Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Общественно-политические истоки российско-эфиопского сближения в конце XIX века 25
1. Эфиопия конца XIX века и государственные интересы ведущих европейских держав 25
2. Первые попытки проникновения России в Эфиопию 32
3. Путешествия В.Ф. Машкова в Эфиопию: политический резонанс 49
Глава 2. Итало-эфиопская война 1895-1896 годов как катализатор развития российско-эфиопских контактов. Становление дипломатических от ношений между Россией и Эфиопией 60
1. Провал дипломатических и военных планов Италии в отношении Эфиопии. Результаты итало-эфиопской войны 1895-1896 годов 60
2. Деятельность Российского Общества Красного Креста в Эфиопии (1896-1897 гг.) 75
3. Военно-дипломатическая поддержка Россией Эфиопии (1896-1900 гг.).
Дипломатическая миссия П.М. Власова в Аддис-Абебе и её результаты .82
Глава 3. Ослабление российско-эфиопских дипломатических и духовно-светских контактов в начале XX века 109
1. Деятельность А.А. Орлова на посту российского временного поверенного в Эфиопии (1900-1903 гг.) 109
2. Работа постоянной российской дипломатической миссии в Аддис-Абебе (1903-1914 гг.) 119
3. Отношение общественности и религиозных кругов России к перспективам развития контактов с Эфиопией 140
Заключение 148
Примечания 154
Библиография 176
- Эфиопия конца XIX века и государственные интересы ведущих европейских держав
- Провал дипломатических и военных планов Италии в отношении Эфиопии. Результаты итало-эфиопской войны 1895-1896 годов
- Деятельность А.А. Орлова на посту российского временного поверенного в Эфиопии (1900-1903 гг.)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Проблемы формирования взаимоотношений как между целыми государствами, так и отдельными общественными группами и конкретными личностями никогда не потеряют своей актуальности. Взаимные интересы между Эфиопией и Россией выявились давно: ещё в XVII в. предпринимались первые попытки установления официальных связей между двумя христианскими странами, но только с конца XIX в. русско-эфиопские контакты стали приобретать устойчивость. Отношения развивались неравномерно: периоды тесного сближения сменялись годами взаимного охлаждения. Тем не менее, научно-техническое, культурное сотрудничество России и Эфиопии сохранилось и по сегодняшний день. Не прекращается и обмен приветствиями и посланиями между представителями обеих Церквей.
Сегодня Россия сталкивается на международной арене со многими проблемами, которые напоминают те, что стояли перед ней на рубеже XIX — XX вв. Это, в первую очередь, касается попыток налаживания максимально эффективных и взаимовыгодных контактов с тем или иным государством. Официальная политика и частные инициативы в отношении Эфиопии в этом смысле не являются исключением. В деле укрепления сегодняшних российско-эфиопских связей важно учитывать как позитивный, так и негативный опыт прошлого, самые основы которого были заложены в интересующий нас период.
В настоящее время происходит переосмысление самой концепции российско-эфиопских отношений: необходимо снять пелену предвзятости с реального процесса их развития, объективно и достоверно раскрыть особенности сближения России и Эфиопии, исходя не только из государственных, но и общественных мотивов.
Объектом исследования являются эфиопское и российское общества на рубеже XIX - XX вв. Предметом изучения стали российско-эфиопские дипломатические и культурные отношения в светской и духовной сферах в указанный период.
Цель работы: выявить особенности зарождения и развития связей между Россией и Эфиопией на государственном и общественном уровнях. Для достижения поставленной цели предпринята попытка решить ряд исследовательских задач: 1) определить общественно-политические истоки российско-эфиопского сближения в конце XIX в.; 2) рассмотреть итало-эфиопскую войну 1895-1896 гт. в качестве катализатора развития контактов между Россией и Эфиопией, в частности, установления дипломатических взаимоотношений; 3) выявить характер дипломатических и культурных связей между Россией и Эфиопией в конце XIX - начале XX вв.; 4) обнаружить истоки, причины и особенности охлаждения России к Эфиопии на государственном уровне и сохранения интереса на уровне общественном и исследовательском накануне Первой мировой войны.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 80-х гт. XIX в., когда началось реальное сближение России с Эфиопией, и до событий Первой мировой войны, когда официальные отношения между двумя государствами были фактически почти прекращены на долгое время1.
Методологической основой работы являются принципы историзма, объективности и достоверности. При этом в единой системе использовались следующие методы исследования: историко-генетический и историко-сравнительный.
Историография темы. Интересующие нас проблемы поднимались в трудах отечественных историков, этнографов, географов, религиозных деятелей уже в период до октября 1917 г.
Ряд работ описательного характера, имеющий целью ознакомить рус-ских с далёкой Эфиопией, увидел свет на рубеже XIX-XX вв . В них нашли
отражение прежде всего религиозные особенности африканской страны, отличительные черты её государственного устройства и быта местного населения. Важные аспекты международных отношений в бассейне Красного моря в связи с борьбой европейских государств за преобладание в Эфиопии, а также внешней политики России стали затрагиваться отечественными авторами. Выделяются прежде всего работа А. Троянского об Эритрее как колонии Италии3, стратегический очерк Н. Орлова о действиях итальянцев в Эфиопии в 1870-1896 гг.4, труды К. Скальковского5 и Ю. Карцева6, посвященные внешнеполитической деятельности России на рубеже XIX — XX вв. В 1898 г. вышла в свет работа Ф.Е. Криндача «Русский кавалерист в Абиссинии. Из Джибути в Харар» о третьем путешествии поручика А.К. Булатовича в Эфиопию . Но эти исследования носили в основном информативный характер, соответствовали запросу российского МИД и православной общественности.
В дальнейшем вопросы империалистического раздела Африки в районе Африканского Рога поднимались в трудах советских африканистов. Так, в работах В. Хвостова и В. Попова раскрыта империалистическая суть политики Италии по отношению к древней стране. Можно отметить обобщающий коллективный сборник справочного характера, материалы и карты которого посвящены борьбе европейских держав за Северо-Восточную Африку10. В 1936 г. вышел в свет сборник статей под редакцией Д. Ольдерогге и И. Левина, посвященный вопросам географии, населения, социального строя, экономики, языков, литературы Эфиопии, в некоторых статьях рассмотрены проблемы её истории с древнейших времён до 1914 г., а также второй итало-эфиопской войны11. Небольшая статья Б. Вебера раскрывает два показательных примера «мирного» проникновения европейцев в Эфиопию в лице нештатного австрийского консула К. Швиммера и русского офицера Н.С. Леонтьева12.
После Второй мировой войны советские учёные продолжили исследовательскую работу в интересующей нас области. Однако, их выводы и подборки фактов осуществлялись с позиции теории классовой борьбы. Большой интерес вызывали у историков в 50-60-е гг. XX в. путешествия русских по африканскому материку и по Эфиопии, в том числе13. Благодаря ряду отечественных исследований 60-80-х гг. XX в. ныне хорошо известны обстоятельства деятельности поручика А.К. Булатовича на неизведанных землях Эфиопии14 и путешествия полковника Генерального штаба Русской Армии Л.К. Артамонова к берегам Белого Нила15. Подробному анализу работы первой русской геологической экспедиции в Эфиопию под руководством Н.Н. Кур-макова посвящена статья З.П. Акишевой16. Неоднократно в отечественной специальной литературе 60-70-х гг. говорилось и о медицинской помощи российского Красного Креста армии и населению Эфиопии во время первой войны с итальянцами . Советскими африканистами публиковались работы по определению вклада русских путешественников и географов по Северо-Восточной и Восточной Африке в научное изучение эфиопского общества и природных особенностей. Это статья Б.А. Вальской «Вклад Русского Географического Общества в изучение Африки», в которой даётся обзор экспе-
1 Я.
