Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Массовая культура и тоталитаризм: инвариантность и вариативность 14
1. Толпа, масса и публика в теоретических исследованиях копна XIX века 14
2. Массовая культура и тоталитаризм в теоретических исследованиях первой половины XX века 30
3. Феномен тоталитарного вождя в теоретических исследованиях второй половины XX века 58
Глава II. Массовая культура тоталитарного типа в России 1917-1925
годов: идеологический дискурс и художественные практики 84
1. Идеологический дискурс культурной поли гики России 1917-1925 годов 84
2. Профессиональные театры, театральное любительство и театрализованные действа советской России в системе массовой кул ьту ры 103
3. Литературная деятельность в системе массовой культуры 140
4. Музыкальная и художественная жизнь в системе массовой культуры 153
Заключение 183
Библиография 186
- Толпа, масса и публика в теоретических исследованиях копна XIX века
- Идеологический дискурс культурной поли гики России 1917-1925 годов
- Литературная деятельность в системе массовой культуры
Введение к работе
Настоящая работа посвящена осмыслению процесса рождения в России начала XX века массового общества и соответствующей ему массовой культуры особого тоталитарного типа, которая, на наш взгляд, является истоком тотального распространения массовой культуры в России рубежа XX-XXI веков.
Актуальность исследования. Периоды кризиса в развитии
общества, как правило, сопровождаются крайне болезненной процедурой
«переоценки ценностей», ставящей под сомнение всю предшествующую
социокультурную традицию. В пределе такая критика оборачивается
утратой национально-культурной идентичности, приводя к
нигилистическому отказу от своей культуры как ненастоящей и иллюзорной, к стремлению освободиться от дискредитировавшего себя исторического наследства, начать все с нуля, взяв за образец иные, кажущиеся более успешными ценностные доминанты.
Однако очевидно, что советская массовая культура, по сути дела непознанная, а теперь и неузнаваемая, потеряв свой идеологический контекст, никуда не исчезла. Она то и дело обнаруживает себя в речах современных политиков и деятелей культуры, в повседневном бытовом поведении наших современников. Влияние советской массовой культуры в своем негативе очевидна и в распространении среди современной российской молодежи неофашизма. На необходимость исследования процессов формирования массовой культуры в России сегодня настойчиво обращают внимание отечественные ученые'.
Так, в вышедшем недавно коллективном фундаментальном исследовании проблем массовой, в частности отечественной, культуры «Массовая культура и массовое искусство. "За" и "против"» А.В. Захаров
1 См.: 'kixapoa Л.В. Массовое общество в России (история, реальность, перспектива)," Массовая к\лы\ра и массовое искусство. «За» и «против». У!. 2003. - с. 86. 100: Кири-Му/пи Л Л. "Новое варварство^ как проблема российской цивилизации». М. 199.5. с. 16 и др.
отмечает: «Недостает основанных на отечественных материалах фундаментальных научных исследований, которые давали бы целостную картину развития массовых процессов в прошлом и теперь» (110; 86), «... важнейшей задачей науки является конкретный анализ и мониторинг развития массового общества в России (выделено автором. — М.Б.), с применением всех исследовательских методов и конструктивных идей, которые выработаны мировой наукой и практикой» (Там же; 100).
Таким образом, отправным моментом в проведении данного исследования стала потребность осмыслить истоки массовой культуры в России. Сегодня в российском обществе весьма популярны представления о том, что современная российская массовая культура - итог насаждения массовой культуры Запада, осуществлявшегося в ходе «холодной войны» против СССР. Однако очевидно, что процесс зарождения массовой культуры происходил и в недрах самого советского общества, что и стало предметом нашего исследования.
Вокруг вопроса о датировке вхождения России в стадию массового общества идут научные дискуссии . Ученые находят предпосылки формирования массового общества в России уже в XIX веке. Однако большинство исследователей склонно брать за точку отсчета начало XX века, что, на наш взгляд, более оправданно.
Следует подчеркнуть тот момент, что массовая культура советской России 1917-1925 годов рассматривается нами в тесной взаимосвязи с идеологическими, в частности - тоталитарными практиками. С точки зрения политического развития нашей страны с таким подходом, безусловно, можно поспорить. Так как до июля 1918 года партия
Кара-Мурза А. А. «Новое варварство» как проблема российской цивилизации». М. 1995.: Массовая культура и массовое искусство. «За» и «против». М. 2003.; Хсссши М.А. Толпа, массы, политика: Ист -филос. очерк '' РАН. Ин-т философии. М.. 2001 и др.
большевиков делила власть с левыми эсерами, и в 1918-1921 годах еще существовало военно-политическое сопротивление советской власти. Таким образом, о безраздельном господстве большевиков на всей территории России в период гражданской войны говорить не приходится. Историки не отрицают формирования признаков тоталитарного политического режима сразу же в послеоктябрьский период, но становление тоталитарного режима относят к концу 1920-х годов. Однако в диссертации мы не обсуждаем досконально политическое развитие России указанного периода, а исследуем, прежде всего, культурные процессы, которые по своей сути более диффузны. Поэтому мы считаем возможным вести разговор о массовой культуре тоталитарного типа в России 1917-1925 годов до формального установления тоталитарного политического режима.
