Содержание к диссертации
Введение
1. Общие сведения о прибалтийско-финских языках нижней Луги 20
1.1. Краткие сведения о грамматическом строе и типологической характеристике прибалтийско-финских языков нижней Луги 20
1.2.Из истории исследования языков и диалектов нижней Луги 23
1.3.Численность носителей прибалтийско-финских языков в настоящее время и ее изменение в течение XX века 29
1.4.Краткий обзор языковой политики в Западной Ингерманландии в течение XX века. 37
2. «Народная диалектология» 41
2.1. Лингвонимы и этнонимы, известные в нижнелужском ареале . 41
2.1.1. Район Кейкина (включая дер. Орлы) 44
2.1.2. Долина р. Росоны 47
2.1.3. Дер. Куровицы 52
2.1.4. Район Куземкина 53
2.1.5. Район Краколья 55
2.1.6. Курголовский полуостров 59
2.1.7. Дер. Дубровка 62
2.1.8. Общий обзор нижнелужского ареала 62
2.2.Некоторые распространенные языковые стереотипы 65
2.3."Народная диалектология" и диалектное членение нижнелужского ареала 69
3. Диалектное/языковое членение района нижней Луги 71
3.1.Первая группа изоглосс 91
3.2.Вторая группа изоглосс 104
3.3. Третья группа изоглосс 114
3.4. Обзор особенностей отдельных районов 128
3.4.1. Район Краколья 131
3.4.2. Долина р. Росоны 139
3.4.3. Диалект дер. Дубровка 144
3.4.4. Район Кейкина 151
3.4.5. Район Куземкина 155
3.4.6. Курголовский полуостров. 157
3.5.Выводы 164
3.6."Народная диалектология" и диалектное членение нижнелужского ареала 165
4. Языковые контакты и смешение кодов . 167
4.1 . Теоретические аспекты смешения кодов 167.
4.1.1. Подход Майерс-Скоттон 179
4.1.2. Подход Мак-Свана 182
4.1.3. Подход Майскена 183
4.1.4. Эволюция типа переключения кодов по Ауэру 185
4.2.Критерии для выделения случаев заимстствований, переключения кодов и интерференции. 188
4.3.Интерференция и разрушение языковой системы 198
4.4.Механизм интерференции 199
4.5.Маркеры переключения кодов 203
4.6.Функции переключения кодов 205 4.7.Синтаксис переключения кодов 208
4.7.1. Прибалтийско-финский язык/ русский язык 208
4.7.1.1. Переключения, затрагивающие именную группу 209
4.7.1.2. Альтернация 223
4.7.1.3. Конгруэнтная лексикализация 225
4.7.1.4. Общий обзор оформления ИГ 245
4.7.1.5. Вставка одиночного глагола 248
4.7.1.6. Выводы 254
4.7.2. Смешение между несколькими ПФЯ 256
4.7.2.1. Район Краколья 258
4.7.2.2. Курголовский полуостров 287
4.7.2.3. Долина р. Росона 291
4.7.2.4. Дер. Куровицы 293
4.7.2.5. Район Куземкина и Кейкина 296
4.8.Сравнение с другими языковыми парами. 298
4.8.1. Переключение кодов с участием финно-угорского языка. 298
4.8.2. Переключение кодов с участием русского языка 302
4.8.3. Переключение кодов с участием близкородственных языков 304
4.8.4. Некоторые специфические синтаксические явления, характерные для переключения кодов 305
4.8.4.1. Двойная морфология 305
4.8.4.2. Согласование 307 4.9.Выводы 311
5. Разрушение языковой системы 326
6. Социолингвистические данные о языковой ситуации в регионе в настоящее время. 326
6.1. Степень владения языками. 326
6.2. Domains и выбор языка 341
6.2.1. Водский язык 341
6.2.2. Ижорский язык 343
6.2.3. Финский язык 346 ~- 6.2.4. Эстонский язык 347
6.2.5. Русский язык 348
6.3. Отношение к языку 349
Заключение 362
- Краткие сведения о грамматическом строе и типологической характеристике прибалтийско-финских языков нижней Луги
- Лингвонимы и этнонимы, известные в нижнелужском ареале
- Третья группа изоглосс
- Теоретические аспекты смешения кодов
Введение к работе
Предмет настоящего диссертационного исследования — контакты между прибалтийско-финскими языками в районе нижнего течения р. Луги (водским, ижорским, финским, эстонским) с точки зрения современных подходов к таким явлениям, как смешение и переключение кодов, интерференция, языковой сдвиг и изменения в языке при языковом сдвиге.
Целью данного исследования является изучение с точки зрения контактологии речевого поведения носителей прибалтийско-финских языков, проживающих в данном районе, причем основное внимание уделяется местным говорам водского, ижорского и финского языков. Достижение поставленной цели исследования предполагает решение следующих задач:
Выработка методов сбора и анализа материала на основе существующих исследований по проблемам, прямо или косвенно связанным с тематикой работы
Сбор языкового материала, отражающего речевое поведение носителей местных прибалтийско-финских языков, а также отражающего их представления о своем языке и языке соседей.
Изучение полученного материала методами лингвистического и социолингвистического анализа.
Описание и интерпретация полученных результатов в контексте существующих исследований на материале других случаев языковых контактов.
