Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Ценность в социокультурной парадигме 20
1.1 Ценность как научная категория 22
1.2 Двухуровневая природа ценности: общечеловеческий инвариант и результат социокультурной среды 41
1.3 Российский менталитет в контексте ценностного подхода 63
Глава вторая. Журналы для подростков как фактор ценностного становления личности 102
2.1 Социально-психологические особенности подростковой аудитории 102
2.2 Аксиологически нормативная модель журнала для подростков 123
2.3 Современные журналы для подростков: социокультурный контекст и типология 134
Глава третья. Ценностно-смысловая структура подростковых журналов 148
3.1 Программа контент-аналитического исследования журналов 148
3.2 Тематическое поле журналов 152
3.3 Ценностная структура журналов 169
Заключение 204
Литература 212
Приложения 226
- Ценность как научная категория
- Российский менталитет в контексте ценностного подхода
- Аксиологически нормативная модель журнала для подростков
- Ценностная структура журналов
Ценность как научная категория
Первоначальные представления о ценностях, формирующие версию мира, гипотезу бытия человек получает из культуры. Это своего рода заданный извне «каркас» ценностного модуса личности. Крупнейший антрополог XX века Клод Леви-Стосс писал о том, насколько важно для личного становления человека «совпасть» с представлениями, присущими аутентичной ему культуре; в частности, он отмечал, что «...личный опыт остается неоформленным сознательно и неприемлемым эмоционально, если только не впишется в ту или иную схему, присущую культуре данной группы. Только ассимиляция таких схем может позволить объективировать субъективные состояния, сформулировать неоформленные впечатления...».1
Конечно, сознание современного человека, живущего в ситуации диалога культур и относительной сословной гомогенности, и не может быть всецело детерминировано культурой первичной группы, к которой человек относится по факту своего рождения. И, тем не менее, влияние родной культуры на формирование ценностного профиля субъекта, (под которым понимается человек или группа), неоспоримо.
Поэтому рассматривать ценности в качестве объекта теоретизации в нашем случае немыслимо вне культурологического дискурса в целом и вне общих положений о культуре в частности.
Самым общим и самым образным определением культуры будет то, которое обращается к его этимологии - в переводе с латыни «культура» означает возделывание, воспитание, образование, почитание. Слово «культура» (cultura) было введено в обиход древними римлянами как противопоставлениє слову «природа» (natura), и с той поры дихотомия «культура»-«природа» (и выводимые из нее противопоставления «настоящее-искусственное» и «культура -цивилизация» ) красной нитью проходит через всю историю философии. Под культурой понимается совокупность всего того, что создано вне природы, волей и усилиями человека, вопреки природному естественному ходу вещей; закреплено, взлелеяно, ухожено и передано по наследству будущим поколениям. Это то, что вышло из сферы природы и способно существовать лишь будучи поддерживаемо постоянными усилиями носителей и хранителей культуры. Тут можно выявить интересную антиномию. С одной стороны культура не существует сама по себе, она живет в рамках определенного общества, страны, цивилизации, человека, ей нужен объект для воплощения, носитель; с другой — она сама организовывает это общество или группу согласно своим структурам и закономерностям, удерживает общество от распада, т. е выступает как мощный антиэнтропийный фактор. На стыке синергииности и энтропии, в пределах человечества и во имя его существует культура.
Культуру можно описывать как поле напряжения, в котором происходит процесс формирования личности, формулирования смыслов задач, моделирования паттернов поведения, чувствования, переживания действительности, способов проживания жизненных ситуаций. Пользуясь метафорой философа А. Секацкого, культуру можно определить как «упаковку аффектов»1 — то есть нечто структурирующее и гармонизирующее хаос человеческой природы, задающее характеристики и параметры человеческой психике.
