Содержание к диссертации
Введение
Глава первая НЕКОТОРЫЕ ИСХОДНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ТИПОЛОГИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА РУССКИХ ПРИДАТОЧНЫХ НЕТИПИЧНОЙ СТРУКТУРЫ
1 . Категориальный статус понятий типичность /нетипичность (к постановке вопроса) 16
2. Придаточные предложения в их отношении к простым 28
3. Бинарная оппозиция «центр/периферия» в русской грамматической (синтаксической) действительности 33
4. К вопросу о некоторых особенностях деятельностной концепции языка в трудах а. а. потебни 56
5. Лексема «процесс» как лингвистический термин 66
Глава вторая ПРИДАТОЧНЫЕ КОНСТРУКЦИИ РАСШИРЕННОЙ СТРУКТУРЫ
1. Синтаксические процессы расширения структуры предложения (общая характеристика) 72
2. Контаминация и амплификация (предварительные замечания) 78
3. Нетипичные придаточные Контаминированной структуры 84
4. Структурные и семантические параметры контаминированных придаточных 102
5. Структурно-семантические параметры относительно контаминированных придаточных 111
6. Семантическая типология контаминированных придаточных 117
7. Придаточные амплификативной структуры (общие замечания) 129
8. Структурная типология амплификативных 314
Придаточных предложений 137
9. Семантическая типология придаточных амплификативных предложений 146
10.некоторые предварительные выводы 154
Глава третья ПРИДАТОЧНЫЕ СУЖЕННОЙ СТРУКТУРЫ
1. Синтаксические процессы сужения структуры придаточных (общая характеристика) 157
2. Эллипсис как синтаксический процесс 160
3. Неполные предложения в контексте придаточных предложений суженной структуры 163
4. Аппликация как синтаксический процесс 177
5. Типология придаточных предложений аппликативной структуры 180
6. Семантическая типология придаточных аппликативной структуры 187
7. Импликация как синтаксический процесс 190
8. Краткий очерк истории «скрытой грамматики» 193
9. Типология придаточных предложений импликативной (имплицитной) структуры 199
10. Семантическая типология придаточных импликативного построения 213
11. Об одном типе зависимых инфинитивных конструкций 218
Глава четвёртая СИНТАКСИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС РАСЧЛЕНЕНИЯ СТРУКТУРЫ МНОГОКОМПОНЕНТНОГО СЛОЖНОПОДЧИНЁННОГО КОМПЛЕКСА
1. Процесс парцелляции структуры сложноподчинённого (общие замечания) 229
2. Структурная типология парцеллятов 235
3. Об одной структурной разновидности ближнедистатных парцеллятов 243
4. Семантическая типология парцеллятов 251
5. Единицы синкретического парцеллирования 281
6. Предварительные выводы (по главе) 285
Выводы 288
Заключение 298
Литература 301
Содержание 314.
- Категориальный статус понятий типичность /нетипичность (к постановке вопроса)
- Синтаксические процессы расширения структуры предложения (общая характеристика)
- Синтаксические процессы сужения структуры придаточных (общая характеристика)
Введение к работе
Даже беглый экскурс в прошлое цивилизации показывает, что в сфере интеллектуально-мыслительной деятельности человечества каждая историческая эпоха развития характеризовалась господством преимущественно одной базисной категории [197, 272]. Она определяла образ и характер мышления всего поколения данной эпохи. Так, античное мировоззрение находилось под сильнейшим влиянием категории «космос». Она выступала, как «первообраз вещей, источник их смысла и жизни» [124,14].
В Средние века доминирует категория «природа», через призму которой консолидировалось всё «мыслительное пространство [179, 272] эпохи феодализма, приобретало черты эволюционного динамизма.
Мировоззрение Нового времени — эпохи крушения крепостнических порядков и бурного, напористого зарождения, а потом и становления капиталистических отношений — ознаменовалось господством категории «вещь», позже сменившейся категорией «структура», которая оказала масштабное воздействие на интеллектуальную сферу эпохи капитализма.
Все эти категории выступали как «универсальный объяснительный принцип [124, 13-14] всего сущего и мыслимого как в человеческом обществе, так и в окружающей действительности.
