Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Типологическое своеобразие дискурса сферы туризма 10
1. Понимание дискурса современной зарубежной и отечественной наукой 10
2. Актуальные проблемы изучения дискурса сферы туризма 18
3. Место туристического дискурса в типологической системе дискурсов 23
4. Жанровое пространство туристического дискурса 37
5. Семиотическая гетерогенность туристического дискурса 45
Выводы 54
Глава II. Формы объективации прагматической составляющей 56
1. Вербальное обеспечение доминирующей позиции субъекта речи.58
1.1. Стратегия и тактики самопрезентации субъекта туристического дискурса 58
1.2. Полифония как средство создания многомерной информационной структуры туристического дискурса 66
2. Элементы стратегии кооперации в туристическом дискурсе 73
2.1. Лексическая объективация образа адресата 73
2.2. Виды и функции вопросов в текстах путеводителей 79
2.3. Способы деавтоматизации восприятия речи 89
2.4. Языковое воплощение стратегии формирования эмоционального настроя 95
2.5. Гармонизация соотношения образной и фактуальной форм трансляции знаний 108
3. Программа формирования речевого сообщения на тему «Туристический объект» и прагматические факторы, влияющие на ее воплощение 112
Выводы 124
Глава III. Лексико-грамматические особенности дискурса сферы туризма 127
1. Лексические средства расширения культурной компетенции адресата 127
2. Имена собственные: виды и функции метаязыковой рефлексии 132
3. Особенности хронотопа в текстах путеводителей 139
4. Насыщенность показателями выражения субъективной модальности 150
Выводы 159
Заключение 162
Литература 165
- Понимание дискурса современной зарубежной и отечественной наукой
- Стратегия и тактики самопрезентации субъекта туристического дискурса
- Языковое воплощение стратегии формирования эмоционального настроя
- Насыщенность показателями выражения субъективной модальности
Понимание дискурса современной зарубежной и отечественной наукой
В последние двадцать лет термин «дискурс» начал активно употребляться в лингвистике, а также в ряде гуманитарных наук, таких как философия, социология, психология (см. [Макаров 2003]), литературоведение, откуда попал даже в художественную литературу. Различные подходы к исследованию дискурса во многом объясняются различным толкованием этого понятия. Чтобы выделить семантический инвариант термина «дискурс», В.З. Демьянков предпринял специальное историко-сопоставительное исследование [Демьянков 2007]. Он установил, что в России в конце XIX в. получил распространение в религиозно-философской литературе термин дискурсивный, который по идущей от Канта традиции обозначал «рассудочный, логичный, противоположный интуитивному» (именно это значение представлено в [Советский энциклопедический словарь 1985: 395; Словарь иностранных слов 1985: 168]). Он характеризовал монологическую речь с ярко выраженным авторством. Слово дискурс обнаружено в XIX в. у Н.С. Лескова в значении «связный, довольно пространный (устный) монолог-рассуждение» [Демьянков 2007: 91]. В активное употребление термин «дискурс» вошел в России в конце XX в., как уточняет В.З. Демьянков, в эпоху постмодернизма. При этом закрепилось не романское понимание, обусловленное этимологией лат. discurro - бегать туда-сюда, растекаться, распространяться и далее философское discursus - челночная процедура движения мысли от известного к неизвестному и обратно (ср. фр. discours - торжественная речь, выступление ), а идущее из германского ареала Diskurs — живая речь в противоположность тексту как застывшему продукту речи. «Прототипический текст, - пишет В.З. Демьянков, — предмет, а прототипический дискурс - процесс, как этого и требует их этимология» [Демьянков 2007: 95].
В силу наложения разновременных франкоязычных, англоязычных и немецкоязычных заимствований в российском языкознании появились омонимичные термины с варьируемым ударением - дискурс и дар рс. Анализ их бытования показал, что они распределены между исследованиями, ведущимися в двух направлениях: в рамках теории высказывания, включая теорию речевых актов и прагматику высказывания [Костюшкина 2003: 7], и в рамках теории дискурса, т.е. «виртуального корпуса текстов одной тематической направленности» [Фадеева 2012: 266].
