Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Мотивная структура раннего творчества Саши Черного 22
1.1. «Маскарадность» в лирике Саши Черного 25
1.2. Мотив скуки/тоски 41
1.3. Функционирование мотива в пространственно-временной организации книг стихов «Сатиры», «Сатиры и лирика» 50
1.4. Мотив света/тьмы в раннем творчестве Саши Черного 71
1.5. Мотивы, организующие идеальный мир в ранней лирике Саши Черного 78
ГЛАВА II. Мотивная структура позднего творчества саши черного (эмигрантский период) 85
2.1. Мотив памяти 91
2.2. Мотивы Родины / чужбины как основа главной оппозиции мотивной структуры эмигрантского периода творчества 105
2.3. Мотив печали / тоски 121
2.4. Мотив детства 139
Заключение 147
Список использованной литературы 151
- «Маскарадность» в лирике Саши Черного
- Мотив скуки/тоски
- Мотив памяти
- Мотивы Родины / чужбины как основа главной оппозиции мотивной структуры эмигрантского периода творчества
Введение к работе
Саша Черный был одним из самых известных поэтов-«сатириконцев», чьи стихи читали наизусть наравне с шедеврами великих классиков. Однако покинув Россию в начале 20-х годов ХХ столетия, он был исключен из литературного процесса и забыт отечественным читателем. Поэт во многом разделил сложную судьбу российской интеллигенции эпохи Серебряного века, но с уверенностью можно сказать, что он состоялся как большой художник слова, оставивший заметный след в истории русской литературы.
Лишь в конце 80-х годов ХХ века массовое обращение к «забытым» страницам литературы русского зарубежья вернуло неподдельный интерес и к фигуре замечательного поэта. Феномен лирического мастерства Саши Черного привлек пристальное внимание ученых и литературоведов, в первую очередь обратившихся к исследованию его жизни и художественного наследия.
Впервые предметом углубленного изучения творчество Саши Черного становится в трудах Л. А. Спиридоновой (Евстигнеевой), А. С. Иванова, Е. Н. Брызгаловой.
Рассматривая творчество писателей-сатириконцев сквозь призму эпохи и вписывая его в литературный контекст начала ХХ века, Л. А. Спиридонова в своих книгах освещает судьбу сатирической литературы Серебряного века и прослеживает несколько этапов в ее развитии. В каждой из книг уделяется внимание фигуре Саши Черного как одному из главных представителей сатирической литературы. Литературовед касается ранней лирики поэта, обозначая основные темы и мотивы его творчества, а затрагивая поздний период эмигрантской жизни, анализирует в основном прозу писателя.
А. С. Иванов, исследователь творчества Саши Черного и сотрудников журнала «Сатирикон», является редактором пятитомного собрания сочинений С. Черного и автором многочисленных статей о жизни и творчестве поэта. Основываясь на биографических данных, он прослеживает эволюцию творчества на протяжении всей жизни писателя.
Деятельности сатириконцев посвящены значительные исследования и статьи Е. Н. Брызгаловой. Особое место в них отведено изучению дореволюционного творчества Саши Черного «как наиболее ценной его части». Е. Н. Брызгалова рассматривает художественное наследие писателя в разрезе ведущих литературных тенденций Серебряного века и в контексте современников Саши Черного и сложной пореформенной эпохи.
Существуют статьи о раннем периоде творчества поэта. Феномен его литературного мастерства вызывал неподдельный интерес, привлекал пристальное внимание не только современников поэта-сатириконца (статьи А. В. Амфитеатрова «О Саше Черном»; Е. А. Колтоновской «Новая сатира»), но и ученых советского и постсоветского периодов (работы Н. И. Харджиева и В. В. Тренина «Маяковский и «сатириконская» поэзия»; Э. Шнейдермана «Новое о Саше Черном»; З. Паперного «Смех Саши Черного»; Л. В. Усенко «Улыбка Саши Черного» и др.). Главное, на чем было сосредоточено внимание при исследовании художественного наследия поэта, это тематика и проблематика его произведений. Поздний (эмигрантский) период творчества является практически не изученным. Все издания, посвященные литературе русского зарубежья, содержат лишь краткие биографические статьи о поэте с указанием названий основных книг, вышедших за границей.
