Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ЭТНО-СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ СЕМЕЙНОЙ ОБРЯДНОСТИ 13
1. Обряды, связанные с социализацией детей 13
2. Социальные функции свадебной обрядности 49
3. Социальные и психологические аспекты погребальных обрядов 60
4. Другие обряды 70
ГЛАВА II. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ СЕМЕЙНОЙ ОБРЯДНОСТИ 74
1. Методика исследования 74
2. Анализ распределений состояния семейной обрядности 84
2.1. Обряды, связанные с социализацией детей 84
2.2. Социальные функции свадебной обрядности 91
2.3. Социальные и психологические аспекты погребальных обрядов 103
2.4. Другие обряды 109
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 111
БИБЛИОГРАФИЯ 120
ПРИЛОЖЕНИЕ 125
- Обряды, связанные с социализацией детей
- Социальные функции свадебной обрядности
- Обряды, связанные с социализацией детей
Введение к работе
Степень изученности проблем этнической эволюции народов Северного Кавказа диктует необходимость следовать путем комплексного исследования одного субрегиона или народа, которое сопровождалось бы доступными аналогиями или противопоставлениями. Опыт такой работы и представляет предлагаемая диссертация.
Несомненно, этнологический материал, широко используемый в работе, затрагивает гораздо более глубокие историко-социальные пласты, чем собственно этносоциологический. Речь в данном случае идет не только о современных этносоциологических методах, но и об обильном и добротном статистическом материале, представленном в многочисленных исследованиях.
Северная Осетия, расположенная в географическом центре Северного Кавказа и ставшая регионом нашего исследования, представляет собой превосходную модель для выявления и изучения региональных тенденций эволюции семьи и межсемейных отношений, характерных для всего Северного Кавказа. Как и подавляющее большинство соседних народов, осетины автохтонны и самобытны, хотя, подобно всем остальным, в. достаточной мере испытали те или другие сторонние влияния. Но существуют обстоятельства и другого порядка, заметно отличающие осетинский народ от его соседей: большинство осетин -христиане, и в их религиозных верованиях и культах, а стало быть - и всех связанных с религией компонентах культуры, сохранилось намного больше домонотеистических явлений.
Другие особенности осетинской культуры кроются в менталитете народа. Не без связи с христианским вероисповеданием и более тесными контактами с Россией в Осетии раньше, чем где-либо на Северном Кавказе, возникла своя интеллигенция - учителя, врачи, писатели, публицисты и т.п., - оказавшая колоссальное влияние на развитие город- ской осетинской культуры. В то же время в горных ущельях Осетии дольше, чем, например, у адыгов, удерживались архаичные черты как в материальной, так и в соционормативной и духовний культуре. Это резкое несовпадение темпов развития различных пластов осетинского общества отмечалось уже современниками, однако нивелирование "современности" и "архаики" шло достаточно трудно.
Тем не менее, "нестандартность" культуры осетин не следует преувеличивать. Сходные процессы происходили и у других народов Северного Кавказа, а в Дагестане роль христианской интеллигенции вполне замещалась ролью интеллигенции мусульманской. Именно поэтому мы полагаем, что эволюция осетинской семьи и межсемейных связей, во многом, определяемая эволюцией как общественных структур, так и культурных феноменов, может рассматриваться как модель общих северо-кавказских региональных тенденций.
Объектом исследования в предлагаемой работе являются процессы, связанные с изменениями осетинской семьи и межсемейных отношений в пределах Республики Северная Осетия-Алания.
Предметом исследования стали содержательные аспекты, характер и динамика различных сторон образа жизни осетинского народа в семейно-бытовой сфере, эволюция социальных функций связанных с ней обрядов и оценка их современным осетинским населением республики.
Однако эта причина выбора объекта и предмета исследования -далеко не единственная. Материал, который мы находим в Северной Осетии - весьма неоднозначный, подчас противоречивый, - наглядно демонстрирует, как сложно происходила оптимизация социально-культурных и этнокультурных процессов. Действительно, на протяжении последних десятилетий в Северной Осетии явственно наблюдается тенденция к деградации многих показателей этнической самобытности осетин (язык, культурные традиции, самосознание и т.п.), что диктует необходимость принятия на государственном уровне определенных практических мер с целью предотвращения такого хода событий. В то же время очевидно, что при осуществлении подобных шагов опасен и чрезмерный радикализм, способный привести к нежелательным социально-политическим последствиям.
