Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Феномен культуры правосознания личности 18
1.1. Предметность культуры правосознания личности 18
1.2. Концепты «время» и «пространство» в контексте культуры правосознания личности 42
1.3. Культура правосознания личности в опосредовании субъектно-объектных отношений 65
1.4. Переходные типы культуры правосознания личности 86
Глава II. Институциональные трансформации и культура правосознания личности 105
1. Институциональные изменения как основа развития культуры правосознания личности 105
2. Мультикультурализм и его влияние на правосознание 118
3.Этническая идентичность как условие развития культуры правосознания личности 136
4. Метаморфозы рациональности и культура правосознания личности в гражданском обществе 152
Заключение 166
Список литературы
- Концепты «время» и «пространство» в контексте культуры правосознания личности
- Переходные типы культуры правосознания личности
- Мультикультурализм и его влияние на правосознание
- Метаморфозы рациональности и культура правосознания личности в гражданском обществе
Концепты «время» и «пространство» в контексте культуры правосознания личности
Культура правосознания - это одновременно и процесс, и продукт духовного и интеллектуального производства как системы по созданию, хранению, распространению и освоению содержания правовых ценностей, знаний, представлений, значений и символов. Сочетание духовного (высших ценностей человеческого бытия) и интеллектуального (функциональных ценностей человеческой жизнедеятельности) начал в процессе культуры правосознания позволяет переводить ценности из отвлеченного и абстрактного состояния в ранг социальных норм, регулирующих человеческое поведение. Тем самым, культура правосознания есть не только духовная культура, но и социальная культура, которая связана с выработкой определенной структуры и иерархии ценностей и норм, общественной и личностной морали и нравственности.
Известно, что «сознание развивается вместе с самосознанием, со способностью человека к размышлению о самом себе с позиции внешнего по отношению к непосредственным действиям по обеспечению питания, безопасности, пространственной ориентации наблюдения. Такое рефлексивное наблюдение начинается с осознания значений самых простых, неизбежно сопутствующих жизни функций... Отсюда происходит понятие души, с которой исторически связывались способности к чувственному восприятию, наслаждению и разумной, рациональной деятельности» [278, с.28].
Существуют разные формы, виды и типы сознания и, соответствующие им, формы, виды и типы самосознания. Моделирование таких форм, видов и типов - это функция типологии (морфологи) в истории и философии науки. В научной литературе выделяют следующие формы сознания: политическое, экономическое, правовое, идеологическое, экологическое, научное, творческое и ряд других форм сознания и соответствующих им форм самосознания. Формы сознания и самосознания, чаще всего, связывают с направленностью, со сферой действия сознания и подсознания, т.е. со сферой деятельности людей. В основе такой морфологии лежит, как правило, деятелъностный подход, понимание человека как активного существа, как субъекта деятельности. В разное время исследователи выделяли кто два (А.К.Уледов), кто пять (В.Ф.Константинов), кто семь (В.Ж.Келле, М.Я.Ковальзон) форм сознания [102, 112, 212].
Наряду с этим исследователи выделяют также виды и типы сознания, отталкиваясь при этом от его а) «природы» и в) общего характера. Различают религиозный и светский типы сознания, обыденное и специализированное сознание и соответствующие им типы самосознания. Существует и более развернутая типология сознания, в рамках которой предлагается различать шестнадцать типов сознания [249].
Что касается правосознания, то здесь различают две его крайние модальности: правовой нигилизм и правовой идеализм. При этом различают также два типа культуры правосознания: культуру выражения (репрезентативную культура правосознания) и культуру правил (нормативную культуру правосознания) [175,с.23-31].
Помимо типов сознания и самосознания в литературе выделяют и виды сознания и самосознания: общественное, личностное, классовое, моральное, конформистское, толерантное, открытое и т.д. В данном случае речь, как правило, идет о связи конкретных видов сознания и самосознания с видами мышления и определенными иерархиями ценностей, присущих людям [28, 54, 55, 149, 213].