Очень тонко писал об этом П.А. Флоренский." «Если вступить в борьбу с аффектом, то придется в корне отвергнуть саму природу человека -бездну аффектопорождающую и в себе самой ничего, кроме аффектов, не содержащую. ... Культ... утверждает всю человеческую природу, со всеми ее аффектами; он доводит каждый аффект до его наибольшего возможного размаха. .. Назначение культа именно претворять естественное рыдание, естественный крик радости, естественное ликование, естественный плач и сожаление в священную песнь, в священное слово, в священный жест... Культ претворяет естественную данность в идеальное...».1 Культура призвана именно претворять, по определению философа человеческую природу, людскую психику, как бы «упаковывать» ее.
Современный культуролог М.Л. Князева так дополняет подобное определение культуры: «Культура работает как система трансформации потребностей, переводя потребности низшего типа, животные, в более осмысленные, чисто человеческие потребности, из которых главная потребность быть и оставаться человеком. Многие потребности, развиваемые культурой, оказываются антиприродными, внебиологическими; культура высвобождает человека из плена инстинктов и вожделений, возводя его в сферу прозрений и переживаний.. .».2
Можно выделить важнейшие структурные характеристики культуры. По определению Лотмана, культура это коллективная память, моделирующая система и коммуникативная система. То есть культура
- во-первых: сохраняет, оберегает от забвения, противостоит энтропии и транслирует свое содержание будущим поколениям (коллективная память);
- во-вторых: формирует определенный тип общества и личности (моделирующая система);
- в-третьих: осуществляет процесс сообщения между реципиентом (и одновременно носителем культуры) и своим содержанием (коммуникативная система).
Из всего многообразия рефлексий о культуре, представленных в современном культурологическом знании, целям нашего исследования наиболее полно отвечает то направление культурологии, которое условно определяется учеными как гуманитарная культурология. Это направление по преимуществу занимается ценностными аспектами, смыслами, то есть отвечает очерченным в нашей работе задачам. Гуманитарная культурология специализируется не на социальной или исторической проблематике культуры, но на общегуманитарных аспектах культуры, связанных с ее многообразным ценностно-смысловым содержанием (включая его социальные и исторические характеристики наряду с культурфилософскими, семиотичесими и др.). Поэтому для нее характерен комплексный, принципиально многомерный подход к феноменам культуры, редко применяемый в социальной или исторической культурологии.1
Надо отметить, что сама культурология, возникшая в процессе интеграции гуманитарных наук, представляет собой целый комплекс наук о культуре, каждая из которых имеет свою область исследований, категориальный аппарат, методы и эмпирическую базу," поэтому апеллирование к культурологии как таковой научно некорректно. Важно выделять именно те ее разделы, которые оказываются наиболее уместными при исследовании каждого конкретного предмета - в нашем случае первостепенную важность будет иметь обращение к аксиологии культуры.
Надо отметить, что прочтение культуры прежде всего как религиозно-духовного опыта человечества, (что в целом совпадает с аксиологическим дискурсом), укрепилось именно в России, и представлено именами таких выдающихся философов как Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, философов Серебряного века, а в наше время такая гуманистически-ценностная направленность была присуща С.С. Аверинцеву, М.М. Бахтину, Д.С. Лихачеву, А.Ф. Лосеву, на труды которых мы будем опираться.
Все эти составляющие, которые характеризуют культуру как многоуровневый и обладающий определенной структурой феномен, присутствуют в следующем определении культуры, сформулированном крупными социальными антропологами Крёбером и Клахконом. «Культура основана на схематизированных и эталонизированных способах мышления, ощущения и реагирования, добытых и передаваемых в основном с помощью символов, составляющих замечательное достижение человеческих групп, включая их воплощение и в материальных произведениях; существенная основа культуры - традиционные (то есть исторически отобранные и переданные) идеи и прежде всего связанные с этими идеями ценности». Вторая часть определения достойна того, чтобы вернуться к ней позже отдельно. Современный этно-социолог В. Чеснокова, работающая с этой формулировкой, отмечает, что в этом определении «выстроены в организованную и внутренне связанную структуру собственно нормы, а также ценности, идеи, символы и их материальные носители, которые в большинстве случаев «сваливаются в кучу», и перечисляются через запятую...»
