Содержание к диссертации
Введение
Глава I. О природе худокественного психологизма . 13
Глава II. Становление психологизма в раннем творчестве Лермонтова 60
Глава III. Воплощение внутреннего мира человека в романе "Княгиня Лиговекая" 96
CLASS Глава IV Психологизм "Героя нашего времени" . 13 CLASS 0
Заключение 178
Список литературы 184
- О природе худокественного психологизма
- Становление психологизма в раннем творчестве Лермонтова
- Воплощение внутреннего мира человека в романе "Княгиня Лиговекая"
- Психологизм "Героя нашего времени"
Введение к работе
Наивысшие достижения Лєрмонтова в сфере художественного познания человеческой души литературоведы справедливо связывают с его последним романом - "Героем нашего времени". Исследователи уже давно обратили внимание на то, что в этом произведении, впервые в русской литературе, внутренняя жизнь человека раскрывается в ее непо -средственном течении, во всей последовательности происходящих в ней изменений, словом, как процесс.
Этот специфический, своеобразный способ изображения духовного мира персонажа (для обозначения которого мы воспользовались термином "художественный психологизм") складывался, формировался в ходе интенсивных творческих исканий Лермонтова. В исследовании этих исканий, определении их внутренних закономерностей и заключается главная цель настоящей работы.
Изучение психологизма как художественного явления предполагает рассмотрение двух его взаимосвязанных сторон - самой природы психологизма, т.е. присущей ему специфики осмысления внутреннего мира человека, и его поэтики, т.е. той системы психологических характеристик, которая делала возможной художественную реализацию авторского представления о человеческой психологии. В исследовании этих сторон мы видим основные задачи работы.
Очень коротко мы попытаемся охарактеризовать степень изученности интересующей нас проблемы. Эту характеристику нужно рассматривать как очень общую, чисто предварительную и вот почему: ведь художественный психологизм непосредственно связан с воплощением внутреннего мира героя, т.е. с таким]аспектом творчества, который практически не может быть обойден ни в одном исследовании о Лермонтове, даже если оно написано на тему, прямого отношения к этому аспекту не имеющую. Естественно, что рассмотреть здесь даже малую часть выводов, накопленных в интересующей нас области, не представляется возможным, мы постараемся учесть наиболее существенные, значительные из них в соответствующих главах.
Говоря о психологизме лермонтовской прозы, литературоведы обычно имеют в виду "Героя нашего времени", причем они рассматривают этот роман как непосредственное предвестие психологической прозы Л.Толстого. Первым на некоторое сходство художественных принципов Лермонтова и Толстого, как известно, обратил внимание Н.Г.Чернышевский. Он отметил, что для Лермонтова более, чем для какого-либо другого предшественника Толстого, характерен интерес к психическому процессу, или, пользуясь терминологией самого критика, к "диалектике души" /Ї60,с.422-423/. Точка зрения Чернышевского приобрела основополагающий характер и получила плодотворное развитие в целом ряде исследований: в работах И.В.Страхова /134,с.Ю5-Ю§/,А.А.Сабурова /120,с.4857, Г.Д.Гачева /30,с.267/, О.Б.Тураева и Й.Е.Усок /140,с. 162/, Л.Я.Гинзбург /34, с.333/ и т.д.
В отечественном лермонтоведении, достигшем серьезных творческих результатов, проблема психологизма лермонтовской прозы неоднократно затрагивалась в трудах В.В.Виноградова, К.Г.Локса, Е.Н.Михайловой, У.Р.Фохта, Б.М.Эйхенбаума, Л.Я.Гинзбург, Б.Т.Удодова, И.І. Уманской и др. В работах этих исследователей накоплено немало ценных выводов и наблюдений, касающихся своеобразия раскрытия внут -реннего мира человека в отдельных лермонтовских романах, главным образом, в "Герое нашего времени". Думается, что особенно глубоко рассмотрена проблема исторической обусловленности лермонтовского психологизма. Она была поставлена В.Г.Белинским ("В основной идее романа г.Лермонтова, - писал критик, - лежит важный современный вопрос о внутреннем человеке ..."/II, т.УІ, с.146/) и впоследствии разрабатывалась во многих исследованиях, раскрывших неразрывную связь глубокого интереса к человеческой психологии с особенностями лермонтовского времени, исключавшего возможность активного общественного действия .
