Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Исследование коммуникативных стратегий в современной лингвистической парадигме
1. Основные направления исследований теории коммуникативных стратегий 12
2. Понятие «речевой маски» в филологических исследованиях 40
2.1. «Речевая маска» в литературоведческой традиции 40
2.2. «Речевая маска» как явление лингвистического исследования 45
2.3. «Речевая маска» в ряду смежных явлений 54
2.4. Функции «речевой маски» 62
2.5. Типы языковой личности, способные реализовать коммуникативную стратегию «речевая маска» 69
3. Выделение дискурса -языковой личности из структуры художественного текста 72
3.1. Способы разграничения речевых партий персонажа и повествователя 81
3.2. Методика выявления дискурса анализируемой языковой личности из структуры художественного текста 91
4. Коммуникативные умения языковой личности, формирующие стратегию «речевая маска» 97
Выводы 103
Глава II. Коммуникативная стратегия «речевая маска» как способ экспликации языковой личности
1. Соотношение своего и чужого слова в коммуникативной деятельности персонажа как модели языковой личности 107
1.1. Рефлексия над своим и чужим словом и речевым поведением 109
1.2. Чужое слово в речи языковой личности 113
2. Пути создания речевых масок М.Каммерера 119
2.1. Формирование коммуникативной стратегии «речевая маска» 119
2.2. Стратегия «речевая маска» в динамическом аспекте 123
3. Языковые средства создания речевых масок 131
3.1. В водно-модальные элементы 134
3.2. Языковые средства характеристики манеры речи 156
3.3. Эмотивно-оценочная лексика 174
4. Пересечение идиостиля персонажа и его речевых масок 195
Выводы 198
Заключение 201
Список литературы 206
- Основные направления исследований теории коммуникативных стратегий
- Понятие «речевой маски» в филологических исследованиях
- Соотношение своего и чужого слова в коммуникативной деятельности персонажа как модели языковой личности
Введение к работе
Диссертация посвящена анализу феномена речевой маски как одной из коммуникативных стратегий языковой личности. Речевая маска - это чужой языковой образ, выбор которого обусловлен целями говорящего, ситуацией, формой общения, фактором адресата; это временная и ситуативная эксплуатация чужого речевого поведения, основанная на зафиксированном в сознании носителей языка обобщенном представлении о том или ином типе коммуникантов. Создавая речевую маску, говорящий отбирает языковые средства, исходя из особенностей своего лексикона, коммуникативной компетенции, языкового вкуса, а также особенностей усвоенной им языковой картины мира.
Актуальность работы определяется ее принадлежностью к доминирующему в современной лингвистике коммуникативному подходу, в рамках которого разрабатывается теория коммуникации. Теория коммуникативных стратегий вписывается в общую теорию коммуникации, поскольку опирается на такие актуальные направления современной лингвистики, как прагматика (Т.А. Ван Дейк, Н.Д.Арутюнова, Е.В.Падучева, Т.В.Булыгина, Т.Г.Винокур, В.З.Демьянков, И.М.Кобозева, М.Ю.Федосюк, М.В.Китайгородская и др.), риторика (И.А.Мартьянова, А.П.Чудинов, И.А.Стернин, А.К.Михальская, А.А.Волков, А.К.Авеличев, С.И.Гиндин и др.), диалоговедение (М.М.Бахтин, Л.П.Якубинский, В.Д.Девкин, О.А.Лаптева, Г.Е.Крейдлин, М.А.Кронгауз, Е.Н.Ширяев и др.) и лингвистическая конфликтология (С.Г.Ильенко, М.Ю.Дымарский, К.Ф.Седов, В.В.Третьякова, Н.В.Муравьева и др.), социолингвистика (Л.П.Крысин, Е.А.Земская, В.А.Карасик, Т.М.Николаева и др.), психолингвистика (Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, А.А.Залевская, Т.Ю.Сазонова и др.), теория языковой личности (Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Е.Сулименко, Н.Д.Арутюнова и др.).
