Содержание к диссертации
Введение
Гл. 1. Политический контекст. Османы и Православие: диалог начинается — Система миллетов — Золотой век империи — Джелялийская смута. Эпопея Фах раддина Маана - Сепаратисты XVIII века - Греческое восстание. Империя на по роге реформ 72
Гл. 2. География и демография. Климат и природа — Историческая демография: критика источников — Два мегаполиса: христианский демографический взрыв — Горный Ливан: христианская резервация - Плато Каламун: исчезающая резервация - Бекаа и Центральная Сирия - Северо-восточное побережье - Окраины Антиохийского патриархата: север и юг- Административная структура Ан тиохийской церкви — Св. град — Вифлеем и округа: главный христианский анклав Палестины - Заиорданье: натиск Пустыни - Галилея - Христианские общины побережья: взлеты и падения - Епархии Иерусалимской церкви — Демографическая динамика и внутренние миграции . 93
Гл. 3. Пастыри и паства. Социальная структура ближневосточного православия - Сила слабых: родовые связи - Христианская региональная элита — Уровень жизни - Церковная экономика — Палестина: греки vs. арабы - Сербские монахи в Палестине - Грузинское присутствие в Св. Земле - Святогробцы: взгляд изнутри - Антиохийское духовенство - Епархиальные архиереи и региональные центры силы — Поместные соборы — Политическая история Антиохийской церкви: борьба региональных элит за лидерство 124
Гл. 4. Монастыри и монашество. Вехи истории ближневосточного монашества - Монастыри Иерусалима: вырождение? — Монастыри Иерусалима: сколько их было? - Лавра св. Саввы - Крестный монастырь — Прочие палестинские обители: хроника агонии - Святогробское братство: структура и устав — Моральный облик святогробцев - Кадровые резервы и центры силы в Братстве — Сирийские монастыри: источники - Сайданайская обитель - Монастыри Маалю-ли —Другие обители Внутренней Сирии —Дейр аль-Баламанд — Горные монастыри вокруг Бейрута - Триполийская группа — Хаматура — Рас Баалъбек и монастырь св. Георгия Хумейр - Прочие горные монастыри - Монастыри Антиохийского патриархата: ритмы развития - Сирийское монашество как социальная группа . 179
Гл. 5. Государство в государстве. Маршруты паломничества - Богомольцы у палестинских святынь — Румынские земли и Православный Восток — Общевосточные соборы - Взаимоотношения ближневосточных церквей - Греки vs. арабы в Антиохийской церкви . 235
Гл. 6. Святые места. Христианские общины у мест поклонения - Истоки конфликта: кто виноват? - ХУІ-й век — Феофан и Паисий: греческий прорыв — Взлет и падение Досифея Нотары - XVIII-й век: маятник качается - Пожар храма Гроба Господня - Попытка осмысления . 271
Гл. 7. Внешние связи. Север-Юг: контакты завязываются - Миссия Познякова — Ближневосточная политика Федора Иоанновича - Годунов и Смута -Эпоха Феофана - Звездный час патриарха Паисия - Путешествие Макария - Тучи сгущаются -Дело Никона: Лигарид и Нектарий - Второе путешествие Макария - Эра Досифея - Грузинский вектор - Антиохийская активизация начала XVIII в. Украина и Православный Восток - Хрисанф: мир меняется - Анабиоз ХУШ-го века - Парфений, непонятый союзник - Просители подаяния - Грузия и православный Левант в XVIII в. - Вместо эпилога . 299
Гл. 8. Католическая уния. Католическое присутствие в Леванте — Рим и Антиохийский патриархат: хроника контактов - Объятия сжимаются - Точка возврата пройдена — Раскол — Халебский эпицентр — Битва за Халеб: финал —Мелъкитская униатская церковь - Бейрутский эпицентр - Последний бой — Почему побеждала уния? Униатская идентичность . 361
Гл. 9. Культура Православного Востока. Общий контекст -Архитектура — Изобразительное искусство — Греческая литература в Палестине XVI - середины XVII вв. -Досифей Нотара - Восемнадцатый век — Плеяда историков — Православная Палестина: маргинальные субкультуры - Православные арабы XVI в.: Проторенессанс? - Закат арамейской письменности - Мелькитский Ренессанс Макарий аз-За им - Павел Алеппский — XVIII век. Православие vs. уния. Узел завязывается - Конкуренция систем образования -Дуэль богословов -Дуэль летописцев -Дуэль типографий—Подведение итогов. 404
Заключение. 473
Библиография.
- География и демография. Климат и природа — Историческая демография: критика источников — Два мегаполиса: христианский демографический взрыв — Горный Ливан: христианская резервация - Плато Каламун: исчезающая резервация - Бекаа и Центральная Сирия - Северо-восточное побережье - Окраины Антиохийского патриархата: север и юг- Административная структура Ан тиохийской церкви — Св. град — Вифлеем и округа: главный христианский анклав Палестины - Заиорданье: натиск Пустыни - Галилея - Христианские общины побережья: взлеты и падения - Епархии Иерусалимской церкви — Демографическая динамика и внутренние миграции
- Монастыри и монашество. Вехи истории ближневосточного монашества - Монастыри Иерусалима: вырождение? — Монастыри Иерусалима: сколько их было? - Лавра св. Саввы - Крестный монастырь — Прочие палестинские обители: хроника агонии - Святогробское братство: структура и устав — Моральный облик святогробцев - Кадровые резервы и центры силы в Братстве — Сирийские монастыри: источники - Сайданайская обитель - Монастыри Маалю-ли —Другие обители Внутренней Сирии —Дейр аль-Баламанд — Горные монастыри вокруг Бейрута - Триполийская группа — Хаматура — Рас Баалъбек и монастырь св. Георгия Хумейр - Прочие горные монастыри - Монастыри Антиохийского патриархата: ритмы развития - Сирийское монашество как социальная группа
- Святые места. Христианские общины у мест поклонения - Истоки конфликта: кто виноват? - ХУІ-й век — Феофан и Паисий: греческий прорыв — Взлет и падение Досифея Нотары - XVIII-й век: маятник качается - Пожар храма Гроба Господня - Попытка осмысления
- Католическая уния. Католическое присутствие в Леванте — Рим и Антиохийский патриархат: хроника контактов - Объятия сжимаются - Точка возврата пройдена — Раскол — Халебский эпицентр — Битва за Халеб: финал —Мелъкитская униатская церковь - Бейрутский эпицентр - Последний бой — Почему побеждала уния? Униатская идентичность
Введение к работе
Постановка проблемы. Возникновение ислама и волна арабских завоеваний привели крадикальной трансформации этнокультурного облика Средиземноморья и Передней Азии. Византийская (восточно-христианская) цивилизация была разделена надвое, восточная ее половина оказалась под властью халифата - другой цивилизации, молодой и динамичной, в чем-то похожей на христианскую, но непримиримой с ней в вопросе о том, кто обладает абсолютной истиной. Миллионы восточных христиан на протяжении столетий жили под властью иноверных правителей, в рамках условий, заданных им мусульманским правом. Это был своего рода грандиозный исторический эксперимент, проверка христианских общин на жизнестойкость и силу идентичности, эволюция моделей сосуществования в рамках одного политического пространства носителей двух «равновесных» культур.
В средние века Христианский Восток прошел через долгую череду расцветов и кризисов. Однако к концу этого периода, к рубежу XV-XVI вв., сообщество христианских культур Северо-Восточной Африки и Передней Азии, по всем признакам, исчерпало свой потенциал развития. Часть этих эт-ноконфессиональных групп полностью исчезла, другие превратились в маргинальные реликты. Сам факт конечности каждой из человеческих культур вполне очевиден из эмпирического опыта. Упадок Христианского Востока на фоне устойчивого развития более молодой мусульманской цивилизации выглядит вполне объяснимым.
Однако в этом случае не совсем понятным представляется тот подъем ближневосточного христианства, который начался в османскую эпоху. Источники отмечают демографический рост христиан, интеллектуальное оживление, активизацию внешних контактов левантийских церквей, попытки православных иерусалимских и антиохийских патриархов участвовать в международной политике. На Ближнем Востоке происходит сложение униатских церковных организаций и разворачивается их противоборство с «ортодоксальной» частью своих общин.
Можно предложить несколько объяснений подъема ближневосточного православия при османах после долгих лет упадка и анабиоза. Свою роль могли сыграть внешние факторы: относительно стабильное и веротерпимое османское владычество; политическая и материальная поддержка со стороны православного мира Восточной Европы; воздействие католического и протестантского миров. С другой стороны, внешние импульсы, возможно, выступили лишь катализатором внутренних процессов подъема и возрождения, начавшихся в среде ближневосточных христианских общин. В любом случае, сиро-палестинское православие османской эпохи достойно самого внимательного изучения.