Совершенно естественно, что каждый тип, вид или форма сознания сопряжены с самосознанием. «Самосознание есть способ отношения человека к самому себе, способность к самооценке своих поступков, создания жизненных планов. Оно связано с таким уровнем идеального, который задается со стороны всей культурной жизни» [278,с.29]. Самосознание является проявлением социальной сущности человека, поскольку он пытается построить свою жизнь так, чтобы его собственные сценарии были понятны другим. Тот факт, что связанная с самосознанием способность формируется только под воздействием общества, в результате восприятия человеком всей совокупности культурных символов, и определяет то, что «сознание, будучи феноменом личного бытия, тем не менее, не умещается в границы самого этого бытия, не умещается в пределы индивида и индивидуальной жизни» [278,с.29-30].
Тем не менее, предметность самосознания личности (в том числе и ее правосознания) раскрывается, прежде всего, через индивидуальное бытие. Самосознание неразрывно связано с личностью, ее индивидуальностью, автономностью и т.д. В этом обращении на личность, на ее способ существования, собственно говоря, и состоит предметность самосознания человека.
Человек - принципиально предметное существо. Эта предметность раскрывается в структуре сознания и самосознания личности, которая формирует свои собственные представления о внешнем мире и о самой себе. «Представления как форма живого созерцания и обобщенный чувственный образ предмета, воздействующего на органы наших чувств раньше, в прошлом, но не воспринимаемый в текущем моменте, - это результат духовной жизни человека. Образы памяти и воображения составляют содержание сознания личности. По сравнению с восприятием, в представлении отсутствует непосредственная связь с реальным объектом. Это скорее некая модель, обобщенный конструкт объекта, в котором выделены определенные существенные с точки зрения самой личности, ее опыта, черты и признаки» [240,с.61-62].
Таким образом, формирование сознания неразрывно связано с личным опытом индивида, который посредством мышления осуществляет рефлексию, т.е. осознает предметное содержание объекта, изначально имеющего «нейтральный», «безличностный» характер. В структуре такой рефлексии личность формирует определения предметов (теоретическая рефлексия) и соотносит собственные индивидуальные представления с полученными понятиями (практическая рефлексия). Благодаря такому соотношению сознание оказывается детерминированным осознанием {самосознанием), которое позволяет личности определить характер и границы своего собственного отношения (поведения) к объектам окружающего ее (внешнего) мира через самосознание сознание становится ценностным, критическим, способным не только «фиксировать» (схватывать) внешние объекты окружающей среды, но и формировать ценностные ориентации. Тем самым, формируются первичные правовые нормы. Право - это одна из ценностей, хотя и ценность особого, производного характера. В иерархии ценностей оно отнюдь не имеет того значения, которое порой ему приписывают юристы и политики. Как справедливо отмечал еще Б.А.Кистяковский, «право не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, личная святость. Значение его относительно, его содержание создается отчасти изменчивыми экономическими и социальными условиями» [103,с.109].
Ценности, в конечном счете, представляют собой отношение должного к сущему. Их можно рассматривать как отношение идеального бытия к наличному бытию. Ценностью является все, что приближает человека к абсолютной полноте бытия [144, с.286]. Поэтому право также может рассматриваться как ценность. Тем более, что «духовная культура состоит не из одних ценных содержаний. Значительную часть ее составляют ценные формальные свойства интеллектуальной и волевой деятельности. А из всех формальных ценностей право, как наиболее совершенно развитая и почти конкретно осязаемая форма, играет самую важную роль» [103, с.109].
Переходные типы культуры правосознания личности
Жизненная сила права, его норм, создается внутри человека, его волей (к совершенству), его «духовным деланием» (И.А.Ильин). Это духовное делание включает в себя в качестве одного из важнейших моментов интерпретацию внешних правовых установок в структурах правосознания личности. И хотя, как отмечал А.Ф.Лосев, «интерпретирующая деятельность человека условна, шатка, гипотетична, капризна, но она есть отражение абсолютных энергий «самого, самого» [140,с.475].
