Введение к работе
Актуальность исследования. Современное общество футуристично, устремлено в будущее, живет им. Темпы обновления взвинчены до такой степени, что люди не успевают адаптироваться к мечущимся синусоидам политической и экономической жизни. Прежняя матрица существования, ориентированная на пролонгацию традиции, поддерживаемой социальной памятью, кажется, канула в Лету. Это в определенной мере результат поверхностных впечатлений и поспешных обобщений, ярким примером которых является теория и практика мультикультуризма. Казалось бы, вот оно, наступает интернациональное гомогенное общество (будь то в виде либерального всемирного правового государства или же коллективистско-коммунистического «всемирного общежития»). Но оба проекта потерпели обвальный крах, недавно констатированный европейскими лидерами как конец проекта «мультикультуризма». Этнические, кровнородственные, семейные связи оказались неустранимым естественным видовым фундаментом homo sapiens.
Вновь актуализируется интерес к семейным, этническим ценностям и форматам существования, но в обновлении, которое не обрело бы явь без необходимой «мультикультурной» фазы развития. Значение и суть последней – в радикальной трансформации семейных и этнокультурных ценностей из партикуляристкого в новый, глобализующийся формат. Оказалось, что ни индустриализм, ни «плавильные котлы» мегаполисов, ни вестернизация не в силах создать эгалитарно-атомистическую среду обитания будущего. Этнос и семья – старые добрые механизмы социальной самозащиты, передачи опыта и наследования базисных моральных ценностей – лишь обновились и возродились, как птица Феникс, в новых футуристических пейзажах.
Все это делает особенно востребованной тему исследования социальной памяти на разломе эпох и в ситуации обострения социально-культурных различий в обществе. Вновь оказывается пригодным опыт старших поколений и знаний, хранящихся в социальной памяти территориальных и этнических общностей. Память сохраняет рецепты практик выживания кровнородственных общностей в кризисные периоды радикальных социальных изменений, является необходимой программой передачи опыта следующим поколениям. Аномия больших городов с новой силой разжигает в людях потребность в эмоциональном тепле, чувстве единения и поиске проверенных опор – для построения практик выживания в этнических «таунах» и семейных «крепостях».
Возвращение людей к переживанию семейно-исторических и значимо-поколенных событий определяет трагизм обращения к социальной памяти, которая генерирует необходимость родственных связей: предки, стремившиеся сохранить семейные устои и привычный уклад в эпоху тотальных изменений, передают потомкам секрет устойчивости и жизнеспособности общности. Наследование социокультурных программ, передача социального и экзистенциального опыта закрепляет межпоколенную солидарность людей в транзитивном обществе.
Актуальность проблемы изучения семейно-родовой социальной памяти связана и с интересом философии к «истории повседневности», к вопросам исторической интерпретации. Для понимания деятельности отдельных людей и целых поколений актуальным становится изучение влияния семейного стиля и образа жизни на изменение системы ценностей семьи, на процессы преемственности поколений и передачи «культурного капитала» семьи как достояния кровнородственного института. В этих процессах важную и малоисследованную роль играет семейно-родовая память.
Современная социальная философия также востребует:
- разработку методологических средств, связанных с изучением семейно-родовой памяти;
- исследование проблем сохранения и трансляции памяти, ее устойчивости и значимости для самосознания членов родственной социальной общности, роли памяти в этнополитическом взаимодействии семьи и государственной власти на конкретной территории.
В противовес мнению о необходимости ориентации наук лишь на глобальные мировые проблемы, многие современные отечественные ученые полагают, что социальные знания в будущем переориентируются с глобальных на локальные и этнокультурные (в формате глобализма).
Разработанность темы в научной литературе. Тема нашего исследования имеет междисциплинарный статус, к социально-философским наработкам органично подключаются отдельные культурологические, социологические, генеалогические, исторические и др. наработки.
Отечественные ученые начали разрабатывать проблемы социальной памяти с середины XX века. Этот период определяется изменением бытия социальной памяти, ее функционирования, механизмов трансляции, интериоризации и связан с нарушением преемственности поколений, отраженной в смене типологии семейной структуры в европейском обществе. Семья, система образования и другие социальные институты традиционного общества, в которых осуществлялись процессы передачи социальной памяти группы, подверглись трансформации. Новые поколения, отказавшись от традиционных форм передачи социальной памяти, столкнулись с проблемой сохранения и интерпретации опыта предков с позиции требований новой эпохи. В это время память утрачивает свой узкий психофизический смысл, обретает новое смысловое и ценностное значение, как коллективное прошлое человечества, наполненное жизненно важными знаниями о законах бытия. Эти знания требуют расшифровки с позиций социальной практики молодых поколений.