Российский менталитет в контексте ценностного подхода
Общим местом сегодня в нашей стране стала констатация системного кризиса идентичности и непреодоленного социокультурного кризиса, которые явились результатом крушения СССР и последовавших либеральных реформ. Случившееся со страной в работах мыслителей, ориентированных на сохранение национального менталитета, предстает как трагическая и болезненная «катастройка» (в формулировке А. Зиновьева). В изменившихся социальных условиях население было вынуждено заново формулировать для себя свою социальную и культурную идентичность. Наслоение предлагаемой новыми условиями идентичности на объективно существующий менталитет представляет собой болезненный и неоднозначный процесс. Однако со временем становится все более очевидно, что в основе кризиса лежит «конфликт фундаментальных ценностей, обязывающий обращать внимание на специфику российской истории и российского менталитета...».1
Быстрая трансформация менталитета (фактически глубинных ценностей) «российского суперэтноса» (Л.Н. Гумилев) оказалась нереальной задачей. После временного, но уверенного торжества в общественном мнении ценностей «рыночного» характера, постепенно социологи стали фиксировать все более уверенное укрепление позиций традиционных российских ценностей в сознании граждан.
Современный социолог М.К. Горшков указывает на то, что, в период 1995-1996 гг. ценности духовно-нравственного содержания, ранее преобладавшие в российском менталитете, стали вытесняться ценностями сугубо материального прагматического характера; в 1996 г. более половины населения страны ставили материальное благополучие выше ценностей духовного развития, служения Отечеству и т.д.1
Н.Е. Тихонова анализирует влияние рыночных реформ на ценностный модус россиян и делает вывод, что одна из главных линий аксиологического разлома общественного сознания — отношение к материальной стороне жизни. Во всех опросах РНИСиНП в дилеммах «интересная работа-заработок» и «материальное благополучие-свобода» до 1996 г. две трети россиян отдавали предпочтения интересной работе, а в исследованиях 1996-1999 гг. опрошенные высказывались с точностью до наоборот. Аксиологический разлом прошел через все общество, не минуя ни одну из страт. Но особенно плачевным результатом реформ оказалось то, что в социальные аутсайдеры и аксиологические маргиналы попали «носители традиционалистской российской ментальносте с ее неэкономическим типом мышления, значимостью в первую очередь духовных факторов, пренебрежением к жизненному успеху и огромной ролью чистой совести в системе ценностных ориентации»." Многие ученые из коллектива авторов, работавших над энциклопедическим словарем «Российская цивилизация: этнокультурные и духовные компоненты» сходятся на том, что в ходе реформ произошел необратимый сдвиг в ценностных системах россиян, своего рода тектонический разлом аксиологического поля. Но дело в том, что словарь был издан в 2001 году, а большая часть статей писалась в 2000г. и тенденция, обратная выводам авторов, еще не была столь очевидна.
Речь идет о том, что начиная примерно с 1999, стала заметно проявляться тенденция восстановления в сознании россиян приоритета высоких духовных ценностей. Видимо, имела место (и до сих пор имеет) трансформация ценностно-нормативных слоев, о которых говорилось выше. На уровне мобильных, поверхностных сознательных структур восприятия, россияне (как коллективный выразитель и носитель культуры) охотно приняли новые правила игры, изменили свои ценностные ориентации и установки. Но на уровне фундаментальны, «базовых» ценностей (тех, что ближе к ядру) культура проявила большую инертность и устойчивость. Имеет смысл предположить, что если культура отреагировала так жестко, то действительно версия «конфликта фундаментальных ценностей» (а по сути попытки замены одних глубинных ценностей на другие) выглядит правдоподобной. К. Касьянова, к работам которой придется вернуться еще не раз, относила русскую культуру к разряду репрессивных, то есть таких, которые крайне тяжело поддаются изменениям, трансформациям, корректировкам. «Если же сдвиг все же происходит, то касается он ни много ни мало, абсолютных точек отсчета, самого культурного ценностного ядра. Может произойти взрыв культурного ядра и ценностных скреп».1 Словом, такая трансформация будет скорее походить на ликвидацию.
