Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Характеристика памятника и краткая история его исследования 16
1. Характеристика памятника 16
2. История изучения памятника. 18
Глава 2. Культовые комплексы Илгынлы-депе (типология и хронология) 26
1. Описание культовых комплексов 27
2. Отличительные признаки культовых комплексов 74
3. Хронологические особенности культовых комплексов 81
Глава 3. Антропоморфные изображения Илгынлы-депе и вопросы их классификации 87
1. Классификация. Типология 88
2. Особенности изготовления глиняных статуэток 139
3. Стратификация 141
Глава 4. Реконструкция обрядовой практики обитателей Илгынлы-депе 146
Заключение 195
Литература
- Характеристика памятника
- История изучения памятника.
- Описание культовых комплексов
- Классификация. Типология
Введение к работе
Изучение элементов духовной культуры и мировоззрения древних обществ является одной из наиболее проблематичных областей археологии. И, хотя практически любая добытая при раскопках вещь, будь то глиняный горшок или каменное орудие, в определенные моменты жизни их владельца или всего древнего коллектива могла иметь отношение к сакральной сфере, изыскания в этой области традиционно базируются на особых группах археологических источников - культовые сооружения, антропо- и зооморфные изображения и погребения.
Объектом исследования настоящей работы стали двадцать пять культовых комплексов и насчитывающая 573 единицы хранения коллекция антропоморфных изображений, открытые и накопленные в результате многолетних раскопок энеолитического поселения Илгынлы-депе, расположенного в Юго-восточном Туркменистане.
Хронологические рамки работы охватывают временной промежуток со второй четверти до конца IV тысячелетия до н. э.
Полученные в результате археологических раскопок данные о культовых сооружениях и антропоморфных изображениях эпохи энеолита Туркменистана были, в основном, опубликованы в 60-80-е годы прошлого столетия. Настоящая работа вводит в научный оборот новые археологические материалы, представляющие большой интерес для исследований архитектуры, искусства и мировоззрения первобытных земледельцев.
Научная новизна работы заключается также в разработке системы отличительных признаков и хронологии культовых сооружений, в создании типологии антропоморфных изображений одного памятника, позволившей четко выявить стилистические и хронологические особенности типов статуэток и в предпринятом впервые детальном изучении особенностей изготовления терракотовых статуэток.
Материалы диссертации могут быть использованы в работах, касающихся изучения истории архитектуры, искусства и религии первобытных земледельцев, при чтении лекций для студентов гуманитарных ВУЗов и создании музейных экспозиций.
Результаты работы многократно обсуждались на заседаниях Отдела Центральной Азии и Кавказа ИИМК РАН и были использованы автором в научных докладах в Институте Археологии в Лондоне (1992 г.), Институте Археологии Варшавского Университета (1995 и 2001 гг.), Немецком Археологическом Институте в Стамбуле (2003 г.), «Доме Археологии» в Лионе и Институте Археологии в Нантере (2004 г.), на 14-ой Международной конференции Европейской Ассоциации Археологов Южной Азии в Риме (1997 г.).
Цель работы состоит в том, чтобы на основе всестороннего анализа культовых комплексов и антропоморфных изображений одного памятника попытаться реконструировать элементы духовной культуры обитателей энеолитического поселения.
Задачами работы на начальном этапе являлись: выявление отличительных признаков, характеризующих культовые комплексы, и их хронологических особенностей; изучение особенностей изготовления и создание типологии антропоморфных изображений; изучение хронологических изменений в иконографии. На завершающем этапе исследования основная задача состояла в сравнении археологических данных, добытых на Илгынлы-депе, с общепринятыми теоретическими постулатами архаического мифа и ритуала и проведении возможных параллелей с археологическими и этнографическими материалами изучения традиционных обществ, живших в то же время на прилегающих территориях, или ведущих похожее хозяйство в похолсих климатических зонах, или находящихся на той же ступени развития.
§1. Изучение антропоморфных изображений эпохи энеолита Южного Туркменистана.
Антропоморфные изображения, высеченные из камня, вылепленные из глины или вырезанные из кости, встречаются при исследовании древних памятников самых разных географических регионов и исторических периодов, начиная с верхнего палеолита. Изучение этой категории археологического материала было и остается одним из важнейших аспектов научных изысканий, вызывающим живейший интерес и жаркие споры ученых. Основная причина такой заинтересованности, по мнению исследователей, вероятно, кроется в уникальности позиции, которую занимают антропоморфные фигурки среди других археологических находок. Антропоморфные изображения практически всегда воспринимались и воспринимаются как артефакты, дающие некоторое отражение нематериальной стороны жизни их создателей. Более того, можно сказать, что археологические изыскания в области ритуалов и религиозных верований, во многих случаях, базируются на антропоморфных статуэтках (Антонова 1977: 5, 6).