В этом отношении не является исключением и современная эпоха — II половина XX — начало XXI века. Миропонимание, характерное для нашего времени, базируется на двух категориальных основаниях — «система» и «деятельность». Они позволяют «осуществить универсальную характеристику мира современного человека в целом и отдельных фрагментов этого мира» [124, 3], в силу чего являющихся центральными в интеллектуально-мыслительной сфере человека нашего времени.
«Сегодня каждый человек, его деятельность и сама жизнь могут быть осмыслены и поняты только в категориях системы», — пишет академик Ф. Перегудов («Правда», 26.02.1990). Здесь точно, почти до абсолютной истины, подмечено, что в интеллектуально-мыслительной сфере нашего времени стали господствовать категории «система» и «деятельность». Они всегда проявляют себя «в обнимку друг с другом», в парном сплетении, поскольку взаимосвязаны так тесно, что не могут одна без другой функционировать: «система» обнаруживает себя только в «деятельности», а эта последняя совершается ради обнаружения первой, протекая исключительно в режиме системных ситуаций. «Задача системной деятельности превращать сложное в простое, объяснимое, но не наоборот. И это роднит её с настоящей наукой. Но простое — не примитивное» (там же).
Язык — это инструмент, с помощью которого «работают» категории «система» и «деятельность». Само устройство понятийной части их, если подходить к нему с чисто имманентной точки зрения, покоится на языке и в нём обнаруживает себя, включаясь в процесс создания универсальной картины либо «отдельного фрагмента» деятельности, либо в целом.
Во II половине XX ст. развитие науки о языке ознаменовалось использованием системного подхода в лингвистических исследованиях, что дало принципиально новое видение языковой действительности. Это стало возможным благодаря тому, что сам системный метод опирается на «деятельность» как инструмент познания сущности языкового объекта и в этом плане является глубоко деятельностным.
Категориальный статус понятий типичность /нетипичность (к постановке вопроса)
Для выяснения того, какой смысл заключают в себе данные понятия, необходимо ответить, по крайней мере, на два вопроса: 1) употребляются ли эти понятия в лингвистической литературе и если да, то какое содержание вкладывается в них; 2) что скрывается за этими понятиями в языковой (синтаксической) действительности.
Ответы на эти вопросы по сути своей означают определение лингвистического статуса понятий типичного и нетипичного, которые в отечественном языкознании никогда не были предметом специального исследования. До сих пор наука не располагает даже рабочим определением их, между тем как в лингвистической литературе эти понятия используются весьма активно.
Бурный рост объёма информации, заполнившей все сферы человеческой деятельности, сегодня во многом определяет прогресс человечества. В прямой зависимости от этого находится необходимость «располагать определениями таких фундаментальных категорий, как интеллект (разум), знание, интерпретация, интуиция» [65, 72]. В одном ряду с ними находятся и понятия типичности /нетипичности, научное осмысление которых сегодня стало актуальным. Без выяснения сущности указанных категорий в дальнейшем невозможно будет «исследовать механизм принятия решений, понимания структурирования континуума действительности, вычленения из неё отдельных ситуаций, установления видов их взаимодействия, порядка их последовательности» [65, 72].
Частотность употребления терминов типичность и нетипичность, в сравнении с другими терминами, достаточно высокая, причём используются они в работах, посвященных самым различным аспектам русского языка — от фонетики до текста включительно.
Здесь нет необходимости приводить примеры употребления этих терминов в работах лингвистов, поскольку даже беглого взгляда достаточно, чтобы убедиться, сколь неопределёнен смысл, заложенный в них, хотя в самом общем виде всё-таки можно предположить, что в понятие типичного вкладывается что-то характерное для того или иного факта, явления, области, часто в них встречающееся и являющееся для них привычным, узуальным.
Иначе говоря, типичное — это те признаки, свойства, качества, связи, отношения любых языковых фактов, явлений, процессов, которые спонтанно представляют его облигаторные характерологические особенности в ряду тех же качеств других языковых фактов, явлений, процессов и т. д.
Нетипичное же — это всё то, что спорадически характеризует те или иные явления языка, представляя факультативные их свойства.