В лингвистику текста слово «дискурс» в терминологическом сочетании «анализ дискурса» было введено в 50-х годах XX в. американским ученым 3. Харрисом, проводившим исследования в рамках теории высказывания (статья так и называлась «Discourse analysis»). 3. Харрис определил дискурс как сложное высказывание, состоящее из нескольких фраз. Если язык — это универсальная абстрактная макросистема, то дискурс - это конкретная микросистема. Новое терминологическое значение во французском языке слову «дискурс» придал Э. Бенвенист, обозначив им «речь, присваиваемую говорящим» [Бенвенист 1974]. Он соотнес дискурс с конкретными участниками коммуникативного акта, а также с коммуникативным намерением говорящего определенным образом воздействовать на адресата. Ю. Хабермас связал понятие «дискурс» с теорией социального действия. Ученый первым заговорил о стратегиях речевого сотрудничества, о драматургии коммуникации, о нормах речевого поведения [Хабермас 2003]. В 80-е гг. теория дискурса получила развитие в работах М. Стаббса [Stubbs, 1983]. Ученый выделил три основные характеристики дискурса: 1) в формальном отношении это - единица языка, превосходящая по объему предложение; 2) в содержательном плане дискурс связан с использованием языка в социальном контексте; 3) по своей организации дискурс интерактивен, т.е. диалогичен. Г. Кук включил в ряд характеристик объекта дискурсного анализа развитие личных видов коммуникации и их отношения друг к другу [Cook, Stevenson, Culioli 1992: 1]. В концепции Т. ван Дейка дискурс определяется как «коммуникативное событие, происходящее между говорящим и слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и проч. контексте» [Dijk 1998: 20]. Схожее понимание «дискурса» как языка в действии (language-in-use) высказывает Дж. Ги, но при этом добавляет, что речь взаимодействует с системой знаний (семиотических, научных, культурных) и социальными практиками, такими как принятые в данное время в данном обществе система ценностей, образ мыслей, нормы поведения [Gee 1999: 13].
Новое видение объекта дискурсных исследований продемонстрировал Н. Ферклаф. Он обратил внимание на то, что в процессе коммуникации используется не только вербальный код в письменной или устной форме, но и невербальный, а именно «визуальные образы (фотография, фильм, видео, диаграмма)», жесты, мимика и прочее [Fairclough 1992; 2003]. В результате внимание исследователей дискурса оказалось привлечено к комплексам кодов и субкодов. «Наполнением этих кодов, - как замечает Е.Н. Лучинская, - служат как вербальные, так и невербальные знаки (системы как отдельных семантико-синтаксических средств, так и параметров культуры - концептов, символов и др.)» (цит. по [Бурова 2008: 24]).
Если говорить о национальных школах, исследующих дискурс в рамках лингвистической прагматики, то следует отметить работы представителей французской школы -Дюкро [Ducrot 1980], М. Пешё [Пешё 1999], П. Серио [Серио 2002а; Серио 20026], М. Фуко [Фуко 1996] и др. (подробнее см. [Квадратура смысла 1999]); копенгагенской школы - Т.А. ван Дейк [Дейк ван 1989]; американской - Дж. Ги (см. также [Кибрик 2002]); швейцарской - Ж. Мошлер [Moeschler 1987], К. Россари [Rossari 2000]; австрийской -Р. Водак [Водак 1997].
Другое понимание дискурса предложено М. Юнгом [Jung 1996] (изложение концепции М. Юнга дается по [Фадеева 2012]). Он развивает идеи Д. Буссе и В. Тойберта, заключающиеся в том, что дискурс представляет собой виртуальный корпус текстов, которые объединяет набор признаков, а именно: эти тексты посвящены одной теме, в них представлен общий концепт и общий корпус знаний, между ними обнаруживаются определенные семантические связи, они имеют определенные временные и пространственные рамки, ограничены определенной сферой коммуникации, содержат эксплицитные или имплицитные ссылки друг на друга. Новаторская идея М. Юнга заключалась в том, чтобы под дискурсом понимать не корпус текстов, а «совокупность высказываний на определенную тему, сделанных в рамках самых различных текстов» [Там же: 262]. Оправданность такого подхода доказывается следующим образом: «по мнению большинства исследователей, основной критерий дискурса общность темы / концепта, однако текст редко бывает монотематичным, т.е. текст, посвященный одной теме, может содержать высказывания и на другие темы, а следовательно, быть элементом сразу нескольких дискурсов» [Фадеева 2011: 95]. Целостность и структурированность предложенному виртуальному дискурсу, по мысли М. Юнга, придают три аспекта: содержание, т.е. частные темы, поднимаемые в рамках общего дискурса, набор сфер коммуникации, в которых может подниматься данная тема, и комплекс типов текстов с соответствующей тематикой.
