Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Региональный контекст глобализации. Регионализм 25
1.1. «Доктрина двух регионов» в пространстве и во времени 32
1.2. Проблема выявления региона 50
1.3. Границы - проблема регионализма 78
Глава II. Феномен регионализации в контексте мировой политики 112
П. 1. Политическое разграничение и управление потоками 113
И. 2. Регион - «дорожная карта» глобализации 145
III. 1. Внутренняя семантика понятия «регион» 158
III. 2. Качества региона 170
III. 3. Регион в системе управления 182
Глава IV. Конструирование региона: пространство, движение, политика ... 235
IV. 1. Пространство 235
IV. 2. Движение 255
IV.3. Политика 282
IV.4. Образ региона - повестка развития 320
Заключение 353
Библиография 364
- «Доктрина двух регионов» в пространстве и во времени
- Проблема выявления региона
- Политическое разграничение и управление потоками
- Пространство
Введение к работе
Постановка проблемы. В современных международных отношениях все большую актуальность, вес и влияние приобретает региональный фактор, деунифицируя картину мира через различные версии жизнеустройства человеческих коллективов. В международной среде это привело, с одной стороны, к появлению соглашений, устанавливающих правовой порядок трансграничного взаимодействия и придающих устойчивый характер деятельности в условиях пересечений границ. С другой - выявило условность и непостоянство региональных объединений; их предельность, наличие политического и институционального аспектов; слабость теоретических ориентации. С третьей - сформировало проблему меняющейся пространственной формы и методов получения знания о регионе как особой социально-политической организации пространства. Наконец показало, что региональное пространство всегда стремится к пересечению политических и административных границ, нарушая и вмешиваясь в регламенты соседствующих территорий, что и вводит регион в проблематику международных отношений и стратегических исследований. Так, согласно оценкам международных организаций, общая сумма денежных трансфертов в Польшу, осуществленных поляками из Германии, практически сравнялась в конце XX века с прямыми инвестициями Германии в польскую экономику. В 2000 году статистика ЕС зафиксировала, что около 20 тысяч украинцев ежедневно пересекали границу, направляясь в соседние страны в поисках работы или за товаром. Все это нередко становится источником конфликтов, приводит к нестабильности внутренней ситуации, трансформации политических систем, появлению новых форм взаимодействия; требует новых принципов организации деятельности в расширяющейся международной
среде, где происходит сближение внешнего и внутреннего.
Практика показала, что управление конфликтами, как способ упорядочивания и регламентации международных отношений, как и тотальная систематика разделения труда, может осуществляться не везде, не всегда и не во всяком фрагменте развития. В то же время конфликтологические исследования помогли преодолеть традицию восприятия превентивной деятельности и нейтрализации конфликтов как проблемы технической оснащенности и выработки соответствующих технологий. Реальная жизнь общества всегда содержит достаточное количество конфликтов, однако они не являются всеобъемлющим измерением, как это представляли теории 80-90-х годов XX столетия. В локальных границах могут существовать нечеткие зоны, где конфликты являются только потенциально возможными, не наблюдаются в настоящем и не ожидаются в будущем. И в том, и в другом случае их можно облечь в пространственные формы, представить как регион.
Анализ широкого применения термина «регион» в практике международных отношений и государственного управления (российские регионы, американский регион, Европейский Союз, Центральная Азия, Северный регион, Ближний Восток, ландшафтный регион, географический, экономический, культурный, этнический, политический, стратегический и пр.) выявил, что мировая политика картографирует пространство, исходя из его функциональной специфики. Поэтому в определенных ситуациях регион:
становится проводником наднациональности и реализации интеграционных решений,
- используется как инструмент декомпозиции стратегического
пространства,
- направленно создается как пространственно-временная конструкция в
подвижной иерархии мирового порядка,
- предстает как опыт построения будущего, как вид процессов преобразования теоретического в практическое и наоборот.
Познание таких объектов подчеркивает актуальность прикладных исследований феномена регионального. Несомненной является необходимость теоретического осмысления наблюдаемой пространственной перегруппировки социумов, неясные рельефы которого уточняются в региональных перцепциях. Третья причина - очевидность, что в очертаниях нового международного порядка региональные образования превосходят пространство межгосударственных отношений, включая в себя не только отношения между группами и структурами, но и неструктурированные общие признаки. Поэтому в ситуации постулированной открытости обществ конструирование региона из внутренней задачи государства и в этом смысле сугубо административной и социально-экономической превратилось в один из процессов международных отношений и объект мировой политики. Сегодня регион фактически признан элементом международных отношений, циркулирующих в больших политико-экономических зонах. Обрамленная политическими и символическими границами, регламентированная соглашениями трансграничного сотрудничества в международной сфере данная единица перестает восприниматься как географическая категория. Феномен региона показывает, что кроме исторического опыта, специфики сходства и отличия по архетипам менталитета и культуры подобная интеграция требует учета политического контекста, взаимодействия фундаментальных и прикладных исследований.
В теории международных отношений варианты обоснования регионального пространства содержатся в концепциях взаимно пересекающихся суверенитетов, сообщества безопасности, в критике
этноцентризма, в предпринятых теоретиками неореализма, неолиберализма и постмодернизма поисках адекватного определения безопасности, в прикладных исследованиях постхолодного мира. Таким образом, феномен регионального пространства вторгается в одну из самых сложных проблем теории международных отношений и занимает сегодня самый большой объем в переговорном процессе и стратегической деятельности - становление нового международного порядка.
Как фрагмент глобального социума, регион обладает способностью интегрировать, разграничивать, распределять, организовывать и трансформировать, т.е. наполнять абстракцию глобальной взаимозависимости реальным содержанием. Практика показывает, что к строительству регионов причастны только ведущие силы мировой политики. А поскольку регионы возникают не везде, и, как правило, основаны на диалогичной политике, то региональные формы в отличие от цивилизационных и этнических становятся способом репрезентации глобальных интересов. В то же время специфические свойства региона позволяют видеть в нем инструмент концентрации и дисперсии политической власти акторов международных процессов, стягивания и растягивания пространственных форм, индуцируемых фактором глобальности.