Как и многие другие языковые категории, типичность и нетипичность вступают друг с другом в оппозитивные отношения, что вполне резонно вызывает вопрос: являются ли они обычными, «рядовыми» наименованиями или поднимаются до категориального уровня. Если под категорией понимать что-то «существенное, типичное во всём многообразии содержания» [95, 55] или как «основное понятие, отражающее наиболее существенные свойства, стороны, отношения явлений действительности и познания» [175], то понятие типичности, как отражение в языке наиболее существенных признаков, свойств, его явлений, может быть квалифицировано как категория лингвистического плана.
Однако на этом же основании понятие нетипичности никак не поддаётся категориальной интерпретации.
Возникает парадоксальная ситуация, при которой два понятия бинарно противопоставляются друг другу на основе отношений контрадикторное, в процессе анализа неодинаково характеризуются, что, впрочем, не мешает им подниматься не только на уровень понятий грамматической абстракции, но и становиться вровень с общеязыковыми категориями и постоянно включаться в сферу междисциплинарных отношений, активно обслуживая коммуникативные запросы таких различных наук, как литературоведение и физика, логика и математика, психология и химия, педагогика и юриспруденция, география и кристаллография и др.
Может быть, поэтому логика определяет категорию как «предельно широкое понятие, в котором отражены наиболее общие и существенные свойства, признаки, связи и отношения предметов, явлений объективного мира» [78, 240].
В литературоведении типичность трактуется как «социально значимое, симптоматическое, характеризующее существеннейшие черты ряда общественных явлений, событий, групп людей, идейных течений в различных странах в различные исторические эпохи» [165,410].
Выделим в этих интерпретациях пока один смысловой компонент, а именно: типичное представляет собой «существеннейшие черты» объекта, то есть такие, которые характеризуют сущность его. Таким образом, категория типичности напрямую пересекается с категорией центра, но, будучи «предельно широким понятием», полностью не сливается с ней, вступая в контрадикторные отношения и оставаясь определением совершенно иной синтаксической реальности, отличной от периферийной зоны придаточности.
Наконец в толковом словаре (MAC) находим несколько дефиниций типичности: 1) «воплощающий в себе характерные особенности какого-либо типа предметов, лиц, явлений», 2) «часто встречающихся, характерный, обычный, естественный для кого-, чего-либо» и 3) «сочетающий индивидуальные, своеобразные черты с признаками и свойствами, характерными для лиц, явлений».
Эти дефиниции носят чисто лексический характер и предназначены для функционирования в коммуникативных ситуациях неспециального речевого обихода. При использовании их в ситуациях со специальным терминологическим этикетом они не в состоянии «сработать» так, как того требуют условия профессионального общения — «не срабатывают», потому что используются порознь, вследствие чего и без того слабая объяснительная сила их оказывается вовсе беспомощной перед строгой необходимостью точно обозначить лингвистический объект. Так что каждая из дефиниций МАС в отдельности не может служить инструментом познания или оказывается для познавательных целей слишком слабой из-за того, что отражает лишь одну какую-то черту, одно свойство языковой реалии, а не охватывает всю её в целом. К тому же это обыкновенные словарные статьи, и точность как первоэлемент любого научного термина в эти дефиниции не заложена.
Попробуем на основе трёх определений сформировать одну дефиницию или хотя бы один рабочий вариант её для того, чтобы можно было им пользоваться в дальнейшем анализе языкового материала.
Итак, под типичным будем понимать характерные особенности каких-либо языковых реалий, часто в них встречающиеся как естественное выражение их сущностных свойств, индивидуальных, своеобразных черт в сочетании с другими, нехарактерологическими признаками.
Под нетипичным соответственно приходится понимать всё то, что в языковой реалии выражает сущность её очень слабо, что встречается нечасто в ней (реалии), имеет индивидуальные, своеобразные черты, но они выходят далеко за рамки компетенции данной реалии и находятся лишь в зоне её притяжения. Так, например, в синтаксической сфере словосочетаний вереницу типичных единиц возглавляют двухсловные сочетания. Они весьма убедительно реализуют идею активного соединения словоформ на основе подчинительной связи, которая выполняет релевантную конструктивную роль для словосочетаний. Например; последний луч, прислал письмо, низко опустился, проблемы воспитания, рубить топором, снискать славу.
