Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Природа и структура текста сновидения ... 21
ГЛАВА II Сновидение как игровая модель .49
ГЛАВА III Время и пространство в сновидении ...80
ГЛАВА IV Сновидение и мистерия 113
Заключение 137
Библиография 140
- Природа и структура текста сновидения
- Сновидение как игровая модель
- Время и пространство в сновидении
- Сновидение и мистерия
Введение к работе
Сон "говорит с человеком на языке, понимание которого принципиально требует присутствия переводчика- Сну необходим истолкователь - будет ли это современный психолог или языческий жрец", - писал Ю.Лотнан в книге "Культура и взрыв"/1/. Так впервые сон был интепретирован как текст. Поэтому проблему существования сна в тексте Лотман обозначает "текст в тексте" и делает ее актуальной для "истолкователей" любого рода, в частности, литературоведов. Рассматривая сновидение как "семиотическое окно", Лотман, по сути, формулирует возможность увидеть в сновидческом литературном тексте метатекст.
Сновидения существовали в самых разных письменных текстах всех эпох и культур- Сновидения в текстах были необходимы по различным причинам, но всегда оно, вводимое в текст, являлось приемом, имевшим особый смысл. Раскрытие смысла литературно-
/1/ Лотман Ю. Культура и взрыв, м., 1992.
го сновидения, постижение его художественной природы -задача, увлекавшая многих исследователей русской литературы. Обычно интерес исследователей литературы к сновидческии текстам проявляется в контексте изучения творчества конкретного автора и сводится к определению функциональности сновидения в изучаемом тексте. Нам известны только две монографические работы, в которых авторы делают попытку обобщения сновидческого текста, по крайней мере, в контексте определенной литературной эпохи. Обе работы заслуживают внимания.
В 1984 году американский исследователь M.Katz публикует работу *Drean*s and the unconscious in nineteenth-century Russian fiction"/1/* Автор в обширном монографическом труде анализирует сновидческие тексты Карамзина, Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого, используя сравнительно-типологический и структурный анализ текстов и обобщая опыт работы психоаналитиков последнего поколения в литературе. Эта монография, несмотря на естественную при таком объеме материала обзорность, представляет собой первую и успешную попытку рассмотреть сновидческии текст как таковой, выявить его соотношения с текстом русской литературы XIX столетия.
В 1991 году Д.Нечаенко защищает диссертацию "Художественная природа литературных сновидений /русская проза 19 ве-ка/и/2/. Автор исследования обратился к вопросу генезиса,
/1/ Katz М* Dreams and unconscious in nineteenth-century Russian fiction. Hanover and London, 1984.
/2/ Нечаенко Д.Художественная природа литературных сновидений /Русская проза XIX века/* А/р. М., 1991.
идейно-художественной проблематике, поэтике и типологии персонажных сновидений русской прозы, нечаенко собрал и обобщил богатый библиографический материал, замечательный по своей разнородности, от "Материалов к физиологии сна" И.Павлова до исследования "Романтическая душа и сон" А.Бегена. Тщательно собраны названия публикаций, посвященных разбору сновидений в конкретных произведениях русской литературы. На основании собранного библиографического материала /но без учета монографии Каца/ автор подчеркивает обстоятельство исключительности своего исследования, потому что сновидения как "факт литературной истории до сих пор не получили сколько-нибудь систематического, всестороннего научного осмысления." /1/ Нечаенко выбирает своим материалом "прозу русских романтиков и Гоголя", полагая, что именно в этот период /30-е годы XIX века/ в литературу активно вводится форма "сновидения"- Это обуславливает научную актуальность работы, потому что позволяет определить место сновидений в историко-литературном процессе этого периода.
Описывая художественные мотивы сновидческих текстов эпох от Античности до Романтизма, автор предлагает материал любопытный, но не предоставляющий возможности какого-либо обобщения и научного осмысления в связи с произвольным отбором текстов. Более основательно рассмотрены автором сновидческие тексты древнерусской литературы. В соответствии со своей концепцией генезиса романтического двоемирия Нечаенко сны и видения средневековой русской литературы рассматривает как элемен-
/1/ Нечаенко Д. Художественная природа литературных сновидений /Русская проза XIX века/. А/р. М., 1991.
ты мотивированной и немотивированной фантастики, то есть ' как средство перенесения героя либо в чудесный мир, не в обыденный, либо в мир своего будущего, это позволяет Нечаенко логично перейти к сновидениям в романтической прозе, в частности
- русской/ где они явятся художественным воплощением идеи
"двоемирия".
