Содержание к диссертации
ВВЕДЕНИЕ -5-
ЧАСТЬI ИМЯНАРЕЧЕНИЕ У РЮРИКОВИЧЕЙ X — XVI в.: ДИНАСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ В АНТРОПОНИМИЧЕСКОИ ПЕРСПЕКТИВЕ
ГЛАВА 1 ПРИНЦИПЫ ВЫБОРА ИСКОННЫХ РОДОВЫХ ИМЕН У РУССКИХ КНЯЗЕЙ -17-
ГЛАВА 2 ВАРЬИРОВАНИЕ РОДОВОГО ИМЕНИ: ГЕРМАНСКИЙ ПРИНЦИП ИМЯНАРЕЧЕНИЯ НА СЛАВЯНСКОЙ ПОЧВЕ -47-
ГЛАВА 3 ДЯДИ И ПЛЕМЯННИКИ: НАРЕЧЕНИЕ ИМЕНЕМ ЖИВОГО РОДИЧА -123-
ГЛАВА 4 ХРИСТИАНСКИЕ ИМЕНА В РОДУ РЮРИКОВИЧЕЙ, ИХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С ИСКОННЫМИ И СТАНОВЛЕНИЕ В КАЧЕСТВЕ РОДОВЫХ -195-
ГЛАВА 5 СКОЛЬКО ХРИСТИАНСКИХ ИМЕН МОГЛО БЫТЬ У КНЯЗЯ: ЭВОЛЮЦИЯ МОДЕЛИ ДВУИМЕННОСТИ В ИСТОРИИ ДИНАСТИИ -301-
ГЛАВА 6 КІІЯЗЬЯ-ТЕЗКИ И ИХ ПАТРОНАЛЬНЫЕ СВЯТЫЕ В XIV — XVI ВВ. -356-
ГЛАВА 7 РОДСТВО ЧЕРЕЗ БРАК И ОСОБЕННОСТИ ЖЕНСКОГО ИМЯНАРЕЧЕНИЯ -402-
ЧАСТЬ II СКАНДИНАВИЯ В ЭПОХУ ХРИСТИАНИЗАЦИИ: ВЪТБОР ИМЕНИ КАК ИНСТРУМЕНТ ДИНАСТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ
ГЛАВА 1 КРАТКИЙ ОЧЕРК ТРАДИЦИОННЫХ ПРИНЦИПОВ ИМЯНАРЕЧЕНИЯ: СВОЕ И ЧУЖОЕ -466-
ГЛАВА 2 КАК ХРИСТИАНСКОЕ ИМЯ СТАНОВИТСЯ ДИНАСТИЧЕСКИМ? -484-
ГЛАВА 3 ИМЯ И РОД, ИМЯ И ТИТУЛ, ИМЯ И СУДЬБА -570-
ЧАСТЬ III ДИНАСТИЧЕСКИЙ ИМЕНОСЛОВ СКАНДИНАВИИ И РУСИ: ПУТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
ГЛАВА 1 СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ СВЯЗИ -596-
ГЛАВА 2 У ИСТОКОВ РУССКОГО ОТЧЕСТВА ЭКСКУРСЫ ЭКСКУРС № 1
ЗАПРЕТ НА НАРЕЧЕНИЕ ИМЕНЕМ ЖИВОГО ОТЦА У РЮРИКОВИЧЕЙ ДОМОНГОЛЬСКОЙ ПОРЫ -691-
ЭКСКУРС № 2
ЗАМЕТКИ О БЫТОВАНИИ ОТЧЕСТВ НА РУСИ (В ОСОБЕННОСТИ МОСКОВСКОЙ) -800-
ЭКСКУРС № 3 РАССКАЗЫ О РОГНЕДЕ, ДОЧЕРИ РОГВОЛОДА ПОЛОЦКОГО -818-
ЭКСКУРС № 4 БРАК МСТИСЛАВА И КРИСТИНЫ: К ВОПРОСУ О РУССКО-ШВЕДСКИХ ДИНАСТИЧЕСКИХ СВЯЗЯХ XI - НАЧАЛА XII ВВ. -853-
ЭКСКУРС № 5 КЕМ БЫЛА МАРИЯ «ВСЕВОЛОЖАЯ»? ОТЧЕСТВА И ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТРЕХ РУССКИХ КНЯГИНЬ XII В. -881-
ЭКСКУРС № 6 УСТОЙЧИВЫЕ СОЧЕТАНИЯ КРЕСТИЛЬНЫХ И МИРСКИХ ИМЕН У ДОМОНГОЛЬСКИХ РЮРИКОВИЧЕЙ -905-
ПРИЛОЖЕНИЕ СВЕДЕНИЯ О ХРИСТИАНСКИХ ИМЕНАХ РЮРИКОВИЧЕЙ, УПОМИНАЕМЫХ В ИССЛЕДОВАНИИ -937-
ЛИТЕРАТУРА -1176-
Введение к работе
Предлагаемое диссертационное исследование посвящено исторической семантике имени в эпоху христианизации и — шире — в средневековой культуре в целом. Что скрывается под термином «историческая семантика имени»? В науке накоплен весьма обширный и разнообразный материал, связанный с этимологией, частотностью, географическим распространением и различными статистическими характеристиками, относящимися к именам собственным. Нас же в первую очередь будет интересовать не история имен как таковых, а история выбора имени. Иными словами, мы будем иметь дело не столько с объектами, сколько с функциональными связями между ними.