Трёх — и многословные словосочетания, часто встречающиеся в речевом обиходе, развивают идею соединения, конкретизируя, уточняя и тем самым осложняя её путём «нанизывания» друг на друга нескольких подчинительных связей при одновременном «выжимании» из стержневой словоформы всего лексико-семантического потенциала валентности. Например: последний луч заката, передал письмо брату от сестры, проблемы воспитания детей старшего возраста, быстро рубить дрова топором, снискать себе громкую славу поэта и т. п.
Поскольку идея соединения в этих иллюстрациях никак не нарушена и форма реализации остаётся весьма активной, то такие словосочетания тоже необходимо квалифицировать как типичные.
Нетипичные же, по моему мнению, являются те соединения, которые в науке называют сочинительными словосочетаниями. Общая идея соединения в них выражена слабо, поскольку не опирается на какие-либо строгие грамматические показатели, кроме союза «и». Однако и этот единственный показатель синтаксичности малоубедителен хотя бы потому, что другие его «собратья» — союзы сочинительной ориентации типа «а», «но», «да», «или», «то ли» и др. вообще противоречат самой идее соединения, ибо предназначаются для выражения отношений противопоставления, отграничения, разграничения, градации и т. п.
Вот почему в науке идея сочинительных словосочетаний не получила должной поддержки и декларируется лишь некоторыми учёными-синтаксистами (В. А. Белошапковой, Е. С. Скобликовой и др.).
Ощутимый удар по идее сочинительного соединения наносит категория однородности. Она вообще нейтрализует, правда, до определённого предела, проявление свойств других категорий в однородных рядах. Например: прислали машины и запчасти, вырастить овощи, фрукты и бахчевые, использование стали, чугуна и других продуктов металлургии и т. п.
Нетипичными следует признать также и те словосочетания, у которых синтаксические связи проявляются уже неактивно — они как бы «застыли», но ещё не фразеологизировались до конца. Сравните» вырубили сто тридцать два гектара молодых лесов, дорога длиною в двести пятьдесят восемь километров, продукция высокого качества и т. д. Часть таких словосочетаний уже превратилась во фразеологические обороты. Напр.: как маков цвет, из любви к искусству, через час по чайной ложке, дрожать как осиновый лист, вложить меч в ножны и др.
Как в тех, так и в других идея соединения практически деформировалась, что позволяет относить их к разряду нетипичных языковых единиц анализируемой сферы синхронического синтаксиса.
Обращаясь к анализу сложного предложения, следует заметить, что этот уровень представляет собой высшую и в значительной мере строгую, жёсткую организацию языкового функционирования, вследствие чего она по-особому проявляет себя в категориях типичности/нетипичности, особенно в одной из активнейших областей своих — сфере придаточности. Не только в семантическом плане эта сфера демонстрирует неисчерпаемое разнообразие содержания, но и в плане структуры она обнаруживает богатый арсенал синтаксических единиц типичного построения, которые весьма активно реализуют идею придаточности в структурно-семантических построениях, как минимум, с двумя предикативными центрами. Конструкция с одним центром во главе носит независимый характер, однако не может функционировать без зависимой части как самостоятельная коммуникативная единица синтаксического образца, несмотря на убедительное выражение предикативности — этого обязательного конструктивного признака любого самостоятельного предложения.
К типичным единицам в указанной сфере относятся все двусоставные придаточные конструкции, построенные на субъектно-предикатной основе, а также все односоставные, сосредоточившие свой предикативный центр на главном компоненте. Если в синтаксисе простого предложения односоставные хоть и с большой натяжкой, но можно квалифицировать как предложения типичной структуры, то в сфере сложноподчинённого предложения эти сомнения отпадают сами собой в силу того, что придаточные односоставные задаются самой структурой сложноподчинённого, «запрограммированы» последним, возникают из самой сущности сложной синтаксической единицы.
