные керамикой, изделиями из камня и фаунистическими остатками, происходят преимущественно из раскопанного жилища.
Коллекция керамики включает фрагменты более 100 сосудов, выделенных по венчикам и стенкам. В статистическую обработку включены 94 экз. (92 венчика и 2 стенки). Графические реконструкции позволили представить их форму и размеры. Диаметр по венчику восстановлен у 17 емкостей, у 7 из них замерена высота.
Посуда представлена банками (72,5%) и чашами (23,5%). Среди банок много закрытых емкостей (рис. 3; 4, 2, 9–12; 5, 5, 7–8). Единичны изделия миниатюрных форм и четырехугольные миски (рис. 5, 1–1А, 3–4). За редким исключением все днища круглые. Диаметр по венчику варьирует от 10 до 41 см, среднее значение данного параметра – 22,1 см. Емкости с диаметром ниже этого значения отнесены к числу малых, а все остальные к крупным: их соотношение – 64,7 и 35,3%. Диаметр по венчику равен или превышает высоту сосуда. Наиболее характерны плоские венчики, хотя имеются округлые и приостренные. Нередко им придана волнистая форма. У некоторых сосудов на внутренней стороне стенок под венчиком оформлен наплыв. Толщина черепков 3–9 мм, они имеют светло-желтый цвет. В тесте наблюдается большая примесь песка, встречаются фракции шамота, крупнозернистых пород камня и лимонита. Снаружи стенки сосудов тщательно заглажены, на внутренней стороне нередки следы затирки гребенчатым штампом.
За исключением отдельных экземпляров, вся посуда орнаментирована. Узоры покрывают наружную поверхность сосудов, включая днища. Среди способов нанесения орнамента абсолютно преобладает печатная гребенка: отпечатками гребенчатого штампа украшено более 90% сосудов. Судя по оттискам, инструменты имели различную нарезку зубцов: обычную однорядовую, двухрядовую (т.н. рамчатый штамп) и диагональную, когда рабочая поверхность оформлялась в виде диагональной сетки.
При нанесении орнамента гребенчатый штамп ставился часто под углом к поверхности и, в зависимости от количества пропечатанных зубцов, напоминает то отступающую палочку (рис. 3; 5, 4, 8), то отступающую «шапкульскую» гребенку (рис. 4, 4, 7, 11; 5, 5, 9). Удельный вес отступающе-накольчатой техники невелик (4%). На керамике отмечено использование гребенчатой качалки (рис. 3; 4, 8; 5, 1; 6, 1, 2, 4), составляющей 7,3% от прочих технических приемов. У более половины сосудов (52%) в верхней части, в зоне под венчиком, помещены ямки. По орнаменту на тулове посуда разделена на две группы: украшенную геометрическими узорами и с монотонными мотивами из горизонтальных поясков гребенчатого штампа.
Памятники атымьинского типа
Поселение Каксинская Гора 3 расположено на правом берегу р. Амня (левый приток Казыма), в 6 км к востоку от поселка Казым в Белоярском районе ХМАО– Югры Тюменской области. Памятник находится в основании длинного узкого мыса, оконечность которого занимает средневековое городище Каксинская Гора I.
В раскопе (148 м2) выявлены остатки четырехугольного котлована жилища, углубленного от уровня древней поверхности на 0,4–0,7 м (рис. 76). Стены ориентированы по линии СЗ–ЮВ. Протяженность стен неодинакова: длина северо-западной стены 6,8 м, северо- и юго-восточной – 8,1 м, юго-западной – 9,5 м ( 68 м2). Пол посыпан охрой. Оттенки краски варьируют от бледно-розового до бордового [Морозов и др., 2001, с. 26].
Дно котлована по периметру ограничено канавкой шириной 0,1–0,2 м, глубиной до 0,3 м. В сечении она конусовидная или полуовальная. В центре постройки находился песчаный материковый останец подпрямоугольной формы размером 1 0,9 0,1 м. Судя по сохранности, он был облицован досками или жердями. Авторы статьи склонны рассматривать данную платформу в качестве остатков очажной площадки: «Огонь, по-видимому, разводили на вымостке (навале), состоявшей из более или менее крупных камней. Несколько таких булыжников, явно подвергшихся термическому воздействию, найдены в котловане жилища и около него» [Там же]. На полу расчищены также два углубления, использовавшиеся, вероятно, для хозяйственных нужд.
