Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ В МАССОВОМ ДИСКУРСЕ 28
1. Гигиенический дискурс и массовое распространение нижнего белья 28
2. Дискурс «культурности» и легитимация потребления 41
3. Дискурс «личного вкуса»: формирование тела и личности 50
Выводы 61
ГЛАВА 2. НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ КАК СИСТЕМА ВЕЩЕЙ 62
1. Происхождение категории «нижнее белье» 62
2. Нижнее белье в контексте истории моды, стилей и технологии 78
Выводы 92
ГЛАВА 3. НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ 93
1. Производство и приобретение нижнего белья 93
2. Практики использования нижнего белья
3 Продолжительность использования нижнего белья 143
4 Пост-история: эмоции и память о советском нижнем белье 153
Выводы 158
Заключение 159
Библиография 164
- Гигиенический дискурс и массовое распространение нижнего белья
- Происхождение категории «нижнее белье»
- Производство и приобретение нижнего белья
Введение к работе
Актуальность исследования. В современных гуманитарных науках наблюдается рост интереса к осмыслению советской культуры. Этот исследовательский объект изучается в рамках различных дисциплин, среди которых история культуры может претендовать на ведущую роль.
В исследованиях историков советской культуры сложились различные подходы к рассмотрению влияния государственной идеологии1 на социокультурные процессы, и среди них можно выделить три основных интерпретации. В рамках первого подхода изучение идеологического влияния идеологии на культуру и ее феномены нивелируется, материальная культура рассматривается в отрыве от идеологических схем.
Вторая позиция связана с подходом к советскому обществу как к тоталитарному, где культура рассматривается как «перерабатывающий механизм, превращающий сырье идеологических догм в горючее образов и мифов».3 Роль материальной среды в этом случае состоит в просветительской визуализации мифа о новой действительности ив формировании чувства общности у людей.4 Согласно мнению исследователей, придерживающихся этого подхода, в советской тоталитарной культуре была уничтожена личная жизнь и стерты границы между индивидом и коллективом, личным и общественным, публичным и приватным.5 Как следствие, в материальной
культуре прослеживаются образы «анонимного человека массы» и
б «коллективной телесности».
В рамках третьего подхода, к которому принадлежит и данное
исследование, за государством также признается роль «вездесущего и
1 Под «идеологией» в исследовании понимается система дискурсивных концепций и категорий, с помощью
которых люди понимают, оценивают, переживают сложившееся у них представление о реальных условиях
своего существования. См.: Althusser L. Ideology interpellates individuals as subjects II Identity: A Reader led.. P. du
Gay at al. L: SAGE Publ., 2000. P. 31-38.
2 Кононова И., Самсонадзе H. Женщина и ее платье. Россия. Век XX. М.: Агенство моды «Atelier», 2000.
3 Голомшток И. Тоталитарное искусство. М.: Галарт, 1994. С. 9.
4 Золотоносов М. Слово и тело. Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного
текста XIX-XX веков. М.: «Ладомир». С. 570-764.
5 Там же.
6 Рыклин М. Тела террора. К логике насилия // Бахтинский сборник. Вып. 1. М.: Прометей, 1990. С. 60-76.
центрального агента», осуществляющего контроль над публичной и приватной сферой, а также личностью. Но сторонники этой точки зрения, в дополнение к этому, обращают внимание на исследование частной сферы как пространства
приспособления и сопротивления идеологическим догмам. Такой подход позволяет разрушить ряд стереотипов о советских культурных артефактах, в том числе стереотипы восприятия одежды и нижнего белья как механизма, выполняющего репрессивные функции контроля над сексуальностью и нивелирования индивидуальных различий.
Именно в рамках третьей интерпретации становится актуальным и +возможным детальное рассмотрение приватного пространства и его составляющих. Как представляется автору работы, изучение практик обращения с нижним бельем является одним из рельефных примеров, позволяющих сделать заметными многие невидимые особенности повседневной жизни советского человека. С одной стороны, нижнее белье отвечает идеологическим предписаниям о том, какими должны быть вещи массового производства. С другой стороны, нижнее белье как вещь из «недоказанной» жизни и одновременно как вещь, наиболее близкая к человеку, обладает наилучшим потенциалом для иллюстрации того, как происходит приспособление идеологических догм и переопределение социокультурного значения вещей в повседневности. Нижнее белье, таким образом, может выступать индикатором процессов, происходящих в культуре в целом.
Проблема исследования заключается в том, что наряду с идеологией, оказывающей влияние на материальную среду и повседневную жизнь людей, в советской культуре возникают повседневные практики и появляются вещи, которые не соответствуют в полной мере доминирующей идеологии. Актуальность исследования состоит в осмыслении нижнего белья как примера непоказанной части жизни советского человека и как
7 Fitzpatrick S. Everyday Stalinism. Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in 1930s. Oxford UP, 1999. P.
3.
8 Козлова H. Горизонты повседневности советской эпохи. М.: Институт философии РАН, 1996.
непроблематизированного объекта, исследование которого в рамках истории культуры до сих пор не проводилось.
Объектом исследования выступает идеология вещей и повседневные практики, связанные с использованием вещей в советской культуре, предметом исследования — нижнее белье, его социокультурное значение и изменение этого социокультурного значения на протяжении 1917-1980-х годов. Цель исследования состоит в том, чтобы на примере истории нижнего белья показать, каким образом идеологические предписания и социокультурные значения трансформируются в повседневной жизни в культуре России в 1917-1980-е годы. Для достижения цели были поставлены и решены следующие задачи:
описать идеологию вещей в советском обществе на примере
нижнего белья, выделить периоды трансформации идеологии
вещей;
проследить, каким образом изменялось социокультурное
значение нижнего белья в контексте трансформации идеологии;
проследить, как происходило приспособление нижнего белья к
личности и переопределение его социокультурного значения в
повседневной жизни людей;
предложить периодизацию для исследования нижнего белья в
советской культуре. Степень разработанности проблемы. Тематика диссертации носит междисциплинарный характер и принадлежит областям культурологии, истории и социологии. В каждой из названных дисциплин разработаны теории и эмпирические исследования, связанные с проблемой диссертации. Определим релевантные тематические направления и проанализируем степень разработанности проблемы в каждой из них. К релевантным областям относятся социальная и культурная история, историческая социология, культурные исследования, история советской культуры, социология
потребления и материальной культуры, социология и история нижнего белья, социология и история телесности, история нижнего белья в советской культуре.
Социальная история, историческая социология и культурная история. Перечисленные исследовательские направления могут дать общую рамку для анализа исторической трансформации культуры и вещей.
Методический принцип социальной истории состоит в анализе трансформации социальных и ментальных структур в длительные периоды времени. Исследователи предполагают, что исторический процесс является нелинейным, но однонаправленным. Объектом их изучения в данной традиции становится история частной жизни, нравов, одежды. Среди западных исследователей в этой парадигме работали представители и последователи французской школы «Анналов»: JL Февр, М. Блок, Ф. Бродель, Ж. ле Гофф, Й. Хейзинга, Ф. Арьес;9 среди отечественных исследователей — А. Гуревич, С. Журавлев.10 Ограничения социальной истории по отношению к проблеме данной работе состоят, во-первых, в том, что социальные историки анализируют длительные периоды времени, тогда как советский период включает всего несколько десятилетий; во-вторых, такая короткая протяженность периода не позволяет делать выводы о трансформации структур ментальносте, а способствует лишь приближению к пониманию особенностей ментальности советского человека; в-третьих, социальная история предполагает обращение к структурному уровню и упускает из вида отдельного человека, что существенно ограничивает возможности методологии в изучении явлений, связанных с человеком и его повседневной жизнью.
Тесно связанным с социальной историей, а также с исторической и культурной антропологией направлением является микро-история, или история повседневной жизни. Этот подход отличает внимание к процессам
' Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999; Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс, 1992; Блок М. Апология истории или ремесло историка. М: Наука, 1986; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIIIb. Т. 1. Структуры повседневности. Возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986; Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры. М.: Прогресс - Традиция, 1997.