В любой культурной традиции акт имянаречения — шаг исключительно значимый и, как правило, отрефлектированный на различных уровнях. Те, кто принимает в нем участие, начиная от ближайшего окружения ребенка и до официальных структур, так или иначе этот акт фиксирующих, всегда отдают себе отчет в важности и неслучайности происходящего. Разумеется, совершенно особую роль выбор имени играл в средневековом обществе, где жизненный уклад был тесно связан с родовым миром, где многое, если не все, измерялось в понятиях и категориях родства, где всякие контакты, всякая связь или непосредственно строилась на родственных отношениях, или напрямую уподоблялась им.
Выбирая имя для новорожденного, глава семьи или глава рода устанавливал преемственность ныне живущих по отношению к предкам, определял место нового родича среди его современников и пытался очертить контур его будущей жизни в ту пору, когда поколения сменятся и нынешние дети будут располагать всей полнотой родовых прав. Мы попытаемся продемонстрировать, что подобный акт имянаречения являлся своеобразным «высказыванием» на языке имен, высказыванием, обращенном одновременно в прошлое, настоящее и будущее.
Как кажется, в распоряжении современного исследователя есть средства, позволяющие выявить правила и тенденции, актуальные для этого языка. Смысл антропонимических посланий был, как правило, более или менее прозрачен для участников событий, однако по прошествии сколько-нибудь длительного времени он нуждается в дешифровке и реконструкции. Мы постарались предложить некоторые методики такого рода реконструкции и показать, как эти методики «работают» на имеющемся в нашем распоряжении историко-культурном материале.
Передаваясь из поколения в поколение, имена в каждой культурной традиции обрастают собственными смысловыми коннотациями, могут, например, восприниматься как «счастливые» или «несчастливые», устойчиво ассоциироваться с определенными лицами, некогда их носившими. Этот круг коннотаций, зачастую весьма обширный, и составляет по сути дела историческую семантику имени. Исследование этой семантики может оказаться полезным отнюдь не только с точки зрения истории имен, истории именослова. Антропонимы зачастую являются той единственной минимальной порцией информации, которая дошла до нас от целого отрезка средневековой истории, и это не случайно, так как имена действующих лиц и их предков — едва ли не первое, что стремились сохранить и в чем стремились разобраться авторы древних текстов. Обладая сведениями об именах людей нескольких поколений и хотя бы фрагментарными данными о самих этих людях, мы можем попытаться восстановить некоторую общую картину ИХ жизни, их мира.