В работах Б.М.Эйхенбаума была выдвинута интересная идея о связи лермонтовского психологизма с философией Фурье, в частности, с его мыслью о том, что окружающая среда должна быть приведена в соответствие с коренными особенностями человеческой природы, а для этого необходимо изучать и анализировать психологию человека /Ї70, с.275-2807.
Наряду с изучением социально-исторических, философских корней лермонтовского психологизма предпринимаются попытки раскрыть и не -которые субъективные причины углубленного интереса Лермонтова к духовному миру человека. Так, Б.Т.Удодов справедливо связывает рефлексию Печорина не только с особенностями эпохи, но и с верой Лермонтова в действенность идей, т.е. в органическое единство идеи и поступка /144, с.134/.
Достаточно хорошо изучены в отечественном лермонтоведении истоки формирования образа Печорина в русской и зарубежной литературе /143, с.510-533/.
Усилиями ряда авторов глубоко проанализированы жанровые, композиционные особенности романа, своеобразие системы рассказчиков и выявлено значение этих факторов в раскрытии духовного облика главного действующего лица. Отмечено, в частности, что смена рассказчиков (Максим Максимыч, "издатель" журнала Печорина, Печорин), жанровых форм (повествование от третьего лица, дневниковые заметки), нарушение хронологической последовательности событий - все это подчинено стремлению автора раскрыть внутренний мир героя полно и всесторонне, т.е. с различных точек зрения, каждая из кото -рых в чем-то развивает, дополняет и уточняет другую /151,24,96,170/. Тонкие наблюдения, касающиеся жанрово-композиционной природы Те -роя нашего времени", содержатся в статьях К.Г.Локса и Г.М.Фридлен-дера /78, 157/. Локс отмечает, что избранная автором композиция (позволяющая "свободно переходить от одного тематического и сюжетного мотива к другому") давала возможность "создать ту прихотливую связь иронии и лиризма, которая была сутью лермонтовского творче -ства" и которая определила "неповторимое своеобразие натуры Печо -рина" /78, с.7, II/. Фри длендер считает, что дробный характер композиции романа есть отражение лишенной цельности психологии героя Л57, с.189/.
Отдельные аспекты проблемы художественного психологизма "Ге -роя нашего времени , как мы видим, достаточно глубоко и детально изучены. Однако вопрос о характере психологизма романа в целом еще далек от своего решения, ибо недостаточно рассмотрены сама реали -стическая природа лермонтовского психологизма и специфические, характерные для творческой манеры Лермонтова, особенности раскрытия духовной жизни человека.
Ранняя проза Лермонтова ("Вадим", "Княгиня Лиговская") в интересующем нас плане изучена менее глубоко, чем последний роман. Особенности изображения внутреннего мира героя в "Вадиме" наиболее подробно проанализированы В.В.Виноградовым в статье "Стиль прозы Лермонтова" /24/. Рассматривая роман в сопоставлении с прозой 30-х годов XIX века, он убедительно раскрыл романтическую природу его психологического рисунка. Значительный интерес представляет работа М.М.Уманской, в которой показано влияние творчества Рембрандта на становление психологического мастерства юного Лермонтова /146, с. 135-139/.
"Княгиня Яиговская" большинством исследователей рассматривается как такое произведение, в котором начался процесс становления лермонтовского реализма. Б ряде работ, в частности, в монографиях Е.Н.Михайловой /"96, с.156? и У.Р.Фохта /152, с. 140/, отмечается, что внутренний мир героев этого произведения раскрывается преиму -щественно в своих внешних проявлениях: поступках, действиях. Связывая подобные средства изображения психологии человека с пушкинской традицией, Фохт справедливо подчеркивает, что в "Княгине Лиговской" намечается и некоторое обновление этой традиции. Проявляется оно, по мнению Фохта, в стремлении установить связь между чертами внешнего облика героя и свойствами его характера, а также в изображе -нии недостаточно ясных, зыбких внутренних состояний Д52,е.140-142/. С несколькфеобычных, интересных позиций подходит к "Княгине Лиговской" В.А.Грехнев /3§/. Полемизируя с Михайловой и Фохтом, он утверждает, что в этом произведении разрушено единство внутренней и внешней сторон человеческой жизни, что поступок в нем не отражает прямо и непосредственно внутреннего состояния персонажа. Наблюдения Грехнева интересны и содержательны, однако, как нам кажется, они не отменяют, а существенно уточняют, дополняют выводы его предшественников (мы постараемся это показать в главе о "Княгине Лиговской" ).