Важный аспект этимологии двоенирия в литературе, как нам кажется, теоретически освоен Д.Нечаенко в применении к литературный снам.Этимологию двоеиирия в литературе автор связывает, со ссылкой на статью А.Розова/1/, с религиозным удвоением мира. Эти культурологические соображения представляются сегодня безусловно верными. Заметим, что первым теоретиком по этимологии сновидений среди русских писателей был А.Ремизов. Сновидение, утверждал он, лежит в основе мифологии, в конечном счете
- в основе человеческой истории, "источник^ мифов или того, что
называется "откровением", - сновидение *"/2/ Нечаенко, не пре
тендуя на открытия, обобщает теоретический материал, известный
в то время русскому читателю, и начинает введение в свою тему
эпохи Романтизма с тех времен, " когда человек стал рассказы
вать сны и начал рисовать на стенах пещеры - это первое, что
удвоило ему жизнь"/В.Шкловский/. Добавим, в 1991 году выходит
отдельным изданием монография Нечаенко, которая является сво
бодным изложением переработанного к диссертации материала:
"Сон, заветных исполненный знаков. Таинства сновидений в
/1/ Розов А. Психологические аспекты религиозного удвоения мира// Вопросы философии. 1987. N2.
/2/ Ремизов А. Ремизов А. Мелюзина. Париж. 1952. С.69.
Б мифологии, мировых: религиях и художественной литературе. и/1/ Эта работа, виртуозно компилятивная, содержит множество увлекательных информативных подробностей о роли сновидений в жизни человечества, все, возможные к тому периоду времени, точки зрения на сон как явление, и выполнена в жанре документального очерка , не претендующего на научность.
Среди исследователей литературы, серьезно обращавших внимание на сновидения в контексте творчества конкретного писателя, пионерок был М,Гершензон /1919, 1926/. Замечательно образно Гершензон формулирует проблему сновидения в литературе как
\
і "текста в тексте" - сновидение, как тигр в лесу на картинке для
\ разгадывания, которого ножно увидеть только при внимательном
ее рассматривании./2/ Объектом его внимания был сон Татьяны , о котором он пишет - "тайник - дверь заперта, мы смотрим в окно - внутри все загадочные вещи/.../"/3/ С тех пор сон Татьяны, становится своего рода "тренажером", на котором будут разработаны возможные подходы к проблемам сновидческого текста.
В.Боцяновский /1921//4/ делает одну из первых попыток интерпретации пространства сновидения, он соотносит сон Татьяны с живописью, в частности, с "Искушением св.Антония" иеронима
/1/ Нечаенко д. "Сон, заветных исполненный знаков—" таинства сновидений в мифологии, мировых религиях и художественной литературе. М., 1991.
/2/ Гершензон М. Видение поэта. М., 1919.
/3/ Гершензон И. Статьи о Пушкине» к., 1926.
/4/ Боцяновский В, Пушкин. Киев, 1921.
Босха.
М.Самарин /1927//1/ пишет о существенности сновидческого текста /сна Татьяны/ в композиционной структуре всей поэмы и определяет значительность этой проблемы, которая потом будет обозначена "текст в тексте".
В.Маркович /1980, 1981//2/ - определяет авторскую мифологему /"дом и мир"/и детерминирует ее через сновидческий текст /"вечный холод жизни"/, что является подходок к авторским интенциям. Не менее главным в публикациях Марковича - фиксация во сне /Татьяны и Светланы из баллады Жуковского/ "духовного восхождения", то есть пути - пути познания. Это логично приводит В.Марковича к такому\свойству/сновидения как нисте-
/ риальность,. В.Маркович - первый исследователь проблематики \ * * і
сновидений, который отметил это принципиальное, с нашей точки зрения, свойство.
Н.Ерофеева /1993//3/ делает попытку прочитать в сновиде-нии Татьяны метатекст поэмы. Она предлагает оригинальную интерпретацию - "вещий сон" в крещенскую ночь видит не столько Татьяна , сколько муза Реализма. Эта статья представляется интересной не своими выводами, но пониманием того, что текст
/1/ Самарин м. 1927.
/2/ Маркович в. Сон Татьяны в поэтической структуре "Евгения Онегина". Горький, 1980; О мифологическом подтексте сна Татьяны// Болдинские чтения. Горький, 1981.
/3/ Ерофеева Н. Сон Татьяны в смысловой структуре романа Пушкина "Евгений Онегин"// Сон - семиотическое окно. м., 1993,
в произведении открывает богатые возможности по реконструкции метатекста этого произведения.
О сне Татьяны, который Katz называет "лучшим во всей русской литературе", писали: Д.Благой, Н.Бродский, Р.Грегг, Г.Гуковский, Р.Матлоу, В.Миллер, Л.Мюллер, В.Набоков, В.Несау-ле, А.Слонимский, Е.Тангл, Н.Тархова, Д.Чижевский, среди которых литературоведы-пушкинисты, психологи, писатели.
Перечисляя авторов, разработавших важные аспекты в изучении литературного сновидения - в частности, сна Татьяны, необходимо назвать т. Николаеву , опубликовавшую работу о "снах" пушкинских героев /1995//1/. Из замечательных наблюдений над мотивами сновидений у Пушкина есть точный вывод, который кажется нам очень важным: пушкинские "герои видят часть како- / го-то одного реконструированного сна". Реконструкция "единого" / сна по сновидческии текстах* по сути, является одной из основных, как нам представляется, задач исследователя сновидений в литературе. В связи с этим возможно, с одной стороны, построение мифологемы героя в сновидении /в соотношении с авторской мифологемой/ в творчестве отдельного писателя; с другой ! стороны - это повод обращения к идеям архетипов в контексте ли- i тературоведения и способ реконструкции "интерсновидческих текстов" - "блуждающих снов".