Перечисленные выше факторы, играющие свою деструктивную роль в функционировании не только осетинского, но, пожалуй, и других этносов Северного Кавказа, предопределили заметно возросшее в последнее время внимание к этническим обрядам, их особенностям, месту в системе общественных отношений, социальным функциям. Эт-носоциология, анализируя тенденции и изменения в этой сфере в период становления рыночных отношений, может оказать существенную помощь в разработке научных основ управления социальными процессами, в определении приоритетов при выборе оптимальных программ их развития
Цель данной работы заключается в исследовании эволюции осетинской обрядности в диахроническом и синхроническом аспектах. Для достижения поставленной цели предусматривается рассмотрение нескольких взаимосвязанных проблем, для чего мы считали необходимым: проследить пути трансформации обрядности и отношение респондентов к их инновационным формам; изучить типы и подтипы обрядов (свадебная, родильная, похоронная и прочие); рассмотреть в исторической динамике социальные функции обрядов.
Структура работы определяется постановкой рассматриваемых в ней проблем и позволяет не только проследить различия в механизмах функционирования различных обрядов, выявить характерные для того или иного типа социальные функции, но и представить полученные данные в виде динамического ряда, на основе которого возможны суждения прогностического характера.
Поэтому актуальность избранной тематики обусловлена не одним лишь академическим интересом, но и самими современными этническими процессами, исследование которых потребовало создать специальную методику, предусматривающую изучение этноса в диахроническом аспекте, что повышает достоверность конечных выводов.
Эмпирическую основу работы составляют многократные исследования осетинской обрядности, проводящиеся на протяжении трех десятков лет (1970-1990-е гг.). Такая методика наряду с применением сравнительного анализа дает уникальную возможность глубинного обоснования современных обрядовых процессов, трансмиссии этнокультурных традиций.
Особенности развития этой системы рассматриваются в широком историческом диапазоне и выявляются у значительной группы соседствующих на Северном Кавказе народов. Специфические проявления эволюции обрядов анализируются как на этнологических материалах, так и на количественных показателях.
Исследование в целом имеет этносоциологический характер, но мы полагаем, что применяемый в нем метод может проецироваться не только на последние десятилетия, но и на более длительный период времени, в течение которого шла эволюция социокультурных процессов. Продолжительный исторический период, основными вехами которого стали предреформенные годы XIX в., пореформенное время конца XIX - начала XX вв., десятилетия советской и постсоветской эпохи, позволяет более четко выявить содержание, характер, эволюцию и другие параметры перемен, произошедших в обрядовой сфере.
Теоретической и методологической основой диссертации стали идеи и положения классиков мировой и отечественной социологической мысли, рассматривающих обряды в качестве важнейшего инсти- тута социализации новых поколений и воспроизводства этнической идентичности. Современные этносоциологи опираются прежде всего на эмпирические данные, поставляемые этнологической литературой XIX - начала XX вв. Несомненно, работы исследователей прошлых лет имели эмпирический характер, так как предлагаемые ими исторические выводы строились на основе интерпретации фактического материала. Значительно обогатили фактологическую базу этнологии выдающиеся русские исследователи Кавказа В.Ф. Миллер, М.М. Ковалевский и другие этнологи, исследующие различные стороны общественной жизни горцев.
В разработке теоретической и методологической основы нашего исследования существенно помогли нам труды современных ученых-социологов, углубленно работающих в сфере изучения данной проблематики или затрагивающих ее. Необходимо отметить вклад в социологию семьи таких исследователей, как А.И. Антонов, Ю.В. Арутюнян, С.А. Арутюнов, Ю.В. Бромлей, В.В. Бойко, А.Г. Вишневский, А.Г. Волков, В.К. Гарданов, СИ. Голод, Т.А. Гурко, Л.М. Дробижева, В.В. Елизаров, Т.И. Заславская, А.Г. Здравомыслов, В.Н. Иванов, Б.А. Ка-лоев, И.С. Кон, В.И. Козлов, М.С.Мацковский, Г.В.Осипов, Г.И.Осадчая, В.В.Пименов, М.Н. Руткевич, Л.Л. Рыбаковский, В.И. Староверов, А.А. Сусоколов, Я.С. Смирнова, В.А. Тишков, Ж.Т. То-щенко, А.Г. Харчев, Л.В. Чуйко, В.Д. Шапиро, В.И.Ядов, З.А. Янкова.
