Содержание к диссертации
Введение
Глава 1, Теоретические аспекты изучения имплицитного смысла текста 26
1.1. Вопросы теории импликации 26
1.2. Соотношение импликата с близкими и смежными понятиями 37
1.3. Классификация импликатов 45
Выводы 65
Глава 2. Лексические особенности ранней прозы В. Набокова 68
2.1. Художественный мир ранних рассказов В. Набокова 68
2.2. Классификация и общая характеристика лексико-тематических групп 84
2.3. Анализ текстовых лексико-тематических групп 90
Выводы ПО
Глава 3. Имплицитный смысл и средства его выражения в рассказах сборника «Возвращение Чорба» 114
3.1. Роль импликатов в формировании ключевых концептов 114
3.2. Взаимосвязь импликатов в системе текста 145
3.3. Своеобразие автоимпликатов и их роль в выражении имплицитного смысла 164
Выводы 194
Заключение 199
Литература 207
Приложение 1. Список сокращений 243
Приложение 2. Таблицы, диаграмма и схемы 244
- Вопросы теории импликации
- Художественный мир ранних рассказов В. Набокова
- Роль импликатов в формировании ключевых концептов
Введение к работе
Диссертационное исследование выполнено в русле коммуникативной стилистики текста. Коммуникативная стилистика как особое направление функциональной стилистики исследует коммуникативно-когнитивные аспекты текстовой деятельности. Анализ процессов функционирования языка, по мнению М. Н. Кожиной, требует учета экстралингвистических факторов, что предполагает выяснение «принципов организации и механизмов развертывания текста, поскольку субъектом использования языка является человек, общество в процессе деятельности» (Кожина, 1994, с. 22). Коммуникативная стилистика изучает текст как форму коммуникации, и это дает возможность при анализе текста учитывать все параметры коммуникативной ситуации: адресата, адресанта, язык (код), референт (действительность), канал связи. Данные параметры изучаются в их текстовом воплощении. Особое внимание в рамках данного направления уделяется факторам адресата и адресанта (автора), то есть текст рассматривается как отражение идиостиля, как продукт его первичной коммуникативной деятельности и объект читательской деятельности. «Деятельностный подход в рамках коммуникативной стилистики текста связан с его рассмотрением как: продукта первичной коммуникативной деятельности автора и объекта вторичной коммуникативной деятельности читателя» (Болотнова, 1998[б], с.
7).
Коммуникативная стилистика текста развивается в трех направлениях. Первое направление изучает механизм смыслового развертывания текста (Болотнова, 1992[б]; 2001; 2003; Семенова , 2003) и характер моделирования его смысловой структуры (Бабенко, 2000[а]; 2000[б]; Бакланова, 1998; 2000[а]; 20ОО[б]; 2003; Власова, 1999[а]; Орлова, 2000[а]; 2000[б] и др.). Второе направление исследует текстовые ассоциативные связи (Бабенко, 2003 [а];
4 2003[б]; Болотнова, 1992; 1994; 1998; 2000[а]; 2000[б]; 2001; Васильева, 1998; 2001; 2003; Карпенко, 2000[а]; 2000[б]; Пушкарева, 1998; 1999[а]; 1999[в]; 2000[б] и др.)- Третье направление разрабатывает теорию регулятивности (Болотнова, 1992[б]; 1998[в]; 2001; 2004; 2005; Бочкарева, 2003; Курьянович, 2000[а]; 2000[б]; Петрова, 2000; 2000[а]; 2003; 2005; Пушкарева, 2003; Сыпченко, 2000[а]; 2000[б]; Тюрина, 2003; 2006; Тюкова, 2003; Яцуга, 2005; 2006 и др.). В последние годы наметилось еще одно направление: коммуникативная стилистика сблизилась с когнитивной лингвистикой (Бабенко, Орлова, 2006; Болотнова, 2004; 2005[а]; 2005[б]; 2006; Карпенко, 2004; 2006; Курьянович, 2004; 2006; Пушкарева, 2004; 2005; Тюкова, 2006; Тюрина, 2004; Яцуга, 2004). Их связь обусловлена «актуальным для того и другого направления деятельностным подходом к тексту, рассмотрением его регулятивной основы и ассоциативного развертывания, а также исследованием лингвистического механизма формирования его смысла» (Болотнова, 2004, с. 9). Данная работа выполнена в русле последнего направления (см.: Бакланова, 2005; 2006).
Среди основных качеств текста в рамках данного направления рассматривается коммуникативность (Сидоров, 1986; 1987), Текст исследуется с точки зрения сопряжения деятельности коммуникантов, направленного на их оптимальный диалог, в организации которого проявляется идиостиль автора (см.: Болотнова, 1997; 1998[а]; 1998[б]; 2000). Данная работа, выполненная в русле коммуникативной стилистики, вместе с тем учитывает другие подходы к тексту: когнитивно-смысловой, герменевтический и прагматический, поскольку когнитивной лингвистикой изучается смысловая организация текста (Баранов, Добровольский, 1997; Болотнова, 2004; ван Дейк, 1989; Лейкина, 1982); в рамках филологической герменевтики текст интерпретируется (Богии, 1994; 1995); прагматикой рассматривается комплекс вопросов, связанных с автором, адресатом и их взаимодействием (Арутюнова, 1990; Демьянков, 1983).
Когнитивный подход к языку предполагает деление текстовой информации на эксплицитную и имплицитную, которые, в свою очередь, неоднородны. Изучая словные и сверхсловные смысловые единицы (импликаты) разных типов в прозаических текстах В.В. Набокова в рамках коммуникативной стилистики, можно выявить имплицитный смысл произведений. Исследование закономерностей формирования имплицитного смысла позволило установить некоторые идиостилевые особенности ранних текстов автора.
«Идиостиль - это стиль личности во всем многообразии ее многоуровневых и текстовых проявлений (в структуре, семантике и прагматике текста)» (Болотнова, 1998[б], с. 7). Текст мы понимаем вслед за Н.С. Болотновой "как коммуникативно ориентированный, концептуально обусловленный продукт реализации языковой системы в рамках определенной сферы общения, имеющий информативно-смысловую и прагматическую сущность" (Болотнова, 1992, с. 22).
Художественный текст не являет миру свою сущность прямо и непосредственно, он «неискренен». Сущность текста понимается нами как совокупность (иерархия) смыслов. Это понятие соотносится с «результирующей макроструктурой дискурса» ван Дейка. (Ср.: «результирующая макроструктура дискурса является иерархической структурой, состоящей из нескольких уровней» (ван Дейк, 1989, с. 42)). Поверхностный слой (уровень) смысла воспринимается, в целом, одинаково носителями языка и формируется на основе отношений узуальных (конвенциональных) значений слов. Глубинный слой смысла основывается на поверхностном, «сопровождает» его, - это то, что подразумевалось автором и может быть понято адресатом, или не подразумевалось, но в силу каких-то причин (социокультурных, исторических, личных) отмечено читателем. Иерархия смыслов коррелирует с уровневой организацией текста (см.: Болотнова, 1992; Гальперин, 1974; Чернухина, 1984). Есть несовпадения в
подходе к поверхностному и глубинному смыслу. Так, Н.А. Купина (1985) рассматривает поверхностный смысл текста как контекстуальный смысл его языковых составляющих в линейной последовательности (Купина, 1985, с, 6). Кроме того, автор соотносит типы образности в языке и в художественном тексте. Глубинный смысл текста определяется исследователем «как система, компонентами которой являются смысловые узлы (микротемы, смысловые предикаты), рассматриваемые в отвлечении от отдельных языковых составляющих, но на их базе» (там же). В рамках нашей концепции категория лексической образности принадлежит глубинному уровню смысла. Системе, состоящей из смысловых узлов, соответствует, в нашем понимании, концептуальный строй текста.