диций Русского Географического Общества в Эфиопию . Особый интерес эта работа представляет в связи с описанием небольшого путешествия Дмитриева и Полякова в сопровождении двух казаков в феврале 1897 г. в эфиопские районы. Первый изучал местную флору и фауну, художник же Поляков, как отмечает Б.А. Вальская, нарисовал портрет негуса Менелика II, который в настоящее время хранится в Музее антропологии и этнографии Санкт-Петербурга, и картину «Прибытие абиссинского посольства в Россию», находящуюся сегодня в Государственном Эрмитаже19. Результаты этнографических работ русских путешественников, прежде всего В.В. Юнкера, Е.Н. Ковалевского и А.К. Булатовича, посещавших Северо-Восточную и Цен-тральную Африку, рассматриваются в объёмной статье Л.Е. Куббеля . Ана-
лизируя основные направления российских исследований, а именно: изучение этнического состава населения, этнического картографирования, этнолингвистических проблем, хозяйственной деятельности жителей и их местной культуры, социальной, политической организации, духовной жизни народов, автор приходит к заключению о том, что труды и материалы путешественников, а в ряде случаев их выводы и обобщения «явились крупным вкладом в этнографическое изучение Африки» и «создали основу для дальнейшего прогресса отечественных исследований по этнографии африканских народностей»21. В отдельной главе коллективной работы М.Б. Горнунга, Ю.Г. Липеца, И.Н. Олейникова «История открытия и исследования Африки» авторы приходят к выводу о том, что роль экспедиций В.Ф. Машкова, А.В. Елисеева, Н.С. Звягина, Н.С. Леонтьева, П.В. Щусева, Н.Н. Курмакова, Б.В. Владыкина, А.И. Кохановского в дело накопления данных о природе и насе-лении Эфиопии оказалась довольно существенной . Материалы данной работы были позднее использованы в статье М.Б. Горнунга и И.Н. Олейникова «Географическое изучение Африки в России» . В исследованиях В. Лебедева, В. Бронгуляева, А. Давидсона, М. Вольпе проанализированы отражение материалы трёх эфиопских путешествий поэта и этнографа Н.С. Гумилёва, которые представляют чрезвычайный интерес прежде всего при изучении культуры Эфиопии и русско-эфиопских культурных контактов начала прошлого столетия24.
В ряде статей отечественных историков 70-80-х гг. XX в. анализируются важные вопросы политической истории Эфиопии в конце XIX — начале XX вв. Это работы B.C. Ягьи об особенностях влияния Церкви Эфиопии на общественно-политическую жизнь страны , о характере политического кур-са преемника Менелика II на эфиопском троне Иясу , об основных аспектах политической ситуации в Эфиопии в период междуцарствия . Значительный интерес для исследователей представляет статья B.C. Ягьи, посвященная анализу изучения проблем российско-эфиопских отношений, формировав-
шихся на основе первого опыта межгосударственных взаимоотношений ме-
"J ft
жду Эфиопией и Россией . Вопросы политического развития Эфиопии на рубеже XIX и XX вв., первого опыта прямых дипломатических связей с Россией нашли отражение и в содержательной статье А.А. Ханова29. Автор утверждает: то, что Эфиопии «удалось выстоять на рубеже ХІХ-ХХ вв. в качестве самостоятельного государства, не превратиться в колонию одной из западноевропейских стран, в немалой степени объясняется тесными взаимоотношениями между Эфиопией и Россией». У России не было «возможности и конкретных намерений участвовать в колониальном разделе» Африки, и в то же время «её активное соперничество на международной арене с Англией и другими странами Запада позволяло выступать правящим кругам царской России в Эфиопии... в качестве сторонника борьбы за свободу и независимость»30. Внешнеполитическая жизнь Эфиопии в период с 1907 по 1910 гг. рассматривается в обстоятельной статье Ю.М. Кобищанова, написанной на основе архивных материалов31.
Затрагивались исследователями в 70-90-е гг. XX в. (в основном, в статьях) и отдельные эпизоды русско-эфиопских контактов в конце XIX — начале XX вв. Так, в прессе Московской Патриархии отражены некоторые вопросы отношений православной и эфиопско-коптской церквей: в рамках интересующего нас периода давался обзор основных попыток религиозной деятельности в Эфиопии Н. Ашинова, архимандрита Паисия, В.Ф. Машкова, Г.В. Болотова, А.В. Елисеева, иеромонаха Александра, оставивших заметный вклад в становлении русско-эфиопских культурных контактов . Представители русской православной церкви, как отмечает СВ. Лурье, участвовали почти во всех российских экспедициях в Эфиопию33. По его мнению, Эфиопия лежала так далеко от российских сфер влияния, что «речь могла идти лишь о духовных, фактически нематериализируемых и, во всяком случае, во-енно-политически не подкреплённых связях с ней, главным образом, о русской духовной миссии, призванной привести Эфиопию из монофизитства в
православие» . Отдельные вопросы истории русско-эфиопских религиозных контактов рассматриваются и в статье А.В. Хренкова, в которой историк, в частности, отмечает, что вопрос о возможном сближении и воссоединении наших церквей никогда не снимался окончательно с повестки дня, несмотря на «довольно вялые шаги церковных кругов обеих стран в этом направлении»35. Отсутствие определённой и преемственной, по мнению А.В. Хренкова, программы в отношении Африки обусловило спорадичность и вялость религиозных связей. Малоизученным вопросам становления советско-эфиопских связей, а именно действиям общественности, правительственных и деловых кругов обеих стран по установлению межгосударственных взаи-моотношений, посвящены статьи Д.А. Макеева . Особое внимание в них обращено на выявление факторов, обеспечивавших появление атмосферы взаимодоверия в политических и торгово-экономических отношениях между двумя странами. Ряд проблем русско-эфиопских отношений раскрывается в статье Ю.М. Кузьмина, написанной на материалах русских архивов37. Важную роль в развитии связей между Россией и Эфиопией историк отводит Менелику II, продолжительная болезнь и физическая смерть которого обострила внутриполитическую ситуацию в стране, что сказалось на контактах с Россией . В публикации Е.Г. Етобаевой отмечено, что долгое время отечественные историки избегали словосочетания «колониальная политика России»: «Сама возможность провести линию преемственности от политики царизма в Абиссинии к «помощи» Советского Союза социалистической Эфиопии отнюдь не способствовала исследованию русско-эфиопских отношений в к. XIX - н. XX вв. Формировался стереотип, основанный на отсутствии политических целей, альтруизме русского царизма в вопросе сохранения нацио-нальной и политической независимости Эфиопии» . Прежде всего политические проблемы, по мнению Е.Г. Етобаевой, были главными в русско-эфиопских отношениях в конце XIX в. Условия для расширения влияния России в Эфиопии создала итало-эфиопская война 1895-1896 гг., во время
которой «в качестве противовеса откровенно экспансионистской политики военной интервенции Италии российское правительство оказало Эфиопии прямую финансовую, военную и гуманитарную поддержку»40.
Необходимо отметить, что научные работы конца XX и начала XXI вв., упомянутые выше, не были подвержены партийному заказу, в отличие от предыдущих, а потому более объективно отражали процессы, происходившие в конце XIX - начале XX вв. в районе Африканского Рога.