Научная актуальность работы не в последнюю очередь определяется тем, что Христианский Восток до настоящего времени находится на периферии интересов исторической науки, и ему уделяется намного меньше внимания, чем, например, Византийской империи или арабо-мусульманскому миру. В то же время группа ближневосточных христианских культур демонстрирует многообразные и подчас уникальные формы длительного межциви-лизационного взаимодействия приверженцев христианства и ислама, модели выживания и развития в чужеродном, иногда конфликтом окружении.
Особую актуальность изучению Христианского Востока придает то, что современная наука имеет дело с исчезающими почти на наших глазах культурами и субэтносами. Некоторые христианские общины арабского региона в настоящее время находятся на грани вымирания, что обусловлено как низкой рождаемостью в среде христиан, так и давлением внешней среды, иногда принимающим насильственные формы.
Из всего этноконфессионального многообразия афро-азиатских христианских культур для отечественной науки наиболее перспективно изучение православных арабских общин Сирии и Палестины. Это во многом определя-
ется культурно-исторической близостью России и православных Леванта, которые восходят к одной - Византийской или Восточнохристианской - цивилизации. Судьбы наших народов на протяжении столетий не раз тесно переплетались - и в XVII и в XIX в. Эти исторические контакты оставили большой объем разнообразных источников, многие из которых еще ждут своего исследователя.
Ученых, обращавшихся к истории Христианского Востока, всегда привлекали ранние ее этапы - позднеантичный период и эпоха арабского халифата. Куда меньше написано о Позднем Средневековье и Раннем Новом времени, которое воспринимается многими исследователями как период глубочайшего упадка христианских народов Востока. Однако обращение к таким «темным векам» представляется весьма продуктивным и способным принести самые неожиданные открытия. Для правильного понимания истории любой цивилизации следует в равной мере знать все этапы ее жизненного пути. Кроме того, под османским владычеством ближневосточные православные христиане отнюдь не прозябали на обочине истории, а играли в жизни Леванта яркую и самостоятельную роль.
В силу указанных соображений, нижняя хронологическая рамка диссертации определяется османским завоеванием сиро-палестинского региона (1516 г.), резко и надолго изменившим социально-политический контекст существования ближневосточного православия. Четырехсотлетний период османского владычества на Арабском Востоке (1516-1918 гг.) зримо разделяется на две части. Первую составляют XVI-XVIII вв., эпоха возвышения Блистательной Порты, апогея османского могущества и начала его упадка, когда Христианский Восток, хотя и испытывал определенные влияния, исходившие со стороны Западной Европы, в целом сохранял традиционный жизненный уклад и развивался под воздействием внутренних (точнее, внутриим-перских) импульсов. Второй период - Х1Х-начало XX в., время реформ во всех областях жизни Османской Турции, в том числе в сфере межконфессиональных отношений, которые стали во многом определяться европейской дипломатией, то есть приобрели совсем иную природу. Западное и российское влияние способствовало радикальной трансформации христианских общин региона, распространению в их среде секулярных и националистических воззрений, формированию новых моделей идентичности. Границей между этими эпохами для Леванта является, несомненно, 1831 г., ознаменовавшийся египетским вторжением в Сирию и началом модернизации традиционного общества Арабского Востока. Этот рубеж выступает верхней временной границей настоящего исследования.
Целью работы является комплексный многоаспектный анализ развития православных обществ Большой Сирии (территории нынешних Сирии, Ливана, Израиля, ПНА и Иордании) в XVI - нач. XIX в. В ходе исследования употребляются термины «Православный Восток» и «ближневосточное православие», под которыми подразумеваются, в географическом смысле, Египет, Большая Сирия и Восточная Анатолия, то есть территории Иерусалимского, Антиохийского и Александрийского патриархатов. В то же время основное внимание в диссертации уделено первым двум из названных поместных церквей - Иерусалимской и Антиохийской.
История ближневосточного православия - это не только и не столько хроника церковной жизни и не богословские трактаты, оставленные учеными монахами. История каждой из ближневосточных церквей на 90 % является историей того субэтноса, который она объединяет. В условиях, когда православные общины Леванта не имели своей государственности и аристократии, церковь взяла на себя роль культурного, общественно-политического и, отчасти, экономического средоточия жизни арабов-христиан. Тем самым, история православной церкви в Большой Сирии далеко выходит за рамки чисто религиозных событий и вбирает в себя элементы культурологии, геополитики, исторической этнографии, дипломатии, социологии, динамику военно-политических столкновений и перипетии межэтнических контактов, иными
словами, весь жизненный путь арабо-христианского субэтноса, а также иных православных этнических сообществ, представленных в регионе.
Иерусалимский и Антиохийский патриархаты по своей этносоциальной природе и, соответственно, экономике, структуре внешних связей и параметрам культуры значительно отличались друг от друга, что требует во многих случаях раздельного рассмотрения истории этих двух церквей. Однако их различия не должны заслонять культурно-исторической общности ближневосточных православных общин, как и их включенности в рум мил-лети - общеимперское сообщество православных народов. Многие явления в истории сиро-палестинского православия османской эпохи могут быть адекватно поняты лишь в широком историческом контексте.
В рамках исследования были поставлены следующие задачи:
реконструировать демографические параметры православных арабов, долю православных в общей массе населения региона, характер их расселения, миграционные процессы в их среде;
осветить основные черты социальной структуры ближневосточных православных общин, в том числе иноэтнических монашеских колоний, формы самоорганизации христиан, роль в этом церковных институтов, механизмы формирования духовного сословия, взаимоотношения патриархов с епархиальными архиереями, монашеством, светскими региональными элитами христиан;
исследовать динамику монашеского движения и судьбы монастырей как главных институтов воспроизводства православной духовной традиции;
показать статус иерусалимского и антиохийского патриархов в
Османском государстве, их взаимоотношения с мусульманскими властями
разных уровней, а также с православными церквями Восточного Средизем
номорья;
проследить эволюцию внешнеполитических связей церковных иерархов Палестины и Сирии с Россией, западнорусскими землями Речи Посполи-той, грузинскими царствами и Дунайскими княжествами, определить природу и основные этапы этих взаимоотношений;
уяснить мотивы, ход и характер соперничества Иерусалимского патриархата с иными христианскими церквями за обладание Св. местами Палестины, а также способность православной церкви эффективно отстаивать свои интересы в вопросе о статусе мест поклонения;
проанализировать обстоятельства появления унионального движения у левантийских христиан, раскола Антиохийского патриархата и становления Мелькитской католической церкви;
рассмотреть характерные черты и основные закономерности развития ближневосточной православной культуры (литературы, изобразительного искусства и архитектуры) как в греческой, так и в арабской среде; проанализировать ход противостояния православных и униатов в идейно-культурной сфере и определить его итоги.
Диссертация не претендует на исчерпывающий анализ всех специальных вопросов, связанных с рассматриваемой проблематикой. Это касается, в частности, неохватной темы внешних связей Православного Востока, а также проблематики мелькитского изобразительного искусства, которое еще ждет своего углубленного изучения. Содержательная сторона богословской и полемической литературы арабов-христиан рассматривается в диссертации избирательно, что определялось степенью доступности и источниковедческой значимости указанных сочинений.
Главными объектами диссертационного исследования являются православные общины османской Сирии во всем многообразии их социальной жизни. В качестве предмета исследования выступает комплекс факторов, влиявших на социо-культурные параметры ближневосточных православных христиан, их отношения с османской властью, мусульманским окружением, единоверцами Восточной Европы и конкурирующими христианскими церквями.
Научная новизна и оригинальность диссертации обусловлены тем, что Христианский Восток относительно слабо изучен в исторической науке. Немногие попытки реконструировать ход церковной истории, динамику внешних контактов или культурного творчества сиро-палестинских православных XVI-XVIII вв. в большинстве своем давно устарели (труды Порфи-рия Успенского, Н.Ф. Каптерева, К. Каралевского) или носят сугубо справочный, описательный характер (работы Г. Графа и Ж. Насралла о мелькит-ской литературе). Ни в зарубежной, ни в отечественной науке не предпринималось комплексного анализа истории ближневосточных мелькитов XVI-XVIII вв. во всей ее полноте. Говоря обобщенно, история православных арабов раннеосманской эпохи практически не рассматривалась отечественными авторами, за исключением ряда сугубо филологических сюжетов.
Новизна диссертации заключается также в многочисленности и разноплановости задействованных источников, часть которых впервые вводится в научный оборот (прежде всего, архивные документы и материалы рукописных собраний) или же слабо изучена.