В .И. Комиссаров (1988) трактует поверхностный смысл текста как его языковое содержание. Вторым слоем смысла, по его мнению, является конкретно-контекстуальный смысл всего текста. Следующим «шагом в глубину» понимания текста является общекоммуникативная имплицитность, различающаяся «по характеру ассоциаций, на основе которых возникает дополнительный смысл. Между выраженным и подразумеваемым смыслом могут существовать отношения предметной тождественности (повернуть ключ е замке подразумевает 'запереть дверь'), логического следствия (он пробежал 100 м за 8 сек. и, следовательно, 'значительно превысил мировой рекорд'), символического выражения (он кивнул головой, следовательно, 'выразил согласие'), этикетного иносказания, образной репрезентации (он на. нее пылинке сесть не дает подразумевает 'очень любит и заботится') и т.д.» (Комиссаров, 1988, с. 13). Соглашаясь с тем, что текстовая имплицитность возникает на основе ассоциаций, мы трактуем понятие импликации более широко, включая в нее не только тропы.
Для исследования имплицитного смысла текста необходимо проследить, как выражены его единицы - импликаты и как формируется глубинный смысл текста в результате сопряженности импликатов. В связи с
7 этим, объектом исследования в диссертации являются лексические средства выражения имплицитного смысла, а предметом - идиостилевая специфика лексических средств выражения имплицитного смысла текста в раннем творчестве В.В. Набокова.
Термины «имплицитный уровень текста», «имплицитный смысл текста», «глубинный уровень смысла» и «подтекст» считаем связанными между собой. Все они соотносятся с выделенными И.Р. Гальпериным типами информации: содержательно-концептуальной и содержательно-подтекстовой, хотя и не совпадают с ними. С одержательно-ф актуальная информация, «...всегда выраженная вербально, эксплицитна. Содержательно-концептуальная и содержательно-подтекстовая - имплицитны» (Гальперин, 1981, с. 28). По мнению исследователя, стилистические приемы не входят в область содержательно-подтекстовой информации, поскольку «по своей семантике они прямолинейны в выражении двойственного смысла высказывания» (там же, с, 45). Мы считаем, что, явно останавливая на себе внимание читателя, стилистические приемы не выражают в полном объеме смысл, узуально закрепленный в языке за соответствующими элементами, на основе которых формируются стилистические приемы, поэтому относим их к глубинному уровню смысла.
Понятия «информация» и «смысл» связаны отношениями пересечения. Согласно исследованию А. Моля (1966, с. 51), информация - это неожиданность, непредвиденность, оригинальность. По мнению Н.С. Болотновой, «под информацией понимаются знания о мире, отраженные в художественном тексте с позиций определенного эстетического идеала автора. Результатом восприятия этой информации в сознании адресата (с учетом его информационного тезауруса) становится смысл текста» (Болотова, Бабенко, Васильева и др., 2001, с. 32). По нашему мнению, смысл - это информация, пропущенная через сознание, осознанная информация. Ср. у И.Р. Гальперина: смысл - это мысль, сообщение, заключенные в предложении или в
8 сверхфразовом единстве (см.: Гальперин, 1981, с. 20). «Информацию... можно определить также как соотношение смыслов и сообщений, дающее новый аспект явления, факта, события» (там же, с. 38).
Актуальность исследования имплицитного уровня смысла объясняется тем, что любой художественный текст содержит информацию гораздо большую, чем та, которая следует из сопряженности узуальных значений слов. Наличие имплицитного смысла у художественного текста так же неизбежно, как тени у любого предмета материального мира. Оценка текста в целом как эстетического объекта возможна в результате осмысления читателем (исследователем) эксплицитного и имплицитного смысла. Сказанное соотносится с исследованиями Л. С. Выготского о форме и содержании произведения искусства (Выготский, 1987), М.М. Бахтина о «данном» и «созданном» (Бахтин, 1986), Ю.М. Лотмана об информативности художественного текста (Лотман, 1998).
Исследование ранних текстов В. Набокова с целью выявить особенности его идиостиля - еще одно доказательство актуальности данной работы. «Разрабатывая коммуникативно-прагматические аспекты слова в художественном тексте, можно выявить не только эстетический смысл произведения и механизм его формирования, но и стиль автора, "стоящего" за текстом, который проявляет себя и свое видение мира в слове» (Болотнова, 2000, с. 8).
Кроме того, обращение к недостаточно изученной проблеме имплицитного в русле коммуникативной стилистики текста определяется необходимостью дальнейшей разработки данной проблемы, активно разрабатываемой в настоящее время (см.: Арнольд И.В., 1982; 1992; Дорофеева, 1985; Коростелева, 1990; 2003; Кухаренко В.А., 1979; 1980; Молчанова, 1988; Прокуденко, 2003; Сермягина, 2003 и др.). Проблема имплицитного рассматривается и в других аспектах при изучении художественного текста, например, в рамках психолингвистики и теории
9 коммуникации (Долинин, 1983); в рамках семасиологии (Никитин, 1984); в лингво-смысловом аспекте (Купина, 1993).
Цель данного диссертационного сочинения - выявить своеобразие лексического воплощения имплицитного смысла в ранних произведениях В,В. Набокова в аспекте идиостиля.
Достижение цели работы предполагает решение следующих задач:
определить лексические особенности ранних рассказов В.В. Набокова;
обосновать сущность и статус импликатов как лексических регулятивов;
выявить типы импликатов и их роль в выражении имплицитного смысла текста;
изучить возможность экспликации концептосферы автора на основе анализа единиц глубинного уровня текста;
эксплицировать глубинный смысл текстов через обращение к системе художественных концептов;
установить идиостилевые особенности творческой манеры писателя в выражении имплицитного смысла.
Материалом данного диссертационного исследования является сборник рассказов В.В, Набокова «Возвращение Чорба». (Первое издание - Берлин, 1930.) Ранний сборник интересен и как первый опыт В. Набокова, и как собрание ценных в художественном отношении текстов, неоднозначных для понимания. Кроме того, исследователей привлекают главным образом романы писателя, а рассказы и стихи упоминаются как «лабораторные» опыты, не всегда удачные, но извинительные для автора, заслужившего всемирную славу. По нашему мнению, ранние рассказы ценны сами по себе, а их глубинный смысл заслуживает внимательного изучения. В русле коммуникативной стилистики подобные исследования ранних рассказов В. Набокова не проводились. Нами проанализировано 15 рассказов, составляющих первый
10 сборник В.В. Набокова «Возвращение Чорба», из которых по определенным правилам (см. гл. П) были выбраны 19.700 словоупотреблений, составивших 12.060 лексем.