Приведу несколько примеров сложноподчинённых с придаточными типичной структуры: У ля вдруг поняла, почему все люди на улице испуганно расступились перед ними. (А. Фадеев); Писать надо так, чтобы читатель видел изображённое словами. (А. Горький); Пришлось остановиться, чтобы навести порядок. (К. Симонов); В ту же минуту Павел соскочил с лошади, точно его ветром сдуло. (Н. Островский); Пожары продолжались шесть суток подряд, так что нельзя было различить ночи от дня. (Е. В. Тарле). Типичные придаточные, активно выражая идею придаточности, всё-таки остаются похожими на обычные простые предложения, так что можно говорить о структурном изоморфизме между ними. Типичные придаточные заключают в себе такое «количество предикативности»1, которое позволяет им при соответствующей трансформационной обработке, — например, при эллипсисе связующих средств — выполнять функции самостоятельных коммуникативных единиц. Напр.: Все люди на улице испуганно расступились перед ними; Читатель видел изображённое словами; Навести порядок; Его ветром сдуло; Нельзя было различить.
Придаточные, нетипично устроенные, — это результат действия в современном синтаксисе определённых языковых процессов, которые весьма активно затрагивают анализируемую сферу придаточности. Среди этих процессов в первую очередь следует выделить контаминацию, амплификацию (расширение), аппликацию (наложение), импликацию (подразумевание) и парцелляцию (сегментирование, расчленение) как такие, что оказывают серьёзное влияние на структурный облик придаточных вплоть до изменения в грамматическом статусе их. Эти влияния выражаются в каких-либо конструктивных отклонениях от обычной структуры типичных построений — единиц этой же сферы. В целом такие отклонения то расширяют структуру придаточного, то сужают её, то вычленяют придаточное из общей структуры всего сложноподчинённого.
В результате протекания, например, контаминации модально-временные планы двух придаточных предложений скрещиваются, а сами конструкции наслаиваются друг на друга, образуя конструкцию, которая
1 Можно спорить о лингвистической корректности данного выражения, но никуда не уйти от того факта, что предикативность может выражаться полным набором формальных показателей, а может реализоваться лишь частично. Видно, отсюда берут своё начало такие термины, как «полупредикативность» и «полипредикативность», а это уже количественные измерения. становится типичным сложноподчинённым предложением, продолжая при этом выполнять функции придаточного, а это уже нетипично для сферы придаточности. Напр.: Я думал, что если в сию минуту не переспорю упрямого старика, то уже впоследствии трудно мне будет освободиться от его опеки. (А. Пушкин).
Синтаксические процессы расширения структуры предложения (общая характеристика)
Уже отмечалось, что все изменения, активно происходящие в современной русской действительности, в том числе и в её наиболее динамичном подразделении — в области синтаксиса, являются результатом действия самых различных языковых процессов.
Одни из этих процессов протекают сразу в нескольких сферах языка, и синтаксические реалии ими затрагиваются лишь частично, другие же упорно «штурмуют» только синтаксис, особенно его материальную основу (единицы), оказывая релевантное влияние на саму синтаксическую область. Именно эти — вторые процессы будут анализироваться нами в дальнейшем.
Языковые процессы, протекающие в синхроническом синтаксисе, зачастую не отграничиваются друг от друга, хотя и не смешиваются полностью между собой. Они вступают во взаимные связи, устанавливая те или иные отношения, как бы при этом распределяя между собой меру и степень влияния на один и тот же синтаксический объект при совместном протекании в одной и той же языковой единице.
Более того, попадая в зону экстралингвистических притяжений, синтаксические процессы, дабы не раствориться во внеязыковой стихии (а это подстерегает их там на каждом шагу), вступают в функциональное противоборство с нею и зачастую одерживают победу.
Проиллюстрируем нашу несколько расплывчатую мысль. В 60-е-70-е годы в отечественном языкознании наступила бурная эпоха непродуманного, а потому и необузданного увлечения структуральной методикой описания реальных фактов языка. Эта методика вызвала казавшийся тогда очень модным интенсивный процесс использования в исследованиях по языку производственной и технической технологии. Оправдано или нет — сейчас не об этом речь, а о том, что в лингвистику бурным потоком хлынула научно-техническая терминология. Именно тогда в языкознание пришли такие научные термины и техницизмы, как гомогенный, гетерогенный, конгруэнтность, глоссематика, трансформация, дифференциальный, интегральный, климакс, катализ, эквиполентность, манифестация, маркированность и др. И сразу же актуализировал свою деятельность процесс опрощения лингвистической терминологии и адаптации её к портативным нуждам научного языкового общения. Все усилия данного процесса были направлены на то, чтобы воспрепятствовать закреплению в лингвистике неязыковых терминов.