повседневной жизни, ее характерным, или «знаковым», явлениям, в том числе в сфере внешнего вида, одежды, досуга, здоровья. Такой подход позволяет избежать недостатков структуралистского подхода социальных историков — схематичности. Важными в контексте исследуемой проблемы являются работы по истории повседневности в советской культуре Н. Лебиной и А. Чистикова.11
Представители исторической социологии сосредотачиваются на анализе социальных структур - социальной стратификации, социальных институтов и социальных отношений, а также повседневных практик, т. к. историческая социология тесно связана с историей повседневности. Смещение акцента к повседневным практикам, т.е. к рутинизированным действиям людей, позволяет не только выделять структуры, но также анализировать сопротивление структурным условиям с позиции отдельных людей. Включение в анализ повседневных практик, которые часто рассматриваются как «тактики» приспособления к структурным условиям, особенно важно в случае советского общества, где структурный уровень, например, идеология, нередко расходится с повседневностью. Классическими работами по социологии повседневных практик являются тексты М. де Серто, Дж. Скотта, исследованию повседневных практик в контексте культурных исследований посвящены тексты Т. Скочпол и Е. Боннелл,13 примерами эмпирических исследований в области исторической социологии и социологии повседневности служат работы Н.Козловой, В.Волкова, С. Чуйкиной и К.Герасимовой.14 Ограничения
Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972; Гуревич А. Я. Марк Блок и «Апология истории» // Блок М. Апология истории или ремесло историка. М: Наука, 1986. " Лебина Н. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. СПб.: Журнал «Нева», Издательско-торговый дом «Летний сад», 1999; Лебина Н., Чистиков А. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.
12 Certeau M. de The Practice of Everyday Life. Minneapolis (Minn.) University of Minnesota Press, 1998; Scott J.
Seeing like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed. New Haven, CT: Yale
University Press, 1998.
13 Beyond the Cultural Turn. New directions in the Study of Society and Culture /eds. E. Bonnell, T. Skocpol Berkeley,
LA, London: University of California Press, 1999; Skocpol T. Sociology's Historical Imagination II Vision and Method
in Historical Sociology /Ed. T. Skocpol. Cambridge: Cambridge UP. P. 1-21.
14 Козлова H. Горизонты повседневности советской эпохи. (Голоса из хора). M.: Институт философии РАН,
1996; Козлова Н. Методология анализа человеческих документов // Социологические исследования. 2004. №1.
С. 14-26; Козлова Н. Социально-историческая антропология. M.: Ключ, 1998; Волков В. В. Концепция
культурности, 1935-1938 гг.: советская цивилизация и повседневность сталинского времени //
Социологический журнал. 1996. № 1-2. С. 194-214; Волков В. В. О Концепции практик(и) в социальных науках
// Социологические исследования. 1997. № 6. С. 9-24; Герасимова Е. Массовое жилищное строительство и
исторической социологии состоят в том, что в данном направлении приоритетом является социологический подход, и следование традиции предполагает объяснение культуры через социальные факторы, т. е. подчиненность культуры социуму; в соответствии же с идеей данного исследования основное значение имеет культурный контекст, который определяет другие процессы, в том числе и социальные процессы.
Исследованием трансформации повседневности, поведения человека и структуры личности является работа Н. Элиаса «О процессе цивилизации».15 Процесс цивилизации понимается как процесс однонаправленной трансформации поведения и личности, в результате которого формируется современный «цивилизованный» человек. «Цивилизованность» отражает состояние ряда социальных качеств человека: манер, речи, телесности. В цивилизационныи процесс включаются различные вещи, которые выступают как посредники в формировании личности. К таким посредникам следует отнести носовой платок, салфетку, ложку, вилку, одежду и нижнее белье. Идея нижнего белья как посредника в цивилизационном процессе используется в данном исследовании для объяснения исторических изменений вещей и позволяет поставить вопрос о том, являлась ли трансформация вещей в советской культуре частью универсального цивилизационного процесса или имела собственную логику.
Другим релевантным исследовательским направлением является культурная история (cultural history). Культурные историки, в отличие от социальных историков и социологов, обращаются к исследованию культуры и утверждают приоритет культуры по отношению к социальной сфере. В круг интересов исследователей в контексте данной методологии включаются выпадающие из структуралистских подходов явления — человек и его
изменения в повседневной жизни горожан // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 1998. № 3. С. 23-32; Герасимова К. Советская коммунальная квартира как социальный институт: историко-социологический анализ. Диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук. СПб., 2000; Чуйкина С. Жизненные траектории дворян в советском обществе: Ленинград 1920-30-х годов. Диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук. СПб, 2000.
обыденная жизнь, поэтика бытового поведения, образ женщины и мужчины, канон красоты, репрезентация телесности. К классическим работам в области устной истории можно отнести исследования П. Бёрк, Р. Шартье, Ю. Лотман.16
С культурной историей тесно связано другое направление — культурные исследования (cultural studies). Культурные исследования представляют собой критический междисциплинарный проект, основанный на методологии марксизма. Одним из основных понятий в контексте этой методологии является «идеология», которая рассматривается как система значений и трактуется как способ видения мира. Понятие идеологии, которое в такой трактовке сближается с понятием культурного контекста, играет важную роль в данном исследовании, поскольку позволяет критически осмыслить и подчеркнуть роль контекста в исследовании вещей в советской культуре17.
История советской культуры. Эмпирическими исследованиями по истории советской культуры в отечественной гуманитаристике являются работы В. Паперного, М. Рыклина, В.Волкова, А. Эткинда, О. Хархордина, К.Герасимовой, С.Чуйкиной, Е. Здравомысловой и В. Воронкова, О. Калачевой, Н. Козловой, И. Сандомирской, О. Вайнштейн, Т. Дашковой, О. Гавришиной, Ю. Градсковой, Н. Лебиной и А. Чистикова.18
15 Elias N. The Civilizing Process. Oxford: Blackwell, 1994; Элиас H. О процессе цивилизации. Т. 1. М.; СПб.,
2001.
16 Burke P. The Italian Renaissance: Culture and Society in Italy. Cambridge: Polity Press, 1987; Burke P. Varieties of
cultural history. Cambridge Ithaca, NY Polity Press Cornell University Press, 1997; Chartier R. Cultural history.
Between practices and representations. Cambridge Polity Press, 1988; Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и
традиции русского дворянства (XVIII - нач. ХХвека). СПб.: Искусство, 1994.
1 Подробнее о культурных исследованиях см. в разделе «Методология исследования» на с. 18-20 данной работы.
8 Вайнштейн О. Б. Полные смотрят вниз. Идеология женской телесности в контексте российской моды //
Художественный журнал. 1995. № 7. С. 49-53; Вайнштейн О. Б. Улыбка чеширского кота: взгляд на
российскую модницу // Женщина и визуальные знаки /ред. А. Альчук. М.: Идея - Пресс, 2000. С. 30-40; Волков
В. В. Концепция культурности... // Социологический журнал. 1996. № 1-2. С. 194-214; Герасимова Е. Массовое
жилищное строительство... // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 1998. № 3. С. 23-
32; Дашкова Т. Визуальная репрезентация женского тела в советской массовой культуре 30-х годов // Логос.