Научная новизна работы заключается, во-первых, в том, что в ней представлен способ экспликации концептосферы автора и глубинного уровня текста на основе исследования импликатов-регулятивов. Суть анализа имплицитного уровня текста заключается в следующем. Каждый концепт в пространстве текста представляет собой результат синтеза соответствующих ему имгашкатов. Полученная концептуальная структура осмысливается (анализируется) воспринимающим субъектом на основе полученного текстового материала при помощи логических правил и по ассоциации. Во-вторых, выявлены, классифицированы и описаны характерные для писателя средства и приемы - «маркеры» идиостиля, названные нами автоимпликатами. В-третьих, использованы возможности исследования лексического, строя произведений на основе количественного анализа и последующей тематической группировки лексем. В результате проведенных исследований определены некоторые особенности концептосферы автора и его идиостиля, ранее не описанные в научной литературе.
Теоретическая значимость работы заключается во введении в научный оборот понятия автогшпликата; в апробации метода исследования большого массива лексики (на материале сборника) на основе анализа текстовых лексико-тематических групп, репрезентирующих реалии художественного мира произведений; в разработке модели репрезентации глубинного смысла текста через анализ системы художественных концептов; в уточнении методики изучения имплицитного смысла художественного текста, которая может использоваться для исследования других текстов.
Практическая значимость определяется возможностью использования результатов исследования в вузовских курсах «Филологический анализ текста», «Стилистика русского языка», в спецкурсах и спецсеминарах по
коммуникативной стилистике художественного текста, факультативах, в школьном курсе «Русская словесность». Основные положения и выводы работы могут служить основой для построения модели всей концептосферы художественного мира автора.
Методика исследования - комплексная, основанная на использовании семантико-стилистического, контекстуального и количественного анализа, метода моделирования, применения компьютерных технологий. Выявление необходимых для исследования фактов проводилось с помощью метода интроспекции. На нем же основан примененный нами метод концептуального анализа. Опора на общенаучные методы анализа и синтеза позволила разработать оригинальную методику исследования имплицитного смысла текста.
Остановимся подробнее на истории вопроса. Поскольку объектом исследования являются лексические средства выражения имплицитного смысла, необходимо кратко охарактеризовать аспекты рассмотрения слова.
Существуют разные подходы к слову: как к единице языка (структурный подход), речи (функциональный подход), как к психическому феномену (психологический и психолингвистический подход) и т.д. Слово в художественном тексте нами рассматривается в рамках коммуникативно-когнитивного подхода.
Структурный подход к слову связан с именами Н.С. Автономовой (1977), Ю. Апресяна (1966), Л.Н. Засориной (1974), Ю.М. Лотмана (1998), Я. Мукаржовского (1975), И.И. Ревзина (1977), Р. Якобсона (1987) и др.
Как единицу речевого мышления представлял слово Л. С. Выготский. Он рассматривал слово как "живое единство звука и значения" (Выготский, 1982, с. 14), как клетку, содержащую в элементарном виде все свойства, присущие речевому мышлению. В целом психология и психолингвистика имеют дело ие с единицей языковой системы, а с соотношением слова как единицы индивидуального лексикона и слова как единицы языка, функционирующей
12 при взаимодействии определенных психических процессов, стратегий и опор. "Теоретической основой научных изысканий служит психолингвистическая концепция слова как средства доступа к единой информационной базе человека при учете специфики индивидуального знания и принципов его функционирования1' (Залевская, 1996, с. 149).
Психолингвистика и лингвистика едины в том, что слово двухаспектно, а его значение представляет собой подвижную структуру. Подвижную -поскольку, являясь единицей языка, оно представляет собой некоторую принципиально неисчислимую потенциально комбинацию компонентов (Стернин, 1985, с. 19-21). Будучи номинативной единицей, оно вбирает в себя смыслы из ранее написанных текстов (Мурзин, Штерн, 1991); оно является обобщением, что возможно только в коммуникативной деятельности (Выготский, 1982); оно хранит в своем значении все накопленные обществом знания (Стернин, 1985); слово само обладает коммуникативным потенциалом, который отражается в его ассоциативном поле (Бабенко, 2000; Болотнова, 1992). Слово - это единство "лингвистического" и "эстетического", несущее груз всех обозримых в ретроспективе времени употреблений (Григорьев, 1979). Номинативный и коммуникативный аспекты слова неразрывно связаны. Становясь частью высказывания, слово не теряет своей самостоятельности, но своей семной структурой приспосабливается к контексту (Стернин, 1985, с. 7). С другой стороны, оно «впитывает» оттенки значения окружающих единиц, то есть испытывает на себе влияние текста. Поэтому коммуникативный подход к изучению текстового слова осуществляется в двух направлениях: от слова к тексту и от текста к слову. Психолингвистика изучает язык в деятельностном аспекте - с акцентом на точку зрения воспринимающего (Мурзин, Штерн, 1991); существует подход к слову как к средству доступа к единой информационной базе человека (Залевская, 1996).
Все мнения, приведенные выше, соотносимы друг с другом, но при этом лингвистика и психолингвистика рассматривают языковую единицу под
13 разными углами зрения. Крайняя позиция Ю. Тынянова о несуществовании слова вне предложения перекликается с мнением М. М. Бахтина, который считал, что, хотя слово и предложение являются единицами языковой системы, язык в его функционировании, в речи, состоит из других единиц -высказываний. Предложение и слово он считал абстрактными единицами, не имеющими автора, "ничьими". Конкретный смысл, так сказать индивидуализацию, они получают только в случае функционирования в качестве целого высказывания или в составе высказывания. (Ср. с позицией Л.Н. Мурзина и А,С. Штерн относительно слова как предельно компрессированного текста). Остановимся на определении слова, данном Д.Н. Шмелевым: «Слово - это единица наименования, характеризующаяся цельнооформленн остью (фонетической и грамматической) и идиоматичностью» (1977, с. 53).
Работая с художественным текстом как с речевым произведением, будем рассматривать вслед за В.П. Григорьевым (1979) слово в качестве единицы текста. Важно определить соотношение понятий значение и смысл слова в трактовке разных исследователей: Л.М. Васильева, И.М. Кобозевой, В.В. Кузнецовой, Н.А. Купиной, Л.М. Никитина и В.В. Степановой.
Л.М. Васильев трактует значение, знаковую фунщию и значимость как типы языковой информации (см.: Васильев, 1998, с. 3 - 14). Знаковая функция ~ это, «во-первых, ... номинативная функция; во-вторых, ... его репрезентативная функция; в-третьих, ... коммуникативная функция языковых единиц» (см.: Васильев, 1998, с. 7). Значение - «это результат знакового функционирования слова, закрепленный в сознании говорящих» (там же, с. 6). В отличие от них «смысл является единицей речи» (там же, с. 9). Автор упоминает А.А. Потебню и Г. Фреге, впервые разграничивших значение и смысл, и соглашается с А.В. Бондарко, который рассматривал значение как модель денотата, а смысл - как то, что относится к плану содержания текста, добавляющему к языковому значению контекстуальную, ситуативную и энциклопедическую информацию.
14 В работе (Васильев, 1979) дано определение смысла: «Смысл - это языковое значение, примененное к конкретному денотату (в этом суть актуализации), плюс энциклопедическая, ситуативная и контекстуальная информация» (Васильев, 1979, с. 23). Здесь же отмечается, что сложные отношения между значением и смыслом регулируются определенными правилами, например, правилами семантической деривации, правилами переносного употребления значений, правилами употребления родовых значений вместо видовых и т.д.