Поиски причин возрастающего значения пространства в процессе политической организации мира привели автора к оригинальному раскрытию роли регионов в международных процессах, связанных с уровнями политического развития, качеством управления, стратегиями ведущих акторов, ключевыми положениями теории международных отношений и международного регионализма.1
International Regionalism I Ed. by J. S. Nye. Boston: Little, Brown, 1968.
Научная новизна исследования обусловлена актуальностью влияния региональных процессов на глобальное и локальное развитие. По сути, в политической науке это первая попытка включить в проблематику международных отношений триаду -регион, регионализация и регионализм.
Внимание к региону актуализировалось вместе с появлением региональных центров влияния, обозначивших свои претензии на власть в процессе глобализации. Другим моментом, придающим региональной конструкции актуальный смысл, явилось то, что региональная интеграция расширяет практику осуществления суверенитета составляющих ее стран: действует через государство, оставляя за ним право принятия решения. Наиболее явственно регионализация характеризует процессы в Евразии, в пространстве которой действуют несколько регионально организованных интеграции. Вместе с тем внимание исследователей приковано к четырем -Европейский союз, Содружество независимых государств, АСЕАН и Ближний Восток. Это разные по форме и политическому содержанию конструкции. Общее у них то, что они включают в себя все, что можно объяснить в терминах данного исследования - регион. Поэтому интерес политических наук к деятельностям индивидов и групп, в равной мере должен распространиться и на компонент, выражающий региональное пространство.
В отличие от подавляющего большинства проанализированных работ, в которых рассматриваются отдельные качества региона, автор видит регион как концептуальное пространство. Его границы складываются под преобладающим влиянием феномена - фактора международности, возникающего в процессе политического проектирования международной среды. Это означает непосредственное преобразование теоретического знания
в процедуры реализации определенных программ, где решающая роль принадлежит знаниям об обществе и человеке, о переходе от внутреннего опыта к внешнему, сочетаясь с технологиями доминирования. Формой такого перехода выступает региональное пространство (проект-конструкция), в котором осуществляется опыт построения будущего. Таким образом, в диссертации предпринята попытка внедрить в политическую науку новый объект исследования - регион, становление которого в настоящее время происходит, по нашему мнению, на основе научных подходов, включающих регионализацию и регионализм. В диссертации регион анализируется как территория, организация которой предусматривает институциональное оформление геоисторических особенностей, учет количественных и качественных характеристик жизни населения.
Новизна данной диссертации вытекает из рамочного подхода, в соответствии с которым автор прослеживает рождение проблемы глобального в ускоряющемся членении мира на регионы. Глобализация ориентирована на все предметное поле современной цивилизации, но эффективна только в реализации однородности мировой экономики, технологий, электронного производства и коммуникаций. Тем самым она акцентирует ценностные ограничения, а экономические и внеэкономические сферы постепенно приобретают разноскоростную динамику, становясь условиями и средствами регионализации. С другой стороны взаимодействие целых регионов Азии, Америки и Европы поддерживает наличие глобального уровня, однако этот же процесс ясно указывает на утрату отдельными субъектами монопольной функции в формировании мирового порядка. Поэтому региональное пространство можно рассматривать как зону согласованных измерений и зону разногласий (зона В. Парето). Это предопределило политический интерес, как к территориям, так и к пространственным связям, концептуализированным в
различных проектах локальности, национального суверенитета, наднациональности, а в случае ЕС и постнациональности. Благодаря чему за последние пятнадцать лет возникло большое количество внешнеполитических проектов по построению регионов в различных частях мира. Наиболее выделяются в этом отношении Центральная Азия и Балтийский регион. Поэтому в целях эмпирической проверки гипотезы в четвертой главе диссертации автор привлек материалы, связанные с утверждениями о «регионности» (термин введен европейскими учеными Б. Хеттне и Ф. Содербаумом) Центральной Азии.
Предлагаемое исследование отличается от всех предшествующих также тем, что в его когнитивно-понятийную схему отобраны теории и эмпирические материалы, рассматривающие организацию отдельных пространств в доминанте «знание - власть» (Ф. Бэкон). Заново отрефлексированные на рубеже тысячелетий в западной литературе они получили развитие в работах, посвященных внешней политике, а также дисциплинах, приоритетом которых является конструктивизация будущего. В этих условиях концепции все чаще строятся с предоставлением им проектных и программных функций, стремясь к универсальной форме конструирования социального пространства. В диссертации малоисследованный в политической' теории регион и связанные с ним регионализация и регионализм рассматривается, как конструкция, характеризующаяся признаками системы и свойствами спонтанно возникающих новообразований. Предпринятое исследование показало, что внедрение научно разработанного регионального подхода является одним из условий грамотного управления процессами развития. Данный подход позволяет осуществить концептуальный переход от управления конфликтами к управлению социальным пространством.
Степень научной разработанности темы исследования
определяется тем значением, которое современная политическая наука придает международной среде, возрастающему институциональному влиянию внешних факторов на внутреннюю политику и пространство - центральные категории и процессы теорий глобализации, которые, по сути, являются продуктом «стратегической культуры». Представляя абстрактный уровень научных знаний об общественных процессах, в том числе неопределенность, изменчивость и неустойчивость глобализация позволила сформулировать общие проблемы высокой политики. Их особенностям, границам и способам решения посвящены сотни уникальных работ теоретического и методологического характера. Но в отношении региона разговор ведется так, как если бы каждому автору заранее известно, что он собой представляет. Проблема регионального пространства не затрагивается вообще, в то время как именно в нем происходит становление конформных связей. Интерес к проблемам региона в международных отношениях, в редких случаях завершающийся интегративным анализом, не сбалансирован вниманием к проблеме разграничения социального пространства, сосредоточением на вопросах методологического и управленческого характера.
Исходя из сказанного, автор рассматривал сформулированную проблему как комплексную: требующую для своего решения теоретического построения и проверки основной идеи в рамках предлагаемой концептуально-понятийной схемы.