1999. № 11-12 1 l_12/10,htm [здесь и далее - последнее обращение к
ресурсу 10.04.2004]; Дашкова Т. «"Работницу" - в массы!»: политика социального моделирования в женских
журналах 1930-х годов // Новое литературное обозрение. 2001. №50
: Дашкова Т. Норма versus роман: формулы любви в советском кинематографе 1930-х годов. Доклад на конференции «Современные культурные исследования: Методология, предмет, социальные контексты». Москва. Институт европейских культур. 25 декабря; Козлова Н. Горизонты повседневности... М.: Институт философии РАН, 1996; Козлова H. Социально-историческая антропология. М.: Ключ, 1998; Паперный В. Культура Два. M.: Новое литературное обозрение, 1996; Рыклин M. Тела террора // Вопросы литературы. 1992. № 1. С. 130-147; Kharkhordin О. The Collective and the Individual in Russia. Berkeley:
Социолог В. Волков вписывает прагматические изменения, произошедшие в советской культуре конца 1930-х годов, в концепцию «культурности». Исследователь говорит о том, что политика культурности имела целью сделать быт советских людей в большей степени цивилизованным, при этом под культурностью понимается индивидуальное освоение культуры. Прагматическое содержание концепции культурности, или повседневные практики, которые характеризовали цивилизованного человека в культуре 1930-х годов, включали следование моде, умение пользоваться ножом и вилкой, знание литературы и музыки.19 Социолог О. Хархордин исследует особенности приватной и публичной сфер в советской культуре с точки зрения социального контроля и приходит к выводу о том, что социальный контроль в советской культуре осуществляется в «горизонтальном» варианте, где каждый человек следит за другим человеком. Особенности публичной и приватной сфер исследуют социологи В. Воронков и Е. Здравомыслова. Они приходят к выводу, что в советской культуре важное значение имела «квазипубличная сфера», или форма организации повседневной жизни, связанная с приватизацией сфер общественной жизни или с обобществлением приватной сферы. Социолог К. Герасимова изучает особенности организации физического и социального пространства в коммунальной квартире. Характерные черты методологического подхода в перечисленных исследованиях состоят в том, что они выполняются в контексте социологии повседневных практик, которые формируются в противовес структурным условиям.
California UP, 1999; Kharkhordin О. Reveal and Dissimulate: A Genealogy of Private Life in Soviet Russia /eds. J. Weintraub J., K. Kumar. Public and Private in Thought and Practice: Perspectives on a Grand Dichotomy. Chicago: University of Chicago Press, 1997. P. 333-363; Vainshtein O. Female fashion, soviet style: bodies of ideology II Russia. Women. Culture /eds. H. Goscilo, B. Holmgren. Indiana UP, 1996. P. 64-94.
19 Волков В. В. Концепция культурности... // Социологический журнал. 1996. № 1-2. С. 194-214.
20 Kharkhordin О. The Collective... Berkeley: California UP, 1999.
21 О «квазипубличной сфере» или о «неформальной публичной сфере» в коммунистических обществах в целом
и в Советской России в частности см.: Garcelon М. The shadow of the Leviathan: public and private in communist
and post-communist society II Public and Private in Thought and Practice: Perspectives on Grand Dichotomy led.
J. Weintraub, K. Kumar. The University of Chicago Press, 1997; Zdravmyslova E., Voroncov V. The informal public in
soviet society: double morality at work II Social research. Vol. 69. № 1. 2002. P. 49-69.
22 Герасимова К. Советская коммунальная квартира... СПб, 2000.
Советская культура является также объектом исследования культурологов. Так, например, Т. Дашкова изучает визуальные репрезентации женского тела в массовом дискурсе в 1920-30-е годы. Эмпирический анализ визуального канона женского тела и особенно мелких деталей, таких как лицо и его черты, использование косметики, стрижка, особенности фигуры, стиль одежды, позволил Дашковой прийти к выводу о том, что в начале 1930-х годов доминировало два канона телесности: «артистический» и «рабоче-крестьянский». К концу 1930-х годов прозападный женственный артистический канон и «бесполый» советский рабоче-крестьянский «слились», различия между ними стерлись в результате взятого в 1935—37 гг. «курса на женственность».23
Культуролог О. Вайнштейн обращается к женскому платью, женскому телу и идеологии моды в России в позднесоветский и постсоветский периоды. На основе анализа «женских» журналов, автор приходит к выводу, что советский эталон модной женщины базировался на понятиях «уместность», «простота», «красота», «скромность», «удобство» и «чувство меры». В повседневной жизни, несмотря на четкие дискурсивные каноны, присутствовали отклонения от нормативных моделей. Рассматривая особенности моды и стиля в советской и постсоветской повседневности, Вайнштейн описывает и объясняет такие культурные феномены, как «двойники» и «разряженность». Тем самым автор дает возможность получить представление о вещах и канонах, которые как были вписаны в дискурс, так и «выпадали» из него. Названные исследования московских культурологов выполнены в рамках структуралистских и постструктуралистских методологий, в них также активно используется метод семиотического анализа.
Историки Н. Лебина и А. Чистиков посвящают свои книги истории повседневной жизни Советской России в период реформ эпохи НЭПа и «хрущевских» времен. В книге о повседневной жизни советского города в
23 Дашкова Т. Визуальная репрезентация женского тела... // Логос. 1999. № 11-12 1112/IO.htm: Дашкова Т. «"Работницу" в массы!»... // Новое литературное
1920-30-е годы Лебина рассматривает историю повседневности с точки зрения концепции «нормирования» повседневности, выделяет и описывает «нормальные» и «аномичные» структуры, свойственные изучаемому периоду. В книге «Обыватель и реформы» Лебина и Чистиков подчеркивают необходимость раскрыть советскую историю с точки зрения «обычного» человека, его повседневной жизни и «знаковых» явлений повседневности. На основе архивных материалов и воспоминаний исследователи описывают знаковые феномены времени, от желтых ботиночек 1920-х годов до болоньевого плаща 1960-х годов.
Исследователи М. Рыклин, В. Паперный, М. Золотоносов, М. Голомшток
занимаются анализом различных семиотических систем — архитектуры
московского метрополитена, садово-парковой скульптуры, живописи в
советской культуре 1920-30-х годов. Исследователи в основном
интерпретируют изучаемые явления исходя из «тоталитарной» парадигмы, в контексте которой культурные феномены рассматриваются как производные тоталитарной идеологии.24
Западные исследователи советского общества и советской культуры, в работах которых представлены общие интерпретативные рамки анализа советской истории, и в том числе культурной истории, — социологи и историки В. Данэм, Ш. Фитцпатрик, С. Бойм, Н. Тимашефф, Ш. Плаггенборг, Ю. Гронов. Ш. Плаггенборг, изучая советскую культуру 1920-х годов через призму идеологических проектов, приходит к выводу о том, что, по сути, весь советский эксперимент являлся антропологическим, т. е. направленным на человека и его тело. Результатом этого эксперимента стал «новый советский человек». Н. Тимашефф, Ш. Фитцпатрик, В. Данэм и Ю. Гронов предлагают
обозрение. 2001. № 50; Дашкова Т. Норма versus роман... Москва. Институт европейских культур. 25 декабря.
24 Голомшток И. Тоталитарное искусство. М.: Галарт, 1994; Золотоносов М. Слово и тело. Сексуальные
аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста XIX-XX веков. М.: Ладомир, 1999;
Паперный В. Культура Два. М.: Новое литературное обозрение, 1996; Рыклин М. Тела террора // Вопросы
литературы. 1992. № 1. С. 130-147.
25 Boym S. Common places. Mythologies of everyday life. Cambridge, Mass. Harvard University Press, 1994; Dunham
V. S. In Stalin's Time. Middleclass values in Soviet Fiction. Cambridge: Cambridge UP, 1979; Fitzpatrick S. Everyday
осмыслять советскую культуру 1930-х годов в контексте идеи «консервативного поворота» от авангардных большевистских экспериментов к ценностям дореволюционного образованного класса. Финский социолог Ю. Гронов описывает особенности сферы потребления в 1930-е годы с использованием категории «демократичной роскоши», к которой относятся шампанское и икра. Перечисленные исследования основываются на богатом эмпирическом материале и полезны как примеры осмысления советской культуры. Однако каждое из них посвящено отдельному периоду в истории культуры, а работы, анализирующие историю советской культуры в целом, не представлены.