М.В. Никитин (1998), определяя семасиологию как науку, изучающую содержание, смысл языковых единиц, то, что они означают и выражают (Никитин, 1998, с. 4), предлагает свое видение соотношения понятий значение, содержание и смысл. «Значение возникает при осознанной информационной связи между двумя фактами, при которой один факт актуализирует в сознании мысль о другом и информационно настраивает сознание на этот второй. Собственно значением является мысль об этом втором факте как информационная функция первого факта» (там же, с. 16). То есть значение - это факт сознания. Смысл - тоже факт сознания. Исследователь отмечает, что в логике значение есть приблизительно то же, что и экстенсионал, а смысл - то же, что интенсионал. В психологии и, отчасти, в лингвистике значение - это постоянная часть содержания знаков, а смысл - личностные напластования на значение (там же, с. 39). Автор считает эти представления правомерными, но подчеркивает, что коммуникация совершается «не за счет оперирования блоками одинакового содержания. Это гораздо более сложный диалектический процесс непрерывного поиска общего в различном. Значения, как и понятия, в той мере сходны и различны, в какой постоянна и вариативна сущность вещей, сходен и различен опыт людей, сравнимы и отличны качественные показатели их психики, близки и разнятся их установки и намерения в речи и т.д.» (там же, с. 39). Таким образом, значение так же, как и смысл, оказывается в значительной мере подвижной, личностной категорией.
В.В. Степанова (1998, с. 3 - 10) исследует функционирование слов в тексте. Она отмечает, что функциональные свойства слова определяются внешними причинами, то есть словарными значениями слов, и внутренними причинами, то есть внутритекстовой обусловленностью (там же, с. 3). В работе (Степанова, 1985, с. 107 - 1J6) исследователь отмечает: «Слово в речи, закрепленной текстом, это не только и, пожалуй, не столько минимальная ступень лингвистической абстракции, сколько качественно иное его состояние, вызывающее особое его восприятие» (с. 109). Речь идет, очевидно, о смысле слова.
Э.В. Кузнецовой (1989) отмечено наличие двух статусов у слова. Как единица языка оно функционирует в качестве слова-названия. «Слово-ономатема - это знак, имеющий самостоятельное содержание, которое может быть осмыслено вне контекста» (с. 29). Слова-ономатемы вступают друг с другом в парадигматические отношения. В рамках предложений слова связываются синтагматическими отношениями, получая статус слов-синтагм и обретая актуальный смысл, который потенциально содержится в слове-ономатеме. Реализуясь же, потенциальный смысл (или системное значение) становится актуальным.
Все перечисленные мнения не отличаются друг от друга диаметрально. Приведем еще одно, более современное толкование значения и смысла, которое, по нашему мнению, может завершить перечень определений:
«Значение Х-а - это информация, связываемая с Х-ом конвенционально, т.е. согласно общепринятым правилам использования Х-а в качестве средства передачи информации.
Смысл Х-а для Y-а в Т- это информация, связываемая с Х-ом в сознании Y-a в период времени Т, когда Y производит или воспринимает X в качестве средства передачи информации» (Кобозева, 2000, с. 13).
Наше понимание соотношения смысла и значения слова соотносится с мнением Л.М. Васильева, В.В. Степановой и Э.В Кузнецовой, то есть значение
- более объективное по сравнению со смыслом образование, представляющее собой совокупность прагматического и когнитивного компонентов (по типологии МБ. Никитина). Смысл же - личностно окрашенное образование, довольно субъективное, подвергающееся влиянию множества внешних факторов, в том числе времени. Сравните мнение А. Горнфельда: « ...свой Гамлет у каждого поколения, свой Гамлет у каждого читателя» (цит. по: Выготский, 1987, с. 40). Подтверждение этому находим также в статье А.Ф. Лосева (1977). Исследователь рассматривает языковую действительность как явление историческое в силу того, что языковой знак абсолютно оригинален. Занимая промежуточное положение между субъективным мышлением и объективной действительностью (Лосев, 1977, с. 7), он живет по своим собственным законам. Поэтому языковой знак оказывается заряженным бесконечными семантическими возможностями (там же, с. 8). И далее: «Такая бесконечная семантическая валентность языкового знака сама собой возникает из того, что он всегда есть акт мышления, а мышление бесконечно уже по одному тому, что оно есть отражение действительности, тоже всегда бесконечной и ничем не ограниченной. Таким образом, специфически языковой знак всегда подвижен и никогда не является абсолютно устойчивым атомом. А эта подвижность заставляет рассматривать его всегда только в контексте других знаков» (там же, с. 8).
Рассматривая слово в контексте, мы неизбежно столкнемся с соотношением компонентов смысла и значения. Н.А. Купина (1985, с. 18) выделяет четыре типа соотношений: смысл равен значению, смысл больше значения (характерно для художественной речи), смысл меньше значения (не типично для нее), изменение предметной отнесенности слова за счет новой комбинации ядерных сем. Объектом нашего исследования являются лексические средства (слова и сверхсловные единицы) и их способность выражать имплицитный смысл.
Рассмотрение языкового знака, в нашем случае - слова, в контексте других знаков, то есть в тексте, неизбежно приводит к понятию смысловой структуры текста. Н.С. Болотнова (1992) определяет смысловую структуру текста «как отражение в сознании воспринимающего субъекта структурированного концептуально содержательного плана произведения» (Болотнова, 1992, с. 174). Но это не зеркальное отражение, а отражение под некоторым углом, поскольку сознание воспринимающего субъекта неизбежно корректирует получаемую информацию. Смысловая структура текста определяется его семантической структурой, которая, в свою очередь, производна от лексической структуры текста (Болотнова, 1992). Таким образом, очевидно обращение автора данных строк к лексике текста с тем, чтобы выявить имплицитный, глубинный его смысл. Но в текстах есть не только имплицитный, но и эксплицитный смысл, который необходимо учитывать.
В задачи данной работы входит анализ соотношения данных смыслов для получения объективной картины. Но нашей главной целью является выявление своеобразия глубинного, имплицитного смысла текстов, на основании лексической репрезентации которого можно судить об особенностях идиостиля автора, чье творчество всегда вызывало интерес у огромного числа исследователей. Этот интерес объясняется нонконформизмом писателя, который проявлялся, прежде всего, в его текстах. Сознательно культивируемое нежелание быть как: все, помноженное на Дар, и дало феномен писателя, чью тайну пытаются разгадать более 70 лет (см.: об этом, а также общий обзор жизни и творчества в работах: Мышалова, 1995; Носик, 2000; Шаховская, 1991). Сложность, смысловое и языковое богатство, неоднозначность произведений В.В. Набокова дают возможность их изучения в разных аспектах. Литературоведческий анализ текстов выполнен в работах (Мондри, 1995; Мулярчик, 1997). Ряд авторов исследует формулу творчества художника. Так, Т.А. Голикова (1997), анализируя поэзию В.В. Набокова, выявила доминантный концепт - творчество, включающий в себя в качестве компонентов науку,
18 труд, ремесло и игру. И.В. Петров (1999) рассматривает набоковские романы как оригинальную парадигму художественности, синтезирующую в себе искания многих философских и литературных систем. В частности, в качестве организующего центра романа «Камера Обскура» рассмотрена мифологема кино.