Очень коротко мы попытались охарактеризовать степень изученности отдельных лермонтовских произведений в плане интересующей нас проблематики. Что же касается самого процесса формирования худо -жественного психологизма в лермонтовской прозе, то он практически не стал еще предметом самостоятельного исследования (это касается как опубликованных работ, так и диссертаций), хотя мысль о необходимости, плодотворности изучения интересующей нас проблемы выска -зывалась не раз. Так, Н.К.Пиксанов, размышляя о герое последнего романа Лермонтова, писал: "Его невозможно понять вполне без изуче - 8 ния предшествующих произведений Лермонтова, притом не одних только эпических .../. Ясно, что творческая история образа Печорина не может замкнуться в границах романа, она должна вовлечь в исследование и ранние моменты в эволюции образа "странного человека"" Yl06, с.64/.
Размышления Пиксанова имеют самое непосредственное отношение к нашей теме, ибо история создания образа главного героя - не что иное, как история формирования, становления того специфического подхода к человеческой психологии, который лег в основу изображения Печорина.
В 1976 году Б.Т.Удодов справедливо отмечал, что проблема психологизма - "одна из кардинальных в изучении творчества Лермонтова", но при обращении к ней "сохраняется устойчивое ощущение ее "открытости"" Д44, 0.117/. Удодов связывает это с тремя причина -ми: преимущественным вниманием к "Герою нашего времени", изучением лишь некоторых сторон, приемов, средств психологизма "вне связи с их целостной системой" и неразработанностью в нашем литературоведении теоретических основ психологизма Д44, .с.П7-П§7 .
Таким образом, новизна нашего исследования определяется прежде всего самой постановкой проблемы, которая предполагает рассмотрение процесса формирования лермонтовского психологизма в его це -лостности. В статье Удодова справедливо говорится о том, что "художественный психологизм" до сих пор недостаточно всесторонне и глу В статье Удодова, подводящей итоги и намечающей перспективы ізучения интересующей нас проблемы, впервые глубоко и всесторонне раскрывается действенная природа лермонтовского психологизма (об этом уже говорилось на с.5 , подробнее см. в главе о Терое нашего времени" - на боко рассмотрен и в чисто теоретическом плане. Двумя годами ранее об этом писал В.В.Компанеец, автор статьи "Художественный психологизм как проблема исследования". Он отмечал, что психологизм "еще не вполне определился как предмет научного изучения" /66, с.4§7. Поэтому новизна нашей работы связана не только с ее историко-литературной, но и с теоретической частью, в которой сделана попытка раскрыть саму природу психологизма как художественного явления.
Обращаясь к психологизму лермонтовской прозы, мы рассматриваем не только итог творческой эволюции Лермонтова в области художественного познания души человека, но и саму эту эволюцию.
Закономерен вопрос: чем, какими факторами обусловлена актуальность подобной темы исследования? Нам представляется, что таких факторов несколько.
Прежде всего, изучение любого явления в становлении, развитии способствует, как известно, более глубокому проникновению в его суть, более точному пониманию особенностей каждого этапа раз -вития. Поэтому рассмотрение ранней лермонтовской прозы в свете интересующей нас проблематики может открыть новые стороны психологизма "Героя нашего времени",- в свою очередь и ранняя проза в сопоставлении с поздними произведениями мднет открыться своими новыми гранями.
Кроме того, проблема познания и воплощения человеческой психологии - одна из главных, ключевых у Лермонтова, и изучение ее на материале лермонтовской прозы в целом может внести новое и в наше осмысление сложной, во многом неясной природы лермонтовской эволюции.