Социология потребления и материальной культуры. Социологию материальной культуры в российской науке сложно назвать развитой отраслью социологии. Тем не менее, следует отметить ряд исследований в этой области, которые помогли нам концептуализировать основные понятия исследования. К. Кантор дает социологическую трактовку вещи, подчеркивая ее социальный характер. Исследователь также анализирует соотношение ряда свойств вещи, среди которых красота и польза.27 Определение вещи, понятие «вещизма», анализ истории вещей через языковые категории осуществляет К. Буровик.28 Г. Кнабе высказал идею, достойную программной идеи социологии материальной культуры. По его мнению, эта дисциплина должна понять процессы развития общества через повседневную жизнь его членов, а вещь должна выступать как источник познания повседневности и социально-исторических процессов. Наброски программы социологии материальной культуры сформулировал в 1973 году А.Б.Салтыков в статье «Опыт социологического изучения посуды». По Салтыкову, каждое общество имеет соответствующий ему мир вещей; понять законы жизни вещей, их связь с
Stalinism. Ordinary Life in Extraodinary Times: Soviet Russia in the 1930s. NY, Oxford: Oxford UP, 1999; Timasheff N. The Great Retreat: the Growth and Decline of Communism in Russia. NY: Dutton & Co, 1946.
26 Gronow J. The sociology of taste. London & New York: Routledge, 1997; Gronow J. Caviar with Champagne:
Common Luxury and the Ideals of the good life in Stalin's Russia. Berg Pub Ltd, 2003.
27 Кантор К. Красота и польза. М.: Искусство, 1967.
28 Буровик К. А. Родословная вещей. М.: Знание, 1985.
жизнью общества, установить зависимость между обществом и вещами - вот цель социологии материальной культуры.30 В названных работах социология материальной культуры предстает в позитивистском варианте, и именно в этой традиции выполнена основная масса отечественных исследований: например, работы Л. Мироновой о вещи в культуре, серия работ по теории дизайна материальной среды.
Социолог В. Голофаст работает в рамках социологии социального процесса и предлагает версию истории вещей в контексте идеи модернизации. По версии исследователя, историю вещей можно рассматривать в контексте трех исторических периодов, которым присущи различные «режимы» взаимоотношений между человеком и вещью.31
Социологи потребления концентрируются на роли вещей в структуре потребления и социальной стратификации, где рассматривается роль вещей как символов социального статуса и средства выражения стиля жизни. Такой подход представлен, например, в работах С. Ушакина, В.Ильина. Исследование Л. Шпаковской посвящено анализу социальных механизмов производства ценности вещей на примере особой категории вещей — антиквариата.32 Исследователи социологии моды изучают закономерности функционирования одежды в обществе. В российской науке это направление представлено в текстах А. Гофмана, Л. Ятиной и авторов сборника «Мода и мы».33
В западной социологии вещи становятся объектом изучения в социологии потребления. Т. Веблен исследует явные и латентные функции вещи в
29 Кнабе Г. С. Вещь как феномен культуры // Музеи мира. М., 1991. С. 111-141.
30 Салтыков А. Опыт социологического изучения... // Декоративное искусство. 1973. № 3. С. 30-32.
31 Голофаст В. Б. Люди и вещи // Социологический журнал. 2000. № 1/2. С. 58-66.
32 Ильин В. И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ 1917-1996. Опыт
конструктивистко-структуралистского анализа. Сыктывкар: Сыктывкарский Университет, 1996; Ушакин С. А.
Количественный стиль: потребление в условиях символического дефицита. // Социологический журнал. 1999.
№ 3/4. С. 187-214; Шпаковская Л. Социологический подход к антиквариату // Социологические исследования.
2000. №2. С. 101-108.
33 Гофман А. Б. Мода и люди: Новая теория моды и модного поведения. М.: Наука, 1994; Ятина Л. Мода
глазами социолога: результаты эмпирического исследования // Журнал социологии и социальной антропологии.
1998.Т.1.№2.
/ .
контексте классовой структуры американского общества. П. Бурдье включает вещи в анализ практик потребления и социальной структуры во Франции 1960-х годов.35 Р. Барт исследует вещи как знаки и знаковую природу моды. Кроме того, вещи становятся носителями мифологии французской культуры, которую также изучает Барт.36 Французский социолог Б. Латур анализирует роль вещей в конструировании научных фактов. Л. Тевено включает вещи в контекст своей «концепции оправдания», рассматривает вещи в различных режимах - в режиме близости и в режиме публичного действия, и анализирует связанные с
вещами практики в каждом из названных режимов.
Роль вещей в потребительской культуре изучают социологи М. Физерстоун, К. Кэмпбелл, С. Лури, Ж. Бодрийяр. Французский философ Ж. Бодрийяр классифицирует вещи в «систему вещей», совокупность материальных объектов с общими свойствами. Он выделяет ряд значимых для системы свойств, среди которых: функциональность, продолжительность функционирования, скорость оборота. Британские антропологи А. Аппадурай, С. Лэш и И. Копытофф рассматривают «социальную жизнь вещей» в контексте концепции «культурной биографии». Исследователи приходят к следующему выводу: вещи, как и человек, имеют биографию — рождаются, функционируют, и затем погибают.39 Изложенные идеи Бодрийяра и британских антропологов переосмысляются и применяются в данном исследовании по отношению к роли вещей в советской культуре.
Социология и история нижнего белья. Нижнее белье становится объектом исследования культурологов и историков одежды. Классические исследования по истории костюма представляют иллюстрированные тексты западных ученых
34 Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.
35 Bourdieu P. Distinction: a Social Critique of the Judgment of Taste. London Routledge & Kegan Paul, 1984.
36 Barthes R. The Fashion System. California: California University Press, 1990; Барт P. Мифологии. M: Изд-во
Сабашниковых, 1996.
37 Latour В. Laboratory life: the construction of the scientific facts. Princeton: Princeton UP, 1986.
38 Thevenot L. Pragmatic Regimes governing the Engagement with the World /eds. K. Knorr-Cetina et. al. The Practice
Turn in Contemporary Theory. London: Routledge, 2001. P. 56-73.
39 Appadurai A. Introduction: Commodities and the politics of value II The Social Life of things. Commodities in
Cultural Perspective led. A. Appadurai. Cambridge UP, 1996. P. 3-63; Kopytoff Y. The cultural biography of things:
commoditization as process// The social life of things /ed. A. Appadurai. Cambridge: Universty press, 1996. P. 64-95.
В. и Ф. Каннингтон, Э. Юинг, К. Поллоше, К. Бресслер и Ж. Морель. Перечисленные работы носят описательный характер, поскольку дают
хронологическое, а не аналитическое изложение истории нательной одежды. Российские исследователи Р. Кирсанова, Е. Стриженова, И. Кононова и Н. Самсонадзе также пишут об истории одежды в российской культуре преимущественно в описательной манере.41
История советского нижнего белья находится в фокусе искусствоведческих исследований организаторов и кураторов выставки «Память тела. Нижнее белье советской эпохи». Статьи Е. Деготь и Ю. Демиденко, а также работы их коллег, представленные в каталоге выставки, содержат богатый фактологический материал по истории вещей и критический взгляд на эту историю.42 Значительная степень аналитичности и критичности свойственна западным феминистским исследованиям культуры, моды,, тела таких авторов, как В. Стил, Д. Крейк, Э. Уилсон, С. Бордо.43
Социология и история телесности. Вопрос формирования телесности посредством различных социокультурных механизмов обсуждается в работах М. Фуко. Фуко выстраивает модель культуры как Паноптикона, центром которого и, следовательно, местом приложения контролирующих сил, механизмов надзора, власти и контроля является человеческое тело. Действие
40 Bressler К. et al. A Century of Lingerie. Revealing the Secrets and Allure of XXth century Lingerie. Great Britain:
Chartwell Books Inc., 1997; Cunnington W., Cunnington P. The History of Underclothes. London & Boston: Faber &
Faber, 1981; Ewing E. Dress and Undress. A history of women's underwear. London: B.T.Bastford Ltd, 1978; Morel J.
Lingerie Parisienne. New York St. Martin's Press, 1976; Paillochet C. Unmentionables. The allure of lingerie. Berlin:
Taco, 1987.
41 Кирсанова P. Костюм в русской художественной культуре XVIII первой половины XX в. Автореф. ... канд.
