Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Общество древних монголов в ХII веке 17
1.1.Хозяйственно-экономическая и общественно-политическая характеристика
монгольских племен в XII веке 17
1.2. Мировоззренческая и морально-нравственная характеристика монгольских племен в XII веке 25
1.3. Предпосылки создания Великого Монгольского государства 33
Выводы по первой главе 40
ГЛАВА II. Доктринальная основа идеологической системы государства чингис-хана 44
2.1. Цели, задачи и характер государственной деятельности Чингис-хана 44
2.2. Идея о небесном мандате Чингис-хана на единохаганство 52
ГЛАВА III. Идеологическая система монгольского государства
3.1. Программа военно-административного строительства и законотворчества 64
3.2. Принцип вассальных отношений как аксиома великодержавной власти 75
3.3. Стратегия борьбы с врагами государства 86
3.4. Идеологическое значение и символика обрядов, проведенных Чингис-ханом на курултае 1206-го года 95
3.5. Пропаганда политической идеологии 109
3.6. Причины внешней экспансии Великого Монгольского государства 114
Заключение 122
Источники 130
Библиография 131
- Мировоззренческая и морально-нравственная характеристика монгольских племен в XII веке
- Предпосылки создания Великого Монгольского государства
- Идея о небесном мандате Чингис-хана на единохаганство
- Идеологическое значение и символика обрядов, проведенных Чингис-ханом на курултае 1206-го года
Введение к работе
Актуальность темы. Полтора десятилетия назад в СССР и странах социалистического лагеря рухнул социалистический режим. На всем постсоветском пространстве и в странах — бывших сателлитах СССР начался этап кардинальных экономических реформ и демократических преобразований. В этот период у монгольской общественности резко возрос особый интерес к личности Чингис-хана, к эпохе монгольских завоеваний и существования Великой Монгольской империи. Можно без преувеличения сказать, что Чингис-хан, возведенный официальной идеологией в ранг национального героя, стал духовным отцом монгольской перестройки.
И особую значимость в последние полтора десятилетия приобрело изучение опыта построения всемонгапьского государства, длившееся с 1189 по 1206 гг., когда перед Чингис-ханом и его окружением стояли задачи и проблемы государственного строительства во многом аналогичные с теми, которые приходилось и гриходится решать не только современным политическим деятелям Монголии, но и, пожалуй, всей монгольской нации. Несомненно, что изучение этого важного периода монгольской истории вдохновляет на продолжение реформ и преобразований в это непростое для монгольского народа время, дает обильную пишу для размышлений и выводов не только о судьбах монголоязычных этносов мира, но и народов Евразийского историко-культурного пространства
Заметим также, что актуальность изучения государственной деятельности Чингис-хана на указанном этапе возрастает в связи с приближающимся в 2006 году юбилеем - 800-летием со дня образования Великого Монгольского государства В связи с такой знаменательной датой важно еще раз обратиться к тому судьбоносному этапу в историческом развитии монголоязычных этносов, на протяжении которого было покончено с кровопролитными междоусобными войнами, положено начало формированию единой монгольской нации, кодифицированы законы, создана эффективная военная и административная системы, предотвращена попытка внешней экспансии и угроза порабощения со стороны цзиньского Китая, в общем создан целый ряд объективных предпосылок и факторов, обусловивших выход монгольского народа на историческую арену и возникновение Великой Монгольской империи.
На наш взгляд бьшо бы особо актуальным изучать данный этап монгольской истории под углом зрения, направленным на исследование политической идеологии, идеологических принципов, которыми руководствовался Чингис-хан и его приближенные, что в свою очередь должно помочь глубоко и всесторонне осмыслить и понять характер, цели и задачи государственной деятельности монгольского хана, то есть его военно-политических акций, административных и законодательных реформ, внутренней и внешней политики, которые, собственно говоря, и были практическим воплощением идеологии Великого Монгольского государства
Ключевым в формулировке темы является понятие «идеология». В современной научной литературе под идеологией обычно понимают систему теоретических взглядов,
идей, выражающих интересы и цели определенных социальных групп и направленных на изменение существующих общественных отношений. Понятие «идеология» включает в себя ряд разновидностей — религиозную, правовую и политическую. Так как мы рассматриваем практику государственного строительства и управления, то соответственно под термином «идеология» мы подразумеваем главным образом «политическую идеологию».
Политическая идеология — это система взглядов, выражающих и защищающих интересы той или иной социальной группы (класса, слоя, сословия, элиты и пр.), на то, как должно быть организовано общество, какую роль в нем должны играть различные социальные группы, каким должно быть его государственное устройство, какую внутреннюю и внешнюю политику следует осуществлять.
Говоря о степени изученности темы диссертационного исследования, отметим, что ни в отечественном, ни в зарубежном монголоведении не предпринималась попытка комплексного исследования идеологии, идеологических принципов, которыми руководствовался Чингис-хан на этапе построения единого национального государства В равной степени это относится и к имперскому этапу.