Несмотря на интерес, проявляемый лингвистами к проблеме коммуникативных стратегий и активную ее разработку в последнее время [Демьянков 1979,1982; Сухих 1986; Койт, Ыйм 1988; Карасик 1992; Тарасова 1993; Почепцов 1994; Иссерс 1996, 1999; Седов 2000; Труфанова 2001; Янко 2001; Иванова 2001; Макаров 2003; Муравьева 2004; Гулакова 2004; Комарова 2006 и др.], до сих пор не существует однозначного понимания природы коммуникативной стратегии, поскольку в разных научных направлениях исследуются лишь отдельные аспекты этого сложного явления. Так, например, в рамках прагматического подхода изучается деятельностная составляющая стратегии, конфликтология рассматривает стратегии поведения человека в конфликтной коммуникативной ситуации, социолингвистика - влияние социальных факторов на выбор и реализацию коммуникативной стратегии и т.д. Тем не менее всеми лингвистами признается, что изучение конкретных коммуникативных стратегий немыслимо без обращения к языковой личности, их использующей.
Связь теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности имеет двунаправленный характер: изучение коммуникативных стратегий позволяет установить зависимость выбора и реализации той или иной коммуникативной стратегии как от норм коммуникации, принятых в социуме, так и от индивидуальных особенностей языковой личности. С этой точки зрения исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» с опорой на модель языковой личности персонажа художественного текста представляется перспективным, поскольку такая «художественная модель» почти всегда имеет в реальном мире соответствие с определенной «социальной моделью»: «говорящий человек в романе - существенно социальный человек, исторически конкретный и определенный, и его слово -социальный язык (хотя и в зачатке), а не «индивидуальный диалект» [Бахтин 1995:108].
Интерес, проявляемый в последнее время к коммуникативным стратегиям, не случаен, он обусловлен требованиями современного мира:
так, все чаще результаты лингвистических исследований находят применение в таких областях, как журналистика, политология, реклама, связи с общественностью и собственно филологический анализ художественного текста. Речевая маска как филологический феномен также привлекает внимание исследователей [Виноградов 2005; Земская 1983; Винокур 1984; Лотман 1985; Иссерс 1996; Ильин 1998; Шмелева, Шмелев 1999; Стернин 2001; Тюпа 2002; Плеханова 2002; Кузнецова 2004; Голубева 2004; Попова 2005], однако до сих пор в современной филологической науке нет единой позиции по поводу того, что же считать речевой маской. В каждой работе это явление определяется, исходя из конкретных потребностей исследования. Поэтому настоящее исследование в первую очередь ориентировано на моделирование и изучение такой коммуникативной стратегии, как «речевая маска», и тем самым включается в обсуждение актуальных проблем, связанных с современной теорией коммуникации, а также с исследованием языковой личности.
Теоретической базой диссертации послужили работы отечественных и зарубежных исследователей, посвященные теории коммуникативных стратегий (Т.А. Ван Дейк, В.З.Демьянков, О.С.Иссерс, В.И.Карасик, Г.Г.Почепцов), теории языковой личности (М.М.Бахтин, В.В.Виноградов, Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Д.Арутюнова), а также работы, в которых обсуждаются проблемы разграничения речевых партий повествователя и персонажа (В.В.Виноградов, М.М.Бахтин, В.Шмид, Б.А.Успенский, Ю.Д.Апресян, Е.В.Падучева, Н. А.Кожевникова, Г.М.Чумаков, С.Г.Ильенко).
Объект данного исследования - дискурс языковой личности персонажа художественного произведения. Опираясь на мнение Ю.ККараулова о том, что литературный герой является продуктивной моделью языковой личности [Караулов 1987], мы рассматриваем в качестве таковой персонаж художественного текста А. и Б.Стругацких Максима Каммерера.
Предмет исследования - коммуникативная стратегия «речевая маска».
Цель работы — моделирование и описание коммуникативной стратегии «речевая маска». С целью исследования соотносится решение следующих задач:
1) рассмотреть основные положения теории коммуникативных
стратегий;
дать понятие речевой маски и описать ее основные функции;
рассмотреть речевую маску в ряду смежных явлений (подражание, пародирование, передразнивание);
4) выработать методику выделения дискурса языковой личности из
структуры художественного текста;
исследовать коммуникативные умения языковой личности, влияющие на формирование стратегии «речевая маска»;
описать способы формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», эксплицирующей коммуникативно-прагматический уровень языковой личности;
рассмотреть типы речевых масок, используемые языковой личностью;
выявить и проанализировать языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска» в их соотношении друг с другом.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем формулируется понятие речевой маски как коммуникативной стратегии, дается ее определение, выявляется связь со смежными явлениями (такими как языковая игра и явления имитации), определяются основные функции стратегии «речевая маска». Кроме того, рассматривается соотношение исследуемой коммуникативной стратегии с типами языковой личности, ее использующими. В работе впервые описываются языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска», выявляется их место и роль в лексиконе языковой личности, доказывается их смысловое согласование.
