Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Служба В. Ф. Одоевского в Комитете цензуры иностранной
1. В. Ф. Одоевский - библиотекарь Комитета цензуры иностранной 24
2. В. Ф. Одоевский - цензор 42
Глава 2. Теоретические представления В. Ф. Одоевского о журналистике и цензуре
1. В. Ф. Одоевский о литературе и журналистике 71
2. В. Ф. Одоевский о журналисте и литераторе 104
3. В. Ф. Одоевский о цензуре 120
Глава 3. Издательские просветительские проекты В. Ф. Одоевского
1. Участие В. Ф. Одоевского в периодической печати и его нереализованные издательские замыслы 139
2. Просветительские издания В. Ф. Одоевского: «Детские книжки для воскресных дней» и «Сельское чтение» 159
Заключение 178
Библиография 186
Приложение 1. Хронологическая таблица служебной деятельности В. Ф. Одоевского 220
Приложение 2. Годовые отчеты Комитета цензуры иностранной 225
Приложение 3. Состояние библиотеки Комитета цензуры иностранной 227
Приложение 4. Сравнительная ведомость о количестве книг, ввезенных в 1832-1838 годах 229
Приложение 5. Сравнительная характеристика фельетона Одоевского «Утро журналиста» и программных статей «Отечественных записок» 233
- В. Ф. Одоевский - библиотекарь Комитета цензуры иностранной
- В. Ф. Одоевский - цензор
- В. Ф. Одоевский о литературе и журналистике
- Участие В. Ф. Одоевского в периодической печати и его нереализованные издательские замыслы
Введение к работе
Князь Владимир Федорович Одоевский (1804-1869) бьш деятельным ученым, литератором, журналистом, композитором, цензором, историком, педагогом. Он внес большой вклад в просвещение России, бьш одним из первых русских космистов, писал теоретические труды по музыке и педагогике. Огромное место в творчестве Одоевского занимает журналистика. Оставаясь зачастую на втором плане и, как правило, выступая под псевдонимом, Одоевский принимал участие во многих ведущих изданиях 1820-1860-х годов. По-разному проявлялся талант князя-журналиста в сфере печатного слова. Он бьш издателем, редактором, ведущим публицистом и критиком, печатал художественные произведения в газетах и журналах. Одоевский совместно с В. К. Кюхельбекером издавал альманах «Мнемозина», совместно с Б. А. Враским -«Детские книжки для воскресного чтения», совместно с А. П. Заблоцким-Десятовским сборник «Сельское чтение». Одоевский бьш соредактором «Современника», «Литературных прибавлений к "Русскому инвалиду"», «Отечественных записок», членом редакционного комитета «Журнала Министерства внутренних дел», принимал активное участие в «Вестнике Европы», «Московском вестнике», «Московском наблюдателе», «Литературной газете», печатался в «Каллиопе», «Северной пчеле», «Библиотеке для чтения», «Санкт-Петербургских ведомостях», «Искре», «Московских ведомостях», «Русском архиве», в альманахах: «Северные цветы», «Утренняя заря» и др. Кроме того, в 1830-е годы Одоевский бьш цензором иностранных книг, а позднее написал несколько статей, посвященных цензурной политике.
Многое из его творчества остается неисследованным до сих пор. Это связано с рядом причин. Во-первых, значительная часть наследия Одоевского еще не выявлена и не изучена. Одоевский бьш энциклопедически образованным человеком, и его мысль касалась различных сфер. Обобщить, понять, осмыслить разнообразное и разнородное наследие князя не под силу одному исследователю. Современный ученый С. Н. Носов писал: «Для многих исследователей оказывалось и оказывается заманчивее и проще живописать поразительное разнообразие творческой деятельности Одоевского, чем найти идейно
психологический «ключ» к его творчеству и особенностям личностного облика»1.
Кроме того, Одоевский жил и творил во времена А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова и Н. В. Гоголя, П. И. Чайковского и М. И. Глинки, В. Г. Белинского и Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева и Ф. М. Достоевского. Со многими Одоевский был знаком, с некоторыми сотрудничал, с иными дружил. Интерес же литературоведов, историков, критиков больше сосредотачивался на его знаменитых современниках.
Наличию «белых пятен» в творческой судьбе Одоевского способствовали и его либеральные взгляды по ряду вопросов. В советское время в большинстве случаев в сферу пристальных интересов ученых попадало творчество демократов; деятельность представителей российского либерализма исследовали значительно реже.
И еще одна причина, затемняющая истинный вклад Владимира Одоевского в историю России. Очень часто Одоевский выступал под псевдонимами, которых исследователи насчитывают около восьмидесяти2. Скрывать имя под огромным количеством псевдонимов заставляли и природная скромность, и склонность к мистификациям, и желание уберечь имя от публичного разбора. Поэтому еще при жизни писателя сложилась ситуация, которую В. Г. Белинский описал так: «Князь Одоевский принадлежит к числу наиболее уважаемых из современных русских писателей, - и между тем ничего не может быть неопределеннее известности, которою он пользуется. Скажем более: имя его гораздо известнее, нежели его сочинения» . В конце жизни осознавал это и сам князь. Он писал: «С летами я замечаю, что сделал в жизни большую глупость: я старался на сем свете кое-что сделать, но забыл искусство рассказьшать о том, что я делаю. Обращаясь на жизнь прошедшую, вижу, что довольно-таки дел пошло с моей легкой руки, не считая неудавшихся» .
На протяжении всего XX века интерес к Одоевскому проявлялся со стороны отечественных и иностранных исследователей. Однако в разные годы интенсивность изучения наследства Одоевского была неравномерной. В довоенное советское время имя Одоевского нечасто появлялось в научной литературе, с 1950-х годов обращение к наследию Одоевского становится регулярным. На исходе XX века историческая справедливость отчасти была восстановлена: об Одоевском написано уже немало. И все же, чтобы по-настоящему оценить вклад писателя и ученого в историю России, исследователи еще не раз будут обращаться к деятельности этого талантливого и энциклопедически образованного человека.
Писать об Одоевском начали еще при его жизни. О неутомимых трудах князя и его известном салоне в Петербурге и Москве сохранились многочисленные воспоминания друзей и знакомых, многие из которых переизданы: М. П. Погодина, А. И. Кошелева, А. Я. Панаевой, И. И. Панаева, В. А. Соллогуба, К. А. Полевого, В. А. Инсарского, К. С. Веселовского, А. П. Пятковского и др. Не раз в поле зрения критиков-современников попадали художественные произведения и издательские проекты Одоевского. О его работах писали А. А. Краевский, Я. М. Неверов, В. Г. Белинский, П. А. Плетнев4 и др.
Первые исследовательские работы о князе Одоевском, носившие, как правило, обзорный характер его жизни и деятельности, появились в конце XIX
начале XX века. К ним можно отнести работы А. М. Скабичевского, П. Н. Соловского, Н. Ф. Сумцова, А. Ф. Кони, Д. Д. Языкова, И. А. Кубасова, Б. А. Лезина1 и др.
Непреходящую ценность представляет первый фундаментальный труд об идейных и литературных исканиях Одоевского - незаконченная монография П. Н. Сакулина, выдающегося представителя культурно-исторической школы. Несмотря на то, что вышел всего один том (в двух частях общим объемом более тысячи страниц), он содержит огромный корпус опубликованных архивных материалов Одоевского и дает общее представление о писателе.