Отдельно следует остановиться на диссертационных исследованиях отечественных авторов в рамках избранной темы. Частным проблемам дипломатической борьбы великих держав в Северо-Восточной Африке посвящены работы В.А. Трофимова и И.И. Васина. В.А. Трофимов в кандидатской диссертации отмечает, что особенно неблаговидной по отношению к народам Эфиопии была британская политика, поскольку «поощряя Италию на агрессию против Эфиопии, правящие круги Англии в тоже самое время делали всё возможное, чтобы столкнуть в братоубийственной войне народы Эфиопии и Судана»41. По материалам данной диссертации В.А. Трофимовым позднее были опубликованы две фундаментальные монографии42. И.И. Васин на основании обширной исторической литературы и многочисленных архивных документов раскрыл в докторской диссертации особенности борьбы Великобритании, Франции, Италии за Эфиопию43. Немалое внимание уделялось им и истории русско-эфиопских отношений, а также попыткам представителей колониальных держав помешать укреплению влияния России в Эфиопии. Правлению императора Менелика II и его реформам в 1889-1896 гг. посвящена кандидатская диссертация Г.В. Цыпкина . Основные нюансы вовлечения Эфиопии в антиколониальные войны анализируются в докторской диссертации Г.В. Цыпкина45.
Что касается диссертационных работ по истории развития российско-эфиопских отношений, то здесь следует прежде всего упомянуть исследование М.В. Райт о русских экспедициях в Эфиопию в XIX — начале XX вв. и их
этнографических исследованиях ; работу А.В. Хренкова, посвященную выяснению динамики, характера и особенностей отношений между Россией и Эфиопией с середины XIX до начала XX вв. на официальном уровне, многие выводы которой, на наш взгляд, не подтверждены фактическим материалами и носят спорный характер47; труд СВ. Григорьевой на тему «Русские частные и государственные инициативы в отношении Эфиопии в 80-90-е годы XIX века», в котором рассматриваются: процесс взаимоотношений России и Эфиопии в последнее двадцатилетие XIX в., политика официального Петербурга и внешнеполитическая инициатива отдельной группировки части российской элиты, предпринятая во второй половине 80-х гг. XIX в48.
Как видно, в отечественной исторической литературе накоплено немало исследований по проблемам русско-эфиопских связей конца XX — начала XX вв. Очевидно, что слабее всех изучена религиозная сфера отношений. Недостаточно разработана и проблема позиции общественных кругов России в отношении развития российско-эфиопских контактов в указанный период. Сохраняются «белые пятна» ив дипломатической истории, требующей детального и внимательного изучения. Так, в ряде монографических исследований и статьях по истории Эфиопии отечественными историками поднимались отдельные эпизоды деятельности российской дипломатии в бассейне Красного моря, дана общая картина официального проникновения России в Эфиопию, однако, до сих пор отсутствует исследовательский труд, отражающий всю полноту российско-эфиопских отношений в эпоху империалистического раздела мира и предвоенного кризиса.
Начиная с 20-40-х гг. XX в49, и до наших дней в отдельных зарубежных исследованиях затрагивались проблемы эфиопской истории в новое время. Частные вопросы взаимоотношений Эфиопии с Россией в эпоху колониального раздела Африки также были представлены в их содержании.
В 50-60-е гг. XX в. заметно усилился интерес к эфиопской проблематике, что проявилось в обобщающих работах по истории Африки в целом50 и
непосредственно по Эфиопии . Одним из видных зарубежных исследований по проникновению русских в Эфиопию является работа чешского историка Ч. Джезмана52. Попытки Джезмана доказать, что находившиеся в то или иное время в Аддис-Абебе российские представители в большинстве своём не возлагали каких-либо серьёзных надежд на Эфиопию, а их деятельность никоим образом не влияла на формирование представления в русском обществе об Эфиопии, на наш взгляд, не выдерживают критики. Р. Наивен посвятил свою книгу девяти уникальным и выдающимся, по его мнению, африканским религиозным, общественным, государственным деятелям и императору Me-нелику II, в частности . Фундаментальная работа по религии в Эфиопии, прежде всего по влиянию ислама и христианства на жизнь страны, была издана Дж. Тримингэмом . Историком Г. Маркусом были напечатаны статьи по внутренней и внешней политике Менелика II55. Некоторые выводы Г. Маркуса опровергает историк Г. Сандерсон. Так, он доказывает, что территориальные претензии Менелика в верховьях Нила были прежде всего подчинены желанию поддержания добрососедских отношений с Суданом в конце XIX в56. Итало-эфиопскому договору 1889 г. посвящена статья итальянского историка К. Джилио, считающего, что пункт 17 договора не означал установления итальянского протектората над Эфиопией, сама идея которого возникла, по мнению К. Джилио, уже после его подписания57, а также работа шведского исследователя С. Рубенсона, полагающего, что протекторат Италии над Эфиопией практически никогда не устанавливался в реальной дипломатической практике, поскольку этому мешала активная политика эфиопского государства и стойкость большинства населения58. Труд англичанина Дж. Беркли является одним из основных исследований зарубежных историков об итало-эфиопской войне 1895-1896 гг59.
Ряд монографий и статей по истории Эфиопии вышел и в 70-е гг. XX в60. Обширная аннотированная библиография источников и литературы периода правления Менелика II была составлена уже упомянутым выше амери-
канским историком Г. Маркусом . Его же перу принадлежит основательная работа, посвященная жизни и правлению этого эфиопского императора . Монографическое исследование шведского историка С. Рубенсона является попыткой разобраться в причинах сохранения Эфиопией, единственной среди африканских государств, независимости в период колониального раздела континента63. Занимались эфиопской проблематикой и польские историки А. Бартницкий и И. Мантель-Нечко. Их совместная монография «История Эфиопии», охватывающая период с древнейших времён до 60-х гг. XX в., дважды переиздавалась в Москве64. Написанная ими же в 1974 г. статья освещает смысл политической борьбы в Эфиопии в последний период царствования Менелика II и более детально, чем это делалось ранее, раскрывает историю короткого правления Иясу65. Разнообразные же российские инициативы в отношении Африканского материка и Эфиопии, в частности, в период с конца XIX и до Второй мировой войны рассматриваются в работе американского историка Е.Т. Уилсона66. Опираясь на эфиопские, западные и российские источники, многие из которых ранее не использовались исследователями, Уилсон приходит к выводу, что Россия, после провала попытки основания колонии на Красном море, проводила в отношении Эфиопии политику «превентивного империализма» с целью помешать утверждению западных держав в регионе. Американский исследователь высоко оценивает роль России в благоприятном для эфиопов исходе войны с итальянцами. Русские же офицеры А.К. Булатович и Л.К. Артамонов, по его мнению, сыграли решающую роль в успешном завершении военных экспедиций Менелика П. В работе ганского историка К. Дарквы рассматривается политическое развитие области Шоа67. При этом автор основное внимание уделяет становлению Менелика как государственного деятеля, который, как нам представляется, им несколько идеализируется.
В 80-е гг. XX в. западные исследователи, по сравнению с предшествующими годами, отдавали приоритет послевоенной (Второй мировой) исто-
рий Эфиопии. В 1981 г. появляется коллективный труд американских авторов, представляющий собой обзор прежде всего общественного, экономиче-ского, политического положения современной Эфиопии . Тогда же вышло в свет подробное справочное издание по Эфиопии, составленное супругами К. Розенфельдом и Е. Проути69. Отдельные сведения имеются в этом историче-ском словаре и о российско-эфиопских отношениях . В работе Р. Пратера
раскрываются основные эпизоды биографии императора Менелика II . Статья эфиопского исследователя Алемэ Ишэтэ отражает особенности становле-ния феодально-буржуазной системы в Эфиопии конца XIX — начала XX в . Правлению Хайле Селассие I посвящены монографии американских историков Дж. Спенсера73 и уже упомянутого Г. Маркуса74.
Не ослабевает интерес среди зарубежных учёных к эфиопской, а также связанной с ней эритрейской проблематике в историческом аспекте в последние годы75. Правда, в недавно вышедших работах иностранных исследователей проблемы взаимоотношений Эфиопии с Россией никак не отражаются. Исключение представляет кандидатская диссертация эфиопа Мулугеты Хагоса (защищенная в Москве в 1991 г.), но акцент в ней делается больше на период после 1917 г. и до 90-х гг. XX в76.