Однако, это не означает, что вопросы идеологии не затрагивались вообще, так или иначе ученые-монголоведы касались его отдельных аспектов. Так, Н.С. Трубецкой говорит о государственной идеологии и психологии, В.В. Трепавлов - об идеологическом обосновании власти, Н.Ц. Мункуев - об идеологии и старинных преданиях, НИ. Крадин -об идеологии справедливости, Н. Ням-Осор - об идеологии и мировоззрении, идеологии воинских инициации, просто идеологии, Г.Е. Марков - об идеологии формально-генеалогического родства, Т.М. Михайлов - об идеологии, И.С. Урбанаева - об идеологии родства, идеологии степной Традиции (Еке Торе - Великий Закон), ЦП. Ванчикова - о династийной идеологии, А. Гатапов - об идеологии и титулатуре, В. Шеремет - об идеологии экспансионизма. Кроме того понятие ((идеология» рассматривается в связи с концепцией центрально-азиатского шаманизма—тэнгризма Такая трактовка присутствует в работах Л.Н. Гумилева, СГ. Кляшторного, Ш.Р. Цыденжапова, Н.Н. Крадина, ВА. Михайлова, Т.М. Михайлова, Г.Р. Гаддановой, П.Б. Коновалова, Н. Ням-Осора, В.В. Трепавлова, а также в «Истории МНР».
В целом, приходится констатировать, что на сегодняшний день в монголоведческой литературе не существует всеобъемлющего, широко опирающегося на теоретико-методологические разработки ведущих политологов и политических философов исследования, посвященного идеологии Великого Монгольского государства
Исходя га вышесказанного, цель нашего исследования может быть сформулирована следующим образом: привести в систему историко-политические, сакрально-культовые и идейно-нравственные воззрения, которыми руководствовался Чингис-хан и его соратники в период создания Великого Монгольского государства (с 1189 по 1206 гг.). Реализация этой цели предполагает решение следующих задач:
- показать взгляды Чингис-хана на то, каким образом и для чего должны быть консолидированы в единое государство разрозненные монгольские улусы; как должно
быть организовано монгольское общество; какую роль в нем должны играть различные классы и сословия; каким должно быть его государственное устройство, то есть административная, военная и законодательная системы; какую внутреннюю и внешнюю политику следует осуществлять;
- выделить в идеологии концептуальную основу (доктринальное ядро), т.е. идеи
первого порядка, а также ряд идей второго порядка;
охарактеризовать классовую направленность идеологии;
выявить формы и средства пропаганды идеологии;
- установить источник формирования идеологии, т.е. выявить идеологическую
преемственность;
охарактеризовать роль Чингис-хана как идеолога;
определить роль идеологии в деле создания Великого Монгольского государства, т.е. ответить на вопрос: «Была ли идеология Великого Монгольского государства прогрессивной, или же она была реакционной?»
Хронологические рамки исследования — этап между первой интронизацией Чингис-хана в 1189 г., когда он стал главой Монгольского улуса (этой даты придерживаются Ш. Сандаг, Ш. Нацагдорж, Я. Халбай, Сайшиял и др.) и второй в 1206 г., когда он был провозглашен главой Великого Монгольского государства — Еке Монгол улус.
Территориальные рамки диссертации определяются рамками объекта и предмета исследования—территорией расселения монголоязычных племен в ХП—начале ХШ вв.
Таким образом, объектом нашего исследования является формирование идеологии Великого Монгольского государства, т.е. процесс становления идеологического комплекса всемонгсшьского государства; соответственно, предметом — идеология Великого Монгольского государства, т.е. система идей, которыми руководствовался Чингис-хан и его окружение, создавая централизованное всемонгольское государство.
Методологической основой диссертации стали общенаучные принципы познания— системности, структурности, комплексности и объективности, а также методы анализа, синтеза, сравнения, аналогии, выдвижения гипотез.
Немалое значение для исследования заданной темы имели теоретико-методологические разработки в области политической идеологии таких ведущих политологов и политических философов, как ВЖ Келле, МЯ. Ковальзон, В А. Ядов, А.В. Макеев, В.П. Пугачев, AM. Соловьев, а также оригинальные идеи и концепции, касающиеся вопросов общественного строя, общественных отношений, религии, военного дела, законодательства, природы вассальных отношений, политической истории, культурного развития, этногенеза, мировоззренческих ценностей древнемонгольских племен, которые разработали и выдвинули ведущие отечественные и зарубежные востоковеды-номадологи — Д Башаров, ВВ. Бартольд, Э. Хара-Даван, Г.В. Вернадский, Н.С. Трубецкой, Б-Я. Владимирцов, Л.Н. Гумилев, Д. Кшибеков, С.Г. Кляшторный, B.C. Таскин, Н.Ц. Мункуев, В.В. Трепавлов, Г.Е. Марков, Н.Н. Крадин, Е.И. Кычанов, JUL Викторова, Р.П. Храпачевский, Д.Б. Улымжиев, Ш.Б. Чимигдоржиев, П.Б. Коновалов, Т.Д.
Скрынникова, Г.Р. Гадданова, И.С. Урбанаева, А.И. Тугутов, Ш.Р. Цыденжапов, Б.Р. Зориктуев, Б.Б. Дашибалов, С Мураяма, Ш. Вира, Ш. Сандаг, Ч. Далай, Г. Сухбаатар, Ш. Нацагдорж, Н. Ишжамц, Сайшиял, Н. Ням-Осор и многие другие.