Определяющее значение научной рефлексии приобретает сегодня не политико-доктринальное содержание советской идеологии, а ее культурно-конструирующие ресурсы. То есть, необходимо понять, какими конкретно способами и в каких конкретно формах идеологемы реализовывались в обществе, и какими способами идеология конструировала новое общество и нового человека. С другой стороны, продуктивен и обратный ракурс: каким образом советский человек в своих повседневных идеологически обусловленных практиках воспринимал и воспроизводил культуру нового советского государства. Эта исследовательская интенция также определяет актуальность нашего исследования, в котором предпринята попытка под антропологическим углом осмыслить идеологические и культурные практики советской России не только как способы воспроизводства массового общества, но и как результаты социальной и культурной активности масс.
Таким образом, объектом исследования являются социокультурные процессы в советской России 1917-1925 годов.
Предмет исследования - взаимосвязанные идеологические и культурные практики советской России 1917-1925 годов как инвариантные формы массовой культуры.
Хронологические рамки исследования продиктованы фактом смены власти в стране, социокультурными переменами в ней, которые произошли в указанный период и определили собой процесс формирования в советской России массового общества.
Материал исследования - составили примеры научной рефлексии над социокультурной ситуацией в советской России начала XX века, различные документы советской эпохи: декреты и постановления Советского Правительства, материалы заседаний различных подведомственных организаций, статистические материалы, работы и высказывания видных советских политических и культурных деятелей. Также в работе использовались публикации в местных и заводских газетах, афиши любительских театров, многочисленные материалы творчества советских масс. Следует особо отметить, что подбор материала исследования велся с учетом имманентных характеристик эпохи. Так, была учтена деперсонализация в культуре как аналог и прообраз «омассовлеиия» советского общества. Мы обратили внимание на то, что большинство текстов, публиковавшихся в периодической печати исследуемого периода, были анонимными или откровенно псевдонимными; это нашло отражение в оформлении нами списка литературы, где в ряде случаев указываются не авторы, а собственно периодические издания.
Цель исследования - изучить идеологические и культурные практики советской России начала XX века, продуцирующие комплекс связей и отношений, которые определяли жизнь человека в становящемся советском обществе, как инвариантные массовой культуре.
Данная цель конкретизировалась в следующих задачах:
рассмотреть интерпретации массовой культуры и тоталитаризма как инвариантных социокультурных феноменов в философско-теоретической традиции XIX и XX веков;
проанализировать формирование идеологического дискурса в становящемся советском обществе;
выявить механизмы распространения идеологического дискурса в сферу культурной политики и художественной практики.
рассмотреть формы и способы массофикации советского общества с помощью различных культурных практик: театрального (профессионального и любительского) искусства и массовых театрализованных действ, литературного, музыкальною и изобразительного искусства;
выявить специфические черты советской массовой культуры как массовой культуры тоталитарного типа.
Работа структурирована в соответствии с поставленными целями и задачами.
Степень разработанности проблемы. Попытки переосмысления советского культурного наследия стали знаменательным явлением современной отечественной пауки. Достаточно назвать такие значимые исследования, как уже указанный выше труд «Массовая культура и массовое искусство. "За" и "против"», коллективная работа «Тоталитаризм как исторический феномен», монография А.А. Кара-Мурзы «"Новое варварство" как проблема российской цивилизации» и Т.В. Чередниченко «Типология советской массовой культуры: между "Брежневым" и «Пугачевой"».
В теоретических исследованиях идеологии нас, прежде всего, интересовали исследования социальных функций идеологии. Здесь следует назвать имена таких видных теоретиков-марксистов, как А. Грамши, Д. Лукач, А. Гоулднер, Л. Альтюссер. Характерное для марксистской
традиции критическое отношение к идеологии как к «ложному сознанию» разделяли представители Франкфуртской школы: М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе и др. В отечественной науке взгляд на идеологию как на современный миф сегодня разделяют B.C. Полосин, Л.II. Савельев.
Проблема «тоталитаризма» для отечественной науки стала
актуальной сравнительно недавно, но с конца 1980-х годов ее обсуждение
приобретает систематический и концептуальный характер. Феномен
тоталитаризма получает освещение в работах Ю.И. Игрицкого.
Н.В. Загладина, Ю.М. Бородая, К.С. Гаджиева, Л.Я. Гозмана,
A.M. Эткинда, В.М. Кайтукова, B.C. Библера, М.С. Восленского, М.К. Мамардашвили, Б. Гройса, И.П. Смирнова, A.M. Пятигорского и других.
Научная гипотеза. В соответствии с поставленными целями, задачами и особенностями объекта и предмета исследования мы предположили:
Идеологический дискурс советской России в 1917-1925 годы является не только политической доктриной, но становится единственно значимой символической системой нового общества, то есть, определяет характер повседневных практик советского человека и формирует эстетику культурных практик советского общества.