Избранный нами подход позволяет также поставить важный вопрос о роли романтической традиции в формировании реалистического психологизма. Лермонтовская проза, представленная романтическим "Ва -ІО димом", романом переходного характера "Княгиня Лиговская" и реалистическим "Героем нашего времени", открывает широкие возможности для решения этой проблемы (ее актуальность усиливается дискуссион-ностью вопроса о соотношении романтического и реалистического на -чал в творчестве Лермонтова).
Наконец, изучение процесса формирования лермонтовского психологизма может углубить наше представление как о своеобразии литературного процесса 30-х гг. XIX в. (ибо индивидуальная творческая эволюция Лермонтова непосредственным, теснейшим образом связана с общей эволюцией современной ему литературы), так и о некоторых тенденциях развития русской прозы второй половины прошлого столетия, испытавшей глубокое и плодотворное влияние лермонтовского романа.
Рассматривая процесс формирования художественного психологизма в лермонтовской прозе, мы не можем не коснуться поэзии Лермонтова, ибо взаимодействие поэтических и прозаических жанров в его творчестве (особенно в ранний период) в значительной степени определяет специфику, оригинальность этого процесса.
В основу работы положен проблемно-хронологический принцип.
О природе худокественного психологизма
Содержание термина "художественный психологизм" до сих пор нельзя считать окончательно определившимся: термин используется в разных значениях, его семантические связи отличаются большой неустойчивостью. В самом деле, "психологический анализ", "психологическая проза", "психологическое раскрытие характера", "диалектика души" - это далеко не полный перечень терминов, которые употребляются наряду с термином "художественный психологизм", но соотносятся с ним по-разному: иногда они синонимичны по отношению к нему, иногда шире, иногда уже.
Термин "художественный психологизм" (а наряду с ним и "психологический анализ") используются, главным образом, в двух значениях: широком и узком. В широком значении "психологизм" и "психологический анализ" истолковываются как родовой признак художественной литературы, ее неотъемлемое свойство, связанное с тем, что она всегда обращена к человеку и потому всегда психологична. Употребление термина "психологический анализ" в таком значении, как известно, было введено Н.Г.Чернышевским в статье о Л.Толстом /160,с.422/, достаточно распространенным оно остается и сейчас. В.В.Компанеец, автор одной из последних теоретических работ о художественном психологизме, пишет: "Психологический анализ - один из аспектов художественного развития человечества - складывался постепенно и не мог быть однажды открыт творческой силой одного художника о-лова или введен в литературу усилиями какого-нибудь одного направления /...? Психологизм (.,./ не прием, а свойство художественной литературы - быть психологичной, заключать в себе психологизм" /66, с.47,52/.
Термин "художественный психологизм" употребляется и в узком значении. В этом случае он используется для характеристики того специфического способа изображения внутреннего мира человека, который возник на определенном этапе литературного развития, в творчестве определенных писателей, и прежде всего (если говорить о русской литературе) - Лермонтова, Достоевского, Л.Толстого. В данной работе, как уже отмечалось во введении, мы будем пользоваться термином "психологизм" именно в его узком, ограничительном значении, именно такое его толкование лежит в основе формулировки темы работы (говоря о "формировании художественного психологизма в лермонтовской прозе", мы, конечно же,имеем в виду становление, развитие в ней того специфического способа раскрытия внутреннего мира персонажа, который присущ лишь творческой манере определенной группы т художников) .
Выбор самого термина достаточно условен. Но все же нам представляется, что другие, например, "психологический анализ", "диалектика души", которые используются в этом же значении (и даже чаще, чем выбранный нами термин), менее удачны. В силу своей боль -шей семантической определенности они могут быть использованы для обозначения иных, более частных явлений. Их точное значение, как нам кажется, убедительно раскрыла Л.Ф.Киселева в монографии "Творческие искания А.Фадеева". "Мы привыкли, - пишет она, - к употреблению сочетаний "психологический анализ", "диалектика души" и забываем уже о том конкретном смысле, который в них заключен. Наличие "диалектики души" видится критикам (...) почти у всех писате лей, где герой так или иначе о чем-то размышляет, что-то переживает. Вот именно - "так или иначе". А ведь вся суть в том - как.
О "психологическом анализе" и говорить нечего. Достаточно произведению быть с намеком на художественность, чтобы о нем заговорили, что "пластичность изображения здесь сочетается с глубиной психологического анализа".