Теоретическая значимость работы определяется, во-первых, ее вкладом в теорию коммуникации в целом и теорию коммуникативных стратегий в частности; во-вторых, соотнесенностью теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности; в-третьих, «сквозным» исследованием языковой личности: изучая прагматикой, мы получили сведения об особенностях лексикона и тезауруса исследуемой языковой личности; в-четвертых, моделированием коммуникативной стратегии «речевая маска».
Практическая значимость заключается в возможности использования результатов исследования в спецкурсах и спецсеминарах по теории языковой личности, в курсе общей риторики и в курсе основ речевой коммуникации, а также в разработке практических рекомендаций по созданию речевого имиджа для политиков и общественных деятелей.
Материалом исследования послужили три романа А. и Б. Стругацких «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Они связаны сквозным персонажем Максимом Каммерером, рассматриваемым нами в качестве модели языковой личности. Особенностью материала является то, что в каждом из произведений Максим Каммерер предстает в разных возрастных периодах, что позволяет проследить развитие языковой личности. «Обитаемый остров» написан от третьего лица, тогда как два других романа - от первого, то есть главный герой предстает не только как персонаж, но и как персонаж-повествователь. В качестве основного материала используется роман «Жук в муравейнике», поскольку именно в этом произведении главный герой реализует коммуникативную стратегию «речевая маска». Два других романа привлекаются нами в качестве дополнительных с целью проследить развитие коммуникативной компетенции главного героя.
Чтобы выявить признаки коммуникативной стратегии «речевая маска», кроме произведений Стругацких были использованы фрагменты произведений русской классической и современной литературы.
В работе используются следующие методы и приемы: описательный метод, элементы трансформационного анализа, анализ словарных дефиниций, контекстуальный и компонентный анализ, элементы статистического метода, сравнительно-сопоставительный метод, моделирование коммуникативной стратегии «речевая маска».
Апробация работы. Основные положения исследования представлялись в виде докладов на Третьих (2002), Четвертых (2003), Пятых (2004) и Шестых (2005) Филологических чтениях Всероссийской научной конференции в Новосибирском государственном педагогическом университете; на Всероссийской научной филологической конференции «Язык и культура» в Новосибирском классическом институте в 2003г., на Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ «Филология: XXI век (теория и методика преподавания)» в Барнаульском государственном педагогическом университете в 2003г., на конференции молодых ученых в Новосибирском государственной педагогическом университете в 2006г. По теме диссертации опубликовано семь статей.
Положения, выносимые на защиту:
Исследование коммуникативной стратегии эксплицирует все уровни структуры языковой личности, демонстрируя их связь: выбор стратегии обусловлен коммуникативной интенцией языковой личности (область прагматикона); в соответствии с целью создается сценарий действий (область тезауруса); под влиянием той же интенции выбираются адекватные языковые средства (область лексикона), которые вписываются в общий когнитивный сценарий.
Поставленные задачи моделирования и изучения коммуникативной стратегии «речевая маска» требуют разграничения своего и чужого слова (речь повествователя, персонажа и персонажной маски). Методика разграничения речевых партий повествователя и персонажа, персонажной маски в рамках художественного текста включает: 1) анализ языковой конструкции текстового фрагмента (прямая речь, косвенная речь,
; 9
несобственно-прямая речь); 2) определение повествовательной формы (традиционный нарратив или свободный косвенный дискурс) и точки зрения (повествование ведется «извне» или «изнутри»); 3) обнаружение мест, в которых происходит переключение коммуникативных регистров речи (напр., с изобразительного на оценочный); 4) выявление признаков текста нарратора и текста персонажа (грамматические, лексические, стилистические и синтаксические признаки; признаки указательных систем).