Информация, сосредоточенная в именах, не так мала, как может показаться на первый взгляд. В частности, если нам удастся перейти от самих имен к рассмотрению причин их выбора, увидеть закономерности в повторе тех или иных именований, воссоздать некую сумму правил, которыми руководствовались, давая вновь появившемуся члену семьи определенное имя, мы сможем проследить более полно историю семьи, историю рода, историю страны.
Стремление использовать антропонимическую историю как интсрумент для изучения средневековой культуры в целом неизбежно вызывает интерес к совершенно особой группе имен — к именам династическим. Выделение их в специальную категорию связано, с одной стороны, с тем, что бытование таких имен не во всем было сходно с бытованием антропонимов во внединастической среде. С другой стороны, данные об этих именах сохранились гораздо лучше и последовательнее других, что позволяет выявить и описать некоторые традиции имянаречения, актуальные для многих поколений одного и того же рода.
Разумеется, немаловажным для нас является и то обстоятельство, что история правящего рода в сознании средневекового человека практически тождественна истории той страны, где этот род правит. В такой ситуации привлекающая наше внимание процедура и внутренние закономерности выбора имени приобретают особый характер. Имянаречение связано не только с определением места ребенка в родовой иерархии и его имущественными и, так сказать, «семейными» правами. Речь идет прежде всего о праве на властные привилегии. Порой в источниках можно напрямую пронаблюдать, например, как право на то или иное родовое имя практически приравнивается к праву на власть.
Исследование династического антропонимикона позволяет перешагнуть межкультурные границы, увидеть, как политические союзы воплощаются в межродовых отношениях, как семейные связи перерастают в международные. Имена являются тем очень конкретным и зримым материалом, благодаря которому можно судить о культурном влиянии, не преувеличивая и не преуменьшая его исторической роли.
По преимуществу наша работа посвящена исследованию династических именословов Скандинавии и средневековой Руси, хотя мы не могли не затронуть некоторых аспектов их взаимодействия с антропонимиконом различных славянских династий. Строго говоря, предпринятая нами попытка изучения исторической семантики имени предполагает подробное и тщательное исследование истории выбора имен по крайней мере во всех правящих домах средневековой Европы, и в этом смысле настоящая работа является лишь первым шагом на этом пути.
Говоря о бытовании династических имен на Руси и в Северной Европе, мы неизбежно сталкиваемся со всеми теми сложностями, которые подстерегают исследователя при описании скандинаво-русской проблематики. «Варяжский вопрос» сам по себе обладает столь длительной и столь нелегкой историей, что все утверждения в этой области требуют особой взвешенности и аргументированности. Обращаясь к раннему периоду становления династии Рюриковичей, мы вынуждены вновь и вновь отвечать на вопрос, является ли конкретный факт, конкретный принцип следствием прямого заимствования от скандинавов к русским, или же мы имеем дело с результатом параллельного развития определенных явлений у этих народов. Тем не менее все дополнительные трудности, связанные с разрешением дилеммы заимствование или типологическое сходство , обладают, на наш взгляд, своей собственной, методологической продуктивностью. Благодаря им становится очевидным, что «пошаговое» сопоставление тех или иных способов имянаречения у скандинавов и восточных славян далеко не всегда оказывается полезным. Мы стремились рассматривать и династическую историю Скандинавии, и династическую историю Руси отдельно, как некое самостоятельное целое, и переходить к прямому сопоставлению лишь в тех случаях, когда подобный взгляд давал на то явные основания.
В качестве крайне упрощенной схемы можно представить дело следующим образом. Придя на Русь и получив здесь власть, скандинавы принесли с собой и собственные принципы имянаречения. Эти принципы несомненно оказали огромное влияние на дальнейший выбор имен в династии Рюриковичей, даже и в ту пору, когда скандинавские ее корни утратили всяческую актуальность. В известном смысле след этого воздействия исчезает или начинает исчезать лишь несколько столетий лет спустя, когда на Руси произошла смена правящего дома.