А ведь это совсем не так. "Психологический анализ" - это не просто поток чувств, мыслей, переживаний героя; это - анализ их героем и автором.
"Диалектика души" - понятие еще более строгое и определенное /.../. Если понимать под "диалектикой души" именно то, что она обозначает в чистом, первозданном виде: процесс драматических переходов одного чувства в другое, одной мысли в другую, но именно чувства и мысли (потому и "диалектика души"), а не действий, не авторских комментариев и т.п. ..." /63, с.242-т247.
Рассматривая проблему "художественного психологизма" в теоретическом плане, литературоведы, как правило, обращаются к творчеству Л.Толстого, что вполне оправдано, ибо именно в нем психологизм как способ изображения духовной жизни человека раскрылся наиболее ярко.
Как известно, Чернышевский первым поставил вопрос о своеобразии воплощения внутреннего мира .персонажа в произведениях Толстого, или,пользуясь терминологией самого критика, о том направлении, которое принял психологический анализ в творчестве Толстого ДбО, с.422/. Чернышевский писал: "Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других; ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в дру гие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем" /160, с.4227.
Становление психологизма в раннем творчестве Лермонтова
У истоков формирования художественного психологизма прозы Лермонтова стоит "Вадим" - его первый роман, оставшийся незавершенным. Именно этому произведению и посвящена, главным образом, на -стоящая глава. Однако уже само название ее говорит о том,что в сфере нашего внимания - не только первый прозаический опыт Лермонтова, но и его ранние поэтические сочинения. Рассмотрение прозы и поэзии в единстве, целостности обусловлено их глубокой, органиче -ской взаимосвязью. Значение этой взаимосвязи очень велико: она была сильной и плодотворной на всем протяжении творчества Лермонтова, во многом определяя своеобразие решения ряда художественных проб -лем, в том числе и той, которая интересует нас - проблемы воплоще -ния внутреннего мира человека. Именно поэтому мы обратимся здесь не только к "Вадиму", но и к юношеским поэмам Лермонтова ("Азраи -лу", "Ангелу смерти", ранним редакциям "Демона" ), к его лирике 1832 года (года предполагаемого начала работы над "Вадимом") и попытаемся выяснить, в какой мере поэтический опыт юного художника сказался на романтическом психологизме его первого романа, т.е. на том специфическом подходе к человеческой психологии, который в общих чертах был охарактеризован в предшествующей главе.
В изучении "Вадима" давно наметились две тенденции. Одна из них связана с трактовкой его как типично романтического произведения, отразившего интерес автора к философской проблематике и к внут реннему миру незаурядного героя, носителя этой проблематики /115, 78, 139, 171, 16, 96, 1457. Сторонники подобной трактовки "Вадима" не склонны прбвеличивать роли исторического фона романа, существующего в значительной степени самостоятельно, вне кардинальных вопросов повествования, в отличие от своих оппонентов, которые именно исторические фрагменты рассматривают как центральные и в их объективности усматривают критерий реалистического характера произведе -ния /64, 46, 50, 105/.
Из двух тенденций наиболее глубокой нам представляется первая, и в процессе дальнейшего исследования "Вадима" мы постараемся показать, что лермонтовский психологизм начинал складываться именно как психологизм романтический, более того, что романтическая природа психологизма "Вадима" была во многом обусловлена именно взаимодействием поэтических и прозаических жанров в раннем творчестве Лермонтова, иначе говоря, что романтический психологизм во многом носил поэтический характер.
В самом деле, сами художественные принципы романтического психологизма (и, в частности, психологизма "Вадима") тесно связаны с жанровыми традициями лирики. Эта связь проявляется прежде всего в выборе аспекта изображения внутреннего мира человека и в специфическом характере авторской позиции.