История изучения антропоморфных изображений эпохи энеолита Южного Туркменистана охватывает вторую половину XX века, когда проводились основные археологические раскопки памятников региона. Разная степень исследованности объектов явилась результатом разной степени наполнения коллекций антропоморфных изображений с каждого конкретного памятника - от единичных фрагментированных экземпляров до десятков единиц хранения. Такое состояние комплексов вынуждало ученых отдельно классифицировать имеющиеся коллекции статуэток каждого конкретного поселения. Первые исследования антропоморфных изображений были предприняты авторами раскопок при публикации материалов раскопок памятников (Масон 1960: 364-367; Сарианиди 1960: 257-266;Хлопин 1960: 175-179) и в специальных статьях (Масон 1959: 67; Колош, Сарианиди 1968: 35-40).
Изучение коллекций велось по трем направлениям: типология и классификация, истоки и аналогии в иконографии и интерпретация. Малочисленность и фрагментарность анализируемых коллекций стали объективными причинами нечеткого выделения классифицирующих признаков. В то лее время указанное состояние источников не помешало авторам верно наметить общие тенденции развития антропоморфной пластики энеолита Туркменистана, выявить местное и внешнее влияние в иконографии. В интерпретации статуэток превалировало характерное для 60-70-х годов XX века мнение о том, что они изображают Богиню-мать, Богиню земли - образы, наиболее важные для первобытного земледельца и связанные с идеей плодородия.
В каждом из четырех выпусков «Сводов археологических источников», посвященных энеолиту Средней Азии среди прочих археологических материалов рассматриваются и антропоморфные изображения соответствующего периода и региона. В частях I - памятники раннего энеолита Южной Туркмении, и II - памятники развитого энеолита Юго-западной Туркмении - лишь упоминается ничтожно малое количество статуэток (Масон 1962: 22; Хлопин 1963: 16). В части III - памятники развитого энеолита Юго-восточной Туркмении - коллекция, насчитывающая 74 экземпляра, позволила И. Н. Хлопину впервые обратить внимание на способы изготовления статуэток (Хлопин 1969: 42-44). В части IV - памятники позднего энеолита Юго-восточной Туркмении - самую большую коллекцию антропоморфных изображений (около 300 экземпляров) В. И. Сарианиди поделил на две группы с выделением двух типов во второй группе, взяв за основу только один признак - наличие или отсутствие изображения верхней части туловища (Сарианиди 1965: 32-38). В результате в каждую группу попали хронологически разные типы статуэток.
«Предварительную и элементарную» (по словам самого автора) классификацию коллекции глиняной и каменной скульптуры, собранной на всех поселениях Геоксюрского оазиса ялангачского периода (Намазга II) представил И. Н. Хлопин в монографии «Геоксюрская группа поселений эпохи энеолита» (Хлопин 1964: 158-163). Положительными сторонами работы являются деление коллекции на группы, согласно материалу, из которого сделаны фигурки, и анализ места нахождения статуэток. К сожалению, скудость источника привела исследователя к необходимости выделения четырех типов терракотовых статуэток на основании лишь двух признаков: позы и наличия или отсутствия рук. Практически в таком же состоянии классификация была опубликована И. Н. Хлопиным в сборнике «Средняя Азия в эпоху камня и бронзы» (1966: 118-121).
Анализу антропоморфной энеолитической скульптуры Туркменистана в целом посвящена первая глава книги В. М. Массона и В. И. Сарианиди «Среднеазиатская терракота эпохи бронзы» (Массой, Сарианиди 1973: 9-18). Коллекция антропоморфной пластики, накопленная в результате археологических исследований западной, центральной и восточной групп памятников, согласно принятой периодизации, рассматривается в работе по трем хронологическим периодам: ранний энеолит, развитый энеолит и поздний энеолит. Авторы в самом начале первой главы подчеркивают, что к моменту написания книги общей классификации антропоморфной скульптуры энеолита Туркменистана не существовало, и что им впервые удалось «наметить общую эволюцию энеолитической скульптуры» (там же: 9). Вся коллекция коропластики указанного периода разделена авторами на семь «статуарных типов»: два для периода раннего энеолита - первый тип характерен для памятников центральной области, второй встречается на поселениях Юго-Восточного Туркменистана; три типа для периода развитого энеолита -статуэтки третьего и четвертого типов были характерны для памятников восточной области раннего субпериода, пятый - для памятников этого же региона позднего субпериода; два типа - шестой и седьмой - характерны для памятников и Центрального и Юго-восточного Туркменистана периода позднего энеолита. В особую группу были выделены схематичные статуэтки, стоящие на круглом основании вместо ног. Авторы приводят достаточно подробные характеристики типов статуэток. Однако объективная невозможность выделения однообразных классификационных признаков, связанная с состоянием источника, привела к тому, после описания практически каждого типа отмечается наличие фрагментов статуэток, найденных в том же регионе и в тот же период, несоответствующих классификационным рубрикам типа, которые дополнительно выделяются в особые типы статуэток, видимо, сосуществовавшие вместе с основными типами. Авторы верно наметили общие тенденции развития антропоморфной пластики энеолита Туркменистана, выявили местные корни и внешние влияния в иконографии статуэток.