Существуют исследования о многих видах деятельности князя: филантропической (в частности, по обществу посещения бедных просителей, устройству приютов, больниц3), библиотечной4, музыкальной5, творчестве для детей6, а также о его естественнонаучных7, эстетических и психологических8,
социологических , педагогических изысканиях. Наиболее освещенным является литературное и философское наследие Одоевского3.
Поздний этап жизни и деятельности князя (1850-1860-е годы) изучен крайне скудно. Об этом периоде можно прочитать лишь в воспоминаниях современников Одоевского, отдельных исследованиях, основанных на работе с архивами и публикациями писателя в печати тех лет, но они также не дают полной картины деятельности писателя4 в те годы.
Последние (по времени издания) обобщающие работы М. А. Турьян и О. Д. Голубевой5 дают широкое представление об Одоевском (за исключением позднего периода жизни). В них авторы уделяют внимание не только талантливому литератору, государственному и общественному деятелю, ученому, философу, педагогу, хозяину широко известного в свое время литературного салона, но и обращаются к бытовым сторонам жизни Одоевского, его семейной жизни и личным переживаниям.
На сегодняшний день защищено не менее 20 диссертаций (из которых две докторских) по различным аспектам творчества В. Ф. Одоевского6.
Если говорить об историографии по теме данной диссертации, то следует сказать, что журналистская деятельность Одоевского изучена фрагментарно, а по цензорской работе писателя исследований нет вообще, в литературе мы можем найти лишь упоминание об этой работе1. Лучше всего освещено участие Одоевского в «Современнике» (связано это, безусловно, с пристальным вниманием к А. С. Пушкину, которое распространилось и на его младшего современника), а также издание «Мнемозины» (в связи с близостью альманаха к идеологии декабристов и интересом советских исследований к фигуре соиздателя - В. К. Кюхельбекера). Это работы П. Н. Сакулина, Н. В. Измайлова, Р. Б. Заборовой, В. Г. Березиной, А. Глассе, Е. Н. Дрыжаковой, В. И. Егоровой, В. В. Кунина, М. А. Турьян, Л. Вяткина и др. В этих исследованиях уделено внимание и наиболее ярким публицистическим выступлениям князя, особенно это касается статей о Пушкине и полемике с торговым направлением, представлена общественная позиция Одоевского-публициста. Рассмотрено сотрудничество Одоевского в «Московском вестнике» , «Московском телеграфе»4, «Московском наблюдателе» . Бьша предпринята попытка определить степень участия Одоевского в «Отечественных записках»6. Однако истинная роль князя в судьбе ведущего журнала 1840-х годов еще не прописана.
Представляют особый интерес взаимоотношения и распределение обязанностей между Одоевским и Краевским. Специальных исследований по этой проблеме еще нет. Невыясненным остается и участие Одоевского в «Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"». А. П. Могилянский упоминал об Одоевском как о неофициальном редакторе, А. И. Станько писал об Одоевском как о соредакторе1, но его участие в газете окончательно не прояснено. О сотрудничестве Одоевского в «Записках для хозяев» - приложении к «Литературной газете» есть сведения в исследовательской литературе, но они представлены лишь обзорно2.
Несмотря на достаточно богатую историографию, остаются неясными отдельные факты журналистской биографии Одоевского. Например, неоднозначной представляется позиция князя по отношению к торговой журналистике. Одоевский со времен «Мнемозины» выступал резко отрицательно против Ф. В. Булгарина, Н. И. Греча, О. И. Сенковского. Однако сам публиковался в их изданиях, например, «Северной пчеле», «Библиотеке для чтения». В ходе исследования мы разъясним данное противоречие.
Среди журналистских проектов Одоевского самыми успешными были просветительские издания. Обширнейшая просветительская деятельность Одоевского, в том числе его участие в повременных изданиях подобного рода, не раз была объектом исследования ученых.
Еще в XIX веке Е. С. Некрасова писала об основном издательском проекте Одоевского - журнале для народа «Сельское чтение»3. Исследовательница поставила в заслугу Одоевскому и Заблоцкому-Десятовскому первое обращение интеллигенции к народу. В работе она привлекала богатейший фактический материал, дала описание просветительской деятельности Одоевского. Однако статьи Е. С. Некрасовой - известнейшей журналистки 1880-1890-х годов -скорее научно-популярные очерки с элементами публицистики. В них она
призывает интеллигенцию взять просвещение народа в свои руки, пресекая таким образом массовое распространение дешевой лубочной и примитивной литературы .
О просветительской деятельности Одоевского много материалов было собрано П. Н. Сакулиным, к сожалению, они не были опубликованы. Осталось огромное количество заметок, набросков, фрагментов авторского текста, посвященных различным сферам деятельности Одоевского. Они готовились для второго тома монографии «Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель - писатель» и освещали 1840-1860-е годы. Среди бумаг П. Н. Сакулина, хранящихся в Институте русской литературы (Пушкинском Доме), есть отдельные папки, посвященные просветительской деятельности князя Одоевского2.
«Сельское чтение» выпускалось в рамках деятельности Ученого комитета Министерства государственных имуществ, членом которого был Одоевский. Об этой стороне деятельности Одоевского писал в 1960-е годы Д. Ф. Тарасов . Исследователь ввел в научный оборот данные, связанные с финансовой стороной, тиражами и распространением «Сельского чтения» по учебным заведениям. К сожалению, автор не избежал идеологических штампов в характеристике Одоевского. Но собранный им фактический материал, почерпнутый во многом из фондов Российского государственного исторического архива, актуален и очень интересен.
Еще одно исследование, посвященное «Сельскому чтению», принадлежит Н. М. Михайловской4. Она обращается к сборнику в III главе докторской диссертации (наряду с незавершенной энциклопедией Одоевского «Житейский быт» и поздней публицистикой князя). Н. М. Михайловской принадлежит также
исследование, посвященное просветительским воззрениям зрелого Одоевского1. В статье исследовательница обратилась к литературному и публицистическому наследию 1850-1860-х годов, которое в основном сохранилось лишь в рукописях. Она опубликовала ценнейший материал, представленный в огромном рукописном наследии Одоевского бессистемно. При этом Н. М. Михайловская ограничилась пересказом, дав лишь беглый анализ поздних воззрений князя, что не позволило ей рассмотреть просветительские взгляды Одоевского в развитии. К сожалению, и ее работы не избежали идеологической тенденциозности.
Это лишь основные труды, посвященные Одоевскому-просветителю. Безусловно, о просветительской периодике Одоевского говорили и другие исследователи, но специального исследования не проводили2. Таким образом, обращение к «Сельскому чтению» и «Детским книжкам для воскресного чтения» представляется необходимым для более четкого определения места и роли этих изданий в просветительской и журналистской деятельности князя В. Ф. Одоевского.
Большой опыт практической журналистской деятельности позволил Одоевскому сделать интересные наблюдения в области теории журналистики. Но теоретическими их можно назвать с определенной долей условности. С конца 1820-х годов начинается профессионализация журналистской деятельности, определяется противостояние двух полярных отношений к журналистской профессии - просветительского и коммерческого. В печати возникла полемика о сущности, назначении и роли литературы и журналистики в жизни общества. Научные знания о печатном слове еще только складывались в систему представлений3. Как правило, обобщения и критический анализ печати отражался в полемических выступлениях журналистов, в их оценках, какими должны быть журнал и газета. Высказывания Одоевского о печатном слове не
составили исключения и были отражены в основном в публицистических статьях, очерках, фельетонах, написанных им в разное время.