Помимо этого, особую значимость для нашего исследования имеют богатый фактологический материал и оригинальные точки зрения о различных аспектах биографии Чиї ігис-хана, приведенные в трудах ведущих отечественных ученых-чингисоведов, таких, как упоминавшиеся выше Э. Хара-Даван, БЯ. Владимирцов, Е.И. Кычанов, Ш.Р. Цыденжапов, а также зарубежных - Д~Оссон, Р. Груссе, С.С. Уолкер, Г. Лэмб, М. Хоанг, Д Уэзерфорд, Сайшиял.
Источниковая база. В своем исследовании мы использовали ряд источников, среди которых наиболее важными являются «Сокровенное сказание монголов» и «Сборник летописей» Рашид-ад-Дина «Сокровенное сказание монголов», будучи записанным со слов очевидцев бурных политических событий, развернувшихся в монгольской степи в конце XII—начале ХШ вв., как никакой другой письменный источник живо доносит до нас такие важные для нашего исследования нюансы, как мысли, чувства, образ действий Чингис-хана
Данные «Сокровенного сказания» блестяще дополняются богатым фактологическим материалом «Сборникалетописей», написанногов 1300-1301-1310-1311 гг. выдающимся персидским историком Рашид-ад-Дином по указу Газан-хана
Также нами были привлечены данные «Юань ши» («История династии Юань»), историко-юридического произведения «Цаган-туух» («Белая история»), дошедшего до нас в редакции XVI века Особый интерес для нас представляют «Мэн-да бэй-ду» («Полное описание монгало-татар») сунского посла Чжао Хуна, ездившего к Мухали в Пекин в 1221 году, «История завоевателя мира» персидского историка ХШ века Ата-Мелик Джувейни, сообщения итальянского путешественника Марко Поло, «Алтан-Тобчи» Лубсан Данзана и «Алтан-Тобчи», принадлежащая перу Мэргэн гэгэна
Ценные сведения о центрально-азиатских кочевниках — исторических предшественниках древнемонгольских племен мы подчерпнули из китайских источников, переведенных Н.Я. Бичуриным и B.C. Таскиным, а также древнетюркских текстов в переводе СЕ. Матова
Научная новизна работы состоит в том, что она является дальнейшим шагом в изучении такого важного этапа истории Монголии, как образование Великого Монгольского государства Автор диссертации предпринимает попытку системного исследования поднятой темы, т.е. он, широко опираясь на теорепжо-методологические разработки в области политической идеологии, привлекая данные всех доступных письменных источников, используя концепции и теоретические схемы ведущих исследователей-монголоведов, выявляет систему социо-политических и духовно-нравственных принципов, составлявших идеологию строительства государства Чингисхана, выделяет в этой системе ядро и периферию, изучает такие ее аспекты, как пропаганда, идеологическая преемственность, классовая направленность, роль идеологов,
предлагает свою оригинальную оценку деятельности создателя Монгольского государства
Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов и результатов историками, этнографами, политологами, религиоведами, философами и культурологами іти подготовке учебных пособий и курсов по истории Монголии и Центральной Азии. Также работа представит интерес для студентов и учащихся, углубленно изучающих древнюю историю Центральной Азии.
По мнению диссертанта, концептуальная схема изучения процесса создания Монгольского государства, предлагаемая в работе, и некоторые высказанные положения могут быть использованы при исследованиях других, типологически схожих с древнемонгольским, обществ номадов.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и библиографии.
Мировоззренческая и морально-нравственная характеристика монгольских племен в XII веке
Монгольские племена XII века сообразно их образу жизни, способу ведения хозяйства, географической среде обитания можно разделить на 2 большие группы: лесных охотников - рыболовов (hoyin irgen) и степных кочевников - скотоводов [Владимирцов, 1934. - С. 33].
Степные и лесные племена жили рассеянно, занимая обширные территории от Тарбагатая на западе до Великой китайской стены на востоке, от таежных районов Прибайкалья и Забайкалья на севере вплоть до пустыни Гоби на юге [Сандаг, 1977. - С. 24]. Широкое расселение монгольских племен было обусловлено их способом хозяйствования, т.е. скотоводством и охотой, которые в отличие от земледелия предполагают постоянное передвижение в поисках лучших пастбищ и охотничьих угодий.
К лесным племенам относились хори, баргуты, тумэты, булагачины, кэрэмучины, урянхаты и урасуты. Они жили на севере и северо-западе у озера Байкал и в нынешнем Забайкалье. В области Секизмурэн (Восьмиречье - современный Приангарский край) обитали ойраты [История МНР, 1967. -С. 102].
Наиболее крупными степными монгольскими племенами в XII веке были хамаг-монголы, кэрэиты, меркиты, найманы, татары, джалаиры, тайчиуты и другие [Там же].
Так как степные и лесные монгольские племена проживали в разных природно-климатических условиях, их образ жизни, способ ведения хозяйства очень сильно различались между собой. Главным занятием лесных племен была охота и рыболовство [История МНР, 1967. - С. 101]. Для перевозки грузов они использовали прирученных изюбрей-маралов. Жили в легких шалашах из коры березы и других деревьев, одежду шили из шкур и кож животных, пользовались лыжами, пили древесный сок [Рашид-ад-Дин, 1952а. - С. 123, 124]. Жизнь кочевника-скотовода, также как и горожанина, казалась им невыносимой [Там же, С. 124].