Антропоморфным статуэткам, найденным в 50-х годах XX века на поселении Илгынлы-депе, посвящена статья М. Д. Хлобыстиной ««Маленькие богини» туркменского энеолита» (Хлобыстина 1977: 102-109). Всего девятнадцать экземпляров антропоморфных изображений были поделены без выделения классификационных признаков на «реалистичный» и «схематичный» типы и несколько промежуточных вариантов. Не выдерживает критики и интерпретация изображений, как Богинь, неродившихся детей или существ с черепашьей головой и телом женщины.
Примером вдумчивого разностороннего анализа антропоморфных изображений является работа Е. В. Антоновой «Антропоморфная скульптура древних земледельцев Передней и Средней Азии» (Антонова 1977). В работе собраны практически все известные к началу 70-х годов прошлого столетия неолитические и энеолитические комплексы антропоморфных изображений указанных регионов. Отдельные главы посвящены статуэткам, найденным на памятниках Туркменистана, в том числе и Илгынлы-депе (там же: 37-38, 68-77). Техника анализа материала предусматривает выделение максимального количества признаков (в работе их более 400), по которым дается описание комплексов, и на основе которых выделяются группы и типы изображений. К сожалению, автор не сочла возможным выделить типы и группы неолитических и энеолитических изображений Туркменистана, объясняя это фрагментарностью находок. Большое внимание в работе уделяется анализу развития антропоморфных изображений, начиная с палеолитических. В интерпретации семантики неолитической и энеолитической скульптуры автор отказывается от общего понятия «богиня-мать», но трактует женские статуэтки, как образы специализированных богинь, связанные с системой представлений, объединявшихся вокруг символики земли. Позднее в работе «Обряды и верования первобытных земледельцев Востока» Е. В. Антонова окончательно отказывается от употребления термина «богиня» в интерпретации первобытных антропоморфных изображений, справедливо считая, что они изображали скорее семейно-родовых покровителей, предков, различных духов (Антонова 1990: 150-179). Большое значение при анализе семантики статуэток в работе уделено археологическому контексту, в котором они находились на момент обнаружения.
После выхода в свет указанной работы Е. В. Антоновой до настоящего времени не было опубликовано ни одного исследования, касающегося антропоморфной пластики неолита и энеолита Туркменистана. В 2005 году автором диссертации была опубликована коллекция антропоморфных изображений Илгынлы-депе, в которую вошли результаты настоящей диссертации (Solovyova 2005).
§2. Изучение культовых сооружений эпохи энеолита Южного Туркменистана.
Изучение культовых сооружений ранних земледельцев Туркменистана не имеет такой длительной истории, как исследование антропоморфных изображений или погребений. До 60-х годов XX века археологи отмечали существование на поселениях домов необычной планировки, в которых находились вещи неутилитарного назначения. Открытие экстраординарных архитектурных комплексов Чатал-Гуюка явилось мощным стимулом повышения интереса ученых к «храмовым» постройкам. Вторая волна особого внимания к проблеме приходится на два последние десятилетия и связана с исследованиями в Юго-восточной Турции поселений докерамического неолита Б - Чайюню-Тепеси, Гебекли-тепе и Невали-Чори, где были открыты монументальные постройки, в которых можно видеть исходные формы культовых сооружений. Результаты исследований указанных памятников опубликованы как в зарубежной, так и в отечественной литературе (напр.: Антонова, Литвинский 1998; Корниенко 2002; Ozdogan 1999).
На энеолитических поселениях Туркменистана постройки с нестандартной архитектурой или внутренним убранством были обнаружены в конце 50-х - начале 60-х годов. Авторы раскопок уделяли особое внимание таким постройкам. Данные обо всех подобных сооружениях были опубликованы в соответствующих выпусках «Сводов археологических источников». Анализируя архитектуру раннего энеолита Южной Туркмении, И. Н. Хлопин указывал на возможность существования тенденции к сооружению построек общественного назначения (Хлопин 1963: 15). Он же отмечал наличие «особого типа построек» на каждом поселении Геоксюрского оазиса в период развитого энеолита. Большие размеры, особенности архитектуры и интерьера таких построек привели автора к заключению о том, что они исполняли роль общинных домов (Хлопин 1969: 47). Открытие на памятниках Геоксюрского очагами-жертвенниками позволили В. И. Сарианиди выдвинуть справедливое предположение о том, что в период позднего энеолита «каждая семья жила в многокомнатном доме со своим собственным семейным «святилищем»» (Сарианиди 1965: 46).
Данные о постройках с нестандартной архитектурой поселений анауской культуры Южного Туркменистана были обобщены В. И. Сарианиди в статье «Культовые здания поселений анауской культуры» (Сарианиди 1962: 44-56). В работе даны описания предполагаемых культовых построек по периодам и регионам. Основаниями для выделения таких сооружений на раннем этапе автор справедливо считает наличие особых деталей интерьера - настенных росписей, колонн или «жертвенников». Одним из главных признаков культовых построек периодов развитого и позднего энеолита В. И. Сарианиди считает, соответственно, наличие в здании прямоугольных очагов-подиумов и круглых очагов-жертвенников. Автор интерпретирует постройки как домовые святилища болыпесемейных общин. Разделяет эту точку зрения и В. М. Масон (Масон 1964:235).