А.Жолковский свою книгу "Блуждающие сны" предваряет разъ- ' яснением, что речь пойдет "не столько о снах, сколько о/.../ кежтекстовых связях"./2/ Но через сопоставление интертекста,
/1/ Николаева Т. "Сны" пушкинских героев и сон Святослава Всеволодовича// Лотмановский сб. 1» М., 1995.
/2/ ЖОЛКОВСКИЙ А. Блуждающие СНЫ. М., 1994.
"блуждающих снов" Мандельштама и литературных сновидений Жолковский выявляет ($укг к цию оно ви дчес к их текстов как крепления і і межтекстовых связей. Одним из первых в суть "блуждания" снов проник знаток снов Ремизов: ИИ Достоевскому, и Тургеневу снилось , но каждый из них невольно вспоминал сон Гоголя: литература заразительна—И как едина стихия слова, едина и стихия сна: Тургенев - с Пушкиным, Тургенев с Гоголем, Толстой с Тургеневым,"/1/ Задача изучения "интерсновидческого текста" \ может быть решена, с нашей точки зрения, не только через гло- і бальные типологические обобщения, но и через выявление струк- і туры сновидческогр_текста. Тема, которую открыл Ремизов, еще ждет своего исследователя.
Нет такого другого писателя в европейской литературе, по мнению М.Бахтина, как Федор Достоевский, в творчестве которого сновидения играли бы столь большую и существенную роль. Поэтому его творчества становится важным материалом для изысканий в области сновидческих текстов, особенно для тех исследователей, которых интересует психологический аспект литературных снов^ Так как сновидческие тексты Достоевского демонстрируют не только функцию сновидения..как приема, но предлагают богатые возможности для изучения авторских интенций. Важной работой о сновидениях Достоевского, учитывающей открытия в смежных с литературоведением областях, стала диссертация Ж.Степанянц.
Достоевский стал подлинным воплощением России для З.Фрейда, открывшего совершенно новый подход к смыслу сновиде-
/1/ Жолковский А. Блуждающие сны. М., 1994.
/2/ Ремизов А. Огонь вещей. Сны и предсонье. Париж, 1954.
кия. Его работа "Толкование сновидений", опубликованная в 1900 году, сильно скорректировала отношение и к литературным сновидениям. Известно о психоаналитическом сеансе Фрейда, посвященном интерпретации сна Раскольникова. Начиная с 20-х годов, в период становления психоаналитических школ, сновидческие тексты Достоевского неизменно привлекают внимание таких европейских исследователей, как Р.Вилсон, А.Гудройц, Э.Далтон, О.Клаус, Я.Лаврин, Р.Мортимер, Дж.Шоу. Примечательно, что все авторы - психологи разных школ.
Традиции советского литературоведения , намечающего пути к единению с психологией, определились публикацией И.Страхова "Психология сновидений" /1955//1/, где функциональность сновидений в тексте сводится к психологическому анализу душевной жизни героя. Той "душевной жизни", которая объясняла бы логику его действия. Эта наивная, но основополагающая работа по исследованию психической жизни героя через его сновидения. Опускался существенный факт: сон героя, равно как и его психическую жизнь, создавал автор.
Первой серьезной работой на русском языке, естественно это учитывающей, стала работа В.Топорова/2/, в которой он вводит понятие "психофизиологического" компонента и. _... исорльз^ет его для объяснения субстрата сновидения -
/1/ Страхов И. Психология сновидений. Уч.записки. Вып.12. Саратов, 1948.
/2/ Топоров В. О "поэтическом" комплексе моря и его психофизиологических основах//Миф. Ритуал. Символ. Образ.. М., 1995.
Но основная часть работ на русском языке, касающаяся проблематики сновидений в творчестве конкретного писателя, посвящена развитию концепции сновидения как литературного приема и определению функций сновидений для конкретного произведения . Это работы С.Бочарова, Л.Ельницкой , Л. Ереминой, Н.Кодрянскойг^Поддубной, О.Улыбиной , Г.Щенникова и др.
Некоторые итоги исследований в области функциональности^ литературных сновидений подводит В.Руднев в статье "Культура и сон"/1/. Он выделяет следующие мотивировки введения сна в текст:
1.возможность полной свободы героя до момента просыпания?
2.эстетико-философская мотивировка, так сказать, комментарии к жизни;
3»возможность путешествия во времени;
4.возможность увидеть будущее человечества - создание утопии или антиутопии;
5.возможность осознания прошлых поступков и реализации, таким образом, вины героя.
Эти мотивировки убеждают в том, что сон есть "универсальный недиатор между реальностью и текстом." Таким образом, проблемы [функциональности литературных снов и использования снов как приема условности были, в достаточной мере, исследованы. Но это, как нам кажется, не определяет полностью аспект-ность этой темы. Есть еще очень важный мотив включения сна в литературный текст - стремление автора передать определенный жизненный опыт.
/1/ Руднев В. Культура и сон// Даугава, 1990. N3.