Практическая значимость работы видится автору в том, что данная диссертация может послужить отправным пунктом для углубленного изучения множества отдельных сторон жизни Христианского Востока в XVI-XVIII вв. Перспективными темами могли бы стать история мелькитской униатской общины в XVIII-XIX вв., социально-экономические отношения в среде арабов-христиан, различные направления их культурного творчества, как иконопись или книгописание. Содержащийся в диссертации фактический и документальный материал может найти применение при написании обобщающих работ по истории Османской империи, арабо-мусульманского мира или Христианского Востока, а также в преподавании в учебных заведениях востоковедного, исторического и богословского профиля при чтении общих курсов, связанных с византинистикой, церковной историей, отечественной историей XVI-XVIII вв., историей Азии и Африки в Новое время, исламове-дением и др., при разработке программ и учебных пособий для изучающих соответствующую проблематику.
В ходе апробации различных сюжетов и материалов диссертации автором была издана 61 научная публикация по теме диссертации и смежным проблемам, а также ПО статей об арабском христианстве в «Православной Энциклопедии». Ряд предварительных наблюдений и выводов по исследуемой теме был обнародован на страницах монографии «Османская империя и судьбы православия на Арабском Востоке в XVI - нач. XIX вв.» (М., 1998). Результатом следующих научных изысканий стала монография «Ближневосточное православие под османским владычеством. Первые три столетия. 1516-1831» (М., 2012). Апробация основных материалов исследования была осуществлена также в виде научных докладов, с которыми диссертант выступал на ежегодных общеуниверситетских конференциях «Ломоносовские чтения», конференциях Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, заседаниях «Каптеревских чтений», проводящихся Центром истории Византии и восточнохристианской культуры Института всеобщей истории РАН, конференциях Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО), а также международных конференциях и симпозиумах, в частности, под эгидой Международного комитета османских и доосманских исследований (International Committee of the Ottoman and Pre-Ottoman Studies I CIEPO) (Варшава, 2004; Трабзон, 2006; Загреб, 2008) и бухарестской библиотеки Метрополитана (Бухарест, 2010; Синайя, 2011; Констанца, 2012), IX конференции по арабо-христианским исследованиям (Мальта, 2012) и др.
Основные положения диссертации включены автором в программы спецкурса по истории ближневосточного христианства, общих курсов по историографии и источниковедению для студентов ИСАА МГУ. Значительные блоки диссертации уже были использованы автором в его педагогической деятельности в ИСАА.
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории стран Ближнего Среднего Востока ИСАА МГУ 21 декабря 2012 г.
Многоплановость и малоизученность избранной проблематики предопределили необходимость детальной проработки методологических основ ее изучения. В плане общей методологии автор в первую очередь следовал принципу комплексного исследования, предполагающему многосторонний анализ всех аспектов жизнедеятельности целостной человеческой системы с непременным учетом максимального числа ее экономических, политических, социальных и культурных компонентов.
В отечественной и мировой науке, занимающейся афро-азиатским христианством, традиционно наблюдается преимущественное развитие филологических и богословских направлений исследований. Однако, Христианский Восток - это вполне самодостаточный культурно-исторический мир, обделенный, разве что, военно-политической историей. И как таковой, он вполне достоин изучения в таких же ракурсах, в каких изучают остальные «полноценные» цивилизации. Включая вмещающий ландшафт, демографические и социальные процессы, материальную культуру, политическую жизнь, экономику, архитектуру, изобразительное искусство и т.д. Настоящая диссертация - это попытка показать, что Христианский Восток можно и должно изучать в историко-социологическом аспекте. Результативность анализа любого общества может быть достигнута лишь при комплексном рассмотрении прямых и обратных связей между экономическими, политическими, социальными и культурными составляющими общественной системы.
Обращаясь к истории столь пестрого в этноконфессиональном отношении региона, неизбежно приходится оперировать понятиями «цивилизаций». Христианские общины Передней Азии и Северо-Восточной Африки рассматриваются как боковая ветвь Византийской (восточно-христианской) цивилизации, культурный подвид, долгие века развивавшийся в относительной изоляции от главных ее центров. Ближневосточное христианство существовало в условиях доминирования инородного окружения в лице народов Исламской цивилизации. Несмотря на тесные бытовые контакты и единую материальную культуру османских христиан и мусульман, их разделяла духовная пропасть. Степень взаимного отчуждения различных этноконфессио-нальных групп ближневосточных христиан тоже была велика, хотя известны отдельные примеры смешанных браков и даже совместного использования церковных зданий. Православные сиро-палестинского региона в XVI-XVIII вв. поддерживали тесные культурно-политические связи с единоверцами Балкан, Кавказа, Восточной Европы. Наряду с этим, ближневосточные христиане подверглись сильному влиянию Западной (западно-христианской, ро-мано-германской) цивилизации, что привело к возникновению ряда униатских церквей, занявших особое, «пограничное» положение в цивилизацион-ной системе координат.
Первостепенная значимость в формировании авторского методологического подхода к исследованию принадлежит также трудам отечественных арабистов и османистов Ф.М. Ацамбы, И.М. Смилянской, Н.А. Иванова, М.С. Мейера и таких зарубежных специалистов по Христианскому Востоку, как Р. Хаддад и Т. Филипп.
Реконструкция бытия православного Леванта в первые века османского владычества потребовала обращения к широкому кругу источников, которые можно разделить на несколько групп.
К первой группе относятся летописи, нарративные исторические повествования, созданные в среде палестинских греков, арабов-христиан разных исповеданий и арабов-мусульман.
Историческая традиция у православных арабов, заглохшая в Средневековье, была возрождена в середине XVII в. усилиями антиохийского патриарха Макария аз-За'има (f 1672) и его сына диакона Павла Алеппского (1627-1669). Ими был создан цикл трудов под общим названием «Имена
патриархов антиохийских со времен св. апостола Петра до нашего времени». Это историческое повествование дошло до нас в нескольких редакциях - в составе трудов хрониста XVIII в. Михаила Брейка, в рукописях Макария, в версии Павла Алеппского, включившего обзор истории антиохийских патриархов в состав своего знаменитого сочинения «Рихлят Макариус» («Странствие Макария»). Эта книга, ставшая вершиной арабо-христианской литературы, посвящена описанию путешествия патриарха Макария ко дворам христианских государей Восточной Европы, предпринятого в 1650-е гг., и содержит яркое изображение истории и географии, быта, нравов, а также политических событий, разворачивавшихся в эти годы в Дунайских княжествах, на Украине, в России, Анатолии и Сирии.
Помимо этих большей частью опубликованных сочинений, в диссертации использовались исторические записки патриарха Макария, остающиеся в рукописях, в первую очередь трактат 1665 г. о митрополитах и епархиях Ан-тиохийской церкви (рукоп. ИВР РАН В 1227).
Среди продолжателей православной летописной традиции в XVIII в. центральное место занимает фигура дамасского священника Михаила Брейка ад-Димашки (ум. после 1781 г.), автора церковной истории «Аль-хакаик аль-вафийя фи тарих батарикат аль-каниса аль-антакийя» («Всеобъемлющая истина об истории патриархов Антохийской церкви») и церковно-политической хроники «Тарих аш-Шам» («История Дамаска»). Другим крупнейшим произведением православной арабской историографии той эпохи является Бейрутская хроника Абдаллаха Трада. Это компилятивное сочинение включает в себя ряд разножанровых и разновременных источников, в т.ч. полемическое повествование середины XVIII в. о становлении католической унии и фрагменты из бейрутской городской хроники конца XVIII столетия.
С несколько иного ракурса описывают жизнь антиохийского патриархата арабские униатские летописи XVIII в., которые можно объединить во вторую подгруппу источников. Халебское летописание униатов в лице диакона Ни'мы ибн аль-хури Тума (f 1770), и дамасская историографическая традиция, представленная анонимной хроникой «Тарих хавадис аш-Шам ва Любнан» («История событий в Сирии и Ливане»), явственно окрашены духом религиозного противостояния католиков и православных. Монастырское летописание униатов развивалось прежде всего в рамках ордена Шувейритов. Ханания аль-Мунайир (1756 - после 1830) составил историю своего ордена, а также масштабную хронику «Китаб ад-дурр аль-марсуф фи тарих аш-Шуф» («Разложенный жемчуг истории Шуфа»), в которой он поместил историю своей общины в контекст региональной политической истории.