искусств-я. M., 1995; Кирсанова Р. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. М.: Изд-во
«Артист. Режиссер. Театр», 2000; Кирсанова Р. Русский костюм и быт XVIII-XIX веков. M.: СЛОВО / SLOVO,
2002; Кононова И., Самсонадзе Н. Женщина и ее платье. Россия. Век XX. М.: Агенство моды «Atelier», 2000.
42 Деготь Е. От товара к товарищу. К эстетике нерыночного предмета // Логос. 2000. № 5-6 /
5 6/20005-6 04.htm: Демиденко Ю. Эволюция белья: 1910-1930-е гг. //
Хармсиздат представляет: Советский эрос 20-30-х годов. Сборник материалов. СПб., 1997. С. 117-121;
Демиденко Ю. Краткий курс истории белья Советского Союза // Память тела. Нижнее белье советской эпохи.
Каталог выставки. М., 2000. С. 20-37.
43 Bordo S. «Material Girl»: the Effacement of Postmodern Culture II Feminist Cultural Studies led. T. Lovellto Vol. II.
Aldershot: E. Elgar, 1995. P. 358-390; Bordo S. Reading the Slender Body II Feminism and Philosophy led. M.
Vetterling-Braggin et al., 1995. P. 467-488; Craik J. The Face of Fashion: Cultural Studies in Fashion. London & NY:
Routledge, 1994; Crane D. Fashion and its agendas. Class, Gender and Identity in Clothing. Chicago and London: The
University of Chicago Press, 2000; Wilson E. Adorned in Dreames. Fashion and Modernity. LA, Berkeley: California
UP, 1985.
этих механизмов на историческом материале Фуко изучает в различных работах.44 Тем не менее, одежда, платье или дискурс моды не входит непосредственно в круг его интересов. Следует также отметить, что идея дисциплинарного общества Фуко не является исчерпывающей в описании советской культуры, где актуализированы механизмы сопротивления дисциплинирующим механизмам.
Помимо Фуко, вопросы культурной обработки телесности и истории тела разрабатывал М. Бахтин, который предложил концепцию гротескного тела, дискурсивного канона, который в ходе истории вытесняется каноном тела Нового времени. Исследования Н. Элиаса, Ф. Арьеса и Ж. Дюби посвящены изучению проблематизации «естественной» телесности в европейской культуре и развитию «цивилизующих» средств.45 Отметим также работы о гигиене тела антрополога М. Дуглас46 и историков Ж. Вигарелло и А. Корбена,47 В этой исследовательской традиции история нижнего белья может быть рассмотрена в контексте развития социокультурных механизмов, вытесняющих естественные проявления телесности.
Парадигму, в которой, в противовес дисциплинарным механизмам, акцентируются индивидуальные повседневные стратегии и практики конструирования телесности, внешности, представляют работы И. Гофмана, Г. Гарфинкеля, М. Мосса и П. Бурдье; они также видят телесность как совокупность социальных практик. Нижнее белье с точки зрения данной перспективы следует рассматривать как ресурс конструирования телесности — «телесной идиомы», или «фасада», идентичности.
Отдельную парадигму представляют собой феноменологические исследования телесности, уделяющие внимание эмоциям и переживаниям, источником которых выступает телесность. М. Мерло-Понти, В. Подорога, а
44 Фуко М. История сексуальности. Том 1. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.:
Касталь, 1996; Фуко М. История сексуальности - III: Забота о себе. Киев: Дух и литера; Грунт; М.: Рефл-бук,
1998; Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М..: Ad Marginem, 1999.
45 Aries P., Duby G. (eds.) A History of Private Life. Camb., Mass, London: The Belknap Press of Harvard UP, 1987.
46 Дуглас M. Чистота и опасность. M.: KAHOH-пресс-Ц, "Кучково поле", 2000.
также Ю. Лотман в своих работах обращаются к исследованию эмоций. Эмоции и переживания, связывающие человека и вещь, и вербализация эмоций могут быть концептуализированы в контексте названных теорий.
Итак, обзор литературы показывает, что в поле гуманитарных наук разработано множество аспектов, связанных с темой диссертационного исследования. Предлагаются как теоретические концепции для изучения поставленной проблемы, так и эмпирические исследования, предлагающие авторские интерпретации на основе конкретного материала. Однако очевидно, что поставленная в диссертации проблема, а именно исследование роли идеологии в формировании материальной среды в контексте советской культуры, не получила детальной разработки. Этот факт позволяет констатировать, что исследовательское поле содержит пробел, который позволит заполнить данное диссертационное исследование.
Методология исследования. Основные принципы методологии культурных исследований заключаются, во-первых, в подходе к культуре как к «самому способу жить». Так, Р. Уильяме определяет культуру как «особый способ, который выражает определенные значения и ценности, сосредоточенные <...> в институциях и повседневном поведении. Анализ культуры с этой точки зрения означает прояснение смыслов в определенном способе жизни, в определенной культуре».48 Во-вторых, особенность методологии состоит во множественности методов сбора и анализа данных, которые она позволяет группировать и использовать. В данной работе применяются два метода сбора данных: дискурс-анализ и лейтмотивные интервью. В-третьих, для культурных исследований характерна критическая направленность и критический пафос. Поле культурных исследований представляет собой «эпистемологическое сомнение» в очевидности культурной реальности, что позволяет анализировать культурные артефакты, идентичности, идеологии, дискурсы и практики, данные не естественным образом, а
47 Vigarello G. Concepts of Cleanliness: Changing attitudes in France since the Middle Ages. Cambridge: Cambridge UP, 1988; Корбен А. Ароматы частной жизни II Новое литературное обозрение. 1988. № 43. С. 60-86.
являющиеся результатом культурного конструирования. В настоящем исследовании ставится под вопрос однонаправленность процесса эволюции вещей. В-четвертых, методологию отличает совмещение внимания к микро- и макро-уровням социокультурных процессов: наряду с идеологиями и дискурсами в поле интересов исследователей попадают повседневные практики, уникальные биографии и траектории жизни отдельных людей. При этом важно, что особое внимание уделяется явлениям «низкой культуры», занимающим нижний уровень в «иерархии легитимированных объектов». Нижнее белье как объект гуманитарных наук, как можно предположить, имеет низкий капитал и низкое место в этой иерархии. Естественным следствием перечисленных особенностей методологии культурных исследований является политический пафос, заключающийся в вопросе о том, какова политическая функция явлений культуры и каков эффект идеологии на изучаемые культурные явления.49
Ключевым термином для культурных исследований и для данной работы является понятие «идеология». Под идеологией понимается система концепций, идей, мифов и образов, с помощью которых люди переживают и оценивают сложившиеся у них представления о реальных условиях своего существования.50 Такой подход к идеологии дает принципиально новые возможности в реконструкции доминирующих в обществе представлений, поскольку идеология выводится из политического контекста и переводится в контекст массового дискурса.
В советской культуре идеология нередко расходится с повседневной жизнью, а рекомендации относительно использования вещей, которые представлены в массовых текстах, не полностью покрывают схемы, которым люди следуют в повседневной жизни. Поэтому особую актуальность приобретает изучение повседневных практик. Повседневные практики изучаются с помощью понятий «стратегий» и «тактик» М. де Серто, «техне» и
48 Williams R. Op. cit.
49 During S. Introduction II The Cultural Studies. Reader II Ed. by Simon During. London: Routledge. P. 1-25.
«метиса» Дж. Скотта. Исследователи анализируют повседневные практики и видят их смысл в приспособлении к структурным условиям общества, таким как идеология.
Роль вещей в повседневной в жизни и, в частности, в формировании культурных групп осмысляется в работе с использованием антропологической концепции символических границ М. Ламон. Роль вещей в визуализации структур повседневности исследуется с привлечением концепции приватной вещи Ф. Арьеса и Ж. Дюби, а также концепции «режима близости» Л. Тевено. Повседневные практики обращения вещей изучаются при помощи концепции «культурной биографии» антропологов А. Аппадурая и И. Копытоффа. Важной составляющей повседневного отношения человека к предметам материальной среды является «психоэмоциональная переживаемость». Система категорий, на которой основана переживаемость вещей, изучается с помощью культурного анализа эмоций Ю. Лотмана.