Учитывая, что все позиции силами одного автора охватить невозможно, в работе главное внимание сфокусировано на тех, где содержатся важные оценки и фактологический материал, помогающие решить определенные в диссертации задачи. Полученные данные показали, что в международной практике термином «регион» обозначаются многофакторные
и разнофункциональные пространства, на границах которых рождается особый тип управления переходом влияний, ракурсов и границ. Поэтому выделение региона и картографирование определенного регионального пространства является важнейшей проблемой для политически организующегося мира, в котором они располагаются в виде нечетких множеств.
Отмеченные проблемы подробно рассматриваются в исследованиях российских авторов М.А. Аюпова, В.Я. Белокреницкого, А.Д. Богатурова, И.Н. Барыгина, И.М. Бусыгиной, А. Д. Воскресенского, К. С. Гаджиева, Д.Н. Замятина, И.Д. Звягельской, А.А. Кокошина, Н.А. Косолапова, Д.Б. Малышевой, Т.Д. Мамсурова, В.В. Наумкина, А.А. Неклессы, Е.М. Примакова, Ж.Т. Тощенко, Г.П. Щедровицкого и др., внесших большой вклад в понимание регионального аспекта и национальной специфики глобального развития. Немаловажным подспорьем в процессе диссертационного исследования стали регулярно публикуемые материалы регионоведческого фокуса на страницах «Вестника Санкт-Петербургского университета», «Востока», «Космополиса», «Журнала исследований социальной политики», «Логоса», «Международных процессов», «Политических исследований», «Социологических исследований», «Этнографического обозрения», британского журнала международных отношений «International Affairs», журнала Германского общества внешней политики «Internationale Politik», выходящего в США журнала внешней политики «Foreign Affairs».
Огромную роль при написании диссертации сыграли мемуары отдельных политиков, а также исследования Х1Х-начала XX веков. М.А. Венюков, А. Макшеев, Н.Н. Баранский, Ю.И. Пославский, П. Н. Савицкий, А.В. Снесарев, М.А. Терентьев, Г.Н. Черданцев, С. Н. Южаков и др. в России, X. Маккиндер в Британии, К. Риттер и К. Хаусхофер в Германии, Л. Вирт в
США проследили влияние внешних факторов на становление конкретного политического пространства в течение длительного исторического периода. Философские проблемы пространственно-временных представлений человека одними из первых в советской науке подняли Д.С. Лихачев («переднее» время) и СБ. Крымский (ныне украинский ученый). Первый показал, что образ будущего может определять настоящее и, следовательно, стать повесткой развития; второй продемонстрировал как материальное «место» тела (локус) приобрело теоретический смысл через абсолютизацию метрических свойств пространства. Эти ценные разработки помогли автору провести идею регионального пространства через проблемное поле современных международных отношений.
Отмечая высокий научный уровень публикаций по проблемам региона, диссертант не мог не обратить внимания на отсутствие в анализируемых работах обособления регионального пространства как явления политической организации мира. Большой разброс оценок, вызванный приверженностью исследователей какой-то одной теории или научной дисциплине - истории, социологии, культурологии, конфликтологии, политологии, экономике, глобалистике, дипломатии, информатике - оставляют неоправданно мало места анализу политического проектирования и планирования. В то же время в эмпирике «жизненно важного пространства» активно используется региональная специфика.
Цель и задачи диссертации. Суммируя эмпирические результаты регионологических исследований и собственные наблюдения, автор стремился освободить региональный подход от традиционной
2 Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
3 Крымский СБ. Как менялись представления о пространстве и времени//Философская и социологическая
мысль, 1989.№1.-СС. 112-115.
(географической) статики, адаптируя содержание этого термина к новым условиям, в которых региональное (социальное) пространство становится видом производительной силы, актуализирует те или иные ракурсы потенциального, дисциплинирует развитие локальных практик, выделяется как объект и субъект мировой политики, становится элементом политической организации мира. В диссертации регион осмыслен как механизм достижения стратегических и политических целей, основанный на использовании свойств пространства, выявленных в философских, естественнонаучных, социогеографических и информационных исследованиях.
В центре внимания автора ключевые проблемы политического конструирования, все более заметного явления в международной сфере, подходы и методика создания регионального пространства, раскрытие понятий, поиск источников динамики развития, выявление скрытой сути современных подвижек в традиционном понимании явления. В то же время специально выделена позиция людей, обладающих знанием и компетенцией принятия решений в этой области и способных создавать рациональный дискурс возможных следствий регионализации в условиях глобализации. В этой связи предпринята попытка показать связь терминологии со смыслами и замыслами происходящих перемен в сфере международной политики.
Обозначенная цель определяет необходимость решения ряда задач, главными из которых являются:
выявление регионального поливерсума в глобальном универсуме;
раскрытие целевых представлений об определенных территориях, интегрированных в виде политических подсистем в ментальных построениях мира;
выделение региона в стратегическом планировании
международных процессов;
использование региональных практик в новых формах сотрудничества и правилах установления трансграничных связей и транспортных коммуникаций;
выяснение бинарной - интегрирующей и дезинтегрирующей -природы региональных процессов;
формирование региона как центрального элемента глобальной трансформации.
Предмет исследования - регион, регионализм и регионализация. В фокус исследования помещено нечетко ограниченное пространство, находящееся под влиянием транснационального феномена, включающего весь набор политических, социальных, экономических, демографических, культурных и иных факторов.
Ценность изучения трансформации социального пространства, возможность проектирования и управления таким объектом несомненна, поскольку решение острейших международных и внутригосударственных проблем (разрешение этнических и конфессиональных конфликтов, выявление региональных иерархий, установление политических границ, создание рынков, строительство коммуникаций, миграция, укрепление безопасности и пр.) всегда привязано к конкретной территории.
Положения, выносимые на защиту, определяются тем, что в диссертации главное внимание концентрируется на выявлении специфики региональных конструкций в мировой политике, теоретических обоснованиях пространственных решений и связанного с этим стратегического целеполагания субъектов мирового сообщества. На рубеже тысячелетий
происходит переход от практики управления конфликтами и стратегий сохранения status quo ante к практике управления пространством, необходимо сближающей естественнонаучную и гуманитарную культуры, к планированию развития на основе дифференцированного подхода к традиционным способам жизнеустройства, сложившимся в исторической и повседневной социальной практике.