В сводной работе «Геоксюрская группа поселений эпохи энеолита» И. Н. Хлопин систематизировал все сведения о специализированных постройках, полученные при раскопках энеолитических поселений Геоксюрского оазиса по хронологическим периодам - дашлыджинский (ранний энеолит), ялангачский (развитый энеолит) и геоксюрский (поздний энеолит) (Хлопин 1964: 70-91). Внутри каждого периода автор удачно выделил отличительные признаки таких построек, проследил их истоки и тенденции развития. Необоснованным выглядит желание автора видеть в зданиях с нестандартной архитектурой периода развитого энеолита не домашние святилища, а «мужские дома» или «общинные дома», специально возведенные для совершения культовых церемоний (там же: 79).
Анализ всех исследованных на энеолитических памятниках
Туркменистана специализированных построек и существующих в литературе интерпретаций их назначения приведены в работе Е. В. Антоновой «Обряды и верования первобытных земледельцев Востока» (Антонова 1990: 219-224). Автор справедливо считает, что «в пределах поселений пока не выделяются исключительно обрядовые сооружения», но признает наличие «специальных мест, предназначавшихся для собраний и обрядовых действий» и «домашних обрядовых помещений» (там же: 224).
Культовые комплексы Илгынлы-депе освещались в печати практически с самого начала их открытия (Березкин 1989, 1990; Массой 1989; Соловьева 1993, 1994, 1996; Masson 1989; Masson 1993; Masson, Berezkin, Solovyova 1994). Когда было накоплено количество материала, достаточное для проведения специальных исследований, авторами раскопок поселения были написаны работы, посвященные интерпретации деталей интерьеров святилищ и их предварительной типологии (Березкин, Соловьева 1996; Березкин, Соловьева 1998).
§3. Миф и ритуал - основные точки зрения на проблему.
В задачи настоящей работы не входит обзор литературы и анализ существующих в настоящее время в науке теорий, посвященных мифу и ритуалу, но, поскольку глава 4 посвящена вопросам реконструкции обрядовой практики, рассмотреть основополагающие моменты интересующей проблемы и определить термины необходимо.
Археологи, этнографы, историки, лингвисты, философы и психологи, невзирая на различия научных школ в методиках и интерпретациях, уже достаточно давно пришли к единому мнению о характере первобытного мышления - древнему человеку было свойственно мифологическое мировосприятие.
«Миф - есть способ массового и устойчивого выражения мироощущения и миропонимания человека, еще не создавшего себе аппарата абстрактных обобщающих понятий и соответственной техники логических заключений» (Дьяконов 1990: 9). Первобытное мышление было способно к анализу и обобщениям лишь в мифологизированной форме, и даже технологические достижения воспринимались и осмыслялись мифологически, вера преобладала над анализом (там же: 61).
Для настоящей работы важно подчеркнуть, что особенности мифологического мышления в том, что «человек еще не выделял себя отчетливо из окружающего мира и переносил на природные явления свои собственные свойства» (Мелетинский 1976: 165). В ранних религиозных представлениях человек тесно связывал свой мир и мир природы, пытаясь воздействовать на оба (Кабо 1987: 30; 2002: 11). Исследователи архаического мифотворчества одними из важнейших черт мифа называют образность, эмоциональность и признание некоего начала, верховной силы или множества сил, независимых от человека.
К кругу наиболее древних мифов принято относить, прежде всего, мифы творения, календарные мифы и мифы, отражающие события жизненного цикла. Тема творения мира, превращения хаоса в космос, установления различных правил - одна из основных тем архаической мифологии, позволяющая поддерживать в обществе порядок, некогда установленный великими вечными и бессмертными мифическими первопредками. Существенное место в земледельческих обществах занимают календарные мифы, воспроизводящие природные циклы, от знания которых, в конечном итоге, зависело благосостояние коллектива. Велика и роль мифов, объясняющих жизненный путь каждого человека и регламентирующих его отношения с обществом на конкретном этапе этого пути.
В основе мифологического мышления, с точки зрения К. Леви-Строса, лежит требование порядка (Леви-Строс 1994: 121). Миф объясняет и санкционирует существующий социальный и космический порядок. Одним из практических способов поддержания этого порядка является воспроизведение существующих мифов в регулярно повторяющихся ритуалах (Мелетинский 1976: 170).