Внутреннее «я» как основал личности посредством работы со смыслами права и их интерпретации опосредует право как таковое для себя и себя как целостную личность для общества и государства, от имени которых затем это право действует непосредственным образом. Но, выражая формально норму общества и государства, такое право уже выражает реально и интересы самой личности в той мере, в какой они отражены в конкретных правовых нормах. Обобщающим критерием такого обобщенного отражения не могут служить ценности либерализма, поскольку на каждом конкретно историческом этапе развития личности, общества и государства они представляют собой принципиально различную ценность. Свобода в агрессивном, безграмотном сообществе дикарей - это не ценность, а угроза. Точно также равенство между тунеядцем и работником (перед законом) - это насмешка над самим смыслом понятия равенства. И только критерий счастья во все исторические эпохи является универсальным (всеобщим) основанием, на почве которого личное правосознание и дикаря, и цивилизованного человека, и тунеядца, и труженика ищет и находит возможности для совместного общежития, для сосуществования и даже солидарности. Интерпретируя этот всеобщий принцип, каждый человек вкладывает в него свой смысл, который хотя и отличается от смыслов других людей, но не противоречит им, не отчуждает и не отвергает их. Живи сам и не мешай жить другим - вот то универсальное основание для человеческого счастья, ради которого всем нам необходимы правосознание, правовое сознание, право, законы и само государство.
Однако отношение к принципу счастья и к самой личности как источнику права обусловлено разным пониманием личности, ее места и роли в социальном универсуме со стороны различных философских течений и направлений [241,с.35-44]. Но при всех различиях в понимании личности, ее места и роли в социальном универсуме (например, в плоскости личность - общество, личность - государство, личность -личность и т.д.) ясно одно. Личность - это не макса, с которой ее когда-то отождествляли древнегреческие философы. Личность - это даже не «совокупность социальных отношений» и не только продукт «социального развития» (К.Маркс). Под личностью в современной философии понимают, в сущности, определенный уровень нравственного развития индивида, что характерно как для материалистической, так и для идеалистической линии философствования. Развитое правосознание, способное вырабатывать не просто а) критическое, но также в) конструктивное и с) креативное отношение личности к нормам права, которые предлагаются обществом (или государством) - это и есть тот необходимый уровень нравственного развития, который превращает индивида в личность. Иная концептуализация личности не имеет ничего общего с наукой. Она может быть сугубо религиозной [186] или нигилистической [181,с. 17-93] по своему содержанию. Но этого оказывается недостаточно для понимания личности как таковой, ее генезиса и ее целостности.
В связи с этим важнейшим аспектом достижения такого уровня и такой культуры правосознания личности становится не просто социальный, а классовый аспект. Традиционным для советской науки было представление о том, что «пролетариат вырабатывает свое правосознание в политической борьбе за определенные, выдвигаемые им правовые требования, а не в ожидании того, когда эти права ему будут представлены эксплуататорскими классами» [205,с.65]. В современном российском обществе, ставшим по своему содержанию капиталистическим, сформировался новый класс капиталистов, наиболее влиятельной частью которого стала олигархия. Именно она оказывает решающее влияние на государственную политику в сфере правотворчества (лоббирование). С другой стороны, влиятельной частью современной российской буржуазии стало чиновничество (бюрократия), которая получает свой «кусок» национального дохода в виде административной (политической) ренты. Административная рента чиновников формируется не только в форме необоснованно завышенной по отношению к другим категориям работников заработной платы или баснословных «золотых парашютов», но и в виде всевозможных льгот и привилегий, а также путем коррупционных действий. Их размеры говорят сами за себя. В 2009-2010 гг. средний уровень зарплат верхушки госслужащих составил: для членов Совета Федерации - 38 млн. руб.; для членов Государственной Думы - 22,9 млн. руб., для членов Правительства - 13 млн. руб.; для глав российских регионов - 8,4 млн. руб.; для работников Администрации Президента - 6,3 млн. руб. [94,с.180]. Даже средняя пенсия госслужащих в 2010 г. составила 30250 руб. против 6630 руб. средней пенсии простых россиян [31.с.223].