Исследование языковых контактов имеет давнюю традицию, однако в течение долгого времени основное внимание исследователей было обращено на лексические заимствования, а также на такие явления на фонологическом, морфологическом и синтаксическом уровнях, которые уже стали неотъемлемой частью языка. Такие же явления, как смешение и переключение кодов долгое время оставались в тени, и только в течение последних десятилетий положение стало меняться, что связано в первую очередь с работами Дж.Гамперца, Ш.Поплак, К.Майерс-Скоттон,
П.Майскена, Дж.МакСвана и многих других исследователей, и к настоящему времени сложилось в самостоятельную лингвистическую дисциплину. Однако, несмотря на то, что предметом внимания исследователей становились самые разнообразные пары языков, в том числе и с участием прибалтийско-финских (например, работы А.Сархимаа по карельско-русскому переключению кодов (Sarhimaa 1999), Халмари по финско-английскому переключению (Halmari 1993, 1997), Праакли по финско-эстонскому (Praakli 2002), А.Вершик по русско-эстонскому (Verschik 2002)) переключение и смешение кодов с участием водского, ижорского языков, финских диалектов Ингерманландии, а также эстонского и русского языков до сих пор не становилось предметом систематического рассмотрения. Этим обстоятельством определяется научная новизна настоящего исследования.
Последние 20 лет характеризуются не только вовлечением в сферу исследований переключения/смешения кодов все новых и новых языков, но и попытками теоретического осмысления эмпирического материала. В настоящее время существует несколько теорий переключения/смешения кодов, эмпирической базой для создания которых послужили разные языковые пары, и одной из целей данного исследования является проверка предсказаний этих теорий на материале переключения/смешения кодов в нижнелужском ареале и определение границ применимости этих теорий. Этим обстоятельством определяется теоретическая значимость данной работы.
Следует отметить, что прибалтийско-финские языки (водский, ижорский, финский) являющиеся объектом данного исследования, находятся в ситуации далеко зашедшего языкового сдвига, и некоторые местные говоры уже либо полностью исчезли (говоры дер. Венекюля и Струппово), либо имеют очень небольшое число носителей, что делает неотложным их изучение, пока для этого еще есть возможность, это определяет актуальность данного исследования. Результаты исследования могут оказаться полезными и при решении проблемы ревитализации названных
прибалтийско-финских языков, и этим определяется практическая значимость данного исследования..
Решение поставленной задачи невозможно без тщательного диалектологического изучения нижнелужского региона, без описания современного состояния языков и диалектов данной территории. Существующие на данный момент описания ижорских диалектов, нижнелужского финского, водского языка относятся либо к ситуации 60—70 годов прошлого века или к еще более раннему времени и не охватывают все населенные пункты, в которых до второй мировой войны проживали носители прибалтийско-финских языков. В настоящей работе впервые приводятся данные по нескольким населенным пунктам, не представленным в предшествующих работах, в частности по финскому говору дер. Дубровка.
Работа состоит из введения, шести глав, заключения, приложения, списка литературы и диалектного атласа нижнелужского региона. Во введении, кроме описания методики сбора материала и характеристики собранного материала содержатся также краткие сведения о Первая глава носит вспомогательный характер и содержит краткие сведения о грамматическом строе ПФЯ, о языковой политике в данном регионе и о численности и географическом положении носителей местных прибалтийско-финских языков (ПФЯ), известные из разных источников обзора предшествующих исследований. Во второй главе анализируются представления носителей прибалтийско-финских языков данного ареала о границах между языками, об их характерных особенностях с точки зрения носителя языка, а также связи между этнонимами и лингвонимами. Третья глава посвящена описанию языков и диалектов данного ареала с диалектологической точки зрения, причем сначала выделяются релевантные для данного региона изоглоссы, а затем дается краткая характеристика особенностей различных локальных говоров всех ПФЯ, представленных в настоящее время в данном регионе. В четвертой главе обсуждаются существующие в настоящее время теоретические подходы к переключению и
смешению кодов, описывается собранный материал по смешению и переключению кодов между ПФЯ и русским языком, исследуется приложимость существующих теоретических подходов к ситуации контактов ПФЯ между собой и с русским языком. Пятая глава посвящена обсуждению некоторых изменений, характерных для ситуации языкового сдвига, произошедших в языковой системе ПФЯ, как на уровне целой языковой общности, так и в отдельных идиолектах. Эта глава носит вспомогательный характер, поскольку мы не ставили задачи описания всех такого рода изменений, что потребовало бы специального исследования. В шестой главе обсуждаются проблемы, связанные с социолингвистическим статусом местных ПФЯ
1. Методика сбора материала.
Основным материалом для нашей работы послужили аудиозаписи речи информантов. Следует иметь в виду, что уже с самого начала изучения переключения кодов исследователями использовались две принципиально различные методики сбора материала.
Первый, «естественный» подход предполагал фиксацию спонтанной речи информантов с ее последующим анализом. При наличии достаточно большого корпуса примеров переключения кодов в руках исследователя оказывался материал, позволящий делать оценки вероятности того или иного конкретного типа переключения. Однако оставался открытым вопрос о возможности переключения в редко встречающихся контекстах, что заставляло некоторых исследователей прибегать к «экспериментальной» методике. Весьма характерным представляется следующее высказывание одного из сторонников «экспериментального» подхода МакСвана: «While naturalistic data may be useful for obtaining initial findings in a natural setting, it does not tell us what cannot occur»1 (MacSwan 1997: 128). Тем не менее, большинство исследователей придерживается первого, «естественного»
1 "Хотя данные, полученные "естественным" методом, могут быть полезны получения начальных сведений < (о переключении кодов) в естественных условиях, они ничего не говорят нам о том, чего не может произойти."
подхода, в том числе К.Майерс-Скоттон (Myers-Scotton 1993), П.Майскен (Muysken 2000), Ш.Махутян (Mahootian 1993) и многие другие.