Образцом настоящего научного исследования сновидческого текста, с нашей точки зрения, является статья Т.Цивьян: "О ре-мизовской гипнонологии и гипнографии" /1993//1/. Определив тему! сна как " дифференциальный признак творчества Ремизова", автор описывает модель сна^по Ремизову" и показывает способы построения этой модели /"мозаика"/. Ренизов - не только автор многочисленных сновидческих текстов, это исследователь, создавший традицию истинно художественной интерпретации литературных сновидений. Писатель, который пишет сонник из собственных снов /"Мартын Задека. Сонник", 1954/, и в творчестве которого "нельзя провести границу между "памятью" и "снами"11, сам репродуцируетпроцессу возникновения сновидческих текстов -"семь снов Гоголя... из этого морока снов сны Достоевского, Толстого, Тургенева." /"Огонь вещей"/ Цивьян, используя столь сложный материал , смогла увидеть в основе самих ремизовских і текстов "гипнологический код", что позволило ей сделать вывод 1 о "снообразном построении" текстов Ремизова^ И главное, на наш взгляд, это блестящая демонстрация автором статьи возможностей создания с помощью "гипнологического кода" метаописания литературного текста.
Сегодня среди комплексных подходов к сновидениям наиболее функциональный - структурно-семиотический. Структурно-семиотический подход к снам был разработан французскими психоаналитиками, и в отечественной науке стал известен благодаря усилиям представителей тартусско-московской школы, осо-
/1/ Цивьян Т. О ремизовской гипнологии и гипнографии// Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993.
бенно Ю.Лотмана и Б.Успенского./1/
Сновидение как семиотический феномен является специфичес
ким семиологическим объектом, поскольку его символика может
выходить за пределы обмена знаков. Символическая природа сно
видений предполагает лингвистическую парадигму его анализа.
Ведущее место здесь принадлежит работам Ж.Ла-
кана.
Сновидческие образы рассматриваются как специфический язык, соотносящийся с внеязыковой реальностью. Центральным вопросом толкования сновидений является вопрос перевода бессознательных содержаний на внележащий, запредельный для него язык сознания* Как замечает Лотман, "/,../минимальной работающей структурой является наличие двух языков, их неспособность, каждого в отдельности, охватить внешний ми. Сама эта неспособность есть не недостаток, а условие существования/.../"
В концепции структурного психоанализа Лакана бессознательное - это то, что структурировано каЯ язык, а бессознательное субъекта - это речь другого. Сновидение - один из видов речи/ не озвученный, а визуализированный голос Другого. мСон имеет структуру фразы или, буквальна, ребуса/.../"/2/ Он нуждается в расшифровке.
Работы Ж.Делеза - дальнейшее развитие лингвистического
/1/ см. подр. - Калина Н., Тимощук И. Логика смысла сновидения: структурно-семиотический подход // Основы юнгианского толкования сновидений. М., 1997.
/2/Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.
подхода к бессознательному; он пытается выявить "бессознательное культуры". Делез рассматривает смысл в единстве с бессмыслицей/ а сновидение как частный случай бессмыслицы. У сновидения как бессмыслицы есть своя логика, отличная от рациональной причинно-следственной логики сознания. Делез показывает, что исследуемая логика смысла реализуется посредством парадоксов, обычными элементами для сновидений/1/.
Серьезная интерпретация сновидений всеглв- была в русле
герменевтической традиции. Герменевтика как наука об истолковании, как особый тип скрытого от непосвященных знания - аспект истории философии, ее эзотерической части. Отличительной особенностью ее является символический способ выражения основополагающих представлений и версии толкований* Основоположник современной герменевтики П.Рикер /2/ отмечает , что работа по интерпретации ставит задачу преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого текста.
Толкование сновидений является классической герменевтической проблемой, поэтому оно опирается на ряд положений современной герменевтической философии, которые имеют непосредственное отношение к исследованиям сознания и бессознательного. Сочинения Л.Витгенштейна, Э.Гуссерля, М.Хайдеггера, К.Ясперса составляют философский фундамент глубинной философии, а труды экзистенциалистов Л.Бинсвангера и М»Босса сочетают анализ с практической психиатрической и психотерапевтической работой.
/1/ Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.
/2/ Рикер П. Герменевтика и психоанализ, м., 1996.
М.Фуко в работе "Сон, воображение и экзистенция"/1986/ определяет сновидение как подлинное пространство человеческой свободы, стремящейся проявить в нем сокровенные стороны и свойства Я. Первичный для внутреннего мира человека являются не сохранившиеся в памяти образы и впечатления /Павлов называл сновидения "небывалой комбинацией бывалых впечатлений"/, но экзистенция - бытие сознания в его свободе от воздействий предметного мира, в свободной течении и сочетании смыслов и значений, характеризующих уникальность, неповторимость каждой личности. Именно сновидение предоставляет для этого максимальные возможности.