«Речевая маска» - это особый тип коммуникативной стратегии, основанный на временной и ситуативной эксплуатации чужого языкового образа, который говорящий реконструирует и присваивает с определенной целью; это имитация чужого речевого поведения, включающая иную манеру речи, иной лексикон, предполагающая иную языковую картину мира. Суть этой стратегии в том, чтобы сменить свою речевую манеру на иную, которая принадлежит обобщенному социальному или профессиональному типу, отраженному в нашем языковом сознании. «Речевая маска» характеризуется определенным набором языковых средств, которые языковая личность отбирает, исходя из особенностей своего лексикона, коммуникативной компетенции и языкового вкуса.
В основе формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», как и других явлений имитации (подражание, передразнивание и пародирование), находится чужая речь, однако цели и способы использования ее в собственной речи различны. Пародируется обычно манера речи, внешность, мимика и жесты конкретного человека с целью создать игровую ситуацию. При передразнивании подчеркивается «чужесть» речи, цель ее использования - выразить свое отношение к форме или содержанию высказывания собеседника. При подражании, наоборот, чужая речевая манера выдается за свою. В отличие от этих видов имитации, «речевая маска» всегда осознается как чужое речевое поведение, она основывается на обобщенном образе какого-либо коммуниканта и имитирует
не только манеру речи, но и лексикон и картину мира изображаемого человека.
Коммуникативная стратегия «речевая маска» выполняет следующие основные функции, которые зачастую реализуются комплексно: 1) манипулятивную; 2) имиджеобразующую; 3) игровую; 4) функцию самовыражения (самореализации).
Формирование лексикона речевой маски предполагает обращение к наиболее ярким и значимым языковым зонам, в которых происходит непосредственное воплощение говорящего. Основой для создания маски служат те фрагменты лексикона, которые в наибольшей степени освоены языковой личностью: именно они являются областью выбора, эксперимента, семантико-прагматических модификаций. В качестве основных средств создания коммуникативной стратегии «речевая маска» рассмотрены вводно-модальные элементы, лексические средства характеристики манеры речи и эмотивно-оценочная лексика.
7. Языковые средства формирования коммуникативной стратегии
«речевая маска», относящиеся к разным областям лексикона языковой
личности, тем не менее находятся в отношении смыслового согласования,
выполняют общую функцию, создавая образ определенного речевого
поведения. Так, характеристики манеры речи актуализируют те или иные
свойства изображаемой языковой личности (напр., неуверенность,
импульсивность, излишнюю эмоциональность), эти же свойства проявляются
в выборе вводно-модальных элементов; языковой и психологический портрет
дополняют эмотивно-оценочные единицы, которые отличается чрезмерной
эмоциональностью.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Основные направления исследований теории коммуникативных стратегий
С середины 80-х гт XX века доминирующим в современной лингвистической науке стало антропоцентрическое направление.
Антропоцентрический подход как особый принцип научного познания практически повсеместно называется сейчас в числе ведущих, приоритетных практически во всех областях науки, в том числе и в лингвистике. Это обусловлено стремлением увидеть за огромным багажом теоретических знаний о языке, накопленных в течение многовековых исследований, одного человека, реального носители языка, использующего его в своих практических целях. Постановка человека «во главу угла во всех теоретических предпосылках» [Арутюнова 1981: 356] позволяет реконструировать «образ человека» - говорящего и мыслящего, использующего язык и отражающегося в нем.
Изучение человеческого фактора в языке было подготовлено структурно-системным и функционально-семантическим подходами, без которых было бы невозможно сегодняшнее состояние науки о языке. Исследование того, как, с какой целью и в каких ситуациях говорящий человек использует языковые единицы, было бы невозможно без сведений о самих этих единицах и условиях их функционирования. Путь лингвистики от изучения языка в самом себе и для себя самого (Ф. де Соссюр) к исследованию человеческого фактора в языке (см., например, серию книг [Человеческий фактор в языке 1991а; 19916; 1992]) шел через осознание коммуникативной направленности языка и - как следствие - обращение к главным «героям» коммуникации: говорящему и слушающему [Винокур 1993]. Здесь на первый план выходят задачи выявления того, как используется язык субъектом речи в зависимости от его коммуникативных потенций, от фактора адресата, от фона общих знаний о мире коммуникантов и др.