Второй, «экспериментальный», подход предполагал предъявление информантам специально сконструированных примеров переключения кодов и оценку информантами приемлемости такого переключения. Это позволяло провести проверку и таких контекстов, которые не были зафиксированы в спонтанной речи. Эта методика применялась еще в ранних работах, посвященных испанско-английскому переключению кодов (Timm 1975, Pfaff 1979), однако ее корректность уже тогда подвергалась сомнению многими исследователями. В настоящее время в «чистом» виде, она, по-видимому не используется ни одним исследователем, однако многие, например, МакСван (MacSwan 1997: 128 - 130) используют полученные с ее помощью данные в своих теоретических построениях. Основное возражение против использования этой методики заключалось в том, что далеко не в любой ситуации контакта двух языков говорящие могут оценивать смешанные, двуязычные предложения как «правильные» или «неправильные» в силу негативного отношения к смешению языков в той или иной языковой общности. (В качестве примера такого отношения можно привести описанную А.Айхенвальд ситуацию с языком тариана (Aikhenvald 2001)).
В качестве материалов по переключению кодов мы пользовались только материалами, полученными «естественным» методом. В будущем мы планируем провести эксперименты по оценке информантами с разной степенью владения языком специально составленных примеров переключения и смешения кодов. В данной работе мы воздержимся от каких либо выводов о сопоставимости результатов, полученных при помощи этих двух методик.
Для изучения особенностей местных говоров и отдельных идиолектов мы использовали как фиксацию спонтанной речи информантов, так и анкетирование. Образец вопросника приведен в Приложении 1. Поскольку основное внимание было уделено лексическим, фонетическим и в меньшей
степени морфологическим особенностям, то мы сочли возможным использование переводной анкеты (информанту предлагалось перевести на свой язык отдельные слова (часть А), словосочетания (часть В) или целые предложения (часть С)), хотя полностью избежать влияния разного рода возмущающих факторов, по-видимому, все-таки не удалось. Мы стремились включить в анкету как можно больше отдельных слов при одновременном уменьшении доли перевода отдельных предложений, стремясь к использованию как можно более «естественных» для информантов контекстов. Для работы с информантами с низкой степенью владения языком методика опроса была модифицирована следующим образом:
1) информанту предлагается перевести слово или предложение с
русского языка на свой язык;
2) если информант не может это сделать, то тогда ему предлагаются
несколько вариантов ответа, из которых он должен выбрать тот, который, по
его мнению, является соответствующим говору его деревни. Такая процедура
применялась только по отношению к вопросам части А и нескольким
вопросам из части С. В качестве вариантов, предъявляемых информанту,
использовались все известные из литературы (Галахова 1974, 1977, 2000;
Лаанест 1966; Laanest 1986; Nirvi 1971; Tsvetkov 1995; Posti 1980; Leppik
1975; Porkka 1885; Nirvi 1978; Adler, Leppik 1990 - 2002, Pallonen 1986, Alvre
1971, 1990) и наших полевых материалов варианты, представленные в
западной и центральной Ингерманландии. Такого рода материал
рассматривался особо.
Основным методом для сбора данных о представлениях информантов о языке своей деревни и соседних деревень являлась беседа в свободной форме на том языке, который использовался информантом, с использованием наводящих вопросов. Такого рода информация могла быть извлечена и из бесед на другие темы. Запись спонтанной речи производилась при помощи диктофона и потом расшифровывалась без использования программ анализа речи (Speech Analyser). Мы использовали упрощенную транскрипцию,
используемую в издающемся эстонскими исследователями словаре водского языка (Adler, Leppik 1990 — 2002) (далее мы будем использовать аббревиатуру VKS с указанием тома, например VKS 2: 34) (с одним небольшим отличием, вместо ts мы используем с). Это было вызвано тем, что в речи большей части информантов существует определенная вариативность в отношении долготы гласных, степени дифтонгизированности долгих о, б,.й, степени редукции кратких гласных, степени палатализации согласных и некоторых других явлений. Если для говора дер. Ванакюля сокращение долгих гласных, редукция и отпадение некоторых конечных кратких гласных более характерны, чем для говора дер. Конново, то в остальных деревнях ситуация гораздо более запутанная. В будущем мы планируем проведение анализа образцов речи большинства наших информантов с помощью программ анализа речи.
Используемая нами транскрипция отличается от используемой в работах Лаанеста, Аристе, Леппик в следующих отношениях:
гласные е, э передаются символом 5, как в VKS;
символ ts VKS и его соответствия у других авторов передаются нами как с;
3) долгота гласных передается удвоением соответствующей буквы,
полудолгие гласные в примерах, взятых из работ других исследователей
отмечаются знаком : после гласного. Оглушенные гласные, характерные для
некоторых говоров ПФЯ нижней Луги, обозначаются тем же символом, что и
обычные гласные. Геминаты и полудолгие согласные не различаются и
передаются удвоением соответствующей буквы;
ударение может отмечаться знаком : в русских словах в латинской транскрипции;
русские фрагменты в примерах со смешением и переключением кодов обычно записываются в стандартной русской орфографии. В случае необходимости показать частичную или полную адаптацию русского включения может быть использована латинская транскрипция.
Следует отметить, что мы не пользовались скрытой записью речи информантов. Тем не менее, на наш взгляд, наличие записывающего устройства не оказывало существенного воздействия на говорящего, поскольку в ходе непринужденной беседы говорящий довольно быстро забывал о записывающем устройстве и начинал вести себя совершенно свободно. Этому способствовал и выбор подходящей темы для беседы, в частности, мы старались избегать тем, связанных со второй мировой войной (у информантов такие темы могли вызывать неприятные ассоциации, что объясняется репрессиями и депортациями времен второй мировой войны).
2. Характеристика собранного материала.
В связи с небольшим числом носителей прибалтийско-финских языков в данном ареале мы стремились к охвату всех говорящих на данных языках, включая и информантов с невысокой степенью владения языком. Однако в тех населенных пунктах, где есть говорящие с высокой степенью владения языком, нам, как правило, не удавалось поговорить с информантами с недостаточной языковой компетенцией. Всего в собранном нами материале представлены записи речи 200 информантов (около 300 ч), в основном 1910 -1940 годов рождения, хотя годы рождения отдельных информантов выходили за данные временные рамки.