Социокультурная динамика советского общества по сути своей является мифологической и может быть рассмотрена в синхроническом/внутреннем и диахроническом/внешнем аспектах:
- синхронический/внутренний аспект заключается в
существовании мифа динамизма советского общества, разделенного по
мифологической логике на «своих» и «чужих»;
- диахронический/внешний аспект заключается в наличии мифа
о динамике советского общества по направлению к «светлому будущему»
и к мировой экспансии.
3. Социокультурный псевдодинамизм России в 1917-1925 гг. как
результат рецепции идеологического дискурса обществом легитимизирует
состояние псевдотворчества советского человека и формирует, таким
образом, массового по своим социоментальным характеристикам человека.
4. Являясь единственно значимой символической системой
советского общества, идеологический дискурс определяет универсальный
массовый характер социальной связи в советском обществе и
формирование особой советской массовой культуры тоталитарного
типа, актуализируясь в различных видах искусства на уровне их
любительского освоения.
Методология исследования. Исследование инвариантности идеологических и художественных практик и массовой культуры требует обращения к широкому спектру методов.
Междисциплинарный подход предполагает обращение к
философским, культурологическим, психологическим,
психоаналитическим, историческим, социологическим,
антропологическим трудам зарубежных и российских ученых, обращавшихся к теме массовой культуры и ее взаимосвязи с идеологическими, прежде всего тоталитарными, практиками.
Методологическим фундаментом исследования являются концепции иррациональности массы К. Мангейма, М. Вебера, 3. Фрейда, К. Юнга, исследования мифологических основ массовой культуры Э. Кассирера, Р. Барта, К. Юнга, традиция осмысления проблем взаимоотношений массы и ее лидера, вождя в работах Г. Лебона, М. Вебера, 3. Фрейда, К. Юнга, Д. Белла, С. Московичи, а также взаимоотношений государства и массы X. Ортеги-и-Гассета, Д. Рисмен и конфликта во взаимоотношениях массы и личности в работах Э. Маркузе и Э. Фрома, исследование инвариантности массовой культуры и тоталитарных практик К. Ясперса, Б. Рассела, Р. Гвардини, X. Арендт, авторская концепция тоталитаризма
К. Поппера. Круг максимального приближения к интересующей пас-проблематике инвариантности массовой культуры и советских идеологических практик составили работы X. Лрендт и отечественных мыслителей: Е. Трубецкого, П. Струве, Г. Федотова, Н. Бердяева.
В диссертации используются некоторые положения и выводы,
сделанные в трудах современных отечественных исследователей: идея
советского массового общества как массового общества мобилизованного
типа А.В. Захарова, концепции ритуала в советском обществе
Е.А. Ермолина и В.В. Глебкина, идеи корреляций обусловленности
артефактов масскульта идеологическими установками Т.В. Чередниченко.
Также для нас были важны принципы исторического анализа
социокультурной среды советского общества Н. Верта, Е.Ю. Зубковой,
М.Р. Зезиной, Л.В. Кошман, B.C. Шульгина, Т.В. Беловой,
Л.М. Алексеевой, Т.А. Сивохиной.
Кроме того, нами были востребованы работы отечественных историков конца 1980-х - начала 1990-х годов XX века, в которых на основании открывшихся в это время для исследователей источников, впервые в нашей стране стали возможны неоднозначные трактовки событий в советской России интересующего нас периода. Это труды, посвященные исследованию социокультурной ситуации в советской России П.В. Волобуева, К.В. Гусева, Г.З. Иоффе, В.В. Шелохаева, Б.Г. Могильницкого, В.Л. Харитонова, Г.А. Герасименко, СЕ. Рудневой, О.Н. Знаменского, Е.А. Скрипилёва, Р.Г. Пихоя и П.Т. Тимофеева.
Отдельный методологический пласт составляет, во-первых, традиция русских философов и культурологов второй половины XX века, развивающих феноменологические, герменевтические и семиотические традиции (В. Библер, М. Глазман, Л. Закс, Ю. Лотман, М. Мамардашвили, Г. Померанц), во-вторых, концепции современных коммуникативистов (Т.А. Дейк Ван, Г.Г. Почепцов).
Методами исследования в соответствии с целями и задачами являлись: изучение и анализ фактов научной рефлексии о социокультурной ситуации в советской России начала XX века и документов советской эпохи, а также метод теоретического моделирования.
Теоретическая значимость работы определяется тем, что:
- к материалу истории культуры России 1917-1925 годов
применяются концепции европейских и отечественных философов конца
XIX и XX веков, в частности психоаналитические идеи и теории массового
общества и тоталитаризма, применяется семиотический категориальный
аппарат;
идеологические практики советской эпохи исследуются в русле идей и концепций современной коммуникативистики;
анализ идеологического дискурса советского общества проводится системно, в аспекте социокультурных предпосылок формирования данного дискурса, его адресации, функционирования, рецепции.
- обозначается специфика мифологической парадигмы 1917-1925
годов XX века, типологизируются варианты самоопределения личности и
государства в этот период;
- определяются инвариантные характеристики советского массового
общества.