Лингвистическая наука на современном этапе развития уже не монолитное образование, это целый комплекс направлений, объединенных общей проблематикой исследования - взаимоотношением человека и языка. Общая теория коммуникации, активно разрабатываемая лингвистами в последнее время, аккумулирует идеи прагматики, риторики, социолингвистики, когнитологии и психолингвистики, теории диалога и теории языковой личности. Теория коммуникативных стратегий (далее КС) является важной составляющей теории коммуникации, поскольку формируется с опорой на идеи, гипотезы и методы названных антропоцентрических направлений. Однако зачастую они слабо взаимодействуют друг с другом, не соотнося полученные результаты. Такое положение дел ставит перед нами задачу аналитического обзора работ с целью соотнести и обобщить знания о КС, полученные в разных областях науки о языке.
Безусловно, наибольший вклад в формирование теории КС внесен прагматикой, поскольку именно в этом направлении заложены самые общие критерии и подходы к изучению КС. Этим обусловлена необходимость рассмотреть основные понятия и положения прагматики.
Прагматика как самостоятельный объект лингвистического исследования стала рассматриваться сравнительно недавно: с появлением и разработкой теории речевых актов. Современная прагматика (Т.В.Шмелева, И.М.Кобозева, Н.Д.Арутюнова, М.Ю.Федосюк, В.В.Дементьев и др.) является преемницей древнейших наук о речевом воздействии на адресата -риторики и стилистики. Но вплоть до последнего времени прагматика не представляла для исследователей самостоятельной ценности. Ч. Моррис, разрабатывая идею Ф. Соссюра о новой науке о знаках - семиотике, выделил в ней, наряду с семантикой и синтактикой, прагматику как составляющую часть. Цель прагматики как части семиотики заключалась в установлении связи между знаком и человеком: «Прагматика изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации» [Арутюнова, Падучева 1985: 3].
Понятие «речевой маски» в филологических исследованиях
Термин «речевая (языковая) маска» чрезвычайно распространен в литературоведении, однако зачастую у разных исследователей за речевой маской стоят разные объекты изучения. Так, РМ по-разному трактуется в рамках «классического» и постмодернистского литературоведения. Рассмотрим обе точки зрения.
1. В «классическом» отечественном литературоведении одним из первых проблему «речевой маски» затронул В.В.Виноградов в рамках анализа образа автора. Так, в работе «О теории художественной речи» исследователь говорит о языковой маске автора на примере рассказа М.Зощенко «Страшная ночь»: «За художником всегда признавалось широкое право перевоплощения и видоизменения действительности. В литературном маскараде писатель может свободно, на протяжении одного художественного произведения, менять стилистические и образно-характеристические лики или маски» [Виноградов 2005:151].
Однако В.В.Виноградов в той же работе [2005] рассматривает и другой вид языковой маски - маску оратора, хотя само слово «маска» не используется. Как уже говорилось выше (1), анализируя ораторскую речь, В.В.Виноградов, по сути, рассматривает коммуникативные стратегии и говорит о «сценической маске» оратора. В этом ключе исследователь рассматривает совершенно новый аспект авторской маски - маску речевую, которая создается формами речи и моторной экспрессии. Причем ученый отмечает неоднородность маски: в зависимости от ситуации и целей оратор предстает то как «проповедник», то как «защитник», то как «обвинитель», то как «политический вождь». Отмечается, что в основе подобных функциональных типов ораторской личности лежит подражание: «Характер, наблюдаемый в ораторе, не есть действительно существующий, а лишь является подражанием, или, скорее, воспроизведением характера в действительности существующего» (разрядка наша - М.Ш.) [Виноградов 2005: 174]. Идея В.В.Виноградова о том, что «РМ» является особым приемом, коммуникативной стратегией, легла в основу нашего понимания «речевой маски».