В русле семиотики анализирует творчество В.В. Набокова Ю.И. Левин, считающий биспациалы-юсть инвариантной моделью поэтического мира и биографии художника. Тексты подводятся им под три биспациальные модели; Е / Р (Чужбина / Родина), Re / Im (Мир реальный / Мир воображения), Мир 3 / Мир 1 (Возможный мир текста / Реальный мир). Отмечая философскую основу биспациальности (М. Бубер, К. Поппер, Вл. Соловьев) и проводя аналогию с идеями Ю.М. Лотмана и М.М. Бахтина, исследователь утверждает, что «двумирность» сама является генератором имплицитного смысла (Левин, 1998, с. 323-391).
В том же русле выполнена работа К.П. Степановой (1999), которая считает, что формулой творчества, зашифрованной в подтекстах романа «Дар», является ямб. Она рассматривает осуществление ямбической интенции на всех уровнях текста, включая смысловой, где осуществляются двучленные оппозиции: «Я - Пушкин», «Я - Отец», «Отец - Пушкин», «Я - Белый» и т.д. Существует отдельная проблема - «Набоков и Пушкин», над которой работают многие исследователи в аспекте интертекстуальности. Так, И.А. Петраков (1999) отмечает наличие пушкинского подтекста в следующих произведениях писателя: «Отчаяние», «Дар», «Весна в Фиальте», «Соглядатай», «Камера Обскура», «Лолита», «Лебеда», «Другие берега», «Подлец». Исследователь считает, что набоковские «импровизации» на заданные Пушкиным темы играют существенную роль при создании новых смыслов прозаического текста» (Петраков, 1999, с. 154). Т.Ю. Ильюхина и Л.А. Ходанен (1999), анализируя рассказ «Тяжелый дым», приходят к выводу, что в тексте содержатся два варианта пушкинской художественной разработки темы поэта
19 и поэзии: мифологический и элегический (Ильюхина, Ходанен, 1999, с. 156). Многочисленные интертекстуальные пересечения текстов В.В. Набокова с текстами А.С. Пушкина, А. Белого, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Б. Пастернака прослеживаются в работе Н.А. Фатеевой (2000). Автор доказывает, что тема «отчаянного побега» Пушкина (см.: стихотворение «Странник» 1835 г.) получила текстовое воплощение в романе «Отчаяние», а «Дар» - это повествование, возникающее «по мере разрешения структурно-типологической оппозиции проза Пушкина / проза Белого...» (Фатеева, 2000, с. 246). Автор в указанной монографии и исследователь Н. Букс (1998) подробно исследуют такие типы ассимилятивных текстовых отношений в прозе В. Набокова, как поэтика даты, топографическая поэтика, поэтика имени героя и автора, поэтика цвета и растения. Последнему типу посвящена также работа Н.Ю. Чернышевой (1999). Как рецепцию на гоголевские «Записки сумасшедшего» рассматривает повесть «Ultima Thyle» Е.М. Куксина (1990). Интертекстуально стью в масштабе культуры можно считать реминисценции греко-латинских авторов в поэзии В.В. Набокова (об этом: Бакланова, Чупина, 1995).
Широко известен В.В. Набоков как переводчик. Этой стороне его творчества посвящены работы Л.С. Прохоровой (2000), О.В. Толоконниковой и Т.Т. Уразаевой (1999), И.А. Черемисиной (1997). И.А. Черемисина, анализируя комментарии В. Набокова к «Евгению Онегину» и его перевод, систематизировала и концептуально осмыслила весь комплекс материалов, связанных с набоковским пониманием поэтики русской литературы, прежде всего в аспекте ее взаимодействия с пушкинской художественной аксиологией (Черемисина, 1997, с. 5).
Общеизвестна любовь В. Набокова к игре. В упомянутой выше статье Т.А. Голиковой (1997) игра трактуется как компонент доминантного концепта -творчества. Н.А. Фатеевой (2000) отмечено, «что "игровой" прием разгадывания является не только доминантным принципом организации художественных текстов писателя, но и способом выражения его этико-
20 философской концепции» (Фатеева, 2000, с. 228). Игре со словом и словотворчеству посвящены работы В.Н. Виноградовой, И.С. Улуханова (1996), A.M. Люксембург (1997), A.M. Люксембург, Г.Ф. Рахимкуловой (1996), М.Д. Шамяуновой, Л.Г. Ефановой (2000). Авторы первой из упомянутых статей считают, что действительность художественной речи обеспечивается знаковой и семантической новизной (ср.: Моль, 1996). Обновление словообразовательной структуры слова - достаточно экспрессивный прием у В. Набокова. Сущность и функционирование приема контаминации в текстах писателя рассматриваются М.Д. Шамяуновой и Л.Г. Ефановой (2000). Авторы отмечают и другие приемы, свидетельствующие об игровом подходе автора к тексту, а именно: «...реализация в слове одновременно нескольких его значений, столкновение прямого и переносного значений слова в одном контексте, реализация метафоры, буквализация фразеологических и риторических оборотов» (там же, с. 100). Что касается контаминации, то для различных, в том числе оригинальных (например, частичное скрещивание фразеологизмов) ее видов, В. Набоковым существенно расширена область применения этого приема. Наряду с другими приемами, контаминация участвует в формировании смыслового пространства текста. Функционированию и особенностям различных художественных приемов у В. Набокова посвящена работа В. Полищук (1997). Организуя текстовое пространство определенным образом при помощи художественных приемов и особого отбора лексики, писатель регулирует познавательную деятельность читателя. Роль и особенности лексических средств в формировании смысла набоковских текстов анализируются в работах Е.А. Баклановой (1998[а]; 1999[а]), Н. Струве (1990). Художественную функцию имени собственного в лирике В.В. Набокова выявляет Я.В. Погребная (1998). В целом художественная система, то есть принципы организации текстового пространства индивидуальным, только одному писателю присущим способом, исследуется в монографии М.Т. Naumann (1978). Так, анализируя рассказ
21 «Возвращение Чорба», автор отмечает, что данный текст - прекрасный образец поэтизации прозы, что является основным признаком этого сочинения (Naumann, 1978, с. 32). «Поэтичность набоковской прозы - отличительная черта раннего периода творчества. Поэтические тропы расцвечивают его прозу. Эти фигуры речи создаются путем использования метода остранения. Это толстовское наследие. Набоков ясно осознает метод остранения как механизм, когда он говорит "о пульсации мысли, изображенной повторяющимися особенностями идиом и интонаций"... Хотя Ходасевич писал, что Набоков использует метод остранения для характеристики художников - героев своих ранних рассказов, этот механизм был, несомненно, в основе самого поэтического языка его сочинений» (Naumann, 1978, с. 33 -перевод мой - Е.Б.). В этой же монографии автором произведен скрупулезный литературоведческий анализ всех ранних рассказов В.В. Набокова, в том числе и вошедших в сборник «Возвращение Чорба». Этому же посвящена книга О. Дмитриенко (1998).
Выше говорилось о любви В.В. Набокова к игре. Следствием того, что игровой прием - доминантный принцип организации текстов писателя и способ выражения его этико-философской концепции (Фатеева, 2000, с. 228), появилась отдельная проблема в набоковедении - «тайна Набокова». Разгадыванию этой тайны посредством анализа текстов посвящены работы В. Ерофеева (1998), И.Е. Карпович (1997), Е.А. Полевой, И.И. Середенко (2000).