При всех научных находках названных авторов следует отметить, что творческое наследие Саши Черного, богатое и многообразное, нуждается в целостном, системном изучении. До сих пор нет специальных научных исследований творчества талантливого поэта-«сатириконца» и исчерпывающих литературно-критических работ, посвященных своеобразию его поэтики. Отсутствует даже достоверная биография Саши Черного, в разных ее вариантах много разночтений, а иногда и противоречий.
Актуальность диссертационного исследования обусловлена необходимостью более тщательного, углубленного изучения лирики Саши Черного, более пристального внимания к его неординарному поэтическому дарованию. Писатели «Сатирикона» были важнейшей составляющей литературного процесса Серебряного века, формирующей неповторимый и уникальный образ эпохи. Именно их творчество послужило основой для дальнейшего развития ведущих тенденций сатиры и юмористики ХХ века. В аспекте современных исследований литературы русского зарубежья, обращения к утраченному российским читателем художественному наследию многих известных писателей ХХ века изучение творчества Саши Черного становится особо актуальным.
Объектом изучения является лирика поэта дореволюционного и эмигрантского периодов как целостное, законченное явление литературы.
Предмет исследования – мотивная структура лирики Саши Черного, отличающаяся многообразием внутренних смыслообразующих связей. Основополагающие мотивы, неоднократно пересекаясь и переплетаясь, вступают в сложные семантические отношения, образуя оппозиционные пары, составляющие компоненты которых одновременно дополняют и взаимоисключают друг друга. Анализ мотивной структуры лирики поэта позволяет выделить концептообразующие доминанты в авторской характеристике внешней реальности и раскрытии внутреннего мира самого поэта.
Цель диссертационного исследования – построение теоретической модели мотивной структуры лирики Саши Черного, базирующейся на двух главных семантических оппозициях: действительность – идеал (ранняя лирика), Родина – чужбина (поздняя лирика), и рассмотрение ее функционирования в художественном наследии поэта. Содержание работы обусловлено стремлением выявить и проанализировать важнейшие мотивы, являющиеся концептуальными в понимании особенностей мироощущения поэта и организующие внутреннее единство и целостность лирики Саши Черного, а также вписать его творчество в контекст эпохи.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
-
Выявить и проанализировать мотивы, доминирующие в ранних книгах стихов Саши Черного, образующие оппозицию «действительность – идеал».
-
Рассмотреть основополагающие мотивы лирики поэта в контексте творчества его современников с учетом закономерностей развития исторического и литературного процессов.
-
Раскрыть особенности мироощущения поэта в эмигрантский период творчества и исследовать своеобразие мотивной структуры его лирики, созданной за рубежом.
-
Проследить эволюцию мотивов дореволюционного творчества Саши Черного, рассмотреть их взаимосвязь и взаимодействие с мотивами, возникающими в лирике периода эмиграции, которые базируются преимущественно на контрасте «Родина – чужбина».
-
Проанализировать основные мотивы, организующие внутреннее единство зарубежного поэтического творчества Саши Черного в его соотнесенности с лирикой других поэтов-эмигрантов.
-
Восстановить целостность мотивной структуры поэтического творчества Саши Черного, объединив доминирующие мотивы его ранней и поздней лирики.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка целостного анализа лирики Саши Черного во всей ее сложности и многообразии. Рассматривая особенности художественного мира поэта, автор работы выстраивает модель мотивной структуры, организующей внутреннее устройство лирики Саши Черного и обозначающей концептообразующие доминанты его картины мира. Через семантические оппозиционные пары, определяющие основу и формирующие единство структуры лирики, передаются особенности мироощущения Саши Черного и его современников в сложную кризисную эпоху. «Новый» взгляд на творчество поэта позволяет с иной стороны рассмотреть фигуру самого художника, определить особенности его лирики и раскрыть немаловажную роль, которую тот сыграл в литературном процессе первой трети ХХ века.