Как мы видим, отдельные вопросы истории Эфиопии давно привлекают внимание зарубежных историков. Проблемы же дипломатических и культурных русско-эфиопских отношений в период конца XIX и начала XX вв. пока не получили должного отражения. Лишь некоторые инициативы России в отношении Эфиопии, приходящиеся на этот период, затрагивались в специальных работах исследователями Ч. Джезманом и Е. Уилсоном.
Использованные в настоящей работе источники делятся на архивные, опубликованные и материалы периодических изданий. Прежде всего это правительственные соглашения, договоры, отчёты, депеши, донесения, телеграммы, дипломатическая и ведомственная переписка, мемуары, дневники, отчётные материалы путешествий, публицистические очерки, различные ху-
дожественные произведения. Представленные в работе тексты источников были отредактированы нами в соответствии с современными грамматическими и орфографическими нормами русского языка.
Основополагающим источником при работе над темой явились материалы трёх центральных архивов: Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ).
В АВПРИ было изучено 12 фондов. Самым информативным явился фонд № 151 «Политархив» (Опись 482). Более 80 дел этого фонда, большинство из которых составляют донесения, докладные записки, депеши, письма, заметки, отчёты, телеграммы, позволяют проследить основные тенденции становления и развития русско-эфиопских контактов и политики европейских держав в отношении Эфиопии, начиная с 1884 г. и заканчивая 1917 г. Некоторые дела фонда «Политархив» были впервые проанализированы на-
77 МИ .
В фонде № 149 «Турецкий стол (Новый)» (Опись 502/2) находятся письма Менелика II, материалы о дипломатических миссиях П.М. Власова, К.Н.Лишина, сведения о Н.С. Леонтьеве, о работе русского госпиталя в Аддис-Абебе, заметки о возможности заведения торговли с Эфиопией. В этом фонде также нашлись ранее неиспользовавшиеся историками дела, которые
мы привлекли к исследованию .
Документы по экспедициям Н.И. Ашинова, Н.С. Леонтьева, записка последнего о торговле, очерк К.С. Звягина об Эфиопии и её вооружённых силах можно обнаружить в фонде № 180 «Посольство в Константинополе» (Опись 517/2). Фонд № 149 «Турецкий стол (Старый)» (Опись 502/1) содержит некоторые данные о деятельности эфиопского посольства 1895 г. в Петербург.
Черновики донесений министра-резидента К.Н. Лишина в МИД России за 1904 г, а также материалы о русском медицинском персонале в Аддис-
Абебе хранятся в делах фонда № 165/1 (422) «Миссия в Аддис-Абебе» (Опись 1). Отчёты о деятельности российского МИД за 1898-1900, 1902-1906 гг. в отношении Эфиопии, в частности, содержатся в фонде № 137 «Отчёты МИД России» (Опись 475). Свидетельства о возникновении Российского императорского православного палестинского общества, его устав нами обнаружены в фонде № 337/2 «Российское императорское православное палестинское общество» (Опись 817/1). Материалы о действиях отставного русского офицера Н.Н. Шедевра в связи с решением вопроса об эфиопских святынях в Иерусалиме и некоторые другие хранятся в фонде № 142 «Греческий стол» (Опись 497), многие из которых ранее не использовались историками в исследованиях79.
Некоторые обрывочные сведения по Эфиопии конца XIX - начала XX вв. имеются и в фондах № 317 «Дипломатическое агентство и генконсульство в Египте» (Опись 820/1), № 133 «Канцелярия министра иностранных дел» (Опись 470), № 155 «II Департамент (Департамент внутренних сношений)» (5 стол I отделения, опись 408), № 159 «Департамент личного состава хозяйственных дел» (Описи 726, III стол; 749/2,1 стол). Большая часть дел последне-го фонда впервые введена в научный оборот . В фонде № 155 было обнаружено одно ранее не анализированное дело с обзором русских товаров, кото-рые могли бы быть выгодно проданы в Эфиопии .
Обширные материалы по теме сосредоточены в РГВИА: 7 фондов этого архива стали предметом нашего изучения. В фонде № 400 «Главный Штаб Военного Министерства» хранятся сведения об Эфиопии по сообщениям А.К. Булатовича, о деятельности поручика Н.С. Леонтьева, об охране русской миссии в Эфиопии в 1906 г., переписка поручика И.Ф. Бабичева по поводу разрешения ему выезда в Эфиопию (Опись 1); материалы о штабс-капитане В.Е. Давыдове в связи с разрешением ему быть учредителем акционерной комиссии для добычи золота и других полезных ископаемых в провинции Уаллага (Опись 15).
Дела фонда № 452 «Государства Африки: Абиссиния, Алжир, Египет, Марокко, Триполи, Тунис» (Опись 1) богаты материалами по экспедициям В.Ф. Машкова, Н.С. Леонтьева, А.К. Булатовича. Здесь же содержится переписка Азиатской части Главного штаба с морским министерством о предоставлении Эфиопии порта Раета на Красном море и Военно-статистического отдела с МИД о командировании в Эфиопию офицера Генштаба и топографа для участия в работах англо-египетской разграничительной комиссии.
В фонде № 12651 «Главное управление Российского Общества Красного Креста» (Описи 1, 2, 3, 10) хранятся разнообразные документы, связанные с деятельностью РОКК в Эфиопии в 1896-1904 гг. Переписку главного военно-медицинского инспектора А.А. Реммерта, а также письма врачей санитарного отряда за 1896-1897 гг. представлены в материалах дела 255 в фонде № 546 «Главное военно-санитарное управление» (Опись 1). Дело 486 в фонде № 970 «Военно-походная канцелярия е. и. в. при Императорской главной квартире» (Опись 3) содержит сведения о деятельности главы миссии Красного Креста генерал-майоре Н.К. Шведове.
Фонд № 401 «Военно-учёный комитет Главного Штаба» хранит данные об экспедициях Н.И. Ашинова и В.Ф. Машкова в Эфиопии (Опись 4/928, дело 56 (1888)), о военных действиях итальянцев (Опись 5/929, дела 9 (1895), 10 (1896)), о дипломатической миссии К.Н. Лишина (Опись 5/929, дело 305 (1902-1906)). В деле 71508 фонда № 1 «Канцелярия Военного Министерства» (Опись 1 Т. 40) собраны некоторые материалы, связанные с принятием предохранительных мер к охране русской миссии в Эфиопии в виду возможности возникновения серьёзных осложнений в стране после ухудшения здоровья Менелика П.
В ГАРФ значительный интерес представляют материалы трёх фондов, которые существенно дополняют сведениями и оценками картину состояния и развития взаимоотношений России и Эфиопии в исследуемый период.
Фонд № 102 «Департамент полиции министерства внутренних дел» за 1880-1917 гг. (Опись 92, 3-е делопроизводство) содержит три тома дела 598 о Н.И. Ашинове и его экспедиции в Эфиопию. Это и протоколы допросов Ашинова и архимандрита Паисия относительно миссии уже после её провала, и материалы периодической печати, и отношения, секретные сообщения, разнообразные письма и т. д.
Фонд № 568 «Ламздорф Владимир Николаевич, граф, министр иностранных дел» (Опись 1), охватывающий период с 1844 по 1917 гг., включает в себя: письмо императора Менелика II греческому королю Георгу I о причинах войны с Италией, о ходе военных действий и предстоящих мирных переговорах (дело 68); циркулярную депешу министра иностранных дел Н.Г. Гирса по вопросу о позиции русского правительства относительно направлявшейся в Эфиопию духовной миссии Ашинова и Паисия (дело 69); инструкцию для археологической экспедиции Эрмитажа и запросы главы дипломатической миссии П.М. Власова к В.Н. Ламздорфу по отдельным вопросам (дело 70); записку Ламздорфа о намерении Н. Леонтьева послать в Эфиопию транспорт с оружием за свой счёт (дело 71).
