Содержание к диссертации
Введение
Глава І. В полемике о "старом" и "новом" слоге . 16
Глава 2. Между "классиками" и "романтиками" . 72
Глава 3. Путь к самобытности (Измайлов-баснописец) 132
Заключение 170
Приложения 175
Примечания к введению 176
Примечания к главе I 179
Примечания к главе 2 219
Примечания к главе 3 268
Библиография 301
- В полемике о "старом" и "новом" слоге
- Между "классиками" и "романтиками"
- Путь к самобытности (Измайлов-баснописец)
Введение к работе
Александр Ефимович Измайлов (І779-І83І) - яркая и самобытная фигура в ряду русских писателей начала XIX века. Видный поэт-сатирик, даровитый баснописец, издатель и редактор ряда журналов, председатель Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, он, безусловно, сам по себе заслуживает пристального исследовательского внимания.
Но изучение творчества Измайлова способно, кроме того, внести определенные уточнения и дополнения в картину литературной жизни первых трех десятилетий XIX века: в частности, прояснить перипетии многочисленных споров, полемик и дискуссий той поры,вскрыть характер отношений между просветительством и карамзимизмом, выявить ряд причин конфронтации "романтиков" и некоторых враждебных им группировок (не ограничиваясь обвинением последних в скудоумии и ретроградстве), уточнить некоторые закономерности эволюции басенного жанра в России *.
Творчество Измайлова давно уже привлекало к себе внимание исследователей, иднако - в чем нетрудно убедиться - изучение этого интересного русского писателя еще весьма далеко от завершения.
Попыткам научного изучения творчества Измайлова предшествовало множество критических статей и рецензий на прижизненные, а затем и посмертные издания сочинений "российского Теньера". Эти статьи, как факт современного (или почти современного) Измайлову восприятия его творчества, будут рассмотрены в своем месте.
Однако по крайней мере одно из выступлений такого рода за служивает специального и самого пристального внимания; это характеристика, данная творчеству Измайлова в статье В.Г.Белинского "Басни Ивана Крылова" (1840). В последующем изучении наследия баснописца (особенно в советской науке) она сыграла едва ли не
_ ц. _
большую роль, чем иные гораздо более объемные и детальные исследования. В этой статье, иронически охаректеризовав басни В.Л.Пушкина и В.В.Измайлова, Белинский писал следующее: "Но выше их обоих Александр Измайлов, который заслуживает особенное внимание по своей оригинальности: тогда как первые подражали Хемницеру и Дмитриеву, он создал себе особый род басен, герои которых: отставные квартальные, пьяные мужики и бабы, ерофеич, сивуха, пиво, паюсная икра, лук, соленая севрюжина; место действия - изба, кабак и харчевня. Хотя многие из сих басен возмущают эстетическое чувство своею тривиальностию, зато некоторые отличаются истинным талантом и пленяют какою-то мужиковатою оригинальностию". /II, с.148/.
Сейчас практически ни одна работа, в которой упоминается имя Измайлова, не обходится без цитаты из Белинского, причем слова выдающегося критика используются в качестве самого авторитетного и точного суждения о творчестве баснописца (Н.Л.Степанов, например, прямо заявлял: "Белинский исчерпывающе охарактеризовал своеобразие басен Измайлова") /56» с.41/.