В российской науке стремление совместить экономические теории и исследования элит с анализом территориально-административных границ не сопровождается выделением социально-политической конструкции регион в качестве объекта управления. Не входит регион и в конституционный перечень субъектов Федерации. Однако установившийся регламент региональной политики и деятельность Совета Федерации показывают, что его можно зафиксировать как категорию политической практики. Включение регионоведения в содержание российской системы образования, научные дискуссии направляют исследовательский интерес к поиску алгоритмов, попыткам на материале регионального пространства дать объяснение усилению деятельностных аспектов управляющих теорий.
В отличие от западных концепций международного регионализма, организующих исследовательский интерес на прикладных и пропагандистских задачах доминирования, в российском регионоведении большое внимание уделяется сложению теоретической базы, способствующей объективному учету всех качеств региона. Однако предпринятые в ряде исследований определения региона, фиксируя его исторические, географические, экономические, этнокультурные и пр. важные признаки, не раскрывают его специфики: присущей региону установки на создание определенного, подчеркивающего самобытность порядка; нет в них и концентрации на осевом признаке и пр. Между тем изначальный -
целереализующий - смысл термина «регион», изучение признаков и регионообразующих факторов показывают, что региональная интеграция обусловлена механизмами и процедурами управления, придающими ей эффективность и способность эволюции и деволюции в пространстве.
Источники и литература. Многозначность региона, обусловившая поиск обобщающего признака или свойства «нового» пространства выявила проблему источников, которых оказалось крайне мало. В работе использованы документы, имеющие международный характер - Устав и некоторые современные документы Организации Объединенных Наций, Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, Итоговый документ СБСЕ 1990 года, Алматинская декларация СНГ, европейская Хартия регионализма, в известной степени позволяющих уточнить место региона (регионального пространства) в международных отношениях.
Важную группу составили указы Президента Российской Федерации: Указ от 3 июня 1996 года «Основные положения региональной политики в Российской Федерации» № 803, Указ Президента Российской Федерации от 13 мая 2000 года № 849 (в ред. указов Президента РФ от 1 июня 2000 г. № 1149, от 9 сентября 2000 г. № 1624) и Указ Президента Российской Федерации от 9 июля 1997 года № 696 «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в регионе Российской Федерации». В эту же группу включена Морская доктрина РФ, которая содержит «отраслевое» определение региона, применяемое в практике международной деятельности.
В третью группу источников вошли документы, отражающие процесс возникновения политических границ. Например, изданное в 1886 году Министерством иностранных дел произведение «Афганское разграничение.
Переговоры между Россией и Великобританией. 1872-1855 гг.»,4 где запечатлено создание политической границы на южных рубежах Российской империи, которые более ста лет играют роль не только фактора формирования геополитического пространства, но и определяют специфику регионализации евразийского пространства. Не менее полезным для решения поставленных в диссертации задач явился изданный в 1925 году труд «Константинополь и проливы»,5 в котором собраны документы международного характера, проясняющие некоторые аспекты регламентации европейского и евразийского пространств в начале XX века.
Из исторических памятников, сохраняющих актуальность и имеющих непосредственное отношение к концептуализации политического пространства, автор выбрал древнеиндийский трактат «Артхашастра или наука политики».6
Ментально-информационным ключом, открывающим дорогу к методикам теоретического анализа, стала исследовательская литература, сгруппированная в целях исследования на основе одного критерия - интереса к пространству как месту обитания социума. Научную традицию изучения региональной специфики, выходящую за пределы географических и этнографических стандартов, заложила Чикагская школа социологии. Работы Р. Парка, Э. Берджёсса и особенно Л. Вирта дали одно из первых обоснований создания региональных конструкций для решения социальных проблем, не вписывавшихся в административные границы и превосходящих возможности локальных систем предотвращать кризисы. Концентрация культурно-ценностного содержания в границах регионального пространства является
4 Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией. 1872-1855 гг. Издание
Министерства иностранных дел. - СПб, 1886.
5 Константинополь и проливы. По секретным документам б. Мининдел. - М., 1925.
6 Артхашастра или наука политики/Пер. с санскрита. - М, 1993.
основой французских исследований феномена, сыгравших совершенно особую роль в конструировании европейского политического единства, ярким выразителем которого был, несомненно, Ш. Монтескье, а в науках новейшего времени - Ф. Брод ель и М. Фуко. В конце 1960-х годов термин «малая лавина» («minor avalanche») стал обозначать литературу, посвященную регионам в Европе, в которой наряду с проблемой необходимости выработки правил трансграничного сотрудничества была поднята проблема отсутствия в международных отношениях механизмов защиты культурно-исторической целостности. Современным английским авторам - Э. Гидденс, Б. Бузан, Д. Хелд и др. - удалось связать феномен региона с открытиями и разработками, которые имели место в общественных науках в течение последнего полутора десятка лет.
Упор на региональный (пространственно ограниченный и регламентированный во времени) характер взаимодействия, которым отличаются работы Э. Гидденса, И. Гофмана, М. Фуко, П. Бурдье, Г. Башляра и др., определил направление поиска теоретических основ социальных трансформаций. Существенность специфики действия в представленных теориях потребовала в ходе диссертационного исследования обращения к работам географов, социологов, политологов, хронологов, климатологов, в синтезе которых родились шведская концепция «временной географии» (Т. Хагерстренд), североамериканская «стратегическая география» (Дж. Кемп, Р. Харкави), метод «ментального картографирования» (Е. Толман, Ф. Шенк), в которых выявляются социальные параметры регионального пространства и стратификации, уровни и условия взаимодействия. Так, российский климатолог В.В. Клименко в своей реконструкции истории на основе
7 Cooperation and conflict in border areas/Ed. By R. Strassoldo - G. Delli Zotti. - Franko Angeli Editore, Milano, 1982.
изменений средней температуры Северного полушария в XIV-XV веках, пришел к выводу, что причиной переориентации многих глобальных, региональных и локальных коммуникаций является климат. Ценная информация, проясняющая политическую ситуацию в IX-XV веках и учитывающаяся в современных западных концепциях регионализации Средней Азии и Кавказа, сосредоточена в фундаментальном труде советских историков «Очерки истории СССР. Период феодализма IX-XV вв. в двух частях».8
К концу XX века регион стал основным объектом анализа в североамериканских стратегических исследованиях (С. Метц), которые, определяя воздействие факторов на взаимодействие политических целей и военных средств, операционализировали управление пространством в «несуществующих» границах.
