Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Специфика теневых практик в период социальной трансформации 18
1.1. Социетальный аспект российских трансформационных процессов конца XX в 18
1.2. Теневые практики как способ адаптации культурного механизма редистрибуции к условиям рыночных реформ 40
1.3. Теневые практики как способ адаптации занятого населения к рыночным условиям 55
Глава 2. Легитимация теневых практик в общественном сознании населения: опыт регионального эмпирического исследования 84
2.1. Трансформация ценностного сознания как идеологическое основание теневых практик 84
2.2. Легитимация теневых практик в сознании студенческой молодежи 103
2.3. Органы правопорядка в условиях теневизации социально- экономических отношений: аксиологический аспект 118
Заключение 142
Литература 147
Приложение 158
- Социетальный аспект российских трансформационных процессов конца XX в
- Теневые практики как способ адаптации занятого населения к рыночным условиям
- Трансформация ценностного сознания как идеологическое основание теневых практик
- Органы правопорядка в условиях теневизации социально- экономических отношений: аксиологический аспект
Введение к работе
Актуальность темы. В последнее десятилетие в отечественной науке объектом пристального внимания является социокультурная сфера деятельности людей. В настоящее время культура рассматривается не только как сфера творчества художника, ученого или мыслителя. Она интерпретируется как результат стихийной деятельности масс, в процессе, которой интегрируются индивидуальные усилия людей, стремящихся адаптироваться и обжить бурно обновляющийся мир с помощью известных и привычных им ценностей. Реформаторские усилия, направленные на принципиальные преобразования экономического фундамента российского общества, стимулировали изменения ценностей и мотивации социальной активности. Вместе с тем, новые ценностные ориентиры не были четко артикулированы и обоснованы в качестве общеразделяемых (т.е. социетальных) ценностей. Эта ситуация вызвала одновременное развитие нескольких тенденций: размывание сложившихся трудовых ценностей и норм; размывание профессиональной этики в подавляющем большинстве профессий, сопрягаемых со служением обществу (военной, правоохранительной, учительской, медицинской); переориентация индивида на собственные прагматические интересы; сужение легальной сферы упорядоченных, устойчивых, предсказуемых отношений и возникновение новых правил : и норм взаимодействия, которые официально не декларируются;'. развитие и укрепление собственно рыночных (обменных) отношений в сфере, не регулируемой правовыми нормами.
Эти тенденции, подпитывая друг друга, в совокупности реализуются как социальный процесс, что проявляется как
последовательное изменение состояний социальной системы или ее подсистем1, а критерием его выступает изменение ценностей и норм, закрепляющихся на поведенческом уровне. Первоначально проявления этого процесса были зафиксированы экономистами, которые определили их совокупность как «теневую экономику», немного позже они привлекли внимание юристов. Наиболее распространенным признаком теневой экономики считается утаивание части доходов с целью уменьшения налогового бремени. Более широкий подход предлагает трактовку теневой экономики как проявления любой экономической активности, которая не зарегистрирована официальными органами и формируется вопреки законам и формальным правилам. О масштабах теневой экономики можно судить по ее доле в ВВП. В России, по оценкам ряда экспертов, «через нее проходит не менее 50 - 55% оборота всех финансовых, денежных потоков и материальных ценностей»2, что создает угрозу экономической безопасности страны. Острота этой проблемы вызвала пристальное внимание высшего руководства государства. В частности, в Послании Федеральному Собранию Президента РФ В.В. Путина (2001 г.) говорится, что сокращение масштабов неформальной экономики становится задачей защиты и реализации государственных интересов, при этом впервые подчеркивается социальный ущерб от теневой экономики, развращающей участвующее в ней население.
По мере разрастания теневой экономики изменился характер социальных отношений и социальных институтов, что потребовало проведения анализа уже на социокультурном уровне. Известный отечественный социолог Р. Рывкина определила этот процесс как
Процесс социальный // Российская социологическая энциклопедия. М., 1999. С. 426. 2 Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М., 2001. С. 132.
«теневизацию общества» . С этой позицией солидаризировались также И. Клямкин и Л. Тимофеев, которые показали культурный механизм этого процесса - «перетаскивание нерыночных статусных возможностей в рыночную "тень"... При этом данный механизм захватил «не только хозяйственную деятельность, но и прочие сферы общественного бытия — политику, административную, правоприменительную и правоохранительную деятельность, область социальных гарантий и т.д.»4.
Очевидно, что теневизация социальной жизни свидетельствует, прежде всего, о появлении институтов, меняющих традиционную, привычную для членов данного общества систему удовлетворения базовых потребностей. В неэкономической сфере теневые практики направлены не только на получение прибыли и материальных активов, но в большей степени - на рост статусных позиций субъектов, вхождение в более статусные социальные слои, формирование сетевых сообществ. Иными словами, массовизация теневых практик и проникновение их во все сферы социального функционирования российского общества свидетельствуют об изменениях социетальной основы общества.
Между тем, исследования трансформации социетальной сферы российского общества в настоящее время нацелены на отслеживание движения (приближения / удаления) к рыночным ценностям и редко соотносят с процессом его теневизации. Этот разрыв является одной из причин расхождения ученых-теоретиков в оценках вектора
3 Рывкина Р.В. Теневизация российского общества: причины и последствия // Социол. исслед.
2000, №12. С. 3.
4 Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия. Экономико-социологическое исследование. М.,
2000. С. 12.
социокультурной динамики российского общества и в оценках теневых практик как фактора, определяющего этот вектор.