В отечественной лингвистике исследования дискурса ведутся в трех направлениях. Самое широкое - прагматическое, представленное именами О.С. Иссерс [Иссерс 2002], В.И. Карасика [Карасик 2002а; Карасик 2011], А.А. Кибрика [Кибрик 2003], В.В. Красных [Красных 2003], О.Г. Ревзиной [Ревзина 2005], Е.И. Шейгал [Шейгал 2000] и других. Оно опирается на определение дискурса, сформулированное Н.Д. Арутюновой в «Лингвистическом энциклопедическом словаре»: «...Связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания» [Арутюнова 1990: 136-137]. В этой же статье предложен выразительный перевод английского language-in-use -«речь, погруженная в жизнь».
Стратегия и тактики самопрезентации субъекта туристического дискурса
Стратегия самопрезентации, под которой понимается «представление себя в привлекательном, выгодном свете» [Мадалиева 2011: 143] в туристическом дискурсе имеет профессионально направленную специфику -субъект речи подает себя как эксперта, знатока региона. Реализуя установку на создание благоприятного впечатления о себе, субъект должен учитывать, что часть реципиентов будет судить о его профессионализме по тому, насколько он владеет узуальными приемами подачи информации (это минимизирует усилия, направленные на восприятие речи), в то время как другая часть значительно выше оценит индивидуально-авторские речевые приемы (в них неожиданно для адресата проявится гедонистический эффект воздействия продуктов творческого акта). Имея дело с социальным адресатом, субъект должен найти оптимальное соотношение узуальных и креативных приемов и тактик, не упуская при этом из виду, что индивидуально-авторские находки в условиях рынка быстро становятся корпоративным достоянием, а вслед за этим выходят из-под корпоративного контроля и становятся узуальным приемом.
Мы сосредоточились на выявлении корпоративных тактик издательства «Афиша», используемых его авторами для самопрезентации в качестве экспертов. Наш материал позволил выявить следующие рациональные и эмоциональные [Иссерс 2002] тактики.
I. Рациональные тактики
1. Тактика обобщения
Субъект туристического дискурса стремится показать свою осведомленность обо всех элементах каждого из описываемых множеств реалий через умение выделить ядро множества: «Что лее касается среднестатистического гондольера...» [Деготь 2007]. Столичные города предстают в путеводителях и как уникальные культурные объекты, и как отражение всей страны. Говоря о них, авторы стараются создать у адресата впечатление о своей экспертной осведомленности не только об их жизни, но и о культуре всей страны, для чего используется расширение состава множества: Иностранные языки каталонцам, как и прочим испанцам, даются не очень [Асланянц 2005: 12]. Корпоративной находкой в рамках общедискурсивной тактики обобщения можно назвать добавление в вариативный блок информации словаря лингвокультурем «Что как выглядит», например: Анархист. Преобладающая разновидность: старик в кожаной куртке с огненным взглядом. Молодые люди в свитерах с огненным взглядом встречаются гораздо реэюе [Асланянц 2005: 16]; Велосипедист. Англичанин на велосипеде в ярко-салатовом светящемся оісилете и в наморднике вовсе не дорожный рабочий. Вероятнее всего, это работник Сити, и довольно высокооплачиваемый [Егерева 2002: 15]; Козий сыр/Geitost. Сыр бежевого или коричневого цвета со сладковатым привкусом [Золотарев 2004: 17].
2. Тактика конкретизации
Тактика обобщения сочетается в путеводителях с противоположной тактикой — конкретизации. Она проявляется прежде всего в указании персональных имен: Абсолютно удивительное место, не только благодаря прекрасной кухне, но и из-за хозяина Лучио ... Синьора Ивана — мастер настоящей рыбной кухни [Деготь 2007: ].