Главным занятием монголов-кочевников было скотоводство и охота. Разводили рогатый скот, овец, коз и лошадей, в меньшем количестве верблюдов. В поисках удобных пастбищ для скота несколько раз в год производили перекочевки [Владимирцов, 1934. - С. 36]. Кочевники жили в войлочных юртах, которые сравнительно легко разбирались [Там же. - С.41].
Земледелием монголы почти не занимались [Там же. - 44, 45]. Производили только то, что было нужно для несложного кочевого хозяйства: кочевые жилища, повозки, седла, предметы вооружения и т.д. [Там же. - С. 43]. Хозяйство монголов, таким образом, можно охарактеризовать как натуральное [Ням-Осор, 2003. - С. 62] или же имеющее значительные черты натуральности [Марков, 1976. - С. 54].
Судя по сообщениям «Сокровенного сказания монголов», в древнемонгольском обществе наблюдалась уже известная специализация в производстве. «Сказание» говорит нам о кузнецах, плотниках, пастухах овечьих стад, табунщиках [Сокровенное сказание монголов (далее в тексте -«Тайная история монголов», сокр. вар. - ТИМ), 1990. - 97,124,223].
Монгольские племена были втянуты в международную торговлю, но они в тот период еще не знали употребления денег, поэтому все торговые отношения сводились к товарообмену [Хомонов, 1995. - С. 141]. Меновая торговля с кочевниками находилась в руках туркестанских купцов, уйгурских и мусульманских, «всегда отличавшихся в этом отношении большей предприимчивостью, чем китайцы» [Бартольд, 1968а. - С. 255].
Монгольские кочевники нуждались прежде всего в том, что они не производили: в шелках, железных изделиях, оружии, одежде, муке, и т.д. Все эти недостающие им вещи они получали в обмен на своих овец, лошадей, шкурки пушных зверей [ТИМ, 1990. - 182; Хомонов, 1995. - С. 141, 142; Ням-Осор, 2003.-С. 62]. Следует отметить, что внутри самой Монголии XII века из-за низкого уровня развития производительных сил еще не создалось сколько-нибудь широких экономических связей [Ням-Осор, 2003. - С. 64].
Затрагивая вопрос об уровне общественно-политического развития татаро-монгольских племен XII века, отметим, что на сегодняшний день он является во многом еще не решенным и дискуссионным. На современном этапе в монголоведческой науке существует две точки зрения по этому вопросу [Крадин, 1995а. - С. 54; Кычанов, 1986. - С. 94]. Согласно одной из них монгольское общество XII века было предклассовым, позднепервобытным [Крадин, 19956. - С. 54], раннеклассовым [Егунов, 1984. - С. 248], военно-демократическим [Мункуев, 1970. - С. 353-358; Скрынникова, 1989. - С. 43]. В Монголии повсеместно господствовали первобытнообщинные, родовые отношения [Владимирцов, 1934. - С. 62, 63]. Вместо классовой дифференциации существовало деление на страты [Крадин, 19956. - С. 54] или прослойки старейшин, предводителей, зажиточных скотоводов, рядовых общинников, зависимых и рабов [Марков, 1976. - С. 60]. Государств не было, а существовали лишь союзы племен, объединения, носившие временный характер [Мункуев, 1970. - С. 353-358], возглавляемые вождями - первыми среди равных [Марков, 1976. - С. 69, 70]. Для обозначения обществ подобного типа Н.Н. Крадин придерживается дефиниции «вождество» [Крадин, 19956 - С. 54], предложенной впервые западными исследователями.
Предпосылки создания Великого Монгольского государства
Для того чтобы ответить на важный для нашего исследования вопрос о том, когда Чингис-хан начал ставить перед собой цель создания централизованного всемонгольского государства, обратимся к одному эпизоду, описанному в «Сокровенном сказании монголов». В параграфе 121 нукер Хорчи предрекает Тэмуджину всемонгольский престол: «Небо с землей сговорились, нарекли Темучжина царем царства. Пусть, говорит, возьмет в управление царство!» Отметим, что «пророчество» Хорчи было сделано еще до первой интронизации Чингис-хана в 1189 году. В 1206 году он, награждая Хорчи, отметил: «Ты предсказал мне будущее .... Ты, Хорчи, помнишь, говорил: «Когда сбудется мое предсказание, когда Небо осуществит твои мечты (курсив мой. - А.Г.), дай мне тридцать жен». А так как нынче все сбылось, то я жалую тебя: выбирай себе тридцать жен среди первых красавиц этих покорившихся народов» [ТИМ, 1990. - 207]. Таким образом, мы можем считать вполне доказанным тот факт, что к 1189 году Чингис-хан имел уже вполне сформировавшееся твердое намерение возглавить объединительный процесс в монгольской степи.