Фонд № 1463 «Коллекция отдельных документов личного происхождения» по описи 1 (1618-1922) содержит записку Н.Н. Шедевра о положении при дворе Менелика II в Аддис-Абебе и о его деятельности по установлению прав эфиопов на святые места в Иерусалиме, которые были захвачены греками, армянами и коптами (дело 231).
Среди опубликованных материалов прежде всего следует выделить ряд сборников и публикаций документов, касающихся как международных отношений в целом, так и непосредственно русско-эфиопских контактов в интересующий нас период. К самым первым официальным изданиям документов, связанных с тематикой исследования, относятся собранные Ю.В. Ключниковым и А. Сабаниным договоры, ноты и декларации82, а также две выпущенные в 1938-1940 гг. серии документов из архивов царского и временного
правительств за 1878-1917 гг . А среди консульских донесений в МИД за
1899 г. находим подробную «Заметку об Абиссинии» главы дипломатиче
ской миссии в Аддис-Абебе П.М. Власова84.
Из недавно вышедших сборников первостепенный интерес представляют: составленный историком А.В. Хренковым и содержащий 229, в большей части ранее неопубликованных документов (это прежде всего доклады, донесения, отношения, письма, записки), которые освещают разные грани отношений России с Эфиопией на протяжении длительного исторического отрезка времени - от первых писем из Эфиопии, датированных 1750 г., и до письма Николаю II 1917 г ; документы и материалы, собранные А.Б. Давид-соном и Г.В. Цыпкиным, отдельное место среди которых занимают те, что связаны с установлением дипломатических русско-эфиопских контактов, с
медицинской и экономической деятельностью русских в Эфиопии .
Следует упомянуть и другие публикации документов. Так, тексты дополнительной конвенции к Уччиальскому договору 1889 г., заключённой между Италией и Эфиопией, манифеста Менелика II о войне с Италией, статьи итало-эфиопского мирного договора 1896 г., соглашения Франции, Великобритании и Италии по Эфиопии 1906 г. можно найти во 2-м выпуске «Хре-стоматии по истории международных отношений» . Некоторые письма Менелика II Николаю И, министру иностранных дел А.Б. Лобанову-Ростовскому, начальнику санитарного отряда Российского общества Красного Креста Н.К. Шведову, донесения упомянутого выше П.М. Власова (1897-
1900 гг.) и министра-резидента К.Н. Лишина (1903-1906 гг.) представлены
историками В.А. Крохиным и М.В. Райт на страницах журнала «Проблемы
востоковедения» . Необходимо отметить, что в ряде сборников, связанных с
тематикой исследования лишь косвенно, также содержатся документы, по
зволяющие в некоторой степени воссоздать международную обстановку на
рубеже XIX-XX вв89.
Опубликованы отдельными изданиями и материалы многих путешественников, внесших заметный вклад в пробуждение интереса российского общества к Эфиопии: поручиков В.Ф. Машкова, писавшего под псевдонимом В. Фёдорова90, А.К. Булатовича91 и К.Н. Арнольди92, полковника российского Генштаба Л.К. Артамонова , конно-артиллерийского офицера К.С. Звягина94, врача Д.Л. Глинского95, поэта Н.С. Гумилёва96, путешественника В. Ра-дича , французского агента Франко-Африканской коммерческой Компании Ж. Вандергейма98, англичанина Дж.Т. Бента". Данные работы позволяют составить обширное и разностороннее представление об особенностях государственного, внешнеполитического, религиозного, нравственного, этнографического, военного, медицинского развития Эфиопии конца Х1Х-начала XX вв.
Публицистические произведения составляют ещё одну группу источников. Это обличительные статья Л.Н. Толстого «К итальянцам»100 и памфлет эфиопа Гэбрэ-Хыйуота Байкэданя «Государь Менелик и Эфиопия»101. Статья Л.Н. Толстого, явившаяся откликом известного писателя на итало-эфиопскую войну 1895-1896 гг., содержит резкое выступление против действий итальянцев в африканском государстве. Воззвание Л.Н. Толстого явилось ярким выражением отношения передовых российских общественных кругов к развязанной войне. Острая обличительная направленность характерна и для памфлета Гэбрэ-Хыйуот Байкеданя, написанного в начале XX в. Осознание пропасти между политическим, социально-экономическим и культурным уровнями развития Эфиопии и европейских стран того периода обусловило позицию автора как непримиримого критика существовавших в его родном государстве порядков.
В следующую группу опубликованных источников входят дневники и мемуары дипломатов, политических, общественных и военных деятелей России, Эфиопии и Италии. Особый интерес представляют дневники графа В.Н. Ламздорфа, которые он вёл в бытность сначала советником министра ино-
странных дел России Н.К. Гирса, а затем и министром иностранных дел . Дневники Ламздорфа - богатейший источник по истории внешней политики России конца XIX в. Они содержат не только его трактовку секретных официальных документов, но и многочисленные подробности как внутренней жизни МИД, так и межимпериалистических противоречий. В.Н. Ламздорф нередко обращается в своих дневниках к проблемам «эфиопского вопроса» в контексте отношений России с Италией и Францией.
Походные эфиопские дневники отставного русского офицера Н.С. Леонтьева, переданные им в распоряжение журналиста Ю. Ельца, представляют собой ценный источник прежде всего по итало-эфиопской войне 1895-1896 гг., во время которой Леонтьев стал одним из советников Менелика II103. Начальник конвоя российской императорской дипломатической миссии, прибывшей в Эфиопию в 1897 г., поручик П.Н. Краснов в течение года вёл дневник, в который заносил всё то, что его «поражало, трогало и восхищало», в частности, впечатления от эфиопского войска, от богослужений эфиопов, от работы русского госпиталя в Аддис-Абебе104. Представляют интерес и некоторые дневники Л.Н. Толстого, в которых он, в частности, рассуждает о войнах в мире как о неизбежном следствии деспотизма и патриотизма105.
Среди мемуарной литературы прежде всего следует выделить воспоминания государственных деятелей России: министра путей и сообщений (1892 г.), затем министра финансов (1892-1903 гг.), председателя Совета министров (1905-1906 гг.) СЮ. Витте106; министра иностранных дел (1910-1916 гг.) С.Д. Сазонова107; министра финансов (1904-1905 и 1906-1914 гг.) и председателя Совета министров (1911-1914 гг.) В.Н. Коковцова108, а также императора Эфиопии Хайле Селлассие I (1928-1974 гг.)109. Главнокомандующий военными силами Италии во время войны с эфиопами генерал О. Баратьери оставил воспоминания, которые проливают свет, в первую очередь, на особенности итальянской политики в Эфиопии в период с 1892 по 1896 гт110. В конце 1888 г. в Эфиопию отправилась экспедиция под руководством Н.И.
Ашинова и российского архимандрита Паисия. Один из её рядовых участников Л. Николаев оставил свои воспоминания об этой поездке111.
Нельзя обойти вниманием и воспоминания современников о поэте Н.С. Гумилёве, неоднократно бывавшем в загадочной африканской стране112. Особый интерес представляют его письма к поэтам, критикам, писателям, переводчикам, в которых находят отражение некоторые детали пребывания Гумилёва в Эфиопии, а также его впечатления от её природных и культурных особенностей113.