Методология продиктована спецификой предмета диссертационного исследования, предполагающего синтез двух подходов: мотивного и сравнительного, учитывающих историко-литературный, интертекстуальный, хронотопический и структурно-семантический аспекты изучения художественного текста.
Теоретической базой диссертации послужили исследования, посвященные мотивному и сравнительному анализам: А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа, Б. В. Томашевского, Б. М. Гаспарова, И. В. Силантьева, работы Б. О. Кормана, С. Н. Бройтмана, в которых рассматриваются особенности лирического текста и затрагивается проблема героя в лирике, исследования М. М. Бахтина о «двуголосом» слове, труды И. В. Фоменко о литературном цикле и др.
Наряду с этим в диссертации учитываются и используются идеи и научные открытия специалистов по русскому зарубежью и непосредственно по творчеству Саши Черного – работы Л. А. Спиридоновой, А. С. Иванова, Е. Н. Брызгаловой и др.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Мотивная структура лирики Саши Черного организована двумя концептуальными семантическими оппозициями: действительность – идеал, Родина – чужбина.
-
В поэзии раннего периода структура выстраивается по принципу оппозиционной пары: действительность – идеал. Действительность маркирует реальный мир, идеал – желаемый.
-
Действительность обозначается мотивами одинаковости, безликости, скуки/тоски, ограниченности, замкнутости, повторяемости, света/тьмы.
-
Представление об идеале складывается из суммы мотивов: индивидуальности, свободы, тишины, света, пути (движения), ясности, простоты.
-
Мотивная структура эмигрантского периода творчества базируется уже на иных принципах: на оппозиции Родина – чужбина, которая обуславливает возникновение всех остальных периферийных мотивов: мотив памяти, печали/тоски, детства.
-
Единство и целостность мотивной структуры лирики Саши Черного определяются сменой и взаимодействием противоположных составляющих оппозиционных пар. В дореволюционном творчестве поэта реалии окружающей действительности (Петербурга, Родины, в целом) соотносятся с мотивами скуки/тоски, ограниченности, замкнутости, безысходности. Эмигрантский период характеризуется пересмотром прежних ориентиров. В результате утраченная Родина трансформируется в идеал лирического героя, противопоставленный чуждой действительности «нового» зарубежного мира.
Теоретическая значимость диссертации обусловлена тем, что в ней активно вводится новый, актуальный в современной науке термин «мотивная структура», очерчиваются его семантические границы, уточняется и конкретизируется значение данного понятия в области литературоведения (на материале художественных текстов Саши Черного). Мотивная структура становится одной из основных категорий в научном аппарате автора диссертации.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования наблюдений и выводов, сделанных в ходе исследования, в вузовском преподавании, в лекциях и практических занятиях по русской литературе ХХ века, в спецкурсах, спецсеминарах, а также при дальнейшем изучении вопросов, связанных с мотивной структурой художественных произведений.
Апробация работы. Основные положения исследования и полученные результаты выражены в статьях и выступлениях на научно-практических конференциях в 2007 – 2010 гг.: Международной научно-практической конференции «Русский язык и литература в современном культурном, информационном и образовательном пространстве» (Тверь, 2007); Международной научно-практической конференции «Роль тверских Дней славянской письменности и культуры в современном интеграционном процессе и духовной консолидации славянских народов: опыт и перспективы» (Тверь, 2008); Международной научно-практической конференции «Андрей Дементьев: поэт, человек, общественный деятель» (Тверь, 2008); Международной научно-практической конференции «Анна Ахматова и Николай Гумилев в контексте отечественной культуры» (Тверь, 2009); Международной научной конференции «Русская комическая литература ХХ века. История. Поэтика. Критика» (Москва, ИМЛИ РАН, 2010).