Выявление этой связи позволит обосновать выбор адекватной модели интерпретации теневых практик: либеральной, рассматривающей их как индикатор отсталости формальных норм и законов, проигрывающих экономически более эффективным теневым договоренностям; консервативной, рассматривающей теневые практики в качестве защитного механизма сложившихся социальных институтов, подвергающихся принципиальной реформе; социалистической, рассматривающей теневые практики как инструмент расшатывания сложившегося социального строя5. Практическое значение выбора адекватной теоретической интерпретации обозначенного социального процесса трудно переоценить, поскольку от нее зависит разработка оптимальной стратегии управления социальными отношениями. Теоретическая и практическая актуальность очерченного круга вопросов объясняет постановку заявленной проблемы исследования.
Степень разработанности проблемы. В настоящее время накоплен достаточный потенциал в изучении теневых практик, сконцентрированных в экономической сфере, в частности, в промышленности, торговле, в изучении российского нелегального бизнеса6. Большая заслуга в развитии этого направления исследований принадлежит Центру по изучению нелегальной экономической
5 Барсукова СЮ. Неформальные экономики в зеркале идеологий // Полис. 2003. № 4.
6 Долгопятова Т.Г. и др. Неформальный сектор в российской экономике. М, 1999; Галинский
Я. Теневая экономика и экономическая преступность // Молодежь: Цифры. Факты. Мнения.
1994. № 2.; Завельский М.Г. Теневая экономика и трансформационные процессы // Социол.
исслед. 2003. № 1; Клеман К. Неформальные практики российских рабочих // Социол. исслед.
2003, № 5.; Косалс Л., Рывкина Р. Социология перехода к рынку в России. М., 1998; Макаров
В., Клейнер Г. Бартер в России: институциональный этап // Вопр. экономики. 1999. № 4.;
Радаев В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издерожки, формы
контроля и деловая этика. М., 1998.; Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная
экономика современной России // Неформальная экономика. Россия и мир. М., 1999; Яковлев
A.M. Социология экономической преступности. М., 1988.
деятельности, который был создан еще в 1993 г. в Российском государственном гуманитарном университете под руководством Л. Тимофеева. В последние пять лет достигнуто существенное продвижение в исследовании теневых практик как проявления высоко динамичного социального процесса и показан его механизм. Теневые практики стали предметом междисциплинарного обсуждения ученых в рамках ежегодных международных симпозиумов, проводимых Московской высшей школой социальных и экономических наук под руководством профессора Т.И. Заславской . Именно на этих симпозиумах обнаружилась тенденция распространения теневых практик на все сферы социального функционирования и на все социальные группы. Этот междисциплинарный подход был реализован
в исследовании И. Клямкина и Л. Тимофеева , в котором был собран и проанализирован обширный материал, фиксирующий и описывающий проявления неправовых практик в сфере сельскохозяйственной, промышленной, образовательной, медицинской, управленческой и других видах экономической деятельности. В частности, И. Клямкин и Л. Тимофеев аргументировали позицию, доказывающую производность теневых практик от действующего официального правового порядка, который предшествует выходу оператора на рынок и выступает его ресурсом9.
В этом же направлении проведены исследования Ю.В. Латовым10 и изданы многочисленные работы Р. Рыбкиной, которая акцентирует
7 Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного
трансформационного процесса // Под общ. ред. Т.И. Заславской. М., 2001.; Куда идет
Россия?.. Формальные институты и реальные практики / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.,
2002.
8 Клямкин И., Тимофеев Л. Указ. соч.
9 Клямкин И., Тимофеев Л. Указ. соч. С. 11
10 Латов Ю.В. Длинные тени общества «светлого будущего»: два опыта интерпретации //
Вопр. экономики. 2000. № 8.
внимание на изучении системных причин, обусловливающих широкое распространение теневых практик. Этот подход свидетельствует об адекватности опоры на теорию социальных институтов (и неоинституционализма) при изучении процесса теневизации общества.
Большой объем исследований в отечественной науке проведен также и по более узким проблемам этой темы, в частности, по проблемам теневых практик в сфере правоохранительной деятельности. Здесь следует указать на глубокие исследования Ю.А. Аврутина, А.В. Артюхова, В.В. Кожевникова, О.А. Колесникова, Л.Я. Косалса, Р.В. Рыбкиной, А.Д. Сафронова11. В них показаны объективные условия, вовлекающие сотрудников правоохранительных органов в теневые практики. Большим достоинством этого круга работ является то, что они написаны аналитиками, представителями МВД, которые владеют всей полнотой информации о механизмах организации правоохранительной деятельности. Анализ этих работ позволяет выявить уровень и проблемы обеспечения контролирующей функции официальных институциональных взаимодействий.
Стремление связать проблематику изучения теневых практик с ценностными подвижками в общественном сознании населения России требует обращения к результатам исследования динамики социетальной системы. Большое продвижение в этом направлении обеспечено
11 Аврутин Ю.Е. Полиция и милиция в механизме обеспечения государственной власти в России. СПб., 2003; Артемов A.M. Социально-культурная ориентация правоохранительных органов // Социол. исслед. 2000. № 1; Артюхов А.В. Криминальные практики России сквозь призму культуры. Ростов н/Д., 2004.; Безаев М.И. Общественное мнение о криминогенной обстановке и деятельности органов внутренних дел // Социол. исслед. 1999. № 12; Воробьев A.M. Социальный портрет работника органов внутренних дел // Социол. исслед. 1992. № 10.; Гончаров В.Б., Кожевников В.В. Общественное мнение омичей о милиции // Социол. исслед. 1996. № 7; Кожевников В.В. Проблемы профессионализма сотрудников органов внутренних дел // Социол. исслед. 1999. № 9. Колесникова О.А., Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Коммерциализация служебной деятельности работников милиции // Социол. исслед. 2004. № 3; Сафронов А.Д. Преступность в России и криминальная безопасность органов внутренних дел. М., 2003.