В работах отечественных философов с середины ХХ в. в центр внимания перемещаются вопросы функционирования социальной памяти как социального института, социокультурного феномена, характеристики информационных и темпоральных процессов, протекающих в обществе, модальных и функциональных характеристик памяти. Это работы: Р. А. Батомункуевой, С. В. Дементьевой, П. А. Заклинского, Б. С. Илизарова, В. Куркина, В. А. Колеватова, О. Т. Лойко, Я. К. Ребане, В. А. Ребрина, О. Б. Соловьева, В. Б. Устьянцева, Л. П. Швец. Некоторые характеристики изучения памяти отражены в работе отечественного исследователя А. И. Субетто. Этническую специфику социальной памяти изучают Г. Н. Билялова, К. К. Молдобаев. Соотношение семейной и коллективной памяти рассмотрено в работах О. Бредниковой. И. Е. Кознова исследует особенности социальной памяти крестьянства.
В 70-е гг. ХХ века прошла дискуссия о самом термине, обозначающем коллективную историческую память социальных групп. Предлагались близкие по значению термины: «историческая память» (Э. В. Соколов, В. Б. Устьянцев, П. А. Заклинский), «память мира» (А. Моль), «надындивидуальная система информации» (В. Г. Афанасьев), «внеэнергетическая система информации» (И. Л. Андреев), «внешняя память» (А. А. Малиновский), «социально-историческая память» (А. И. Ракитов), «внегенетическая система социального наследования» (И. Л. Андреев), «глобальная общественная память» (В. П. Свечников).
Сегодня предметом философского дискурса является преимущественно коллективная память, основанная на устных историях свидетелей исторических событий. Исследователями отмечается функциональное назначение социальной информации, хранящейся в памяти человечества: обеспечивать накопление, хранение, трансляцию из поколения в поколение жизненно важного опыта для сохранения человечества как биологического вида и как социальной общности.
Изучению социальных характеристик памяти в традициях социологической науки в ХХ в. посвятили работы Я. Ассманн, П. Жане, А. Моль, М. Хальбвакс. Основы исследований коллективной памяти в культурно-историческом контексте заложил М. Блок. Выработаны подходы к изучению «исторической памяти» людей: социально-сциентистский (Дж. Тош), культурно-антропологический (Й. Рюзен). В исторических исследованиях широко применяются мемуарные автобиографические источники, свидетельства очевидцев об исторических событиях (Л. Пассерини). Особенности политической памяти изучены М. Злотковским, М. Левебром.
В Германии с середины 1980-х гг. проблемы сохранения «памяти о прошлом» и «памяти о настоящем», объединяющей группы и определяющей групповое сознание, отражены в материалах конференции (Фрайбург), совместного польско-немецкого исследования «Воспоминание, забвение, вытеснение. Польские и немецкие опыты» (Висбаден), в коллективной монографии «Культура как память». Авторами публикаций были О. Эксле, И. Дройзен, Р. Херцог, К. Шмид.
Неклассическая научная парадигма изменила приоритетное направление исследования социальной памяти. Проблема заключается в интерпретации ценностно-смыслового содержания процессов формирования и механизмов трансляции социальной памяти. В последние десять лет обострился интерес к социальной памяти, как к историческому феномену, способствующему сохранению и воспроизводству идентичности социальных групп, общностей, наций. Начало работы в этом направлении было положено группой историков Института Всеобщей истории РАН под руководством Л. П. Репиной («Социальная память и историческая культура Европы», 2001-2003 гг.).
Функционирование памяти проявляется в семейно-родственных коллективах, представляющих институт кровного родства. Действие социальной памяти закрепляется в традициях межпоколенного взаимодействия, приобретая социокультурную, историческую, этнокультурную и генетическую значимость как символическая программа наследования опыта прошлых поколений. Изучение этих аспектов возможно и с позиций генетической социологии, которая сложилась в России в конце XIX в. С помощью генетико-социологического метода М. М. Ковалевский изучал институты семьи, собственности и государства. Такой подход проявился также в работах С. Муромцева, К. Тахтарева, П. Сорокина, которые, исследуя социальное явление, рассматривали причины его возникновения и развития.