Важнейшими теоретико-методологическими принципами, положенными в основу нашей работы, стали системный анализ, исторический и логический подходы к явлениям и процессам в сфере обрядов как социального института. В рамках данного исследования использованы преимущественно этнологический и этносоциологический методы к изучению эволюции осетинской обрядности. При этом в методологическом плане мы опираемся на концептуальные построения исследователей, представляющих различные научные школы и течения. Их практическое переосмысление дает возможность обогащения теории и методологии этносоциологического исследования рассматриваемого предмета.
Эмпирической базой работы являются результаты многократных этносоциологических исследований, проведенных под руководством Х.В. Дзуцева в Республике Северная Осетия-Алания в 1970-х, 1980-х и 1990-х годах. Общее число участвующих в рамках исследования респондентов составило более 5000 человек.
Использованные нами источники могут быть классифицированы как полевые и литературные. К полевым источникам будут отнесены этнологические и добытые путем опроса конкретно-социологические, к литературным - этнологические описания и исследования, включая уже опубликованные этносоциологические. Имеются и такие, которые могут быть отнесены к промежуточным: например, материалы текущего делопроизводства. Известно, что любая классификация небесспорна, поэтому, не углубляясь в нее, просто перечислим категории используемых нами источников и коротко их опишем.
Литературные источники. В 1850-х гг. первый этнограф-осетин, учитель, а позднее - священник Тахо Биасланович (Соломон Витальевич) Жускаев опубликовал в "Закавказском вестнике" два очерка - о похоронах и об осетинском календарном празднике Атынаг. Тогда же появилось "Описание народных обычаев", составленное по инициативе начальника Военно-Осетинского округа полковника Муссы Алха-стовича Кундухова и вошедшее в основное собрание кавказских ада-тов.
В последней трети XIX в. появились публикации целой плеяды осетинских этнографов. Владикавказский адвокат Дзантемир Токаевич Шанаев поместил в "Сборнике сведений о кавказских горцах" несколько очерков, из которых для нас наиболее ценно описание осетинской свадьбы. Инал Дударович Кануков, несколько лет пробывший на военной службе, напечатал в газете "Кавказ" в числе других статью о вредных обычаях у кавказских горцев, остановившись на калыме, поминках и некоторых других обычаях. Специально калыму у осетин посвятил свою статью в "Терском вестнике" владикавказский учитель Савва Васильевич Кокиев. Эта работа вызвала один из первых в литературе спор: был ли калым платой за жену или являлся выдаваемым ей материальным обес-печением? В том же "Терском вестнике" появилась обстоятельная статья ветеринара Алмахсида Адильгиреевича Кануко-ва о годовых праздниках у осетин. Сельский учитель Налык (Андрей) Цаллагов в этнографическом описании селения Гизель (Кизилка), помещенном в "Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа", коснулся различных сторон обрядов. Еще более широкое описание тех же сюжетов дал в "Новом обозрении" ученый-агроном Алихан (Алексей) Гаврилович Ардасенов, печатавшийся под псевдонимом "В.-Н.-Л.".
Отдельно необходимо упомянуть этнографическую работу Коста Левановича Хетагурова "Особа", выдержавшую несколько изданий как в дореволюционное, так и в советское время. Последний раз она переиздана в 1961 г. и вошла в четвертый том пятитомного собрания сочинений К. Л .Хетагурова. "Особа" - несомненно самый выдающийся и разносторонний из всех созданных в Осетии этнографических трудов XIX в. Достаточно много внимания в этой работе уделено обрядам.