В работе над диссертацией использовались также исторические сочинения, созданные в арабо-мусульманской среде - труды дамасского хрониста середины XVIII в. Ахмада Будайири аль-Халляка «Хавадис Димашк аль-яумийя» и классика египетской историографии аль-Джабарти (1753/4-1825/6) «Аджаиб аль-асар фи-т-тараджим ва-ль-ахбар».
Следующий объемный блок источников представляют греческие летописи Св. земли, созданные в среде палестинского монашества. Они отражают, прежде всего, церковную историю Иерусалимского патриархата, его взаимоотношения с иными христианскими церквями и мусульманской администрацией, иногда - политическую историю региона. Ввиду культурно-языкового отчуждения греческого духовенства от местного арабо-христианского населения, пребывавшего, к тому же, в некоем историческом оцепенении, жизнь автохтонных православных общин в этих источниках практически не отражена.
В распоряжении современного исследователя находятся труды иерусалимского патриарха Досифея Нотары (1642-1707), историко-географические штудии его преемника Хрисанфа (первая треть XVIII в.), церковная хроника 1730-х гг. Парфения Афинянина, а также целый блок исторических сочинений авторов конца XVIH - первой половины XIX вв. - Максима Симского, Прокопия Назианзина, Неофита Кипрского, Анфима Анхиальского и др.
К историческим трактатам тематически примыкает географическая литература арабов-христиан. Описания путешествий, особенно странствий церковных иерархов, важны уже сами по себе как источник по внешним связям Христианского Востока, но также и как отражение мироощущения арабов-христиан, того, как мелькиты позиционировали себя в окружающем мире. Помимо уже упомянутого труда Павла Алеппского, наибольшее значение имеют описание Грузинских земель патриарха Макария 1660-х гг., аналогичный труд Павла Алеппского, сохранившийся только в русском переводе XVII в. (РГАДА, Ф. 27 «Приказ Тайных дел»), стихотворное описание Московии митрополита 'Исы (1586 г.) и др.
Определенный интерес для темы диссертации представляют другие направления литературного творчества мелькитов, прежде всего богословские и полемические трактаты, отражающие духовные искания и идейную борьбу эпохи. В первую очередь тут следует упомянуть неизданный «Ответ» папе римскому триполийского митрополита Анастасия ибн Муджаллы (кон. 1580-х гг.) - первый образец арабской антикатолической полемики (ИВР РАН, рукоп. В 1220).
Следующую крупную группу источников представляют описания сиро-палестинского региона, оставленные иностранцами, прежде всего, паломниками, приходившими к Св. местам Палестины.
Первостепенное значение для исследуемой темы имеют записки русских паломников, путешественников и государственных деятелей, в частности тексты, оставленные русскими дипломатами, посещавшими регион для политических контактов с восточными патриархами - Василия Познякова (1559-1561), Трифона Коробейникова (1593), Арсения Суханова (1651-1653). Многие паломники XVIII в. проявляли живой интерес к окружающему миру и оставили весьма пространные описания своих хождений. Помимо достаточно широко известного Василия Григоровича-Барского (2-я четв. XVIII в.), к этой группе авторов можно отнести Ивана Лукьянова (1701-1702), Ипполита Вишенского (1708-1709) Серапиона (1751), Леонтия Зеленского (1760-е гг.), Мелетия (1793-1794).
Наряду с перечисленными выше весьма информативными произведениями, существует значительный объем паломнической литературы, оставленный религиозно экзальтированными людьми с «туннельным зрением», мало что видевшими вокруг, кроме древних святынь и чудотворных реликвий. Тем не менее, даже такие писатели донесли до нас ценную информацию о взаимоотношениях христианских исповеданий и статусе мест поклонения, о состоянии монастырей и, вообще, о самих обстоятельствах паломничества, его маршрутах и инфраструктуре. К произведениям подобного рода можно отнести описания хождений Василия Гагары (1635-1636 гг.), Ионы Маленького (1651-1652 гг.), Макария и Селиверста (1705 г.), Андрея Игнатьева (1707-1708 гг.), иеромонаха Варлаама (1712 г.), Андрея Нечаева (1723 г.), Игнатия Деншина (1766-1766 ггГ).
Ряд проблем ближневосточного христианства османской эпохи, уходящих корнями в Средневековье, прежде всего тема статуса Св. мест Палестины, потребовал обращения к более ранним источникам - паломническим хождениям XIV-XV вв., как русским, греческим и армянским, так и западноевропейским.
В отдельную категорию следует выделить сочинения русских путешественников, ученых и государственных деятелей, посещавших Ближний Восток в первой половине XIX в. - А.Н. Муравьева, А.С. Норова, Порфирия Успенского, И.Н. Березина, КМ. Базили. В большинстве своем это были светские, европейски образованные люди, чья манера повествования резко отличается от паломнических текстов предшествующих веков. По объему и источниковой ценности эти тексты на порядок превосходят большую часть ранних «Хождений».
Европейские путешественники XVI-XVIII вв., посещавшие Ближний Восток, по обстоятельности изложения материала, выраженности личностно-
го начала, кругу интересов во многом походят на русских авторов XIX в. и точно так же отличаются от своих православных современников. Их сочинения - прекрасный и высокоинформативный источник о жизни и нравах Ближнего Востока османской эпохи. В то же время, культурно-конфессиональные пристрастия европейцев обусловили тот факт, что православные Леванта оказались на периферии их интересов. Из западноевропейской паломнической литературы, весьма обширной, в работе над диссертацией была использована лишь малая часть, исходя, в первую очередь, из доступности публикаций источников. В качестве своего рода узловых фигур тут выступают М. Баумгартен (1507-1508), Н.Х. Радзивил (1583), армянский паломник из Львова Симеон Лехаци (1616), монс. Грело (сер. XVII вв.}, Г. Маундрел (1697 г.), Ж.-М. Бино (1770-е гг.), К.-Ф. Шасбёф (Вольней) (1783-1785), Р. Керзон (1835 г.).
Третьей группой источников являются архивные материалы, сохранившие информацию о внешних сношениях восточных патриархов XVI -начала XVIII вв. Большое число подобных документов хранится в Российском Государственном Архиве Древних Актов (РГАДА), Архиве Внешней Политики Российской Империи (АВПРИ), и в других собраниях. Значительный объем архивных текстов был опубликован различными исследователями XIX и XX вв. Наряду с этим, автор обращался к неопубликованным материалам РГАДА (фонды № 52 «Греческие дела», № 27 «Приказ Тайных дел», 1608 «Г.А. Муркос»), АВПРИ (Фонды 89 «Сношения России с Турцией» и 90 «Константинопольская миссия») и С.-Петербургского филиала Архива Российской Академии Наук.
Архивы, находящиеся непосредственно на Православном Востоке, начали активно изучаться со второй половины XIX в. Наиболее интересные памятники из рукописных фондов Иерусалимской церкви были изданы А.И. Пападопуло-Керамевсом, Порфирием Успенским и др. исследователями.
Большой объем арабо-христианских документов сохранился в западноевропейских архивах, прежде всего в Ватикане и Париже. Важную группу источников составляет документация католических миссий, работавших в странах Леванта в XVI-XVIII вв. Часть этих материалов была введена в научный оборот. Особо следует отметить подборку архивных документов о становлении Мелькитской униатской церкви во второй четверти XVIII в., помещенных К. Башей в приложении к изданию хроники «Тарих аш-Шам» Михаила Брейка.
Из общей массы использованных материалов не всегда легко четко выделить особую категорию источников - араоо-христианские рукописи. Часть неопубликованных исторических и богословских сочинений арабских авторов уже была упомянута в составе других групп источников. Помимо этих литературных текстов сохранилось огромное число арабо-христианских кодексов преимущественно литургического характера, употреблявшихся в повседневном церковном обиходе. Подобные рукописи представляют интерес не своим содержанием, а различными приписками, оставленными писцами, владельцами и чтецами этих книг, нередко - известными историческими деятелями. С этой последней точки зрения особенно интересны каталоги монастырских библиотек, позволяющие представить культурные горизонты и потребности ближневосточного монашества.
Крупнейшие собрания сиро-палестинских рукописей в России сосредоточены в ИВР РАН и в Российской Национальной библиотеке (РНБ) в С.Петербурге. Автор работал с материалами обоих собраний. Были задействованы также каталоги крупнейших ближневосточных и европейских коллекций арабо-христианских манускриптов - университета св. Иосифа в Бейруте, парижской Национальной библиотеки, коллекции П. Сбата, серия каталогов собраний рукописей монастырей и епархий православного Антиохийского патриархата.