С конструкцией постройки связано около 25 ямок от столбов.
Исследованный объект реконструирован как полуземляночный дом каркасно-столбовой конструкции. Опорой стен и перекрытия являлись расположенные вдоль стен и по углам котлована столбы, связанные в верхней части в прямоугольную бревенчатую раму. Стены были наклонены к центру, их основание находилось за пределами котлована. Нижняя часть стен, упиравшихся в землю, располагалась на расстоянии 0,51–1 м от краев углубленной части жилища, а верхняя часть опиралась на раму. Снаружи стены присыпались песком. Песчаные стенки котлована укреплялись деревом, основание деревянной обшивки опускалось в канавки. Вероятно, пол имел какое-то покрытие. Вход мог находиться в северо-западной или северо-восточной стене [Там же, с. 27]. Находки представлены керамикой, каменным инвентарем и примерно десятком кальцинированных косточек.
Коллекция керамики включает 105 фрагментов от 13–14 круглодонных банок со слегка закрытым устьем (рис. 77, 2, 5, 11) или почти прямыми стенками (рис. 78, 1). Венчики округлые или слегка скошенные вовнутрь. Один из сосудов имел, возможно, форму открытой ладьи (рис. 78, 3). Посуда лепилась из глины с примесью шамота, в изломе пяти фрагментов видны включения окатанного и дробленого кварца размером до 6 мм. Толщина черепков 4–7 мм, они утолщаются к дну до 10–12 мм. Внешняя и внутренняя поверхности стенок хорошо заглажены. У одного из сосудов внутренние стенки затерты гребенчатым штампом, но только в верхней половине (рис. 78, 1). На одном черепке имеется отверстие, просверленное для ремонта сосуда.
Орнамент наносился гребенчатыми штампами. Инструменты имели различную форму зубцов (длинные и короткие узкие, короткие широкие – гусеничные, с более или менее аккуратной нарезкой зубцов). Орнаментир ставился перпендикулярно к поверхности или под различным углом к ней, прокатывался и протаскивался.
Узоры покрывают внешние стенки сосудов, в ряде случаев – венчик и зону под венчиком изнутри емкостей. Орнаментальные композиции просты и достаточно стандартны. В зоне под венчиком отмечаются пояски из ямок, оставляющих на внутренних стенках бугорки – «жемчужины». Круглые ямки составляют большинство, встречаются также вдавления семечковидной и полуовальной формы.
Ямки наносились поверх гребенчатых узоров, представляющих собой горизонтальные ряды наклонно поставленных отрезков. Последние часто образуют елочные пояса, повторяющиеся затем на тулове сосудов. Реже встречены гребенчатые зигзаги (рис. 77, 3, 5, 7, 9), единично отмечено чередование отпечатков гребенки и круглых углублений (рис. 77, 11). Среди преобладающей посуды с монотонными узорами выделяется банка, украшенная профильными орнитоморфными изображениями (рис. 78, 1). Голову и шею птиц передают одинарные гребенчатые отрезки различной длины. Туловище смоделировано тремя-четырьмя параллельными вдавлениями штампа. Пояски гребенки разрежены цепочками ромбов, в зоне под венчиком помещены «жемчужины», а не ямки.