Как показал предварительный анализ собранного материала, релевантными социологическими характеристиками информантов являются возраст, место рождения, место рождения родителей, место постоянного проживания. Нам не удалось обнаружить каких-либо закономерностей, связывающих пол, уровень образования, профессию информантов с особенностями их речевого поведения. Некоторое влияние могло оказать преподавание в школе на каком-либо ПФЯ либо изучение его как предмета.
3. Принятые сокращения и обозначения.
В дальнейшем изложении мы сгруппируем рассматриваемые нами деревни по географическому положению.
Для того, чтобы учесть взаимное влияние водского, ижорского, финского и эстонского языков, целесообразно предварительно разделить все говоры изучаемого региона на группы по географическому принципу (при этом мы будем учитывать и государственные границы, существовавшие до 1940 года).
На наш взгляд, можно выделить следующие ареалы:
Район Краколье - Лужицы. Сюда относятся дер.Краколье (J5gopera), Пески (Liivcula) и Нижние Лужицы (Luutsa, Luuditsa) (в настоящее время последние две деревни объединены в одну), а также Межники (Rajo) и не существующие в настоящее время Верхние Лужицы (Rusumaki). По данным Кёппена, в 1848 году деревня была водской, однако в настоящее время все выходцы из этой деревни говорят на ижорском говоре, имеющем и сойкинские и нижнелужские черты. Во всех этих деревнях в настоящее время есть носители водского языка (в Межниках в настоящее время есть только одна женщина, которая помнит некоторые водские слова, однако она не может беседовать на этом языке), а также ижорского. Эти деревни регулярно посещаются эстонскими и финскими лингвистами. Во время второй мировой войны почти все местные жители были вывезены в Финляндию, а в послевоенное время многие жили в Эстонии. Для данного района, таким образом , характерны взаимные влияния водского, ижорского, финского, эстонского и русского языков.
Курголовский полуостров. Сюда относятся дер. Кирьямо (Kirjamo), Гакково (Hakaja), Конново (Konnu), Тисколово (Kiiskala), Кайболово (Каірааіа) (в настоящее время не существует), Курголово (Kurkula), Вейно (Vena) (не существует), Липово (Parspaa), Выбье (Viipia), Хамолово (Hamala) (не существует) и Остров (Laukaansuu). Во всех деревнях этого района , за исключением Липова, Острова и Хамолова, до второй мировой войны преобладали финны, в Липове, Хамолове и Острове - ижоры, значительная группа ижор существовала и в Курголове. Для данного района характерны контакты между финским (стандартным языком и нижнелужским диалектом,
ижорским и русским языками. Следует отметить, что говор Липова отличается от говора Острова, обнаруживая при этом больше черт , общих с сойкинским диалектом ижорского языка. Что касается Хамолова и Курголова, то имеющийся по говорам этих деревень материал указывает на гораздо более сильное влияние соседних финских говоров.
Район Куземкина. Сюда относятся дер. Струппово (Struuppa), Такавелье (Takavalja), Б.Куземкино (Narusi), М.Куземкино (Krivulka), Н.Куземкино, Ропша (Ropsu), Мундировка (Muntiruhka)(He существует) и Волково (Sutela). Почти во всех деревнях этого района живут и ижоры, и финны. В одних деревнях преобладали ижоры, в других финны, однако их численность была сопоставима, и контакты между ижорским и финским языками здесь были особенно интенсивными.
Район Кейкина. Сюда относятся дер. Кейкино (Haavikko), Федоровка (Fuodermaa), Извоз (Teensuu), Дальняя Поляна, Орлы (Kotko) и Манновка (Mannakka), а также Куровицы (Kukkuzi). За исключением Федоровки, финское население в этих деревнях было незначительным. Говор Куровиц является переходным говором между ижорским и водским языками. Для этого района до начала второй мировой войны, по видимому, были характерны в основном контакты между ижорским и русским языками (за исключением Федоровки). Для Куровиц были характерны и контакты с дер. Орлы. В настоящее время многие местные жители живут в своих деревнях только летом, уезжая на зиму в Эстонию, поэтому для данного района, по видимому большее значение имело влияние эстонского языка, чем финского.
Район р. Росоны (Rosona). Сюда следует отнести дер. Ванакюля (Vanakula), Калливере (КаШуіегі),Венекюля (Vaikula), Сааркюля (Saarkula), Ханике (Hannike), а также не существующие в настоящее время Куллаанкюля (Kullaankiila) и Арсия(Агзіа).Все деревни данного района до 1940 года входили в состав Эстонии, в школах преподавался эстонский язык. В настоящее время большинство местных ижор и финнов уезжает на зиму в
Эстонию. До 1940 года в деревнях этого района жили и финны, и ижоры. В этом районе влияние эстонского языка было особенно сильным.
6) Дер. Дубровка (Suonkula). Эта деревня отделена от ближайших ижорских деревень русскими деревнями. Ее говор резко отличается от всех других говоров нижней Луги. По видимому, в XIX веке территория распространения этого говора была больше и включала в себя дер. Сала и Анновка. Кёппен в 1848 году зафиксировал финнов в этих трех деревнях (Кбрреп 1867: 86). Судя по имеющимся данным, для этого района были характерны контакты между местным говором, эстонским языком и русским языком.
В дальнейшем изложении мы будем использовать следующие обозначения:
водские говоры дер. Краколье, Лужицы, Пески, Межники мы будем называть нижнелужским водским или просто водским;
исчезнувшие водские говоры деревень в окрестностях дер. Котлы (Маттия, Пондилово, Раннолово, Пумалицы, Котлы, Корвитино и др.) будем называть центрально-водским;
исчезнувшие водские говоры дер. Иципино, Подмошье и других деревень в окрестностях Копорья мы будем называть восточно-водским.