Идиостилю В.В. Набокова посвящена глава коллективной монографии (Очерки истории языка русской поэзии XX века, 1995, с. 230 - 235), причем авторы трактуют стиль как набор метатропов.
Конструирование универсума текстов В.В. Набокова исследует Н.В. Смирнова (1999). Универсалии художественного текста («пространство» и «время»), воплощенные в лексической структуре романа «Другие берега», изучает Т.С. Кусаинова (1997).
В стороне от всех цитируемых работ стоит исследование В. Линецкого
(1994). Через все статьи сборника «"Анти-Бахтин" - лучшая книга о Владимире
Набокове» проходит мысль о невозможности прочтения Текста Набокова в
контексте литературы и, шире, культуры, поскольку авторский дискурс -
децентрирован, выведен из состояния симметрии, подчинения коду.
Пространство сочинений В.В. Набокова является, по Липецкому,
анаграмматическим пространством сновидения или результатом
анаграмматического взрыва пра-текста, которым является новелла Э.Т.А. Гофмана «Песочный человек». Поэтому Текст Набокова нельзя рассматривать в логике М. Бахтина. У Набокова нет Героя, поскольку все его персонажи характеризуются через одни и те лее детали. Отмечая, что главным тропом писателя является синекдоха, Липецкий пишет; «.. .два противоположных означаемых, подведенных синекдохой под одно означающеее.^ оказываются сняты. Как раз с этим вариантом мы постоянно сталкиваемся у Набокова» (Линецкий, 1994, с. 47).
Таким образом, выявлению своеобразия глубинного смысла текстов писателя посвящены труды, выполненные в аспекте интертекстуальности (Букс, 1998; Фатеева, 2000); работы, в которых рассматривается художественная парадигма В. Набокова (Голикова, 1997; Левин, 1998; Naumann, 1978; Петров, 1999; Степанова, 1999); исследования, содерлеащие филологический (Барабтарло, 2003; Долинин, 2004; Naumann, 1978), культурологический (Левинг, 2004) и лингвосмысловой анализ произведений писателя (Бакланова, 1998[б]; 2000[а]); статьи автора данных строк об имплицитном смысле текстов (Бакланова, 1999[б]; 1999[в]; 2000[б]; 2000[в]; 2001; 2003), а также статьи В. Линецкого, не подходящие ни под какую научную парадигму. Как показывает приведенный выше обзор литературы, исследований идиостилевых особенностей писателя в выражении имплицитного смысла не проводилось.
23 Апробация результатов исследования
Основные положения данного исследования апробировались и обсуждались на Сибирской научной конференции «Проблемы развития творческого потенциала личности в системе педагогического образования» (27 - 29 ноября 1996, Томск), II областной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодежь и наука: проблемы и перспективы» (16 - 22 апреля 1998, Томск), региональной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Сибирская школа молодого ученого» (21 -23 декабря 1998, Томск), III межвузовской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодежь и наука: проблемы и перспективы» (13 - 24 апреля 1999, Томск), региональном симпозиуме «Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX века» (8 - 10 июня 1999, Омск), межвузовской научно-практической конференции «Текст: варианты интерпретации» (26 - 27 апреля 2000, Бийск), IV мелсвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодежь, наука и образование: проблемы и перспективы» (24 - 29 апреля 2000, Томск), юбилейных конференциях, посвященных 100-летию Томского государственного педагогического университета и 70-летию филологического факультета Томского государственного педагогического университета «Русский язык в современном культурном пространстве» (2-3 ноября 2000, Томск), научно-практическом семинаре «Лексические аспекты смыслового анализа художественного текста в вузе и школе» (26 апреля 2001, Томск), Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию кафедры современного русского языка и стилистики Томского государственного педагогического университета «Художественный текст и языковая личность» (29 - 30 октября 2003, Томск), IV Всероссийской научной конференции «Художественный текст и языковая личность» (27 - 28 октября 2005, Томск), VIII Всероссийском научном семинаре «Художественный текст: Слово.
24 Концепт. Смысл» (21 апреля 2006, Томск). Содержание работы отражено в 16 публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав,
заключения и двух приложений. Библиография работы включает более 300 наименований. Порядок следования глав соответствует логике исследования. В 1 главе обосновывается и конкретизируется научная концепция работы. Во 2 главе исследуются лексические особенности ранних рассказов В. Набокова на основе количественного анализа текстов и формирования текстовых лексико-тематических групп. В результате дается представление о картине мира автора в ее текстовом воплощении. В 3 главе анализируются номинаты и репрезентанты концептов, характеризуются текстовые «фирменные знаки» писателя, и то, как они работают на имплицитном уровне текста.
В заключении подводятся основные итоги исследования. Приложения содержат: 1) список сокращений; 2) 3 таблицы, 1 диаграмма и 19 ем относящихся ко 2 главе работы.
Основные положения, выносимые на защиту
Для исследования глубинного смысла художественного текста в русле коммуникативной стилистики использован в качестве единицы анализа «импликат», который интерпретируется в диссертации как регулятивное средство, двуплановая текстовая единица, заключающая в себе коммуникативный сигнал скрытой информации.
Сопряженность вербализованных в тексте имшшкатов позволяет эксплицировать концептосферу автора: содержание, структуру и средства репрезентации концептов. Ключевыми концептами в ранних рассказах В. Набокова являются: гиперконцепт город, концептуальная структура женщина,
25 а также концепты - члены концептуальных пар: день - ночь и смерть -счастье.
Исследование ключевых слов на основе контекстуального и количественного анализа с использованием компьютерной технологии с последующим формированием текстовых тематических групп лексем позволило выявить своеобразие значимых для В.В. Набокова реалий его художественного мира: человек в социуме, человеческое тело, чувства (счастье), город, дом, транспорт, время.
Для изучения идиостиля автора в аспекте репрезентации имплицитного смысла его произведений особенно важен анализ авторских импликатов - единиц глубинного уровня смысловой структуры текста, репрезентированных с помощью особых средств и приемов.
К важным особенностям творческой манеры В.В. Набокова, выявленным на основе анализа импликатов и авторимпликатов в ранних рассказах автора, относятся: 1) представление города как сложного многоуровневого гармонического пространства, в организации которого важна вертикаль земное - небесное; 2) изображение женщины как особого существа, с которым повествователь подчеркнуто дистанцируется; 3) соотнесенность темпорального континуума художественного мира произведения с внутренним состоянием героев; 4) актуализация связи между концептами смерть и счастье в смысловом пространстве ранних рассказов писателя; 5) смещение реальностей в мире текста (действительной реальности и реальности в воспоминаниях; реальности при жизни и после смерти героя; яви и сказочной реальности; смещения действительных и возможных реальностей двух текстов).