1820-1840-е годы являются важным для определения взаимоотношений между литературой и властью. В цензурном уставе 1828 года впервые в своде законов прописаны правила прохождения иностранной литературы. Еще не было четких устоявшихся норм в цензурной практике, поэтому личностный фактор здесь играл немалую роль.
Начальный этап становления цензурных критериев, науки о журналистике и развития просветительских изданий обуславливают объект исследования диссертации: развитие теоретических представлений о печатном слове и цензуре в 1830-1840-е годы.
Предметом исследования являются теоретические представления В. Ф. Одоевского о журналистике и цензуре, их эволюция и практическое воплощение.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1833 года -времени начала постоянной цензурной работы Одоевского-библиотекаря Комитета цензуры иностранной и появления «Детских книжек для воскресных дней» - по 1848 год - время выхода последней IV книжки «Сельского чтения» и отхода Одоевского от активной журналисткой деятельности. Также привлекаются цензурные рапорты Одоевского 1827-1828 годов и его теоретические статьи о цензуре, написанные в конце 1850 - начале 1860-х годов.
Мы не ставим целью осветить полностью журналистский путь Одоевского. Практическую деятельность князя в рамках периодики мы затрагиваем лишь для иллюстрации его теоретических представлений. Поэтому в круг исследования попали лишь два издательских проекта Одоевского: «Детские книжки для воскресных дней» и «Сельское чтение», которые ранее специально не рассматривались в рамках истории журналистики. Эти издания отличаются от других прежде всего исключительно просветительской направленностью и иллюстрируют основные положения, высказанные Одоевским о журнале и его предназначении в обществе. Остальная практическая журналистская деятельность В. Ф. Одоевского представлена обзорно.
Мы рассматриваем творческую биографию Одоевского в просветительском аспекте, так как именно развитию знания, науки, мысли прежде всего была посвящена вся жизнь Одоевского: «Вечно целию моей жизни было способствовать распространению просвещения в моем отечестве, и сей цели вечно буду верен»1, - писал Одоевский М. П. Погодину 17 августа 1827 года.
Распространение знаний было целью и содержанием жизни Одоевского, принцип просветительства явился для него основополагающим и обусловил специфику всего литературного, педагогического, музыкального и любого другого вида творчества Одоевского. Принцип просветительства Одоевский сохранял и в цензурной практике. Он отстаивал произведения, которые могли оказаться непозволенными с точки зрения цензуры, тем самым расширяя границы чтения русской публики.
На наш взгляд, обращение к цензорской практике и просветительской журналистике важно для понимания личности и своеобразия творческого пути Одоевского, который считал, что печать должна заниматься образованием народа. Стремясь сделать для этого как можно больше, князь много сотрудничал в совершенно различных печатных изданиях: по типу (газеты, журналы, альманахи, сборники), по форме собственности (частные, официальные), по задачам (издания торгового и идейного направлений). Кроме того, уже в цензорской деятельности проявились и начали оформляться его идейные принципы оценки произведений, позиция не гасителя мысли, а разумного ограничителя публики от низкопробной, нравственно развращающей и идеологически опасной продукции.
Теоретические представления Одоевского о печатном слове, которые ранее не рассматривались в системе (за исключением небольшой главы в книге П. Н. Сакулина2, частично затрагивавшей данную проблему), становятся актуальными в современных условиях развития журналистики. На фоне декларируемой, но фактически нереализуемой (во многом в силу экономической цензуры) свободы слова ясно ощущается хаотичность развития СМИ, их
финансовая зависимость, ориентация на невзыскательные вкусы читательской аудитории ради повышения тиражей и прибылей. Поэтому обращение к историческому опыту российской прессы, с рождения ориентированной на просвещение и воспитание образованного круга читателей, поможет понять многие закономерности и особенности восприятия качественной периодики, еще раз обратит внимание на общественную потребность в такой журналистике в любую историческую эпоху.
Насущностью проблемы обусловлено появление в последнее время многочисленных исследований, посвященных анализу теоретических представлений журналистов прошлого1. Происходит также переоценка тенденциозно освещенных исторических явлений и предвзято оцененных фигур. Прежде всего это касается журналистов торгового направления2. Общий вывод примерно таков: «В XIX веке бьша поставлена и сейчас стала актуальной проблема разумного сочетания двух противоположных начал: высокого служения просвещению, литературе и получения прибыли за литературный труд»3. В смысле разумного сочетания просветительских начал и коммерческого успеха опыт прошлого сегодня особенно актуален.
Изучение рассуждений Одоевского о сути и назначении печатного слова, о состоянии современной ему журналистики, об особенностях становления профессии журналиста являются существенным вкладом в воссоздание целостной картины становления системы печати России XIX века и ее самопознание. Огромный опыт, который был накоплен князем за более чем 45
летнее участие в журналистике, его обширная просветительская деятельность не утратили и сегодня практической ценности. Современные средства массовой информации все реже обращаются к аналитическим жанрам, преобладает новостная журналистика, утрачиваются традиции печатного слова, когда периодические издания выполняли прежде всего просветительскую функцию. В этой связи опыт журналистской деятельности Одоевского — аналитика, блестящего критика, теоретика и просветителя оказывается особенно актуальным. Кроме того, обращение к неизвестным страницам жизни и творчества выдающегося общественного деятеля позволит ввести в научный оборот новые факты, увидеть личные и творческие связи разных писателей и журналистов, понять исторический контекст той эпохи, определив место Одоевского в литературном Петербурге 1830-1840-х годов.
Изучение цензорской деятельности князя В. Ф. Одоевского представляется сегодня не менее актуальным. В связи с изменениями в современной социально-политической жизни России обострился интерес к истории взаимоотношений власти и общества, в частности, контроля государства за печатным словом. Все чаще возникает мысль о необходимости введения определенных ограничений по отношению к информационной продукции массового потребления, повышения этических норм и самоцензуры, особенно это касается сети Интернет. Исторический опыт взаимоотношений государства и прессы, накопленный за 300-летнее существование русской журналистики, во многом поучителен и в наше время. При этом цензорская практика Одоевского, уникальность которой заключается в соединении собственного литературного опыта с пониманием высочайшей ответственности за печатное слово, с государственным подходом к охранению нравственных основ общества, является поистине бесценной для осмысления современных отношений между прессой и обществом.
Целью работы является выявление теоретических представлений В. Ф. Одоевского о печатном слове и цензуре, процесса их становления и практической реализации.
Перед исследователем стоят следующие задачи:
? показать, как работа в цензурном комитете оказала влияние на общественно-политические взгляды писателя и формирование теоретических представлений о печатном слове;
? проанализировать развитие теоретических взглядов Одоевского на журналистику и выявить его взгляды на политику правительства в области печати;
? рассмотреть издательские замыслы Одоевского и выяснить творческую предысторию изданий;
? показать вклад Одоевского в развитие просветительской периодики;
? охарактеризовать, как просветительские задачи Одоевского проявлялись в его цензурной и издательской практике;
проследить реализацию взглядов Одоевского в издательской практике.