Вообще, изменение менталитета, конечно, возможно. Но, во-первых, это очень долгий процесс. Французский историк, социолог и психолог Гюс-тав Лебон (1841-1931), занимавшийся вопросами психологии народов и масс, (его работы могут быть охарактеризованы как подступы к современным этнопсихологии и социальной психологии), писал, например: «Чтобы создать в таком народе, как наш (имеются в виду французы — прим. авт.) ... ту общность чувств, которая образует его душу, нужно было более десяти веков»." Он описывал возможную трансформацию через призму возникновения, утверждения и исчезновения идей в развитии социокультурного организма (народа или цивилизации). Это возможно, но (и это, во-вторых) социокультурная общность, прошедшая через «подобную трансформацию менталитета, затрагивающую глубинные психологические пласты становится совсем иной».
Тот же Лебон особое внимание обращал на то, что идеи, даже прекрасные и рациональные, как таковые мало способствуют изменению души народа (в нашем случае вполне сопоставимой с менталитетом). «В действительности мысль людей преобразуется не влиянием разума. Идеи начинают оказывать свое действие только тогда, когда они после очень медленной переработки преобразовались в чувства и проникли, следовательно, в темную область бессознательного, где вырабатываются наши мысли»." И действительно, если бы правильные идеи, (то есть ценностно-интеллектуально-рациональная составляющая культуры), могли менять ментальность, то смена социокультурной организации могла бы происходить в результате апеллирования к рациональным слоям сознания и психики общества (которые как раз-то и не соответствуют ментальным структурам). Но в действительности дело обстоит не так просто. Даже многократное дублирование в медийном пространстве определенных идей не способствовало быстрой и бесповоротной трансформации российского менталитета. То есть социальные изменения могут повлиять на ценности и менталитет лишь отчасти и в долгосрочной перспективе.
О. Генисаретский предлагает для описания этого процесса корректную аналитическую схему «вынуждающий порядок - ценностные изменения», которую, тем не менее, «ни в коем случае не следует понимать как прямую детерминацию ценностей социальными процессами или структурными условиями».3 Прямая детерминация очень напоминала бы вульгарный марксизм, со свойственным ему подчинением ценностной «надстройки» социальному «базису». Скорее наоборот: в контексте ценностно-центрированного подхода можно полагать, что «поскольку ценности являются культурно-психологическими основаниями актов человеческого самоопределения (целе-и смыслополагания), утверждение о детерминирующем влиянии социальных обстоятельств на изменение в ценностных системах не только умаляло бы свободу самоопределения, но лишало бы человека достоинства свободного существа».
Таким образом, можно подытожить, что ценностные структуры, входящие в менталитет, достаточно устойчивы в принципе, и тем более — структуры российского менталитета, которые могут быть обозначены как чрезвычайно ригидные, резистентные по отношению к посторонним ценностным вливаниям.
Аксиологически нормативная модель журнала для подростков
Традиционно СМИ, обращенные к детям и юношеству, рассматривались обществом как «специфический институт социализации, включения в мир культуры в основных ее аспектах: нравственном, политическом, эстетическом, интеллектуальном, социально-психологическом».1 Их целью было способствовать максимальному раскрытию целостного потенциала личности ребенка и подростка, вводить в сферу социальных отношений и культурных предпочтений, словом, способствовать социализации и инкультурации.
Вопрос же о современных механизмах социализации и инкультурации является одним из самых насущных и в то же время спорных в современной научной рефлексии. Ведь проблема введения ребенка в социокультурное пространство смыкается с проблемой культурной идентификации человека вообще, а идентичность отдельной личности является необходимым условием консолидации всего общества. В какое пространство вводят подростка современные СМИ - в национальное или глобализационное, вненациональное, а потому и внекультурное? Вольно или невольно этот медиапласт является одним из ресурсов формирования мировоззрения подростков, важнейшим рычагом канализирования определенного ценностного, культурного и идеологического формата на молодое поколение россиян.