Материалы и результаты работы отражены в 13 публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 257 наименований.
«Маскарадность» в лирике Саши Черного
Одним из самых распространенных и концептуальных мотивов структуры дореволюционного творчества Саши Черного является философский мотив «одинаковости» и «безликости» человека в мире. Он не только выражает негативно-сатирическое отношение поэта к современникам, но и создает ощущение маскарада, подменившего реальную жизнь. Маска заменяет лицо, и жизнь становится чередой масок.
В результате этого в раннем творчестве Саши Черного возникает так называемый «герой ролевой лирики», который становится «маской» автора. По интерпретации С. Н. Бройтмана, это «тот субъект, которому принадлежит высказывание» и который «открыто выступает в качестве «другого», героя, близкого, как принято считать, к драматическому» . В данной главе мы будем оперировать обозначенным понятием применительно к герою в лирике.
Приемом «авторской маски» широко пользовались писатели русской литературы XIX века. «Благонамеренного человека» можно встретить в произведениях Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина. В начале XX в. использование маски становится основным приемом сатирической литературы, основателем и законодателем которой послужил журнал «Сатирикон», где печатались лучшие сатирические произведения Саши Черного, А. Аверченко, Тэффи, П. Потемкина, В. Горянского и других. Раскрывая внутренний мир «нищих духом» современников, «сатириконцы часто говорят от первого лица, и вначале может показаться, что неприглядная фигура, возникшая перед читателем, равнозначна их лирическому «я». Но, присмотревшись, читатель мог заметить, что поэтические образы, ставшие постоянными, устойчивыми в их творчестве, - это сатирические маски, своего рода Козьма Прутков, размноженный в различных вариантах на страницах «Сатирикона». .. . Один - в сатирах Саши Черного, другой — в изящных стихах П. Потемкина, третий - в лиро-сатирах В. Горянского»1. Важно отметить, что маска для поэтов-«сатириконцев» была не только «любимым» приемом разоблачения и осуждения ничтожного обывателя, но и средством познания окружающего изменчивого мира, попыткой разобраться в искаженной, призрачной действительности, поймать момент ускользающей истины и восстановить картину бытия. В постоянном поиске «настоящего» лица и утерянного идеала находился и Саша Черный.
В современном поэту мире человек утратил индивидуальность. Ролевой герой стихотворения «Все в штанах, скроенных одинаково» (1908) боится «обменяться личностью» с окружающими его людьми. Он с горечью отмечает, что «похож на улице на всякого»2 и совершенно не отличается от общей массы, теряясь в ней. По словам современницы Саши Черного А. Е. Колтоновской, «личности измельчали и выдохлись — сравнялись, и ими легко «обменяться» .
Одним из большинства также является и герой стихотворения «Культурная работа» (1908), который целый день находится в постоянном поиске какого-нибудь интересного и нужного занятия и это называет «трудом»: «шагал от дверей до окошка», «рассматривал тупо комод», «подглядывал в щелку», «думал, курил», «злился», «ругал бездарность и ложь», «говорил о холере, добре» и т.д. Несовершенный вид глаголов прошедшего времени и кольцевая композиция стихотворения указывают на длительность, протяженность во времени и постоянную повторяемость действий ролевого героя. Подверженность законам толпы, принадлежность героя ко «всем» подтверждают следующие строки:
Сбежались. Я тоже сбежался.
Кричали. Я тоже кричал... (1, 42). Важно подчеркнуть, что стремление «безликого» героя приобщиться к сплошной «серой» массе и желание слиться с ней естественны и неоспоримы, он воспринимает себя органичной частью этого мира.