Отдельно следует выделить письма писателя Г.И. Успенского видным представителям российской общественности: в них содержатся оценочные высказывания по поводу ряда известных личностей его времени, в частности, неоднозначной персоны Н.И. Ашинова114. Заслуживает упоминания и письмо российского министра-резидента в Аддис-Абебе К.Н. Лишина горному инженеру Н.Н. Курмакову от 10 мая 1904 г., в котором обозначаются основная программа и условия работы первой русской геологической экспедиции в Эфиопии, выработанные в ходе переговоров с императором Менеликом II и дэджазмачом115 Демесье116.
Немаловажным источником являются и эфиопские царские хроники, в которых находим сведения о русской миссии 1895 г. в Эфиопию и ответного посольства эфиопов в Петербург, итало-эфиопской войне, деятельности русского Красного Креста117.
Заслуживает упоминания и повесть Ю.В. Давыдова «Судьба Усольце-ва». Будучи написанной от имени вымышленного лица, повесть, тем не менее, основана, в целом, на подлинных событиях, на материалах, которые были извлечены из архивохранилищ, и в интересной форме освещает экспедицию Н.И. Ашинова118.
Ценным источником для раскрытия темы стали материалы российской периодической печати рубежа XIX - XX вв. В газетах «Новое время», «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Русское дело»,
«Русское слово», «Биржевые ведомости», «Правительственный вестник», «Комсомольская правда», а также журналах «Новый Восток», «Нива», «Русская старина», «Русский вестник», «Исторический вестник», «Русское обозрение», «Русские ведомости», «Богословский вестник», «Православный палестинский сборник», «Миссионерское обозрение», «Православный благове-стник», «Церковный вестник», «Душеполезное чтение», «Труды Киевской Духовной Академии», «Известия Императорского Русского Географического Общества», «Духовная беседа», «Наблюдатель», «Военный сборник» опубликованы разнообразные оценочные статьи и комментарии по «эфиопскому вопросу», важные статистические данные, сведения о культуре, быте, религиозной, политической и экономической обстановке в Эфиопии, фактические детали по международной обстановке конца XIX - начала XX вв., а также очерки и доклады вернувшихся из Эфиопии поручиков В.Ф. Машкова, А.К. Булатовича, полковника Л.К. Артамонова, врачей П.В. Щусева, Б.В. Владыкина, М.И. Лебединского, А.И. Кохановского, архимандрита Ефрема и других.
Проанализированные источники, при комплексной обработке, в достаточной мере позволили решить поставленные перед нами исследовательские задачи.
Научная новизна работы определяется двумя обстоятельствами: во-первых, введением в научный оборот ряда ранее неиспользовавшихся архивных документов и материалов, о которых было сказано выше; во-вторых, в выявлении особенностей зарождения и развития связей между Россией и Эфиопией не только на государственно-дипломатическом, но и на общественно-духовном уровнях на рубеже XIX - XX вв. В работе отмечается христианский характер становления отношений России с Эфиопией.
Практическая значимость работы состоит в возможности использования её материалов и выводов как исследователями при дальнейшем изучении истории российско-эфиопских отношений, так и политическими и госу-
дарственными деятелями в контексте сегодняшней внешнеполитической деятельности России в африканском направлении. Кроме того, основные положения диссертации могут быть использованы при разработке лекционных курсов, семинарских занятий и специальных учебных курсов по истории России, стран Азии и Африки, а также по таким дисциплинам, как политология и культурология. Можно надеяться и на внимание к работе со стороны руководства Российской православной церкви, общественных и научных организаций в плане учёта её материалов в развитии взаимовыгодных и дружественных контактов с современной Эфиопией.
Эфиопия конца XIX века и государственные интересы ведущих европейских держав
В экономической области периодические кризисы, обусловленные системой отношений (эксплуататорской) в агросфере, а также вмешательство европейского и японского империализма, свели на нет все успехи индустриализации в городе.
Для нашей темы важно, главным образом, представление в рамках данной парадигмы об интеллектуальной ситуации в Китае. Благодаря работам Дж. Левенсона1 стало весьма популярным представление о резком столкновении неоконфуцианства с идеями модернизации. По Левенсону, реформаторы - Кан Ю-вэй и Лян Ци-чао оказались не в состоянии увлечь массы идеями национального возрождения и социальных изменений, поскольку не отказались от цементирующего наследия конфуцианства; коммунисты же, с марксизмом, отвергавшим традицию, сумели слить в одно русло иконоборческие и националистические тенденции общественной жизни. Аналогичные взгляды демонстрировали Чжан Хао2 и Б. Шварц.
Марксистский классовый анализ, применяемый в рамках революционной парадигмы, и признающий решающим фактором новейшей истории Китая взаимоотношения социальных слоев и политических организаций, в чистом своём виде оказывается неприменимым. Проблема заключается в том, что марксизм рассматривает общественную структуру как совокупность гомогенных социальных классов с едиными внутренними интересами и устойчивыми социальными противоречиями. Для китайского же общества в основном характерны персонифицированные социальные связи и быстрая смена политических группировок. Так, например, Дж. Эшерик3, попытавшийся вслед за советскими исследователями рассмотреть Синь-хайскую революцию в терминах возрастающего напряжения между социальными стратами, сведя революционный процесс к противоборству между реакционной элитой и революционными элементами, был справедливо раскритикован за игнорирование важнейшего аспекта указанной революции: кристаллизации новых идеологических концепций, - в терминах которых собственно противостояние и выражалось4.
Второй авторитетной парадигмой является «парадигма модернизации». Она возникла в западном китаеведении на рубеже 50-х - 60-х гг. как отражение резко возросшего интереса к проблемам социально-экономических преобразований в слаборазвитых странах. Ярким её представителем является лично Т. Мецгер, М. Мейснер и ряд других исследователей. Именно Мецгером было в 1977 г. вскрыто, что осмысление форм и путей социально-экономических преобразований в начале XX в. происходило к контексте конфуцианской традиционной системы ценностей, ассоциируемыми не с отжившими социальными институтами, а в первую очередь с общенациональными гуманистическими идеалами. Отсюда следует, что популярная в среде китайских реформаторов идея примата конфуцианства объясняется не неким «национальным чувством», а стремлением увязать модернизацию страны с её традицией и культурной идентичностью. Как подчёркивает Мецгер в своей монографии Escape from predicament: Neo-confucianism and China s evolving political culture, западный путь воспринимался в Китае только как новое средство достижения традиционных идеалов.
Вместе с тем, широко встречающаяся в современной синологии концепция китайского коммунизма как фундаментального и полного разрыва с путями прошлого, не является бесспорной, более того - нуждается в пересмотре. Одиозная формула: «в 1949 г. животворная марксистская вера одолела отмирающие ценности конфуцианства» практически ни на чём не основана и продолжает некритически усвоенные на Западе лозунги «Движения за новую культуру»1.
В рамках эволюционной парадигмы рассматриваются политические, экономические и психологические аспекты модернизации Китая. Весьма влиятельной в США является школа синолога китайского происхождения Л. Пая2 и его продолжателей Р. Соломона и Й. Саари, которые рассматривали черты политической культуры Китая в контексте закрепленной традицией зависимости. Именно Соломон увидел непрочность системы, созданной Мао Цзэ-дуном, в противоречии её традиционным структурам социальной мотивации3.
По вопросу экономических предпосылок китайской модернизации до сих пор не существует однозначного ответа. В рамках данной парадигмы по сей день не удалось решить вопроса оценки китайской традиции как тормоза или же предпосылки модернизации. Мецгер, как уже было указано, полагал, что именно неоконфуцианство предоставило мотивационные ресурсы для социально-экономических преобразований в стране.