3. Тактика представления себя знатоком местных стереотипов
Поведенческие стереотипы, отличающие жителей описываемого в путеводителе места, кодируются с помощью наречий, которые образованы сочетанием именующей город основы с приставкой по- и суффиксом -ски: Можно на них лечь и глазеть по сторонам - несерьезно, конечно, но очень по-лондонски (Егерева Лондон); ...Традиционный, по-венски питательный ресторан Silbenvirt (Деготь Вена); Ездить на велосипеде — по-берлински (Агунович и др. Берлин). Знание стереотипов повышает статус эксперта. Далее идут тактики, которые сочетают в себе рациональную основу и суггестивное эмоциональное воздействие.
4. Тактика сочетания знания и опыта
Характерной жанровой особенностью путеводителей является сочетание объективных данных о стране с личным опытом автора. Тот подтверждает свою квалификацию эксперта, планомерно перечисляя местные достопримечательности, причем, помимо транслитерированных на русский язык названий, он приводит написание на национальном языке и перевод, если тот возможен: мост Гулье (Ponte delle Guglie — «со шпилями»), Аэропорт Гардермуэн (Gardermoen). Однако такого рода знания могут усваиваться без личного знакомства со страной, поэтому к этой информации добавляются результаты индивидуального перцептивного опыта. Они выражаются с помощью индивидуальной топологии, обозначений цвета, запаха, вкуса.
Под индивидуальной топологией мы понимаем фиксацию автором в тексте путеводителя нестандартных7 топологических характеристик объекта, т. е. его расположения относительно других объектов, например: С моста открывается вид на роскошное палаццо Лабиа ... на противоположной стороне канала Каннареджо, боком к Большому каналу [Деготь 2007: 39]. Необычная пространственная ориентация (боком, а не фасадом к каналу) -это личное впечатление автора.
Примечательно, что туристический дискурс, в отличие от художественной речи, скуп на цветообозначения. Так, в путеводителе по Венеции Е. Деготь нами обнаружено 145 употреблений названий цветов на почти 20 тыс. слов. Приведем фрагмент текста, где плотность цветообозначений необычно высока: Вплоть до XVII века гондолы были цветными, с золотыми носами; в попытке привить своим граэ/сданам скромность республика повелела использовать только черный цвет. Все туристы XVIII-XIX веков с восторгом или ужасом сравнивали гондолы с плавающими гробами, однако в самой Венеции траурным цветом всегда был красный [Деготь 2007]. Подобная колористическая скупость говорит о преобладании рациональной информации над перцептивными данными.
Более частотно упоминание запахов. Автор формирует своего рода обонятельный стереотип: в Венеции летом лагуна гниет и издает неприятный запах; пахнет макаронами [Деготь 2007], в Лондоне некоторые доки до сих пор пахнут пряностями [Егерева 2002: 67], из Осло многие эмигрировали в Америку из-за специфического запаха [Золотарев 2004: 17]). Доверие к сообщению повышают также индивидуальные вкусовые ощущения: Далее на званых вечерах ... британскую кухню представляют жилистая курица, утопающий в майонезе салат и грубый безвкусный десерт [Егерева 2002: 107].
5. Тактика развенчания мифов
Один из способов завоевать у адресата признание в качестве эксперта — это возвыситься над стереотипами и ложными представлениями. Для этого авторами издательства «Афиша» используются противительные предложения с глаголом бытовать, управляющим именем ментальной сущности - мнение, заблуждение, - в первой части и оценочной лексемой ерунда — во второй: Бытует мнение, что летом лагуна гниет и издает неприятный запах, но для людей с нашим обонятельным опытом это просто ерунда [Деготь 2007]; есть и другие возможности синтаксического оформления высказывания с теми же лексемами: Одно из самых распространенных заблуэ/сдений, бытующих в отношении каталонского языка, — что это диалект испанского. Это ерунда и фашистские выдумки из учебника времен Франко [Асланянц 2005]. Подобное грамматическое разнообразие позволяет скрывать узуальный характер приема.
П. Эмоциональные тактики
1. Тактика освобождения от страха «чужого»
Субъект туристического дискурса выступает в роли психолога, способного освободить потенциального или реального туриста от скованности и страха перед инокультурной средой. Эта тактика представлена наибольшим количеством приемов и разнообразием языковых средств.