В предшествующей главе мы отмечали, что художественный психологизм, независимо от его романтического или реалистического подданства , - это специфический подход к внутреннему миру человека, подход к нему как к процессу. %енно такой подход к человече -ской психологии лежит в основе "Вадима": духовная жизнь его главного героя раскрывается в ее напряженном внутреннем течении, в непрерывной смене срстояний, настроений, эмоций. Собственно это и позволяет отнести лермонтовский роман к психологической прозе, назвать вго психологическим. Но характерно, что в "Вадиме", как и в лирике,
Лермонтов обращается к изображению той стороны духовного мира ге -роя, которая либо не проявляется в поступках вовсе, либо поясняет их смысл, значение, обнажая побудительные причины того или иного Действия. Даже наиболее коварные, почти дьявольские злодейства Ва -дима (убийство Федосея и косвенное участие в убийстве старика и его дочери) не мыслимы вне переживаний и воспоминаний, раздирающих его душу, вне сострадания, которое испытывает он к жертвам своей невольной жестокости. Ограничение роли поступка в системе психологических характеристик, носящее в лирике неизбежный характер, воспринимается в прозе как вполне добровольный шаг, говорящий уже не о жанро -вых особенностях, а о своеобразии авторского подхода к проблеме.
Интерес автора к скрытым от внешнего наблюдения духовным процессам отвечал общей тенденции воплощения внутреннего мира человека в психологической прозе романтиков, изображающей героя более в эмоциональной и умственной сферах, нежели в сфере действия (см. с. 46 ). Любопытно, что сам Лермонтов считал привилегией героев ХУТП века именно действие , но тем не менее в своем романе остался верен романтическим традициям.
Особенности изображения внутреннего мира человека в "Вадиме" обусловлены и лирическим по своему происхождению характером авторской позиции, авторского взгляда на своего героя. Психология Вадима раскрывается, главным образом, не с точки зрения наблюдателя, а с его собственной точки зрения, т.е. изнутри, а не со стороны. Это позволяет прежде всего отразить внутреннее, недоступное внешнему восприятию, течение духовной жизни, т.е. делает возможным под ход к внутреннему миру как к процессу. Необходимо оговорить, конечно, что сохраняя лирическую исповедальность, роман несколько видоизменяет ее характер. Лирический монолог, переходя в роман, утрачивает свою двойственность, т.е. принадлежность одновременно и внут t ренней речи и речи, рассчитанной на читателя, слушателя. Его функции переходят в романе к внешнему монологу, т.е. к монологу в собственном смысле слова, и к ряду интроспективных форм изображения. И монолог, и использованные в романе виды интроспекции отражают внутреннюю жизнь главного героя такой, какой она открыта лишь ему самому, его собственному взору. Конечно, не следует забывать, что исповедальность романа в большой мере условна - ибо все интроспективные формы изображения (играющие в повествовании очень большую роль) основаны на искусственном допущении полной осведомленности автора о духовной жизни своих персонажей.
Раскрытие психологии "изнутри" имеет и еще одно важное последствие: поступки Вадима, его субъективные интерпретации собственных переживаний не корректируются ни окружающими персонажами, ни самим автором, явно избегающим каких бы то ни было обобщенных оценок.
Воплощение внутреннего мира человека в романе "Княгиня Лиговекая"
"Княгиня Лиговская" была написана в 1836 году, т.е. в тот период, который в творчестве Лермонтова принято называть переходным. Как и всякое произведение переходного характера, этот роман пред -ставляет особый интерес для исследователя, ибо особенно зримо, от -четливо отражает сам процесс становления творческой индивидуальности художника.
Второй роман Лермонтова, как и первый, остался неоконченным,поэтому суждения о нем ни в коей мере не могут считаться исчерпывающими, окончательными. Однако написанные главы (их девять) все же по -зволяют составить довольно целостное впечатление о художественных принципах, которые легли в основу изображения героев романа. По срав нению с "Вадимом", эти принципы очень существенно изменились. Изменение коснулось прежде всего самого способа познания человеческой психологии. Если в "Вадиме" внутренний мир героя раскрывался как непрерывный процесс, то в "Княгине Лиговской" он изображается как си -стема более или менее устойчивых свойств натуры, т.е. как характер. Использование различных способов воплощения человеческой психологии не было в литературе 30-х годов XIX века чем-то необычным. Скорее можно сказать, что Лермонтов следовал уже сложившейся традиции (вспомним проанализированные в первой главе повести Бестужева).