Исследователи, апеллирующие к авторитету Белинского, не учитывают реального исторического контекста суждений критика об Измайлове. На самом деле "исчерпывающей характеристики" Измайлова в статье Белинского, конечно, нет: критик в данном случае повторял расхожие оценки, зачастую выходившие из кругов, враждебных Измайлову (кажется, лишь В.П.Степанов проницательно заметил: "Эта характеристика намеренно утрирована; в ней чувствуются мотивы "Дома сумасшедших" А.Ф.Воейкова") /155, с. 212/. Происходило это от того, что Белинский и не стремился дать объективную и всестороннюю оценку деятельности Измайлова-баснописца; он ставил перед собой совсем иные задачи. Новизна
- 5 -подхода критика в данном случае заключалась в том, что качества, традиционно считавшиеся недостатками Измайлова, он полемически объявляет его достоинствами. Делается это вполне сознательно: "Мужиковатая оригинальность", по Белинскому, все же лучше салонной искусственности поэзии ХУШ в.; это хоть и небольшой, но все же шаг на пути к истинной народности. Белинский в данном случае подчиняет свои историко-литературные экскурсы задачам литературной современности. Он, видимо, преднамеренно игнорирует тот факт, что в ряде басен Измайлов выступал и последователем Хемницера, и учеником Дмитриева; для него Измайлов важен не как реальная литературная личность, а как аргумент в борьбе с "преданием" и обветшалыми авторитетами. Впрочем, и "мужиковатая оригинальность" Измайлова в статье Белинского тут же "отменяется" истинно-народными баснями Крылова: по словам к критика, Измайлов, подобно всем другим, даже самым талантливым баснописцам, относится к Крылову как "беллетрист" и "художнику1.1 Примечательно, что годом позже, на новом этапе эстетических исканий, Белинский в т.н. "Статьях о народной поэзии"(1841) подойдет к творчеству Измайлова более сурово. Здесь Измайлов объявлялся основоположником "площадной" народности, противостоящей истинной народности Гоголя и Пушкина. В произведениях, построенных на принципах такой "ложно понимаемой народности", "мужики с бабами, кучера и купцы брадатые не только получили права гражданства <...>, но и сделались их единственными, привилегированными героями" /13, с.299/. В действительности творчество Измайлова таким содержанием, конечно, не исчерпывалось. Но Измайлов сам по себе вновь мало интересует критика; ему важно не реальное содержание его творчества, а наоборот, расхожая репутация писателя как живописца "низших слоев" общества. Имя Измайлова используется в статье как жупел для борьбы с литературными
- б -
противниками, в частности с Погодиным, отнесенным к числу "продолжателей" Измайлова.
Новым целям служит обращение к имени Измайлова в известной статье "Русская литература в 1841 году". Здесь Измайлов причислялся к тем нескольким десяткам писателей предпушкинской и пушкинской эпох, чьи "почтенные и заслуженные имена" "пора бы уже и перестать беспокоить" /12, с.554/« Подобные Измайлову литераторы (среди них - Пнин, Горчаков, Воейков, Ф.Глинка, Катенин, Шаховской и другие), по Белинскому, входят не в "историю", а только в "статистику" литературы.
Обзор соответствующего материала показывает, что оценки, данные Белинским Измайлову, при всей их меткости, остроумии, а иногда - сочувствии к писателю, следует рассматривать исключительно как одну из составляющих непрерывно эволюционировавшей литературно-эстетической концепции выдающегося критика, ни в коем случае не придавая им самодовлеющего значения и не объявляя их "исчерпывающими" и "всесторонними".
В 1849 г. в издававшейся А.Смирдиным серии "Полное собрание сочинений русских авторов" вышли сочинения Измайлова (в двух томах). Издание вызвало ряд откликов, среди которых на первом месте, бесспорно, большая статья А.Д.Галахова, занявшая несколько номеров "Современника" за І84-9-І850 гг. /108/. Статья Галахова (как нередко бывало у этого автора) далеко перерастала рамки журнальной рецензии и превращалась в самостоятельное, к тому же весьма обширное монографическое исследование.
Галахов испытал плодотворное воздействие идей позднего Белинского и его окружения, что отразилось и в данной статье.
Правда, свойственная Галахову склонность к педантическому классификаторству и наивная вера в новейшую эстетику существенно портили его работу: "новейшие" категории во многом оказыва-
- 7 -лись ничуть не лучше определений из старинных пиитик; во всяком случае, они столь же легко прилагались к Измайловским басням и столь - же мало объясняли их своеобразие. Истолкование Измайловской басни как "дидактического аллегорического рассказа" было в корне ошибочным, ибо Галахов опирался не столько на реальное изучения истории басенного жанра в России, сколько на построения европейских (прежде всего, конечно, немецких) исследователей, работавших на "своем" материале. Следуя за ними, Галахов для объяснения "свойств" басен Измайлова обращается к истории мировой басни от Эзопа и Федра, но совершенно обходит стороной споры о басне в Измайловскую эпоху. Возникает парадоксальная ситуация: создавая иллюзию погружения творчества Измайлова в "большой" исторический контекст, исследователь на деле лишает его реальной исторической почвы.