уникальным исследовательским проектом под руководством академика Н.И. Лапина, которое осуществляется с начала 90-х гг. Предметом анализа здесь выступило изучение трансформации ценностной системы российского общества в период реформ. На основании обширного эмпирического материала Н.И. Лапин выдвинул концептуальные идеи, в совокупности составляющие новый методологический подход к изучению социетальной сферы. В основе предложенной им исследовательской модели лежит дифференциация базовых ценностей на терминальные и инструментальные, которые отслеживаются по трем типам ценностного сознания - традиционному, либеральному и общечеловеческому. В качестве рабочей гипотезы исследования рассматривалось предположение о том, что по мере углубления рыночных преобразований в экономике будет происходить трансформация общественного сознания в направлении приближения к либеральному типу.
Трансформация социетальных ценностей в связи с изменениями принципов организации экономической деятельности рассматривается также в работах ведущих российских социологов: А.В. Андреенковой, М.К. Горшкова, Т.И. Заславской, И.В. Ильина13.
|2Динамика ценностей населения реформируемой России / Отв. ред. Н.И. Лапин, ЛА. Беляева. М., 1996; Лапин Н.М. Социокультурный подход и социетально-функциональные структуры // Социол. исслед. 2000. № 7; Он же. Права и свободы граждан России: их важность и их нарушаемость // Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации. М., 2003; Он же. Как. чувствуют себя, к чему стремятся граждане России // Мир России. 2003, № 4. Он же. Расхождения и возможные синтезы в динамике терминальных и инструментальныхъ ценностей россиян // Пути России: существующие ограничения и возможные варианты. Международный симпозиум. 15-17 января 2004. М., 2004.
13 Андреенкова А.В. Постматериалистические / материалистические ценности в России // Социол. исслед. 1994. №11; Всероссийский мониторинг социально-трудовой сферы. М., 2001; Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ). М., 2000; Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. Деятельностно-структурная концепция. М., 2003; Заславская Т.И. Шабанова М.А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и современность, 2001, № 5; Ильина И.В. Проблема ценностей в переходное время // Социально-экономические проблемы
Накопленная база эмпирических и теоретических исследований представляет собой основание для изучения проблемы взаимосвязи трансформации социетальных ценностей и теневых поведенческих практик. Исследование этой проблемы предполагает не столько изучение механизма нелегальных связей, норм и правил, которым он подчиняется, сколько сопряженность новых рыночных ценностей и поведенческих установок. Этот подход положен в основу данного диссертационного исследования.
Объектом исследования является процесс конституирования теневых социальных отношений и обусловливающие его объективные факторы.
Предметом исследования избрано ценностное отношение к теневым практикам различных субъектов социальных взаимодействий в контексте социетальной системы российской культуры.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в выявлении и анализе взаимосвязи трансформации социетальных ценностей российского общества, вызванной системными реформами 90-х гг., и массовизации теневых практик.
Заявленная цель дифференцируется в следующие исследовательские задачи:
1) выявить социокультурное противоречие, конституирующее
пространство массовых теневых практик;
2) определить роль теневых практик в процессе замены рынком
распределительного института (редистрибуции) как культурного
механизма, - соединяющего все элементы социальной системы
советского типа;
трансформации российского общества. Тюмень, 1998.; Ясин Е. Модернизация экономики и система ценностей. М., 2003.
3) проанализировать факторы, обусловливающие включение в
теневые практики главных субъектов социальных взаимодействий -
предпринимателей и наемных работников;
выявить обратное влияние теневых практик на трансформацию ценностного сознания российского общества;
выявить вектор социализации молодого поколения в условиях деформации социетальной сферы общества;
6) проанализировать потенциал правоохранительных органов в
сфере контроля и пресечения распространения теневых практик.
Теоретико-методологическое основание исследования составил методологический подход социоструктурного анализа, который выделяет социального субъекта на основе его отношения к собственности, объему и характеру доходов, власти и совмещен в диссертации с ценностной системой общества. Для этого используется концепция социетальности Т. Парсонса, которая позволяет рассматривать ценностное сознание того или иного социального субъекта на общесоциальных основаниях. Концепт социетальности как особой системы общества, которая «обеспечивает или, наоборот, не обеспечивает различные порядки и уровни внутренней интеграции» , является методологической основой диссертационного исследования. Другой ключевой методологической идеей диссертации является концепция институционального обмена, сформулированная С. Кирдиной в теории X и Y-матриц. Она позволяет выявить роль идеологических (ценностных) оснований в деформации социальных институтов в процессе системных реформ. При анализе современного процесса теневизации общества были использованы методологические идеи Т. Заславской, систематизировавшей причины расхождения норм социальных институтов и реальных практик их функционирования,
14 Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997. С;'23.
идеи Р. Рывкиной о теневизации социальной сферы, а также подход И. Клямкина и Л. Тимофеева, утверждающий доминирующую роль государственных институтов в порождении теневых практик.