В "Княгине Лиговской" Лермонтов отступает от того способа изображения духовной жизни персонажа, который был избран им в "Вадиме" и который, собственно говоря, и интересует нас прежде всего. Тем не менее "Княгине Лиговской" посвящена в работе отдельная глава. С чем это связано? Обращение ко второму роману Лермонтова от -крывает возможности сопоставления двух способов воплощения внутрен него мира человека, что важно для нас, ибо позволяет более глубоко выявить своеобразие каждого из них и, следовательно, проверить теоретические положения, которые были сформулированы в первой главе. Но дело не только в этом. Временное отступление от психологизма как способа изображения сыграло очень плодотворную роль в его дальнейшем развитии и совершенствовании. Показать это - одна из задач, настоящей главы.
Есть и еще одна важная причина, побуждающая нас подробно остановиться на "Княгине Лиговской". Творческая эволюция Лермонтова затронула не только способ изображения человеческой психологии, она коснулась и художественного метода. "Княгиня Лиговская" отражает переход автора от романтических принципов изображения к реалистическим. Это признают почти все исследователи творчества Лермонтова, изучавшие названное произведение /96, с.156; 122, с.79; 150, с.200-201; 146, с.133; 152, с.149/. Реалистическая природа "Княгини Лиговской" будет интересовать нас в той мере, в какой она повлияла на становление лермонтовского психологизма, точнее на переход от романтического психологизма "Вадима" к реалистическому психологизму "Героя нашего времени".
Своеобразие подхода к внутреннему миру человека, как мы пытались показать в предшествующей главе, определяют, главным образом, два взаимосвязанных фактора: аспект изображения и характер автор -ской позиции. В "Вадиме" автора преимущественно интересовали невидимые процессы духовной жизни. Естественна, что эти процессы могли быть раскрыты и раскрывались "изнутри", интроспективно. В "Княгине Лиговской" автор ставит перед собой иную задачу - от воплощения духовной биографии, т.е. внутренней стороны человеческой жизни, он переходит к изображению ее внешней стороны, т.е. к описанию поступ ков и событий. Характер романа очерчен достаточно точно самим ав т тором в первой фразе : "В 1833 году, декабря 21-го дня в 4 часа пополудни по Вознесенской улице, как обыкновенно, валила юлпа народу, и между прочим шел один молодой чиновник; заметьте день и час, потому что в этот день и в этот час случилось событие, от которого тянется цепь различных приключений, постигших всех моих героев и героинь, историю которых я обещался передать потомству..." /т.УІ, с,122/. Здесь для нас важна соотнесенность слова "история" со словом "приключения", т.е. трактовка истории героев и героинь как истории постигших их приключений.
Изменение аспекта изображения повлекло за собой и изменение позиции автора. Лермонтов отказывается в "Княгине Лиговской" от роли всезнающего повествователя, раскрывающего процесс внутренней жизни героя во всех подробностях, и занимает позицию внешнего наблюдателя, очевидца, которому интересна прежде всего событийная о сторона человеческой жизни . С этим связано появление интроспективных описаний, носящих неуверенный, предположительный характер: " ...казалось, он не торопился домой, а наслаждался чистым воздухом морозного вечера..." /т.УІ, с.1227. " ...какая причина этому беспокойству?..может быть, домашняя сцена, до него случившаяся (...) может быть, радость и смущение воскресающей, или только вновь пробуждающейся любви к нему, может быть, неприятное чувство при встрече с человеком, который знал некоторые тайны ее жизни и сердца..." /т.УІ, с.151/.
Психологизм "Героя нашего времени"
В литературоведческих исследованиях, как рте отмечалось, довольно часто говорится о психологизме "Героя нашего времени", т.е. о том, что духовная жизнь персонажа раскрывается в романе в ее непосредственном течении, во всей последовательности происходящих в ней изменений, словом, как процесс. Однако сама природа лермонтовского психологизма - в основе своей глубоко реалистическая - остается неизученной. Реалистический психологизм "Героя нашего времени"-итог упорных, напряженных творческих исканий - связан не просто с интересом к миру человеческих мыслей и эмоций, а с настойчивым стремлением понять этот мир, постичь его закономерности. В этой главе (. опираясь на выводы предшествующих) мы попытаемся выяснить, в чем же состояло своеобразие лермонтовского понимания человека и как оно определило реалистический характер изображения внутренней жизни, т.е. принципы раскрытия человеческой психологии :и ту систему художественных средств, с помощью которых осуществлялось ее воплощение . рий целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление" /т.УІ, с.24$/.