Для выполнения поставленных задач привлекались разные группы источников. Во-первых, использованы архивные материалы, которые вводятся в научный оборот впервые. Из фондов Российского государственного исторического архива (в дальнейшем - РГИА) были фронтально просмотрены рапорты Комитета цензуры иностранной за 1827-1838 годы (время службы в этом комитете В. Ф. Одоевского). Из них были вычленены и проанализированы все рапорты Одоевского. За эти же годы были просмотрены журналы заседаний Комитета цензуры иностранной и Главного управления цензуры. В журналах особое внимание было уделено тем статьям, в которых шла речь о книгах и журналах, цензуруемых Одоевским, о библиотеке, а также отчетах комитета за каждый год. Именно эти документы дают основную информацию о цензорской деятельности Одоевского. Из них можно увидеть, что писал о произведении цензор, как произведение оценивалось на заседаниях Комитета цензуры иностранной, и какие аргументы оказывали большее влияние на окончательное решение, которое принимало Главное управление цензуры.
Выборочно были просмотрены организационно-распорядительные документы Главного управления цензуры и Санкт-Петербургского цензурного комитета. Из них было уделено внимание делам, касающимся реорганизации цензурного комитета МВД в 1828 году, деятельности Комитета цензуры
иностранной, контроля потока иностранной литературы. Привлекалась к исследованию внутри- и межведомственная переписка, появлявшаяся в результате обращения частных лиц с просьбами о дозволении издавать периодические издания (Краевского А. А., Одоевского В. Ф., Враского Б. А., Греча Н. И. и др.). Выборка велась с учетом обозначенной в диссертации хронологии, тематики периодических изданий, о которых ходатайствовали просители. Кроме того, просматривались документы, касающиеся деятельности тех учреждений, к которым имел отношение Одоевский. Эти документы помогали восстановить исторический контекст, проследить, в каких условиях появлялись рассуждения Одоевского, что влияло на них. Это оказывается особенно важным при характеристике трудов Одоевского, при обобщениях, выводах и оценке роли и значения творчества князя в общеисторическом процессе.
Особое внимание уделялось документам канцелярии Министерства императорского двора, в которых шла речь о продвижении Одоевского по служебной лестнице. Эти документы отражены в картотеке архива. Эта группа источников дает ценнейший материал особенно о позднем этапе жизни Одоевского, помогает восстановить «белые пятна» биографии князя, сверить и уточнить некоторые спорные даты.
В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (в дальнейшем ОР РНБ) хранится основной рукописный архив В. Ф. Одоевского. Из него были привлечены некоторые документы по издательским проектам князя. Также из ОР РНБ привлекались документы других фондов, среди которых и личная переписка, и коллективные договоры об организации периодических изданий, и некоторые другие.
В качестве материала для исследования были привлечены некоторые журналистские заметки Одоевского из Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский Дом. В дальнейшем - РО ИР ЛИ), а также рукописные материалы второго тома труда П. Н. Сакулина об Одоевском. Документы из архивов разных городов, собранные Сакулиным и лишь частично им обработанные (выписки из произведений и писем Одоевского, из делопроизводственной документации Министерства государственных имуществ
и пр.), содержат богатейший фактический материал и являются ценным подспорьем для дальнейших разысканий и обобщений.
Еще одной крупной группой привлеченных для исследования источников стала периодика. Были выбраны публицистические произведения Одоевского из разных журналов и газет («Современник», «Отечественные записки», «Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"» и др.), многие из которых переизданы в недавнем прошлом (например, в сборнике «О литературе и искусстве». М., 1982. Составитель В. И. Сахаров). Кроме того, исследовались просветительские альманахи Одоевского: «Детские книжки для воскресных дней» и «Сельское чтение».
Для объективной характеристики взглядов и деятельности Одоевского привлекалась переписка писателя, мемуарная литература о нем, критические отзывы. Последние три вида источников требуют особого внимания, так как заключают в себе, как правило, субъективные сведения, требующие проверки информацией из других источников. Такая перекрестная сверка была проведена в ходе исследования перед привлечением фактического материала из воспоминаний или переписки. Критические статьи использовались с учетом их субъективной окраски.
Научная новизна. В диссертации впервые представлены:
? цензорская деятельность В. Ф. Одоевского;
? целостный обзор теоретических представлений В. Ф. Одоевского о роли журналистики в обществе;
? обзор нереализованных издательских планов князя.
Методологическую основу диссертации составили общенаучные принципы объективности, историзма, системности. Анализ материала велся на базе филологического, сравнительно-исторического, проблемно хронологического, статистического, описательного методов. Теоретическую основу исследования составили труды историков журналистики В. Г. Березиной, В. Э. Вапуро, М. И. Гиллельсона, Б. И. Есина, Г. В. Жиркова, А. И. Станько1 и др.
Практическая значимость. Результаты исследования, обобщения и выводы могут быть использованы в ходе дальнейшего изучения творчества В. Ф. Одоевского и в целом истории отечественной журналистики; будут полезными при подготовке общего и специальных лекционных курсов, семинаров по истории журналистики.
Основные результаты исследования апробировались на научно-практических конференциях (СПбГУ, РНБ), отражены в девяти научных публикациях.
Структура диссертации соответствует целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, краткой биографической справки, трех глав, заключения, библиографии и приложений.
Краткая биографическая справка
Князь Владимир Федорович Одоевский родился 30 июля 1804 года в Москве в семье статского советника и директора Московского отдельного Государственного ассигнационного банка Федора Сергеевича и Екатерины Алексеевны (урожденной Филипповой), небогатой незнатной дворянки. Княжеский род Одоевских происходил от удельных князей Черниговских: первый князь Одоевский - Роман Семенович - приходился внуком святому князю мученику Михаилу Всеволодовичу Черниговскому.
О детстве Одоевского известно немного1. В четыре года оставшись без отца, Одоевский воспитывался у родственников. С матерью никогда не имел теплых душевных отношений. В 1816-1822 годах учился в Московском Благородном пансионе при Московском университете, который окончил с золотой медалью.
Директором пансиона был бьшший профессор кафедры энциклопедии и натуральной истории университета А. А. Прокопович-Антонский, который хотел видеть в своих воспитанниках людей физически закаленных, образованных и преданных Отечеству. В соответствии с этим была подобрана программа обучения, в которую входили: Закон Божий, священная история, логика, нравственность, математика, механика, мифология, право, фехтование, танцы и пр., но главная роль принадлежала словесности и иностранным языкам. Юноши изучали произведения Прево, Лессинга, Гете, Стерна, Филдинга, Лабрюйера.
Существенное влияние на пансионеров оказали профессор философии и словесности Иван Иванович Давыдов и профессор Михаил Григорьевич Павлов, которые знакомили студентов с «новомодной» немецкой философией. Давыдов предпочитал всем другим Шеллинга, идеи которого и излагал в курсе философии молодым юношам.
В пансионе Одоевский увлекался музыкой: именно здесь он познакомился с И.С. Бахом, имя которого было едва известно тогда в России, начал играть на фортепьяно и сочинять сам. Позднее Одоевский становится известным музыкальным критиком, мнением которого дорожили Глинка и Верстовский.
В молодом возрасте писал Одоевский и стихи. Хотя в поздних дневниковых записях открещивался от этого («Стихов не писал»1). Элегии в «новом вкусе» князь посвятил Натали Щербатовой, своей кузине, в которую был влюблен. Он отправляет стихи в петербургский журнал А. Е. Измайлова «Благонамеренный»: «Отчаяние любви» (№ 7, 1820), «Пылающая хижина», «Песня» (№ 19, 1820 за подписью «П-н»), «Эпитафия» (№ 22, 1820)2. Позже Одоевский также писал стихи, но напечатал только не имевший успеха «Сборник детских песен дедушки Иринея» (СПб., 1847).