Важным понятием для данной работы является «система вещей» Ж.Бодрийяра. Это понятие позволяет изучать историю вещей на уровне дискурсивных категорий и на уровне технологии. Вещь, как представляется, является как языковым, так и технологическим конструктом. История нижнего белья в контексте истории технологии изучается с использованием концепции «технологического стиля» Т. Хьюза.
Выбранная совокупность методологических подходов, теорий и концепций позволяет достигнуть цели исследования — исследовать нижнее белье в советской культуре в контексте сложной системы «идеология — вещь — повседневная жизнь».
Источники. В исследовании используются следующие группы источников:
Письменные источники — методические руководства по организации быта, книги и брошюры по гигиене, моде и искусству одеваться (более 800
Althusser. Op.cit.
источников), массовые журналы по гигиене («Гигиена и здоровье рабочей семьи»), массовые журналы по моде («Белье и вышивки», «Вестник моды», «Мода», «Модели сезона», «Божур», «Банга»), «женские журналы» («Работница», «Общественница», «Советская женщина»), каталоги швейной промышленности, этимологические и толковые словари. На основе источников данной группы осуществляется реконструкция идеологии вещей в советском обществе и приписываемых белью социокультурных значений.
Вещественные источники — предметы материальной культуры из коллекции выставки «Память тела. Нижнее белье советской эпохи» и из личных коллекций информантов. На основе источников данной группы осуществляется изучение технологических характеристик нижнего белья и практики переделки вещей.
Интервью — 20 лейтмотивных интервью, взятых для диссертационного исследования в 2001 году с представителями разных возрастных групп и социального положения. Количество интервью обусловил принцип «теоретического насыщения», в соответствии с которым сбор информации останавливался в тот момент, когда прирост новой информации становился незначительным или прекращался.
Выборка формировалась по поло-возрастному признаку, так, чтобы в нее попали, по возможности, представители как старших возрастных групп, сохранившие воспоминания о раннем советском периоде, так и более молодые люди, жизненный опыт и воспоминания которых связаны в основном с послевоенным временем. Информанты выступали не только в качестве свидетелей событий собственной жизни, но и в качестве экспертов в истории советского нижнего белья. Однако среди респондентов преобладали информанты старшего возраста, что было связано с тем, что исследование посвящено реконструкции событий далекого прошлого и рассказ таких информантов позволял получить картину как довоенных, так и послевоенных лет. Среди респондентов преобладали женщины: во-первых, потому что в
старшей возрастной категории преобладают женщины, во-вторых, опыт показывает, что женщины с большим желанием артикулируют факты из повседневной жизни, они более компетентны в истории вещей, в вопросах быта. Тот факт, что часть интервью проводилась на выставке нижнего белья, существенно облегчил задачу интервьюера. Объекты, представленные на выставке, являются «местами памяти», и их присутствие облегчало задачу реконструкции прошлого информантом. С другой стороны, выставка могла провоцировать некоторую тенденциозность воспоминаний, что, в общем, повлияло скорее не на содержательность, а на эмоциональную окрашенность нарративов.
Данная группа источников служит основой для реконструкции повседневных практик обращения с нижним бельем. Метод интервью дает широкие возможности в исследовании и интерпретации сфер социальной жизни, остающихся вне внимания официальных источников: повседневной жизни, жизни «обычных людей», истории вещей. Личные интервью позволяют раскрывать и анализировать эти сферы, а также оценивать эмоциональный фон и чувственные переживания, которые нередко играют значительную роль в реконструкции исследуемых событий. Интервью были лейтмотивными, сфокусированными вокруг истории вещей и истории нижнего белья. Список основных тем, вокруг которых строились рассказы, включает повествование об истории вещей, повседневной жизни с точки зрения участия в ней вещей, трансформации гигиенических привычек и телесных практик, связанного с бельем личного опыта, переживаний и эмоций.
Также были использованы дополнительные материалы, позволившие восстановить культурный контекст истории белья и оценить правоту утверждений автора диссертации - художественная литература и художественное кино.
Методом исследования источников выступает дискурс-анализ. Анализ дискурса эффективен в исследованиях образов / репрезентаций, археологии
повседневных практик, идеологии.51 Дискурс-анализ, примененный в данном исследовании, состоит в поиске в текстах «категорий» - элементов содержания, служащих в тексте индикатором интересующих исследователя явлений (слово, термин, сочетание слов, суждение, смысловой абзац, имена, названия, упоминания событий), и последующем поиске «интерпретативных схем» — объяснительных моделей, схем, которые структурируют восприятие исследуемого явления в изучаемом контексте. При анализе дискурса также была важна рефлексия по поводу «субъекта (subject) дискурса» — агентов, которые имеют возможность производить высказывания, а также «субъектов (subjected), производимых дискурсом», т.е. той аудитории, на которую он рассчитан.
Научная новизна работы состоит в концептуализации понятия «нижнее белье» и описании его истории; в раскрытии роли идеологии вещей в истории нижнего белья; в описании практик приспособления советского человека к идеологии и к структурным условиям; в попытке разрушить ряд стереотипов, связанных с советским нижним бельм; в определении социокультурного значения нижнего белья в различные исторические периоды; в предложении версии изучения одного из феноменов культуры в контексте идеологии I и повседневной жизни.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Интерпретация советского нижнего белья произведена в контексте системы идеология — вещь — повседневная жизнь. Наряду с идеологией, оказывающей влияние на материальную среду и повседневную жизнь людей, в советской культуре возникают повседневные практики и появляются вещи, которые не всегда соответствуют доминирующей идеологии. Нижнее белье является частью «непоказанной жизни» человека, поэтому важно обращаться к исследованию практик использования вещей в повседневной жизни.
51 ван Дейк Т. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск, 1999.
Идеология вещей рассматривается как система дискурсивных схем и категорий, структурирующих повседневное использование нижнего белья. Идеология не является однородной на всем протяжении советского периода, и дискуссия о белье перетекает из гигиенического и технологического дискурса к дискурсу «культурности», «личного вкуса» и «формирования тела».
В контексте идеологии происходит трансформация дискурсивных категорий, обозначающих исследуемую группу вещей. В предложенной версии истории категории «нижнее белье» обосновывается, что это понятие является современным, тогда как ранее были в употреблении другие категории - «испод», «белье», «нательное белье».
В контексте изменений идеологии меняется социокультурное значение нижнего белья и его функции. Изменение функций состоит в направлении конвергенции практической и экспрессивной роли белья. Практические функции белья состоят в его роли как средства гигиены и здоровья. К экспрессивным функциям относится роль белья для репутации человека, выражения личностных свойств, личного вкуса, формирования тела.
Изменяются характеристики «технологического стиля» нижнего белья в культуре: увеличивается количество вещей, номенклатура становится разнообразнее, наблюдается рост специализации белья по отношению к конкретным телесным зонам, для которых оно предназначено, становится более жестким требование соответствия нижних предметов размеру тела, верхней одежде и повседневной ситуации.
Нижнее белье в нормативном понимании считается приватной вещью. В повседневной жизни в советской культуре приватность нижнего белья частична. Было выделено три свойства приватной вещи:
скрытость в приватном пространстве, индивидуальный контроль над ней и соответствие вещи личности. В советской культуре каждое из этих свойств белья может быть нарушено.
В контексте идеологии «всеобщего равенства» сохраняется дифференцирующая функция нижнего белья. Белье выступает средством разметки социального пространства, практики его использования делят людей на культурные группы.
В истории нижнего белья выделяется три основных периода, тесно связанных с трансформацией идеологии вещей, социокультурного значения белья и характеристик технологического стиля вещей: 1917— 1920-е годы; 1930-начало 1950-х годов; конец 1950-х-начало 1980-х годов.
Границы исследования. Выбор временного периода исследования с 1917 по 1980-е гг. обусловлен целью исследовать историю нижнего белья на протяжении советского периода. Результаты исследования не могут быть распространены на другие периоды русской и российской истории и на другие культуры. Выводы исследования также не могут быть распространены на все общество в целом, на все социальные и культурные группы. Исследование частично основано на данных интервью, которые проводились с жителями Санкт-Петербурга, большинство из которых имели высшее образование. Поэтому необходимо учитывать специфику влияния большого города и образования на артикулируемый информантами опыт.