Понятия «обряд» и «ритуал» тождественны (разница лишь в том, что термин «обряд» более характерен для русскоязычной литературы, а «ритуал» -для западной) и в данной работе используются как синонимы. Исследованию ритуала посвящено большое количество работ историков, этнографов, философов, филологов и психологов. Подробный анализ, как самого понятия «ритуал», так и существующих на сегодняшний день теорий, связанных с различными аспектами ритуала и обрядовой практики изложены в книге петербургского востоковеда В. В. Емельянова «Ритуал в Древней Месопотамии» (Емельянов 2003: 11-30). Для настоящей работы достаточно осветить основные точки зрения на проблему. Э.Дюркгейм рассматривал ритуалы, как правила, предписывающие поведение человека в присутствии священных объектов. Он поделил ритуалы на отрицательные и положительные - первые имеют целью разделение мира сакрального и профанного, вторые, напротив, сближают оба мира (Durkheim 1912). Согласно В. Тэрнеру под обрядом или ритуалом следует понимать «последовательность действий, которые охватывают жесты, слова и объекты, исполняются на специально подготовленном месте и предназначаются для воздействия на сверхъестественные силы или существа в интересах и целях исполнителей» (Тэрнер 1983: 32). С помощью ритуала общество бесписьменной культуры выделяло и сохраняло наиболее значимые для этого общества фрагменты памяти, в неизменности которых виделся залог благополучия коллектива (Байбурин 1993: 12). К. Леви-Строс поделил ритуалы, бытовавшие в архаическом социуме, на: контролирующие ритуалы, призванные приумножить или ограничить какие-либо виды или явления; исторические ритуалы, которые воссоздают мифологическое время, и траурные демарши - обратные превращения в предков людей, переставших быть живыми. (Леви-Строс 1994: 300).
Сложности в изучении ритуала М. Ф. Альбедиль видит в том, что ритуал «тесно связан с тайнами символизма, опознать и истолковать которые практически невозможно: символическая реальность полностью, без потери смысла, не переложима на наш привычный понятийный язык» (Альбедиль 2003: 17). Это тем более справедливо, когда речь идет о ритуалах давно исчезнувших обществ. В архаических обществах ритуал составляет центр жизни и деятельности любого коллектива, он «пронизывает всю жизнь, определяет ее и строит новые формы, ... и в этом смысле ритуал неотделим от развития человеческого общества, а для «космологической» эпохи он составляет основу этого развития, главный его инструмент» (Топоров 1988: 22-23).
Современная отечественная этнографическая литература предлагает деление на календарные ритуалы, привязанные к годовому циклу; ритуалы, в которых разыгрывается тема творения, переходные (или семейно-возрастные) ритуалы, связанные с определяющими этапами человеческой жизни, и окказиональные ритуалы, совершаемые по конкретному поводу (Байбурин 1993: 18). В. Р. Кабо полагает, что к числу самых ранних и повсеместно распространенных ритуалов следует относить и особенно тесно "связанные с производственной деятельностью, с жизнью и воспроизводством природного мира и человеческого общества - продуцирующие обряды" (Кабо 1987: 30).
Характеристика памятника
Поселение Илгынлы-депе расположено в восточной части подгорной полосы Копет-Дага примерно в 240 км по прямой на юго-восток от Ашхабада и в НО км на северо-восток от Мешхеда (Рис. 1, 2). В настоящее время это оплывший холм с пологими склонами неправильных овальных очертаний, площадью около 14 га и высотой около высотой 12 (на юго-западе) и 14 (на северо-востоке) метров над современным уровнем аллювиальной равнины. Более возвышенная северная часть плавно переходит в основной массив поселения, простирающийся к югу. В IV тыс. до н.э. равнину вокруг Илгынлы-депе, сформированную глинистыми наносами, орошала речка Меана-чай.
Серия радиоуглеродных дат Илгынлы-депе была опубликована в начале 90-х годов (Березкин 1993: 12-16), к настоящему времени получен еще десяток определений. Даты не противоречат друг другу, но омолаживают возраст Илгынлы-депе, примерно, на триста-пятьсот лет. Причина этого неясна, тем более что для слоев эпохи бронзы поселения Алтын-депе, расположенного в 6,5 км западнее Илгынлы-депе, подобных систематических отклонений нет. Керамика с росписью геоксюрского стиля, появляющаяся в двух самых верхних строительных горизонтах Илгынлы-депе, найдена также в нижнем слое Шахри-Сохте в Систане, где она обнаружена вместе с прото-эламскими материалами (Тоси 1971, рис.3; Amiet, Tosi 1978; Piperno 1986). Это позволяет датировать оставление Илгынлы-депе примерно 3100-2900 гг. до н.э. При совокупной мощности отложений порядка 14 м, поселение должно было быть основано в конце V - начале IV тыс. до н.э. (Березкин, Соловьева 1998: 86). Поскольку ни на одном участке поселения в результате археологических изысканий не достигнут материк, не исключена возмолшость расположения самого раннего культурного слоя существенно ниже уровня равнины, и поселение могло быть основано, как минимум, в середине V тыс. до н. э.
Судя по топографии памятника, поселение, возникшее в эпоху раннего энеолита, достигло максимальных размеров в пору Намазга-П, когда была застроена южная окраина. К концу этого периода происходит постепенное запустение центральной части поселка.
Оставление Илгынлы-депе, вероятно, объясняется миграцией речки Меана-чай и прогрессирующим оскудением водных ресурсов. По данным итальянского геоморфолога Б.Марколонго (Марколонго, Моцци 2000: 33) русла всех крупных и мелких рек региона на протяжении тысячелетий постепенно смещаются к западу.