Начало психологического изучения сновидений связано с выходок в свет монографии З.Фрейда "Толкование сновиде-нийи/1900/. Он был создателем психологической школы, называемой и сейчас психоанализом«В работах его последователей содержатся описания принципов толкования сновидений и конкретных сновидений пациентов* Постоянное внимание снам уделяли К.Абрахам , Ф.Виттельс, О.Ранк, Лу Андреас-Садоме, Ш.Ференци. Отдельные положения теории Фрейда нашли свое развитие в послефрей-довский период в работах Ф.Александера, А.Кардинера, Ж*Лакана, А.лоренцера, Э.Фромма, э.эриксона. А.Адлер определил новое направление в толковании сновидений, основанное на априорном стремлении к власти. Это направление получило название индивидуальной психологии.
Наиболее фундаментально проблема толкования снов разработана в аналитической психологии К.Г.Юнгой. Юнг создал целостную систему, не отказываясь от достижений Фрейда, но учитывая "божественное" происхождение человека- Его формули-
ровка идей коллективного бессознательного сделала возможным построение цельной структуры, в которой выстраивалось соотношение между мифом и современным человеком, между мифологическим персонажем и человеческой психикой. Изучение мифотворчества как живой функции, реально присутствующей в душе цивилизованного человека, позволило Юнгу выделить и описать архетипи-ческую основу мифологической символики, общую с символикой сновидений: "в сновидениях/*../ присутствуют бесчисленные взаимосвязи, параллели которым можно найти только среди мифологических комбинаций идей." Аналитическая психология, описывающая функции мифов, создала школу мифологов, к которой можно отнести исследователей Р.Барта, Ж.Дюмезиля, В.В.Ивановаг К.Леви -Строса, Е.Мелетинского, В.Топорова, к.Хюбнера, М-Элиаде. Бессознательная логика мифа имеет архетипическую природу - ее выводы плохо согласуются с привычными представлениями. Такая же логика свойственна также сновидениям, и Юнг постоянно сближает эти две формы бессознательной активности.
В работах Р.Барта миф рассматривается как особый тип дискурса, речи, несущей на себе отпечаток личности говорящего и деятельности, в которую эта речь включена. В свое время Ж.Лакан, Ж.Делез показали, что сновидение также является дискурсом. Миф, по Барту, - это слово, сообщение, поэтому "мифом может стать все, что покрывается дискурсом. Определяющим для мифа является не предмет его сообщения, а способ, которым оно высказывается". Носителем мифического слова способно служить что угодно, в том числе и сновидение.
Таковы подходы к проблеме сновидения, разработанные сов-
ременной наукой. В задачу автора данного исследования не входит продемонстрировать их работу. Для нас была существенной точка зрения Ю.Лотмана на сон как на "семиотическое окно". Мы попытались показать, что это может быть "окно" в эпоху. Для нас было важно рассмотреть сновидческие тексты в философской, литератур*но-критическом и, отчасти, психологическом аспектах. Следует иметь ввиду, что эпоха 20-х в России была отмечена распространением и популярностью теории З.Фрейда. В 1925 году в предисловии к переведенной работе Фрейда "По ту сторону удовольствия" Л.Выготский констатировал, во-первых, что к этому моменту практически все произведения Фрейда были переведены на русский язык, а, во-вторых, что в идеологии происходит "синтез фрейдизма и марксизма при помощи учения об условной рефлексе". Действительно, была проведена грандиозная переводческая работа, организованная издательством Библиотеки Ермакова. За шесть лет существования издательства /1922-1928/ психиатр И. Ермаков издал большую часть работ З.Фрейда и "Психологические типы" К.Г. Юнга. Он же был одним из основателей Психоаналитического общества в Москве в 1922 году. Руководил его созданием А.Воронский, пр&йлогивожі теоретическую базу "психоанализа большевиков". "Революция выдвинула ... новых героев с особым душевным складом, с особыми сознательными и бессознательными чувствами",- писал Воронский, признавая, таким образом, необходимость изучения бессознательного /статья "Фрейдизм и искусство"/1925// в литературе. Увлечение теориями Фрейда и проблемами бессознательного в 20-е годы было необычайным. О.Мандельштам свидетельствовал: "Язва психологического эксперимента проникла в литературное сознание, прозаик стал опера-
тором, проза - клинической катастрофой."
Но уже в 1927 году Фрейд пишет, что "у психоаналитиков в Советском Союзе без сомнения плохие времена* Откуда-то большевики взяли, что психоанализ враждебен их системе." Интерес к бессознательному в литературе принимает конспиративные форны и постепенно вытесняется. Интерес к психоанализу у авторов прозы 20-х остается. Существуют свидетельства об увлечении проблемами психоанализа и аналитической психологии И.Бабеля, М.Булгакова, К.Ватинова, М.Горького, Е.Замятина, М.Зощенко, Вс.Иванова, В.Каверина, Б.Пильняка, А.Платонова и др. Естественно, что сновидение как проявление жизни бессознательного становится объектом еще большего вникания в литературе.
Материалом нашей диссертации служит русская проза 1920-х годов. Критерием ограничения объемного и разнородного материала является функциональная значимость; того или иного текста в рамках решаемых в диссертационной исследовании задач. Если философы и психоаналитики сумели систематизировать и обобщить огромный материал по изучение сновидений, то результаты литературоведов достаточно скромны. Более того, опыт теоретического обобщения материала не включает в себя сновидческий текст изучаемого нами периода. Выявление лакуны побуждает нас к заполнению, определяя цели и постановку задач настоящего исследования .