Немало ценных описаний, а затем и научных характеристик осетинской обрядности принадлежит и авторам, писавшим за пределами Осетии. Во второй половине XVIII в. подполковник русской службы Леонтий Леонтьевич фон Штедер рассказал об осетинском обычае почитания старших, некоторых особых привилегиях женщин, гостеприимстве. Немногим позднее русский академик Петр-Симон Паллас описал похороны и поминки у осетин. В XIX в. другой русский академик Генрих Юлиус Клапрот дал короткую, но довольно разностороннюю характеристику быта осетинской семьи, подробно рассказав о разделении труда, взаимоотношении полов, положении женщины и т.д. Немецкому натуралисту и путешественнику Карлу Генриху Коху принадлежит впечатляющее описание патриархальных порядков в осетинской семье, венгерскому ученому Е.Зичи - упоминание ряда обычаев, связанных с вступлением в брак.
Заметный вклад в накопление и систематизацию знаний об обрядах семейной жизни осетин оставили русские бытописатели и этнографы второй половины XIX в. Арнольд Львович Зиссерман, долгое время прослуживший на Кавказе сначала по гражданской, а затем и по военной части, в своих очерках и мемуарах много внимания уделил семейному быту осетин. Владимир Богданович Пфаф - правовед, работавший в Санкт-Петербургской публичной библиотеке, а позднее во Владикавказской прогимназии, - опубликовал в числе других трудов исследование об обычном праве у осетин, дав их общую этнографическую характеристику, а также описания трех своих путешествий по Осетии. Дмитрий Яковлевич Лавров, живший во Владикавказе и Тифлисе и сменивший там ряд занятий, создал обобщающую работу об осетинах, где, в частности, остановился на их брачно-свадебных обычаях, воспитании детей, празднествах и похоронах. В этом же ряду следует назвать большую статью Клеофаса-Ивана Иосифовича Борисеви-ча, землемера по роду занятий, посвященную обычаям православных осетин и ингушей, весь первый раздел которой занимает описание семейной и домашней жизни. Уже в начале нашего века вышло статисти-ко-этнографическое исследование Анатолия Емельяновича Скачкова, также землемера, основанное на данных по Дагомскому приходу в Алагирском ущелье. Осетины и, в частности, их семейная жизнь привлекли пристальное внимание многих известных и даже выдающихся русских ученых. В. их числе академик Всеволод Федорович Миллер -московский профессор, а затем директор Лазаревского института вос- точных языков, большой знаток языка, фольклора, истории и этнографии осетин; Максим Максимович Ковалевский - знаменитый историк, социолог и этнограф, в чьих трудах обрядовая тематика представлена наиболее обширно и один из крупнейших трудов которого посвящен обычному праву осетин; Федор Иванович Леонтович - видный историк права, профессор Одесского, а затем Варшавского университетов, который включил осетинские адаты во вторую часть изданных им "Адатов кавказских горцев". Прибегал в своих трудах к осетинскому материалу и Николай Николаевич Харузин - старший в семье московских этнографов Харузиных, не раз бывавший на Северном Кавказе.
И все же начало нового этапа осетиноведения, включая этнографическую фамилиологию (семьеведение), отмечено его интенсивным развитием в 1920-1930-е гг., когда появились первые публикации, а затем и исследования, содержащие сведения об обрядах в семейной жизни осетин. Еще шире разворачиваются подобные исследования в послевоенное время. Рано ушедшая из жизни Нина Фацбаевна Такоева -московский ученый-этнограф - оставила две интересные работы: об осетинских брачно-свадебных и погребально-поминальных обрядах. Во второй половине 1960-х - начале 1970-х гг. были опубликованы монографические исследования Ахсарбека Хадзиретовича Магометова, целиком или частично посвященные быту осетинской семьи ("Семья и семейный быт осетин в прошлом и настоящем", "Культура и быт осетинского народа", "Общественный строй и быт осетин"). В 1967 и 1971гг. двумя изданиями вышла в свет обобщающая монография Бориса Александровича Калоева "Осетины". В 1974г. была опубликована книга Зинаиды Давидовны Гаглойти "Очерки по этнографии осетин" с обширными разделами по браку, семье и по семейной общине. Двумя годами позднее появилось исследование Людвига Алексеевича Чиби-рова об осетинском народном календаре, содержащее немало сведений и о семейных обрядах. Ряд статей по этим или смежным с ними сюжетам вошли в сборники, изданные во Владикавказе и Москве.
Вся эта впечатляющая этнографическая литература во многих случаях позволяет составить достаточно полное представление о прежней, дореволюционной жизни осетинской семьи. Намного меньше внимания уделено в ней обрядности осетин в советский период. Восполнить этот пробел помогают результаты полевых этнографических и этносоциологических исследований.