Эти строки напоминают известное высказывание Генриха ейне, содержащее одну из основных заповедей романтического направления: "Разве жизнь отдельного человека не столь же ценна, как и жизнь целого поколения? Ведь каждый отдельный человек - целый мир, рождаю -щийся и умирающий вместе с ним, под каждым надгробным камнем лежит история целого мира" /32, т.4, с.339/.
Глубокий, романтический по природе, интерес к человеческой душе, безусловно, многое определил в художественной эволюции Лермонтова. Однако психологизм "Героя нашего времени" связан не только с романтическими традициями. Воплощение внутренней жизни как процесса обусловлено своеобразием лермонтовского понимания человека.
В предисловии к роману Лермонтов пишет, что он изображал современного человека таким, каким его понимал. Слово "понимание" не раз появляется в тексте: "...и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле... Одни скажут: он был добрый ма т лый, другие - мерзавец!.. И то и другое будет ложно" /т.У1,с.322/ . Мысль о том, что оценки человеческого характера, данные окружающими, не совпадают, даже противоречат друг другу, владела Лер 1 Характерно, что о том же писал Н.В.Гоголь в 1828 г. в письме к матери: "Правда, я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно. У вас почитают меня своенравным, каким-то несносным педантом, думающим, что он умнее всех, что он создан на другой лад от людей (...) Здесь меня называют смиренником, идеалом кротости и терпения (...) Вы меня называете мечтателем..."/38, т. 10, с. 1237. монтовым еще в пору работы над более ранними произведениями - "Княгиней Лиговской" и прозаическим фрагментом "Я хочу рассказать Вам... "...Катерина Ивановна была дама не глупая, по словам чиновни -ков, служивших в канцелярии ее мука; женщина хитрая и лукавая, во мнении других старух,- добрая, доверчивая и слепая маменька для бальной молодежи..." ("Княгиня Лиговская" /т.УІ, с.1397).
"В обществе про нее было в то время много разногласных толков. Старушки говорили об ней, что она прехитрая и прелукавая, приятельницы - что она преглупенькая, соперницы - что она предобрая, молодые женщины - что она кокетка..."("Я хочу рассказать Вам. .. /т.УІ, с.190/).
Такое противоречие в оценке одного и того же человека в разные годы осмыслялось Лермонтовым по-разному. В "Княгине Лиговской", скажем, он пишет: "...истинного ее /Катерины Ивановны. - И.3.7 характера я еще не разгадал, описывая, я только буду стараться соединить и выразить вместе все три вышесказанные мнения..." /т.УІ,с.1397. Отрывок "Я хочу рассказать Вам..." слишком невелик по объему, трудно сказать, каким образом собирался автор раскрыть внутренний мир своей героини, ясно лишь, что оценки окружающих, даже в их совокупности, не казались Лермонтову адекватными ее характеру. "Я хочу рассказать вам, - пишет автор, - историю женщины, которую вы все видали и которую никто из вас не знал" /т.УІ, с.190/.
В "Герое нашего времени" нам снова обещают "рассказать исто -рию", но здесь позиция автора совершенно ясна, она четко сформулирована в ряде фрагментов романа и последовательно реализована в его художественной системе. Строки из журнала Печорина, приведенные выше, во многом напоминают одно из известных высказываний Толстого: "Одно из самых обычных заблуждений, - писал он, - состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными"
Мысль о том, что лаконичные характеристики, которыми награждают человека посторонние, оказываются неточными, ошибочными, при -вела и Лермонтова, и Толстого к выводу о необходимости изображения: внутренней жизни как процесса. Но ход их размышлений был неодина -ков. Для Толстого основной была идея текучести человеческой психологии. "Человек течет, - пишет он, - и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот" /Ї38, т.53, с. 17Q7. Признание разнообразия, противоречивости проявлений человеческого духа вело Толстого к раскрытию мотивов поведения, к объяснеию