Возникает вопрос: «Мог ли Чингис-хан и его ближайшее окружение, предпринимая те или иные военно-политические акции, действовать спонтанно, необдуманно, руководствуясь сиюминутными выгодами и краткосрочными целями, т.е. не имея программы объединения «приемлемой для подавляющего большинства народа?»» [Гумилев, 1970. - С. 168]. По всей видимости, нет. Неопровержимой истиной для нас является мысль о том, что Чингис-хан, ставя перед собой такую грандиозную и казалось бы неосуществимую на тот момент задачу, как создание новой кочевой сверхдержавы, обязан был действовать целенаправленно, руководствуясь определенной системой взглядов на то, каким образом и для чего должны быть консолидированы в единое государство монгольские улусы, какими в этом государстве должны быть законодательная, административная и военная системы, какую социальную политику следует осуществлять, как бороться с внешними врагами и т.д. Именно об этом писал Н.С. Трубецкой, указывая на то, что Чингис-хан «в своей организационной деятельности руководствовался ... известными высшими принципами и идеями, соединенными в стройную систему». Он «ясно чувствовал и осознавал эту систему, был весь проникнут ею, и каждое отдельное его действие, каждый его поступок или приказ логически вытекал из его системы» [Трубецкой, 2000. - С. 230]. Видимо, такую систему принципов-идей и следует признать идеологией Великого Монгольского государства.
Концептуальной основой идеологической системы государства Чингис-хана стал тезис об исторической необходимости и правомерности объединения всех монголоязычных этносов вокруг рода Борджигин, власть которого должна была стать главным фактором, призванным обеспечить стабильность и процветание кочевого общества. Чингис-хан, таким образом, впрочем, как и все его основные соперники, действовал в русле древней центрально-азиатской традиции, когда род, стремившийся к узурпации власти над кочевыми племенами, например, Люаньди у хунну, Ашина у тюрок, Яглакар у уйгуров, а теперь Борджигин у монголов, собирал вокруг себя и «направлял на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами» [ТИМ, 1990. - 202]. О том, что традиция «собирания всеязычного государства» бытовала в сознании древнемонгольских ханов и была главным лейтмотивом их военно-политической деятельности, свидетельствуют слова, произнесенные Таян-ханом перед решающим сражением между Найманским и Монгольским ханствами за право политического лидерства над монгольскими кочевьями: «Уж не вздумал ли он, Монгол, стать ханом? Разве для того существует солнце и луна, чтобы и солнце и луна светили и сияли на небе разом? Так же и на земле. Как может быть на земле разом два хана?» [Там же. - 189]. Комментируя этот эпизод, Л.Н. Гумилев замечает: «Эта знаменательная фраза показывает, что еще в начале XIII в. не испарились традиции степного единства, заложенные хуннами, развитые тюрками и продолженные тем объединением монголо-язычных татарских племен, которые условно именовались цзубу. Теперь настало время для увенчания здания кочевой культуры и было неясно только одно: сделают это найманы или монголы» [Гумилев, 1970. - С. 162].
Как известно любая политическая идеология имеет определенную социальную направленность, т.е. выражает и защищает интересы определенных социальных групп (классов, слоев, сословий и пр.). В монголоведческой науке общепринятой аксиомой стало утверждение о том, что Чингис-хан в своей объединительной деятельности опирался на представителей монгольской степной аристократии, т.е. на своих нойонов, нукеров [Сандаг, 1977. - С. 37], предпринимал завоевательные походы и военно-административные реформы, «исходя из интересов своего класса» [Там же. - С. 34], что вся его деятельность была направлена на «укрепление новых классовых - феодальных отношений» [История МНР, 1967. - С. 113], а созданное им в 1206 году всемонгольское государство «носило ярко выраженный феодальный характер» [Там же. - С. 112].
Принимая в целом данную точку зрения, заострим свое внимание на причинах, которые побуждали Чингис-хана широко опираться на класс монгольской степной аристократии, защищать ее экономические и политические интересы. Как государственный деятель Чингис-хан был чужд каких бы то ни было сословно-классовых предрассудков. В его ближайшем окружении были не только представители древних аристократических фамилий, но и выходцы из простых аратов. Награждая в 1206 году высоким званием «дархан» трех своих приближенных, Чингис-хан говорил: «Кто был Сорхан-Шира? Крепостной холоп, арат у Тайчиутского Тодеге. А кем были Бадай с Кишлихом? Цереновскими конюхами. Ныне же вы мои приближенные. Благоденствуйте же в вашем дарханстве» [ТИМ, 1990. - 219]. На наш взгляд, Чингис-хан, подбирая людей в государственный аппарат своего улуса, обращал внимание не столько на сословное происхождение, сколько на «техническую годность данного лица и степень его соответствия известным нравственным требованиям» [Хара-Даван, 1991. - С. 56, 57]. Об этих нравственных требованиях калмыцкий исследователь Э. Хара-Даван пишет следующее: «Добродетели, которые он ценил и поощрял, были: верность, преданность и стойкость; пороки, которые особенно преследовал у своих подчиненных: измена, предательство и трусость» [Там же. - С. 57].
Мы полагаем, что Чингис-хан больше всего ценил людей, которые также, как и он, придерживались идей о необходимости объединения родственных монголоязычных этносов в единую нацию и создания единого централизованного государства и которые были готовы ради воплощения этих идей не только пренебречь своим материальным благополучием, но и пожертвовать в случае необходимости своей жизнью.