Однако обеим парадигмам, как это выяснилось в 90-е гг., был свойственен единый органический порок: преувеличение степени исторической отсталости Китая и дискретности культурной преемственности в период модернизации. Более того, как было справедливо указано Ч. Джонсоном (Калифорнийский университет, Беркли), недооценка восточной дихотомии «миф - реальность» является основной причиной «хронической неприме
3 Мы подробно рассматриваем эти вопросы в п. 3.1. настоящей работы. нимости на китайском материале многих дееспособных теорий» . Действительно, множество предложенных парадигм (парадигма развития Мецгера-Майерса, парадигма «согласования - трансформации» и т.п.) имели существенные недостатки, но неадекватность конечных результатов коренилась глубже. Создатели парадигм слишком часто дословно использовали заявления лидеров КНР, рассматривая их содержание как надёжный указатель путей формирования политики Китая.
Отдельно коснёмся историографии теории и утопии Датун. Общий контекст китайской мысли на рубеже XIX - XX столетий отражено в ряде монографий американских авторов. Назовем лишь имена крупнейших из них: монография Чжан Хао2, содержащая типичнейшую оценку положения китайской мысли в начале прошлого века с позиций народа-«демократоносца» (но написанная китайцем!). Оригинальному цинскому мыслителю Яню Фу посвятил свою работу Бенджамин Шварц, о котором речь шла выше3. Собственно Кан Ю-вэй, Лян Ци-чао и Тань Сы-тун рассматривались только с позиций, занимаемых ими в «100 днях» 1898 г., но коренные основы их учений также были затронуты. Им посвящены следующие работы Сяо Кун-чуаня4, опубликованная Вашингтонским университетом в 1975. Личности Лян Ци-чао посвящена монография уже упоминавшегося Чжан Хао, опубликованная в Гарварде в 19715. Как видим, интерес к этим мыслителям, не ослабевавший в СССР на всем протяжении 80-х годов может быть объяснен и полемикой с западными коллегами китайского происхождения, так и не предложившими ничего нового по сей день.
Провал дипломатических и военных планов Италии в отношении Эфиопии. Результаты итало-эфиопской войны 1895-1896 годов
Все попытки итальянцев дипломатическими методами заставить Мене-лика II признать их протекторат оставались безуспешными. По поводу Уччи-альского договора негус в письме Александру III отмечал: «В нём под видом дружбы содержалась уловка, коей преследовалась цель захвата моей страны... Я обязан защищать наследие моих предков, а потому я намерен безоговорочно расторгнуть этот договор. У меня нет намерения нанести этим ущерб кому бы то ни было, в том числе и нашей дружбе (с Италией - Н. М.), но моё государство обладает достаточной силой, чтобы жить самостоятельно, не прибегая к чьему-либо протекторату»1. При поддержке России и Франции Менелик II в мае 1893 г. объявил об отказе от статьи 17 Уччиальского договора.
По поводу позиции Франции, поддержавшей решение негуса, следует сказать отдельно. Французская держава, как замечает В.М. Хвостов, была связана с Эфиопией интересами троякого рода, а именно: государство Мене-лика представляло собой плацдарм, с которого французы могли грозить англичанам в Судане; противодействие итальянской колониальной экспансии до тех пор, пока Италия формально или фактически не выйдет из Тройственного союза, было почти постоянным правилом французской политики (впрочем, как и русской); известную роль играли и экономические перспективы финан-сового капитала Франции в Эфиопии . Признание итальянского протектората никоим образом не способствовало планам французского кабинета в отношении африканского государства. Менелик II сам искал у Франции помощи. Ещё в июле 1890 г. негус отправил письмо президенту Карно, в котором просил оказать ему поддержку в борьбе против Италии и предлагал заключить союз, а в октябре 1892 г. Менелик II аккредитовал губернатора Обока Леона Лагарда при себе в качестве французского резидента. Более того, в марте 1894 г. эфиопский император, желая использовать в своих интересах межимпериалистические противоречия, предоставил Ильгу и Шефнё концессию сроком на 99 лет на строительство железной дороги от Джибути до Харара, от Харара до Энтото и от Энтото до Каффы и Белого Нила (впоследствии проект был изменён, и дорога прошла через Дире-Дауа на Аддис-Абебу, минуя Харар)4.
Против итальянского протектората над Эфиопией не только не возражала, а, напротив, поспешила его санкционировать, заключив договоры с Италией в 1891 и 1894 гг., Великобритания. В этих актах устанавливались границы британской и итальянской зон влияния в Восточной Африке, согласно которым вся Эфиопия в её тогдашних границах попадала в руки Италии . Последняя, в свою очередь, дала согласие на захват Лондоном Египта и большей части Судана6.
В связи с широкими экспансионистскими планами Италии представляет интерес выяснение позиции её союзницы Германии по отношению к её африканской политике. Последняя определялась испытанным принципом Бисмарка: ослаблять других и усиливать себя. Германия не возражала против колониальных устремлений Италии, поскольку это отвлекло бы до некоторой степени внимание и силы европейских политиков от неё самой и заставило бы Италию ещё более внимательно прислушиваться к властным голосам Берлина и Вены. В то же время следует заметить, что Германии невыгодно было ослабление Италии до такой степени, чтобы это сказалось на агрессивной мощи Тройственного союза. Поэтому, когда африканские авантюры итальянского правительства Криспи слишком уж приближали государство к финансовой пропасти, в Берлине старались, правда тщетно, всеми средствами её остановить7.
Не оставляя попыток добиться от Менелика II признания своих притязаний, итальянцы решили следовать политике «двойного соглашения». Последняя заключалась в том, что Италия вступила в дружественные отношения с восставшим против негуса расом Мангаша, правителем северной провинции Эфиопии Тигре. Расчёт был на то, что в данных обстоятельствах как Менелик, так и рас Мангаша будут вынуждены искать у неё (Италии) покровительства . Эффект же оказался прямо противоположным. Заняв владения раса Мангаши, итальянцы восстановили его против себя, и он «явился в июне 1894 г. с камнем на шее (знак покорности) к Менелику и получил от него корону Тигре. Так два врага объединились окончательно против Италии»9.
В конце 1894 г. началась война итальянцев с расом Мангашею, в ходе которой ими были заняты Адиграт и Адуа. Последняя, правда, была оставлена по требованию итальянского правительства, которое, будучи стеснённым в средствах, не одобряло такого быстрого продвижения вперёд. По признанию всех военных специалистов, это было большой ошибкой Италии10. Менелик не мог более находиться в пассивном положении и решился помочь провинции Тигре11.
Как раз в этот переломный для Эфиопии момент, в январе 1895 г., прибыла на африканский континент новая русская миссия. Её политический, прежде всего, характер не подлежит сомнению. В состав экспедиции вошли: отставной офицер Н.С. Леонтьев, архимандрит Ефрем, доктор и антрополог А.В. Елисеев, конно-артиллерийский офицер К.С. Звягин. Миссия была отправлена на частные средства Географического общества и личные сбережения Леонтьева. Задача сбора географических, антропологических и этнографических сведений об африканском государстве, о состоянии вооружённых сил придавала ей научный характер. Присутствие же в составе архимандрита Ефрема, якобы для подготовки объединения русской и эфиопской церквей, — духовный. Последний по этому поводу писал в своей книге «Поездка в Абиссинию»: «Рядом с сближением на почве религиозной для нас представилась бы возможность воспользоваться дружбой и в политических интересах. Наше отечество могло бы приобрести сильную оппозицию на красно-морском побережье, у впадения Чёрмного моря в Индийский океан. И тогда мы оказались бы в силах в случае надобности задержать Англию на границах Индии и обеспечить нашему флоту свободное прохождение в воды Дальнего Востока»12.
Архимандрит Ефрем до поступления в монашество был доктором (М. М. Цветаев). Относительно своего включения в состав экспедиции он вспоминал: «Абиссиния меня и раньше интересовала в религиозном отношении, но страх дальнего путешествия ввиду преклонности моих лет меня отчасти останавливал. Теперь же, приняв во внимание такой состав, как доктор Елисеев и известный путешественник г. Леонтьев, я смело рискнул отправиться в путь вместе с ними»13.