Однако наряду с такими рискованными и не всегда плодотворными "воспарениями" работа Галахова содержит и более полезные наблюдения конкретно-исторического характера.
Критик довольно подробно рассмотрел Измайловские басни с литературно-полемической тематикой, определил конкретную направленность некоторых из них. Однако полемический смысл большинства басен Измайлова Галаховым все же не был раскрыт. Более того, такие в высшей степени злободневные произведения, как "Два осла", "Соловей и ворон", "Змея и свинья", были отнесены критиком к числу басен, написанных "для общих мыслей, не имеющих никакого особенного приложения, но годных во все времена и у всех народов" /108, т.ХУШ, с.71/.
Заслуживают внимания указания Галахова на связь отдельных сочинений Измайлова с баснями его предшественников - Хемницера, Дмитриева и, особенно, Крылова. Впрочем, не все его сопоставления могут быть приняты: так, например, басня Измайлова "Два ко-
- 8 -та", написанная в 1835 г., никак не могла испытать влияния басни Крылова "Две собаки", поскольку последняя увидела свет лишь в 1824 г.; басня "Учитель и ученик" - не подражание "Метафизику" Хемницера, а вариация басни Лафонтена. Некоторые сопоставления слишком общи и неубедительны ("Роза и репейник" Измайлова и "Гуси" Крылова).
Наконец, самый большой интерес представляет предпринятый Галаховым подробный обзор содержания журнала "Благонамеренный". Именно эта часть работы Галахова сохраняет известную научную ценность, поскольку никогда уже Измайловский журнал не рассматривался столь детально. Критик проанализировал материалы беллетристического и критического отделов "Благонамеренного", рассмотрел выступления Измайлова против "славянщизны" ^'сентиментальности" и особое внимание сосредоточил на борьбе журнала с романтизмом.
В этой части статьи Галахова собран богатый материал, однако интерпретация его на сегодняшний день значительно устарела (к примеру, Галахов утверждает, что романтизм "не нравился" Измайлову только потому, что противоречил складу его личности). Кроме того, Галахов зачастую ограничивался простой характеристикой журнальных материалов, не соотнося их с конкретными обстоятельствами литературной борьбы. Не располагая архивными данными, Галахов нередко ошибался в атрибуциях и датировках, привлекая для характеристики взглядов Измайлова периода издания "Бла-гона меренного" произведения гораздо более раннего времени. Впрочем, эволюции Измайлова критик вообще не касался.
Но, как бы то ни было, работа Галахова оказала решающее воздействие на осмысление творчества Измайлова в дореволюционном литературоведении (тем более, что ее основные положения в сжатом виде вошли в галаховскую "Историю русской словесности", выдержав-
- 9 -шую до конца XIX в. несколько изданий, и стали, таким образом,
достоянием относительно широкой читательской аудитории). Почти все последующие общие работы об Измайлове в большей или меньшей степени варьируют Галахова, иногда дословно повторяя его выводы. В этом отношении сходны друг с другом специальный раздел' в книге Н.Н.Булича "Очерки по истории русской литературы и просвещения" /100/ (книга выросла из курса, прочитанного в 60-е годы в Казанском университете); этюд С.Н.Браиловского "Александр Ефимович Измайлов" /98/ (сам автор не скрывает, что в основном популяризует Галахова), статья М.Н.Мазаева в "Критико-биографи-ческом словаре русских писателей и ученых" /144, с.92 - 102/.
В I900-I90I гг. на страницах "Русской старины" появляется монография И.А.Кубасова "Александр Ефимович Измайлов" /133/. Хотя сам Кубасов скромно заявлял, что его исследование "является лишь посильным прибавлением к прекрасной во многих отношениях статье о нашем писателе А.Д.Галахова" /133, Ш 6, с.555/ , действительное значение проделанной ученым работы очень велико. Кубасов ставил перед собою прежде всего биографические задачи и с задачами этими справился блестяще: ему удалось создать фактически первую, во многих отношениях непревзойденную доныне, научную биографию Измайлова .
Молодой ученый, обратившись к потомкам Измайлова, сумел получить и частично обнародовать большое количество чрезвычайно ценных материалов: достаточно сказать, что современный фонд Измайлова в Рукописном отделе Пушкинского Дома почти целиком составлен из бумаг, собранных Кубасовым. Исследователь изучил также рукописи, хранившиеся в Императорской публичной библиотеке, в библиотеке Перербургского университета, в архивах различных министерств и ведомств.