В стихотворении «Зеркало» (1908) возникает предельно обобщенный образ «хмурого и безликого» читателя, осуждающего современные газеты и не принимающего их. Герой призывает «друга-читателя» посмотреть на себя в зеркало, чтобы тот, увидев собственное отражение, обратил внимание на свой «нищий» духовный мир:
Прочитай: в глазах-гляделках
Много ль мыслей, смеха, сердца? (1, 45) Таким образом, внешнее неразличение и схожесть людей свидетельствуют и об их внутренней «одинаковости», «безликости» и бездуховности.
Мотив обращения к себе и поиска себя находит воплощение и в стихотворении «Вешалка для дураков» (1908 - 1910), где ролевой герой рассуждает о таких категориях, как ум и глупость, и показывает два типа людей: умные (мудрецы) и глупые (дураки). В контексте стихотворения эти понятия употребляются как синонимичные. Стихотворение композиционно поделено на семь частей, в каждой из которых дано описание типа дурака и его характеристика, указывающая во всех случаях на важнейшую особенность натуры дураков — неосознание ими своей глупости и их уверенность в собственной интеллектуальности и одаренности. Свою несостоятельность и неполноценность они скрывают под маской умных людей.
Мотив скуки/тоски
Мотив скуки/тоски ярко прослеживается в раннем творчестве Саши Черного, являясь принадлежностью оппозиционной структурной составляющей мира реального. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля понятия «скука» и «тоска» представлены как синонимичные: «Скука - 1) тягостное чувство от косного, праздного, недеятельного состояния души; томленье бездействия; 2) тоска, грусть, томленье горем, печалью...» . «Тоска - стесненье духа, томленье души, мучительная грусть, душевная тревога, беспокойство, боязнь, скука, горе, печаль, нойка сердца, скорбь...»2.
В нашем понимании скука и тоска — единое ощущение жизни, которое вмещает в себя все оттенки значений обоих понятий: и «тягостное чувство от косного, праздного, недеятельного состояния души», и «томленье бездействия», и «мучительную грусть», и «душевную тревогу, беспокойство». В мотивной структуре книг стихов Саши Черного «Сатиры», «Сатиры и лирика» скука/тоска становится ведущим мотивом и воспринимается как всеобщее состояние, ощущение жизни, которое испытывал человек в начале XX века.
Преобладание у героев Саши Черного чувства скуки/тоски обусловлено не только ироническим отношением автора к своим персонажам, его осуждением и обличением их жизни, но и трагической доминантой мироощущения самого поэта, сочувствующего и сопереживающего своему времени. Над бытовым четко просматривается бытийный пласт, что позволяет соотнести скуку/тоску Саши Черного со смертной тоской писателей-экзистенциалистов.
Как уже отмечалось, герой Саши Черного — интеллигент по социальному положению, но не «по личностным качествам»1. Вот почему несостоятельность и бездуховность такого .персонажа поэт постоянно подчеркивает описаниями его внешности, ежедневных занятий, развлечений, его окружения.
В стихотворении «Отъезд петербуржца» (1909) представлен портрет такого героя Саши Черного: Кожа облупилась, складочки и складки, Из зрачков сочится скука многих лет. Кто ты, худосочный, жиденький и гадкий? Я?! О, нет, не надо, ради Бога, нет! (1,37) Здесь явлен малоприятный, отталкивающий внешний образ человека, который противен сам себе. Герой, собираясь в отпуск и анализируя достижения и результаты своей работы («Был я богоборцем, был я мифотворцем»), с горечью осознает, что целый год был «только тошнотворцем», выполняя ежедневные, привычные дела и обязанности. Чувство многолетней скуки как обычного состояния пронизывает всю его жизнь. С одной стороны, он желает перемены обстановки, тяготится своим положением, но, с другой, «скептицизм усталой головы» предрекает все его дальнейшее существование.