Учение М.М.Бахтина о диалогических отношениях хотя и не затрагивало прямо проблему «речевой маски», но дало толчок к исследованию литературных масок автора. Так, Т.Ф.Плеханова на материале авторского дискурса в англоязычной художественной прозе 18-20 вв. рассматривает различные литературные маски автора. Концепция основывается на теории диалогических отношений М.М.Бахтина, и маски автора служат одной цели - установить диалог с Другим (это может быть и читатель, и персонаж, и рассказчик). При этом автор не только устанавливает определенные диалогические отношения с Другим, но и сам постоянно предстает как Другой, под разными масками, так как миметический характер речевого акта в художественной коммуникации отражает общее свойство поэтического языка - «расщепленность» [Плеханова 2002]. Выстраивание диалогических отношений с Другим - особая авторская стратегия, которая реализуется определенным набором речевых тактик (их можно «опознать» по выбору средств диалогизации). Каждой маске автора соответствует та или иная диалогическая тактика: 1) режиссерская, с помощью которой автор объясняет и уточняет ход повествования; 2) судейская, к которой автор прибегает при выражении критического отношения к изображаемому; 3) философская, позволяющая выявить суть изображаемых явлений, событий, характеров; 4) лирическая, используемая автором для создания эмоциональной атмосферы в зоне диалогического контакта; 5) лингвистическая, привлекающая внимание к выбору того или иного слова, выражения, образного языкового средства и создающая метадискурс [Плеханова 2002].
Соотношение своего и чужого слова в коммуникативной деятельности персонажа как модели языковой личности
«Интересные следствия сулит анализ языкового сознания, которое проявляется в оценках своей и чужой речи, в рефлексии над фактами языка, в отношении к языковой норме и ее нарушениям» [Караулов 1987: 245]. Поскольку «речевая маска» предполагает эксплуатацию чужого речевого поведения, чужой картины мира и лексикона, способность четко разграничивать и анализировать «свое» и «чужое» является одной из определяющих успешность данной коммуникативной стратегии.
Проблему соотношения своего и чужого слова в общем виде поставил М.М.Бахтин, отмечая, что «наша жизненно-практическая речь полна чужих слов: с одними мы совершенно сливаем свой голос, забывая, чьи они, другими мы подкрепляем свои слова, воспринимая их как авторитетные для нас, третьи, наконец, мы населяем своими собственными, чуждыми или враждебными им, устремлениями. „. Индивидуальная манера человека строить свою речь в значительной степени определяется свойственным ему ощущением чужого слова и способами реагировать на него» [Бахтин 1979а: 226 - 228]. В.В .Виноградов, описывая модальные слова и частицы, затронул проблему способа выражения рефлексии говорящего над своим или чужим словом, одним из которых являются модальные слова. Выделяя разряды модальных слов и частиц, ученый отмечал, что они «определяют точку зрения говорящего субъекта на отношение речи к действительности или на выбор и функции отдельных выражений в составе речи» [Виноградов 1972: 594].
Большой вклад в исследование этой проблемы внесла А.Вежбицкая, которая разработала теорию метатекста как комментирования, сопровождающего основное высказывание (причем комментатором текста является сам автор). Исследователь отмечает, что метатекстовые нити могут выполнять самые разные функции: пояснять «семантический узор» основного текста, соединять различные его элементы, усиливать или скреплять их [Вежбицкая 1978], являясь, таким образом, механизмом организации высказывания. Несколько уже понимают метатекст Т.В.Булыгина и А.Д.Шмелев [1997]: как комментарий к выбору слова. Но и в том и в другом случае метатекст как результат осознания языковой действительности является эксплицированным проявлением метаязыкового сознания [Ростова 2000; Вепрева 2002]. Кроме того, оба понимания метатекста не противоречат друг другу: как замечает И.Т.Вепрева, «с одной стороны, процесс выбора слова, безусловно, представляет собой лишь один частный аспект речевой деятельности. С другой стороны, нерасчлененность для обыденного сознания языкового средства с тем, для чего оно используется, позволяет считать метаязыковые высказывания исследовательской базой для выявления мировоззренческих установок языковой личности, социокультурных умонастроений, психологического состояния человека и общества в целом» [Вепрева 2002: 76].
Исследование языковой рефлексии ведется в рамках разных направлений. Так, социолингвистика рассматривает рефлексию как индикатор социальных и языковых процессов, происходящих в обществе [Вепрева 2005]; коммуникативная лексикология, изучающая текстовые лексические структуры, обращается к понятию языковой рефлексии тогда, когда коммуникативные, прагматические характеристики лексической единицы становятся предметом внимания, обсуждения субъекта высказывания [Сулименко 1988]; в рамках теории языковой личности рефлексия изучается как способ описания лексикона ЯЛ [Черняк 1994], а также как особое речевое поведение, которое проявляется в лексических маркерах, когда говорящий находится в состоянии поиска - «блуждании вокруг денотата» [Ляпон 1995].