Оставление поселения совпало по времени с довольно значительными изменениями в материальной и духовной культуре общества. Они выразились в распространении «геоксюрского комплекса» с присущими ему инновациями в иконографии статуэток, керамическом производстве и в погребальном обряде (Березкин, Соловьева 1996: 103-104).
Согласно результатам палеоботанических и зоологических исследований, основу хозяйства общины поселения составляли земледелие и скотоводство -выращивали, в основном, пшеницу и ячмень (пшеница - мягкая карликовая, ячмень - голозерный с примесью пленчатого) (Янушевич, Кузьминова, Вострецов 1989: 10). В стаде преобладал мелкий парнокопытный скот (здесь и далее палеозоологические определения А.К.Каспарова). Часть мясного рациона восполнялась охотничьими трофеями.
Материальная культура поселения чрезвычайно богата. Поражает добротность рядовой архитектуры: просторность и качество отделки жилых помещений в домах, благоустройство и размеры дворовых участков несопоставимы с аналогичными показателями одновременных памятников региона (Массой 1989: 18). Установлено существование «парадных помещений» - строений специфического типа с нестандартным внутренним убранством, одной из функций которых было проведение ритуалов (Березкин, Соловьева 1998).
Находки большого количества медных изделий свидетельствуют о высоком уровне развития металлургии меди (Solovyova, Yegor kov, Galibin, Berezkin, 1994: 31-34). Обилие медных предметов, найденных в пределах поселения, уникально для энеолита Южного Туркменистана и сопредельных территорий. Высокого уровня достигло и камнерезное производство, о чем свидетельствует изготовление мастерами Илгынлы-депе каменных статуй (Массой 1989: 148; Masson, Korobkova 1989).
О благополучии общины говорит и создание значительного количества объектов неутилитарного назначения. Доступная изучению материальная сторона духовной жизни обитателей поселения удивительно богата и красочна. Настенные росписи, детали интерьера парадных помещений и глиняная антропоморфная пластика Илгынлы-депе демонстрируют высокий уровень развития художественного мастерства жителей общины (Solovyova 2005).
История изучения памятника.
История изучения раннеземледельческих памятников Туркменистана, и, в том числе, поселения Илгынлы-депе, относительно коротка и укладывается в XX век. В ней прослеживаются четыре периода.
Первый период занимает первую треть прошлого столетия. Начало изучения археологических памятников региона было положено американской экспедицией Р. Пампелли, исследовавшей в 1904 году Южный холм поселения Анау (Pumpelly 1908). По результатам исследований Анау Г. Шмидтом была создана периодизация культуры оседлых земледельцев Южного Туркменистана, состоящая из четырех этапов - Анау I-IV. Позднее в 20-30-х годах советскими археологами были открыты большинство известных на сегодняшний день поселений в подгорной полосе Копет-дага (основные работы по исследованию памятников связаны с именами Д. Д. Букинича, А. С. Семенова, А. А. Марущенко). В этот же период было впервые обследовано и поселение Илгынлы-депе. Затем памятник неоднократно посещали и производили сборы подъемного материала ашхабадские археологи. А. А. Марущенко в 1939 году датировал поселение временем Анау II (Юсупов, Ляпин 1998: 143).
Второй период охватывает вторую половину 40-х - середину 60-х годов XX века. В 1946 году в Ашхабаде была образована самостоятельная организация, названная Южно-Туркменистанская археологическая комплексная экспедиция (ЮТАКЭ), с которой вплоть до начала 90-х годов XX века были связаны все археологические исследования памятников Туркменистана. XIV отряд ЮТАКЭ в конце 40-х годов начал изучение поселения Намазга-депе. Работы на этом памятнике имели особое значение для археологии Средней Азии - Б. А. Куфтиным, возглавлявшим раскопки поселения, в 1952 году была разработана периодизация памятников анауского типа. С тех пор и по настоящее время за основу хронологической шкалы южнотуркменистанских археологических памятников принято считать стратиграфическую колонку, полученную Б. А. Куфтиным на материалах поселения Намазга-депе, состоящую из шести культурно-хронологических этапов: Намазга I - Намазга VI (Куфтин 1956: 266). К эпохе энеолита относятся первые три периода, остальные - к эпохе бронзы. Период Намазга I - ранний энеолит (конец V -первая половина IV тыс. до н. э.), Намазга II - развитый энеолит (середина -вторая половина IV тыс. до н. э.), Намазга III - поздний энеолит (конец IV -начало Ш тыс. до н. э.). В 1952 году Б.А.Куфтин побывал на Илгынлы-депе и собрал выразительную коллекцию расписной керамики и терракотовых статуэток (Массой 1956: 298).
Первые раскопки Илгынлы-депе были произведены А.Ф.Ганялиным в 1953 году, (Ганялин 1959: 15-29). Подробнее результаты этого исследования и хранящиеся в музее Ашхабада находки, собранные на Илгынлы-депе ранее, были опубликованы И.Н.Хлопиным (Хлопин, 1963, табл.ХГУ).