Ощущением скуки пропитано стихотворение «Культурная работа» (1908), где описывается обычный рабочий день «интеллигента», заключающийся в ничегонеделании и пустом времяпрепровождении. Это называется «культурной работой», которую он каждодневно выполняет.
Если в стихотворении «Отъезд петербуржца» герой понимал всю бессмысленность своего существования, то здесь он не задумывается о бездеятельной, праздной жизни, которую ведет. «Интеллигент» испытывает чувство скуки от выставки, которую посещает, где злится и ругает «бездарность и ложь», но в то же время его устраивают привычные, ежедневные «культурные» занятия, и, вставая каждое утро, он снова начинает «трудиться».
Стихотворение обрамлено кольцевой композиционной рамой: начальная и конечная строфы («Утро. Мутные стекла, как бельма...»; 1, 42-43) подчеркивают не только замкнутость, ограниченность времени и пространства, но и замкнутость жизни, где царит однообразие и бессмысленность, где все повторяется изо дня в день. Таким образом, сиюминутная скука героя противопоставлена вечной тоске от пустой, праздной, бездеятельной жизни.
Такие мрачные, страшные настроения достигают своего апогея в стихотворении «Опять...», где это наречие становится жизненным лейтмотивом. Первые две строфы, объединенные начальным словом «опять», представляют собой психологический параллелизм, описание состояния природы соответствует внутреннему состоянию человека. Смерть природы проецируется на «духовную смерть» человека:
А рядом духовная смерть свирепеет И сослепу косит, пьяна и сильна. Все мало и мало — коса не тупеет, И даль безнадежно черна (1,41).
Мир представляется герою как «дом сумасшедших, огромный и грязный», где в страхе живет безликий, бездуховный человек, опутанный бесконечными мелочами, которые сплетаются «в оковы». Люди находятся в «безобразном мраке» настоящего, это люди без будущего. А самое страшное, что все человечество превращается в сплошную одинаковую массу, «от гения до лошадей», жизнь представляется царством масок. Понятие скука/тоска не встречается в стихотворении прямо, но сквозит в каждой его строке.
Мотив памяти
Книга стихов «Жажда» стала третьим прижизненным изданием автора, отразившим наиболее характерные особенности художественной манеры Саши Черного и вместившим в себя всю сложность его чувств и переживаний в эмигрантский период творчества.
Известный исследователь «феномена литературы русского зарубежья», в частности писателей-сатириконцев, Л. А. Спиридонова, комментируя последнюю книгу С. Черного «Жажда» (1923), отмечает: «В ней повествуется о трудном и горестном странствии поэта «под чужим солнцем», о безумной жажде вновь обрести потерянную родину. Прежний мир теперь окружен поэтическим ореолом, и даже детали обывательского быта, который Черный так остроумно высмеивал до революции, кажутся ему дорогими и милыми. Сборник явился завершением поэтического творчества Черного первого периода, отразив наиболее характерные особенности его индивидуальной манеры: сочетание сатиры и лирики, бичующего желчного смеха и чистого светлого юмора»1. В своем высказывании автор как бы невольно касается названия книги стихов, поясняя его значение: жажда представляется как метафора — стремление вернуть покинутую, утраченную родину, сохранить в памяти ее живой целостный образ.
Другое объяснение названию дает С. В. Баранов в своей статье о Саше Черном, рассуждая о «жажде быть понятым, объясниться, может, даже покаяться. В то же время в книге чувствуется неясное томление, порыв к «чему-то» прекрасному и светлому, доступному человеку с воображением даже в тягостные и страшные времена. Искусство, детство, прошлое, природа - вот ориентиры лирического героя «Жажды»". В данном случае автор указывает скорее на творческую жажду: писать и находить отклик в сердцах и душах своих читателей.