Численность российской бюрократии из года в год неуклонно росла: в 1959 г. она составляла 1,8 млн. чел., в 1970г. - 2,3 млн. чел., в конце 80-х годов - уже около 8 млн. чел., а в начале XXI в. по разным оценкам она доходит до 12 млн. чел. [300,с.198]. Еще в середине XX в. высказывались мнения о формировании в нашей стране нового класса бюрократии. В связи с этим можно вспомнить, например, работы М.Джиласа, М.Восленского, С.Андреева и др.[5,41,68].
Мультикультурализм и его влияние на правосознание
Правосознание самих европейцев также оказалось, в конечном счете, в резкой оппозиции к такому «прибавочному порядку», когда эмигрантов стало больше, чем коренного населения, а социальных льгот приезжие стали получать больше, чем аборигены. Оказалось, что этническая и культурная идентичность наиболее значима при непосредственном контакте «лицом к лицу» [289,с.191]. Этническая толерантность, хотя она и казалась не только безобидной, но даже весьма привлекательной, со временем потускнела в глазах самих европейцев, чье правосознание вновь «качнулось» в сторону национализма и даже шовинизма. Их правосознание стало базовой «площадкой» для такого «метаболизма» именно потому, что обнаружило удивительный феномен: у принимающей стороны прав стало куда меньше, чем раньше и чем о приезжих. В национальное законодательство оказалось просто деформированным. Это заставило вспомнить об «общественно-необходимом порядке», о том, что ношение паранджи - это не столько право эмигрантов, сколько уже «перебор» и навязывание своих ценностей другим этносам, да еще и на их собственной территории. Ведь никто же не будет утверждать, что Германия - это территория турок, а
Франция - территория арабов, хотя последних в этих странах предостаточно. Политкорректность государственных чиновников качнулась еще дальше вопроса о ношении паранджи. Она затронула вопросы полового воспитания, общественного разделения труда, культурной идентичности. Правосознание европейцев оказалось не готовым к такой «демократии» XXI века. Больше того, оно оказалось еще и в противоречии с правовым, традиционным правосознанием как таковым. Традиционные принципы правового сознания (терпимость, латентность, эластичность, плюрализм, интеграционизм) оказались в непримиримом противоречии с принципами правосознания как такового (идентичность, автономность, самодостаточность, ответственность). В российском обществе с некоторыми особенностями наблюдается аналогичная ситуация. Абсолютные принципы (добра, милосердия, справедливости, любви и т.д.) все чаще подменяются в правовом сознании человека мотивами функционального характера (рациональность, неотвратимость, целесообразность, прагматизм и т.д.).
Тем самым искажается правовое сознание, по отношению к которому правосознание выступает внутренним голосом, голосом совести, чести и души самого человека. Нормы закона оказываются всего лишь результатом групповой морали, т.е. институционального способа формализации бытия, формального упорядочивания социума. Но формальное бытие есть, по сути, бытие отчужденное, бытие, в котором наблюдаются отчуждение труда (К.Маркс), отчуждение духа (В.С.Соловьев). Это формализованное определенными социальными группами бытие навязывается социуму отнюдь не в целях согласования интересов индивида и общества, как об этом заявляют инициаторы такой формализации, а исключительно в собственных гедонистических интересах политических элит. Естественно, что при формировании моральной нормы становится неизбежным столкновение субъективного (индивидуального), интерсубъективного (группового) и объективного (общечеловеческого). По мнению И.В.Позднякова, «в этом столкновении определяющим оказывается интерсубъективное, поскольку в реальном социуме именно в интерсубъективном (классовое, религиозное, психологическое и т.д.) генерализуются индивидуальные целеполагания и вырабатываются абстрактные нормы как общечеловеческое долженствование. Групповая мораль не зависимо от претензий ее адептов, не является подлинно общечеловеческой и не в состоянии вместить в себя всех возможных коллизий реального социума, поэтому она неизбежно несет в себе генерализирующую идею... Такой генерализирующей идеей является служение (классу, этносу, общему человечеству, богу или самому себе... Идея служения определяет понятие морального долга, в отличие от внутреннего нравственного долга... » [210,с.181].