В обеих столицах миссию снабдили различными подарками: «высоко-преосвященнейший митрополит Палладий, Казанский собор и др. Общества и лица прислали сосуды, кресты напрестольные серебряные вызолоченные, Евангелие, облачения священнические и др. церковные принадлежности. Некоторые коммерсанты доставили кипы товаров из своих фабричных произведений»14.
По прибытии русских в Эфиопию им был оказан такой тёплый приём как простым народом, так и самим Менеликом II, что Леонтьев вынужден был отправить в Петербург Елисеева для переговоров о посылке в Россию первой эфиопской дипломатической миссии15.
Приезд экспедиции не мог не насторожить итальянцев: «во всех газетах (итальянских — Н. М.) возникла ожесточённая полемика о целях и намерениях экспедиции и высказывались различного рода догадки и соображения. Во многих журналах прямо высказывалось мнение, что пора положить конец русским «учёным» предприятиям в Африке, высказывалось и крайнее недовольство негусом Менеликом, который смел помимо Италии изъявить своё согласие на принятие таковых»16. По словам итальянской газеты «National Zeitung», в Адуе «была устроена публичная демонстрация против русской духовной миссии... Возможно, что дело не обошлось без итальянских интриг. Дело в том, что один из абиссинских епископов Теофилос прочёл в присутствии 4000 человек, в том числе офицеров и солдат гарнизона, воззвание, в котором он, разбирая основы эфиопского вероучения, заклинал народ не слушать членов духовной православной миссии и не отказываться от истинной веры. После прочтения воззвания присутствовавшие разошлись при пении духовных псалмов»17.
Деятельность А.А. Орлова на посту российского временного поверенного в Эфиопии (1900-1903 гг.)
В конце XIX — начале XX вв. международные отношения в Европе казались стабильными. Однако, подспудно назревали противоречия, которые русская дипломатия должна была устранять незамедлительно. С разной степенью успеха Петербург решал частные задачи в районе Ближнего и Среднего Востока. Наиболее болезненным, как известно, был вопрос о проливах Босфор и Дарданеллы. В мае 1897 г, удалось заключить соглашение с Австрией о сохранении «статус-кво» на Балканском полуострове. В 1900 г. был подписан договор с Турцией, по которому в случае строительства железных дорог в северной и северо-восточной Анталии концессии могли быть выданы только турецкому или российскому капиталу. Таким путём была предотвращена возможность прорыва Германии к границам России. В 1890 г. было заключено соглашение с Персией: шах обязался не давать никому концессии на строительство железных дорог в Персии1. Кроме этого, в Персии был основан российский Учётно-судный банк, который получил концессии на строительство шоссейных дорог, чеканку монеты и др. Усилилась и торговля с Персией: по договору 1901 г. Россия получила особо благоприятные условия. Великобритания безрезультатно пыталась договориться с Петербургом о разделе Персии на сферы влияния.
Перед своим отъездом в Россию П.М. Власов получил секретную телеграмму от министра иностранных дел М.Н. Муравьёва, в которой сообщалось о командировании в Эфиопию нового состава медицинского персонала в сопровождении офицеров Давыдова и Драгомирова. Власов должен был их встретить и представить Менелику II . Кроме того, в соответствии с указаниями Муравьёва, главе дипломатической миссии следовало сообщить негусу, что «императорское правительство, отнюдь не желая порывать установившихся между нами дружеских отношений, временно до назначения постоянной миссии в Абебе, оставляет Орлова в качестве поверенного в делах»3. Так титулярный советник, бывший секретарь Власова при дипломатической миссии А.А. Орлов был оставлен в Эфиопии до момента прибытия нового российского посланника. Кандидатура Орлова была подходящей: он основательно владел амхарским языком, хорошо знал быт народа и правительственные порядки4.
Власов снабдил нового российского представителя в Эфиопии, на крайний случай, условным шифром5 и оставил ему ряд секретных указаний: «Прежде всего надлежит иметь в виду следующее: не преследующее в Эфиопии никаких меркантильных целей и дававшее неоднократно уже ей доказательства своих искренности и доброжелательства императорское правительство, относясь всегда сочувственно ко всем мероприятиям Менелика,.. в то же время... считает нежелательным поощрять его рискованные предприятия, направленные к поддержанию и закреплению каких-то призрачных прав на земли, никогда не принадлежавшие Эфиопии ранее и даже не входившие в сферу её фактического влияния до позднейшего времени. .. .Вам следует сообщать императору обо всех... замыслах врагов его внешних, избегая при этом подавать ему советы, кои могут быть приняты им за мнение императорского правительства, а не лично Ваше. В сношениях с Менеликом Вам надлежит ни на минуту не забывать его достоинства; по возможности, стараться удовлетворять его просьбы и желания... Следует избегать каких-либо коллективных шагов и действий с другими иностранными агентами, направленных против императора или его сановников и народа. В сношениях своих с сановниками, духовенством и народом необходимо продолжать поддерживать и развивать самые дружественные отношения... С особым неослабным вниманием относиться ко всему, происходящему ныне в Эфиопии... Так как
Вам хорошо уже известно направление деятельности и образа действий уезжающих врачей... Вам надлежит направлять таковые в том же духе»6.
В целом, следует согласиться с мнением историка А.В. Хренкова, отмечающим, что полномочия А.А. Орлова были довольно ограниченными и фактически сводились к роли наблюдателя и корреспондента своего прави-тельства при дворе эфиопского императора .
Обстановка в Эфиопии в этот период не была достаточно стабильной. Так, в апреле 1901 г. в Аддис-Абебе был раскрыт заговор, имевший целью низложение негуса Менелика II и возведение на престол его двоюродного брата дэджазмача Асфау. Заговор был обречён на неудачу из-за «полного ничтожества самого претендента», а также незначительности средств, имевшихся в распоряжении заговорщиков8. Сам император не придал этому инциденту большого значения и ограничился заключением Асфау в крепость Магдала, а его сообщников в тюрьму9. Видимо, в этом был один из просчётов императора в деле сохранения стабильности и спокойствия создаваемого им государства.
В начале XX в. открылся новый этап острого соперничества Великобритании, Франции и Италии за влияние в Эфиопии. И снова поддержку для себя Менелик II стал искать в лице России. Пытаясь привлечь в Эфиопию русский капитал, негус в 1901 г. предложил российскому правительству концессию на золотоносный участок, находившийся во владениях деджазмача Джоти10. Надо заметить, что на золото в Эфиопии была установлена императорская монополия. Вплоть до конца XIX столетия ювелирные украшения из золота могли иметь только члены королевской семьи11.
Условия получения концессии в общем сводились к следующим положениям: «а) разрешение приступить к поискам и работам на отведённом участке действительно в течение трёх лет; Ь) плата за участок находится в зависимости от процентного содержания золота, насколько... об этом могут судить абиссинцы, делающие определения на глаз; с) 8 % всего добытого металла поступают в пользу императора» . Орлов с разрешения правительства оформил эту концессию на себя, чтобы впоследствии передать права на нее пожелавшей бы заняться её разработкой российской компании. В случае добычи золота, минералов и драгоценных камней Менелик II намеревался заключить с Орловым договор13. Напрасно СЮ. Витте, бывший в то время министром финансов (1892-1903 гг.), предупреждал МИД о том, что «выдача концессии не должна быть обусловлена уплатою нами неустойки за неиспользование её, т. к. легко может не найтись русской компании, желающей взять на себя эксплуатацию означенной концессии»14. Многоопытный политик оказался прав. Забегая вперёд, отметим, что штабс-капитан В.Е. Давыдов, принявший с императорского соизволения в апреле 1906 г. концессию на себя15, так и не смог организовать солидной компании для её разработки.