Научная новизна исследования состоит в том, что:
- представлена модель идеологического дискурса советского
государства;
- определены основные параметры и структура советского массового
общества;
- дан эмпирический культурологический анализ социокультурной
ситуации в советской России 1917-1925 годов;
- впервые введен в научный обиход обобщенный в исследовании
обширный фактологический материал, характеризующий как
общероссийскую, так и региональную специфику.
Практическая значимость исследования заключается в следующем:
- результаты исследования могут способствовать углублению и,
одновременно, постановке новых проблем понимания роли советской
идеологии в процессе формирования советского массового общества;
- представленный материал может быть использован при
составлении лекционного курса по истории и теории советской культуры,
спецкурсов по теории массового общества.
На защиту выносятся следующие положения:
Повседневные практики советского человека и эстетика культурных практик советского общества определяются идеологическим дискурсом советского государства, который в России 1917-1925 гг. становится не просто политической доктриной, а единственно значимой символической системой нового общества.
Социокультурная динамика советского общества по сути своей является мифологической и может быть рассмотрена в синхроническом/внутреннем и диахроническом/внешнем аспектах:
синхронический/внутренний аспект заключается в существовании мифа динамизма советского общества, силовая ось которого была обозначена еще в названии одной из глав «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса: «Буржуа и пролетарии». Общество, механически разделенное по мифологической логике на «своих» и «чужих», лишь имитирует социокультурную динамику, так как при условии уничтожения существующих врагов появляются новые;
диахронический/ внешний аспект заключается в наличии мифа о динамике советского общества по направлению к «светлому будущему» и
мировой экспансии. Отнесенность обозначенных в идеологии перспектив общества к далекому будущему и тотальному распространению в мире советского государства создавала иллюзию неисчерпаемости, обеспечивала бесконечность и непрерывность процесса Революции.
Обеспечивающие социокультурный псевдодинамизм советского общества мифологические в основе своей «перманентные» - Гражданская война (синхронический/внутренний аспект) и Революция (диахронический/внешний) - составляют основу идеологических и культурных практик советской России.
Социокультурный псевдодинамизм советского общества как результат рецепции идеологического дискурса обществом легитимизирует состояние псевдотворчества советского человека и формирует, таким образом, массового по своим социоментальным характеристикам человека, пассивного, несмотря на весь пафос «активности» советской эпохи, и отчужденного от процессов истинного социального («исторического») и культурного творчества.
5. Внутренний социоментальный механизм формирования массового
человека сочетался с широко распространенными в России исследуемого
периода массовыми практиками (прежде всего массовыми
театрализованными действами); в своей совокупности эти механизмы
предопределяли массовый характер советской культуры.
6. Выполняя функцию социального посредника и единственно
значимой символической системы, идеологический дискурс советского
государства определял предпосылки утверждения в стране конца 1920-х
годов тоталитаризма, а именно, особой массовой культуры
тоталитарного типа, актуализируясь в различных видах искусства на
уровне их любительского освоения.
Толпа, масса и публика в теоретических исследованиях копна XIX века
Философом, который одним из первых в XIX веке обратил внимание на то, что масса в современном ему обществе начинает приобретать главенствующее значение, был Ф. Ницше. Ницше выступил с критикой «омассовления» общества, выражающегося в том, что верх начинает брать посредственность, толпа. В соответствии с этим он считает, что «нет ничего страшнее варварского сословия рабов, научившегося смотреть па свое существование как на некоторую несправедливость и принимающего меры к тому, чтобы отмстить не только за себя, но и за все предшествующие поколения» (128; 126).
Человечество, по Ницше, делится на высшее и низшее сословие. И высшее сословие должно объявить войну массам, противостоять объединению посредственностей, стремящихся сделать себя господствующим. Более того, большинство не имеет даже права па существование, оно предстает «как неудача по отношению к высшему человеку». Критикуя современное ему общество, Ницше считает, что в нем процветают стадные, животные инстинкты, определяющие стандарты общества.
«Слабые» тяготеют к равенству, нивелировке, ко всем добродетелям «рабской морали». Должны возникнуть новые «господа земли», свободные от всех условностей масс, сверхчеловек, который сюит высоко над толпой и не связан никакими филистерскими нравами. Сверхчеловек - это новый идеал, новая цель, которая объединит человечество. Ницше, объявив, что Бог умер, фактически возвел на его пьедестал «сверхчеловека», способного излечить общество, культуру от болезни разложения. Сверхчеловек - это «полузверь, получеловек, с крыльями ангела на голове». А «чернь» с ее устоявшимися нравами и традициями угрожает мировой культуре, ее лучшим достижениям. Выдвижение средних и низших слоев на авансцену истории приводит к гибели культуры.