диалект дер. Куровицы, выделяемый некоторыми исследователями в качестве особого диалекта водского языка мы будем называть куровицкым, не уточняя принадлежность его к водскому или ижорскому языку. Таким образом, наша терминология отличается от традиционной разделением западно-водского диалекта на нижнелужский (являющийся предметом нашего рассмотрения) и центрально-водский;
ижорские говоры дер. Кейкино, Дальняя Поляна, Извоз, Орлы. Манновка мы будем называть южными нижнелужскимщ
ижорские говоры дер. Ванакюля, Венекюля и Сааркюля мы будем называть росонскимщ
все прочие нижнелужские ижорские говоры мы будем называть северными нижнелужскимщ
финские говоры дер. Курголово, Кайболово, Тисколово, Конново, Гакково, Кирьямо, Выбье, Струппово мы будем называть курголовскимщ
финские говоры в окрестностях дер. Котлы (дер. Караваево, Вердия, Финская Рассия, Котлы, Раннолово), а также дер. Кикерицы мы будем называть котловскими;
10) финские говоры в окрестностях Гатчины мы будем называть
централъно-ингерманландскимщ
эурямёйсскими говорами мы будем называть описанные М.Рапола говоры одной из двух основных групп ингерманландских финнов, на которых говорили на территории старого лютеранского прихода Тюрё (окрестности г. Ломоносов и Сосновый Бор);
савакосскими говорами мы будем называть весьма неоднородную группу говоров второй из основных групп ингерманландских финнов (большая часть Ингерманландии).
Мы будем также пользоваться следующими сокращенными
обозначениями деревень: .
Табл. 1.
В главах, посвященных «народной диалектологии» и переключению кодов нами также будут использоваться следующие обозначения языков, диалектов и отдельных говоров:
И—ижорский
В—водский
Ф—финский
Э—эстонский
В случае необходимости разграничения сойкинского и нижнелужского ижорского, а также отдельных говоров используются следующие обозначения:
С—сойкинский
Л—нижнелужский
КР—кракольский
КУ—куровицкий
КО—орловский
Если необходимо разграничить нижнелужский финский и литературный финский, то будут использоваться обозначения
I—нижнелужский финский
S—литературный финский
Наконец, в тех случаях, когда необходимо разграничить все нижнелужские идиомы от других языков или диалектов, будет использоваться индекс L
Мы будем использовать также следующие сокращения:
Табл. 2
Если какая-то морфема кумулятивна, то есть выражает значения нескольких грамматических категорий, то в морфемной строке обозначения этих категорий разделяются точкой, например:
район-ов
район-Gen.Pl
Для обозначения информантов мы будем использовать условные сокращения, состоящие из инициалов их имени, отчества (кроме информантов с финскими или эстонскими фамилиями) и фамилии с указанием пола, и, если необходимо, места жительства. Мы не сочли возможным упоминать полные имена информантов по этическим соображениям, поскольку в социолингвистических главах диссертации содержатся оценки одних информантов другими; помимо этого, некоторые из информантов не давали разрешения на упоминание их полных имен.
Краткие сведения о грамматическом строе и типологической характеристике прибалтийско-финских языков нижней Луги
Этот раздел носит справочный характер. Мы основываемся на опубликованных описаниях водского (Адлер 1966, Ariste 1948), ижорского (Лаанест 1966b, Laanest 1986), финского и эстонского языков. Мы очень кратко коснемся некоторых важных для дальнейшего изложения особенностей прибалтийско-финских языков нижней Луги.
Для морфонологии прибалтийско-финских языков (далее ПФЯ) нижней Луги характерны различного рода чередования, которые затрагивают в основном корневые морфемы (а также словообразовательные суффиксы). В то же время большинство словоизменительных морфем, имеют, как правило, не более двух алломорфов, выбор между которыми обуславливается правилами гармонии гласных. Однако показатели партитива, иллатива, а также показатель множественного числа в косвенных падежах имеют большее число алломорфов, выбор между которыми зависит от типа основы. Последнее утверждение справедливо и для показателя 3SgPrs в ижорском языке и ингерманландском финском.
Во всех ПФЯ нижней Луги, а также финском и эстонском литературном языках все изменяемые части речи делятся на несколько классов (типов склонения/спряжения) в зависимости от того, какие алломорфы основы выступают перед тем или иным словоизменительным показателем, какова схема чередования ступеней в парадигме данного имени, и какие алломорфы словоизменительных показателей (партитива, иллатива, множественного числа у имен, 3SgPrs, имперфекта и т.п.) сочетаются с данной основой.
В описаниях прибалтийско-финских языков количество выделяемых типов склонения обычно довольно сильно колеблется в зависимости от критериев, положенных в основу классификации, и от степени ее детализированности (см. например (Зайцева 1981; Ыйспуу 1984; Ariste 1948; Nazarova 1990)). Для наших целей достаточно недетализированной классификации. Мы будем классифицировать имена по основе косвенных падежей (выступающей, например, в генетиве), а глаголы по основе форм 1 и 2 лица настоящего времени, а также по наличию особой согласной основы. При этом нас будут интересовать в дальнешем в основном следующие классы: 1) глаголы и имена с основой косвенных падежей (настоящего времени) на краткий гласный (antaa, katsoa, kana, koivu); 2) глаголы и имена с основой косвенных падежей на краткий гласный, имеющие особую согласную основу (настоящего времени) (menna, tulla, pessa, tehha, suur); 3) стяженные глаголы и имена (глаголы типа maata, hupata, имена на -s, -h); 4) односложные глаголы с основой на долгий гласный или дифтонг (juwa, voija, puu). Глаголы с основой на -пе и se (pimeta, valita) мы рассматривать не будем. Как правило, для каждого из перечисленных выше типов характерен свой набор алломорфов иллатива и т.д., а также своя схема употребления сильной и слабой ступени чередований. Несмотря на то, что в более ранние периоды истории ПФЯ чередование ступеней зависело только от фонологических условий (в частности, от открытости/закрытости слога, в начале которого находится чередующийся согласный или группа согласных), в современных ПФЯ это уже не так в связи с изменениями по аналогии, выпадением в ряде случаев согласных, закрывающих слог, общей геминацией и некоторыми другими явлениями. Для ПФЯ нижней Луги выбор той или иной ступени чередования зависит от словоизменительного класса, например в форме 1 SgPrs у стяженных глаголов всегда выступает сильная ступень, а у глаголов с основой на краткий гласный выступает слабая ступень, а в форме 3SgPrs сильная ступень выступает у глаголов обоих классов.