Эмпирической основой исследования выступили вторичный анализ экспертных позиций по проблемам массовизации теневых практик, результаты исследования проблем коммерциализации служебной деятельности сотрудников ОВД (исследование О.А. Колесникова, Л.Я. Косалса, Р.В. Рывкиной), изучение отношения *к милиции городского населения (исследование А.В. Сахно)15, а также результаты социологического опроса пилотного типа, проведенного автором в 2005 г. в Республике Адыгее. В опросе приняли участие 222 представителя офицерского состава республиканской милиции и 307 студентов старших курсов различных факультетов Адыгейского государственного университета. Опрос проводился анкетным методом, респонденты заполняли анкеты самостоятельно при консультативной помощи интервьюеров.
Научная новизна исследования. Принципиально новым является предложенный подход к исследованию теневых практик посредством анализа трансформации социетальной системы общества.
В содержательном плане научная новизна исследования заключается в следующем:
> установлено, что массовые теневые практики порождаются диссонансом исторически сложившихся культурных норм организации хозяйственной жизни и заимствованных элементов рыночной институциональной структуры;
15 Сахно А.В. Образ милиции в российской культуре: конструкция и деконструкция типов восприятия. Дис.... канд. социол. наук. Ростов н/Д. 2004.
выявлена роль теневых практик в процессе перехода от редистрибутивного к рыночному механизму организации социокультурной системы, которая проявляется в торможении введения рыночных отношений в реальный процесс функционирования социальной системы, реализации управленческим составом рыночных принципов «для себя»;
выделены и проанализированы факторы, обусловливающие расширение теневых практик и вовлечение в них основных субъектов социальных отношений в ситуации аномии, к числу которых (факторов) относятся: выход на доминирующие позиции сложившихся в российской культуре паттернов неформальных отношений в сфере официальной экономики; обнищание социальных масс; отказ государства от активной социальной политики; необходимость для жизнеобеспечения выстраивать неформальные социальные сети;
проанализировано влияние теневых практик на ценностное сознание российского общества, которые вызвали не столько его подвижку в сторону либерализации ценностей, сколько его прагматизацию и вытеснение из него государства в качестве гаранта социального порядка и безопасности различными частными субъектами;
показана противоречивость социализации молодежи в условиях деформации социетальной сферы, которая фиксируется на микроуровне и проявляется в микшировании традиционных и либеральных ценностей, а также готовности молодежи участвовать в теневых практиках;
выявлены социокультурные и институциональные последствия вовлечения сотрудников ОВД в теневые коммерческие практики, которые проявляются: а) в недоверии значительной части
населения милиции; б) в сокращении социальной дистанции, между милицией как профессиональной группой, защищающей правопорядок, и всеми остальными группами населения; в) в размывании профессиональной этики сотрудников правоохранительных органов. На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Системные реформы конца XX в. были направлены на
заимствование элементов рыночной институциональной структуры -
института частной собственности и конкуренции - для создания
динамического источника саморазвития общества. Вместе с тем,
недооценка роли сложившихся культурно-исторических институтов в
организации хозяйственной жизни общества, а также игнорирование
«психообщественной» инфраструктуры (моральные устои и деловые
навыки, закрепляемые в традициях населения) вызвали диссонанс вновь
созданных экономических институтов и функционирования социальной
и культурной подсистем общества. Значимой формой проявления этого
противоречия выступили теневые практики, в которых реализуются
сложившиеся ранее и отторгаемые ныне социальные конвенции.
2. В процессе системных реформ конца 90-х гг. редистрибуция как
культурный механизм, соединяющий все элементы советской
социальной системы, была административным способом ликвидирована
(с упразднением соответствующих институтов планирования и
перераспределения социальных ресурсов). Адаптация сложившегося
управленческого персонала к новым условиям деятельности вызвала
воспроизводство редистрибутивных отношений в форме теневых
прагматических практик, которые определяли пределы развития
рыночных отношений в открытом функционировании общества.
3. Источником теневых практик для всех слоев населения
выступают нормы неформальной солидарности и теневой рискованной
экономической активности, которые в советский период обрели своеобразную форму социальных поведенческих стандартов. В настоящее время теневой характер предпринимательской активности вызван необходимостью адаптации предпринимателей к условиям рэкета со стороны представителей государственных и криминальных структур, резко сужающих сферу легальных рыночных отношений. Этот фактор обусловил также и утверждение неформальных отношений в сфере труда при взаимодействии предпринимателей и наемных работников. Таким образом, реальной базой современных трудовых отношений выступают наряду с официальными законами, нацеленными на внедрение социальных норм наемных отношений в сферу труда по западному образцу, также расширенное и модифицированное воспроизводство традиционных норм неформальных отношений в сфере труда.
Массовизация теневых практик оказала большое влияние на социетальную сферу общества, вызвав противоречие терминальных и инструментальных ценностей, что выразилось: 1) в деформации трудовых ценностей, их интерпретации в качестве инструментальных и снижение их позиции в иерархии ценностного сознания; 2) в утверждении доминанты потребительски-материальных ценностей по отношению к духовным; 3) в вытеснении государства в качестве гаранта ценности социального порядка производственными фирмами и сетевыми сообществами.
Социализация успешной части молодежи (студенчества) в условиях деформации социетальной системы показывает, что при поддержке терминальных либеральных " (рыночных) ценностей студенчество не склонно культивировать соответствующие инструментальные достигательные ценности. Успешная карьерная мобильность сопрягается молодежью большей частью не с личными
профессиональными достижениями, а с использованием социального капитала (связей) при выполнении необходимых официальных формальных требований. Ценностные установки большей части студенчества свидетельствуют о восприятии ими теневых практик в качестве нормативных.