На наш взгляд, совмещение методов, применяемых отдельно в этнографических и этносоциологических исследованиях, вполне оправдано, поскольку дает возможность полнее выявить тенденции, намечающиеся в такой деликатной сфере, как обрядность.
Сравнительный анализ сущностных черт семьи северокавказских этносов приводит нас к закономерному выводу, что в ней при наличии этнической специфики обнаруживается немало общих черт. Результаты исследования показывают, что социальные роли обрядов, сохраняясь в принципе, наполняются сегодня новым содержанием и имеют общую тенденцию к увеличению собственной значимости. В ходе исследования обнаружилась неравномерность в эволюции разных феноменов семьи, при которой содержательные ее аспекты проявляют большую подвижность, адаптивность к изменяющимся социокультурным условиям, а формальные сохраняют все еще достаточную тягу к консервации.
Обряды, связанные с социализацией детей
Осетины рассматривали бездетность как наказание свыше, в силу чего лечили ее двояко, - по определению М.А.Мисикова (ПО, 90), не только физически, но и божественными средствами. Бесплодные женщины ходили к "святым местам", христианки в первую очередь - к святилищу "Мады Майрам" (Матери Марии), которая считалась покровительницей деторождения.
Выдвинута гипотеза, что "Мады Майрам" - еще дохристианское, аланское божество, богиня домашнего очага, но она достаточным образом не аргументирована. Вероятнее, в этом божестве воплощен образ Святой Марии (1, 11; 118, 87). Почти каждое селение Осетии имело свое святилище "Мады Майрам", которое могло быть просто обломком скалы, холмиком, деревянным срубом. Паломничество к ним всегда совершалось в августе. Женщины подползали сюда на коленях, возносили молитву и оставляли свое приношение. Сюда же приносили белого жертвенного ягненка. Перед нами - несомненное проявление магии плодородия. Существовали и другие аналогичные святилища, в том числе фамильные. Некоторые из них, как например, "Фыры Дзу-ар" (Святилище Барана), также без достаточных оснований возводят к аланским временам (102, 72). Более правдоподобно мнение, что все та кого рода святилища восходят к местной кобанской культуре, хотя и не исключено влияние на них сармато-аланских верований.
Помимо обращения к "дзуарам" осетинки - и мусульманки, и христианки - искали помощи у мулл. Те совершали различные магические действия (57, 19), молились, писали амулеты. Обращались и к помощи знахарок. Наиболее распространенным знахарским средством у осетин, как и у соседних народов, был своего рода массаж - беспорядочно массировались нижняя часть живота, который после этого туго перевязывался (41, 72). Различные магические приемы обеспечения плодовитости были составной частью также и свадебной обрядности,
Известие о предстоящем появлении ребенка, а тем более первенца, всегда принималось с радостной тревогой. Обычно молодая сообщала об этом через старшую невестку или золовку. Семья принимала различные меры предосторожности. Будущую мать старались по возможности освободить от тяжелой работы, но она продолжала принимать участие в хозяйственной жизни, так как считалось, что небольшая физическая нагрузка полезна для преднатального развития ребенка. Беременную старались получше кормить; чтобы не сердить ее, выполняли все ее просьбы. Местами существовали различные пищевые и иные запреты для беременных - одни из них у разных народов Северного Кавказа схожи, другие - различаются.
Парадоксальным образом женщина одновременно и гордилась признаками беременности, и как бы старалась их скрыть. Она старалась носить более широкую одежду, поверх платья - свободно повязанный фартук. Имело место нечто вроде избегания старших мужчин, мимо которых она старалась пройти незамеченной или как-то "закамуфлированной", с платком, низко надвинутым на лоб и ниспадавшим на живот. По сообщениям жителей некоторых селений, у беременных были свои дороги, тропы, где вероятность встретить мулсчин была наименьшей. Беременная женщина избегала также появляться в общественных местах, на свадьбах, похоронах и т.п. Такая форма избегания не исчезла из быта сельских осетин и сейчас. Более половины опрошенных женщин отвечали, что не только они, но и члены их семей во время беременности стараются не появляться в общественных местах и особенно на глаза старшим мужчинам. Трудно сказать, где здесь избегание по уже известным нам мотивам, а где боязнь "сглаза".