В середине 50-х - 60-х годов XX века на фоне грандиозных достижений ближневосточной археологии (раскопки Чатал-Хеюка и Хаджилара, Джармо, Иерихона и Телль эс-Саввана) советскими археологами были проведены не менее значительные исследования раннеземледельческих культур Южного Туркменистана эпохи неолита и энеолита. В отечественной и зарубежной археологической науке изучение памятников Туркменистана справедливо связывают с именами трех выдающихся исследователей - В.М.Массон, В.И.Сарианиди, И.Н.Хлопин. В. Под руководством М.Массона начались раскопки поселения Джейтун, ставшего эталонным эпонимным памятником неолитической культуры (Масон 1971). Слои времени Намазга I были исследованы И.Н.Хлопиным на поселении Дашлыджи-депе (Хлопин 1960: 134-225). Превосходные комплексы времени Намазга III В. М. Массой начал изучать на поселении Кара-депе у Артыка (Масон 1960: 319-464). Оставалось выбрать памятник для изучения времени Намазга П. Судя по сборам на поверхности поселения, к указанному периоду относился верхний слой Илгынлы-депе. В 1955 году памятник был осмотрен сотрудниками XIV отряда ЮТАКЭ под руководством В.М.Массона. Однако для стационарных раскопок было выбрано поселение Геоксюр, расположенное поблизости от железнодорожной станции и, как казалось исследователям, имевшее более звучное название (Сарианиди 1960: 225-319).
Описание культовых комплексов
В настоящей работе под комплексом подразумевается только блок строений, включающий парадное помещение со всеми внутренними архитектурными деталями, и узкие подсобные помещения-камеры, имеющие одну общую стену с парадной комнатой, а не все домохозяйство (границы которого зачастую спорны или неопределимы) (Рис. 5). Характеристика парадного двора и лсилых и/или хозяйственных построек домохозяйства приводится в случае их археологически зафиксированной связи с комплексом. Описание парадных помещений и архитектурно связанных с ними строений достаточно полно представлено в работе, посвященной их предварительной публикации (Березкин, Соловьева 1998, 86-123). Тем не менее, ниже дана характеристика каждого культового комплекса, поскольку, во-первых, описания дополнены новыми данными, во-вторых, в характеристику отдельных комплексов внесены изменения; в-третьих, в настоящей работе описываются два новых комплекса, которые не были включены в упомянутую публикацию.
Обозначение комплекса состоит из указанного арабскими цифрами номера парадного помещения (если помещение имеет двойную нумерацию -указываются оба номера через запятую); указанного римскими цифрами номера строительного горизонта (если комплекс существовал на протяжении двух горизонтов - указываются оба через запятую) и номера раскопа в конце комбинации (например: 26/1V-3 - комплекс с парадным помещением 26 строительного горизонта IV на раскопе 3; 15Д9ЯП-4 - комплекс с парадным помещением, имеющим двойную нумерацию 15 и 19 строительного горизонта III на раскопе 4; 10/IV,III-5 - комплекс с парадным помещением 10, существовавший на протяжении горизонтов IV и Ш на раскопе 5). Здесь и далее номера горизонтов даны в соответствии со стратиграфическим раскопом 3 (кроме планов раскопов 4 и 5, выполненных Ю. Е. Березкиным). Площадь помещений приводится без учета стен, площадь всего домохозяйства - с учетом площади, занимаемой стенами, и округлена до 0,5 кв.м. Обозначения «правый» - «левый», «ближний» - «дальний» соответствуют позиции наблюдателя, стоящего перед входом в здание лицом к нему. Все ритуальные комплексы на Илгынлы-депе ориентированы углами по сторонам света, поэтому, чтобы избежать повторений, этот показатель из описаний исключен, кроме описаний комплексов раскопа 3, где важно подчеркнуть преемственность в сооружении святилищ. Недоследованные, попавшие в пределы раскопа частично и/или сохранившиеся слишком фрагментарно культовые комплексы в работе не рассматриваются. Если два или более парадных помещения находились одно над другим на одном и том же месте, критерием нового самостоятельного комплекса считается возведение здания с нулевого цикла, а именно: выравнивание площадки на месте слома предыдущего строения и возведение новых стен. В случаях, если перестройки и даже частичные перепланировки не связаны с полным сносом старых и возведением новых стен, комплекс рассматривается как один, но перенесший капитальный или косметический ремонт. Например, комплексы 10ЯУ-5, 10ЯІІ-5 и 18ЯП-5, 18/П-5 в настоящей работе считаются не четырьмя самостоятельными комплексами, а двумя, претерпевшими значительные изменения в процессе их бытования, а комплексы 59/П-4 и 59/1-4 рассматриваются как два самостоятельных.
Комплекс 47/VIS (Рис. 6-9) - самый ранний из исследованных на сегодняшний день на Илгынлы-депе и самый нижний в пирамиде строений квазихрамового характера на раскопе 3. включает парадную комнату -помещение 47 и две подсобные камеры - помещения 45 и 46. Площадь парадного помещения - 36,5 кв. м, помещения 45 - 6,3 кв. м, помещения 46 -4,3 кв. м. Территория, где во всех расположенных выше комплексах находились парадный и хозяйственный дворы, на уровень горизонта VI не раскопана. За время существования весь блок строений претерпевает множество косметических ремонтов (минимум семь - по количеству слоев штукатурки на стенах парадной комнаты).