6. Экономический кризис и деформация социетальной сферы вызвали вовлечение правоохранительных органов в массовые теневые практики, большинство из которых предполагают использование служебного положения и профессионального статуса сотрудника милиции. Сложившиеся частные теневые партнерские отношения сотрудников ОВД и бизнес-структур свидетельствуют о возникновении у правоохранительных органов латентных экономических функций, разрушающих принципы организации данного института и снижающих возможности для обеспечения правоохранительной деятельности.
Практическая значимость работы определена потребностью осмысления социокультурных факторов, влияющих на формирование правовой культуры общества, которая, в свою очередь, детерминирована структурами повседневного опыта восприятия социальной реальности. Не менее важным аспектом практической значимости работы является возможность на основе проведенного анализа уточнения и корректировки стратегии легализации или пресечения теневых практик в качестве массового явления. Результаты анализа могут быть использованы управленческими структурами МВД в организации профессиональной социализации сотрудников правоохранительных органов и поддержании норм профессиональной этики.
Результаты диссертации окажутся полезными для преподавателей курсов социологии и социологии права в юридических институтах
МВД, а также на юридических факультетах университетов и в юридических колледжах.
Результаты данной работы могут быть использованы для развития соответствующих направлений в современном социологическом знании: социологии культуры, социологии права, социологии повседневности.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на совместном заседании кафедр социологии и политологии и социальных коммуникаций и технологий РГПУ.
Результаты исследования опубликованы в научных работах общим объемом 9,5 п.л.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав (включающих 6 параграфов), заключения, списка литературы и приложений, в которых представлены результаты эмпирических исследований автора. Объем текста диссертации - 158 машинописных страниц.
Социетальный аспект российских трансформационных процессов конца XX в
Термином «социальная трансформация» принято обозначать качественное изменение состояния общественной системы, переход последней на принципиально новый уровень развития. То есть, здесь мы имеем дело с понятием, охватывающим довольно широкую группу процессов социальной динамики.
Обществоведческие науки не лишены ряда понятий, близких по значению «социальной трансформации». Так, термин «модернизация» имеет ввиду пространственно-временную локализацию, указывая на радикальные изменения в культурной, социально-экономической, --политической сферах, обусловивших переход от институтов традиционного общества к индустриальному. Если модернизация обычно подчеркивает . эволюционные конструктивные целенаправленные изменения, то трансформация, совершенно не исключает деформационных тенденций.
Качественные изменения общества обусловлены процессами социальной динамики, неизбежными для любого социального пространства. Разумеется, мыслителей, занимающихся обществоведческой проблематикой, интересовал вопрос о главных источниках и движущих силах социальных изменений, видимо, как с научно-познавательной точки зрения, так и ввиду выяснения возможности придания трансформационным процессам конкретной направленности.
Можно предположить, что первой научно обоснованной теорией социальной трансформации была марксистская концепция общественно-экономических формаций. Здесь основатель научного коммунизма и классик социологии применил диалектический подход, предложив считать главным фактором качественного преобразования общества социальные антагонизмы. По мнению К.Маркса, в общественной системе должны созреть необходимые предпосылки для перехода ее на новый уровень социальной эволюции. Таковыми являются достигшие высшей точки противоречия между лидирующими социальными группами общества - теми, кто заинтересован в сохранении существующего порядка вещей, и социальными аутсайдерами, стремящимися к изменению и преобразованию общества. Обозначенный подход подвергался критике разного характера (как с научных, так и с идеологических позиций), тем не менее, его познавательная ценность несомненна, хотя нельзя не признать определенную ограниченность марксистской модели общественной динамики. Собственно, Маркса справедливо относят к мыслителям эволюционистской парадигмы, согласно которой признается наличие единого универсального пути любого общества от простого к более сложному, а стало быть, и более прогрессивному состоянию. Забегая несколько вперед, следует отметить, что такая трактовка социальной динамики весьма удобна для обоснования современного устройства мирового порядка, под знаком бесспорного лидерства западных индустриально развитых стран. Неслучайно современные европоцентристские теории (К.Поппер, Ф.Хайек) строятся именно на базе эволюционной парадигмы. Другая трактовка социальной динамики была намечена еще трудами итальянского философа Дж.Вико, а затем развита в работах Н.Данилевского, О.Шпенглера, Л.Гумилева. Ее принципиальное отличие от эволюционистского подхода заключается, во-первых, признанием уникальности каждой общественной организации, откуда вытекает тезис самобытности пути развития, во-вторых, указанием на возможность как прогресса, так и регресса общественной динамики. В разные исторические периоды могут превалировать конструктивные силы (пассионарии, согласно терминологии Л.Н.Гумилева) или, наоборот, источники разрушительных, деструктивных для данной общественной системы тенденции (субпассионарии). Современные ученые не намерены отказываться от достоинств, коими несомненно обладают обе точки зрения. В какой-то степени возможность теоретико-методологического синтеза дает разработанная усилиями И.Пригожина и другими теоретиками так называемой Брюссельской школы концепция диссипативных структур16. На базе этого подхода общий план динамики общественной системы видится следующим образом.
Для любой развивающейся социальной системы характерно стремление к сохранению равновесия. Однако вследствие того, что система имеет открытый характер, она подвергается постоянным воздействиям как внешнего, так и внутреннего плана, что вызывает колебания или флуктуации. Сумма подобных изменений в определенный момент превышает допустимый данной системой порог напряжения (точка бифуркациии). После перехода последнего развитие системы становится трудно предсказуемым - в обозначенный момент система стоит перед множеством альтернативных путей развития. Выбор одного из них может зависеть от самых различных факторов, в том числе и случайного характера. Тем не менее, когда выбор все же состоялся, в силу вступают обычные детерминанты развития.