Род Рюриковичей занимает совершенно уникальное место в русской истории, не менее уникально и его положение среди других европейских средневековых династий. Более шестисот лет власть над русской землей переходила в этом роду от предка к потомку, от родича к родичу. Московские великие князья твердо помнили о том, что власть, которой они обладают над Русью, перешла к ним от прародителей, что их наследственные права ясно, без каких либо сбоев и отклонений просматриваются в череде поколений вплоть до X века.
В XII в. русский князь Изяслав Мстиславич, сын шведской принцессы Кристины и внук англосаксонской принцессы Гиды, может поддерживать теснейшие связи с венгерским правящим домом и постоянно пользоваться военной помощью венгерского короля, своего шурина. Тем не менее, летопись вкладывает в его уста традиционную формулу, характеризующую княжеские права на часть наследия Рюриковичей: «...мне отчины въ Угрех нетуть ни в Ляхох токмо въ Рускои земли».
Право на власть порой провоцирует жестокую борьбу между родичами, но в то же время именно оно продлевает родовую память, побуждает князей из далеко разошедшихся ветвей рода декларировать: «...единого деда есмы внуци». Через три с половиной столетия после Изяслава его отдаленный потомок Иван III так отвечает на предложение испросить у императора королевскую корону: «Мы Божьею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители».
Едва ли в европейской истории можно привести еще хоть один пример столь многочисленной и долговечной династии, сохранявшей власть над столь обширной территорией. Одним из важнейших факторов, поддерживавших единство рода и идею родовой преемственности, несомненно, были княжеские имена. Имя нередко оказывалось тем минимальным «квантом» сведений, которая доходила от давно умерших предков или отдалившихся родственников. Выбор имени, тем самым, был важной частью династической стратегии, он подчинялся целой системе правил, тесно связанной с идеей наследования власти.
Хорошо известно, что княжеские имена повторялись из поколения в поколение, однако еще более устойчивыми оказываются модели подбора этих имен. Принятие христианства, стремительное разрастание рода, разделение различных его ветвей, концентрация власти в руках князей московского дома — все эти и многие другие отрезки династической истории отражаются в истории выбора имен.
Сменяющиеся культурные и идеологические требования различных эпох могут наполнять новым содержанием устойчивые образцы, неизменность же общих принципов имянаречения олицетворяет незыблемость права на власть. Языческие имена князей постепенно сменяются христианскими, а принципы выбора имени лишь несколько видоизменяются, но при этом проявляют исключительную стабильность.
Консерватизм именослова, обычай наречения в честь предка, многоименность, позволяющая обозначать одно и то же лицо в разных системах координат — все эти характеристики были унаследованы традицией имянаречения из домонгольской эпохи истории рода. Выбор имени всегда служил одним из инструментов передачи власти, и изменение в системе власти влекли за собой, естественным образом, и некоторые изменения в системе имен.
Разумеется, мы далеко не всегда знаем конкретные причины наречения князя тем или иным именем, но исследование системы именослова в целом нередко позволяет реконструировать, «вычислить» эти причины.
Переходя к скандинавскому материалу, нельзя не обратить внимания на многочисленные приметы несходства с русской династической системой, сочетающиеся с удивительной близостью целого ряда принципов родового устройства и выбора имени в правящих семьях. Так, в основе династического имянаречения как у русских, так и у скандинавов изначально лежит использование имен умерших предков. По-видимому, на ранних этапах существования правящего рода оно воплощалось, в частности, в строгом запрете на употребление имен предков живущих, в первую очередь, живых отца и деда. В дальнейшем эти принципы, исходно объединявшие Скандинавию и Русь, претерпевают значительные изменения, причем Рюриковичи, парадоксальным образом, оказываются в чем-то консервативнее и последовательнее своих северных соседей.