Языковое воплощение стратегии формирования эмоционального настроя
Специалисты, изучающие речевую деятельность, важное место в достижении иллокутивных целей отводят «коммуникативному контексту» [Иссерс 2002: 63]. Под ним понимается формирование эмоционального настроя адресата в пользу адресанта. Очевидно, что для продвижения туристических услуг нужно вызвать расположение получателя одновременно и к субъекту речи, и к туристическому объекту. Для этого подошел бы такой прием, как скрытый комплимент: Скромное снаруоіси заведение для знатоков [Лурье 2002]). Однако коллективный, дистантный и размытый характер адресата ограничивает возможности использования стандартных для персонального общения эмоционально настраивающих тактик. Вследствие этого в туристическом дискурсе сформировались характерные именно для него приемы создания эмоционального настроя.
1. Эвфоническое воздействие
В части путеводителей издательства «Афиша» используется единообразное начало: «10 вещей, которые нужно сделать в Венеции (Риме, Барселоне, Лондоне и т.д.)». Аллюзия к евангельским десяти заповедям превращает вступление к путеводителю в автосемантичный микротекст . Он представляет собой переходную форму от прозы к стиху, поскольку поделен на соотносимые по размеру прозаические строфы : так, в путеводителе по Венеции, написанном Е. Деготь, количество строк в каждой из них описывается формулой 7-3-3-5-5-5-3-3-3-5. Здесь можно усмотреть закономерность, которую Т.В. Скулачева называет «единственным отличием, регулярно присутствующим в стихе и исчезающим в прозе, - это деление на строки» [Скулачева 2001: 23]. Кроме того, начало первой прозаической строфы несет в себе признаки метра: Выйти на пъяццу Сан-Марко / на рассвете, когда еще нет / ни одного голубя, ни одного туриста, ни одного оркестра [Деготь 2007: 3], ср.: Провести полдня в винерйи / на площади Кампо-де-Фьори. /Закусывать — купленными тут э/се / с лотков клубникой и сыром [Гринкруг 2005]. Есть и внутренняя рифма: Потом уйти спать, / вернуться днем, / не узнать площади в толпе / — и с видом коренного венецианца / полдня сидеть за мраморным столиком / под аркадой кафе «Флориан» [Деготь 2007: 3]. Но главная особенность этого микротекста - его построение исключительно из инфинитивных предложений. Для такой техники, разработанной русской поэзией XX в., А.К. Жолковский предложил термин «инфинитивное письмо». Его достоинство заключается в том, что оно позволяет устанавливать предикацию без конкретной временной соотнесенности и творить мир желаемого. Эту технику, в частности, активно использовал И. Бродский, и в путеводителе по Венеции, написанном Е. Деготь [Деготь 2007], поэт действительно цитируется в следующем за декалогом микротексте: А «красота при низких температурах - настоящая красота» (И. Бродский). Вовлечение читателя в сложную интертекстуальную игру можно назвать тактикой эвристического настраивания.
На характерный ритм плотно наслаиваются приемы инструментовки: благозвучие и звукопись [Емельянова 2003: 214-215]. Так, в предложении Далее если совсем не хочется есть, усесться на террасе ресторана Agua в Олимпийском порту и заказать хотя бы десерт — например, землянику в перечном соусе [Асланянц 2005] использована паронимическая аттракция, под которой понимается совпадение трех и более звуков в словах одной фразы. Здесь есть также ассонанс - повторение ударных [э]: если, совсем, есть, усесться, десерт, например, перечном. Широко используется аллитерация — повтор согласных: Сверху лестница пуста, снизу круглые сутки покрыта плотным слоем туристов с камерами и подростков с пивом [Гринкруг 2010]. Здесь присутствует также звуковая анафора - начало слов с одного звука: покрыта плотным, подростков с пивом. Встречается звуковая эпифора - одинаково звучащие концовки слов: играть в нарды и рассматривать развешанные на стенах фотографии усатых тяэюелоатлетов в полосатых трико [Туров 2002]. Звукопись, т.е. «подбор звуков в речи ... таким образом, чтобы их состав соответствовал изображаемой картине» [Емельянова 2003: 196], можно проиллюстрировать следующим примером: прислушиваться к шумам, вертеть в руках разбросанные безделушки [Егерева 2002]. Шум передается шумным [ш], а верчение дрожащим [р]. Эвфония, или благозвучие, воздействует на присущее адресату чувство прекрасного, вызывает у него удовольствие, в результате чего складывается благоприятный для осуществления целей коммуникации контекст. Одновременно эстетическая оценка текста по ассоциации переносится на туристический объект. Показательно, что зачин-декалог был быстро освоен другими изданиями, в частности рекламными туристическими журналами, и теперь имеет шанс стать общедискурсивным приемом5.