Идея о небесном мандате Чингис-хана на единохаганство
Судя по сообщениям «Сокровенного сказания монголов», Чингис-хан за весь период объединительной кампании осуществил 3 военно-административные реформы - в 1189 году после избрания главой Монгольского улуса [ТИМ, 1990. - 124], в 1204 году перед войной с найманским ханством [Там же. - 191, 192] и в 1206 году во время всемонгольского курултая [Там же. - 202-234]. Несомненно, что главная цель Чингис-хана - создание централизованного государства обусловила задачи и характер проведенных реформ.
Чингис-хан, возглавив в 1189 году союз ряда родственных монгольских племен и получив прерогативу на обустройство своего улуса, ставил перед собой 2 основные задачи военно-административного реформирования:
1) Монгольский улус должен иметь многочисленные и боеспособные армейские подразделения, для того чтобы вести активную завоевательную политику, направленную на консолидацию монгольских племен, подавлять возможные сепаратистские выступления племенных и родовых вождей, недовольных политическим курсом монгольского хана, а также чтобы успешно защищаться от внешней агрессии со стороны других претендентов на единохаганство.
2) Для того чтобы как можно более эффективней контролировать все стороны жизнедеятельности улуса, Чингис-хану необходимо сконцентрировать в своих руках всю полноту военной и административной власти, для чего в свою очередь необходимо назначить на наиболее ответственные должности в улусном аппарате надежных, лично преданных монгольскому правителю людей и поручить каждому из них выполнение четко очерченного круга обязанностей.
Сразу же после избрания ханом Чингис берется за создание улусной армии [ТИМ, 1990. - 124]. О том, какое огромное значение придавал Чингис-хан, впрочем как и все правители тогдашних татаро-монгольских улусов, созданию регулярных вооруженных сил, свидетельствует тот факт, что из 26 назначенцев на новые должности 13 человек, т.е. половина, получила различные армейские посты, а пятеро были так или иначе связаны с армией. Четыре человека «приняли обязанность носить колчан», т.е. возглавили подразделение стрелков из лука. Еще четверо руководили «носителями мечей», т.е. тяжелой кавалерией [Крадин, 19956. - С. 53]. Им же Чингис-хан делегировал «полицейские функции» [Там же]: «Облегчайте шею тем, кто будет насильничать; рубите ключицы тем, кто будет зазнаваться». Из четырех человек Чингис создал «глубоко эшелонированную службу разведки» [Ням-Осор, 2003. - С. 72]. Они же выполняли обязанности вестовых-гонцов. Особый статус получил Субэдэй-баатур, который был назначен командиром авангарда [Кычанов, 1995. - С. 47].
Как известно армии татаро-монгольских улусов XII века не имели пехоты: лучники, «мечники», разведчики были прежде всего всадниками. Чжао Хун замечает об этом: « ... [у них] нет пеших солдат, а все конные воины» [Мункуев, 1975. - С. 67]. Поэтому одной из жизненно важных задач для Чингис-хана стало обеспечение улусной кавалерии лошадьми, специально предназначенными для боевых действий, т.е. тщательно ухоженными и хорошо откормленными. Два человека назначаются ханскими конюшими-актачинами. Трое стали следить за выпасом, по всей видимости, общеулусного табуна.
Затрагивая вопрос о численности армии в 1189 году, отметим, что к началу военной кампании с Чжамухой у монгольского хана было 3 тумена воинов, составленные из 13 куреней [ТИМ, 1990. - 129]. И если учесть замечание Рашид-ад-Дина о том, что у монгольских племен XII века курень насчитывал 1000 кибиток [Рашид-ад-Дин, 19526. - С. 18], то можно предположить, что у Чингис-хана реально было не 30000, а 13000 воинов. Таким образом, термин «тьма/тумэн» во времена Чингис-хана был условным и обозначал воинские соединения больше одной тысячи. Такая ситуация была характерна для большинства кочевых государств: в империи хунну, например, были такие «десятитысячники», которые реально состояли из 5000-7000 всадников [Таскин, 1968. - С. 40].
Помимо организации армии, Чингис-хан заботится об эффективном административном управлении своего улуса. Пользуясь делегированными ему полномочиями, он назначает на наиболее важные посты в аппарате ряд лиц, успевших продемонстрировать Чингис-хану свою лояльность и преданность и потому пользовавшихся его полным доверием [ТИМ, 1990. - 124, 125].
Дегаю был поручен контроль за выпасом ханских стад, снабжение ханской семьи и, по всей видимости, его нукеров продуктами питания. Специально были поставлены трое кравчих-бавурчинов, в обязанности которых входила организация пиров и ежедневного питания семьи хана. Это была очень ответственная должность при дворах татаро-монгольских ханов. Баурчи, как правило хороший знаток родословных, подавал кушанья и напитки, строго сообразуясь с местом каждого аристократа в иерархической структуре данного рода. Поэтому любое нарушение в порядке подачи и распределения пищи и питья воспринималось членами рода как тяжкое моральное оскорбление [Викторова, 1980. - С. 28]. Из-за ошибки кравчего Шикиура на пиру в Ононской дубраве началась война Чингис-хана с бывшими союзниками - чжуркинцами [ТИМ, 1990.- 130, 131,132].