Близко к подобному подходу лежит концепция мультилинейного развития, предполагающая вероятность множества вариантов развития применительно к различным типам обществ.
Итак, трансформационный процесс, нацеленный прежде всего на новое качество, предполагает диалектическое преодоление элементов старого порядка, выработку новых целей и формирование новых специфических способов их достижения. Современный белорусский социолог А.Н.Данилов выделяет следующие стадии, характерные для трансформационного процесса: переоценка существующего состояния общества и оценка содержания и масштабов кризиса, носящего системный характер; Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: новый диалог с природой. М., 1996. социальная диагностика, т.е. непредвзятая, объективная характеристика настоящего, его корней в прошлом, возможностей и путей выхода из кризиса; демонтаж отжившей системы, ликвидация ее очевидных несоответствий достигнутому уровню общественного развития и его тенденциям; новое самоопределение общества, выдвижение и обоснование путей дальнейшего развития17. На теорию социальной трансформации накладывают несомненный отпечаток сдвиги глобального плана. Речь идет об изменении геополитической картины мира, характерном для последнего двадцатилетия: распад коммунистического лагеря, вслед за которым последовали попытки преобразования социалистических обществ в системы капиталистического характера. Перемены в странах бывшего социалистического лагеря описываются как системная трансформация, затрагивающая весь спектр общественной жизни. В силу этого подчеркивается, что масштабы произошедших перемен не могут быть обозначены термином «реформирование», поскольку произошла коренная ломка социетальных структур. Подобное обстоятельство не присуще реформам, имеющим дело не с радикальным переустройством, а с частичными изменениями.
Теневые практики как способ адаптации занятого населения к рыночным условиям
Основой трансформационного процесса по .расчетам реформаторов должна была стать экономическая сфера, где предполагалось ввести максимальную степень свободы от административных ограничений. Это обстоятельство вкупе с внешним «открытием» экономики якобы позволило бы не только насытить товарами внутренний рынок, но и создать предпосылки для общей демократизации общественной жизни. Такова была в общих чертах идеологическая подоплека преобразовательного курса. Реальность оказались иной, а в некоторых моментах и прямо противоположной декларировавшимся целям.
По мнению многих авторитетных специалистов, переходный период не должен был стать для России чреватым серьезными потерями, учитывая ее ресурсное обеспечение и производственный задел, созданный за советский период. Так, по расчетам Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в отсутствие каких-либо изменений в 1991-1993 годах нас ожидала бы депрессия с сокращением производства не более 2% . В случае же научно обоснованного перехода к рынку можно было бы добиться экономического роста с устойчивым темпом не менее. 3% в год. Опыт Китая, добившегося в результате рыночных реформ устойчивых темпов роста ВВП на 7-10% в год, опровергает рассуждения о закономерностях «трансформационного спада»65.
Однако, в реальности над российскими реформами «тяготели политические соображения и новые идеологические доктрины», в силу чего трансформационный процесс в стране оказался одним из самых тяжелых с точки зрения последствий для основной массы населения.
Беспрецедентным по своим масштабам явилась попытка «увода» государства из экономики, поскольку регулирующая функция перекладывалась с государства на «невидимую руку рынка». Между тем, по замечанию одного из авторитетов отечественной науки, академика Н.Н. Моисеева, решение задачи построения эффективного рынка невозможно без прямого участия государства. Фактически любая из процветающих индустриальных систем содержит очень масштабный по объемам (25-40 % от ВНП) некапиталистический сектор. «Очевидно, что в условиях 1986 года, когда наша государственная промышленность производила более 80% ВНП, основное внимание должно было быть обращено на совершенствование организации именно этого сектора как основы благосостояния нации. Опираясь на эффективно работающую государственную промышленность, можно безопасно проводить либерализацию»66.
Либерализация цен представлялась шагом на пути интеграции в мировую экономику. Возникшие при этом типичные проблемы, в часности, (гиперинфляцию), попытались решить методами макроэкономического регулирования, (в том числе при помощи денежной эмиссии), опробованными в западных странах, где они, впрочем, не всегда имели должный эффект. Однако в условиях российских экономических диспропорций попытки применения традиционных методов макроэкономической стабилизации привели к распаду экономического пространства на две сферы, слабо связанных друг с другом. Первая представляла собой поле наиболее скоростного обращения капитала и характеризовалась высокими прибылями при относительно невысоких рисках. Вторая - собственно производственная сфера, которой присуща низкая прибыльность и низкая скорость обращения денег, а также высокие риски в связи с неопределенностью отношений собственности, сокращением спроса и общей неблагоприятной конъюнктурой рынка.
Для характеристики состояния российской экономики Майкл Буровой ввел понятие «инволюция», смысл которого состоит «в сочетании саморазрушающихся и самовоспроизводящих тенденций»67. ..Причем применительно к России подобный процесс объясняется разрушением производства и одновременным ростом финансовой сферы. Причинами подобного положения дел являются следующие обстоятельства.
Во-первых, заинтересованность транснациональной финансовой системы в собственном расширении за счет вливания российских денежных потоков: «Международный капитал способствует перекачиванию ресурсов из производства в банковский сектор, и деньги через финансовые и криминальные круги покидают страну»68.
Во-вторых, низкая конкурентоспособность отечественных товаров на международном уровне, что обнаружилось при вхождении российских товаропроизводителей на мировой рынок. Это явление Андрей Паршев интерпретирует исходя из специфики природно-географической среды России. Так, попытка отечественных леспромхозов выйти из системы деревообрабатывающей промышленности и включиться в мировую экономику на правах самостоятельного субъекта привела к тому, что лес можно было продавать только себе в убыток. В результате производство всей промышленности упало до 1/3 от прежнего объема69.