По словам информаторов, не существовало особого труда определить пол будущего младенца. Считалось, что признаками рождения дочери является острый живот и появление пигментных пятен на лице. Кроме того, женщина худеет, дурнеет и у нее редеют ресницы, брови. Первое шевеление должно быть в этом случае с левой стороны. Рождение мальчика характеризовалось тем, что женщина имела низкий округлый живот, который был меньше, чем при рождении девочки, хорошо переносила беременность, значительно полнела, первое шевеление ребенка в этом случае происходило с правой стороны.
Социальные функции свадебной обрядности
Как ни развернута и значима в представлениях осетин была обрядность детского цикла, центральное место в обрядовой жизни, так же, как и у всех народов Северного Кавказа, занимала обрядность свадебная. Она проходила (да и теперь проходит) очень торжественно и пышно. Это и понятно. Вступление в брак - важнейшее событие в человеческой жизни, а равно и средство установления крепких связей с новым кругом родственников, и оформляться оно должно соответствующим образом. Отсюда - многочисленные и длительные церемонии, сопровождаемые крупными расходами на уже известный нам брачный выкуп и приданое, а также свадебный дарообмен между сторонами жениха и невесты, свадебные угощения.
Первый этап традиционной осетинской свадьбы начинался с засылки сватов ("минаеврттаз"). Эту миссию брали на себя несколько уважаемых и авторитетных мужчин, к чьему слову должны были прислушаться родители невесты. Но даже им с первого раза согласия не давали: считалось приличным, чтобы сватам пришлось нанести свой визит трижды. Бывало и так, особенно в верхушечных слоях населения, что сватовство тянулось годами. У соседних народов имелись свои вариации на тему сватовства: например, у адыгов сватом мог быть ата-лык, у ингушей - отец жениха и т.д. Переговоры велись так, чтобы при любой позиции стороны невесты сватам и семье жениха не была причинена обида, результатом чего могла быть вражда, похищение невесты и даже кровная месть. Не давая положительного ответа, отговаривались молодостью невесты или чем-нибудь в этом роде. Вот как, например, выглядит в одном из нартовских сказаний ответ Сайнаг-алдара гостям, явившимся сватать его дочь Агунду: "На краю могилы стою я, и в эти хмурые дни заменяет мне лик солнца взгляд единственной дочери моей. И знаю я думу единственной малютки моей - не оставит она меня в одиночестве, старого своего отца. Да и нужно сказать, молода она еще для того, чтобы выходить ей замуж" (141, 358).
Когда соглашение в конце концов достигалось, назначался день сговора ("бафидауын"). Для этого в дом родителей невесты снова являлись представители стороны жениха, которых приглашали в кунацкую и угощали. Однако гости, следуя традиции, отказывались есть и пить, пока не будет названа величина брачного выкупа. Из-за размера выкупа полагалось порядиться, а когда его находили взаимно приемлемым, совершался обряд рукобития с оставлением стороне невесты какого-нибудь залога. У осетин-мусульман мулла совершал брачный обряд, а также составлял контракт, в котором определялись размеры и условия выплаты, полагавшееся ему вознаграждение и пожертвование для мечети. Необходимо было также получить согласие невесты на брак, даваемое ею самой или ее представителем. Такое согласие по большей части имело формальный характер: даже молчание невесты считалось ее согласием.
Не только мусульмане к брачному контракту, но и христиане к брачному залогу относились очень серьезно. Отказаться после этого от брака, вернуть залог значило нанести кровную обиду. Залогом ("бафидауазггаг") могли быть деньги или что-нибудь из оружия, а то и какая-либо ценная вещь (129, 27).
Лишь окончив дело, гости приступали к трапезе, которая могла продолжаться до утра. Женщины, как всегда, в кунацкой не присутствовали, но в один из перерывов гости выходили к ним в семейное помещение дома и приветствовали их. Для младших могли устраиваться танцы.