Историография. Отечественные путешественники и ученые 30-х - 40-х гг. XIX в., «открывшие» для России Христианский Восток, стали авторами
не только популярных путевых очерков, но и первых научных сочинений по истории сиро-палестинского православия. А.Н. Муравьев и Порфирий Успенский положили начало публикации источников и реконструкции событийной истории ближневосточных церквей. Интерес российского общества к этой тематике подогревался политической ситуацией 2-й пол. XIX в., перипетиями «Восточного вопроса» и греко-арабских церковных конфликтов. Темы религиозной политики Высокой Порты, истории греческой церкви под османским владычеством рассматривались в трудах И.И. Малышевского, Н. Скабалановича, А. П. Лебедева. Под эгидой ИППО был опубликован огромный корпус источников по истории ближневосточного христианства, прежде всего, паломнических текстов и исторических хроник, а также ряд научных монографий, в первую очередь, фундаментальное исследование Н.Ф. Капте-рева о русско-палестинских контактах XVI-XIX вв., а также работы архим. Леонида Кавелина, А.А. Цагарели, П.Ф. Николаевского, А.А. Дмитриевского, И.И. Соколова, И. Померанцева и др. Российская академическая арабистика, представленная такими именами как В.Р. Розен, В.В. Бартольд, Н.А. Медников, И.Ю. Крачковский, внесла огромный вклад в изучение Христианского Востока Высокого Средневековья. В то же время, эти исследователи разделяли стереотип тогдашней ориенталистики о тотальном упадке и вырождении Арабского мира в османскую эпоху, что предопределило весьма слабый интерес с их стороны к изучению истории Ближнего Востока в Новое время.
Первые представители арабо-православной исторической науки, как правило, оканчивали российские университеты и писали свои труды по-русски. Крупнейшей фигурой в этом ряду был Г.А. Муркос, который осуществил русский перевод «Странствия Макария», наиболее качественный из всех имеющихся в настоящее время. Греко-палестинская историография 2-й пол. XIX - нач. XX вв., вершиной которой считается творчество архимандрита Хризостома Пападопулоса, не шла дальше близкого к тексту пересказа исторических сочинений патриарха Досифея Нотары.
Российская наука о Православном Востоке развивалась практически в изоляции от европейских научных школ. Причиной тому была обоюдная конфессиональная ангажированность восточно- и западнохристианских ученых, для которых исторические изыскания были почти что частью идейно-политической борьбы за торжество своей церкви.
В европейской науке Нового времени, занимавшейся изучением сиро-палестинского христианства, доминировала франкоязычная католическая школа. Центральной фигурой этого научного направления был о. Кирилл Ка-ралевский (Ж. Шарон), выстроивший в своих трудах детальную событийную историю мелькитских патриархатов на фоне региональных исторических процессов. Под определяющим влиянием франкоязычной науки происходило профессиональное становление первых ближневосточных униатских историков кон. XIX - начала XX в., группировавшихся вокруг Восточного факультета университета св. Иосифа в Бейруте (Луис Шейхо, Кустантын Баша, Ха-биб Зайят и др.). В последующие десятилетия эти и ряд других арабо-католических авторов (в частности, Абдаллах Рахеб) создали серию монографий, посвященных арабо-христианской культуре Нового времени, становлению и развитию мелькитской католической общины.
Восприятие своего прошлого их православными арабскими коллегами нашло выражение в фундаментальной истории Антиохийской церкви Асада Рустума, появившейся в сер. XX в., публикациях современных ливанских исследователей, связанных с Баламандским университетом (С. Слим, А. К. Даббас и др.).
Ключевыми фигурами арабо-христианских исследований в европейской науке минувшего века выступают Г. Граф и Ж. Насралла. Они подготовили энциклопедического масштаба обзоры арабо-христианской литературы, без опоры на которые ныне невозможно сколько-нибудь серьезное изучение Христианского Востока. Еще до публикации литературоведческих работ Ж. Насралла увековечил свое имя в науке другим исследовательским проектом -
реконструкцией дат и обстоятельств правления антиохийских патриархов Позднего Средневековья и Раннего Нового времени.
В современной европейской науке ведущим специалистом по православным арабам османской эпохи представляется немецкий исследователь К.-М. Валбинер. Результатом его изысканий стала серия блестящих работ о творчестве антиохийского патриарха Макария, епископах и епархиях Антио-хийской церкви, историографической традиции арабов-христиан, их контактам с Грузией и Россией, проблемам самоидентификации и др. Заметное место в современной европейской арабистике принадлежит публикациям X. Килпатрик и научным проектам И. Феодоров, так или иначе связанным с творческим наследием патриарха Макария и Павла Алеппского.
Перечисленные выше авторы, как и многие другие исследователи, работали в «классическом» наборе жанров - история, филология, богословие, литургика и т.п. Наряду со всем этим, примерно с 60-х гг. XX в., начинается сложение новых векторов изучения Христианского Востока, переход этой науки в качественно иное состояние. Привлечение данных археологии и документации османских архивов резко изменило представления о ближневосточном христианстве.
Появился ряд масштабных работ по экономике, урбанистике и социальной жизни Восточного Средиземноморья в целом (А. Ремон, Т. Филипп, Д. Креселиус), позволяющих вписать христианские общины в общеосманский и средиземноморский контекст. Целый ряд авторов разрабатывал материалы османских переписей населения, проводившихся в сирийских провинциях в XVI в., и архивов шариатских судов (М. А. Бахит, А. Коэн, Б. Льюис, О. Пери и др.).
Пионерной работой в «социологическом» изучении ближневосточного христианства стало исследование Роберта Хаддада «Сирийские христиане в мусульманском обществе» (1970), где впервые была показана связь между социально-экономическими процессами и церковной историей Христианского Востока. К тому же направлению принадлежат работы Т. Филиппа и Б. Мастерса, основанные на широком диапазоне архивных источников, но не лишенные спорных трактовок и обобщений.
Одним из крупнейших событий в сфере арабо-христианских исследований последних полутора десятилетий стала книга Б. Эберже «Ближневосточные христиане в эпоху католической реформы». В какой-то мере она удачно сочетает черты «филологического» и «социологического» научных направлений, рассматривая деятельность латинских миссий в Леванте и становление арабских католических церквей в широком контексте социального уклада этно-конфессиональных групп Христианского Востока.
На фоне впечатляющих успехов зарубежной науки о Христианском Востоке, отечественные исследования этой тематики в XX в. складывались весьма драматично. С середины 20-х гг. исследования арабского христианства в Советском Союзе были почти полностью свернуты по причинам идеологического порядка. Хотя с начала 1950-х гг. изучение отдельных культур и регионов Христианского Востока стало возрождаться, это оживление в наименьшей степени затронуло арабо-христианские исследования. Статьи по истории и культуре арабов-христиан османской эпохи, вышедшие в 50-Х-80-х гг., оставались единичными. В то же время, с 1960-х гг. в СССР пережила второе рождение неоэллинистика, изучение русско-греческих связей Нового времени, в том числе и связей с ближневосточными греческими иерархами. Этот вектор исследований долгие годы ассоциировался с трудами Б.Л. Фон-кича. В последние два десятилетия изучение картины культурно-исторических связей Московской Руси с Православным Востоком оформилось в мощное научное направление, привлекающее множество специалистов (В.Г. Ченцова, Н.П. Чеснокова, Т.А. Опарина, Д.А. Морозов и др.).
С начала 1990-х гг. исследования Христианского Востока в России резко активизировались по многим направлениям. Одним из центров научной работы продолжает оставаться ИППО. Арабо-христианские изыскания
успешно развиваются в рамках петербургской школы арабистики, опирающейся на богатые научные традиции и собрания манускриптов (С. А. Французов, Вл. В. Полосин, Вал. В. Полосин, Н.И. Сериков).
Серьезной проблемой многих исследователей Христианского Востока -как отечественных, так и зарубежных - является полное погружение в историю «своей» этноконфессиональной группы и игнорирование окружавшего ее мира. Однако, при всей сегрегации различных религиозных сообществ империи в плане духовной жизни, они были тесно сплетены сетью экономических и бытовых взаимоотношений, в равной мере страдали от политических катаклизмов. Поэтому история ближневосточного православия не может быть адекватно понята без рассмотрения ее в контексте общеосманской социальной и политической жизни. Это предопределило обращение в диссертации к целому ряду монографий и статей, посвященных как общеосманской истории, так и непосредственно арабским провинциям Османского государства (работы М.С. Мейера, И.М. Смилянской, Н.А. Иванова, Т.Ю. Ко-бищанова, Ф.М. Ацамбы, С.А. Кириллиной и др.).