В 1823 году юный философ входил в кружок С. Раича, с 1824 года вместе с Д. В. Веневитиновым организовал Общество любомудрия, в которое входили И. В. Киреевский, А. И. Кошелев, Н. М. Рожалин, В. П. Титов, Ф. С. Хомяков и др. Оба кружка были прежде всего посвящены развитию философской мысли в России на базе немецкой (Кант, Фихте, Окен, Геррес и особенно Шеллинг). После 14 декабря 1825 года кружок любомудрия перестал существовать.
Влияние бесед в Обществе любомудрия проявлялось в философском творчестве Одоевского всю жизнь. Это, например, неоконченный роман-утопия «4338-й год» (отрывок опубликован в 1840 году в альманахе «Утренняя Заря»), это и трактат «Наука инстинкта. Ответ Рожалину» (1843), и первый в русской литературе философский роман «Русские ночи» (1844).
Одним из печатных органов любомудрия стал альманах «Мнемозина», издававшийся Одоевским и В. К. Кюхельбекером в 1824-1825 годах.
В наследство от отца достались Одоевскому большие долги. Собственных имений и доходов с них он не имел, поэтому в 1826 году, когда переехал в Петербург, начал карьеру чиновника и служил до смерти. Он работал в Министерстве внутренних дел, Министерстве государственных имуществ, с 1846 по 1861 годы служил помощником директора Императорской публичной библиотеки и заведовал Румянцевским музеем. Книжные коллекции последнего были в 1861 году перевезены в Москву и стали основой фондов современной Российской государственной библиотеки.
С 1859 года был гласным Петербургской Думы. В 1861 году переехал в Москву, служил сенатором и состоял в свите великой княгини Марии Павловны .
Уже в молодости Одоевский начал посещать литературные салоны Петербурга, а вскоре стал сам хозяином одного из самых знаменитых салонов . В разное время бывали в доме Одоевского Пушкин и Белинский, Краевский и Лермонтов, Тютчев и Глинка, Погодин, Жуковский, Гоголь, Виельгорский, Даргомыжский, Панаев, Достоевский, Вяземский - литераторы, музыканты, ученые, чиновники.
Одоевский был родовитее царей, и, несмотря на это, в его салоне каждый человек чувствовал себя удобно, независимо от происхождения и фасона костюма. М. П. Погодин вспоминал: «Здесь сходились веселый Пушкин и отец Иакинф, ... тяжелый немец - барон Шиллинг, возвратившийся из Сибири, и живая, миловидная графиня Ростопчина, Глинка и профессор химии Гесс, Лермонтов и неуклюжий, но много знающий археолог Сахаров. Крылов, Жуковский и Вяземский были постоянными посетителями. Здесь впервые явился на сцену большого света и Гоголь ... Беспристрастная личность хозяина действовала на гостей, которые становились и добрее и снисходительнее друг к другу»3. Во многом путь в большом свете начался с салона Одоевского для Краевского и Белинского, Полевого и Достоевского. Уникальность салона Одоевского была в том, что ценил хозяин не происхождение или социальный статус гостей, а их интеллектуальные способности. «Государственные сановники, просвещенные дипломаты, археологи, артисты, писатели, журналисты, путешественники, молодые люди, светские образованные красавицы встречались тут без удивления, и всем этим представителям столь разнородных понятий было хорошо и ловко; - вспоминал
0 салоне В. Соллогуб, - все смотрели друг на друга приветливо, все забывали, что за чертой этого дома жизнь идет совсем другим порядком. Я видел тут, как андреевский кавалер беседовал с ученым, одетым в гороховый сюртук; я видел
тут измученного Пушкина во время его кровавой драмы - я всех их тут видел, наших незабвенных, братствующих поэтов и мыслителей»1.
В Москве 1860-х Одоевский также встречал гостей у себя дома. Как вспоминал об этом времени В. М. Голицын, «Одоевский был небольшого роста, худощавый, с очень тонкими чертами лица, чрезвычайно подвижный и веселый. На старости лет он увлекался музыкой, устраивал у себя музьпсальные вечера, на которых выступали все знаменитости того времени, и даже изобрел какой-то новый музыкальный инструмент. Между прочим, он очень интересовался церковным пением и в сотрудничестве с известным в то время протоиереем Разумаковским разработал крюковое пение, которое москвичи ходили слушать в церковь Георгия на всполье на Мал. Никитской»2.
Одоевский принимал активное участие в общественной деятельности. В течение девяти лет был председателем Общества посещения бедных просителей в Санкт-Петербурге, организовывал первые в России детские приюты, участвовал в управлении педагогическими и медицинскими учреждениями. Был почетным вольным общником Академии Художеств . С 1860 года принимал участие в Русском музыкальном обществе, в открытии Московской консерватории, с 1865 года был одним из организаторов Артистического кружка4. По свидетельству современника, «смерть застала его за усиленными заботами об устройстве в Москве съезда археологов»5. Он был одним из учредителей археологического и географического общества.
Умер Одоевский 27 февраля 1869 года. Похоронен на кладбище Донского монастыря в Москве.
В. Ф. Одоевский - библиотекарь Комитета цензуры иностранной
В цензурном ведомстве Одоевский выполнял несколько обязанностей. Во-первых, князь принимал участие в составлении цензурного устава 1828 года, во-вторых, служил секретарем и библиотекарем цензурных комитетов, в-третьих, был цензором иностранной литературы. Прежде чем говорить о собственно цензорской деятельности, остановимся на предшествующих ей других обязанностях. В целом обращение к опыту его работы в цензурном ведомстве позволяет увидеть, как в дальнейшем изменялись взгляды, проследить динамику, понять источники воззрений публициста.
В 1826 году, сразу после переезда в Петербург, юного чиновника взял к себе в помощники товарищ министра внутренних дел Дмитрий Васильевич Дашков1. 14 октября 1826 года князь стал секретарем цензурного комитета при Министерстве внутренних дел. Ему было 22 года.
Комитет, куда был определен князь, несколько раз видоизменяясь и находясь под контролем разных инстанций, существовал с 28 декабря 1811 года . Положение о деятельности появившегося в 1811 году комитета было вынесено на рассмотрение Государственного совета 14 февраля 1812 года, но пролежало без движения до 1814 года, когда Комитет министров возложил на Министерство полиции просмотр иностранных сочинений, снятие пломб с упаковок с книгами и прочее. В 1815 году были приняты новые правила для цензурного комитета, а 31 марта 1819 года указом императора рассмотрение иностранных книг, театральных пьес, объявлений и публикаций закрепилось за Министерством полиции3. 3 июля 1826 года в Министерстве внутренних дел произошли преобразования: Особенная Канцелярия трансформировалась в III отделение собственной его императорского величества канцелярии; центральный комитет, составлявший часть канцелярии, был выделен в самостоятельную инстанцию. Он рассматривал иностранные книги, театральные пьесы, афиши, объявления и пр.
В следующем, 1827 году был учрежден на один год временный комитет, который мог бы «служить хотя некоторым руководством для временного устройства Канцелярии Комитета». Для него частично по уставу 1826 года были составлены правила работы и прописаны обязанности для сотрудников (Временное предписание). Эта инструкция была утверждена министром 20 октября 1827 года. Начался подбор кадров.