Один из возможных вариантов толкования предложил сам поэт в письме к А. И. Куприну, в шуточном фрагменте о своей новой рождающейся книге: «Типографию уже окупил, бумагу тоже выволакиваю. Вот до чего доводит жажда нерукотворных памятников» . Используя цитату из известного стихотворения А. С. Пушкина, Саша Черный говорит о жажде собственной славы и известности, которые в принципе невозможны без наличия достаточной читательской аудитории, принимающей и понимающей поэта, вдохновения и желания выразить в стихах сокровенные чувства и переживания, волнующие творческое сердце. Таким образом, все приведенные мнения синтезируются и взаимодополняются в высказывании-шутке самого Саши Черного о своей книге.
Ведущим мотивом поздней лирики писателя-сатириконца, присущим почти всей литературе эмиграции, становится мотив памяти (воспоминания). Это память о старой, ушедшей России, о потерянной гармонии, об утраченных духовно-нравственных идеалах, которая особенно остро ощущается на чужой земле в чуждой обстановке.
Один из центральных разделов книги стихов Саши Черного «Жажда» — «Русская Помпея», в котором четко и определенно заявлен, декларирован мотив памяти. Само название раздела представляет собой метафору, обозначающую исторические события, произошедшие в России в 10-20-е годы XX столетия. Помпеи, как известно, были древним итальянским городом, погибшим и исчезнувшим с лица земли под потоками лавы извергающегося вулкана Везувия. Применительно к «Русской Помпее» - России — эту метафору можно трактовать как неотвратимую гибель великой державы, ставшей жертвой посторонних, инородных, враждебных сил, погубивших ее мощь и красоту, после чего она осталась на обломках старой жизни и в руинах былого величия. Такое объяснение становится вполне логичным, вследствие того, что писатели-эмигранты, оказавшись за рубежом, считали Россию погибшей и уничтоженной после революции 1917 г. Только старая царская, православная, духовно богатая, нравственно ориентированная страна могла стать великой, сильной и властной державой.
В стихотворении «Прокуроров было слишком много!» (1923), открывающем раздел «Русская Помпея», лирический герой, обращаясь, как можно предположить, к России, восклицает: О Тебе, волнуясь, вспоминаем, — Это все, что здесь мы сберегли... И встает былое светлым раем,
Словно детство в солнечной пыли... (1, 458). Сразу привлекает внимание личное местоимение-обращение «Тебе», которое выделено в тексте заглавной буквой. Это, в первую очередь, свидетельствует о большом почитании и уважении, которые лирический герой испытывает к объекту обращения. Во-вторых, стоит отметить деепричастие «волнуясь», характеризующее опять же отношение героя к Родине. Он не просто вспоминает Россию, в которой прожил тридцать лет своей жизни. Ему глубоко не безразлична ее судьба, и без внутреннего трепета и волнения он не может думать о ней. Трагичной кажется строка: «это все, что здесь мы сберегли». Кроме воспоминаний о старой, исчезнувшей России, у эмигрантов не осталось никаких связей с потерянной Родиной. И то «былое», что сохранилось в памяти, кажется «светлым раем» в чужой незнакомой стране, где нет будущего и не осталось надежд, впереди - «темна дорога». А сравнение «словно детство в солнечной пыли» возвращает к ранним идеалам самого автора: «дети, звери и народ».
Мотивы Родины / чужбины как основа главной оппозиции мотивной структуры эмигрантского периода творчества
Мотив памяти естественным образом тесно переплетен с мотивами Родины / чужбины. В творчестве писателей-эмигрантов очень четко очерчивается эта граница. Разделение на свое (родное) / чужое всегда явно маркировано в текстах, вследствие чего актуальными становятся мотив Родины и мотив чужбины, которые неразрывно взаимосвязаны и одновременно исключают и дополняют друг друга.
В творчестве Саши Черного они звучат с особой силой. В позднем сборнике стихотворений «Жажда» есть раздел, носящий название «Чужое солнце». Саша Черный - «солнечный» поэт, в его произведениях часто встречается яркое солнце. Но в данном случае оно оказывается «чужим» для лирического героя. Что значит «чужой»?