- 10 -Вообще в работе отразилось немало лучших черт "истдрико-^, /
фактической"^научной школы (к которой принадлежал ученик Л.Н. | Майкова Кубасов): тщательность, выверенность фактов, уважение \ к документу, богатая библиографическая оснащенность. Все это превратило монографию Кубасова в серьезное (а в плане биографическом - почти исчерпывающее) исследование, мимо которого и сейчас не может пройти специалист.
Однако сам автор предупреждал, что его работа "не претендует на одинаковую полноту во всех своих отделах" . И действительно, если биографическая сторона вопроса исследована Кубасовым очень тщательно, то литературная деятельность Измайлова освещена гораздо более конспективно и менее оригинально. Более подробно, чем Галахов, он рассмотрел лишь те факты творческой биографии Измайлова, которые тесно связаны с его биографией житейской: например, издание им журналов в 10-е гг.; сотрудничество в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств и т.п. (обо всем этом Галахов вообще умолчал). Однако Кубасов, хотя и располагал многочисленными, еще никем не изученными документами, не исследовал сколько-нибудь подробно участия Измайлова в современной ему литературной жизни. Он предпочел ограничиться самыми общими характеристиками и библиографическими ссылками. Да и в характеристиках творчества Измайлова он проявил большую зависимость от Галахова, зачастую пользуясь даже формулировками последнего. Это несколько снижает ценность замечательной в целом работы ученого .
Наряду с обобщающими исследованиями, в дореволюционные годы появлялись и отдельные публикации произведений и писем Измайлова, а также документов, так или иначе связанных с его биографией и литературной деятельностью /37; 38; 153; 41 и др./. Значение этих публикаций, конечно, велико, однако следует иметь в
- II -
виду, что в подавляющем большинстве своем они сводились к простому воспроизведению текстов, лишенных каких бы то ни было комментариев (исключения редки и малоутешительны: к примеру, П.Н. Полевой попытался прокомментировать обнародованные им докумен-
N 5
ты, но допустил в своих истолкованиях ряд грубых ошибок).
В советской науке Измайлову уделялось еще меньше внимания, чем в дореволюционные годы. Лишь в 1935 г. в сборнике "Поэты-радищевцы" появилась краткая биографическая справка об Измайлове, принадлежащая перу знатока истории Вольного общества любителей словесности, наук и художеств В.Н.Орлова. Но именно в силу своей краткости никаких принципиально новых данных о литературной деятельности Измайлова заметка эта не содержала. Лишь позицию Измайлова в Вольном обществе Орлов постарался охарактеризовать более конкретно: "Вместе с Д.Н.Языковым Измайлов представлял в Обществе "правую оппозицию", боровшуюся с радикалами Попугаевым и Борном и в 1807 году одержавшую над ними победу /51, с.421/. Такая характеристика долго повторялась в работах общего и более специального характера, и лишь недавно сама мысль о наличии в рядах Общества "правой" и "левой" оппозиции была не без основания оспорена (об этом подробнее см. в I гл.диссертации).
Самой крупной работой об Измайлове в советской науке остается посвященная писателю глава в 5 томе академической "Истории русской литературы" (1941). Автором этой главы был Н.Л.Степанов. Здесь, по необходимости суммарно, очерчивался творческий путь писателя, давалась характеристика его важнейших произведений. Н.Л.Степанов привлек'- и некоторые новые материалы - в частности, письма. Измайлова к Н.И.Шредеру. Преимущественное внимание автор сосредоточил на басенном наследии Измайлова и разобрал
- 12 -его довольно подробно. Однако, признавая в бытописательных бас**
нях и сказках Измайлова некоторое достоинство и усматривая в них реакцию на "салонную сглаженность" карамзинизма, Степанов все же оценил их довольно сурово: "Простодушие" Измайлова далеко от лукавого юмора Крылова; оно чаще всего свидетельствует об ограниченности автора, о чрезвычайно упрощенном понимании им окружающего /156, с.273/. Отметим, что некоторые интерпретации Измайловских басен, содержащиеся в этой главе "Истории русской литературы", субъективны, а некоторые-просто ошибочны (об этом подробнее см.З главу нашей работы).