В комитет входили: председатель, два цензора, два лектора (рассматривали книги, театральные пьесы, составляли рапорты), производитель дел I отделения (вел переписку на русском языке с министром и другими чиновниками по цензурным делам, вел журнал по отделению, собирал сведения о новых типографиях и литографиях, писал докладные записки, рассматривал афиши и объявления на русском языке, составлял служебные записки: еженедельные для заместителя министра и ежемесячные для министра обо всех действиях комитета и годовые отчеты), производитель дел II отделения (рассматривал каталоги, реестры, фактуры и объявления заграничных книг, принадлежавших частным лицам и книгопродавцам, писал докладные записки и одобрения к напечатанию разного рода частных объявлений на иностранных языках для «Санкт-Петербургских ведомостей»), секретарь общего собрания комитета (эту должность исполнял Одоевский), журналист (вел входящие и исходящие документы), казначей, экзекутор, архиватор (хранил законченные дела). Председатель, цензоры, лекторы и секретарь собирались раз в неделю для решения спорных вопросов, которые не были определены правилами, и для «взаимного прочтения вышеозначенных записок». Действовали чиновники зачастую хаотично: частью по уставам (как 1826, так и 1804 годов), частью по отдельным постановлениям, устным предложениям министра, по Временному предписанию. Для облегчения понимания специфики иностранных политических книг цензорам выписывались иностранные журналы1.
Таким образом, несмотря на ряд документов, до 1828 года четкой регламентации по рассмотрению иностранной литературы не существовало. Попытки принять положение по цензурований) иностранных книг успехом не увенчались.
Несколько служащих, входящих в комитет, не справлялись со своими обязанностями в полной мере не только из-за отсутствия четкой программы действий. Объем иностранной литературы с каждым годом увеличивался, подцензурные книги накапливались, цензоры не успевали их смотреть. На каждую книгу нужно было писать рапорт. Кроме иностранной литературы, комитет продолжал просматривать театральные пьесы, объявления, афиши. В первую очередь комитет рассматривал продукцию книгопродавцев, чтобы не причинять «подрьш их торговле», затем - книги, присланные из разных мест губернаторами, частными лицами, содержателями библиотек. Последние могли ждать своей участи годами. Четкого порядка в организации прохождения книг через комитет не было, а цензурование книг возлагалось на любых «способных чиновников, службою не занятых, которые и трудились в цензурном комитете без определенного различения занятий каждого»1.
В числе привлекаемых к цензурованию чиновников оказался и Одоевский. Формально это в обязанности секретаря не входило, хотя в его должностной инструкции был и такой пункт: выполнять «разные особые поручения по назначению управлявшего министерством, его товарища или председателя»2. Обязанность очень объемная, но были и конкретные поручения. Среди прочих -регламентировать порядок рассмотрения книг и театральных пьес, учитывая время их поступления в комитет; присутствовать при собрании цензоров; вести частный реестр книгам, «рассматриваемым в каждое собрание цензоров с кратким означением причин запрещения»; хранить рапорты о книгах; вести дела библиотеки комитета, то есть список запрещенных книг, каталоги, следить за самими книгами3. Уже здесь Одоевский начал вести библиотечные дела, а позднее он стал и официально библиотекарем образованного в 1828 году Комитета цензуры иностранной, преемника цензурного комитета Министерства внутренних дел.
В. Ф. Одоевский - цензор
Опыт рассмотрения книг секретарем цензурного комитета Одоевским в 1827-1828 годах с 25 мая 1833 года вырос в постоянный род деятельности. В 112 устава о цензуре 1828 года было указано1, что библиотекарь может привлекаться к цензурованию книг, но большой объем трудов по систематизации книг в начале деятельности Одоевского не позволял подключить его и к этой работе. В 1833 году Одоевский получил предписание министра народного просвещения о том, что рассмотрение книг будет входить в его служебные обязанности2. Связано это было с возраставшим количеством поступающей иностранной литературы, особенно в период навигации.
По сравнению с основными цензорами нагрузка Одоевского была небольшой. Например, за 1834 год всего было рассмотрено 670 сочинений. Из них цензорами: В. И. Соцом - 193, Г. Р. Дукшинским - 183, Л. Л. Роде - 269. Одоевский рассмотрел 25 произведений3. За 1835 г. в Комитете было рассмотрено 735 сочинений, из которых Соцом - 210, А. О. Рочфортом - 32, Дукшинским - 203, Роде - 253. Одоевский рассмотрел всего 374. Для удобства мы составили таблицы по общему количеству рапортов цензоров и отдельно по рапортам Одоевского. К сожалению, за более ранний период информации нет. Мы включили в таблицы лишь годы, когда Одоевский участвовал в цензурований книг.
Несмотря на немногочисленность рассмотренных произведений, решения Одоевского определяли судьбу тех или иных книг, а значит, круг чтения и шире - развитие просвещения в целом.
Объектом оценки Одоевского были произведения Г. Гейне, В. Скотта, Ш. Нодье, Ж. Жанена, М. Шатобриана, П. Мериме, С. Ге, Т. Леклерка и других писателей. По жанрам и типологии рассматриваемая литература отличалась многообразием. Здесь были собрания стихотворений и повестей (исторических, фантастических, детских); сказки; исторические, авантюрные, бытописательные, любовные и другие романы; драматические пьесы; собрания критических статей; мемуары, научные труды, журналы, газеты, словари.
Одоевский рассматривал оригинальные и переводные книги, написанные в основном на французском языке. Однажды ему пришлось читать книгу на итальянском («Novelle inedite». Roma, 1824). Рапорт на эту книгу был прислан из Одесского цензурного комитета в 1832 году. Но этот рапорт не удовлетворил комитет. Одоевский перевел выписанные одесским цензором места, которые тот хотел исключить из книги, и убедил комитет, что в них нет ничего предосудительного. Книгу позволили1.
В цензурной практике Одоевский не отступал от требований устава. Более того, он был чересчур осторожен. Часто фразы, главы и даже целые повести, которые он предлагал запретить, цензурным комитетом пропускались в публику. Впрочем, оценивая произведения, Одоевский пытался не просто механически запретить те или иные «вредные» мысли, но обосновывал свою критику. В спорной ситуации он стремился повернуть дело в пользу автора. Это видно из его цензурных рапортов2.
Иногда Одоевский читал произведение дважды, чтобы ничего не пропустить, нередко высказывал свои мысли по тому или иному вопросу, что представляет для нас особый интерес, так как по ним можно проследить эволюцию взглядов писателя. В начале цензурной деятельности Одоевский порой составлял обширные рапорты, где подробно излагал суть учения рассматриваемого произведения. Например, видна большая заинтересованность молодого цензора в рапорте 1827 года на книгу профессора эдинбургского университета Dugald Stewart "Esquisses de Philosophie morale" (Д. Стюарт «Эскизы моральной философии», перевод с английского на французский). Для Одоевского эта книга «принадлежит к немногому числу тех замечательных произведений, которые стали появляться во Франции в последнее десятилетие и по коим можно заключить о новом направлении, принятом Французскою Философиею, совершенно противоположном нелепой Философии 18го века»3. Он подробно излагал содержание книги и делал вывод, что в ней нет ничего противного уставу.