В современной российской науке феномен регионализма чаще всего отражает состояние трансформационных процессов, ориентированных на децентрализацию системы власти и внедрение практики местного самоуправления. Однако специфика места ограничивается рассмотрением поведенческих характеристик регионального сообщества, в основном используя этнометодолгический инструментарий измерения социального порядка. В то время как, например, экологический аспект «месторазвития» открывает путь к управлению пространством, в том числе и к упорядочиванию деятельности ТНК. Обзор российских исследований позволяет выделить интерес к признакам политического региона (Р.Ф. Туровский), к региональным факторам развития и безопасности (А.В. Володин), к региону, взятому как «субъект функционирования и развития
культуры» (Л.Г. Скульмовская); как проблема целостности государства (Т.Д.
Мамсуров); как поле борьбы политических элит (А.В. Дука и др.); как
когнитивный процесс, связанный с культурой пространства (Л. Смирнягин,
Д.Н. Замятин); как институционализация связей в системе международных
отношений (школы ИМЭМО и МГИМО); как способ разрешения
международных конфликтов (И.Н. Барыгин, Д.А. Ланко, Е.А. Феофанова); как
пространственное оформление региональных идентичностей (И.М. Бусыгина);
как «научное районирование» (Л.Н. Коган, Я.Г. Машбиц и др.); как «единица
соорганизации и связи процессов воспроизводства» (Г.П. Щедровицкий) и т.д.
Американские и европейские исследователи (А. Аппадураи, Б. Бузан,
Л. Вирт, Э. Гидденс, У. Гори, К. Дойч, Н. Луманн, Дж. Най, И. Нойманн, Р.
Страссолдо, М. Фуко, Д. Хелд,) в становлении региона акцентируют
специфику коммуникаций, пограничных ситуаций, социальных связей и
порядка, взаимодействие между территориальными и виртуальными
границами, отличия федеративного и регионального государств, региона и
колонии, проблемы безопасности, межкультурные особенности и др.
Современные индийские ученые А. Сенгупта и С. Чаттерджи в этой связи
разрабатывают вопросы типологической близости населения в
трансформирующемся региональном пространстве. Особый
исследовательский интерес вызывают т.н. мезо-зоны японского ученого И. Осамы, которые «измеряют» пространства изменений и могут быть изложены как аналитические фрагменты бывшей или будущей целостности.9
8 Очерки истории СССР. Период феодализма IX-XV вв. в двух частях/Под ред. акад. Б.Д. Грекова/ - М.: АН
СССР, 1953.
9 Напр.: Regions: A Prism to View the Slavic-Eurasian World/. Towards a Discipline of "Regionology"/Ed. By K.
Matsuzato/ Slavic Research Center, Hokkaido University. - Sapporo, Japan, 2000; Siberia and the Russian Far East
in the 21st Century: Partners in the "Community of Asia'VEd. by A. Iwashita. - Sapporo: Slavic Research Center,
Hokkaido University, 2005; Взгляд вне рамок старых проблем: опыт российско-китайского пограничного
сотрудничества/Occasional Papers. No 6/ Ответ, ред. А. Ивасита, Д. Кривцов, 2005; Siberia and the Russian Far
East in the 21st Century: Partners in the "Community of Asia'VEd. by A. Iwashita/ - Sapporo: Slavic Research Center,
Hokkaido University, 2005.
Интерпретации представлений о развитии Европейского Союза, СНГ, НАФТА, АСЕАН, распределение функций управления на различных уровнях, границы которых фиксируются региональным содержанием глобальных трансформаций, отрефлексированные А. Аппадураи, У. Беком, А. Богатуровым, Б. Бузаном, М. Бусыгиной, Э. Гидденсом, К. Дойчем, Н. Косолаповым, И. Нойманном, Э.А. Поздняковым, М. Хайдеггером, Д. Хелдом, М. Фуше, М. Чешковым и др., помогли автору выявить функции конечности регионального времени-пространства и потребовали привлечения управляющих теорий основателя кибернетики Н. Винера и бельгийских физикохимиков И. Пригожина, И. Стенгерс и др.
Методологической основой диссертационного исследования являются теоретические и концептуальные разработки российских, западных, индийских и японских авторов по истории, социологии, геополитике, проблемам глобализации и регионализации. Авторская методология обусловлена сложным характером предмета исследования, различием принятых в истории, экономике и политологии стандартов верификации, а также необходимостью синтезированного охвата разнообразных ментальных представлений, фрагментирующих и тем самым изменяющих мировое политическое пространство. В работе применен метод теоретического обобщения, варьирующий системный и ментальный подходы, используемые исследователями мировой политики и международных отношений. Избранный метод позволил синтезировать положения об объекте, выведенные в специальных исследованиях междисциплинарного характера.
Для раскрытия заявленной проблемы автор использовал знания о регионе, накопленные антропологией, географией, культурологией, этнологией, геополитикой, экологией, политической экономией, историей, социологией, политологией, а также самыми молодыми науками -
глобалистикой и регионоведением. К проблеме «регионального пространства» оказались причастны такие научные дисциплины как философия, логика, математика, физика, медицина и картография. Указанное обусловило необходимость применения а) междисциплинарного подхода, который в данном случае включает достижения исторической, социологической, политологической и аналитической мысли. Наряду с комплексным подходом в работе применен б) сравнительный метод, позволивший выявить разнообразие региональных конструкций. Автор использовал разработанную А.Д. Воскресенским в) методику анализа динамики и преемственности межгосударственных отношений.10 Некоторые данные были получены на основе авторской г) методики получения нового знания, использующей организационную природу информации,11 которая может проявляться только в неравновесной и изменяющейся системе. Регион не может быть стабильной и в этом случае равновесной системой. Стабильная система имеет определенное состояние и не фиксирует противоречащую неравновесности информацию. Синкретическая триада «регионализм-регионализация-регион» выполняет поисковую функцию, направленную на снятие неопределенности в новых областях знания, в которых еще не завершены эксперименты и нет общепризнанной теории.