Во всех существующих описаниях ПФЯ выделяются следующие падежи, выражающие субъект или объект: номинатив, генитив, партитив. Четвертый падеж, аккузатив, выделяется в описаниях финского языка, однако отсутствует в описаниях эстонского языка (Каск 1966). Это связано с тем обстоятельством, что формы AccSg почти во всех случаях совпадают с формами GenSg, а во множественном числе номинатив почти всегда совпадает с аккузативом. Особая форма аккузатива, не совпадающая с формами других падежей, есть только у личных местоимений в некоторых языках и диалектах. Для наших целей представляется целесообразным выделять аккузатив как самостоятельный падеж (в диалекте дер. Дубровка между генитивом и аккузативом есть определенные различия), однако мы не выделяем так называемый второй аккузатив (совпадающий с номинативом у имен и с аккузативом у личных местоимений), что связано с весьма сложной дистрибуцией форм аккузатива и партитива личных местоимений в ПФЯ нижней Луги.
Лингвонимы и этнонимы, известные в нижнелужском ареале
В этом разделе мы рассмотрим представления наших информантов о диалектном членении данного района. Для удобства изложения мы сгруппируем материал в соответствии с географическим принципом (см. раздел 1.3), выделив особо дер. Куровицы.
Следует подробнее остановиться на используемых информантами этнонимах и лингвонимах, а также связанных с ними verba dicendi.
Если интервью берется на русском языке, то информантами упоминаются следующие этнонимы: ижоры, финны, водь} эстонцы, ингерманландцы, русские. Следует отметить еще существование термина "талапанцы", который может употребляться и по отношению к води, и по отношению к ижорам, и, по словам некоторых информантов, раньше имел оттенок пренебрежения. При этом далеко не все информанты используют этноним «водь», с другой стороны, не все информанты могут разграничить и этнонимы «ижоры», «ингерманландцы» и «финны».
Если интервью берется на каком-либо местном ПФЯ, то информанты используют следующие этнонимы (в качестве примера даем ижорские варианты, водские и финские варианты незначительно отличаются фонетически): izorat/izorlaized, suomalaiset, vadjalaiset, virolaiset/eestilaiset, inkerlaiset, venalaiset/vellaiset (Этнонимы даны в том же порядке, что и по-русски). Здесь нужно особо подчеркнуть, что объемы этих понятий в русском и местных ПФЯ не совпадают, и, более того, могут отличаться у разных информантов. В последующих разделах мы рассмотрим подробнее случаи таких несовпадений. Установление соответствий между различными местными системами классификации и будет являться нашей задачей на протяжении данного раздела. С этнонимами связаны и лингвонимы, то есть те термины, которые используют информанты, чтобы обозначить тот или иной язык. И в этом случае нет взаимно-однозначного соответствия между русскими и прибалтийско-финскими лингвонимами, более того, такое соответствие может отсутствовать и между этнонимами и лингвонимами внутри какого-то одного языка. Приведем список соответствующих лингвонимов в русском и ижорском языках: ижорский язык, финский язык, водский язык, эстонский язык, ингерманландский язык, русский язык; izor(k)an keeli, soomen keeli, vadjan keeli, viron keeli/eesti keelAnkerin kieli, vennaan keeli. Следует отметить чрезвычайно редкое употребление термина «ингерманландский язык», вместо которого обычно употребляется «ижорский язык», в то время как лингвоним inkerin kieli является обычным лингвонимом для нижнелужского финского. Производными от вышеперечисленных ижорских лингвонимов являются их транслативные формы, соответствующие русским «по-ижорски», «по-фински» и т. д., (например, soomeks по-фински ). При этом в местных ПФЯ может выступать еще одна форма, для которой нет адекватного русского Ф соответствия - maaks по-местному (?) (перевод приблизительный). Эта форма была зарегистрирована и в 30-ые годы, по наблюдениям Л. Пости, форма maakslmaassi может относиться к любому местному языку, кроме русского и эстонского (Posti 1980). Следует отметить, что этот лингвоним может относиться не только к местным ПФЯ, но и к центральноингерманландским диалектам: Л miul niinta интересно, sto maaks laataa под Ленинградом. (ВВИж, Кейкино) Мне так интересно, что maaks говорят под Ленинградом. При этом информанты подчеркивают свое удивление тем, что язык, на котором говорят в Центральной Ингерманландии, оказался таким похожим на их собственный язык (ижорский или финский). Это контрастирует с ф оценкой финского литературного языка, в этом случае информанты акцентируют внимание на отличии их языка от финского литературного. Помимо формы транслативной формы maassi, фиксировалась и форма таа ceeli: vaddalaizod vadda ceelt kutsuta таа ceelessi (Tsvetkov 1995: 171) Вожане называют водский язык таа ceeli w Формы maaksl maassi и таа ceeli можно сравнить и с употреблявшимися раньше эстонскими таа keel «эстонский язык» , таа rahvas «эстонцы» (Каск 1966: 35), а также с лингвонимом «просты язык», «па просту», употребляющимся в литовско-белорусском пограничье по отношению к местным белорусским говорам (но не по отношению к литературному белорусскому). (Чекмонас 1988). А Следует остановиться и на глаголах речи. В местных ПФЯ, а также в литературных финском и эстонском языках глаголу «говорить» соответствуют разные лексемы, этимологически не сводимые друг к другу, вследствие чего они тоже могут использоваться как своего рода языковой (этнический?) маркер. (Например, фразу «Mid pajatan, a sia lakkddt» можно перевести «Я говорю (по-водски), а ты говоришь (по-ижорски)»} буквально ф «Я говорю, а ты говоришь», жирным шрифтом здесь выделены водские слова, курсивом—ижорские) Перечислим эти