В этой же связи следует упомянуть и работы зарубежных авторов, относящиеся к социально-политическому контексту истории османских христиан - труды X. Иналджика, С. Рансимена, Б. Брауде, Р. Клогга, так или иначе затрагивающие общеосманскую политическую историю и статус православных подданных империи, а также исследования Аодул-Рахима Аоу-Хусайна, Н. Льюиса, К. Барбира, посвященные различным аспектам бытия османской Большой Сирии.
Важное значение для понимания исторического контекста существования Христианского Востока имели труды по церковной истории, появившиеся в русской эмигрантской среде в середине XX в. (сочинения А.В. Карташе-ва и С. Зеньковского). Судьбы сербской и грузинской монашеских колоний в османской Палестине рассматриваются в исследованиях А. Фотича, Н. Ху-цишвили, Ц.А. Абуладзе и др. Первые в отечественной литературе попытки анализа художественного творчества ближневосточных мелькитов были предприняты Ю.А. Пятницким. Особое место в ряду недавних работ по истории русско-ближневосточных связей занимает монография С.А. Кириллиной «Очарованные странники. Арабо-османский мир глазами российских паломников XVI-XVIII столетий», где представлена история трехсотлетних контактов и взаимного восприятия представителей этих двух столь непохожих миров.
География и демография. Климат и природа — Историческая демография: критика источников — Два мегаполиса: христианский демографический взрыв — Горный Ливан: христианская резервация - Плато Каламун: исчезающая резервация - Бекаа и Центральная Сирия - Северо-восточное побережье - Окраины Антиохийского патриархата: север и юг- Административная структура Ан тиохийской церкви — Св. град — Вифлеем и округа: главный христианский анклав Палестины - Заиорданье: натиск Пустыни - Галилея - Христианские общины побережья: взлеты и падения - Епархии Иерусалимской церкви — Демографическая динамика и внутренние миграции
Она составлена, «пользуясь точными преданиями достойных вероятия иереев и других лиц»19, а также на основании личных впечатлений. Однако, при сопоставлении с другими источниками, заметно, что в летописи допущены значительные фактологические ошибки. Нельзя не пожалеть также о больших лакунах в повествовании и редком упоминании дат.20
Куда более подробно церковная и политическая жизнь Леванта отражена в хронике того же автора «История Дамаска». Хроника начинается с 1720 г., с середины 50-х гг. записи становятся регулярными, завершается повествование 1781 годом. «История» включает в себя как описание церковных событий в жизни христианской общины, так и общественно-политическую хронику Сирии - войны, мятежи, смены властителей, урожаи, саранчу, эпидемии, цены на хлеб и др. Львиную долю своего внимания автор уделяет Дамаску; тем не менее, в летописи нашлось место и для эпизодов из истории Ливана, Палестины, Египта. Михаил Брейк ориентировался в положении соседних православных церквей, смене османских султанов, некоторых событиях международной жизни. Наиболее подробно автор описал события 1772-1777 гг. Наряду с освещением исторических событий, в хронике приводятся различные полуфольклорные предания, главным образом рассказы о чудесах, бытовавшие среди православных арабов. В целом, летопись Михаила Брейка представляет собой один из основных нарративных источников по истории арабских вилайетов Османской империи XVIII в. и стоит в ряду лучших достижений арабо-православной историографии.
В европейской науке прицято считать Михаила Брейка чуть ли не единст-венным представителем православной арабской историографии XVIII в. Это заблуждение проистекает из того, что другую православную летопись того времени 23 Бейрутскую хронику Абдаллаха Трада - относили к началу XIX в., и ввиду малой доступности текста никто из западных ученых не пытался анализировать ее содержание . В то же время, еще сто лет назад А.Е. Крымский показал компилятивный характер этого сочинения и выделил некоторые из его составных фрагментов, большая часть которых была написана разными авторами XVIII в.
В основе летописи лежит последовательный, не привязанный к хронологии рассказ о становлении католической унии в Сирии в первой половине XVIII века23. Интересы автора сводятся почти исключительно к событиям в Халебе. По всей видимости, он был уроженцем этого города и, в любом случае, человеком, близким к митрополиту Софронию аль-Килизи, чьи мытарства на халебской кафедре описаны с большим знанием дела.
Текст этот создавался как пропагандистский памфлет, описание борьбы православия с унией в нем перемежается страстными полемическими отступлениями, обличениями католичества, претензий Ватикана на верховенство в христианском мире. В повествовании чувствуются отголоски тогдашних споров православных и католиков. Анонимный полемист сочинил красочные легенды о «скандальных» обстоятельствах нелигитимных, как он утверждал, хиротоний ведущих униатских иерархов Кирилла Таноса и Максима Хакима.
Немецкий исследователь К. Валбинер считает эти рассказы пропагандист-скими измышлениями, где отдельные реальные факты вплетены в ложный контекст24. Тем не менее, по моему убеждению, нельзя отказывать «халебскому» фрагменту летописи в определенной исторической ценности. Тем более, что он был написан по горячим следам событий, ориентировочно, в 1760-е гг.
Другая составляющая летописи - бейрутская городская история 1740-х - начала 1790-х гг., в центре которой стоит фигура православного шейха Юнуса Нику-лы и судьба православной общины города. Писал эту хронику явно не клирик, а купец - столь много внимания уделено там экономической конъюнктуре и поборам аккского паши Джаззара с состоятельных христиан25.
Около 1792 г. некий компилятор - по предположению А.Е. Крымского, член бейрутского семейства Буструсов - скомпоновал эти два фрагмента (при этом отрывок из бейрутской истории середины 1740-х гг. был помещен в середину халеб-ской хроники), добавил в начало повествования список бейрутских епископов XVI - XVII вв., позаимствованный из упомянутого трактата Макария об антиохийских архиереях, в середину - сведения о смене антиохийских патриархов 1766-1767 гг., а в конец - информацию о преемстве патриархов Даниила и Анфима в 1792 г. В та-кой компоновке летопись была издана Порфирием Успенским .
В 1820-х гг. выходец из Бейрута Абдаллах ибн Михаил Трад переработал текст летописи, включив в середину бейрутского фрагмента отрывок из православной ливанской хроники 1780-х гг., повествующей о борьбе аккского паши Джазза-ра и ливанского эмира Юсуфа Шихаба . История Бейрута была продолжена описанием ближневосточной экспедиции Бонапарта и последних лет правления Ахмада-паши Джаззара (период 1798-1804 гг.)28. Автор этого повествования - христианский современник событий и, скорее всего, это не Абдаллах Трад. Самому Тра-ду, по-видимому, принадлежит изложение церковной истории Бейрутской епархии и Антиохийского патриархата 1798-1813 гг.29 и, несомненно, описание последнего десятилетия, отраженного в хронике (1815-1824 гг.)30. Этот вариант летописи был опубликован в русском переводе, правда, не полностью, А.Е. Крымским31, и в арабском оригинале - Наилей Каидбе. С несколько иного ракурса описывают жизнь антиохийского патриархата арабские униатские летописи XVIII в., которые можно объединить во вторую группу источников.
Монастыри и монашество. Вехи истории ближневосточного монашества - Монастыри Иерусалима: вырождение? — Монастыри Иерусалима: сколько их было? - Лавра св. Саввы - Крестный монастырь — Прочие палестинские обители: хроника агонии - Святогробское братство: структура и устав — Моральный облик святогробцев - Кадровые резервы и центры силы в Братстве — Сирийские монастыри: источники - Сайданайская обитель - Монастыри Маалю-ли —Другие обители Внутренней Сирии —Дейр аль-Баламанд — Горные монастыри вокруг Бейрута - Триполийская группа — Хаматура — Рас Баалъбек и монастырь св. Георгия Хумейр - Прочие горные монастыри - Монастыри Антиохийского патриархата: ритмы развития - Сирийское монашество как социальная группа
Пионерной работой в «социологическом» изучении Христианского Востока стала монография Роберта Хаддада «Сирийские христиане в мусульманском обществе» с коротеньким подзаголовком «Осмысление».111 На чуть более чем ста страницах Р.Хаддад «разбросал» столько идей и наблюдений, что их хватило бы на десятки статей и несколько пухлых монографий. Кажется, он был первым, кто увидел связь между, с одной стороны, католической экспансией и возникновением ближневосточных униатских церквей и, с другой стороны, деятельностью французских торговых кампаний в Леванте и сложением арабо-христианской буржуазии, выступавшей посредником между экономиками Ближнего Востока и Запада.