Таким образом, в целях исследования разработана специальная методология, которая с одной стороны сохраняет традицию преемственности научного знания, а с другой представляет собой новый концептуальный и методологический аппарат, позволяющий соединить теоретический и эмпирический, макро- и микро уровни знания о нелинейности,
10 Воскресенский А.Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М.: МОНФ, ООО
«Издательский центр научных и учебных программ», 1999.
11 Каримова А.Б. Модернизация политической культуры: концептуальное измерение/Автореферат
диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук. - М., 1992.
необратимости, неравновесности, актуализированные в практике политического конструирования.
Принимая условия эмпирического теоретизирования американского социолога Р.К. Мертона, автор попытался создать концепцию регионального пространства, ориентированную на решение конкретных проблем и оптимизацию понимания происходящих изменений в системе международных отношений, феномена стратегического расширения.
Теоретическая и практическая ценность диссертации определяется актуальностью данной темы для понимания региональных процессов и тенденций на постсоветском пространстве, особенностью которого является межгосударственное и социальное взаимодействие. Основные результаты и положения могут быть использованы для дальнейшего изучения, а также разработки путей, форм и методов решения интеграционных проблем, планирования внешнеполитической деятельности. Они могут быть включены в учебные курсы по регионоведению, политологии, геополитике и глобалистике в вузах Российской Федерации и Содружества независимых государств.
Апробация диссертации. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании Центра арабских исследований с приглашением специалистов отдела Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН, а также Института мировой экономики и международных отношений РАН и Российского государственного гуманитарного университета.
Материалы диссертации были использованы автором в ходе научно-исследовательской, аналитической и преподавательской работы, при написании статей и монографий. Полученные результаты нашли практическое применение в преподавательской и аналитической деятельности, в
прочитанных учебных курсах по политологии Ташкентского института политологии и управления (1990-1992), по международным организациям - на факультетах Университета мировой экономики и дипломатии при МИД (1999-2003) и Академии государственного строительства (2000-2003) Республики Узбекистан, по социологии международных отношений на Социологическом факультете РГГУ (2003 - 2006), по регионоведению на факультетах Мировой политики(2004-2006) и Глобальных процессов (2006) МГУ.
«Доктрина двух регионов» в пространстве и во времени
Глобализация трансформирует систему международных отношений в структуры социальных практик, участники которых должны стремиться не только к стратегическому и экономическому, но и юридическому партнерству, что снимает несинхронность развития в пространстве и во времени через институционализацию функций. Таким образом, все основные события, характеризующие отношения сотрудничества, повторяются, а различия между прошлым, настоящим и будущим воспринимаются как локальные. Время создает границы, замыкающие круг, «и в нем все готово и закончено сполна... В нем не оставлено никаких лазеек в будущее; оно довлеет в себе, не нуждается и не предполагает никакого продолжения».
Подобные представления появились в эпоху Возрождения, когда время приобрело вид композиций, позволяющих не отделять прошлое от настоящего, а разумно проектировать по признанным образцам античного прошлого. С развитием технической цивилизации в средневековое представление о «стреле времени» вносятся коррективы. Человеческая деятельность, выраженная категориями «вчера», «сегодня», «завтра», получило стоимостное выражение. С изобретением мобильной связи время становится «повседневным» товаром. Возможно, это следует оценить как самое необычное «превращение» в истории развития.
В XX веке человечество переходит рубеж «естественных» представлений о времени и пространстве. Начав постижение пространства с конкретного «места событий», «маршрута кочевья», «локуса» и «топоса» (место тела), перейдя к более сложной категории «жизненного пространства», человек нового времени включает пространство в научную картину мира.23 Пространство и время становятся категориями социологии, политологии, привлекаются в качестве факторов анализа и что самое поразительное -превращаются в строительный материал структуры регионов.
Нормы структур становятся показателями взаимодействия, обеспечивают равный доступ к ресурсам и интегрируют социальные практики в иерархию одного порядка. Поэтому предположение о том, что целью глобализации является регионализация, эвристически ценно. Высокий уровень нестабильности в масштабах планеты может быть рассмотрен и как своеобразная реакция воспрепятствования впадению мировой политики в западню моно идейности. С другой стороны, в свете относительного ослабления главных центров силы, возрастающего значения геополитических факторов в определении жизнеспособности государства возникают серьезные сомнения в необходимости дискуссии об однополярности, появляется потребность проверить - действительно ли система биполярности рухнула или противостояние способно возродиться в новом наборе участников и в более сложной форме ее региональных проекций?
Оформленная выборка существенных социальных фактов может быть найдена в исследованиях, обосновывающих поля политических изменений. Так, например, американская исследовательница Э. Тикнер, рассматривая в региональной оптике позиции западных экспертов по проблемам общей и национальной безопасности, указывает на различные перспективы мирового Северного региона и мирового Южного региона. В первом случае автор видит движение к «сообществу безопасности». В концептуальном Южном регионе, по ее мнению, наблюдается рост «внутренних угроз». Ни одно из описываемых автором пространств не помещается в рамки региональных международных организаций и в силу своей виртуальности они находятся вне компетенции ООН. В то же время аналитическая схема Э. Тикнер опирается на множество объяснений, что в постмодернизме выражает понятие регион, устанавливающее практическую разницу между безопасностью и угрозой. Критерием «сообщества безопасности» является отсутствие военных угроз между соседствующими в нем фигурантами. Тем самым функции обеспечения безопасности могут быть переданы на наднациональный уровень, что делает регион Э. Тикнер узнаваемым. Национальные контексты Южного региона помещены в нестабильную международную среду. Примеры, к которым обращается исследовательница, определяют местоположение и этого относительно целостного проблемного поля. Э. Тикнер лишь сравнивает и группирует мнения ведущих западных исследователей, однако есть ощущение, что, формируя «коллективное» представление о «коллективных представлениях», ведет речь о «доктрине двух регионов» XXI века, двух повестках развития, складывающихся в дискурсах неявных политических решений.