Научная и практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертационного исследования могут быть использованы для разработки лекционных курсов по истории культуры, социологии культуры, культурной антропологии и спецкурсов по социологии повседневности, истории моды и одежды в советском обществе. Материалы исследования также могут выполнять информационную функцию для работников музеев, профессиональных культурологов, исследователей культуры и моды.
Апробация работы. Положения и результаты исследования представлялись и обсуждались на следующих конференциях и публичных выступлениях: доклад «Формирование тела в СССР (на примере истории нижнего белья)» был представлен на семинаре Европейского университета в 2000 г.; доклад «Homo communalis. Идеология тела и нижнее белье в СССР 1920-х годов» обсуждался на аспирантском семинаре в 2001 г.; презентация исследования «История нижнего белья в советской культуре» проведена в рамках V Международной Летней Школы по тендерным исследованиям «Пересекая границы: тендер в постсоветских социальных науках», 2001 г.; доклад «В память о советском нижнем белье: тендерные особенности запечатлевания событий» представлен на Международной Зимней Школе «Устная история: теория и практика», 2002 г. Кроме того, отдельные положения диссертации обсуждались на семинарах и круглых столах, проводимых на историческом факультете Европейского университета в Санкт-Петербурге в рамках проекта по устной истории «Память тела. Нижнее белье советской эпохи», на факультете социологии Хельсинского университета, Финляндия.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложений.
Во введении содержится постановка проблемы и обоснование актуальности, сформулирован основной вопрос исследования, дана оценка степени разработанности вопроса исследования, обозначены объект и предмет изучения, описана методология и используемые методы, а также изложена структура диссертационной работы.
Первая глава, «Нижнее белье в массовом дискурсе», содержит результаты исследования массового дискурса и выводы относительно трансформации социокультурного значения нижнего белья. Глава состоит из трех параграфов: «Гигиенический дискурс и массовое распространение нижнего белья»,
«Дискурс "культурности" и легитимация потребления», «Дискурс "личного вкуса": формирование тела и личности».
Вторая глава, «Нижнее белье как система вещей», посвящена результатам исследования слов и вещей: «морфем» - дискурсивных категорий, обозначающих класс вещей, называемый в современной культуре «нижним бельем», и «технем» — соответствующих морфемам технологических характеристик системы вещей. Глава содержит два параграфа: «Происхождение категории "нижнее белье"» и «Нижнее белье в контексте истории моды, стилей и технологии».
Третья глава, «Нижнее белье в повседневной жизни», описывает результаты исследования повседневных практик, в которые включено нижнее белье в советской культуре. Глава содержит четыре параграфа: «Производство и приобретение нижнего белья», «Практики использования нижнего белья», «Продолжительность использования нижнего белья», «Пост-история: эмоции и память о советском нижнем белье».
В «Заключении» приводятся основные выводы исследования.
Гигиенический дискурс и массовое распространение нижнего белья
Революционный переворот» 1917 г. и первые послереволюционные годы связаны со становлением и утверждением власти большевиков. Переворот сопровождался стигматизацией существовавшего до революции укладаповседневности и активной трансформацией жизни в соответствии с видением новой власти. Перемены затронули политическую, экономическую и социальную сферы общества. В контексте данной работы важными являются культурные трансформации и, прежде всего, «революционный переворот культур». Суть этого переворота состоит в том, что «высокая культура» дворянства и интеллигенции уступила «официальное» место «низкой» культуре рабочего класса и крестьянства. В результате революции производителем массового дискурса стал авангард советской власти, его аудиторией — социальные группы с относительно «нецивилизованной» культурой и низким объемом культурного капитала. Как следствие, основные темы дискурса ориентированы на «нецивилизованные» слои социальной иерархии в попытке обучить их новому образу жизни.
Среди исследователей советской культуры существует мнение,, что революционный проект по сути был антропологическим, и основной мишенью для социального моделирования в его рамках стало человеческое тело, посредством мягкого дисциплинарного воздействия на которое в процессе реформ создавалась новая личность.55 Формирование советского человека начиналось «с головы» и затрагивало как его внутренний мир, бытовые привычки, так и его образ жизни в целом. Тело «проглядывало» в культурных проектах, но авторы этих проектов не всегда формулировали эту проблему напрямую. Несмотря на это, можно привести примеры, свидетельствующие о том, какую важную роль играет тело в данный период. Так, дебаты об эмансипации, в частности, о сексуальной эмансипации женщин, свидетельствуют в пользу того, что женское тело было предметом пристального внимания. К важным темам тех лет относились совместные формы проживания, menages a trois, семейное законодательство, бракоразводное право, а также бедственное положение с продовольствием и плохие условия труда. В историко-бытовом смысле «тело» представляло собой одну из центральных категорий этих дебатов, несмотря на то, что само слово не всегда произносилось вслух.
Революция принесла существенные изменения в сферу повседневности и стала толчком к строительству «нового быта». «Новым» быт был назван по сравнению со «старым», дореволюционным, пережитки которого пыталась ликвидировать власть. Такие составляющие быта, как жилье или одежда, находились под пристальным вниманием реформаторов; и это внимание может быть расценено как часть политики конструирования нации посредством формирования ее «символов», к которым относится, в том числе, одежда и прочие атрибуты быта. Доктрина, на которой было основано построение повседневности, заключалась во фразе «общественное бытие определяет общественное сознание»59 — данная фраза из марксисткого наследия была хорошо усвоена советскими политическими лидерами.60 В контексте политики строительства нового быта можно выделить две основные идеи, важные в контексте нашего исследования: первая касается борьбы с «бытовым бескультурьем» в рамках гигиенического дискурса, вторая связана с дискуссиями деятелей сферы культуры о «жизнестроении» и перестройке материальной стороны повседневной жизни в соответствии с «революционной доктриной вкуса».
Происхождение категории «нижнее белье»
Дать однозначный ответ на вопрос о том, когда появилось нижнее белье, достаточно сложно, поскольку вещи, которые могут быть причислены к данному классу одежды, были в употреблении со времен первого человека. Однако более верным представляется, что нижнее белье появилось и получило широкое распространение в середине XX века. Основой для данной гипотезы служит утверждение о том, что социальный феномен появляется тогда, когда он сконструирован в языке, т. е. когда возникает и становится распространенным его наименование. Иными словами, говорить о нижнем белье как о системе вещей следует с того момента, когда у вещей появляется дискурсивный маркер.
Бодрийяр Ж. Указ. соч. С. 11-12. 1.1. Языковые коды системы вещей: «изподнее», «исподнее», «белье».
Существует эмическое и нормативное понятие нижнего белья. Эмическим понятием является категория, наполнение которой соответствует представлению о феномене, сформированному в контексте культуры ее представителями. Нормативные определения представлены в специальной литературе, например, в толковых словарях русского языка. Каким образом определяется нижнее белье эмически и нормативно? Обратимся к цитатам из интервью: «Нижнее белье - это штанишки, трусики и у женщины верхняя часть, или грация. То, что ближе к телу. Не носки, я бы не сказала, что это нижнее белье. Я вот ощущаю так. У мужчин - семейные трусы» [1].
«Нижнее белье? Есть такая пословица: "без рубашки ближе к телу". У мужчин раньше была нижняя рубашка, как и у женщин. Современный аналог — комбинация, это от английского "combination" - комбинировать. Раньше трусы носили, юбку или рубашку, а тут — все вместе. Трусы. Семейные трусы. То, что носится под другой одеждой» [8].
Приведенные фрагменты позволяют сделать вывод о том, что к нижнему белью относятся вещи, которые, во-первых, скрыты под другой одеждой и, во-вторых, надеты непосредственно на тело, близки к телу. Такая трактовка соответствует определению, выработанному исследователем русского языка Владимиром Далем. В толковом словаре Даля понятие «белье» определяется через категорию «испод»: исподняя одежда — одежда, которая носится под чем-либо и имплицитной характеристикой которой является интимность, что означает «тайность» и «скрытость». Но испод не являлся первой категорией, которая стала наименованием этого класса вещей.