Подобную тему встретил Одоевский и в книге бывшего профессора философии Edouard Alletz "Essai sur rhomme; ou Accord de la philosophie et de religion" (Paris, 1826. Э. Алетц «Эссе о человеке, или Соглашение Философии и Религии). Одоевский, как и прежде, составил обширный рапорт, где изложил содержание учения, написанного «в духе новейшей французской философии»1. Но, в отличие от предыдущей, эту книгу запретили. Скорее всего, по двум причинам. Во-первых, из-за сути самого учения, ибо, как писал Одоевский, «цель сей книги доказать, что не только вера, но и сила размьппления убеждает нас в истинах Святого Откровения» . Во-вторых, Одоевский выписал одно место, в котором речь идет о добровольном отречении принца Константина Павловича от престола не совсем в уважительном тоне к наследнику.
Обширные и подробные рапорты у Одоевского с годами появлялись все реже. Возможно, потому, что очень часто мысли, изложенные Одоевским, не учитьшались при принятии решения. Однако не всегда, когда цензор пытался разрешить или запретить произведение, его резолюция проходила незамеченной.
При принятии решений о степени дозволенности книги Одоевский опирался на нормы, прописанные в уставе, а также на собственные суждения о цензуруемой литературе. Использование субъективных воззрений в качестве аргументов дозволения или запрещения книг было возможно только при разночтениях, когда в уставе было не оговорено конкретных действий. Личностные суждения позволяли пропустить многие книги, которые можно было трактовать по-разному.
Вначале остановимся на тех нормах рассмотрения произведений, которые прописаны в цензурном уставе. В исследуемый период правительство стремилось не просто запретить неугодную литературу, не допустить распространения мыслей о конституциях, революциях, бунтах. Оно было озабочено нравственным обликом читателя, сохранением в обществе стабильности, порядка, а в умах - веры и нравственных устоев. Таким образом, регламентируя действия цензуры, устав ставил целью и «охранение» духовного состояния общества, в нем была прописана целая программа действий по контролю за распространением печатной продукции.
В. Ф. Одоевский о литературе и журналистике
Теоретические представления Одоевского о печатном слове касались нескольких аспектов. Это высказывания о роли журналистики и критики в обществе, рассуждения о профессии журналиста, его моральных, деловых качествах, проблемы взаимоотношений печати и власти. Его взгляды базировались на огромном опыте, который накапливался в русской словесности веками. Чтобы понимать специфику воззрений Одоевского, необходимо сделать краткий исторический обзор предшественников, рассмотреть высказывания теоретиков журналистики, которые жили и творили в одну с Одоевским эпоху -1830-1840-е годы.
Теоретические взгляды на отечественную журналистику формировались в нескольких направлениях. Можно вьщелить становление научных воззрений на литературу и журналистику в целом, в том числе на сущность, цели и задачи видов периодической печати, на типологические особенности прессы, на формирование жанровой системы. Смежными (но не тождественными) являются взгляды на русскую критику и библиографию. Теоретическому осмыслению подверглись воззрения на значение деятельности проводника печатного слова -журналиста, писателя, критика, на его обязанности и права, на становление писательской профессии. Теоретики и практики отечественной печати не обошли вниманием и проблему читателя.
В исследовательской литературе можно найти немало работ, касающихся мнений о журнальной деятельности публицистов и редакторов, писателей и других мастеров печатного слова XVTII - первой половины XIX века. Это прежде всего монография А. И. Станько, показывающая развитие представлений в динамике; это работы В. Г. Березиной о воззрениях В. Г. Белинского; В. Д. Морозова - о А. А. Бестужеве-Марлинском, Н. А. Полевом, Н. И. Надеждине,
О.И. Сенковском; Н. Н. Акимовой - о Н. В. Гоголе и Ф. В. Булгарине, обобщающие работы А. И. Акопова, А. И. Рейтблата1 и др.
Многие исследователи как прошлого, так и настоящего, подчеркивают общность литературы, критики и журналистики России XVIII века: «история русской критики та же, что и история русской поэзии и литературы» ; «симбиоз литературы и журналистики, сложившийся в России на протяжении XVIII века и обусловленный спецификой политических и социокультурных условий»3.
В первой трети ХГХ века бывшим столь тесным союз начинает распадаться, что порождает полемику о сущности журналистики. Н. И. Греч подчеркивал, что журналистика является составной частью словесности; в противовес сложившемуся в XVIII веке взгляду Ф. Аделунг и А. Шторх, В. С. Сопиков, В. Г. Анастасевич и П. И. Кеппен охарактеризовали периодику как самостоятельное явление (1810 - начало 1820-х годов)4.
Тем не менее, никто не отрицал родственных связей, вылившихся во взаимовлияние даже тогда, когда «симбиоз литературы и журналистики» начал распадаться. Русское литературоведение и сама литература в середине XIX века еще формировались5, а происходило это, по справедливому утверждению В. Г. Березиной, «в основном на страницах журналов и отчасти альманахов»6. В этих же изданиях более чем за столетний период появлялись один за другим споры о новых эстетических направлениях: в конце XVIII века новомодный европейский сентиментализм начал теснить классицизм, в начале XIX постепенно нарождавшийся романтизм был прогрессивным явлением и отстаивал свои позиции, в 1830-1840-х умы современников постепенно занимает реализм.
Предпосылками возникновения теории литературы исследователи считают уверенный рост количества прозаических произведений. К началу XIX века в изящной словесности проза, считавшаяся ранее исключительно видом ораторского искусства1, начинала занимать равноправное положение с поэзией и к 1820-1830-м годам уверенно лидировала в журнальной периодике. Оформилась как раздел словесности уже к концу XVIII века и критика, особый подъем которой в 1820-е годы связан прежде всего с осмыслением роли изящной словесности. И теория и практика литературы меняла свое назначение в соответствии с духом времени: «Важнейшая черта русской науки о литературе, как и самой литературы, состояла в стремлении ответить на потребности социального и культурного развития своей страны»2.
У истоков теоретического познания слова стоял В. К. Тредиаковский, который стал «основоположником национального этапа в развитии теоретико-литературной мысли в России, основоположником русского теоретического литературоведения»3. Он же и первый историк русской литературы. В том числе с его работ в XVIII веке начался процесс «формирования национального русского историко-литературного сознания»4.
Внутреннее родство разделов словесности отразилось и в том, что «произведение, не прошедшее журнальную публикацию или ... не отрецензированное в нескольких журналах, не становилось литературным фактом, не считалось современниками литературой»5. Последнее утверждение А. И. Рейтблата относится, без сомнения, к ХТХ веку, когда крупнейшие литературные произведения печатались на страницах периодики, когда произошла «журнализация» литературы. России был свойствен еще и ряд национальных традиций, например, особая, уникальная роль Писателя, постоянная борьба между литературой и литературной критикой «за влияние на умы и настроения читающей публики, за приоритет в постановке животрепещущих проблем и их разрешении для блага общества, за гегемонию в культуре и общественной жизни»1.
Задолго до «расхождения» литературы и журналистики в недрах литературы стали зреть воззрения на цели и задачи печатного слова, на основные функции периодических изданий как проводников идей просвещения в обществе. Теоретические воззрения высказьшались в статьях и письмах, а реализовывались в программах новых органов печати.