Вопросы теории импликации
Проблему имплицитного смысла можно рассматривать в философском, языковом, прагматическом, коммуникативно-деятельностном и других аспектах. Философский подход связан с именами В.Х. Багдасаряна (1983), В. Бирюкова, В. Садовского (1962), Д.П. Горского (1967), Т.А. Колосовой (1970), А.Т. Кривоносова (1986). Языковой, логический и прагматический аспект имплицитного смысла освещается в работах Г.Г. Инфантовой (1982), Л.Г. Колядко (1980), Н.А. Купиной (1983; 1985; 1988; 1993), В.А. Кухаренко (1979), Л.В. Лисоченко (1982; 1992), Т.П. Сильман (1969), Е.И. Шендельс (1977). В рамках теории коммуникации и речевых актов имплицитный смысл текста исследуют И.Р. Гальперин (1974; 1981), К.А. Долинин (1992), Г.Г. Молчанова (1988; 1990), ИЛ. Чернухина (1984). В психолингвистическом аспекте рассматривает подтекст А.А. Брудный (1976). И.В. Арнольд (1982) трактует имплицитность в рамках стилистики декодирования. Ниже представлено краткое изложение их позиций, из которого видно, что в главном (сущность имплицитного) они едины, но из-за разницы в подходах и личных приоритетах общая картина существенно различается. Обращение к истории разработки теории импликации необходимо, чтобы четко представить свою концепцию.
С точки зрения В.Х. Багдасаряна (1983), имплицитное - это внутренне присущая языку форма функционирования, проявляющаяся на всех уровнях (слово, словосочетание, предложение, речь) (Багдасарян, 1983, с. 135). Отмечая фундаментальное место имплицитного в структуре художественного слова, он выводит формулу постижения имплицитного: (Э - 3)- И, где Э -эксплицитное, 3 - дополнительное знание у адресата ( ср. с типологией пресуппозиций у Л.В. Лисоченко), И - имплицитное, «- » - знак следования, «-» - знак сочетания. Учитывая, что адресат при постижении имплицитного всегда применяет логические правила, исследователь преобразует формулу: (Э - 3) Л - И, где Л - логическое правило, примененное к (Э - 3). Отметив, что возможны имплицитные мысли разных уровней, В.Х. Багдасарян придает формуле следующий вид: (( Э - 3) Л - Щ Л -» И2, ((( Э - 3,) Л-»И0 - 32) Л- Иг и т.д. Думается, что не всегда имплицитный смысл выводится с помощью логического правила, иногда (в художественных текстах, особенно когда речь идет о произведениях В. Набокова) по ассоциации. Это находит подтверждение у Н.С. Болотиовой (1992), которая рассматривает коммуникативный потенциал слова в подтексте и объясняет это способностью слова «актуализировать различные элементы его ассоциативной структуры, ориентированные на формирование глубинного смысла текста» (Болотова, 1992, с. 110). То есть формула может быть преобразована так: (Э - 3) Л/А - И, где А - ассоциация.
По мнению И.В. Арнольд (1982), подтекст целого произведения состоит из совокупности текстовых импликаций. Дополнительный подразумеваемый смысл, то есть текстовая импликация, обладает способностью передавать не только предметно-логическую, но и оценочную, и эмоциональную информацию; способен к вариативному восстановлению, обладает рематичностью, может сочетаться с другими видами подразумевания.
И.В. Арнольд рассматривает импликацию как прием построения текста. В самом общем виде импликация определяется формулой: А- Б. «В тексте это может соответствовать выраженной или подразумеваемой связи антецедента (А) и консеквента (Б), то есть высказывание может содержать или оба вербально выраженных члена, или только один. Во втором случае импликация есть вид подразумевания» (Арнольд, 1982, с. 83). Данная формула выражает суть явления. Она может быть уточнена (см. формулы В.Х. Багдасаряна, К.А. Долинина), но механизм импликации неизменен.
Основываясь на определении текстовой импликации, данном И.В. Арнольд, Г.Г. Молчанова (1988; 1990) выделяет исходную единицу анализа -импликат, создающий имплицитный смысл в каждом фрагменте текста за счет разницы между тем, что выражено вербально, и тем, что подразумевается имплицитно. Совокупность текстовых импликатов позволяет тексту существовать в качестве открытой системы, побуждающей читателя к обнаружению все новых и новых смыслов при сохранении его цельности. Деятельностный подход позволяет ей рассматривать текст не как результат, а как процесс - «превращенный» речевой акт, имеющий все признаки обычного речевого акта: есть партнеры по коммуникации (адресат и адресант), важны внешние обстоятельства (место и время коммуникации), имеются внутренние обстоятельства (цели и мотивы речевого действия). Исследуя механизм действия имплицитного в акте эстетической коммуникации, автор замечает: «... открываются новые закономерности литературной коммуникации как отдельной целостной и завершенной интеракции во всем объеме ее реализации, начиная с первичной коммуникативной деятельности - кодирования импликатов, последующей успешной реализацией коммуникативных замыслов и кончая завершением вторичной коммуникативной деятельности -интерпретирующей, размыкающей» (Молчанова, 1990, с. 3).
Если И.В. Арнольд выявляет импликацию только в рамках микроконтекста (эпизода), то у Г.Г. Молчановой импликатом может служить языковая единица (не обязательно слово) или языковой факт в пространстве целого текста. Например, рассматривая отношения между звеньями коммуникативной цепи «на участке» автор - повествователь, исследователь выделяет три типа импликатов: сверхотдаление, сближение, потеря дистанции (слияние). Вот какой смысл обычно вкладывается писателем при использовании первого из них: «Используя импликат сверхдистанционирования "Я" - "Он" в одной и той же субъективной (референтной) соотнесенности, автор дает "ключ" к отношению, которого заслуживает этот персонаж, показывает его критическое, отстраненное к себе отношение, он холодно наблюдает за собой как бы в зеркале...» (Молчанова, 1988, с. 60 - 61). Таким образом, концепция приобретает стройный и законченный вид.
Исследователь рассматривает «...систему имплицитного в художественном тексте как систему коммуникативных сигналов, предназначенных для раскрытия скрытого, не явно выраженного смысла текста в акте эстетической коммуникации» (Молчанова, 1990, с. 4). Подход к имплицитному как к системе коммуникативных сигналов перспективен в плане практического анализа художественного текста, так как коммуникативные сигналы могут быть классифицированы в качестве единиц анализа. Именно на этом основано наше исследование имплицитного смысла текста.
Художественный мир ранних рассказов В. Набокова
В.В. Набоков придавал первостепенное значение форме, то есть, в числе прочего, словам. В его лекции о Л.Н. Толстом (Америка, Уэлсли, 40-е годы) читаем: «Слово, выражение, образ - вот истинное назначение литературы, Но не идеи» (Набоков, 1996, с. 248). У набоковеда Б.М. Носика сказано, что Ходасевич, открывая набоковские чтения (Париж, 1937 г.), определил главную тему писателя: «жизнь художника и жизнь приема в сознании художника». И далее приводятся слова Ходасевича об отношении В. Набокова к работе над формой, над словом: «...искусство не исчерпывается формой, но вне формы оно не имеет бытия и следственно смысла» (Носик, 2000, с. 323).
Художественный мир писателя или поэтическая картина мира - это выраженная в текстах концептуальная картина мира, опосредованная языком.
По мнению Н.С. Болотновой, «поэтическую картину мира автора можно интерпретировать... как эстетическое отражение в текстовой деятельности концептосферы автора, как систему художественных концептов, вербализованных в тексте и творчестве писателя в целом» (Болотнова, 2003, с. 205). Анализируя тексты с целью выявить систему художественных концептов, исследователь приближается к пониманию поэтической картины мира автора, выраженной в языке уникальным, только ему присущим способом. Ю.Н. Караулов, интерпретируя понятия «языковая» и «концептуальная» модели мира, приходит к выводу, что «основными элементами, составляющими первую, являются семантические поля, тогда как концептуальная модель складывается из единиц более высоких уровней - групп и сверхпонятий, представляющих собой "константы сознания"» (Караулов, 1976, с. 271).