Сосуд, отнесенный предположительно к числу ладьевидных, украшен по верхнему краю наклонными оттисками гребенчатого штампа (рис. 78, 3). Ниже прочерчена волнистая линия, выполненная двузубой гребенкой. Вдоль линии размещены овальные ямки. Ниже данной зоны по тулову опускаются волнистые линии. Каменный инвентарь насчитывает 98 предметов, выполненных из местного плиточного и галечного сырья (табл. 1). В цветовой гамме преобладают изделия из твердого кремнисто-сланцевого и опокового материала светлых и темных серо-зеленых тонов, у изделий из кварцевого материала – светло-розовых. Первичное расщепление сырья осуществлялось в ударной и контрударной технике скола. Высота ядрищ контрударного расщепления (3 экз.) не более 3 см. Два из них (рис. 78, 27–28) – с двумя противолежащими поверхностями скалывания, со скошенными ударными площадками и с естественными или оформленными сколами. Нуклеусы ударного расщепления подпризматической и конусовидной формы (2 и 1 экз. соответственно). Одно из подпризматических ядрищ двухплощадочное, высотой 2 см (рис. 78, 29). Площадки прямая и скошенная, оформлены сколами. Морфология негативов сколов свидетельствует о приоритетном направлении скалывания удлиненных заготовок (рис. 78, 13–15, 17–18, 20).
Среди орудий преобладают скребки (17 экз.) разной формы. Большая их часть (14 экз.) выполнена из отщепов (рис. 78, 5–7, 9, 12, 16, 19, 20, 22, 25–26). Единично использованы другие типы заготовок – нуклеусы (рис. 78, 8), гальки (рис. 78, 11) и сколы (рис. 78, 23). По расположению лезвий к продольной оси выделяются концевые (4 экз.), боковые (10) и округлые (1) скребки. Лезвия орудий ретушировались исключительно со спинки заготовки. Часть скребков (2 экз.) не имеют обработки лезвий и выделены по следам износа (рис. 78, 20). Характер следов на 16 орудиях свидетельствует о применении этих инструментов для обработки шкур. Наблюдается максимальное использование длины рабочего края орудия (зоны сработанности выделены на рис. 3 пунктиром).
Долотовидные орудия (рис. 78, 21, 24) выполнены из галек (2 экз.) и отщепов (2). Поверхность орудий оформлялась продольным уплощением галек или частичным уплощением сколами со стороны лезвий. Дополнительная подработка лезвия осуществлялась односторонними краевыми сколами с целью придания ему желобчатой формы. Рабочий край изделий располагался на узком дистальном конце заготовки; одно орудие имеет два смежных лезвия (рис. 78, 21).
Поселения Нижнего Приобья и Надым-Пуровского междуречья
Целый ряд признаков позволяет говорить о существенном сходстве пернашорской керамики Геологического III с атымьинскими комплексами Верхней Конды и Тавды, чужьяельскими материалами Европейского Северо-Востока и можно ставить вопрос об их одновременности.
По версии В.С. Стоколоса, расцвет геометрического орнамента на керамике среднего этапа чужъяельской культуры был обусловлен как тесными связями населения, проживавшего по обе стороны Урала, так и прямыми миграциями сибиряков, происходившими в середине III тыс. до н.э. [2000, с. 16]. Для подкрепления вывода приводит 14C даты с поселений Ошчой V и Малый Атлым, о которых шла речь выше. С учетом этих данных хронологическая позиция пернашорских и, по-видимому, атымьинских, памятников может быть удревнена еще на 100–200 лет. Учитывая сказанное, можно отнести перечисленные памятники к одному хронологическому пласту, укладывающемуся в пределах второй трети III тыс. до н.э.
В качестве дополнительного хронологического маркера, свидетельствующего о синхронности пернашорских и атымьинских древностей, можно привлечь шлифованные наконечники стрел с желобками. Они встречены на трех нижнеобских памятниках: поселениях Амня IА (рис. 91, 17), Сартынья I (рис. 91, 28) и в Ясунском погребении (хотя, не исключено, что речь может идти о поселенческо-погребальном Ясунском комплексе) (рис. 91, 7, 16, 21). Примечательно, что четыре наконечника данного типа происходят из погребения 6 могильника Старые Покачи 5.1, для которого получена дата 4650±95 лет (табл. 19). По мнению Л.В. Носковой и К.Г. Карачарова, она не вписывается в серию образцов, полученных для данного могильника, и поэтому не отражает реальный возраст объекта [2008, с. 155]. Относя ее к числу «сбойных», они исходят, вероятно, из кратковременности могильника, хотя и не приводят соответствующей аргументации для обоснования своей позиции. Если радиоуглеродный образец Малоатлымского II городища действительно связан с пернашорской керамикой, то и дата, полученная со Старых Покачей 5.1, выглядит вполне приемлемо. Кроме того, следует учитывать длительное использование шлифованных наконечников, на что уже указывалось выше.