В работах Ф. Ницше исследуются основы формирования референтной группы - важнейшего звена в системе массовой культуры (68; 168). Так, философ выделяет четыре значимых элемента:
- «все вещи, имеющие устойчивость, правомерны»,
- отмечалНицше в отношении массового сознания, утверждая стабильность в качестве его основного идеала;
- «все вещи необременительные правомерны». Массовый человек чурается сложных иерархий и структур, взаимных требований и правил;
- «все вещи, приносящие пользу, правомерны». Здесь Ницше подчеркивает отмеченную еще Дж. Бентамом полезность в качестве основы коммуникации членов массы, для которых актуальны сугубо потребительские механизмы: ты - мне, я - тебе;
- «все вещи, которым мы принесли жертву правомерны». Иначе этот известный сформулированный Ницше принцип определяется как: «принцип ретроспективной жертвенности», действие которого характеризует механизм «круговой поруки», когда члены одной группы оказываются повязаны общим преступлением (либо, напротив, радостью).
Очевидно, что все из выделенных философом тезисов относятся скорее к сфере цивилизации, а не культуры. И, таким образом, вся европейская культура, подверженная процессам «массофикации», не желая задумываться над этим, устремляется к катастрофе, к своему исходу. Происходит обесчеловечивание самого человека.
В русле критики Ницше массовой культуры находится критика социализма с его проповедью равенства и братства. Так, Ницше писал: «Кого более всего я ненавижу между теперешней сволочью? ... Сволочь социалистическую, ... которые хоронят инстинкт, удовольствие, чувство удовлетворенности рабочего с его малым бытием - которые делают его завистливым, учат его мести ... Нет несправедливости в неравных правах, несправедливость в притязаниях на равные права» (1 28; 686).
Ницше исходит из того, что человек имеет обязательства только к равным себе, по отношению ко всем остальным он может поступать как ему угодно. По Ницше, социалисты пытаются излагать ход истории и его законы с точки зрения масс, исходя из потребностей масс. Эти законы предстают как законы низших слоев общества. В действительности же, считает он, социализм выступает как конечный вывод из современного ему нигилизма и анархизма и как до конца продуманная идеология тирании (33; 77-78). Работы Ницше, выступающего против антигуманизма современного ему общества, несут в себе в качестве общего тона пессимизм и снабжены пророчеством еще большего антигуманизма. Подобного рода настрой был характерен для интеллектуальной среды последней трети XIX века. Поэтому совершенно не случайно, что именно в этот период возникает такое направление в исследовании поведения массы, как «психология толпы», стремящееся понять суть тех многочисленных беспорядков, смут, которые характеризовали развитие общества XIX века.
Исходной позицией основателя «психологии толпы» Г. Лебона является тезис, который так же как и у Ницше будет положен в основу практически всех дальнейших рассуждений о массах, что современная эпоха - эпоха грандиозных изменений, важнейшим фактором которых является неизвестное еще в истории воздействие масс на общество. Все развитие цивилизации связано, по мысли психолога, с переменами в мыслях людей. Действиями людей управляет власть внушенных идей. В обществе получают распространение новые идеи, связанные с интересами масс, и рост могущества масс объясняется именно распространением этих новых идей. «В то время как все наши древние верования колеблются и исчезают, старинные столпы общества рушатся друг за другом, могущество масс представляет собой единственную силу, которой ничто не угрожает и значение которой все увеличивается. Наступающая эпоха будет поистине эрой масс» (35; 6). Как писал Лебон, «божественное право масс должно заменить Божественное право королей» (Там же).
Лебон первый показал, что толпа не есть собрание индивидов, а единое образование, единое существо, наделенное своей коллективной душой. Черты толпы не имеют ничего общего с теми чертами, которыми наделены составляющие ее индивиды. «Самые несходные между собой по своему уму люди могут обладать одинаковыми страстями, инстинктами и чувствами. ...Между великим математиком и его сапожником может существовать целая пропасть с точки зрения интеллектуальной жизни, но с точки зрения характера между ними часто не замечается никакой разницы или очень небольшая. Эти общие качества характера, управляемые бессознательным ... соединяются вместе в толпе ... разнородное утопает в однородном, и берут верх бессознательные качества» (Там же; 14-15). Именно исчезновение в толпе сознательной личности и общая направленность чувств людей, соединенных в толпе, составляют отличительные признаки массы. Таким образом, речь идет о специфических чертах, которыми наделена толпа, и которые отличаются от черт индивида.
Лебон выделяет следующие черты, присущие индивиду в толпе:
- Индивид в толпе благодаря ее многочисленности приобретает сознание непреодолимой силы.
- Индивид в толпе подчинен инстинктам и не способен критически оценивать свое поведение. В толпе происходит парализация сознания отдельного человека, он становится рабом бессознательной деятельности. Толпа анонимна, следовательно, не несет ответственности за свои поступки, а человек, не чувствующий свою ответственность, позволяет инстинктам брать верх над разумом, отмечает психолог.