Работы русских социологов дополняются исследованиями зарубежных ученых, работающих в данном направлении (П. Бурдье, Т. Веблен, Э. Майер, К. Мангейм, Ч. Р. Миллз, Ф. Д. Тернер). Сравнительный анализ использовали в этнографических исследованиях Б. Малиновский, М. Мид, Л. Г. Морган, А. Редклифф-Браун.
Традиционно выделяют два направления изучения интерпретаций смысловых значений: в русле герменевтического (В. Дильтей, Х. Гадамер, Ф. Шлейермахер) и феноменологического подхода (А. Бергсон, П. Бергер, Э. Гуссерль, Х. Кельнер, Т. Лукман, М. Мерло-Понти, Д. Уолш, М. Шелер, А. Шюц). Феноменология жизненного мира, предложенная Т. Лукманом, оформилась в гуманистическую феноменологию, продолженную в 1960-е годы исследованиями в области этнометодологии (Г. Гарфинкель).
Особый взгляд на понимание исторической интерпретации, процедуру осмысления факта-источника с учетом интеллектуально-интерпретационных схем и связей предложили философы Школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель).
В последние 10 лет в философской, социологической и культурологической литературе все большую актуальность приобретает изучение проблематики исторической памяти и вопросы интерпретации событий, запечатленных в историческом сознании наций и общностей (Н. Ассородобрай-Кула, А. Г. Васильев, Ф. Йейтс, П. Т. Квятковски, П. Нора, А. Портелли, Ш. Фицпатрк, Б. Шацкая).
Под влиянием постулатов «понимающей социологии» М. Вебера, Г. Зиммеля немецкие философы дали импульс развитию американской феноменологической социологии. В 1920-40-е гг. сформировалась школа качественной социологии, основанная в Чикаго (Э. Богардус, Х. Беккер, Дж. Мид, Ф. Знанецкий, В. Палмер, Р. Парк, У. Томас, П. Янг, Э. Берджес, Э. Сазерленд, К. Шоу).
В Англии проблемы семьи, семейного капитала, распада традиционных обществ в ХХ в. изучались П. Лазарсфельдом, П. Томпсоном; в Германии – Л. Иновлоски; во Франции вопросы семейной социальной мобильности и трансмиссии семейного капитала исследуют Д. Берто, И. Берто-Вьям, А. Мюссель; в ЮАР социолог Я. Готцы проводит сравнительные исследования, основанные на материалах устных историй политзаключенных разных стран.
В России развитие методологии качественных исследований связано с изменением статуса личности, поворотом к гуманизации общественной жизни. В начале 1980-х гг. в отечественной социологии появляются работы в русле понимающей парадигмы. В 1990-е гг. организованы крупные проекты, в которых судьбы людей стали объектом исследования. Особенности применения биографического метода изучают И. Ф. Голубович, И. Ф. Девятко, В. Ф. Журавлев, В. В. Семенова, С. Рождественский, Н. Н. Козлова, Н. Е. Кознова.
Для изучения семейно-родовой памяти актуальна опора на методологический опыт генеалогической науки, который позволяет проследить вопросы межпоколенной преемственности социальной памяти. Основы отечественной генеалогии в конце XIX – начале XX вв. заложили Л. М. Савелов, Н. П. Лихачев, Г. А. Власьев, создав русскую генеалогическую школу. В конце ХХ века после значительного перерыва в отечественной науке отмечается интерес к этой области знания. Свидетельством повышения престижа генеалогической науки в общественном сознании стала конференция «Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования» (1989 г.).
Генеалогия как наука демонстрирует свою многоаспектность в изучении биологической, материальной, эколого-географической сторон природы человека благодаря исследованиям историков (М. В. Борисенко, А. А. Введенский, С. Б, Веселовский, А. А. Зимин, Н. Н. Митрофанов, О. Н. Наумов, Л. А. Тимпко), философов (К. А. Труш), генетиков (Н. П. Бочков, О. В. Дмитриева, Р. Г. Кузеев), этнографов (Н. А. Бутинов). Применяя генеалогические методы, Ч. К. Тойч открыл новое направление социальной терапии – «психогенетику», объясняющую причины крепости родственных связей.