При сравнении пернашорских комплексов с материалами поселения Каксинская Гора 3 (рис. 77; 78, 1–4) следует признать более поздний облик первых. К сожалению, сейчас нельзя сказать ничего определенного о возрасте поселения Амня II, поскольку связанные с ним находки аморфны (рис. 75). Не исключено, что оно будет отнесено к началу бронзового века.
Наблюдаемые различия пернашорских коллекций Геологического III и Амни IА могут отражать как локальное своеобразие, так и хронологические несоответствия комплексов. Однако этот вопрос нуждается в детальной проработке с привлечением новых материалов. В качестве предварительного наблюдения можно указать на архаичный облик пернашорской керамики Конды. Это отчетливо проявляется при ее сравнении с разведочными материалами поселения Старый Хангокурт II (р. Малая Сосьва), которое территориально близко Геологическому III.
Среди хангокуртских находок выделяются два сосуда. Один орнаментирован вдавлениями гребенчатого штампа арочной формы, между которыми помещено антропоморфное изображение, выполненное в скелетном стиле (рис. 104, 12). Рисунок имеет самые полные параллели в керамике поселения Волвонча I (рис. 63, 1; 64, 2–3). Другой сосуд украшен наколами гребенки, характерными для посуды волвончинского типа (рис. 104, 10). Хангокуртская керамика свидетельствует о сохранении арочной орнаментации вплоть до начала бронзового века.
Рассмотренные источники позволяют допускать, что и пернашорские комплексы Нижней Оби существовали не одно столетие и могли иметь хронологические различия. Самые ранние из них (вторая группа керамики Геологического III) были синхронны поздним атымьинским объектам (Атымья II, Геологическое XVI, Еныя 12), а поздние (Амня IА, Усть-Низямское I) могут сосуществовать с волвончинскими поселениями Конды. Разумеется, в дальнейшем их хронологическая позиция будет конкретизирована. В связи с этим любопытна керамика с Северной Сосьвы, украшенная гребенчатыми наколами, которые сближают ее с посудой волвончинского типа (рис. 104, 4–5, 10).
Если проводить исторические параллели, то появление ортинско-чужъяельско-пернашорских керамических комплексов с арочно-чешуйчатым орнаментом сопоставимо с распространением в завершающий период бронзового века культур с крестовой керамикой (атлымской и др. синхронных ей) [Косарев, 1987Г, с. 295–296]. Правда, до накопления необходимой источниковой базы говорить о массовых миграциях в данный период преждевременно. Памятники, тяготеющие к циркумполярной зоне, отражают тесные широтные (трансуральские) связи восточноевропейского и сибирского населения. При этом пернашорский комплекс поселения Геологическое III является одним из периферийных в обширном пернашорском ареале, предполагаемый центр которого должен локализоваться в Нижнем Приобье.
Судя по объектам с верховьев Конды и Нижней Оби, население, оставившее их, сохраняло самобытность в декоре на посуде и не испытывало потребности в сетях с керамическими грузилами. Однако оно применяло наконечники стрел общераспространенного на севере Сибири типа, следуя местным традициям в домостроительстве (подсыпка пола жилых и хозяйственных сооружений охрой) и погребальной практике (использование охры, отсутствие в могилах керамики, ярусные погребения).
Особенности нижнеобской пернашорской керамики позволяют легко распознать ее среди других древностей Западной Сибири, хотя ранее указывалось на аморфность материалов этого времени на территории от р. Вах на востоке до Европейского Северо-Востока на западе [Васильев, 1983, с. 62].