Целью данной диссертации является развернутый анализ сно-видческого текста, учитывающий главные особенности его поэтики. Исследовательским материалом служит почти не изученная в этом аспекте русская проза 20-х годов, что и определяет в пер-
вую очередь научную новизну и актуальность настоящей работы*
Конкретные задачи, вытекающие из поставленной в работе
цели, сводятся к попытке анализа внутритекстовых факторов, не исключающего внимания к внетекстовым структураи. Подчеркнутая стабильность методических принципов определяет логику построения диссертации, основное содержание которой излагается в четырех главах, структурно оформившихся в ходе анализа важнейших аспектов сновидческой поэтики.
Основной текст дополнен библиографией, которая включает
428 наименований*
Природа и структура текста сновидения
Прозу 20-х создавали те, у кого было прошлое, и кто потерял его внезапно. Прошлое стало "старой культурой", не связанной с новой жизнью, настоящего не было. Тексты, возникающие в это время, или "апробируют" будущее, или восстанавливают утраченное "божественное пространство" /Набоков/ прошлого. Воспроизведение в памяти станет формой защиты; но защита окажется недостаточной, и "старый мир испортитая" /1/ безвозвратно. Структурно определенный, иерархичный, заполненный смыслом и предметами мир развалится, оставляя после себя лишь культурные руины- "Центробежная сила времени разметала /.../ венские стулья и голландские тарелки с синими цветочками"/2/ оставляя только ощущения былого, литература становится "охранной грамотой".
Под историей "старой культуры" подведена черта. Сновидение в текстах 20-х - один из атрибутов "старого мира": "Это я сижу на жердочке, - произносит приговор будущему герой "Зависти" Ю.Слеши, - /.../ я, старый мир, век мой сидит там. Мозг моего века/..-/, полный снами, которые ты хочешь уничтожить. и/3/. Сновидение здесь представляет прошлое, оппозицию к будущему. Ибо будущее неопределенно, его несут "варвары", и что они оставят после себя - неведомо Сновидение выступает в одном ряду с признаками естественного романтического существования: "Она /.../ старого века собирает цветы. Она влюбляется, ревнует, плачет, видит сны..."/4/ Сны - в напряженной оппозиции к будущему и в романе-утопии Е.Замятина "Мы": "бессонница, сны, тени, желтый мир"/5/, где служат признаками страсти, незаконно возникшей в государств без теней, и, стало быть, по нифопоэтической традиции, без души.
Сны могут становиться раритетом, "свидетельством об испортившейся мире" и, таким образом, предметом собирания, изучения, коллекционирования. Герой повести Н.Баршева Терентий Петрович раскрывает своюиважную тайну": - это сны. , /.../и свои, и чужие, УЖ сколько лет собираю. Ежели выяснится , к чему знамение было, то поясню. И вздохнул с сожалением: - Только теперь чего-то редко сниться стали. Приходится вот старые перечитывать . "/1/ Мир для героя станет настолько непригоден, что он решает сжечь собрание сновидений, чтобы не профанировать тайну, которую некому передать в этой новой "сонной" жизни без снов : "Вы если и полетите, то не заметите." /2/ Последние слова Терентия Петровича перед смертью - завещание и приговор этой жизни: "Сны сожжи."/3/
Локонов из романа К.Ватинова "Гарпагониана" коллекционирует сновидения, "сам он утерял способность видеть сны"./4/ Локонов собирает свою коллекцию, как Жулонбин, другой персонаж того же романа собирает свою: из осколков, обрезков , окурков, обломков, огрызков - это все испортилось необратимо. Профанация состоялась, и поэтому можно торговать чем угодно. "Не кажется ли вам," спрашивает сам торговец, - "что торговля сно видениями - это, пожалуй, самый гнусный вид торговли?"/!/
Иван Бабичев из романа "Зависть" Ю.Олеши, выступающий главным обвинителем "новой жизни", в детстве владел искусством создания снов: "Двенадцатилетним мальчиком продемонстрировал он в кругу семьи странного вида прибор, нечто вроде абажура с бахромой из бубенчиков, и уверял, что при помощи своего прибора может вызвать у любого - по заказу - любой сон."/2/ способность видеть сны становится уделом личности исключительной, это одно из определяющих достоинств литературного персонажа. Для автобиографического героя Г.Газданова из романа "Вечер у Клэр", в эмиграции живущего своим прошлым, "единственный человек, который походил на людей", пленявших его воображение, "часто видел сны.и/3/А герой его другого романа "Воздушный полет" Сергей Сергеевич "почти никогда не видел снов"/4/, и, естественно, в его " лице есть что-то мертвое". Герой Е.Замятина "Мы" начинает видеть сны только тогда, когда у него "образуется душа"./5/ Сновидение становится исключением, и реальным миром оно интерпретируется как патология:11 Сны - это психическая болезнь" /Е.Эамятин//6/.