Разработке генеалогических методов посвящены публикации Г. М. Афанасьевой, Л. В. Беловинского, З. П. Иноземцевой, Г. А. Леонтьевой, Б. Н. Морозова, О. М. Медушевской, Н. И. Павленко, Е. В. Пчелова, И. В. Сахарова. Проблемы генеалогических исследований рассмотрены в трудах Г. М. Афанасьевой, М. Е. Бычковой, С. В. Думина, В. Б. Кобрина, В. А. Муравьева, О. В. Рыковой, В. Н. Рыхлякова, А. Папушина, С. М. Ядугинеч, В. Л. Янина, С. Н. Яшина.
В 1980-90-е гг. появилось перспективное направление – восстановление историй непривилегированных сословий России. Так, А. И. Аксенов (1993 г.), В. П. Бойко (1985 г.), М. М. Громыко (1977 г.), М. Ф. Прохоров продолжают традиции, заложенные П. А. Флоренским, исследуя истории русских купеческих и крестьянских родов. М. В. Борисенко (1993 г.), Ю. В. Коновалов (90-е гг.), И. Ю. Усков (2002 г.) исследуют генеалогию крестьянских родов, проживавших на Урале и в Сибири.
Все перечисленные аспекты полидисциплинарности создают основу для социально-философского анализа проблем наследования социального опыта в процессе функционирования семейно-родовой памяти.
Слабо освещенными в социальной философии остаются следующие вопросы:
функционирование социальной памяти в конкретно-исторической среде, влияние исторических и политических событий на процессы социального наследования;
свойства социальной памяти как формы конституирования идентичности социальной, территориальной кровнородственной общности;
в философских исследованиях социальная память изучалась, по преимуществу, в рамках информационной парадигмы, ее функционирование слабо связывали с глубинными ментальными процессами сообществ людей, переживающих исторические события в специфических условиях (переселение, депривация, раскулачивание) и особом этнокультурном контексте;
Научную проблему, определяющую стратегию нашего диссертационного исследования, можно сформулировать следующим образом.
Изучение социальной памяти как основы общественной самоидентификации и связи поколений осуществляется, по обыкновению, в двух достаточно отличных друг от друга аспектах: абстрактно-социальном и конкретно-социологическом. Подобные два уровня оказывались слабо связанными – в силу серьезных дисциплинарных различий. Они же определяли как параллелизм концептуальных рядов, так и разрыв между богатейшим эмпирическим материалом и выработанным арсеналом теоретических средств. Эти обстоятельства ставят проблему продуктивного сочетания обозначенных уровней – для проведения синтетичного социально-философского исследования реализации общих программ социального наследования на микроуровнях межпоколенного взаимодействия.
Объект исследования – семейно-родовая память как форма реализации общечеловеческой памяти.
Предмет исследования – функционирование семейно-родовой памяти как программы социального наследования в процессах межпоколенного взаимодействия.
Цель исследования – выявление основных характеристик семейно-родовой памяти как программы сохранения и передачи социального опыта.
Задачи исследования:
В интересах контекстуального понимания феномена семейно-родовой памяти определить общие структуры, свойства социальной памяти и лежащий в их основе механизм преемственности;
Выявить структуру, специфику и основные содержательные ингредиенты семейно-родовой памяти, являющейся программой жизненных практик в межпоколенном взаимодействии;
Определить место и роль семейно-родовой памяти в социальных процессах формирования кровнородственного института семьи;
Охарактеризовать тенденции взаимодействия поколений в родственном коллективе – в понятиях трансляции социального опыта, закрепленного в семейно-родовой памяти;
Дать обоснование познавательным возможностям дисциплинарных методов в социально-философском исследовании семейно-родовой памяти;
Определить понятийные инварианты актуализации жизненных стратегий семейно-родовой памяти в конкретно-исторических вариациях.
Гипотеза исследования.
Новые эвристические возможности применения дисциплинарных методик в социально-философских исследованиях позволяют выявить латентную часть социального опыта семейно-родственных общностей и выйти на искомый «средний уровень» социально-философского исследования. Подобная исследовательская позиция формирует необходимое стратегическое направление для понимания процессов социального наследования опыта, адаптации в экстремальных условиях, реализации и накопления этнокультурного потенциала, применения тактик, обеспечивающих жизнеспособность социальной общности. Семейно-родовая память – имманентная форма сохранения и преумножения символического семейного капитала, необходимое условие сплоченности родственных союзов, восстановления социальных связей.