Различия в функционировании принципов имянаречения у разных династий закладываются, по-видимому, в эпоху принятия христианства, когда родовой мир в разных странах по-своему реагирует на тотальную экспансию христианского именослова и на новый семейный уклад, предлагаемый церковью. Так, например, норвежская история XI — XII вв. отличается редким изобилием незаконнорожденных сыновей конунга на престоле. Существенно, что в эту эпоху, одним из средств выделения незаконного сына, которого отец признает и хочет наделить властными полномочиями, является христианское имя. Такое имянаречение становится своеобразной репликой на «языке имен», которая понятна наследникам конунга, его окружению, да, по-видимому, и значительной части населения страны. Имянаречение бастардов оказывается весьма интересной проблемой для всей Скандинавии эпохи христианизации, ее исследование перспективно с точки зрения всей культурной истории полуострова.
Сведения же о том, как выбирались имена для незаконных детей князя на Руси, чрезвычайно интересны, но при этом крайне фрагментарны. Выстроить из них целостную систему невозможно не столько из-за скудости данных, сколько из-за того, что сама династическая ситуация на Руси в XI — XIII вв. была совершенно иной, чем в Норвегии, институт наложниц и внебрачных сыновей явно находился на периферии родовой жизни княжеского дома.
Разумеется, отнюдь не все различия в выборе имен у русских и скандинавов определялись спецификой рецепции христианской традиции. Так, ни в одной из скандинавских правящих династий мы не обнаруживаем данных, позволяющих говорить об особой прагматической нагруженности наречения племянников в честь живого дяди, тогда как на Руси такой способ имянаречения является, по-видимому, весьма значимым для структуры междукняжеских взаимоотношений.
Итак, мы сочли наиболее целесообразным исследовать династический антропонимикой у скандинавов и русских как независимые и обладающие внутренней целостностью системы и при этом наметить лишь некоторые возможные пути их взаимопроникновения и взаимодействия. Мы надеемся, что это окажется небесполезным в перспективе изучения династической истории Европы сквозь призму антропонимики.
Несколько замечаний технического характера. Цитаты из древнеисландских и латинских источников чаще всего даются параллельно на русском языке и языке оригинала. Иногда мы считаем возможным ограничиться русским переводом с вкрапленными в него фрагментами оригинального текста или исключительно русским переводом. Везде, кроме специально оговоренных случаев, русский текст «Круга Земного» (Hkr.) и «Саги о Сверрире» (Sv.) приводится по изданиям [КЗ] и [ССв], иногда без дополнительных ссылок на эти издания. Другие тексты, там, где не указан переводчик, даются в нашем переводе.
Таблицы, размещенные внутри некоторых глав и в экскурсах, ни в коей мере нельзя рассматривать как полноценные генеалогические схемы, традиционно помещаемые в исторических исследованиях. В подавляющем большинстве наших таблиц указаны, например, далеко не все отпрыски той или иной ветви рода, а лишь те из них, о которых идет речь в данном раздела текста. Некоторые из таблиц, кроме того, фиксируют несколько возможных (а зачастую и взаимоисключающих) моделей родства. Порой они отражают не реальные родовые связи, а представления о родстве тех или иных действующих лиц, сложившиеся у средневекового хрониста или у историка Нового времени. В первую очередь таблицы призваны облегчить чтение и проиллюстрировать некоторые из предлагаемых нами построений.
Как правило, год, когда произошло то или иное событие, приводится в соответствии с тем, под каким годом оно помещено в летописи или в анналах. Для избранной нами темы исследования иногда более значима внутренняя, "относительная" хронология повествования, нежели хронология "абсолютная". Случаи, когда в указаниях источников встречаются определенные противоречия, по возможности оговариваются специально.
В конце диссертационного исследования читатель найдет Приложение. Там фигурируют только представители династии Рюриковичей, упомянутые в нашей работе, причем лишь те из них, о чьих крестильных именах сохранились хотя бы какие-то сведения. Христианские имена многих членов династии устанавливаются в результате исследовательской реконструкции, зачастую такая реконструкция становится объектом многолетней научной полемики. Мы не ставили перед собой задачу сколько-нибудь подробного обзора таких дискуссий, отмечая скорее их результаты — различные варианты атрибуции того или иного христианского имени. Сам по себе этот свод данных не является полным и не носит исчерпывающего характера. Автор был бы весьма благодарен читателям за любые уточнения, исправления и пополнения материалов Приложения.