Сновидение как игровая модель
Литературный персонаж эпохи 20-х годов с легкостью пересекает границу между сном и явью. Эта граница перестает быть четкой, автор_может размывать ее: "Что это? Сразу не поймешь. Но это уже не сон, да, не сон." /1//Н-Баршев/ П.Флоренский /1922/ так определял эту границу:"/.../два мира - мир видимый и мир невидимый - соприкасаются. Однако их взаимное различие так велико, что не может не встать вопрос о границе их соприкосновения. Она их разделяет, но она же их и соединяет/.../ Жизнь нашей собственной души дает опорную точку для суждения об этой границе соприкосновения двух миров/.../Сон - вот первая и простейшая/.../ ступень жизни в невидимом."/2/
Литература начала XX века находит многообразные способы преодоления границы между сном и реальностью, возможности для параллельного существования литературного героя и тут, и там, осваивая проблему раздвоения героя, которая актуализируется к 20-м годам. Двойник как возможный результат раздвоения героя необходим автору для самопознания героя, его самоосматривания - через зеркало или сон. В.Каверин пишет о возникновения двойника, связывая процесс с глазом: "Если нажать пальцем на яблоко глаза, - раздвоится все, что он видит перед собой, и колеблющийся двойник отойдет вниз, напоминая детство, когда сомнение в неоспоримой реальности мира уводило мысль в геометрическую сущность вещей./1/ У А.Грина есть "Рассказ Бирка", в котором герой ночью попадает в чужой дом, долго крадется по коридору к двери, которую неизбежно должен открыть. Ее порог оказывается границей реальности и неизвестности: " Я стоял на пороге чуда. Я стоял перед смыслом рынка, котелка, обезьяны, взломанной двери, коробки спичек и своего присутствия./.../ Я видел роскошь бесформенного; материю в ее наивысшей красоте сочетаний/.../м/2/ Герой Бирк пересекает границу миров, где становятся внятными тайны гармонии , и входит в дверь. В комнате он находит спящего человека, этот человек - он сам. Так пересечение границы сна и яви ведет от себя и к себе, переводя проблему пересечения границы в проблему самопознания.
Стирание границ между сном и явью приводит к тому, что законы сновидческого текста переходят на текст вообще. Литературный текст 20-х сам может существовать по законам сновидения. Известно декларативное высказывание Е.Замятина: "Я вижу сон на бумаге, фантазия работает, как во сне/.../"/V В статье "Закулись!" Замятин приводит ставший хрестоматийным пример о рукоятке в спальной купе, регулирующей свет. Крайние ее положения - йолный свет и темнота , положение посредине - синий свет. Для творчества необходимо рукоятку поставить посередине , то есть обрести пограничное состояние между сном и явьо. Соотношение творческого процесса со сновидением становится осознанный. На это повлияло издание в 1913 году русского перевода книги А.Бергсона "Творческая эволюцияп/2/, в которой Бергсон художественную логику соотносит со сновидением. Влияние этой теории сновидений на литературно-художественную среду имеет разные подтверждения. В частности, его исследование оказало влияние на формирование поэтики школы ОБЭРИУ. А.Кобринс-кий так характеризует обэриутскую поэтику - это "моделирование, остранение, создание "параллельных" ниров и структур, /.../ стирание границ между живой и неживой природой, между живыми существами и механизмани, между растениями, животными и человеком, между знаком и означаемым, между текстом и иета-текстом/.. ./"/з/ Проблему границы между сном и явью Даниил Харнс описывает, упоминая Бергсона:
Время и пространство в сновидении
Если прозреть во времени его сущностную основу, то груз истинной информации об этимологии мироздания / "бремя знания/ будет перенесен с прародины во мгновение существования: "Временно время, - но брененно вреня; бормочет отданными днями; и - раздается нам - в уши, нам - в души!" /3/ И один из способов доставки этого груза - сновидение.