Целью этой главы является исследование лексики, использованной автором в сборнике рассказов «Возвращение Чорба», для того чтобы выяснить ключевые слова, значимые для анализа концептосферы автора, и на этом фоне определить их роль в формировании имплицитного смысла в общей смысловой структуре произведений (см. гл. 3). Это позволит установить идиостилевые особенности творческой манеры писателя. Лексический «слой» текстов исследовался нами на основе количественного анализа (см. 2.1). Соотношение частей речи дало возможность сделать выводы об общем характере текстов. Распределение слов по начальным буквам в сборнике по сравнению со словами в русском языке представило собой определенный интерес. Подсчет имен собственных, нарицательных и местоимений в случае, когда автор не дал герою имя, показал предпочтения рассказчика и позволил расставить некоторые смысловые акценты. Таблица, построенная по принципу частотного словаря, дала богатейший материал для дальнейшего исследования. На основе этих данных были сформированы текстовые лексико-тематические группы (2.2), анализ которых дал возможность установить номинаты и репрезентанты некоторых ключевых концептов.
Выбор в качестве материала для анализа раннего сборника рассказов В.В. Набокова был обоснован во Введении. Можно дополнить сказанное следующими соображениями. Все пятнадцать текстов являются абсолютно разными по эстетической «тональности», по структуре. Например, «Порт» -лирическая бессюжетная зарисовка; «Сказка» - гротеск; «Письмо в Россию» -письмо, представляющее собой воспоминания и размышления; «Ужас» -исповедь; «Рождество» - аллюзия на факты собственной биографии; «Пассажир» - декларация художественного кредо рассказчика в форме диалога, напоминающего учебное упражнение; «Подлец» - «парафраз» на «Выстрел» А.П. Чехова. Преимущество такого выбора в том, что есть возможность опробовать нашу концепцию на разнохарактерных текстах. Объединяет их авторский язык, отражающий мировидение писателя. В связи с этим изучение особенностей лексики раннего сборника рассказов перспективно для понимания специфики художественного мира автора.
Представленная ниже краткая характеристика текстов основывается на количественном анализе использованной в них лексики. Наш анализ именно количественный, а не статистический, поскольку мы подсчитывали интересующие нас факты в каждом тексте и сравнивали их процентные соотношения. Например: подсчитывалось общее количество повторов в % к общему числу лексем или количество имен существительных (прилагательных, глаголов) в % к общему числу лексем. Таким образом, несущественным оказывалось то, что это не выборки в точном смысле этого слова, а целые тексты разной длины. «Авторские речевые стили, несомненно, во многом (если и не во всем) определяются устойчивыми для каждого автора соотношениями частот разных элементов языка. Теперь это не гипотеза, а утверждение, опирающееся на известные факты. Вспомним хотя бы те немногие статистические данные, которые получены из текстов Симонова и Шолохова» (Головин, 1971, с. 14).
Проанализировано 15 рассказов, входящих в сборник «Возвращение Чорба», из которых были выбраны все имена существительные (в том числе имена собственные), имена прилагательные и глаголы, поскольку именно они несут основную смысловую нагрузку. «И из этих слов перед нами складывается художественный мир произведения: из существительных -его предметный (и понятийный) состав; из прилагательных - его чувственная (и эмоциональная) окраска; из глаголов - действия и состояния, в нем происходящие» (Гаспаров, 2001, с. 18).
Правила выделения слов при подсчетах в целом аналогичны указанным в уже имеющейся работе (Частотный словарь рассказов А.П. Чехова, 1999, с. 9 -10). Основной единицей анализа является лексема: «лексемы, слово-типы, обладающие свойством "порождать" текстовые слова (слово-знаки)» (Частотный словарь русского языка, 1977, с. 11). Нами под считывал ись слова, напечатанные отдельно. Супплетивные формы от разных основ и глаголы совершенного и несовершенного вида, а также существительные разного рода, образованные от одного корня (господин, госпожа), рассматриваются как разные лексемы. Прилагательные представлены в полной форме в именительном падеже единственного числа мужского рода (ср.: райскими -райский). Глаголы представлены инфинитивами, в том числе в составных глагольных сказуемых (было будить - быть, будить). Но, в отличие от указанных словарей, нами не учитывались наречия, причастия и деепричастия, не различались омонимы; имена героев подсчитывались не по принципу частотного словаря, а в целях инвентаризации. В случае, когда имя состоит из двух слов и в тексте употребляется только в данной форме, оно считается за одну единицу (Николай Степаныч, Картофельный Эльф). Если в тексте имя и фамилия употребляются отдельно, то слова тоже считаются отдельно (Марк, Штандфусс).
Роль импликатов в формировании ключевых концептов
Для выявления особенностей идиостиля художника слова необходимо обращение к глубинному смыслу текста, а значит, к его системе художественных концептов. (Определение поэтической картины мира дано в 2.1, определения художественного концепта и ключевого концепта даны в 1.1).
В результате анализа лексики, использованной автором в рассказах сборника (см. гл. 2), в общих чертах были определены некоторые особенности картины мира автора. Для того чтобы выявить и описать ключевые концепты в рассматриваемых произведениях, нам пришлось обратиться к иным текстовым структурам. Репрезентантами концептов могут служить импликаты и автоимпликаты - единицы глубинного уровня текста, выделяемые на ассоциативной основе (см. гл. 1).
В сборнике «Возвращение Чорба» вербализованы в числе прочих следующие ключевые концепты, заслуживающие особого внимания и поэтому являющиеся объектом рассмотрения в данной главе: гиперкощепт город, концептуальная структура женщина, концептуальная пара (оппозиция) день -ночь. Выбор данных концептов разной структуры для анализа обусловлен их особой значимостью в художественной картине мира Набокова и тем, что они связаны с универсальными смыслами «человек», «время», «пространство», актуальными для любого произведения. Все названные концепты типовые (узуальные). Их своеобразие в рассказах В.В. Набокова заключается в эстетической актуализации отдельных элементов их структуры, средствах и способах репрезентации, функциональной специфике, связанной с отражением имплицитного смысла произведений. Здесь и далее использована классификация концептов Н.С. Болотновой, которая разграничивает художественные концепты по разным основаниям. «По степени оригинальности выделяются узуальные или типовые (...) и индивидуально-авторские... По структуре дифференцируются отдельные художественные концепты, концептуальные пары - оппозиции (...); концептуальные структуры и гиперконцепты, обобщающие иерархически организованные концептуальные структуры» (Болотнова, 2005, с. 19). Разница между конг\ептуальной структурой и гиперконцептом в том, что первая представляет собой модификации одного концепта, второй - сложную структуру отдельных концептов. По нашему мнению, художественный концепт может быть представлен импликатами и автоимпликатамы, формирующими концепт на ассоциативной основе (см. гл. 1). Первые две структуры представлены далее в работе сначала в целом, затем раскрыты на примере одного текста; концептуальная пара рассмотрена в масштабе сборника.