Обсуждение теоретических вопросов в основном шло вокруг журнала как основного типа периодического издания XVIII века, хотя русская журналистика и возникла как газетная. В XVIII - первой половине XIX века периодическое издание в целом чаще всего называли журналом . В это время еще не было четкого типологического разделения периодических изданий. Как пишет об этом А. И. Акопов, «на практике десятки периодических изданий, выходящих в то время [эпоху написания толкового словаря В. И. Даля], например, 1 раз в неделю, совершенно не различались, называясь то газетами, то журналами»3. Одоевский не был исключением и называл и газету и журнал одним словом -журнал. Например, он писал С. С. Уварову, испрашивая покровительства своим сочинениям: «Имея счастие пользоваться нерасположением ко мне преимущественно двух журналов: «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения» - я вынужден просить ваше высокопревосходительство принять под особое покровительство мои сочинения»4. Таким образом, можно говорить, что свои воззрения на журнал Одоевский распространял в общем к журналистике, к любому периодическому изданию.
Участие В. Ф. Одоевского в периодической печати и его нереализованные издательские замыслы
Жизненные установки Одоевского, ориентация на просвещение так или иначе связывали князя с журналистикой, публичной деятельностью. Его имя можно найти во многих периодических изданиях 1820-1860-х годов.
Практически с начала журналистской карьеры публицист Одоевский обратил на себя внимание смелостью выпадов против устаревших систем, неординарностью мышления, литературным талантом. Его участие было ценным для издателей, к его мнению прислушивались, высоко ценили. «Познакомь меня, - писал, например, Дельвиг в начале 1824 года В. К. Кюхельбекеру, - как знаешь и как можешь с твоим товарищем [В. Ф. Одоевским]. Литературно я знаю и люблю его. Уговори его и себя что-нибудь прислать в новый альманах: «Северные цветы», мною издаваемый... Он будет хорош»1.
Начало журналистской деятельности было положено еще в годы учебы князя в Московском университетском благородном пансионе. Первые литературные выступления князя, носившие сатирический оттенок, - переводы из Лабрюйера - были опубликованы в 1820 году в «Каллиопе» - сборнике трудов воспитанников Пансиона и позднее в «Вестнике Европы»2.
В сборнике «Каллиопа», выходившем в 1815-1820 годах (всего 4 сборника), помещались речи воспитанников, произносимые на ежегодных торжественных актах, переводы из иностранных авторов и оригинальные произведения пансионеров, в большинстве стихотворные. Но первые литературные шаги пансионеров не отличались большой оригинальностью3.
В пору ученичества увлечение Одоевским переводами из мыслителей разных стран стало основой для дальнейших оригинальных сочинений по философии, литературе, музыке. В 1820-е годы был опубликован перевод из Шатобриана «Отрывок из математики»1, который вызвал полемику2. В том же «Вестнике Европы» Одоевский опубликовал перевод из Иоанна Златоуста «Премудрость и благость Божия в отношении к человеку»3, чуть позже в рамках литературного и философского кружка С. Раича Одоевский прочитал перевод из «Учебной книги по натурфилософии Л. Окена - «О значении нуля, в котором успокоиваются плюс и минус»4.
Во всех ранних журналистских опытах было еще мало оригинального. «Умно и красно» (П. Н. Сакулин) излагал Одоевский мысли, внушенные его учителями. Исключением исследователи называют яростную защиту поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», опубликованную в 1821 году в «Вестнике Европы»5, - отклик Одоевского на статью Н. И. Кутузова, который «с декабристских ригористических позиций»6 обвинял поэму в безнравственности. Первая защита любимого поэта развернется позднее (в 1832 году состоится личное знакомство) в серию статей, где Одоевский будет последовательно, с глубоким уважением охранять имя Пушкина от необоснованных нападок .
С «Вестником Европы» был связан и первый литературный успех Одоевского - прозаический цикл «Письма к Лужницкому старцу8» (1822. № 4, 7, 9-Ю; подпись Фалалей Повинухин), «Странный человек» (1822. № 13-14), «Похвальное слово невежеству» (1822. № 20), «Дни досад» (1823. № 9, 11 15-18). Как отмечал младший современник Одоевского А. Пятковский, «Вестник Европы» «служил тогда в Москве единственным пристанищем для новобранцев словесности»9. Сатирический жанр писем позволил юному полемисту критически оценить провинцию и московский «свет», вывести мыслящего «героя времени», который явился противоположностью невежественной и закоснелой толпе. Как пишет М. А. Турьян, здесь «впервые звучит важная впоследствии для Одоевского тема о стремлении к самосовершенствованию как цели человеческого существования», и именно Арист Одоевского открыл в русской литературе галерею «лишних» людей1.
В ранних выступлениях Одоевский только пробовал силы. Переводы, стихотворения, первые попытки философского осмысления жизни, первая полемика - все это являлось подготовкой к серьезной литературной и редакторской деятельности. Вершина - идеи «Писем к Лужницкому старцу», по замечанию А. Пятковского, «впоследствии обратившиеся в общие места, тогда были еще довольно новы, хотя, конечно, едва ли кого исправили и навели на путь истинный. Но для нас важен не успех проповеди и даже не форма ее выражения, а .. струя недовольства и обличения»2.
В полную силу протест против устоявшихся авторитетов выразился в первом самостоятельном предприятии Одоевского - альманахе «Мнемозина». Здесь были серьезно поставлены философские проблемы. Более того, был брошен откровенный вызов устаревшим теориям. По оценкам современников, появление «Мнемозины» стало ярким событием. К. Полевой писал: «Это был первый смелый удар старым теориям»3. Одоевский отвергал запоздалый классицизм, слащавый сентиментализм, псевдоромантическую или эпикурейскую «легкую поэзию» и выступал в пользу немецкого любомудрия и нового литературного течения - романтизма. Но во многом идеи не были ни поняты, ни приняты.
На издателей «Мнемозины» ополчились А. Воейков, П. Яковлев, Ф. Булгарин. Последний в ответе Кюхельбекеру позволил себе обвинить Одоевского в плагиате и полностью отказать в литературном таланте: он называл «Мнемозину» экстрактом «греческого, римского, еврейского, халдейского и немецкого любомудрия, и если бы глубокомысленный мыслитель ... понимал то, о чем он писал, и что почтенный издатель «Мнемозины» поместил в сей книжке, то, может быть, и мы бы чему-нибудь понаучились»1.
Всего вышло четыре номера: три в 1824 году (хотя планировался четыре раза в год) и одна книжка в октябре 1825 года. Об успехе издания свидетельствует тираж: первоначально «Мнемозина» имела всего 157 подписчиков, первая часть, вероятно, издана была в количестве 500-600 экземпляров, а уже в марте 1824 г., перед выпуском второй части Кюхельбекер писал о предполагавшейся допечатке еще 600 экземпляров и печатании остальных частей в количестве 1200 экземпляров2.
В истории русской журналистики 1820-1830-х годов альманахи занимали особое место. Открыла галерею серьезных альманахов, не для «прекрасных, милых читательниц», а действительно органов журналистики «Полярная звезда» А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева. Следующей за ней шла «Мнемозина», которая и по содержанию, и по расположению материалов напоминала журнал. «В альманахах той поры, - писала В. Г. Березина, - все произведения (вне зависимости от их содержания) располагались в двух отделах - «Поэзия» и «Проза». В «Мнемозине» имелись все отделы, характерные для научно-литературного журнала: «Философия», «Военная история», «Изящная проза», «Стихотворения», «Путешествия», «Критика и Антикритика», «Смесь». И не только современники ощущали это типологически, так сказать, «гибридное» (альманачно-журнальное) своеобразие «Мнемозины». Белинский, например, называл ее «журналом-альманахом» или даже просто "журналом"» .