Плотник Гучугур был назначен заведовать «кочевыми колясками», т.е., видимо, кибитками на колесах. В условиях постоянных набегов и войн телега-кибитка была незаменимым транспортным средством, позволявшим, не тратя лишнего времени на сборы имущества, быстро уйти от врага [Владимирцов, 2002. - С. 337]. Додаю было поручено управлять домочадцами и слугами.
Контроль за функционированием всего административного аппарата Чингис-хан доверил двоим своим наиболее преданным нукерам - Боорчу и Чжельме [ТИМ, 1990. - 125].
Командные директивы для армейского и административного аппарата исходили непосредственно от Чингис-хана, при котором был специальный консультативный орган - «Великий семейный совет» [Там же. - 154] (Еке Эйе) [Козин, 1941. - С. 123, 124], состоявший из ближайших родственников и сподвижников хана. На совете вырабатывались наиболее важные стратегические решения внешней и внутренней политики [Крадин, 1995а. -С. 191].
Таким образом, Чингис-хан, сосредотачивая в своих руках всю полноту военной - через Субэдэя и административной - через Боорчу и Чжельме власти, мог сравнительно легко и эффективно руководить улусом и армией. Поручив наиболее ответственные должности своим ставленникам, Чингис-хан тем самым достигал колоссальной экономии своих сил и энергии и мог целиком сосредоточиться на вопросах внешней политики. По-видимому, так или примерно так управлялись в те годы все улусы татаро-монгольских племен - улус Чжамухи, Ван-хана, Таян-хана и т.д.
В целом исследователи дают одинаковую характеристику военно-административной организации улуса Чингис-хана в 1189 году. Ш. Сандаг характеризует ее как «еще довольно примитивное управление личным хозяйством хана» [Сандаг, 1977. - С. 29], Н.Н. Крадин как «рыхлую племенную систему» [Крадин, 1995а. - С. 191], Е.И. Кычанов как «органы управления, отличные от старых родовых институтов, ... несшие в себе зачатки власти государственной» [Кычанов, 1973. - С. 47].
Идеологическое значение и символика обрядов, проведенных Чингис-ханом на курултае 1206-го года
На наш взгляд, расхождение в датировке возникает из-за разногласия в сообщениях источников, которыми пользовались авторы. Так, «Сокровенное сказание монголов» указывает на то, что аристократы Монгольского улуса «Тэмуджина нарекли Чингис-ханом и поставили ханом над собой» в 1189-м году по нашей датировке [ТИМ, 1990. - 123]. В 1206-м году Чингис-хана «нарекли ханом», т.е правителем Великого Монгольского государства [Там же. - 202]. Следует отметить, что Лубсан Данзан, автор «Алтан тобчи», также как и анонимный автор «Сокровенного сказания монголов» относит переименование Тэмуджина в Чингис-хана к его первой интронизации, т.е. к 1189 г. [Лубсан Данзан, 1973. - С. 100]. Однако, сообщениям «Сокровенного сказания монголов» противоречат данные Рашид-ад-Дина, который пишет, что «великое звание «Чингиз-хан»» утвердили за Тэмуджином на курултае 1206-го года [Рашид-ад-Дин, 19526. - С. 150]. Этой же даты придерживаются авторы «Юань-ши» [Юань-ши, 2004. - С. 456] и «Altan tobchi » Мэргэн гэгэна [Балданжапов, 1970. - С. 151]. Возникает вопрос: «Какая же дата переименования Тэмуджина в Чингис-хана наиболее достоверна - 1189 или 1206-й г.?»
Попробуем предложить свой вариант датировки. Предводители древнемонгольских племён очень часто прибегали к практике заимствования у соседних народов престижной титулатуры, почётных званий, а также зачастую меняли свои личные имена, данные им при рождении, на новые. Можно предположить, что, заимствуя иностранные, немонгольские по своему происхождению титулы, монгольские хаганы рассчитывали таким образом увеличить свой социальный статус и престиж в глазах своих подданных и населения соседних улусов. Например, Джамуха на курултае 1201 г. по инициативе ряда племён получил каракитайский титул «гур-хан» [ТИМ, 1990.-141].
Зачастую личное имя данное при рождении выходило из употребления и вместо него использовался только заимствованный титул. Например, кэрэитский хан Тоорил, получив в награду за помощь оказанную при разгроме татар китайский титул «вана», т.е. в переводе Рашид-ад-Дина «государь одной области» [Рашид-ад-Дин, 19526. - С. 108], стал называться не Тоорил-ван, а Ван-хан. Его брат Кэрабэтай после длительной службы в тангутском государстве получил титул «джакамбу», т.е. «великий эмир области» [Там же. - С. 109]. С этого момента он фигурирует в наших источниках не как Кэрабэтай-джагамбу, а просто как Джагамбу.