Проблема выявления региона
Проблема выявления региона стала очевидной в ходе анализа связанной с ней информации, с помощью которой можно было подтвердить или опровергнуть гипотезу исследования. Озабоченность вызвало не то, что литература по региональному пространству отсутствует, а необходимость найти доказательства его существования как основы политической организации мира. Трудность состояла в том, что в описанных конструкциях региональные связи идентифицированы с социальными процессами. Однако региональные факторы выделяются и в дисциплинах, не обязательно относящихся к гуманитарным наукам. Поэтому для создания доказательной базы были использованы все доступные источники, из которых можно было получить сведения о конкретных приемах конструирования. В этом плане большие объемы информации были найдены в литературе, освещающей историю международных отношений, анализах событий, повлекших за собой изменения исторического характера. Таким образом были сгруппированы информационные массивы, затрагивающие вопросы региональных отношений в различных частях мира. Наибольшим количеством контекстов отмечено пространство Ближневосточного конфликта, Западной и Восточной Европ, постсоветские территории, в целом показавшие внедренность термина регион, но политическая специфика места осталась в стороне. Обобщение авторских позиций позволило увидеть, что, давая свободу и простор употреблению и развитию ментальных представлений о территориальном членении, региональный дискурс не позволяет обозначать его другими категориями. Дискурсивная формулировка определения «регион - это любая территория, которая называется регионом», выступает базовым правилом, позволяющим изменять формы его применения в определенном пространстве. Анализ используемых в практике дефиниций показал, что определения, предложенные российскими авторами, отвечают на вопросы: что это?, какое оно? Западные авторы, выделяя в регионе проблему изменения и движения, стремятся получить ответ на вопросы: зачем он нужен! какие действия можно осуществить с его помощью! Таким образом, зарубежные исследования региона - это онтологическая «прелюдия» к прагматическим действиям, реализующим основной тезис регионализма - инвариантность господства и доминирования. Учитывая, что ответы на эти вопросы предполагают осуществление экспертных оценок, выделение комплекса «факторов изменений», они представляют собой прикладной пакет политического планирования и стратегий развития внешних и внутренних акторов. Поэтому анализ динамики национальных систем не может исключить территориальный аспект, с которым связаны все ресурсы реализации суверенитета. Ментальное (региональное) пространство снимает ограничения суверенитета. Эффект «исчезновения суверенитета» создает конкретное пространство трансакций. Основная сложность, с которой сталкиваются строители региона - это «конвертация» концептуально-понятийной схемы в действительность. Подключая контексты, взятые из различных дисциплин, конструкторы создают образ региона. Пользуясь двумя блоками Запад-Восток в одном случае и сценой Север-Юг в другом, на заднем фоне концентрируются соответствующие интерпретации исторических фактов, передний фон состоит из вероятных сценариев развития, один из которых имеет фундаментальный смысл. Так, формулируя стратегическую важность региона, включающего Афганистан, русский востоковед А.Е. Снесарев использовал все доступные сведения об этой стране, в том числе и причины походов А. Македонского в Азию. В его интерпретации поход древнегреческого царя-полководца был мотивирован как «возможное исчерпывание своим посещением и установлением власти всех тех районов, которые составляли в своем взаимоотношении нечто целое (в обоих случаях -выделено А. Снесаревым), такое целое, которое надо было, в конце концов, со взять под общую правящую руку». Другой российский знаток мировой военной истории А. Макшеев отмечал: «Афганистан включает в себя операционные пути в Индию. История блестяще это иллюстрирует: она насчитывает 20 величайших нашествий на Индию на пространстве четырех тысячелетий. Все - через Афганистан».59 Считается, что в новейшей истории афганский вопрос «как предмет особого спора», в центре которого стояла Индия, был сформулирован Великобританией в период премьерства Дизраэли.60 В этой связи, по свидетельству А. Гамильтона, в 1885 году «лорд Доффелин, вице-король Индии сказал эмиру Афганистана: всякое будущее нападение России на Афганистан, будет принято Англией, как casus belli».61 Тот же автор, одним из первых указал на роль религиозного фактора в афганской системе управления: «Афганистан является после Турции самой могущественной магометанской страной на всем свете, и религия имеет решающий голос в делах государства. Настоящие правители народа - муллы, или мудрые люди, совершающие паломничество в Мекку, и желающие «сохранить свою власть свободной от иноземного влияния». Таким образом, был фактически впервые выделен исламский фактор - шире религиозный -впоследствии, обуславливающий до известной степени всякую региональную конструкцию.
Политическое разграничение и управление потоками
В последние 50 лет структура и свойства геополитической системы мира претерпели существенные изменения. Если в XIX веке государства в основном сосредотачивались на проблеме границ по окончанию военных операций, то в начале XX века границы оказались включенными в политику международной торговли, что в конечном итоге привело к наложению геоэкономической проблематики на геостратегические сферы, которые контролировались соответственно СССР и США.
Отслеживание тенденции влияния торговли на международные процессы начало развиваться в науках XVIII века. В XIX веке они стали составной частью политэкономии К. Маркса. В XX столетии спенсеровские идеалы «промышленного общества», концептуализированные современными западными политологическими текстами в понятие «рыночное общество», обусловили критическое отношение к социализму, типологизированному как «военное общество». Отслеживая динамику промышленного капитализма, Ф. Бродель подчеркивал, что возникновение «рыночного общества западного типа» связано с развитием внешней торговли. На этой базе возникают контролирующие политические различия институты, моделируя регионы сотрудничества. К середине XX века многосторонние институты становятся инструментом доминирования в мировом хозяйстве, обозначая темы контроля над рынками сбыта и ресурсами. Дисперсия рыночных и плановых хозяйств была упорядочена механизмами управления трудом, создавая «надорганические формы» деятельности - агентства, международные организации и пр. акторов «без суверенитета», стремящихся нейтрализовать принципы территориального контроля аргументами децентрализации, детерминированной в свою очередь разделением труда. Однако двоичная система мирового хозяйства - рынок и план - требовала уточнения «военно-политической» географии. Нарастала объективная потребность компромисса между «полярными» обществами, которая со временем была найдена в блоковой системе относительно интегрированного разграничения. С началом ее «дезорганизации» (конец 1960-х годов) рыночное общество сталкивается с «угрозой регионализма», решение которой неолиберализм и неореализм проблематизируют в «угрозах глобализации». Его теоретическое осмысление «секьюритизировало» общественные процессы, отражая становление проблемы безопасности, которая превращается в ключевую задачу современной политической науки.