глаголы с указанием языков: водский— pajattaa, ижорский— laata, нижнелужский финский— haastaa, эстонский— raagida, Э лит. финский— ршша. Все эти глаголы могут употребляться (в соответствующих языках и диалектах) примерно в тех же контекстах, что и русский глагол "говорить", например, соответствующий водский глагол может употребляться и в контекстах вида "говорить по-немецки", "говорить по-русски", за исключением контекстов вида "говорить на местном ПФЯ", когда будет употреблен глагол из соответствующего ПФЯ. При этом наиболее распространенными являются первые три глагола. Следует иметь в виду, что и в этом случае не существует взаимнооднозначного соответствия между данной классификацией и двумя предыдущими. Следует отметить, что некоторые информанты аналогичным образом употребляют и глагол говорить . arvo had saap кдік, а говорить он говорит (ОПЛж, Ивангород) Понимает он все, а говорить он говорит-по-русски. hanpajatab, a mejje lapset kai говорят (ПЯКж, Пески) Он говорит-по-водски, а наши дети все говорят-по-русски. У некоторых информантов, живущих постоянно за пределами своих родных деревень, эта система начинает разрушаться: isa, ema vad d a laattii (ОПЛж, Ивангород) Отец, мать по-водски говорили.
Третья группа изоглосс
Изоглоссы данной группы имеют наибольшее значение для выделения отдельных говоров и идиолектов внутри нижнелужского ареала, поэтому в следующем разделе мы охарактеризуем каждый из выделенных подареалов относительно распределения различных вариантов. В данном разделе мы будем описывать только основные варианты.
У водскоязычных информантов обычным соответствием является zg, в почти во всех остальных случаях соответствием является s (следует отметить, что у некоторых информантов из дер. Калливере, Ванакюля, а также из деревень Курголовского полуострова чередование отсутствует в том случае, когда первый слог долгий), в Куровицах у некоторых информантов отмечено соответствие Z.
В связи с тем, что ижорскому и финскому st регулярно соответствует водское ss, целесообразно различать три типа чередований: 1) водский тип : ss в сильной ступени соответствует s в слабой ступени; 2) ижорский тип : st в сильной ступени соответствует ss в слабой ступени; 3) финский тип : st остается неизменным. Для водскоязычных информантов и части информантов из дер. Куровицы характерен водский тип чередования, для большинства остальных случаев характерен ижорский тип, в дер. Дубровка, Ванакюля, Калливере, Венекюля, Федоровка, М. Куземкино и в деревнях Курголовского полуострова наблюдаются колебания между ижорским и финским типом, причем формы без чередования чаще встречаются в именных парадигмах, чем в глагольных. Леппик и Мягисте описывают похожую ситуацию (Leppik 1975: 47; Magiste 1925: 9, 10). Следует отметить, что финский тип чередования не охватывает всех финноязычных информантов. И в этом случае можно также выделить три типа чередования: 1) водский тип: слабоступенным соответствием является dg; 2) ижорскии тип: слабоступенным соответствием является t или D; 3) финский тип: чередование отсутствует. Для водскоязычных информантов характерен водский тип чередования, ижорскии тип чередования отмечен почти во всех остальных деревнях, за исключением дер. Дубровка, финский тип чередования зафиксирован в дер. Курголово (и всех остальных финских деревнях Курголовского полуострова), М. Куземкино, Б. Куземкино, Ропша, Мундировка, Федоровка, Дубровка и Калливере. Следует заметить, что распространенность финского типа данного чередования больше, чем в предыдущем случае, и финский тип представлен и в "ижорских" идиолектах. Как и в двух предыдущих случаях, мы могли бы ожидать, что и в данном случае будут существовать три типа чередования, однако финский тип (отсутствие чередования) нам не встретился. На всей обследованной территории в качестве слабоступенного соответствия hk выступает h, у водскоязычных информантов в качестве такого соответсвия выступает hg. У водскоязычных и ижороязычных информантов, а также у многих финноязычных информантов инфинитив этих глаголов имеет вид jaawa, saawa. Вариант jaaha, saaha представлен только у финноязычных информантов, однако для многих информантов из дер. Кайболово, Тисколово, Вена и Конново характерен "водско-ижорский" вариант. Два варианта в курголовском финском и росонских говорах отмечают и Леппик и Мягисте (Leppik 1975: 43; Magiste 1925: 30, 32). У отдельных информантов из дер. Калливере и Конново представлен и вариант jaata, который мог возникнуть под влиянием финского литературного языка. В качестве рефлексов оо, ее, бо зарегистрированы три серии: оо, ее, 66; uu, іі, йй; ио, іе, йб. В речи многих информантов могут встречаться гласные разных серий. Дифтонги характерны для большинства деревень. В дер. Извоз, Дальняя Поляна, Орлы, Куровицы отмечены гласные среднего подъема. Гласные верхнего подъема характерны для дер. Верхние Лужицы и Косколово. В дер. Краколье, Пески и Лужицы встречаются как гласные верхнего подъема, так и среднего, причем гласные верхнего подъема встречаются в отдельных словах, например ttiti работа , йй ночь , juun я пью , а гласные среднего подьема представлены шире. Заметной разницы между информантами не наблюдается.В диалекте дер. Дубровка выступают ио, іе, йб как и в других финских диалектах Ингерманландии, однако в ряде случаев вместо іе выступает ia: ias перед , как в одном из говоров в окресностях ст. Сиверской (Virtaranta 1953: 384-405). Следует отметить, что подобная особенность встречается и в идиолекте информанта АЕм, проживающего в настоящее время в дер. Кейкино, но родившегося в дер. Калливере. Мягисте фиксирует в росонских говорах только рефлекс іе (Magiste 1925: 74).