Так процесс опрощения взял под свою защиту имманентную сущность языковых реалий.
Уже говорилось, что языковые процессы в синтаксисе протекают более или менее согласованно, активно «сотрудничая» друг с другом по проблемам совершенствования как всей конструкции языка в целом, так и отдельных его систем — синтаксической в том числе.
Рассмотрим те синтаксические процессы, которые представляют собой активно действующие языковые механизмы, способные производить, и производят, в русской синтаксической действительности значительные структурно-семантические преобразования в её единицах.
Наглядным проявлением таких преобразований является процесс расширения структуры придаточного предложения, когда, осложняясь, оно выходит за рамки своего изначального грамматического статуса и приобретает черты новой синтаксической единицы. Потеряв первичное свойство, новые придаточные при этом пытаются, и не безуспешно, сохранить прежнюю свою функциональную нагрузку, находясь уже в составе более сложной синтаксической единицы или поднявшись на уровень текста.
Проиллюстрируем снова нашу мысль: в результате расширительного процесса в структуре придаточного последнее формируется как такая конструкция, которая по своим структурным и грамматическим параметрам уже не вмещается в рамки обычных, узуальных, типичных придаточных предложений, составляющих подавляющее большинство в системе синтаксиса сложноподчинённого предложения, формируя в нём центр сферы придаточности.
Следует отметить ещё одну азбучную истину: русский язык, как высокоорганизованная знаковая система систем, постоянно стремится к оптимальному выполнению трёх своих основных функций — номинативной, коммуникативной и воздействующей, которые, кстати будь сказано, находятся в строгой иерархической зависимости друг от друга. Так, номинация «старается» наиболее точно и полно обозначить лицо, предмет, качество, действие, признак, состояние, процесс»8 и т. п., ибо неточности здесь могут привести к сбоям в акте коммуникации, к значительным нарушениям в процессе общения, а сама коммуникация «примеряет» свой арсенал экспрессивных средств и «правит» своё течение так, чтобы определённым образом повлиять на слушающего собеседника, заставить его что-то делать, предпринимать, строить своё поведение соответствующим образом и т. д.
Для исполнения этих трёх функций русский язык соответствующим образом перестраивает уже устоявшуюся систему своих
Очень точно, красиво (образно) и мудро сказал Р. Гамзатов о номинативной функции языка: «Нет просто слова. Оно либо проклятье, либо поздравленье, либо красота, либо боль, либо грязь, либо цветок, либо ложь, либо правда, либо свет, либо тьма» (Р. Гамзатов. Мой Дагестан, кн.1). выразительно-изобразительных средств, меняет их качество, отбирая у них одни свойства и придавая другие, отправляет на «заслуженный отдых» уже износившиеся слова, словосочетания, даже отдельные типы предложений, а на смену архаизмам вводит в свой обиход новые слова, их комбинации и т.д.
Говоря иначе, язык кропотливо трудится над решением своих проблем, связанных с функционированием его (языка) как знаковой системы систем. Когда объединяются два простых предложения в одно и структурируются на основе зависимостной синтаксической связи, то получается сложная бипредикатная конструкция с двумя предикативными центрами. Научная традиция именует такие языковые построения не иначе как сложноподчинённые предложения. Структура этих сложных ничем существенным не отличается от обычных рядоположных сложных предложений, ставших привычными в широком синтаксическом обиходе, поскольку они приобрели достаточно высокую степень узуальности и стали квалифицироваться типичными единицами синтаксиса.
Но когда всё бипредикатное сложноподчинённое предложение включается в структуру простого предложения на правах придаточной части его, то образуется новое сложноподчинённое предложение, у которого структура не похожа на структуру типичных сложноподчинённых. При этом создаётся парадоксальная грамматическая ситуация, когда придаточная часть презентуется не в форме простого предложения, как у подавляющего большинства русских сложноподчинённых предложений, а в форме сложноподчинённой конструкции
Иначе говоря, новые сложные синтаксические единицы, полученные в результате деятельностного процесса расширения, совсем не похожи на обычные сложноподчинённые, то есть их структура как бы резко, отклоняется от структуры типичных сложных, на основании чего
они могут квалифицироваться как единицы нетипичного построения в синтаксической сфере придаточности.