Трансформация ценностного сознания как идеологическое основание теневых практик
В современной отечественной социологии приобрела достаточно широкое распространении точка зрения, согласно которой природа системного кризиса российского общества конца XX в. интерпретируется как духовно-культурный процесс. Политолог С.Г. Кара-Мурза, например, считает российский системный кризис результатом сознательно спроектированной программы постепенного разрушения и деградации советских ценностей, опирающихся на коррозию базовых ценностей российской культуры. Поскольку СССР представлял собой особый вариант индустриализма, органично впитавшего в свои структуры традиционную культурно-духовную составляющую, именно размывание последней давало шансы на успех в деле разрушения советского строя. Идеология была главной базовой составляющей советской системы. Поэтому, первичными акциями перестройки были не конкретные реформы экономических и политических институтов, на рассуждения с высоких партийных трибун вначале о социализме с «человеческим лицом», затем плавно перетекающими в требования возвращения в «цивилизованный мир», в свое время так непредусмотрительно оставленный.
Идея разрушения базовых ценностей российской культуры под влиянием модернизационного проекта реформаторов развивается также и в концепции институциональных матриц. Но здесь она исследуется косвенно, через анализ трансформации базовых экономических институтов. Нам представляется необходимым сделать акцент на изучении именно ценностных подвижек в общественном сознании, которые были вызваны реформами конца XX в.
В социологии под ценностями понимаются «обобщенные представления людей о наиболее значимых целях и нормах поведения, определяющие их поведение в действительности, задающие ориентации их действиям и поступкам во всех сферах жизни и в значительной мере формирующие "жизненный стиль" общества» 109. Система доминирующих ценностей выражает в концентрированном виде особенности культуры и исторического опыта общества.
Ценности - это представление человека о значимости для него различных явлений, предметов, о главных целях жизни, труда, а также о средствах достижения целей. Это набор стандартов и критериев, которым человек следует в жизни. Ценностное сознание общества типологизируется по различным основаниям. Один из распространенных подходов - выделение ценностей по предметности (оппозиция «добро — зло», «прибыльно — неприбыльно», или «власть - анархия» и др.). Другой подход утверждает типологию ценностей с точки зрения их значимости для индивида: операциональные, (инструментальные, ситуативные) и терминальные ценности110. Этот подход был разработан в теории американского социолога Р.Мертона (ценности-цели и ценности-средства)111. В нашей стране он реализован в многолетних исследованиях трансформации ценностного сознания российского общества, которые, начиная с 1990 г проводятся творческим коллективом под руководством Н.И.Лапина. Операционально-инструментальные ценности позволяют человеку ориентироваться в возможности и желательности осуществления того или иного действия, а также понять, что его образ действий является предпочтительным для него самого и для интересов общества. Терминальные ценности выступают идеалом, к которому должен стремиться человек.
Еще один вариант классификации основан на связи ценностей (ценностных ориентации ) и потребностей человека. Главным в рамках данной классификации является разделение на биогенные, первичные потребности, обусловленные природой человека как биологического существа, и социогенные, возникшие в результате социально-культурной эволюции человечества. Выделяются также вторичные, инструментальные потребности, возникающие в ходе удовлетворения первичных потребностей. В связи с этим нужно различать ценностные ориентации: а) обусловленные первичными и социогенными потребностями - ориентации на цели (терминальные ценности); б) определяемые вторичными потребностями; -ориентации на средства (инструментальные ценности). Социогенные потребности принято разделять на материальные — потребности в ценностях (благах) материальной культуры и духовные - потребности в ценностях (смыслах) духовной культуры. Поэтому выделяются две группы ориентаций-целей: материальные и духовные.
Ценности являются средоточием социетальности, так как подразумевают рассмотрение выраженного в них содержания в рамках социального и культурного фона социальной реальности как переплетение взаимоотношений социального и культурного. В культуре человек выступает как субъект воспроизводства общественных структур, норм, традиций, ценностей. Он непрерывно оценивает и переоценивает элементы своей жизнедеятельности, воспроизводит все, что имеет отношение к нему, воспроизводит самого себя. При этом в процессе воспроизводства изменяются объективные условия деятельности, сам человек. Он вырабатывает в себе новые качества, развивает способности, ранее неразвитые, создает новые способы общения, новые потребности и представления, новый язык и культуру, ценности и смыслы.
Проведение масштабных системных реформ 90-х гг. предполагало предварительное их ценностно-идеологическое обоснование, что требовало, в свою очередь, достаточно жесткой критики сложившихся ценностей труда и образа жизни. Такого рода политика «деидеологизации», на деле представляющая собой попытку распространения либеральных ценностей в их наиболее радикальном варианте, не смогла решить главной задачи, с которой в определенной степени справлялась советская идеология. Речь идет об обеспечении духовного единства социума, скреплении социальных групп с разными интересами своего рода «раствором» из общих ценностно-нормативных стандартов. Процесс деидеологизации был инициирован интеллектуальными кругами общества, поддержан определенной частью политиков («верхов») и опирался при этом на неудовлетворенность громадного большинства населения материальной инфраструктурой советского образа жизни и слабо представлявшего себе организацию жизни в условиях частнособственнической конкурентной экономической системы. Ю.Г. Тамбиянц выделяет четыре фактора, обусловивших эффективность процесса деидеологизации:
1) десакрализация самой коммунистической идеи, уже не
вызывающей эмоционального подъема;
2) ухудшающаяся с конца 70-х гг. экономическая ситуация, стимулирующая рост дефицита потребительских товаров;
Органы правопорядка в условиях теневизации социально- экономических отношений: аксиологический аспект
Российское общество постсоветского периода характеризуется большинством, социологов как социум с высоким уровнем неправовых и откровенно криминальных отношений, динамика которых объективно противоречит интересам большинства его членов.151 Поскольку главным источником такого развития России выступает государство, то идет нарастание отчуждения рядовых россиян как от «монополистического, коррумпированного и почти (!) разбойничьего» капитализма, так и от породивших и опекающих его государственных структур. Важной государственной организацией, функционирование которой нацелено на обеспечение и поддержание правопорядка, являются органы внутренних дел.