Важнейшей вехой в дальнейшем изучении социально-экономических процессов в арабо-христианской среде, процессов, которые в значительной мере определяли ход церковной истории, стала монография Томаса Филиппа «Сирийцы в Египте. 1725-1975»112. Сирийская колония Египта была представлена преимущественно мелькитской униатской торгово-предпринимательской прослойкой, что обусловило обращение автора к проблемам генезиса униатской общины Антиохийско-го патриархата и обстоятельств, вызвавших миграцию сирийцев-католиков в Египет. При том, что монография Т. Филиппа является образцом научного исследования, ряд его воззрений на природу унии представляется более чем спорным. Подробнее эта проблематика будет рассмотрена в соответствующей главе диссертации.
Еще более противоречивым выглядит недавнее исследование Брюса Мастер-са «Христиане и иудеи в арабо-османском мире»113. Значительная часть этой монографии посвящена той же теме становления униатской общины и церкви в конце XVII-XVIII вв. При этом исследователь опирается в первую очередь на османские архивы Халеба, хорошо знакомые ему по прежним изысканиям. Эти архивные до . кументы, действительно, содержат важные данные, подтверждающие или дополняющие сообщения христианских хроник. Но что же касается самих этих хроник, то из трех важнейших православных летописей XVIII в. - «Краткой истории епископов» Абдаллаха Трада, работ Михаила Брейка «алъ-Хакаик аль-вафийя» и «Та-рих аш-Шам» - Мастере использовал только последнюю. Более того, Мастере игнорировал и униатские хроники, созданные за пределами Алеппо. Все это породило множество ошибок, самой потрясающей из которых стало заявление этого автора касательно языка литургии в Антиохийской церкви - Б. Мастере полагал, что униаты заменили в своем богослужении греческий язык на понятный народу арабский, и это привлекло к ним сирийских христиан.114 Чтобы делать такие утверждения, надо игнорировать сотни, если не тысячи арабо-христианских литургических рукописей османской эпохи, переписанных православными арабскими священниками и монахами и затрепанных от ежедневного употребления. Автор, похоже, не имел представления об арабо-христианской литературе как таковой.
Одним из крупнейших событий в сфере арабо-христианских исследований последних полутора десятилетий стала книга Бернара Эберже «Ближневосточные христиане в эпоху католической реформы»115. В какой-то мере она удачно сочетает черты «филологического» и «социологического» научных направлений (условно назовем их так). Примерно треть этого объемного труда занимает обзор состояния восточно-христианских обществ XVII-XVIII вв. именно с социологической точки зрения - демография христиан, их статус в мусульманском мире, функционирование церковной организации, социальные структуры, культурно-образовательный уровень и бытовая религиозность. Следующие два раздела посвящены деятельности латинских миссий на Христианском Востоке и становлению местных католических церквей. Отдельные вопросы, поставленные автором, оказали влияние и на структуру настоящей диссертации. В то же время, книга Эберже во многих отношениях далеко небезупречна. Французский исследователь рассматривает всех ближневосточных христиан как одно целое, и информация о маронитах - наиболее изученной христианской общине региона - подавляет у него мелькитский материал. В монографии практически не показана событийная история Христианского Востока и католических миссий в Леванте. Вместо этого автор погружается в рассмотрение различных культурно-социальных вопросов, где разрозненные примеры, выхваченные из разных веков и этно-конфессиональных групп, складываются в причудливую постмодернистскую мозаику, которая, при всей своей значимости, не компенсирует недостаток конкретной фактической информации.
На фоне впечатляющих успехов зарубежной науки о Христианском Востоке, отечественные исследования этой тематики в XX в. складывались весьма драматично. То, что российская арабистика имела в этой сфере огромный потенциал, подтверждают труды И.Ю. Крачковского (1883-1951), который в ранний период своей научной деятельности рассматривал Христианский Восток как одно из главных направлений исследований. Однако с середины 20-х гг. исследования Христианского Востока в Советском Союзе были свернуты по причинам идеологического порядка (исключением осталось только кавказоведение). Дальнейшее обращение И.Ю. Крачковского к арабо-христианским сюжетам осталось возможным лишь в контексте изучения арабской географической литературы116 или на страницах знаменитых мемуаров исследователя «Над арабскими рукописями».
Хотя с начала 1950-х гг. изучение отдельных культур и регионов Христианского Востока стало возрождаться, было восстановлено Палестинское общество и журнал «Палестинский сборник», это оживление в наименьшей степени затронуло арабо-христианские исследования. Статьи по истории и культуре арабов-христиан османской эпохи, вышедшие в 50-х-80-х гг., можно пересчитать по пальцам117.
В то же время, с 1960-х гг. в СССР пережила второе рождение неоэллини-стика, изучение русско-греческих связей Нового времени, в том числе и связей с ближневосточными греческими иерархами. Этот вектор исследований, продолжающий изыскания Н.Ф. Каптерева, долгие десятилетия ассоциировался с трудами Бориса Львовича Фонкича, знатока греческой палеографии, автора нескольких монографий и десятков статей. Для настоящего исследования наиболее важны его работы, посвященные как ключевым, так и малоизвестным персонажам истории русско-ближневосточных контактов XVII в. - иерусалимскому патриарху Феофану, Мелетию Греку, Дионисию Ивириту, секретарю патриарха Макария Иоанну Саку-лису и др.
Святые места. Христианские общины у мест поклонения - Истоки конфликта: кто виноват? - ХУІ-й век — Феофан и Паисий: греческий прорыв — Взлет и падение Досифея Нотары - XVIII-й век: маятник качается - Пожар храма Гроба Господня - Попытка осмысления
Значительно более сложные отношения складывались у османских властей с правителем Сафада шейхом Дахиром аль-Умаром. В 1740 г. галилейский шейх распространил свою власть на северную часть палестинского побережья. Город Акка стал при нем крупнейшим портом Леванта и мощной крепостью. Владения Дахира превратились в квази-государство со своей экономикой, администрацией и армией, а сам шейх проводил абсолютно независимую внешнюю политику, годами пребывая в открытом мятеже. В начале 1770-х гг. Дахир поддерживал союз с правителем Египта Али-беем, отпавшим от империи, и командованием русского флота, действовавшего в Средиземноморье во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Силы союзников не раз наносили поражения османским пашам, войска Али-бея в 1772 г. взяли Дамаск. В 1773 и 1774 г. русские десанты занимали Бейрут и во втором случае удерживали его долгое время.71
В конечном итоге Али-бей был свергнут и погиб (1773 г.), русский флот ушел, и османы смогли покончить с шейхом Дахиром, создавшим им столько проблем. Экспедиция во главе с командующим флотом капудан-пашой в 1776 г. захватила Акку. Дахир был убит, а его владения возвратились под османское управлние.
Христианские хроники описывали 70-е гг. XVIII в. как самый тяжелый период на памяти живших тогда поколений. Русско-турецкая война, междоусобия янычарских оджаков, бесчинства бедуинов и разбойников, походы мятежных египетских мамлюков Али-бея, их союзника Дахира аль-Умара, подавление восстания Дахира османами - от всего этого страдало в первую очередь мирное население, включая, естественно, христиан. Записи тех лет в дамасской хронике Михаила Брейка - это непрерывный стон о бедствиях христиан, мольбы к Богу о милосердии и проклятия властителям.73 Самые трагические события того времени связаны с походом в 1775 г. против Дахира египетских мамлюков во главе с Мухаммад-беем Абу-з-Захабом, когда мамлюки после упорной осады овладели Яффой, разграбили ее и вырезали все население, по словам известного египетского хрониста аль-Джабарти, «не делая разницы между шерифом, христианином, иудеем, мудрецом, невеждой, простолюдином, чернью и между угнетателем и угнетенным,... и воз 89 двигли из отрезанных голов несколько башен».74 Любопытно, что в то время как Михаил Брейк точно так же описал эти события, анонимный автор Бейрутской церковной летописи упомянул лишь об истреблении христиан, не интересуясь остальными категориями пострадавших.76 Вот так в XIX в. и складывались легенды об османском фанатизме.
Следующие четверть века ближневосточной истории (1776-1804 гг.) прошли в тени эпохальной фигуры Ахмада-паши аль-Джаззара, нового правителя Акки и Сайды. Босниец по происхождению, бывший египетский мамлюк, с гордостью носивший свое прозвище «Джаззар», означающее «мясник» - он стал таким же эпическим героем своего столетия, как Фахраддин -символом предыдущего века. Впрочем, к Джаззару больше подходит наименование «антигероя» - летописцы-современники с содроганием повествовали о его запредельной жестокости и тираническом правлении. По словам православного бейрутского хрониста, «...ужас, побоища и разорения, которые происходили в его (Ахмада-паши. - К.П.) время, не поддаются описанию. Одно надо признать: он не причинял вреда вере и не восставал против религиозных убеждений чьих бы то ни было».77
Ахмад Джаззар выставлял себя верным слугой султанского престола, но при этом правил в своих владениях вполне самовластно. Похоже, в Стамбуле смирились с таким положением вещей, так как Джаззар по крайней мере сохранял порядок в Палестине и исправно выплачивал налоги. Свирепый паша держал в страхе ливанских горцев и бедуинские племена. Четыре раза он назначался вали Дамаска и предводителем каравана хаджа.