Теоретико-методологические основания исследования обусловлены спецификой объекта и особенностями поставленных задач.
Социально-философское исследование семейно-родовой памяти как формы проявления общечеловеческой потребовало применения комплекса общефилософских, социальных и некоторых дисциплинарных методик. Это элементы системного, исторического, культурно-антропологического, компаративистского подходов, метода структурно-генетического анализа. Диалектическая позиция сделала возможным взглянуть на семейно-родовую память как на развивающийся феномен, выявить логику его развития, обосновать смысловую необходимость авторской методологической позиции. Возможности диалектического рассмотрения дополнены методами философского обобщения и интерпретационного анализа, а также концептуального конструирования. В работе использовался ряд общенаучных методов, таких как анализ и синтез, индукция и дедукция, абстрагирование, обобщение, идеализация, моделирование и др.
Особенности предмета исследования обусловили необходимость использования ряда дисциплинарных методик: понимания и анализа исторических документов, предложенного представителями школы Анналов (Л. Февр, М. Блок, Ф. Бродель), приемов «понимающей социологии» (М. Вебер, Г. Зиммель), ряда положений концепции генетической социологии (М. М. Ковалевский, П. А. Сорокин, К. М. Тахтарев), теоретических постулатов о социальных связях и их символике А. М. Хвостова. В работе нашли отражение идеи П. Бурдье, А. Редклифф-Брауна, Р. Зидера, подчеркивающие специфику кровнородственного социального института.
В качестве методологических опор использовались также положения зарубежной (У. Томас, Ф. Знанецкий и др. представители Чикагской социологической школы) и отечественной качественной социологии (В. Ф. Левичева, М. М. Малышева, Е. Ю. Мещеркина, В. В. Семенова), работы представителей школы отечественной генеалогии (Л. М. Савелов, П. А. Флоренский, Л. В. Беловинский, О. М. Медушевская, Е. В. Пчелов). В частности, нашли свое применение методики микроанализа повседневности и методики исторического анализа семейной преемственности. Специфика функционирования семейно-родовой памяти также рассматривается с позиции социокультурной и исторической травмы, предложенной П. Буа и разработанной в дальнейшем Н. Смелзером, Ж. Т. Тощенко, П. Штомпкой.
Научная новизна исследования:
Разработана и обоснована социально-философская концепция семейно-родовой памяти как программы наследования и трансляции коллективного опыта. Программа семейно-родовой памяти включает в себя следующие признаки-конституанты:
- объем и сквозные смысловые структуры – они производны от степени длительности, интенсивности и неординарности опыта предшествующих поколений, качества биографической ситуации, предстают в емкости и потенциале;
- границы и фильтры – выражают форматирующее влияние господствующих социокультурных ценностей – на отбор, пребывание в активе или же в латентном состоянии элементов памяти, складывание рисунка их акцентуаций;
- возраст-историческая глубина – определяют степени архаики, новых форм мифологичности, внутренние пропорции элементов культурного и эмоционального капиталов в семейно-родовой памяти – в зависимости от исторической дистанции;
- импульсы – средства «подключения» носителя семейно-родовой памяти – к полям национально-исторической и общечеловеческой памяти.
Раскрыто смысловое содержание семейно-родовой памяти: потенциал (морально-нравственный, творческий, коммуникативный, эстетический, познавательный и воспитательный) и сценарии. Семейные сценарии или устойчивые социокультурные матрицы, характеризуются – неосознанностью и нормативностью; имеют 4-5 ключевых пунктов; подразделяются на успешные, банальные и неуспешные; включают в себя историю, мифы и легенды, прошлое, настоящее и будущее.
Действие семейно-родовой памяти имеет универсальный характер независимо от социальной или этнической принадлежности ее носителей. Устойчивость семейно-родовой памяти осуществляется за счет социокодов, лежащих в ее основе и определяющих особенности поведения общности и выбора социальных стратегий.
Применение дисциплинарных исследовательских приемов в социально-философском исследовании социальной памяти позволяет: объединить макропроцессы культуры и личностный уровень понимания этих процессов; измерять микропроцессы функционирования смыслов семейно-родовой памяти и выстраивать теории высокого уровня обобщения, используя опыт количественного анализа.