Модально-временные планы компонентов, структурирующих такие сложноподчинённые придаточные, не просто накладываются друг на друга, а тесно сплетаются в структурно-семантические единства, скрещиваются сначала во имя ближайшей цели — образовать сложноподчинённое предложение, обладающее грамматической самостоятельностью, а потом уже, чтобы полноценно реализовать функции придаточной части в новом сложноподчинённом образовании, выполнить эту свою дальнюю цель.
Реализация именно этой дальней цели и является нетипичным в функциональной системе синтаксиса сложноподчинённого предложения.
Итак, мы видим, что протекающий в синтаксической действительности процесс расширения структуры синтаксической единицы порождает придаточные конструкции, имеющие нестандартное, то есть нетипичное построение. Модель таких сложных образований выглядит следующим образом: «главная часть = простое предложение + придаточная часть = сложноподчинённое предложение9».
Систему нетипичных придаточных, возникающих вследствие процесса структурного расширения, пополняют также и те придаточные, у которых совмещаются, как правило, два модально-временных плана. Один из членов предикации, являясь, таким образом, полупредикативным по сути своей, поэтому конструкции с ними как бы «оторвались» от стандартных схем, типичных моделей придаточных, но до уровня сложного предложения так и не «дотянулись», остановившись где-то на полпути: одни — в первой половине его, другие — во второй. Это процессы осложения структуры простого придаточного предложения с помощью деепричастных и причастных оборотов, а также оборотами с
Примеры-иллюстрации смотрите дальше. прилагательным в качестве консолидирующего центра и всякого рода распространёнными пояснительными или уточнительными членами предложения и вводными словами.
Все простые предложения, структура которых расширена полупредикативными оборотами, научная традиция квалифицирует простыми осложнёнными конструкциями.
Уже одним этим названием синтаксисты фактически признали, что подобные конструкции по своей грамматической природе нетипичны для синтаксиса простого предложения и что у них есть свой собственный грамматический статус в системе синтаксических единиц — своя ниша в иерархии их.
Это казалось столь очевидным, что учёные, занимавшиеся изучением синтаксической материи, даже не остановились на двух вопросах «почему?»: 1) почему простое предложение, испытавшее на себе «вторжение» различного рода предикативных оборотов, называется осложнённым? 2) почему осложнённые не совсем вписываются в рамки простого предложения?
Правда, на первый вопрос была предпринята попытка ответить, но ответ получился не в той плоскости: приняли за аксиому, что осложнённое предложение — это результат введения в структуру простого предложения того или иного полупредикативного оборота, то есть ответ дан фактически на вопрос «как? каким образом?», а не на вопрос «почему»?
А второй вопрос практически остался без ответа.
Нетипичность осложнённых придаточных заключается в том, что объём их структуры по своим конструктивным и грамматическим составляющим значительно превышает нормативные требования к простому предложению.
Синтаксические процессы сужения структуры придаточных (общая характеристика)
Во всем мире П-ая половина прошлого века была отмечена возникновением научно-технической революции (НТР). Она властно ворвалась в жизнь человечества и стала бурно развиваться во всех его деятельностных сферах, производя во многих из них колоссальный переворот, фундаментально преобразуя сами сферы технологических процессов в них, что придало им невиданный динамизм и строго компактную структурированность.
Не осталась в стороне от этого научно-технического вихря эпохи и интеллектуально-мыслительная деятельность, в том числе и её коммуникативная сфера, в первую очередь.
Невиданных размеров достигла сегодня речевая деятельность, когда общение людей при помощи радио, телефона и электронной сети интернета стало перешагивать все мыслимые и немыслимые границы, когда число коммуникантов исчисляется в тысячных и миллионных измерительных величинах.
Более того, человечество сегодня ставит перед собой весьма дерзкие по масштабам и характеру задачи от речевого общения с компьютерами25 до установления коммуникативных контактов с обитателями внеземных цивилизаций.