Время между сговором и свадьбой ("куырдуаты бадын" - "сидеть засватанной") могло длиться до года и даже до нескольких лет. За это время сторона жениха должна была собрать выкуп, сторона невесты -приданое, обе стороны - подготовиться к расходам, связанным со свадебным взаимоодариванием и угощениями. Такие одаривания и угощения начинались почти сразу же, в ходе взаимных визитов. Из подобного рода визитов большое значение придавалось первому посещению женихом семьи невесты. До конца XIX в. это был обряд "сгарст" ("разведка"). Жених являлся в дом тестя в сопровождении родственников и друзей. После угощения свита уезжала, а жених оставался на несколько недель. За ним ухаживали как за сыном, и шили ему полный комплект одежды, а он должен был показать себя с лучшей стороны во всех отношениях. С невестой он не виделся. Этнографы эволюционистского толка усматривали в "сгарст" остаток древнего матрилокального поселения мужа с родней жены. На рубеже ХІХ-ХХ вв. этот обряд трансформировался в "сиахсы цыд" ("приход зятя").
Обряды, связанные с социализацией детей
Этносоциологические исследования 1992г. показывают, что определенная часть осетинских семей и сейчас соблюдает запреты, в основе которых лежит предохранительная магия, направленная на благополучный исход беременности. Так, например, почти в 30% опрошенных семей сельских осетин считают, что беременная женщина не должна выходить на улицу после захода солнца, более чем в 30% семей беременная по-прежнему носит с собой в качестве оберега маленький ножик (х»рынкъа), а 70% респондентов полагают, что она не должна присутствовать при принесении в жертву животных.
Чтобы определить, что помнят и знают наши респонденты из обрядов, связанных с родами, им задавались следующие вопросы:
1. Где обычно проходили роды?
2. Почему муж на время родов должен был покинуть дом?
3. Принимался целый ряд предохранительных мер, направленных на ограждение роженицы и ребенка от действия злых духов. Напишите, какие из них вы помните.
4. Что полагалось обычно сделать с пуповиной?
Если респондент из 4-х вопросов ответил на 1-2 вопроса, то это означало слабое знание; ответил на 3 вопроса - имеет ясное представление; ответил на все 4 вопроса - знает очень хорошо. В итоге мы получили следующую картину: не знают - 32,9%; слабо знают - 36,8%; имеют ясное представление - 23,3%, знают очень хорошо - 8,1%. Среди респондентов в возрасте до .30 лет - доля не знающих из 4-х пунктов ни одного обряда составила 57,1%, а в группе респондентов старше 30 лет - 28,8%.
Естественно, то, что не встречается сегодня в реальной жизни, забывается, а группа людей, ответивших, что знает упомянутые обряды очень хорошо, почерпнула сведения о них большей частью из литературы или из рассказов старших.
Чтобы определить, какие обряды, совершаемые для предупреждения детской смертности, лучше известны и, соответственно, лучше сохранились, мы применили тот же метод, что и в предыдущем случае. На вопрос "Какие старинные обряды предупреждения детской смертности у осетин Вам известны?" мы получили следующие ответы: совершали жертвоприношение - 67%; меняли место родов - 29%; шили рубашку из семи лоскутков, которые брали из семи домов - 15%; другие ответы - 5%; не известны - 23,5%; не задумывались над этим - 3%. (Каждый опрашиваемый мог выбрать несколько предлагавшихся вариантов ответов, поэтому сумма ответов составляет больше 100%).
Как показывают материалы этносоциологических исследований 1992 г., послеродовые запреты, длившиеся в течение 5-6 недель, подавляющему большинству респондентов уже неизвестны. Из всех опрошенных нами 39,5% ответили, что они их не знают; 25,4% - знают слабо; 29,8% - имеют ясное представление и лишь 5,3% знают очень хорошо. По-видимому, это объясняется тем, что почти все роды проходят в родильных домах и, таким образом, отпадает возможность сохранения народных обрядов.
И сейчас обряд рождения ребенка, как показывают материалы опроса 1992 г., отмечает подавляющее большинство опрошенных. Шкала положительных ответов, независимо от того, где родился ребенок (город, село) не опускается ниже 66,7%.
Даются ли в наши дни, как прежде, имена-обереги? Такой вопрос мы задавали своим респондентам. Ответы распределились следующим образом: да - 52,7%, нет - 41,8%, затрудняются ответить - 5,5%. Как видно по материалам опроса 1992 г., большинство опрошенных до сих пор дают своим детям обманные имена, как это было еще во времена язычества.