2. Формирование эмоционального настроя с помощью суффиксов субъективной оценки
Анализируя тексты путеводителей, мы обратили внимание на нестандартно высокую пропорцию слов с суффиксами субъективной оценки. Исследование выявило три функции данных языковых средств, в целом совпадающие с их употреблением в других речевых сферах. Их высокая концентрация в туристическом дискурсе говорит о том, что именно здесь их потенциал может быть использован максимально.
1. Формирование позитивного образа туристического объекта и продавца туристических услуг.
Изучая функционирование слов с суффиксами субъективной оценки, Т.Л. Козловская обратила внимание на то, что они чаще всего используются в коммуникативной ситуации «Продажа - покупка». «В сознании говорящих, - объясняет этот феномен исследователь, - существует представление о прагматических свойствах экспрессивных форм с суффиксами ласкательности и уменьшительности - быть средством реализации мягкой просьбы, предупреждения отказа» [Козловская 1996: 428]. Действительно, составитель путеводителя, участвующий в продвижении туристической услуги, старается избежать слишком навязчивой рекламы. Именно поэтому описание магазинов с продаваемыми в них сувенирами, ресторанов и кафе, зайти в которые чаще может вынудить жажда и желание отдохнуть, нежели голод, насыщены словами с суффиксами субъективной оценки. Самым частотным словом такого рода оказался столик (83 употребления на 300 тыс. слов), далее идут ресторанчик (30), магазинчик (15), лавочка 1,2 (13), чашечка (3), бутылочка (3). Чтобы показать высокую плотность употребления слов с суффиксами субъективной оценки в описании сцен и мест купли-продажи-найма, приведем несколько иллюстраций:
Это маленькая деревушка, где от пристани каждую ночь отходит рыбачий синий кораблик с красной полоской на борту. По утрам кораблик окрулсают покупатели свежей рыбы. Сардинки есть почти всегда... [Бетаки, Кассель, Великсон 2013: 12].
Насыщенность показателями выражения субъективной модальности
Туристический дискурс отличает ярко выраженная стратегия доминирования субъекта речи, который является носителем новой, причем обширной, фактуальной информации (см. [Гальперин 1981]). При этом фактуальная информация соединена с концептуальной, объем и значимость которой весьма велики. Заявка адресанта на экспертную осведомленность требует ответственности за достоверность информации, а сервильность субъекта речи проявляется еще и в полезности рекомендаций, а следовательно, в правильном определении значимого и незначимого, в верном выставлении оценок. Все это заставляет адресанта туристического дискурса открыто выражать свое отношение к высказываемому содержанию, а потому этот дискурс насыщен разнообразными показателями субъективной модальности.
В туристическом дискурсе нами отмечена высокая плотность показателей эпистемической модальности. Эпистемическая шкала - это многогранный комплекс мнений, предположений, допущений, обеспечивающий «отражение тонких семантических различий» [Апресян 1999: 33]. Часто она совмещается с эвиденциальностыо — указанием на источник знания или мнения. В данной работе мы не стремились последовательно отделять эпистемическую модальность от эвиденциальности, поскольку они часто передаются кумулятивно.
Эпистемическая модальность воплощается в туристическом дискурсе через следующие смыслы:
I. Персональные знания
Ядерная зона:
1. Шкала «Знание - мнение»
Дворец, похоже, тихо ненавидит своих обитателей [Кармоди, Ширяев 2006].
Возможно, что эти камни и были последним жреческим храмом, который находился на вершине холма, а затем во время землетрясений разрушился и по частям скатился вниз [Крылов 2011: 232]
А на месте бывших орденских владений накануне Революции была свободная зона торговли и ремесел, город в городе, имевший собственные башню (откуда, вероятно, Людовик XVI отправился на эшафот), церковь и тюрьму [Чесновицкая 2000].
Впрочем, Фрейд здесь явно никогда не был — он ненавидел католицизм (будучи довольно равнодушен и к иудаизму) [Деготь 2001].