Е.А. Васильев и И.П. Глызин привели две даты, полученные для пернашорских (ясунских) древностей поселения Лов-Санг-Хум II: 4620±30BP и 4480±25BP, предложив отнести их к середине – второй половине III тыс. до н.э. Они не исключили удревнения памятников этого типа до второй половины IV тыс. до н.э. после калибровки приведенных значений [2010, с. 123]. Высказанное предположение действительно полностью подтвердилось (см. табл. 19). Сейчас же можно констатировать, что типологические схемы, в которые встраиваются пернашорские комплексы, вступают в противоречие имеющимися калиброванными датами, что требует корректных объяснений.
Возраст поздних полымьятских памятников
Поселение Лов-Санг-Хум III расположено в Шурышкарском районе ЯНАО Тюменской области, в среднем течении р. Сыня, левого притока Оби [Рудковский, 2012, с. 162]. Памятник находится на 25-метровой левобережной террасе в 100 м от русла реки. На его поверхности отмечены 9 впадин глубиной 1 м, площадью 7–90 м2. Раскопками изучены жилища 1 и 6.
Жилище 1 возведено на склоне и имело котлован подквадратной формы. Длина его стен котлована жилища составляет 6 и 6,4 м (площадь 39 м2). Глубина котлована до 0,66 м. В середине юго-восточной стены сооружения размещался выход. Из особенностей обращает на себя внимание обмазка, укреплявшая стенки котлована, и отсутствие ямок от столбов. Автор раскопок полагает, что кровля покоилась на краях котлована, а сама постройка типологически родственна чуму.
Жилище 6 имело котлован подпрямоугольной формы. Длина стен котлована составляла 6,8 и 5,4 м (площадь объекта 38 м2). Глубина котлована до 0,53 м. Выход из помещения расположен в юго-западной стене. Вдоль юго-восточной стенки котлована сохранились остатки сгоревших деревянных нар. На полу отмечены ямки от столбов, поддерживавших кровлю. Судя по сгоревшим остаткам, крыша была четырехскатной, опиравшейся основанием на края котлована. Она состояла из плотно сложенных жердей, скрепленных 2–3 поперечинами и защищенных берестяными полотнищами.
Находки представлены обломками керамической посуды, изделиями из камня и остатками литейного производства.
Керамика из жилищ почти равна в количественном отношении (30 и 36 экз.). Это горшки и баночки с плоским и круглым дном, украшенные фигурными штампами в виде змейки, креста, гребенки (рис. 221). В верхней части, в зоне под венчиком, и, реже, на тулове помещаются пояски из ямок. По характеру орнамента и технике его нанесения комплекс достаточно синкретичен и имеет соответствия с лозьвинскими, архаичными атлымскими и барсовскими материалами [Там же, с. 163]. Оригинальность коллекции позволила автору говорить о выделении особого, сынского, типа керамики [Там же, с. 165].
Каменный инвентарь включает отходы производства и изделия. Судя по описанию, здесь представлен весь цикл расщепления камня. При этом кварцевое сырье доминирует над кремневым (183 и 62 соотв.).
Среди орудий фигурируют скребки, ретушированные наконечники стрел, наконечник дротика (или крупный скребок?), три шлифованных топорика из серо-зеленой породы. Также упоминаются три шлифованных цилиндрика разных размеров, шлифованный шарик и предмет, напоминающий кость от игры в домино. Часть каменных предметов периода из подстилающих слоев переходного времени могла использоваться вторично.
О литейном деле свидетельствуют фрагменты тигля и льячки с каплями металла. Для жилища 6 получены две 14С даты по углю (табл. 20). Некалиброванные значения составляют 2720±80 л. н., или 1120–76 гг. до н.э. (Le-8263), и 2850±35 л. н. или 1130–910 гг. до н.э. (Le-8264) [Там же, с. 164].
Салехардская стоянка расположена на большом мысу вблизи пристани г.Салехард ЯНАО Тюменской области [Талицкая, 1953, с. 246; Мошинская, 1953, с. 184; Косинская, Федорова, 1994, с. 56]. В темноокрашенном культурном слое бронзового века найдены довольно крупные обломки сосудов баночных форм с круглым дном, невысокие чаши и кюветообразные прямоугольные (ладьевидные) ёмкости. Диаметр устья большинства сосудов около 20–30 см. Наряду с ними есть и миниатюрные изделия. Толщина стенок варьирует от 3–4 до 10 мм. Керамика лепилась ленточным способом.