Горный Ливан, тоже входивший в сферу влияния Джаззара, обладал, как и раньше, значительной степенью автономии. После пресечения династии Маанов в 1697 г. политическим гегемоном Ливана стал друзский клан Шихабов. Новая династия по-прежнему покровительствовала маронитам, составлявшим значительную часть армии и администрации; эмиры опирались на эту силу в противостоянии с друзской знатью. В середине XVIII в. одна из ветвей правящего рода даже перешла в христианство маронитского толка. В 1763-1790 гг. эмиром Ливана был Юсуф Шихаб, долгие годы балансировавший между Высокой Портой, шейхом Дахиром, даже Россией (в годы русско-турецких войн он не раз ходатайствовал о принятии в российское подданство) и, наконец, Джаззаром. Сложные отношения ливанского эмира и сайдского паши, колебавшиеся от вражды до союза, закончились тем, что Ахмад Джаззар удавил Юсуфа после очередного его мятежа. Играя на противоречиях внутри рода Шиха-бов, Джаззар сделал новым эмиром молодого племянника Юсуфа Бешира, которому удалось с небольшими перерывами оставаться у власти до 1840 г.78
С началом Египетской экспедиции Бонапарта (1798 г.) Ближний Восток опять оказался в эпицентре военных действий. В феврале 1799 г. французская армия вторглась в Сирию и блокировала Джаззара в Акке. Осажденных эффективно поддерживал английский флот. Во французском лагере началась эпидемия чумы. В мае Бонапарт снял осаду и отступил в Египет, где французские войска в конечном итоге капитулировали в 1801 г.79
После высадки французов в Египте власти Иерусалима в июле 1798 г. заключили в качестве заложников в храме Св. Гроба несколько десятков христианских архиереев всех конфессий, в том числе 30 православных во главе с наместником патриарха митрополитом Арсением. Заложники провели в заключении 108 дней, все время ожидая казни, пока не были освобождены по повелению султана и при содействии Ахмада-паши Джаззара. Когда Бонапарт двинулся на Сирию, османы опять заточили в храме около тысячи христиан - по несколько сотен от каж SO дой конфессии - и выпустили их лишь после отступления французов. Пока шла эта война, обстановка в Сирии была очень напряженной и беспокойной. Христиане страдали от насилий со стороны мусульман, особенно в Дамаске, где паша был изгнан взбунтовавшимися жителями и воцарились хаос и безвластие.81
Католическая уния. Католическое присутствие в Леванте — Рим и Антиохийский патриархат: хроника контактов - Объятия сжимаются - Точка возврата пройдена — Раскол — Халебский эпицентр — Битва за Халеб: финал —Мелъкитская униатская церковь - Бейрутский эпицентр - Последний бой — Почему побеждала уния? Униатская идентичность
Николай организовал масштабные ремонтные работы в Крестном монасты-ре, о которых с похвалой отозвался Арсений Суханов, побывавший там в начале 1650-х гг.: «Церковь велика гораздо и прекрасна, подписана вся вновь, мост вымощен разными мелкими цветными мраморы узорчато, келий без числа много, ограда якоб город высокий, все ново; во всем Иерусалиме другого такого нет монастыря, чтобы таков был цел и строен, а живут в нем ивери..., а патриарх ими не владе-ет».267
Однако, перестройка Крестного монастыря стала «лебединой песнью» грузинской колонии в Св. земле. Именно амбициозные начинания Николая вконец расстроили финансы монастыря. Чолокашвили покинул Иерусалим около 1648 г. и, как писал о том Досифей, «с тех пор приходили... в монастырь Креста игумены нехорошие, и ввели его в долги. Из Иверии сей монастырь ничего не получал по причине корыстолюбия милостынесобирателей».268 Через какое-то время грузины вынуждены были окончательно покинуть свои монастыри из-за непосильных долгов.269 Не вполне ясна точная дата оставления грузинских монастырей, но скорее всего это произошло не ранее начала 1650-х гг.
Начиная с 1659 г. грузинские иерархи несколько раз предпринимали попытки собрать деньги и освободить от долгов палестинские монастыри, однако эти предприятия, в силу разных причин, не имели успеха. Мусульманские власти запечатали монастыри, они стояли заброшенными, ветшали, а латиняне и армяне пред С. 22). лагали выплатить их долги с тем, чтобы после этого овладеть монастырями. В конечном итоге иерусалимский Патриарх Досифей совершил в 1681-1682 гг. поездку в Грузию и сумел договориться с царем Георгием о выплате им долгов иверийских монастырей. Собрав в грузинских землях требуемые деньги и добавив какую-то сумму от себя, Досифей в 1682 г. выплатил долги и проценты иверийских монастырей, вернул по суду их земельные владения в Палестине, выстроил новые сте-ны и кельи и к 1685 г. возобновил там богослужение. Теперь, однако, монастырями владели греки, хотя Досифей по инерции какое-то время считал свои расходы на содержание этих монастырей безвозмездной субсидией грузинам, и был готов в любой момент передать обители под управление присланного из Грузии игумена. Таким образом, иверийские монастыри перешли под управление греков, грузинская колония в Палестине исчезла, а недвижимость, пожертвованная палестинским монастырям в Грузии, оказалась под контролем греческого Святогробского братства. Святогробское братство превратилось в единственного представителя православной церкви в Палестине.
Святогробцы: взгляд изнутри По своей внутренней природе Святогробское братство было достаточно неоднородным. В его составе неофициально существовал ряд более мелких группировок, возникавших на земляческо-клановой основе. Первые четыре греческих патриарха состояли в родстве между собой, образовав таким образом настоящую «Пелопоннесскую» династию, стоявшую во главе Иерусалимской церкви с 1534 по 1660 г. Досифей и его племянник Хрисанф составили вторую династию выходцев с Пелопоннеса (1669-1731 г.). Правивший в промежутке между этими кланами патриарх Нектарий, критянин, был вынужден вскоре отречься от престола, возможно, потому, что оказался «чужим», не вписывался в баланс сил, сложившийся в Свя-тогробском братстве.
Среди окружения того или иного патриарха почти всегда фигурируют его родственники, земляки или люди, близкие по иным причинам. Так, патриарх Феофан в 1630 г. оправдывался перед русским правительством от обвинений, что он «учинил своих митрополитами».273 На самом деле упреки были вполне обоснованы: вифлеемский митрополит Афанасий, правая рука патриарха, был его двоюродным братом, а целый «выводок» племянников Феофана, в том числе будущий патриарх Паисий, носил сан архимандритов, управлял молдавскими имениями Св. Гроба и ездил с дипломатическими поручениями в Москву.
В Святогробском братстве случались клановые междоусобицы, но они не шли ни в какое сравнение со скандальными интригами столичных фанариотов. Так, Досифей говорил об убытках св. Гроба, происшедших «...от беспечности наших, от несогласия их зависти и распрей между собою».275 Отречение в 1669 г. патриарха Нектария произошло во многом из-за вражды «недовольных своим состоянием и самолюбивых монахов». В дисциплинарных уставах Святогробского братства XVII - XVIII вв. постоянно встречаются угрозы наказания за взаимные раздоры.277 Но как бы то ни было, святогробцам удавалось по возможности «не выносить сор из избы» и, за редким исключением, не втягивать в свои внутренние распри османские власти.
В отличие от чехарды столичных патриархов, возводившихся и свергавшихся чуть ли не каждый год в результате интриг собственного клира и османских сановников, на иерусалимском престоле за 350 лет сменилось всего 17 патриархов. Палестинские летописи и труды позднейших историков дают представление об основных правилах замещения опустевшей патриаршей кафедры. До середины XVII в. патриархов избирали в Иерусалиме архиереи и монахи, а начиная с Паисия (1645 г.) сами выборы стали происходить под контролем вселенских патриархов, как правило, в Стамбуле. В церемонии участвовали константинопольский патриарх и его Синод, влиятельные фанариоты-миряне, в том числе великий драгоман и господари Молдавии и Валахии, а также находившиеся в тот момент в столице клирики Святогробского братства. Конфликтов на этой почве между Иерусалимом и Константинополем не возникало, потому что почти каждый патриарх заранее подбирал себе преемника, и воля патриарха всегда соблюдалась.