Примечательно, что субъект может на глазах читателя строить предположения и тут же их разоблачать. В этом случае в ССЦ представлены маркеры как мнения, так и достоверного знания:
Правда, иногда возникает ощущение, что когда-то чехи хотели таким образом запутать многочисленных оккупантов, а потом привыкли и не смогли остановиться — даже самые новые районы вызываюгце обходятся без внятной структуры. На самом деле причиной такой мешанины была река Влтава, разделяющая город на две примерно равные части [Кармоди, Ширяев 2006].
Подобная тактика вскрывает механизм зарождения легенд, увеличивает множество ментальных пространств, и без того значительное в данном дискурсе.
Ближняя периферия:
2. Шкала «Важная информация - дополнительная информация»
Во дворе часовни Скорбящей Богоматери — не пропустите! — есть изображение распятой бородатой женщины [Кармоди, Ширяев 2006].
Нелишней будет информация... [Крылов 2010: 148].
Упомянуть его следует только в связи с тем, что... [Крылов 2010: 142].
К слову, все, что в Праге называлось lazne, было //е только банями. В лазнях иша бурная ночная жизнь [Кармоди, Ширяев 2006].
3. Шкала «Обычное - необычное, удивительное» (т.е. вписывающееся / не вписывающееся в систему представлений о мире)
Легенда гласит, что эти часы изготовил мастер Гануш, да сделал так замечательно, что его наперебой стали звать в другие земли сотворить нечто подобное. Как водится, Гануша ослепили [Кармоди, Ширяев 2006].
Якобы по созвучию и велел Вацлав освятить новую часовню именем святого Вита, и, что характерно, але до конца проитого века в День святого Вита христиане приносили к собору вино и калачи [Кармоди, Ширяев 2006].
Как ни странно, это единственный памятник Францу Иосифу во всей Бене [Деготь 2001].
Любопытно, чего именно требовала от своих правителей барочная Габсбургская империя, помешанная на идее мира как театра! [Деготь 2001].
...Статуя «Дромеос» (Бегун), ее создал из стекла (!) скульптор Костас Вароцос в 1994 г. [Крылов 2010: 118].
Дальняя периферия:
4. Шкала «Точное - неточное утверждение»
Субъект проявляет ответственность не только за свои знания, но и за точность их трансляции. Он указывает на приблизительность измерений, относительность оценок, условность отождествлений, расширение понятий, усиление утверждений и прочие отклонения от истины:
Можно сказать, что Фаулз своей новеллой поднял экономику Спецеса [Крылов 2010: 141].
Правый берег реки ровнее (конечно, по пражским, а не по московским и уж никак не по питерским меркам) [Кармоди, Ширяев 2006].
...Старый готически-барочный город образует пятно радиусом примерно полтора километра по обе стороны реки; центром этого пятна условно можно считать Карлов мост [Кармоди, Ширяев 2006].
При коммунистах здесь находилось Главное Архитектурное Управление Праги, а теперь — ГУ Территориального Развития, что в принципе одно и то же [Кармоди, Ширяев 2006].
На этой статуе была, мягко выражаясь, немного помешана Цветаева — написала о ней стихотворение «Пражский рыцарь», упоминая в письмах к друзьям [Кармоди, Ширяев 2006].
Указанные виды отклонений от истины являются либо широко практикуемыми в массовой публицистике приемами округления точных данных, либо известными полемическими уловками. Субъект туристического дискурса с помощью маркеров неточности стремится продемонстрировать адресату, что, убеждая его, ведет честную игру.
Адресант проявляет ответственность даже за несоответствие означаемого означающему:
Улочка переходит в Пороховой мост (Prasny most). То есть сейчас на самом деле никакого моста нет [Кармоди, Ширяев 2006].
Эвиденциальные смыслы:
5. Шкала «Знание, основанное на фактах - знание, полученное из недостоверного источника»
Хотя и нет исторических доказательств, что алхимики жили именно тут, — даже наоборот, есть прямые доказательства, что 1{ентром алхимиков была башня Мигулка и летний дворец Бельведер, — народная молва, подкрашенная словами именитых писателей, упорно называет Злату улочку улицей алхимиков [Кармоди, Ширяев 2006].