Комплекс ориентирован углами по сторонам света. Подсобные камеры расположены на одной линии за противоположной входу северо-западной стеной парадной комнаты.
Парадное помещение 47 практически квадратное с хорошо сохранившимися на высоту около полуметра стенами из сырцовых кирпичей. Вход в помещение расположен в юго-восточной стене с незначительным смещением от центра к восточному углу. Входной проем имел невысокий, не более 20 см, порог, выкрашенный в черный цвет. Пол помещения на протяжении всего существования комплекса красили в черный цвет (здесь и далее под черной краской подразумевается смесь небольшого количества жидкой глины с большим количеством растертого в порошок древесного угля).
Классификация. Типология
Для анализа антропоморфных изображений Илгынлы-депе был выбран метод, в основном разработанный П. Ако (Ucko 1968), а затем детализированный и примененный Е. В. Антоновой при описании антропоморфной скульптуры древних земледельцев Ближнего Востока (Антонова 1977). Авторы учитывали максимально возможное количество признаков, от вариаций которых зависело своеобразие той или иной группы статуэток.
В отличие от упомянутых выше классификаций, в данном исследовании были выделены наиболее характерные признаки и значимые элементы в изображении отдельных частей тела, на основе которых сформировались группы и типы антропоморфных изображений.
Основными классифицирующими признаками для выделения групп изображений стали: 1 - материал для изготовления, 2 - статуэтка или ручка/налеп на сосуде, 3 - сидячее или стоячее положение фигуры, 4 - наличие или отсутствие верхней части туловища, 5 - наличие или отсутствие рук.
Поскольку практически все экземпляры коллекции изображают либо существо женского пола, либо существо без признаков пола, и есть лишь одна нижняя часть сидячей статуэтки, возможно, изображающая существо мужского пола, постольку деление по половой принадлежности не включено в первичные классифицирующие признаки. Нет необходимости и в делении по принципу количества особей в одном изделии, поскольку все поделки изучаемого собрания являются одиночными фигурами, нет ни одного парного изображения разнополых или однополых взрослых особей или изображения взрослой особи с ребенком.
1. Исходя из использованного материала, всю коллекцию антропоморфных изображений Илгынлы-депе следует разделить на: глиняную пластику, каменную скульптуру.
Глиняная пластика состоит из фигурок, которые были вылеплены и высушены на солнце, но не подвергались обжигу в печах - таких меньшинство, и большого количества обожженных (терракотовых) изделий.
2. В коллекции присутствуют группы антропоморфных изображений, являющиеся: собственно статуями или статуэтками, выполненными с разной долей схематизации, антропоморфными ручками на крышках сосудов, антропоморфными налепами на стенках сосудов. 3. Глиняные статуэтки, каменные статуи и фигурные ручки на крышках сосудов, в зависимости от положения тела, делятся на сидячие и стоячие. На долю стоячих, к которым относятся практически все каменные статуи, большинство необожженных глиняных поделок и единичные терракотовые экземпляры, приходится немногим более одной десятой части всей илгынлынской коллекции антропоморфных изображений. Основную часть коллекции составляют сидячие фигурки. Большинство из них терракотовые, но есть и фигурки из необожженной глины, и одна плохо сохранившаяся каменная поделка. Антропоморфные налепы на стенках сосудов настолько схематичны, что судить о позе и наличии или отсутствии деталей фигуры изображаемого затруднительно.
4. Все антропоморфные изображения коллекции делятся на фигурки, у которых верхняя часть туловища есть, и те, у которых она не изображалась изначально. Верхняя часть туловища показана на всех стоячих каменных статуях и на некоторых стоячих глиняных фигурках. У большинства стоячих глиняных статуэток детали антропоморфной фигуры не проработаны. Сидячие статуэтки изготавливались как с верхней частью туловища, так и без нее. Показана верхняя часть туловища практически на всех имеющихся в коллекции фигурных ручках на крышках сосудов. Исключение составляет один фрагмент ручки, у которого не сохранилась верхняя часть.
5. Большинство поделок с верхней частью туловища изображались с конусовидными руками, опущенными вдоль тела у сидячих статуэток и на фигурных ручках или раскинутыми в стороны у стоячих фигурок; но некоторые глиняные и все каменные экземпляры вообще не имели рук. На единственной хорошо сохранившейся крышке сосуда ручка вылеплена в виде женского существа, руки которого, вероятнее всего, были сложены на животе. Возможно, таким же образом были показаны руки еще, как минимум, одной фигурки, поскольку в коллекции есть фрагмент дугообразно изогнутой руки. Следует отметить и наличие очень незначительного количества глиняных и каменных поделок, занимающих промежуточное положение между фигурками с руками и фигурками без рук, у которых вместо рук (или это деформированные плечи?) показаны треугольные, прямоугольные или округлые выступы. Ни у одной фигурки, найденной на