В этих суждениях «схвачено» само основание норм права - формальное изложение норм групповой морали. Служение нормам закона есть служение нормам чьей-то групповой морали. Осталось только определить - чьей? Марксистская концепция, как известно, гласит, что нормы закона и следование им служат интересам капитала и его представителей. Даже государство в рамках марксизма рассматривается как приватизированный объект капитала, капиталистическая частная собственность. В современных условиях, нормы закона также представляют собой нормы групповой морали, только этой группой становится олигархия, чиновничество, бюрократия, Желает эта группа признать справедливость данных суждений или нет, она оказывается тормозом на пути социального развития. Возврат российского общества к «идеалам» капитализма и рыночной экономики, т.е. возврат в прошлое -яркое тому доказательство. За последние четверть века национальная экономика нашей страны еще более отстала от передовых экономик мира, в России возникла и процветает система экономической дискриминации, страна оказалась отброшенной на десятилетия назад.
Стало очевидно, что в действительности капитализм никогда не создавал и до сих пор нигде не создает необходимых условий для свободы, равенства и уж тем более братства. Иначе говоря, и сам «общественный договор», о котором когда-то писал Ж.Ж.Руссо, ей был нужен только и исключительно для расширения собственной свободы и дальнейшего еще большего закабаления человека труда.
Метаморфозы рациональности и культура правосознания личности в гражданском обществе
Поскольку с позиций рациональности сегодня рассматриваются вся человеческая деятельность, то сначала необходимо рассмотреть предпосылки, на которых базируется неоклассическая модель рационального поведения. Здесь важнейшим критерием является объективность, под которой понимается совпадение самого понятия и отражаемого в нем объекта. Б.Рассел такую объективность связывал с достоверностью знания, а Э. Гуссерль называл «овнешнением» знания, отчуждением знания от человека, искажением его духовной природы. Подобного рода «наивный» «метафизический реализм», отрывая знание от процесса его получения, а научную методологию от ценностно-целевых ориентиров, ведет к скептицизму относительно всякого рода рациональности, с одной стороны, и методологическому релятивизму, с другой стороны.
Однако во второй половине XX века в российском обществе произошли фундаментальные институциональные трансформации: рухнула марксистская идеология, изменился характер государства, колоссальные изменения произошли в культуре, системе права, образовании и т.д. Как следствие, появилось новое понимание рациональности (рационального мышления, рационального поведения и т.д.) суть которого можно отразить уже не в соответствии понятия и объекта, а в соответствии понятия объекта индивидуальному интересу. Иначе говоря, произошла экономизация рациональности и всего мышления личности. Такой вульгарный экономизм распространился далеко за пределы хозяйственной деятельности человека и стал претендовать в качестве методологической детерминанты и на его социальную и духовную сферы бытия.
Речь идет не о простом расширении предметного ПОЛЯ новой рациональности. Речь идет уже о радикальной дегуманизации социальных отношений, всей совокупности наук о человеке. Естественно, что у определенной части людей прежние представления о хозяйственной деятельности как вынужденной борьбе за кусок хлеба все в большей степени уступают представлениям о духовном содержании труда, посредством которого хозяйствующий субъект развивает свои духовно-нравственные и продуктивно-творческие силы. Человек входит в экономическую картину реальности не как вещь, рядоположенная с иными экономическими явлениями, а как системообразующий принцип новой реальности, как начало новых координат современного знания. Но с другой стороны, большинство наших сограждан относится к проблеме рациональности совершенно иначе. Оно видит рациональность в соблюдении собственной выгоды, удовлетворении собственных эгоистических интересов, часто за счет ущемления интересов других людей. Культ рыночной психологии только способствует такому тренду. Происходит определенная виртуализация: замещение реальности новыми образами. Но «виртуальная реальность предполагает взаимодействие человека не с вещами, а с симуляциями. Реальность общества эпохи Модерн - это овеществленная институциональная структура, делающая практики независимыми от устремлений индивидов» [84,с.387]. Это виртуальное общество Г.Маркузе еще в середине XX века назвал «одномерным универсумом» [152]. Сегодня, в условиях XXI века, новая волна такой виртуализации «накрывает» и российское общество, которое в условиях глобализма и информационной революции оказалось не только «открытым», но и беззащитным перед подобными «нововведениями».