Автором, чувствующим возможности сновидений в создании космогонических моделей, был М.Горький. Его традиционный интерес к текстам сновидений сохраняется а 20-е годы. Одно из сновидений, которое можно рассмотреть как модель мифологического времени, принадлежит в некотором роде сверхчеловеку: "Тут и приснилось мне, будто я хожу по краю плоского круга, покрытого сводок серенького неба. Хожу я по черте горизонта и щупаю руками холодное, твердое, это - край неба, он плотно врос, притерт к жесткой, как железо, но беззвучной земле/» ./ Я уже несколько раз обошел пустоту, быстро и все быстрее двигаясь по черте горизонта, но не понимаю, чего ищу, и не могу остановиться. Невыносимо тяжело мне и тревожно, я помню, что на земле существует жизнь, нножество людей, - где же все это?/..,/ Круг, сжимаясь, становится все меньше, купол неба все ниже, я бегу, задыхаясь, кричу..."/1/ Горький, в 20-е годы обративший свои усилия в творчестве на "поиски дьявола11 в человеке, в "Караморе" создает тип героя, лишенный некоторых обязательных , почти биологических, признаков человеческого, например, способности к страданию /"Страдать я не мастер"/. Человеческая жизнь обречена на страдания /например, с точки зрения буддизма, которым Горький интересовался в этот период/ самим тем фактом , что протекает ео времени. Поэтому космогоническая модель мира, увиденная не умеющим страдать героем во сне, деформирована. В исследованиях мифолога М.элиаде содержатся характеристики "райских мифов примитивных народов. Их основной определяющей характеристикой является "чрезвычайная близость неба и земли". /2/ У Горького край неба "притерт" к земле ис кусственно, усилием. Таким образок, во сне герой репродуцирует не только деформированную космогоническую конструкцию, но и профанирует ее - для него этот сон, должный быть "райским", оказывается по его признанию саиык страшным в жизни. Для развития циклического времени, имеющего перспективу бесконечного движения-постижения /"пружина" у Андрея Белого/, необходик "китайский опыт предков" /ипапа устраивает время" в "Крещеной китайце"/. Тип сверхчеловека, не имеющего человеческой прародины, игрока в жизнь, представленный в рассказе Горького, - вне традиций природы человека- Его время - данность, замкнутый круг, сплющенная пружина,
К мифологизированным сновидениям следует отнести сновид-ческие тексты Горького из рассказа "Голубая жизнь". Герой рассказа Миронов видит сны , оказавшись во власти появившегося из "ниоткуда" столяра. Заметим, что впервые столяр возникает еще в ранней прозе Горького /"Жизнь Матвея Кожемякина"/, причем возникает из сна и характеризуется как "потайной человек", который "будто бы все тайны знает"/1/
Сновидение и мистерия
Мистерия /от греч. - закрывать, жмурить/ - закрытый, герметический обряд, связанный с таинством посвящения и обретением высшего знания /см. подробно о дрених мистериях -- Мэнли П. Холл /1/, Лауэнштайн д./2//. Мистерия как закрытый ритуал познания существовала во всех древних культуpax.Интерпретация сновидения как способа познания позволяет, как нам кажется , сопоставить его с мистерией. В нашем исследовании мы попытаемся рассмотреть текст сновидения, используя мистериаль-ную структуру в качестве рабочей модели. Любое литературное сновидение соотносимо с мистерией по функции привнесения особого знания. Но мы выбираем для анализа лишь те сновидческие тексты, которые, с нашей точки зрения, структурно оформлены в мистерию. /По этой причине позволим себе в текст нашей работы ввести обширные цитаты./ Автор, стремящийся к структурному оформлению текста сновидения своего героя формирует и формулирует таким образом свои проблемы. Через сновидение герой может получить высшее знание, герметичность которого позволяет проявить свои интенции автору. Поэтому структурированные тексты сновидений, условно названные кани "иистериальны-ми", дают возможность, в значительной степени, определять авторские интенции«
Структуру мистериального сновидения определяет путь к знанию - истине. Путь связан с нисхождением, которое является обязательным условием посвящения. Это структурный низ, так сказать, Ад. Направление пути определена поисками истины или света , стремлением воссоздать эту истину в себе, то есть реконструировать утраченное божественное. Это структурный верх или Рай. Посвящение предполагает освоение сновидением и верха, и низа. "Актом посвящения человек постигал бога, - отмечает Кулакова, - и не приближался к нему, а сливался с его "плотью и кровью" воедино. Входя в определенное состояние, он становился богом, выходя из него - человеком.п/1/ Сновидение в тексте может быть использовано в качестве такого "определенного состояния". Смысл мистерии в том, что посвященный, став человеком вновь, будет все знать и помнить о божестве. Также можно обозначить функцию мистериальных сновидений в тексте. Автор в тексте сновидения организует мистерию для своего героя, используя результативные "знание и память" в его дневной жизни.
Ритуал посвящения, как нам кажется, воспроизводится в тексте сновидения автобиографического героя "Конармии" И.Ба-беля:"Тогда я заснул и увидел во сне клуню, засыпанную ЯЙЕСО Г. І/ Над клуней гудело пыльное золото молотьбы. Снопы пшеницы летали по небу, июльский день переходил в вечер, чащи заката запрокидывались над селом.
Я был простерт на безмолвном ложе, и ласка сена под затылком сводила меня с ума. Потом двери сарая разошлись со свистом. Женщина, одетая для бала, приблизилась ко мне. Она вынула грудь из черных кружев корсажа и понесла ее ко мне с осторожностью, как кормилица пищу. Она приложила свою грудь к моей. Томительная теплота потрясла основы моей души, и капли пота, живого, движущегося пота, закипели между нашими сосками.
"Марго, - хотел я крикнуть, - земля тащит меня на веревке своих бедствий, как упирающегося пса, но все Же я увидел вас, Марго.." Я хотел это крикнуть, но челюсти мои, сведенные внезапным холодом, не разжимались. Тогда женщина отстранилась от меня и упала на колени. - Иисусе, - сказала она, - прими душу усопшего раба твоего. ..
Она укрепила два истертых пятака на моих веках и забила благовонным сеном отверстие рта. Вопль тщетно метался по кругу закованных моих челюстей, потухающие зрачки медленно повернулись под медяками, я не мог разомкнуть моих рук и... проснулся."/!/