Хотя геостратегические сферы сверхдержав сильно отличались друг от друга, отмечает российская исследовательница Е.Е. Боричевская, в пределах каждой из них дифференциация, т.е. иерархия распределенных мощностей практически отсутствовала. Так, примерно до 1973 года политическое господство США и СССР внутри своих регионов было практически абсолютным. Однако США в отличие от СССР, экономический потенциал которого был подорван войной, по результатам этой же войны приобрели экономическое превосходство и использовали его для наращивания своей геополитической мощи, больше используя при этом слабость силовой компоненты своих европейских партнеров.
В 1970-х годах значение военного фактора снизилось, появились условия для дробления геостратегической сферы, контролируемой североамериканским центром силы. Стала заметной тенденция к росту хозяйственного потенциала и международного политического веса их союзников. Япония превратилась в мирового производственного лидера (сталь, суда, компьютерная техника и др.). Еще более значимым оказался рост мощи Европейского экономического сообщества, нацелившегося к концу того десятилетия превратить неопределенность своих региональных отношений в Союз. Но главным нарушителем западного порядка являются США. Историк Н. Фергюсон указывает, что США в настоящее время самый большой должник в мире. Иностранные инвесторы сейчас претендуют примерно на 8 триллионов финансовых активов США. К 1982 году дефицит платежного баланса США достиг 3 триллионов долларов и увеличивается на 1,5 млрд. долларов ежедневно.172
Аналогичные процессы регионализации происходили и в зоне влияния СССР (например, противоречия в двусторонних отношениях с Югославией, Китаем, Венгрией и т.д.). Большую роль, как считают европейские авторы, сыграли терминологические рефлексии, наполнившие региональным содержанием такие понятия как Центральная Европа, Восточная Европа, Центральновосточноевропейский регион. Российский географ П. Можаев выделил шесть подходов к указанному понятию, возникших в промежутке после 1945 года: - Центральная Европа как структурная пространственная конструкция, выделяемая на основе анализа случайных признаков; - как историко-географический процесс и результат тысячелетней аккультурации, двигающийся с запада на Восток; - как жизнеощущение; - как преемница Австро-Венгрии;
Пространство
Древние греки, очевидно, первыми обратили внимание на влияние географической среды на социальные условия. Известный им мир они делили в соответствии с климатическими условиями. Опираясь на пять температурных поясов Парменида (один жаркий, два холодных и два промежуточных), Аристотель утверждал силовое превосходство промежуточной зоны, заселенной греками. Эта традиция была воспринята К. Риттером для обоснования культурного превосходства Европы, позднее оформившегося в политический европоцентризм, реализация которого зависела от эффективности способов территориального контроля, углубляя связь политики с географией. Все эти знания нашли отражение в конструировании мирового рынка.
Наш политический мир, подчеркивал ученик X. Маккиндера франко-американский географ Ж. Готтманн, простирается только на пространства, доступные человеку: «Доступность есть детерминирующий фактор. Места, куда человеку нет доступа, не имеют никакого политического значения и не составляют проблемы». Так, например, для того, чтобы сделать доступными систему торговых путей, где ключевое положение занимали Соединенные провинции и Швейцария, контролируя в первом случае водные маршруты Рейна, а во втором - альпийский перевал, они были трансформированы до «коммерческих» конфедераций, адекватных эксплуатации естественных транзитных маршрутов максимально большим числом акторов пространств.
Этот сложный процесс продолжался несколько десятилетий, что отражает и позднее вступление конфедерации в «семью ООН». Это, пожалуй, один, но не единственный в мировой практике пример трансформации государства, чье местоположение влияет на скорость трансакций и само испытывает влияние фактора международности.
Мощный удар по традиционным представлениям о мерах по «удержанию государства» был нанесен экологической идеей: стратегической переориентации со статистики уровня доходов населения на уровень развитости сектора предотвращения природных (культурно-цивилизационных) катастроф. Новые параметры стратегической культуры -это сенсоры, информация, коммуникации их предупреждения, которые кардинально меняют содержание и перечень «услуг», предоставляемых государством своему населению и международным управленитетом населению государства Эти услуги впервые основаны на комплексной ориентации социально-экономической деятельности на регламент предотвращения ущерба среде обитания - пространству.
Изменение климата включено в мировую повестку как центральный вызов для будущего мира. Так, например, ученые давно выявили как одну из тенденций развития подъем уровня океана. В недалеком будущем это может привести к тому, что небольшие островные государства затонут, могут исчезнуть и самые освоенные прибрежные территории больших стран. В других частях планеты зависимость от воды - ее недостаточного количества для развития - требует иных подходов. В ООН считают, что политика разоружения состоит сегодня в инвестициях во вторичное использование воды и меры по ее экономии. Все, что вносит свой вклад в более эффективное использование воды, эксперты ООН приравнивают к миротворческой миссии в регионах. Одновременно поворот к окружающей среде выявил наличие глубоких знаний о среде обитания у туземного населения, которое «обычно накапливало эти знания на протяжении жизни многих поколений». Эти знания, основанные на уважении к местной экосистеме, утверждают эксперты ЮНЕСКО, «были утеряны в период колонизации». Так, в течении XIX века европейские поселенцы не могли проникнуть вглубь Южной Калахари (где сходятся нынешние границы Южной Африки, Намибии и Ботсваны), не прибегая к традиционным методам сбора и использования воды народности сан. В то же время применение новых технологий добычи воды - бурение скважин - привело народ сан к потере всех своих территорий, а в последствии и к воине.
Эволюция как идея борьбы за выживание выработала у человека определенное отношение к природе - культуру борьбы подчиненного с подчиняющим. Так возникла особая сфера обитания - цивилизация, параллельный природе искусственный мир. Целый ряд эвфемизмов показывают ее характер. Снисходительность в «дитя природы», негативность в «дикаре», пренебрежительность и ироничность в «примитивной культуре» -это оттенки подсознательной реакции на естественность, причина которой в сервильных оценках окружающей среды.