- Для индивида в толпе всякое чувство заразительно. Поддавшись, по словам Лебона, «гипнотическому чувству», человек ведет себя не характерным для него образом. Он может принести в жертву интересам толпы свои личные интересы.
class2 Массовая культура тоталитарного типа в России 1917-1925
годов: идеологический дискурс и художественные практики class2
Идеологический дискурс культурной поли гики России 1917-1925 годов
Идеологический дискурс советской России во время своего формирования в 1917-1925 годы может быть рассмотрен в двух аспектах. С одной стороны, советская идеология была, по сути своей, политической доктриной, и, следовательно, основой организации и структурирования политического процесса. Однако сфера легитимной политики и идеологической борьбы для большевиков fie распространялась за пределы внутрипартийных дискуссий, да и то, фактически лишь до принятия, в марте 1921 года, X съездом РКП(б) резолюции «О единстве партии». С другой стороны, идеология становилась в эти годы единственно значимой символической системой нового общества, выполняющей функцию социального посредника и, в силу этого, предопределившей характер универсальной социальной связи в советском обществе. В советской России интересующего нас периода идеология как система социальных практик постепенно приобретала тотальный характер: охватывая все новые поля социального взаимодействия, проникала в культуру и сферу повседневного общения, изменяя их структуру и содержание, превращая их в сегменты массового общества.
Доктринальной основой советской идеологии стал марксизм. Основные идеи марксистской (коммунистической) доктрины были изложены в «сакрализованных» текстах коммунизма, прежде всего в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. Основная интенция «Манифеста» была обозначена уже в первой его главе. Она состояла в стремлении определить конкретные формы и условия человеческой эмансипации.
С точки зрения авторов «Коммунистического манифеста», человека, способного шагнуть в будущее, определяет несколько важнейших черт. Во-первых, его сознанию свойственен интернационализм - «рабочие не имеют своего Отечества» (9; 444), впрочем, как и не имеет его порожденный принципом либерализма буржуазный космополит. Однако определяющей, согласно воззрениям авторов «Манифеста», чертой способного обрести будущее человека является его «пролетарскость». Этот термин не столько обозначает принадлежность эмансипирующегося индивида к пролетариату как к социальному классу, сколько указывает на наличие у него специфических, чисто пролетарских качеств. Речь, в данном случае, идет о свойственном «истинному» пролетарию способе отношения к действительности, и, прежде всего, о пролетарском классовом сознании. Источником и, одновременно, выражением пролетарски легитимного сознания индивида для К. Маркса и Ф. Энгельса становится его партийный характер. Таким образом, авторы «Манифеста Коммунистической партии» открыли новую форму рациональности: пролетарско-партийную. Охарактеризованные в «Манифесте Коммунистической партии» идеально-типические черты образцового человека были, затем конкретизированы и дополнены в работах В.И. Ленина и, прежде всего, в его книге «Что делать?» (9; 237-256). Здесь человек «Коммунистического манифеста» обретает новое качество: отныне не только его сознание, но и вся его деятельность обнаруживает свою пролетарско-партийную сущность. Идеальный человек в идеологическим дискурсе советского общества - профессиональный революционер - агитатор, пропагандист, организатор и воспитатель «рабочих масс».
По-новому для партийных идеологов встала и проблема «массы»: для того, чтобы стать «материальной силой» «масса» не только должна была быть вооружена передовой идеей (то есть просвещена), но и определенным образом классово-партийно структурирована, «оформлена», иначе говоря - воспитана. Так уже в самом партийном дискурсе идеология рассматривалась не только как теория, но и как источник системы реальных социально-практических взаимоотношений, структурированных иерархически: «массы - классы - партии - вожди». Данная иерархия, по мнению В.И. Ленина присущая любой политической системе, сі ала для большевистского мировоззрения значимой «первичной классификацией».
Превратив в сферу политического действия все общество, идеология не только стала формой гармонизации социокультурного порядка, системой придания смысла социальной реальности, но и сама явилась источником социальных напряжений в обществе, силовая ось которых была уже обозначена в названии первой главы «Манифеста»: «Буржуа и пролетарии», а их конкретные социально-исторические модификации определялись в культурных практиках советской России, которые далее будут в нашей работе проанализированы. К тому же отнесенность обозначенных в идеологии перспектив общества к далекому будущему, создавала иллюзию неисчерпаемости, обеспечивала бесконечность и непрерывность процесса Революции. И эта «перманентная революция» составляла основу идеологических и культурных практик советской России.
Первоначально партийная идеология, ее развитие было частным делом группы теоретиков. Резолюции, принимаемые на партийных съездах и конференциях, были продуктом борьбы между ними и теми группировками, которые собирались вокруг идейных вождей. Партийная цензура как самостоятельный институт еще не существовала, хотя уже тогда, в период острой идеологической борьбы внутри партии и социалистического движения в целом, редакторы партийных изданий, сортируя поступающую в газеты корреспонденцию и статьи, фактически занимались цензурой. Но лишь с появлением статьи В.И. Ленина. «Партийная организация и партийная литература» цензура была окончательно узаконена идеологически. Было объявлено о чом, чю литературное дело «должно стать частью общепролетарского іела. «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социал-демократического механизма ... Газеты должны стать органами разных партийных организаций. Литераторы должны войти непременно в партийные организации. Издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные учреждения торговли книгами - все это должно стаи, партийным, подотчетным» (1; 101)
Исследователи советской культуры считают, что в этой статье В.И. Лениным были изложены основы будущей советской культуры. В этой статье он определяет «трудную и новую, но великую задачу» — «поставить литературное дело» на службу партийной организации и «до конца революционному классу» пролетариату. Суть этой позиции сводилась к тому, что литература (а в ближайшей перспективе и все искусе і во) должна превратиться в инструмент организационно-партийной работы. Однако ленинское понимание классового начала в любых проявлениях культуры включало в себя представление о пролетариате как о классе, совершающем революцию, и «уже по одному тому, что он противостоит другому классу, с самого начала выступает как класс и как представитель всего общества» (9; 45; 13).