Первый языковой код для одежды, включающей вещи, носимые под другой одеждой непосредственно на теле, был известен со времен средневековья. Речь идет о категории «изподний», толкуемой как «под низом
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.: Диамант / www.slova.ru прочего носимый», например, «изподние чулки». Обратим внимание на соответствие означаемого и означающего: изподнее — это вещь, которая виднеется из-под другой вещи. Таким образом, подчеркивается характер белья как вещи, предназначенной для ношения под другой одеждой. В обыденной речи обозначенное словоупотребление можно было встретить, по крайней мере, до XIX века;129 позже категория «изподнее» заменяется словом «исподнее». Так, Владимир Даль определяет «нижнее белье» через более привычную по звучанию категорию «испод»: исподняя одежда — одежда, которая носится под чем-либо.130 Таким образом, до XIX века существует система вещей, которая обладает характеристиками современного нижнего белья — она близка к телу и носится под другими вещами. К исподней одежде относятся нательная рубаха, надеваемая «под низ, на тело», косоворотка с застежкой на левом плече и порты, или портки, холщовые исподние штаны, или «исподники». Упоминание о названных вещах присутствует в следующем примере: «Припасите мне полдюжины рубашек простых и полдюжины исподнего из холста потолще, чем на рубашках».
В обыденной речи в XX веке категория «испод» считается устаревшей, современным для того времени языковым кодом для класса носимых под одеждой вещей становится «белье». По версии историков языка, впервые это слово упоминается в XV веке в Новгородских писцовых книгах: «...уткали сто локоть полотна, а белили то белье в устье реки на погосте».133 Первоначально «бельем» называют «изделия из тканей, чаще всего неокрашенных, служащих нижней одеждой, а также для разного рода хозяйственных необходимостей». Обращение к этимологии слова позволяет говорить, что бельем предметы одежды были названы потому, что изготавливались из небеленого льна иди другой белой ткани.В начале XX века система белья диверсифицируется, различаются три основных группы белья: постельное, нательное и столовое белье. Однако в массовых текстах в это время часто встречается собирательное упоминание о белье, и практически не встречается упоминаний о нательном или столовом белье. Поскольку категория нередко употребляется как собирательная, трудно понять, о какой именно подгруппе вещей идет речь. Характерное словоупотребление представлено в следующей цитате: «Все белье отмачивается сутки в холодной воде, причем воду меняют два-три раза, отжимая каждую вещь. Потом на котел горячей воды, вместимостью в 3 ведра воды, ножом настрогать 0.25 фунтов мыла и, прибавив 6 столовых ложек керосина, прокипятить. Сложить белье, хорошо расправив его, в этот раствор и кипятить в продолжение 2-х часов, прибавив 1/8 соды. Затем только один раз простирать в корыте прокипяченное таким образом белье, чтобы грязь легко отстала, и прокипятить еще раз в чистой воде в течение получаса».136
Почему категория «исподнее» вытесняется словом «белье»? В словаре 1809 года исподнее значится, белье же — нет. Со временем исподнее, и как языковой код, и как вид одежды, приобретает характер просторечия и применяется по отношению к одежде стоящего на низких ступенях социальной иерархии класса крестьян. И языковые коды, и технологические модели циркулировали по социальной структуре сверху вниз, и то, что первоначально вводилось, заимствовалось высшими, образованными слоями, входит в повседневную жизнь и речевой оборот простонародья, правда, с задержкой во времени.
Производство и приобретение нижнего белья
Раздел посвящен исторической реконструкции основных вех истории рынка нижнего белья.184 На рынке действует ряд агентов - производители и потребители. Функционирование рынка тесно связано с особенностями экономической системы страны. В сфере производства нижнего белья, так же как и во многих других сферах, действовала планово-распределительная модель организации, адаптированная для системы производства белья. В этой сферекак и в других, наблюдался разрыв поля производителей с полем потребителей, который выражался в расхождении количества и качества произведенных товаров с нуждами, предпочтениями и вкусами советских людей. Коротко остановимся на анализе основных периодов развития производства в Советской России.
В дореволюционной России промышленное производство белья существовало, но не было развито. Состоятельные городские жители, дворяне, мещане заказывали одежду модисткам, а белье - белошвейкам. Большевистское правительство начинает реформы с запрета на частную собственность и частное производство. Первые послереволюционные годы связаны с политикой военного коммунизма, разрухой хозяйства, недостатком продовольствия, карточной системой. В это время вводится государственное регулирование промышленности. На протяжении длительного времени текстильное производство отвечает военно-революционным нуждам, по сравнению с которыми повседневные потребности рядового человека вторичны: «С началом XX века текстильная отрасль была во многом ориентирована на нужды армии и флота. Главным стимулом ее развития стал рост военных заказов и, как следствие, производство мужского белья, нижних сорочек и кальсон. В 1915 году 76 % продукции шло в интендантство и лишь 24 % — на гражданский рынок. В 1916 году на военные нужды потреблялось уже 80% продукции льняной промышленности. [По свидетельствам источников], для армии требовалось не тонкое полотно, а грубые ткани. Российская промышленность, которая и прежде не специализировалась на производстве тонкого полотна, практически полностью перешла на выпуск грубых тканей». Ориентация на военные нужды порождала дефицит гражданского потребительского рынка
В период военного коммунизма в номенклатуре одной из отечественных фабрик имелось всего четыре вида мужских кальсон, несколько видов примитивных сорочек, панталоны и один вид бюстгальтеров. Лишь один вид кальсон носит название «гражданские», остальные, как кажется, предназначены для использования в качестве составляющей военной формы. В повседневной жизни ощущается острый недостаток товаров.
Новая экономическая политика сопровождается возвращением рыночной торговли, реабилитацией мелкого частного производителя, отменой карточной системы, что на время облегчает ситуацию согласования спроса и предложения. Большая часть промышленных предприятий организуется в виде трестов, которые пользуются широкой хозяйственной автономией, находятся на самоокупаемости и отвечают за результаты деятельности своим имуществом. Если ранее центральными органами текстильной промышленности были Центртекстиль и Главное Управление Текстильных предприятий, позже символом объединенного фронта текстильной промышленности стал Синдикат.190 В области фабрично-заводской промышленности первым и впоследствии самым большим объединением становится трест «Мострикоб» (переименованный позже в «Мострикотаж»), в который входят наиболее крупные и оборудованные трикотажные фабрики Москвы и ее окрестностей. Трестирование принесло некоторые результаты и привело к увеличению объемов выпуска текстильной продукции: «Первое полугодие 1923-24 гг. дало увеличение по сравнению с таковым за предыдущий год — по пряже на 16,9 %, а по суровью и готовому товару выше 28%. Однаковий число работающих машин, ни выработка основных фабрикантов промышленности не дают резкого роста».
Производством женского и детского белья занимаются артели, которые работают по индивидуальным заказам. Артели промысловой кооперации, основанные в 1920-е годы, стали впоследствии известными фабриками, как, например, «Черемушки» в Москве, «Милавица» в Минске, в Ленинграде — организованная при универмаге «Пассаж» «Трибуна». Артели часто работали по заказам крупных универмагов — ГУМа, Гостиного Двора или ДЛТ.192 Эти предприятия были в большей степени «близки к человеку» и ориентировались на нужды покупателей.
Для удовлетворения нужд советских людей в 1923 году в Москве открылось первое Ателье мод при Москвошвее. В ателье изготавливалась, в основном, одежда, а не нижнее белье. Ателье мод можно назвать прогрессивным, поскольку художественный тон в нем задавали известные мастера: Вера Мухина, Александра Экстер - известные художницы-конструктивистки. Однако стоит отметить, что идеи художниц, обогатив историю моды, остались, по свидетельствам, не вполне понятыми и потому не востребованными современницами.193