В связи с этим, исследование аксиосферы журналов видится важной задачей, особенно в условиях системного социокультурного кризиса, в котором пребывает наше обществ.
Воспитательно-просвещенческая традиция, на которой основывались журналы, посвященные детям и юношеству в дореволюционной России и Советском Союзе, своей целью ставила в самом широком смысле смягчение и улучшение «нравов», привитие определенных ценностей, то есть формирование ценностного модуса; центральными моментами были улучшение, возрастание, приобретение новых знаний, нравственное взросление, преодоление себя. Традиции русской воспитательной журналистики были подхвачены и развиты советскими юношескими изданиями, («Юность», «Смена» и др.) конечно, с поправками на переформулированные принципы советского социального устройства и идеологическую составляющую. Не оставлены вниманием были в традиционной модели юношеского издания воспитание гражданина и патриота, развитие трудолюбия, вопросы физического развития и труда, общественного служения. И все это при оставлении в стороне проблемы сексуального просвещения, столь откровенно и избыточно присутствующего сегодня в подростковых журналах под прикрытием тезиса «ребенок имеет право знать». (Хотя, по аналогии, можно возразить, что у ребенка также есть и право не знать определенных вещей до определенного возраста.)
Целью своей юношеская журналистика видела гармонично развитого, физически и морально крепкого молодого человека, не равнодушного к жизни окружающих его людей, чуткого к общественной жизни и истории собственной страны. Нормой считалось формирование у ребенка предельно четких ценностных иерархий, моральных приоритетов, большой упор делался на развитие воли.
Крайне важно то, что воспитательная журналистика опиралась на принципы классической русской, а потом и советской, педагогики, которая также своей целью видела воспитание нравственной образованной личности.
Есть основания говорить об особом «почерке» русской педагогики и отчасти психологии, являющейся производными от русской культуры. Дело в том, что «существуют фиксированные в культуре модели социализации. ...эти модели иногда проявляются в эксплицированной форме: в форме теорий, которые создают психологи. Так, концепция Ж. Пиаже, подчеркивающая значение автономии, личной ответственности, саморегуляции...выросла из системы протестантского воспитания (не будем забывать, что Пиаже вырос в Швейцарии, где сильны традиции Руссо и Песталоцци)».1 По аналогии с предыдущим высказыванием, можно утверждать, что концепции Ушинского, Пирогова, Ухтомского настаивали на примате целостности, ориентации на нравственное развитие, на коллектив, на примат общего, видели ценность, используя категории Ухтомского, в «Доминанте на Другого». То есть своим источником видели ценности, закодированные в наследии русской культуры, и, в частности, в святоотеческом наследии, на которое постоянно ссылался Ухтомский.