В.И. Ленин также имел в виду, что пролетариат способен выразить интересы общества в целом в той степени, в какой он (пролетариат) сумеет освоить, переработать и развить «...все, что было ценного в более чем двухтысячелетием развитии человеческой мысли и культуры» (9; 41; 14). Но в «Проекте программы нашей партии» (9; 4; 220) В.И. Ленин отмечал: «С точки зрения основных идей марксизма интересы общественного развития выше интересов пролетариата, интересы всего рабочего движения в целом выше интересов отдельного слоя рабочих или отдельных моментов движения».
Ленин выступил с концепцией «двух культур» в каждой национальной культуре. При этом, говоря о культуре будущего, В.И. Ленин предлагал: «Мы из каждой национальной культуры берем только ее демократические и ее социалистические элементы, берем их только и безусловно в противовес буржуазной культуре, буржуазном) национализму каждой нации» (Там же).
Таким образом, в статье были идейно обоснованы принципы построения агитационно-пропагандистской машины, механизма «фабричного», «поточного» производства идеологии и предпосылки формирования идеологизированной культуры, ориентированной на «воспитание» масс.
Литературная деятельность в системе массовой культуры
Пролетарское литературное движение, возникшее в стране в начале 1920-х годов, трудно поддается учету, потому что включало в себя тысячи и тысячи объединений различного рода, существовавших при фабриках, заводах, рабфаках, красноармейских частях и т.д. А.С. Серафимович писал: «В каждом городе, в каждом городишке, в глухой станине я встречаю кружок пролетарских писателей. И газете уже не нужно клянчить и выпрашивать у центра литературный материал. И посмотрите, как у них идет работа, как тянутся они к мастерству» (132; 226). Литературные кружки рабочих существовали, как правило, при местных ассоциациях пролетарских писателей, представляя собой их резерв и работая под их руководством.
Правление МЛПП постоянно вело большую работу по вовлечению в свою организацию рабочих, членов литературных коллегий при фабриках и заводах, а даже литературных кружков при райкомах партии. Выла выработана программа кружков, установлена творческая связь с рабкорами.
Характерной чертой творчества нового пролетарского писателя была его непосредственная связь с жизнью заводского коллектива. Почти все произведения авторов из рабочих, прежде чем появиться в журнале, публиковались в заводской многотиражке или стенгазете
Наиболее деятельное ядро литературных кружков составляли рабочие корреспонденты, которые являлись постоянными участниками творческих семинаров, проводимых МЛПП, сотрудничали в журналах «На посту» и «Октябрь» - и даже состояли на учете в заводских парторганизациях.
Периферия не отставала от центра по степени творческой активности рабочих-литераторов, а кое-где и превосходила его. Практической работой по созданию и руководству местными ассоциациями и литературными кружками занималась ВАПП (ВОАП). «Количество периодических изданий, печатающихся в Советской России, - писал В. Керженцев, достигло в 1919 г. 308, причем на губернские города приходится 133 издания. Большая часть газет и журналов издается, таким образом, в глухой провинции, в уездных городах и селах» (83; 18).
Основу авторских коллективов утих изданий составляли литкружковцы и рабкоры. Поэтому часто журналы, например, выходившие в первой половине 1920-х годов в Кинешме, Ярославле, Нижнем Новгороде и других городах, назывались «Рабочее творчество». Некоторые профессиональные, ведомственные, административные журналы имели специальные литературно-художественные приложения, предоставленные в полное распоряжение местных литкружков. В Коломне выходило приложение «Наковальня», в Иваново-Вознесенске - «Красный ткач», в Калуге - «Литературный двухнедельник», в Ржеве — «Литературный листок» и т.д. (149; 143)
Местные ассоциации пролетарских писателей создавались либо на базе литературных студий Пролеткульта и рабкоровских кружков, либо возникали как самостоятельные ассоциации рабочих-писателей при клубах, рабфаках и т.д. Многие объединения были настолько активны, что имели собственную сеть низовых ассоциаций в уездах и волостях.