Естественно, что личность сопротивляется таким виртуальным практикам, которые «не зависят от устремлений индивида». Посредством собственного личностного правосознания личность отстаивает свою автономию перед натиском такой «правовой практики». И здесь исторические условия играют далеко не последнюю роль в будущем исходе сражения между правосознанием автономной личности и «общественным» правовым сознанием, формируемым во многом насильственно и произвольно господствующей политической элитой и «не зависящей от устремления индивидов».
Важное значение в соотношении личностного правосознания и общественного правового сознания играют и сугубо экономические факторы. Еще Ф.Энгельс писал: «Так как товарообмен в общественном масштабе вызывает в своем наиболее развитом виде, особенно при системе авансов и кредита, сложные договорные взаимоотношения и тем самым предъявляет требование на общепризнанные правила, которые могут быть установлены только обществом, на правовые нормы, установленные государством, то создается представление, будто эти правовые нормы обязаны своим происхождением не экономическим отношениям, а формальным установлениям государства. А так как конкуренция - основная форма обмена свободных товаропроизводителей - величайшая уравнительница, то равенство перед законом стало основным боевым кличем буржуазии» [151,Т. 16,ч.1,с.296-297].
Этот боевой клич сегодня видоизменился и приобрел формулу «верховенства закона», безотносительно к его справедливости и нравственности. Но правовые требования со стороны государства и стоящей за ним финансовой и политической элиты, по сути, остаются прежними. Они связаны с обеспечением господства и власти для этой элиты, а отнюдь не с обеспечением социальной справедливости и социальной ответственности.
Символичным в этой связи стало присуждение Дэниелу Канеману (Принстонский университет, США) Нобелевской премии в области экономики за разработку теории экономического поведения человека, нового направления поведенческой экономики. По сути, западным научным сообществом признан факт, что экономика должна быть ни чем иным, как наукой о человеческом поведении, максимизирующем прибыль (т.е. доход, связанный с эксплуатацией чужого наемного труда) и минимизирующем затраты в реальной хозяйственной жизни людей.
Линию нынешней эволюции идеалов рациональности в сфере правосознания самой личности, в отличие от развития права как инструмента государственной политики, можно обозначить как переход от объектной рациональности с овещнением и функционализацией экономических форм жизни к рациональности коммуникативной, направленной на понимание ценностей жизненного мира, социальной практики хозяйствующего субъекта, его повседневного мира.
«Классическая» рациональность основывалась на дихотомии субъекта и объекта. Подобное противопоставление воплощено в категориях издержек и прибыли: субъект несет издержки с целью получения полезности и прибыли, богатство формируется за счет утраты природных или трудовых ресурсов, рост материального богатства у одного экономического субъекта предполагает объективные потери у другого (наемного работника, делового партнера).
«Неоклассическая» рациональность основывается уже на синтезе субъекта и объекта, на превращении личности из объекта хозяйственной и и правовой практики в субъект деятельности. «Размывание» прежних постулатов классической парадигмы началось еще в конце XIX века. В связи с таким «размыванием» прежних представлений о роли и месте человека в мире были поставлены проблемы связи субъекта и объекта в сфере его деятельности (оптимум Н.Калдора, В.Парето и др.). Эта связь субъекта и объекта все больше стала рассматриваться не как дихотомия, а как взаимодействие человека и природы (теория ограниченности ресурсов), как экзистенциальное учение о полезности и ценности как практических ориентирах потребительного поведения, равновесия и взаимообусловленности элементов экономики (теория равновесия).