Возвращаясь непосредственно к Чингис-хану, отметим, что он в 1189-м году, будучи еще Тэмуджином, как только что избранный глава Монгольского улуса получил титул «хаган» (сокращенный вариант «хан»). Вместе с титулом он пожелал получить и новое имя «Чингис», которое, как мы увидим ниже, более соответствовало по своему смыслу новому политическому статусу его владельца, нежели «Тэмуджин», т.е. «кузнец» [Груссе, 2002. - С. 34; Кычанов, 1970. - С. 10]. На курултае 1206 г. Чингисхан по давно устоявшейся традиции должен был получить соответствующий его положению главы Великого Монгольского государства почетный титул или же новое имя, но так как он был уже переименован в 1189 г. в «Чингиса», имел титул «хана» и не хотел заимствовать «дискредитированные иностранные прозвища» [Хара-Даван, 1991. - С. 50] - «гур-хан», «джагамбу» и др., то не оставалось ничего другого, как вторично провести церемонию присвоения всемонгольскому хану имени-титула «Чингис-хан». Такая версия, на наш взгляд, выглядит наиболее правдоподобной, она устраняет диссонанс в сообщениях наших источников.
Обращаясь к этимологии слова «Чингис», отметим, что в монголоведческой литературе не существует единого мнения относительно его значения. Еще сунский посол Чжао Хун, транскрибируя это слово в форме «Чэн-цзи-сы», производил его от 2-х китайских слов «тянь цы» [Мункуев, 1975. - С. 50], т.е. «получивший пожалование от Неба» [Панкратов, 1989. - С. 181] или же «сын Неба» [Бартольд, 19686. - С. 619]. Однако не совсем понятно, как за такой короткий срок китайское слово «тянь цы» могло так сильно исказиться в «Чэн-цзи-сы», а тем более в монгольское «Чингис». Метаморфоза слов, очень резко отличающихся друг от друга в фонетическом отношении, выглядит совершенно невероятной. Скорее всего этимология Чжао-Хуна является всего лишь проявлением его китаецентристских настроений [Мункуев, 1975. - С. 118,119].
Рашид-ад-Дин производил слово «Чингис» от тюркского «чинг» -«сильный и крепкий», которое во множественном числе звучало как «государь сильный и великий» [Рашид-ад-Дин, 19526. - С. 150, 252, 253]. Позже этимология персидского историка перешла в сочинение Абуль Гази [Мункуев, 1975. - С. ПО]. Она была принята с небольшими оговорками К. Д Оссоном [Д Оссоном, 1937. - С. 77], Э. Х.-Даваном [Хара-Даван, 1991. - С. 36, 37], Г. Лэмбом [Лэмб, 2002. - С. 80], М. Хоангом [Хоанг, 1997. - С. 114], С.С. Уолкером [Уолкер, 1998. - С. 310], Е.И. Кычановым [Кычанов, 1970. - С. 48].
Особняком стоят версии Саган-Сэцэна [Дмитриев, 1994. - С. 72] и Лубсан Данзана [Лубсан Данзан, 1973. - С. 100], производивших имя монгольского хана от звуков пения птицы - «чингис, чингис», Джека Уэзерфорда, указывающего на его сходство с именем тотемического первопредка монголов - волка (чино) [Уэзерфорд, 2005. - С. 154], и исследователя Ялбака Халбая, возводящего его путем сложных филологических манипуляций к слову «Тенгри» - небо [Халбай, 2001. - С. 35].
На сегодняшний день наиболее распространенными являются 2 версии: 1) Чингис - имя шаманского божества, одного из гениев-хранителей Хормусты - Хаджир-Чингис-тенгри; 2) «чингис» - палатализованная форма тюрко-монгольского tenggis - «море», «океан». Первая точка зрения, основоположником которой является бурятский ученый Д. Банзаров [Банзаров, 1955. - С. 61], получила свое распространение в трудах В.В. Бартольда [Бартольд, 1968а. - С. 262], Б.Я. Владимирцова [Владимирцов, 1995. - С. 33], Н. Ням-Осора [Ням-Осор, 2003. - С. 74], И.С. Урбанаевой [Урбанаева, 1994.-С. 211].
Вторая версия была предложена независимо друг от друга Г.И. Рамстедтом и П. Пельо [Мункуев, 1975. - С. 110, 111]. Финляндский ученый Г.И. Рамстедт, обосновывая свою точку зрения, проводил параллель между словами «Чингис-хан» и титулом «Далай-лама» и указывал на фонетический закон перехода тюркского - ti в монгольское сі (например, тюрк, bitiq = монг. bicig; одтегин = одчигин) [Балданжапов, Ванникова, 2001. - С. 84; Рашид-ад-Дин, 1960. - С. 107]. По мнению исследователей, имя-титул Чингис-хан должно было переводиться как «хан-океан» и имело значение «хан обширный и могучий, беспредельный как океан» или же «владыка вселенной» [Кычанов, 1995. - С. 88].
Следует отметить, что данной версии придерживаются такие ученые, как Ц. Дамдинсурэн [Сайшиял, 2006. - С. 83], Сайшиял [Там же], Ш.Н. Нацагдорж [Нацагдорж, 1991. - С. 47, 48], Б.С. Дугаров [Дугаров, 1996. - С. 105], Ш.Р. Цыденжапов [Цыденжапов, 1990. - С. 98, 99] и др. В частности, бурятский исследователь Ш.Р. Цыденжапов обнаружил, что в монгольском тексте «Сокровенного сказания монголов» наряду с именем «Чингис», фигурирует его тюркская форма, т.е. «тенкис» - море. Ученый приходит к выводу, что «в начале рассматриваемое слово существовало в виде тенкис, а затем превратилось в Чингис» [Там же].