Одной из первых осенью 1921 года, образовалась Царицынская ассоциация рабочих-писателей. Ее 12 членов регулярно издавали литературно-художественный журнал «Зовы» и время от времени -поэтические сборники. Один из них назывался «На помощь Поволжью». В это же время была создана Сибирская АПП (Новониколаевск), превратившаяся к концу 191920-х годов в крупнейшую организацию пролетарских литераторов. Саратовская АПП возникла в 1923 году на основе слияния литературной студии Пролеткульта с группой пролетарских писателей. Ярославскую АПП создал в первой половине 1924 году коллектив рабочих писателей «Литье», ядро которого составляли рабкоры. В Рыбинске рабочие корреспонденты, группировавшиеся вокруг . газеты «Рабочий и пахарь», образовали ассоциацию, принявшую платформу «Октября». Осенью 1925 года эти ассоциации объединились, к ним примкнули Красноперекоповская и Ростовская группы пролетарских писателей. Всего Ярославская АПП насчитывала 56 человек (из них 30% - рабочие, 40 - крестьяне и 30% --служащие) (120; 105). Произведения 48 членов ассоциации были опубликованы в местных изданиях, 5 человек печатались в московских и ленинградских журналах, в их числе будущий известный советский поэт А. Сурков. К 1928 г. ассоциация уже выпустила 7 сборников стихов и прозы, тем не менее в ней продолжалась упорная учеба по специальной программе, охватывавшей основные моменты художественного и политического образования. Активной была массовая работа. В среднем за год ассоциация проводила 12-13 литературных вечеров, конференций, диспутов на предприятиях, в красноармейских частях, учебных заведениях; ее члены руководили литературными кружками в губернии и рядом кружков в Ярославле, в том числе на Тормозном заводе, заводе «Красный Профинтерн», на текстильной фабрике «Тульма» и вигониевой фабрике, при железнодорожном депо и т.д.
При ассоциации была организована литературная консультация. Еженедельно в нее поступало от 30 до 40 рукописей начинающих поэтов и прозаиков, на которые писались обстоятельные отзывы (149; 143).
Осенью 1924 года в Костроме была организована группа рабочих поэтов и прозаиков, принявшая программу ВАПП. Еженедельно 30 ее членов собирались для учебы и коллективного обсуждения произведений своих товарищей и художественных новинок: Вокруг группы сплотились местные рабкоры, жаждавшие приобщения к творческой работе (Там же: 145).
Центральные ассоциации (ВАПП и МАПП, позже ВОАПП и РАПП), в меру своих сил стремились направлять деятельность местных ассоциаций. Журнал «На литературном посту» регулярно освещал эту сложную работу. Практиковались выезды членов правлений центральных ассоциаций для проведения консультаций на местах. Проводились своеобразные творческие отчеты литературных объединений Москвы и Ленинграда на периферии. Только в одну такую поездку московских писателей по Уралу в 1929 году состоялись 62 литературных вечера, на которых присутствовало 25 тысяч человек (121; 71).
Формой работы с периферией также было и проведение творческого смотра РАПП, итоги которого были рассмотрены специальной комиссией. Пленум правления РАПП определил, что выводы комиссии можно распространить на всю ВОАПП. Комиссия выявила некоторые типичные особенности творчества рабочих писателей. Прежде всего, это тесная связь писателя с жизнью заводов, фабрик. Выбор тем чаще всего определялся вопросами строительства новой жизни или недавним революционным прошлым. Многие . писатели являлись активными участниками гражданской войны, поэтому эта тема была весьма популярна в их творчестве.
Все кружки и ассоциации в той или иной степени занимались обучением своих членов. В частности, МАПП с первых же дней своего существования вела большую организаторскую и воспитательную работу с низовыми рабочими литературными организациями. Наиболее популярной ее формой были так называемые собеседования, еженедельно проводившиеся в Центральном клубе Пролеткульта им. М.И. Калинина. К этим встречам пролетарских литераторов, диспутам и обсужчениям привлекалось большое число слушателей, преимущественно рабочих, красноармейцев, пролетарских студентов.
Другой формой работы МАПП по воспитанию литературных сил Пролетариата была организация их профессиональной учебы. Появились группы, которые уже переросли кружковую форму учебных занятий. Специальные литературные курсы были созданы Московской ассоциацией пролетарских писателей. При них работали три семинара - сценарный, прозы и стиха. Огромную помощь начинающим литераторам, особенно из провинции, оказывала образованная при правлении ВАПП и затем РАПП литературная консультация, председателем президиума которой являлся А.С. Серафимович. Через литературную консультацию ВАПП только к 1927г. прошло примерно 100 произведений авторов-рабочих общим объемом 500 печатных листов.
Особое внимание уделяла ВАПП рабочим-корреспондентам. Уже к 1924 году в стране насчитывалось 15 тысяч рабочих-корреспондентов. Эта армия «рілцарей пера» держала под пристальным наблюдением все процессы экономической и общественной жизни.
В середине 1920-х годов произошло нечто принципиально повое в развитии рабкоровского движения: рабкоры «вторглись» в область литературы и искусства. Они начали с литературной и театральной критики, затем постепенно перешли к художественному творчеству. К концу 1920-х годов это движение стало поистине массовым. «Миллионы корреспондентов в нашей советской печати, - говорил А. Серафимович, -рабочие, колхозники и тысячи, десятки тысяч литкружковцев - несут нам на смену художественную литературу» (144; 211).