Теневизация деятельности различных субъектов социально-экономической деятельности, и особенно криминальные формы этих теневых практик, - все это должно было вызывать активизацию деятельности ОВД по пресечению правонарушений. Однако имеет место обратный процесс. Согласно проведенному в 1992 г. Академией МВД исследованию, в мегаполисах и других крупных городах теневое совместительство оказалось характерным для 80% сотрудников ОВД, они имели «дополнительные доходы, ... скрытого характера» от участия в той или иной форме предпринимательской деятельности. Приятное исключение составляли небольшие поселки, где теневые практики привлекали 10-15% милиционеров.5
А.Д. Сафронов специально оговаривает, что данные цифры относятся именно к теневой сфере «левых» заработков от личного участия в предпринимательской деятельности и «...не учитывают должностных лиц, ангажированных криминалитетом, "а также иным путем извлекающих доходы из коррупции или другой опасной противоправной деятельности. Причем для многих сотрудников основным мотивом своей жизнедеятельности становится не обеспечение общественного порядка и безопасности, а максимальное удовлетворение личных потребительских интересов. Отсюда ведущая деятельность (т.е. деятельность, определяющая интересы, формирующая установки личности, обязывающая расширять круг познаний, навыков и умений) не та, которой он занят официально, а теневая, которая приносит больше дохода»154.
Параллельно с развитием теневых практик в экономике в эту форму деятельности оказались втянуты и работники ОВД. По наблюдениям экспертов на начальной фазе реформ, в первой половине 90-х гг. теневые практики получили развитие в среде преимущественно рядового состава и младших офицеров и сводились к нерегулярным дополнительным заработкам - охране садоводческих кооперативов, баров, кафе. Популярность этой деятельности в свободное от основной работы время привлекла внимание ведомственных аналитиков. В частности, эксперт из Высшей школы МВД РФ (г.Екатеринбург) А.М.Воробьева сделал развернутый анализ кадрового состава работников милиции и показал возникновение проблемы очищения рядов ОВД от «...приспособленцев, стремящихся прорваться к продовольственным складам и теплым местам»155. Отмечая сознательность выбора профессии курсантами Высшей школы МВД, Воробьев указывает, что при проведении опроса на старших курсах оказалось, что только 10% опрошенных повторили бы свой выбор профессии. Отсюда - утверждения необходимости для ОВД собственных (ведомственных) высших учебных заведений: «Думается, надо менять концепцию подготовки кадров для органов внутренних дел, больше ориентироваться на их обучение в высших и средних специальных учебных заведениях, нежели полагаться на самотек, направления трудовых коллективов - это уже в прошлом. Сегодня нужны не народные дружины, рабочие отряды, а профессионалы»156.
Однако искать корни теневых практик в недостаточном уровне подготовленности бесперспективно, поскольку их развитию в милицейской среде способствовало, прежде всего, отставание материально-технического обеспечения деятельности ОВД (т.е. отсталая инфраструктура рабочих мест) и выплаты денежного довольствия: «Только за май 1993 года не было выплачено денежное довольствие сотрудникам на сумму 29 млрд рублей, остались неоплаченными счета за продовольствие и другие услуги на сумму 127 млрд рублей, минимальные потребности по финансированию деятельности министерства были удовлетворены лишь на 38%».157
Неудовлетворенность уровнем заработной платы и порядком выплат привела к резкому снижению степени престижности и важности профессиональной деятельности милиции уже на уровне будущих профессионалов (курсантов). А.Д. Сафронов пишет: «Обостряется проблема реальной профессиональной пригодности и нравственно-волевой готовности к службе в ОВД курсантов вузов МВД, дислоцированных в различных регионах России. Опросы свидетельствуют, что по мере обучения до 80% разочаровываются в профессиях, существующих в органах внутренних дел. Только 53% намерены служить до достижения предельного возраста, 18% курсантов планируют отслужить только пятилетний срок, оговоренный контрактом, другие - либо уходят от прямого ответа, либо намерены уволиться со службы сразу после окончания вуза.
Значительно хуже служебные настроения у курсантов московских вузов системы МВД - практически половина намерена уволиться сразу же после окончания учебы. Каждому третьему из них удается реализовать это желание в течение одного-двух лет, причем они часто трудоустраиваются в организации, пораженные корпоративной девиантностью и потому представляющие оперативный интерес для правоохранительных органов. Для московских курсантов более, чем для других, характерны девиантное поведение (наркотизм, пристрастие к алкоголю), контакты в криминальной среде, а также низкая трудовая мотивация и сознательное грубое нарушение служебной дисциплины. Среди них высок процент выходцев из обеспеченных, влиятельных семей, включая не только руководителей правоохранительных органов, но и известных администраторов, предпринимателей, которые протекционируют, как минимум, первый этап жизненного пути своих отпрысков»158.