Вот как оценивают ЭВМ и их роль в современной жизни сами учёные: «В настоящее время трудно назвать все те области человеческой деятельности, успех которых не был бы связан с использованием электронных вычислительных машин» [202, 9], а также: «В самых различных сферах деятельности объёмы информации,
С самого начала возникновения НТР русский синтаксис попал под её влияние, постоянно испытывая на себе действие тех самых «возмущающих воздействий» извне, о которых говорилось во вступительной и теоретической частях настоящей работы и которые весьма заметно реконструируют как всю русскую синтаксическую систему в целом, так и отдельные компонирующие её части. «Если проводить прямые параллели между техническим прогрессом общества и изменением в синтаксической структуре языка, то можно было бы, очевидно, привести в соответствие некоторые тенденции компрессии в современном синтаксисе и ускоренный ритм жизни» [161,81].
Здесь отмечено общее влияние на синтаксические объекты экстралингвистических факторов, которые «возмущающе» воздействуют на процесс сокращения конструктивного состава в структуре синтаксических единиц, что делает их более оптимальными участниками коммуникативного процесса.
Последние четыре десятилетия в русском синтаксисе на общеязыковом фоне нарастания черт аналитизма [4, 160] активизировали своё действие многие синтаксические процессы. Эта активизация проявляется в «сжатии и опрощении синтаксических конструкций» (там же), которые сегодня становятся значительно короче [4,37].
Одним из таких активизировавшихся процессов синхронического русского синтаксиса является процесс компрессии структуры языковой единицы.
Это глобальный процесс в языке. Он протекает не только в структуре синтаксических единиц, но и затрагивает, «перепахивая», весь язык или отдельные его сферы. При этом эллипсис конструктивных элементов сопровождается наполнением оставшихся компонентов подлежащие переработке, возрастали, и всё чаще и чаще переработка этой информации одними и лишь умственными силами людей становилась невозможной» [3, 5-6]. информацией эллиптированных элементов, то есть семантических потерь компрессия не допускает.
Как языковой процесс, она вытекает из действия принципа экономии, который А. Мартине характеризует следующим образом: «Языковое поведение (коллектива) регулируется... так называемым «принципом наименьшего усилия», мы предпочитаем, однако, заменить это выражение ... простым словом «экономия»» [97, 126].
A.M. Пешковский всякого рода «опущения», «подразумеваемости» тоже объяснил «общим законом всякой нашей деятельности, а не только речевой: законом экономии сил»[122,139].
Этот закон — закон экономии речевых усилий «обнаруживается во всех частях языковой системы: в фонетике, в словоизменении, в синтаксисе и особенно в словообразовании» [142, 316].
Компрессия придает языковым единицам краткость, столь необходимой вновь возникающим языковым единицам, а всей речи — динамизм и действенность. Это не только в значительной мере экономит ресурсы языковых средств, но и экономит наше время26, усилия, а также наше терпение.
Компрессия — явление общеязыковое. На синтаксическом уровне она реализуется целым рядом процессов — это опрощение, свёртывание, замещение, опущение (эллипс), импликация (подразумевание), аппликация (наложение) и др. Общим значением их является уменьшение структуры предложений за счет информативно малозначимых компонентов или покоящихся на ассоциативной основе, укорачивание до определённых границ.
В наше время говорить много уже недопустимо: это становится непозволительной роскошью, верхом неприличия, мерилом безграмотности и праздного пустословия, действующих на слушателей одинаково отрицательно. А вот выражать много мыслей при минимуме языковых средств (компрессия) почитается как достоинство, то есть «чтобы словам было тесно, а мыслям просторно» (Н.А. Некрасов).
Из всех названных выше процессов рассмотрим только те, в результате действия которых возникают синтаксические единицы с отклоняющейся структурной. Иначе говоря, формируются зависимые синтаксические единицы, нетипичные для центра системы придаточных — единиц периферии синтаксиса придаточности.
Такими процессами являются эллипсис (редукция, опущение), аппликация (наложение) и импликация (подразумевание).
Проследим дальше, как в периферийной сфере синтаксиса придаточности проявят себя эти три активно действующих процесса, но прежде уточним, в каком значении будем употреблять сам термин «процесс».
Под синтаксическим процессом будем понимать «форму движения синтаксической материи, при которой ход развития синтаксического явления, объекта представляет собой закономерную, последовательную смену качественных состояний данного явления, объекта» [61,72].