Орнамент наносился штампами в виде гребенки, лопаточками различных форм (плоской широкой или узкой, желобчатой) и птичьей костью. Последней воспроизводились также желобки. Отмечен такой прием, как гребенчатая качалка. Внимание обращают геометрические фигуры в виде ромбов, сгруппированных в треугольники и шестиугольники, образующих «соты», а также ленты (заштрихованные и решетчатые). Часть сосудов снабжена налепными ручками в виде стилизованных зооморфных изображений [Мошинская, 1953, с. 184, табл. IV–V; Чернецов, 1953, с. 46].
На крупных сосудах выделяется несколько зон. Зона под венчиком покрыта лентами, зигзагами и каннелюрами. Ниже ее встречены крупные фигуры в виде треугольников или ступенчатых композиций. Орнаментирована ли третья зона, расположенная между этим орнаментом и дном, не известно.
Облик керамического материала дал основания для отнесения Салехардской стоянки к раннему бронзовому веку и ее синхронизации с поселением Сартынья I [Окладников и др., 1979, с. 124–125; Васильев, 1983, с. 59]. Впоследствии Е.А. Васильев отнес комплекс к самостоятельному типу вары-хадыта [2000А, с. 264, 266; Он же, 2000Б, с. 28].
Поселение Вары-Хадыта II расположено в 7 км к ЗСЗ от поселка Яр-Сале в Ямальском районе ЯНАО Тюменской области. Памятник занимает 5-метровый левый берег реки Вары-Хадыта, соединяющейся через систему озер и многочисленные протоки с дельтой Оби (рис. 222). Открыт в 1997 г. сотрудником краеведческого музея поселка Яр-Сале К.А. Ощепковым. В 2000 г. А.Г. Брусницына заложила на поселении раскоп I (64 м2) [2001]; в 2001 г. Е.А. Васильев разбил здесь раскопы II–IV (284 м2) [2000Б:24; Он же, 2003].
Объекты и находки раскопа I
В раскопе I изучена юго-западная граница котлована № 1, остатки двух очагов, три внешние ямы и объект мерзлотного происхождения.
Очертания котлована жилища 1 отмечены в северо-восточной части раскопа и выходили за пределы раскопа. С уверенностью можно говорить лишь о том, что он был ориентирован в направлении СЗ–ЮВ, длина его юго-западной стенки превышала 8 м, а глубина котлована достигала почти 0,6 м.
Очаг I располагался в 6 м к югу от котлована жилища 1 на склоне террасы. Он представлял собой черное углистое пятно овально-грушевидной формы, ориентированное по линии СВ–ЮЗ, размером 1,05 0,65 м. Его подстилал прокал рыжего цвета, перекрывавший погребенный подзол. В объекте найдены кальцинированные кости северного оленя. С очагом связан сплеск меди, найденный в 0,4 м к югу от объекта.
Очаг II (?) расположен в 2,4 м к западу от очага I. Он представлял собой углистое пятно подпрямоугольной формы, насыщенное керамикой, ориентированное в направлении СЮ, размером 0,7 0,56 0,04 м. Очаг перекрывал очень крупное скопление находок размером 2,66 1,06 м, включавшее керамики, камни и обломки каменных изделий.
Из раскопа происходит 5000 ед. находок (40–50 сосудов баночной формы с уплощенным и плоским дном) (рис. 223–224), включая «обработанные камни» [Брусницына, 2001, с. 14]. Каменный инвентарь включает сколы, отщепы и небольшое количество изделий. Сырье представлено белым и розовым кварцитом, кремнистыми породами темных оттенков, черным и серым сланцем. Наиболее многочисленные орудия из камня – наконечники стрел – шлифованные и ретушированные. «Они имеют подтреугольную форму, уплощенный корешок и зауженное острие». Следующей по численности категорией предметов являются скребки (обычно из кварцита) и около десятка подвесок с отверстиями.