Великий русский педагог К.Д. Ушинский писал по поводу пргьмата ценностно-нравственной составляющей воспитания, который должен был проводиться: «... влияние нравственное составляет главную задачу воспитания, гораздо более важную, чем развитие ума вообще, наполнение головы познаниями». "
Ценностная компонента, сосредоточенность на духовно-нравственном развитии ребенка стали отличительными чертами именно русской педагогики, и это легко объяснить тем, что традиционная русская педагогика, получившая свое теоретическое обоснование в работах Н.И. Пирогова, К.Д. Ушинского, была православной. В основе православной русской педагогики лежали антропологическая версия человека, онтологическая картина, свойственные православию, согласно которым человек изначально несовершенен, и зло является частью мира («мир лежит во зле»). Но долгом и истинным смыслом жизни человека должно стать преодоление себя, преображение - то, что в православии определяется как «обяжение»,1 улучшение своей природы, забвение своего эгоистического начала, выраженное в идее «возлюби ближнего своего как самого себя». В центре православной антропологии, на которую в значительной степени опиралась традиционная русская педагогика лежит «то, что Церковь называет аскезой. Аскеза — это опыт отказа от свойственного человеку эгоистического стремления рассматривать вещи как нейтральные объекты, предназначенные для удовлетворения его потребностей и прихотей. Путем самоограничения и подчинения общим аскетическим нормам мы преодолеваем эгоцентризм собственной природы... и отказываемся от внутреннего стремления к господству».2
Один из выдающихся богословов XX века метафорически описывал аскезу и ее конечную цель так: «Аскеза - это пробуждение от сомнамбулизма обыденности. ...Цель аскезы заключается в освобождении от давящего духовного бремени, растворении в слезной, крещальной воде коросты сердца, чтобы оно стало бесконечно чувствительным, бесконечно уязвимым органом восприятия красоты мира, страданий людей, Бога-Любви...».3, 4 Жизнь человека мыслилась как постоянное преодоление своей природы, превозмогание самого себя: «Необходимы упорная борьба, чтобы умалить страсти; в дальнейшем же требуется духовное трезвение... Это требует великого подвига.
Человеку нелегко преобразить самого себя, очиститься от страстей и исполниться добродетелей». Принцип работы над собственным несовершенством глубоко противоположен «языческому» принципу тотального принятия своей природы, принципу избыточности работы над собой.
Интересно, что гуманистическая психология, представленная в первую очередь Фроммом, почти буквально сходится в формуле истинного предназначения человеческой жизни, выводимого догматическим богословием. Эрих Фромм предлагает свою приблизительную, во многом сходную с канонической, версию аскезы, определяя ее как «модус бытия», противоположной «модусу обладания», то есть господствования. «"Быть"» — значит, отказаться от своего эгоцентризма и себялюбия, или, пользуясь выражением мистиков, стать «незаполненным» и «нищим»."
«Цель православной педагогики — научить человека, как из неестественного состояния перейти в состояние естественное. Это значит — дать человеку правильное понятие и направление во всех сферах деятельности, облагородить земное существование...».
В светской российской педагогике конца XIX века и советской педагогике полностью сохранялась ориентация на работу над собой - переформулированный постулат нравственного преображения, «обожения» - и ценность общественного, коллективного, общего - фактически переосмысленный христианский социальный принцип соборности, Собора, всегда отмечаемый русской культурой как идеал социального устройства. На таких принципах и происходило образование (буквально, придание определенного образа), этими же принципами руководствовались юношеские издания.
Ценностная структура журналов
Одна из центральных задач контент-анализа - изучение ценностно-смыслового поля. Как уже отмечалось, были составлены кодификаторы, соответствующие трем фундаментальным категориям, которые должны быть максимально полно реализованы в воспитательном и образовательном процессе. В данном случае журналы, безусловно, выступают как часть воспитательного процесса, поэтому уместно проанализировать их контент на предмет частоты упоминаний этих ценностных установок. Элементом категории выступает дихотомия традиционной ценностной установки и ее противоположности (условно ценности-антиценности, позитивные и негативные ценности).
Исследование отдельных журналов в категории «социализация + инкультурация» приведено в приложении (см. приложение, таблицы 3-7).
На сводной таблице (см. табл. 8) можно увидеть совокупные приоритеты журналов.
Из сводной таблицы видно, публикаций по категории «социализа-ция+инкультурация» по многим признакам неплохо проявлена. Однако за счет признака «равнодушие к родной культуре» перевес оказался на стороне «негативных» ценностей.
Несмотря на общее большое число упоминаний по «позитивным» ценностям, надо отдавать отчет, какие издания обеспечили такой показатель, за счет каких журналов получается столь позитивная картина. Это можно понять, проанализировав распределение «позитивных» ценностей по разным журналам (см. табл. 9).