В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля дается следующее объяснение: «Чужой - не свой, сторонний; незнаемый, незнакомый; не родня, не нашей семьи, не из нашего дома; не нашей земли, иноземный .. . Чужбина, -бинка, -ночка — чужая сторона, место вне родины, оседлости, жительства»1.
От личного (своего собственного, близкого, родного) значение слова расширяется до предельно общего — уровня страны, земли. Принципиально акцентируется внимание на том, что чужбина — это место вне родины, за ее пределами, а все, что находится «за», — чужое, незнакомое.
Очень болезненно воспринимает лирический герой Саши Черного свое нахождение вне родины.
В стихотворении «С приятелем» (1920) герой обращается к своему другу — «сероглазому мальчику», с которым вместе живет за границей.
Стихотворение представляет собой пространный монолог лирического героя, композиционно поделенный на пять частей. Несмотря на постоянные вопросы и обращения героя к своему «приятелю», можно с уверенностью сказать, что они риторические и не предполагают ответа. В данном ключе монолог лирического героя уместно было бы расценить как исповедь раненого сердца, нуждающегося в абстрактном собеседнике, которому можно высказать самые сокровенные мысли и чувства и надеяться на его понимание и сопереживание.
В I — III частях лирический герой говорит о том, чем займутся они с «приятелем» в течение дня: Мы пойдем с тобою к ласковой вершине И орловской песней тишину вспугнем Свесим с камня ноги, бросим палки рядом, Будем долго думать, каждый о своем. А потом свернем мы в чашу к букам серым, Сыроежек пестрых соберем в мешок (1, 431). А вечером, когда «все местечко засыпает», «перечтем-ка небылицу, // Как летал кузнец В акула // На чертенке к нам в столицу» (1, 433).
Уже в первых частях ярко заметна граница, которую проводит лирический герой между «родным» и «чужим»: «родные межи» / «чужие поля», «чуждая речь»; «родная книжка» / «немецкая перина», «кот немецкий»; «мы с тобой два знатных иностранца»; «только мы - полынь в чужих полях» (1, 431-433). В рассказе лирического героя просвечивает обида и боль, которую он испытывает при воспоминании о России. И, что символично, герой, отравленный «темным русским ядом», противопоставляет себя «веселому мальчику», не испытавшему еще бед и огорчений, в котором он видит «русскую надежду» на будущее. Из дальнейшего контекста (часть IV) можно понять, что боль и переживания за судьбу родной страны связаны у лирического героя с определенными людьми — большевиками, к которым Саша Черный чувствовал открытую ненависть. Рассуждая о будущем «сероглазого мальчика», лирический герой вспоминает о прошлом и констатирует то, что есть в горьком настоящем: Над блевотиной лжи, над погостом зловонным Торжествует бездарный кулак... Дьявол сонно зевает, Лапой нос зажимает:
Двадцать слов, корка хлеба и мрак (1, 433). Он призывает мальчика «что-нибудь» сделать с «идиотами», найти какое-нибудь «средство» от их произвола, которого пока нет. Лирический герой рисует возможное будущее «свободного ученого» в благополучной богатой стране, где «вспыхнет радость, беспечность и смех» (1, 434). Но, несмотря на всю радужность и оптимистичность такой перспективы, которую представляет герой в своем сознании, финал IV части весьма печален и символичен. На фоне райского сада, который придет «чрез лет пятьдесят», когда «шахт не будет бездонных, // глаз не будет бессонных, // люди станут добрее цыплят» (1, 434), возникает картина, изображающая спящего мальчика, который не слышит призывов лирического героя, а над ним в небе горят «мертвые звезды». В данном контексте их можно трактовать как безнадежность положения эмигрантов на чужбине и невозможность обретения радостного, светлого будущего в ближайшее время.