Теоретические аспекты смешения кодов
Как было показано выше, большая часть характерных особенностей отдельных говоров и языков в целом, зафиксированная в предшествующих описаниях, продолжает сохраняться, однако в некоторых случаях произошли определенные изменения. Наиболее заметным из таких изменений является изменение ситуации с выпадением согласных п, 1 в презенсе ряда глаголов в южных нижнелужских ижорских говорах. В отличие от других зон, где в основном сохраняется положение вещей, описанное Лаанестом и Леппик, в данном случае наблюдается определенная нестабильность и довольно сильные колебания между отдельными информантами. Это может быть вызвано как выравниванием по аналогии (см. главу 5), так и влиянием эстонского языка. Влияние выравнивания по аналогии можно предполагать и в генерализации форм партитива множественного числа на -ja в ряде деревень Курголовского полуострова.
В некоторых деревнях можно констатировать существование идиолектного континуума, однако у нас слишком мало данных, чтобы установить время его возникновения. В идиолектах тех информантов, родители которых родились в разных деревнях, могли сохраняться и некоторые особенности идиолектов их родителей, причем такого рода смешанные идиолекты, как правило, не совпадали.
Говоры не существующих в настоящее время деревень Хамолово и В. Лужицы являются переходными говорами между нижнелужским ижорским и курголовским финским и между нижнелужским и сойкинским ижорским. Говор же дер. Такавелье оказался близок говору дер. Остров. Диалект же дер. Дубровка довольно сильно отличается от других нижнелужских говоров, ряд изоглосс связывают его с финскими ингерманландскими диалектами более восточных районов, с другой стороны, в возникновении его особенностей, по-видимому, сыграли свою роль эстонский и отчасти водский языки. Некоторые особенности данного говора возникли в результате выравнивания по аналогии.
Южные нижнелужские ижорские говоры имеют некоторые общие изоглоссы с водским языком (особенно на лексическом уровне, например peesas, inimaine, kaatsad), причем в некоторых случаях эти особенности имеют меньшее распространение в современных западно-водских говорах, подвергшихся влиянию ижорского языка. По-видимому, это является свидетельством более широкого распространения водского языка в нижнелужском ареале в прошлом и ижоризации южных нижнелужских деревень. Следует напомнить, что диалект дер. Куровицы, непосредственно граничащий с данными деревнями, является переходным диалектом между водским и ижорским языками.
Отдельные изоглоссы (начальный согласный лексемы малина ) отделяют финские диалекты дер. Калливере, Федоровка и Дубровка от финских диалектов Курголовского полуострова. В идиолектах некоторых финноязычных информантов с Курголовского полуострова конкурируют распространенные по всему нижнелужскому ареалу формы valo, noisen, kitsi, panki и представленные только у отдельных информантов формы tae, кауп, kili, ampari, которые имеют соответствия в финских диалектах восточнее нижней Луги. Остается открытым вопрос, являются они следствием влияния литературного финского на курголовские диалекты, или же наоборот, современный облик этих диалектов является результатом действия ижорского языка с водским субстратом. Народная диалектология и диалектное членение нижнелужского ареала
Как же соотносятся между собой научная и народная классификации? В первом приближении можно сказать, что они в основном совпадают, в частности, в отношении выделения куровицкого диалекта, существования 2 языков в Краколье, разницы между калливересским и ванакюльским и небольшой разницы между ижорскими говорами куземкинской и кейкинской зон, а также в отношении выделения сойкинского диалекта.
Перейдем теперь к важнейшим отличиям между этими двумя классификациями. В отличие от научной , народная классификация является локальной, как правило, деревни, находящиеся достаточно далеко, в нее не попадают либо информация о них носит достаточно размытый характер. В некоторых случаях реально существующие различия не замечаются , например, отличия говора информанток ЬРж, ЬРж от общекалливересского отмечаются только самими этими информантками, но не информантами из Калливере. (ЬРж, ЬРж живут или жили ранее на хуторе, расположенном примерно в полукилометре от этой деревни.) Народная диалектология дает неоднозначные результаты и для информантов смешанного происхождения, как это было показано выше в разделах, касающихся долины р. Росоны и кракольского ареала, при этом, однако, важно отметить, что подобные колебания возникают в том случае, когда идиолект данного информанта имеет заметные следы чужого влияния (см., например, ТИБж из Краколья). Следует, однако, заметить, что даже такие информанты могут употреблять в своей речи такие формы, которые уже не употребляются другими информантами, чей статус не вызывает сомнений у их односельчан. В частности, из всех водскоязычных информантов только ТИБж употребляет форму med d ee наш (ср. mejjee у других информантов). Данная форма зарегистрирована почти во всех водских деревнях, в том числе и в тех, в которых к настоящему времени водский язык вышел из употребления (Vadja keele sonaraamat, ч. З, 399). Кроме того, влияние на народную классификацию могут оказывать и представления информантов о включенности одной группы в другую, как это имеет место с дер. Верхние Лужицы. л