Теоретическая значимость.
Разработанная социально-философская концепция семейно-родовой памяти и соответствующий категориальный инструментарий обладают высоким эвристическим потенциалом – как для теорий более высокого уровня абстракции (гносеологии и эпистемологии), так и для конкретных исследований в рамках социологии, культурологии, политологии, исторической антропологии и др. Определены специфика, векторы и возможности познания на среднем (между общечеловеческой, национальной и индивидуальной) уровне социальной памяти – семейно-родовой. Продемонстрированы горизонты использования дисциплинарных методик, обобщающих потенциал смежных наук и комплексного подхода,– в изучении семейно-родовой памяти как программы социального наследования, поддерживающей и стабилизирующей сферу повседневного. Выявлены структура и функции семейно-родовой памяти.
Практическая значимость работы обусловлена возрастающей потребностью создания социокультурных, этнокультурных, политических и экономических программ развития региона. Обоснованы условия успешности реализации таких программ с учетом особенностей функционирования семейно-родовой памяти субъектов общности. Материалы диссертации могут быть задействованы в разработке курсов социальной философии, социологии культуры, специальных курсов по философии культуры.
На защиту выносятся положения:
Социальную память можно представить в виде многоуровневой структуры: (а) исторической памяти человечества; (б) социальной памяти групп, общностей; (в) семейно-родовой памяти человека; (г) индивидуальной памяти. Социальная память имеет следующие общие характеристики: социодинамичность, темпоральность, многослойность, инвариантность.
Социокоды (память о первособытиях, наполненных сакральным смыслом) – интегрирующее ядро семейно-родовой памяти: они являются основой самоопределения общности, ключом к поведенческим характеристикам и выборам социальных стратегий.
В основе передачи социальной информации лежит механизм преемственности, имеющий 2 формы (трансляция и трансмутация) и трехсоставной характер: а/ подражание, следование авторитетному поведенческому образцу; б/ овладение ритуалами и вещами на уровне понимания и интерпретации; в/ самостоятельная эманация усвоенных и вновь произведенных смыслов.
Мнемические следы в памяти свидетельствуют об эмоциональном переживании общностью травмирующего исторического события; они формируют мнемические состояния ментальности, характеризующиеся процессами забвения или удержания-фиксации события в памяти.
Функции кровнородственного социального института (репрезентативная, интегративная, социализирующая, социального контроля, защитная, депозитарно-кумулятивная, адаптации и адопции) определяют особенности сохранения семейно-родовой памяти, закрепляясь в способах трансляции, в традициях, обычаях, ритуалах.
Основные структуризации коллективного опыта, связанные с функционированием семейно-родовой памяти: социально-символические конфигурации родственных статусов («сиблинги»; отношения второго, третьего, четвертого и т. д. порядков; «пределы родства») и инвариантные сюжеты жизненного репертуара кровнородственных сообществ (гендерные и межпоколенные) составляют ее внутренний «каркас».
Определены средства трансляции, консервации, актуализации семейно-родовой памяти членами родственных групп – в процессах наследования социокультурной программы территориальной общности.
Апробация диссертационной работы. Основные выводы диссертационного исследования были представлены на заседаниях кафедры философии КемГУ, конференциях всероссийского и международного уровня: VI международной научно-практической конференции «Реальность этноса. Образование и национальная идея», 2004 г. (Санкт-Петербург); международной научно-практической конференции «Культурное пространство России: проблемы и перспективы развития», 2004 г. (Тамбов); «Науке о культуре» 2004 г. (Москва); III международной научной конференции «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира», 2004 г. (Москва); международной научно-практической конференции «Интеграционные и дезинтеграционные факторы в геополитическом пространстве АТР», 2007 г. (Улан-Удэ); II международной научной конференции «Философия и социальная динамика: проблемы и перспективы», 2007 г. (Омск), V Международной конференции «Наука и образование», 2008 г. (Белово). Международной научно-практической конференции «Семья в контексте педагогических, психологических и социологических исследований» 2010 г. (Пенза – Ереван – Прага).
На тему исследования семейно-родовой памяти опубликовано научных материалов общим объемом 54,9 п. л.
Структура диссертации. Диссертация состоит из «Введения», трех глав (девяти параграфов), «Заключения», списка литературы (338 названий). Основной текст расположен на 266 страницах.