Наиболее полно реализовывающим традиционные ценностные установки, которые отражены в левой половине таблицы, можно назвать журнал «Маруся». Это издание качественно выполняет трансляцию ценностей, ответственных за социализацию и инкультурацию. Большое внимание уделяется установке на скромное поведение, на светлые целомудренные образы. Важной является установка на грамотную литературную речь, любовь к родной культуре. Тем не менее, достаточно высок градус ориентации:на популярную субкультуру, погруженность в глобалистсюда шоу-бизнес, контекст.
Журналы «Лиза girl» и «I love you» в этой категории проявили себя почти одинаково: Более или менее в тексте реализуются ценности социализации и практически полностью отсутствуют признаки соответствующие инкультурации.
Что касается «Бумеранга», то выше уже отмечалось, что тематический статус этого издания отличает неровность, концептуальная противоречивость сочетания аксиологически качественной просветительской журналистики и потребительско-массовой культурной стратегий. Так, из 23 разворотов журнала только 7 отданы материалам, продолжающим традицию просветитель-ско-воспитательной журналистики. Остальное пространство занимает информация о шоу-бизнесе и «звездах».
Журнал отличает достаточно качественная проработка традиционных ценностей именно за счет указанных 7 разворотов. В журнале есть примеры того, что трансляция традиционных ценностей, в частности военно-патриотического воспитания, установки на любовь к традициям и культуре Отечества, может осуществляться не «в лоб», а в контексте материала, посвященного разным темам. Так, например, в рубрике «Мое хобби» помещен материал «Солдатики? Ура!», который рассказывает об истории производства оловянных солдатиков и затрагивает традиции военно-патриотического воспитания, рассказывает об отдельных страницах военной истории, о русских военачальниках. В материале явственно звучат мотивы сожаления по поводу нынешнего положения России, утраты ею своего положения, выражается надежда на возрождение военно-патриотического воспитания, проскальзывают аналогии с культурной иноземной экспансией. «Апокалипсис наступил в 90-е. ...Хлынули на Русь орки, гоблины, боевые роботы, подкрепляемые с флангов покемонами, телепузиками и прочим нездешним населением. ... Очень скоро оказалось, что отдельные очаги местного партизанского со 173 противления локализованы, а затем и подавлены, чтобы искоренить всякую мысль о возможном противодействии».1
Думается, важно то, что автор - взрослый и зрелый человек с устоявшимися культурными и гражданскими позициями. Такого рода материалы качественно проявляют традиционные ценности.
Вместе с тем, массовая культурная стратегия, которая реализовывает-ся более чем на половине пространства журнала, характеризуется большим числом упоминаний глобалистского культурного контекста.
Анализируя результаты контент-анализа категории «социализация-инкультурация» можно подытожить, что в той или иной степени, все журналы, за исключением «Браво», освещают потребность в информации об образовании, карьерном становлении, преодолении трудностей психологического плана, то есть социализации. Но больше внимания уделяют этому журналы «Маруся» и «Бумеранг». Неплохо проявили себя и коммерческие журналы — кроме «Браво».
В исследованиях ценностных ориентации (не путать с ценностями, на соответствие с которыми исследуются журналы в данном исследовании) журналов молодежных журналов, исследователем были выделены следующие ценностные ориентации: уверенность в себе - 35% красота- 15%; любовь- 10%; общественное признание - 5%; развлечения - 5%; материальное обеспечение жизни - 5%.
Эти результаты позволяют делать вывод, о том, что в деле элементарной социализации - преодолении неуверенности в себе для построения ус пешной карьеры - журналы реализуют определенные ценностные ориентации и «на первое место в исследованиях выходит такая категория, как уверенность в себе»,1 то есть обеспечивают установки на успешную социализацию.
Но в деле реализации традиционных ценностных установок соответствующих инкультурации, то есть в деле введения в культурное ценностно-смысловое пространство, журналы игнорируют свои потенциальные возможности. Так, например, ценности родного языка, патриотизма стоят на последних местах.
Так что категория эта проявляется половинчато - хорошо в целом проработана журналами социализация, а самым слабым местом является инкуль-турация.