К сожалению, связь Измайлова с современной ему литературной жизнью освещена Н.Л.Степановым всего менее удачно: утверждение о пассивности Измайлова в борьбе шишковистов и карамзинистов не выдерживает проверки фактами (вообще, характер отношений писателя с карамзинистами и, в частности, с И.И.Дмитриевым обрисовывается неверно); неверно осмыслена программа журнала "Благонамеренный" (вся деятельность Измайлова в журнале объявлена "наивной и малоудачной попыткой возвысить себя до "благородной" литературы" /156, с.271/. Многие важные факты литературной судьбы писателя вовсе оставлены без внимания.
Во многом полемичен по отношению к концепции Н.Л.Степанова раздел об Измайлове во вступительной статье Г.В.Ермаковой-Битнер к подготовленному ей сборнику "Поэты-сатирики конца ХУШ - начала XIX в." /53/. Исследовательница справедливо пишет, что "вряд ли стоит чрезмерно принижать социальное значение сатиры Измайлова и изображать его лишь как добродушного "фабулиста", ограниченного, чрезвычайно упрощенно понимавшего окружающее" /53, с.59/. Г.В. Ермакова-Битнер указывает на те сатирические произведения Измайлова, где он "в своих оценках действительности <Г...> сближался с передовыми людьми своего времени" /53, с.59/. В статье дано
- ІЗ -обстоятельное и во многих отношениях верное истолкование творчества писателя, проникнутое искренней симпатией к "российскому Теньеру". Однако автор несколько преувеличивает "демократизм" Измайлова, его "сочувствие к тяжелой доле крестьянства", затушевывая дворянскую ограниченность его мировоззрения. Кроме того, Г.В.Ермакова-Битнер, в соответствии со 0'воей концепцией (восходящей отчасти к идеям Г.А.Гуковского), попыталась представить Измайлова деятелем некой особой группы поэтов-сатириков, равно противостоящих и шишковистам, и карамзинистам. Это привело едва ли не к полному игнорированию полемических выступлений Измайлова в первые два десятилетия XIX в. (а также обернулось известной односторонностью и тенденциозностью при отборе произведений Измайлова для публикации, на что справедливо указал в своей рецензии М.И. Гиллельсон) /III/.
Рассмотренными статьями практически исчерпывается круг специальных работ об Измайлове, появившихся в послереволюционные годы.
Образовавшийся пробел восполняется (хотя, конечно, только отчасти) комментариями, сопровождающими публикации стихотворений Измайлова в различных изданиях серии "Библиотека поэта". Не будет преувеличением сказать, что именно комментаторам принадлежит в последние десятилетия ведущая роль в деле изучения и популяризации творчества Измайлова. Здесь в первую очередь следует упомянуть примечания Г.В.Ермаковой-Битнер к указанному выше сборнику и, в особенности, примечания В.П.Степанова к сборникам "Стихотворная сказка (новелла) ХУШ - начала XIX в." (1969) и "Русская басня ХУШ - XIX вв." (1977). В этих работах, на основе новых, часто архивных данных, прояснены важные, до недавнего времени вовсе не исследованные эпизоды литературной деятельности Измай-
лова, выявлен полемический смысл множества сатирических выступлений поэта. Конечно, исследователи не были застрахованы от ошибок: имелись здесь свои недочеты (о чем мы отчасти говорили в связи с изданием, подготовленным Г.В.Ермаковой-Битнер); не все произведения удалось прокомментировать удовлетворительно (об этом еще пойдет речь в соответствующих главах нашей работы), но все же большой позитивный смысл названных примечаний, иногда превращающихся в миниатюрные исследования, переоценить трудно.
Добавим, что лишь в советских изданиях была впервые осуществлена подлинно научная подготовка текстов произведений Измайлова. И Г.В.Ермакова-Битнер, и В.П.Степанов широко обращались как к прижизненным изданиям баснописца, так и к сохранившимся рукописям. Это позволило не только устранить ошибки старых изданий, но и привести ряд интересных вариантов, а в отдельных случаях - восстановить прочтения, соответствующие авторскому замыслу, но не попавшие в печать по цензурным причинам. Кроме того, Г.В.Ермаковой-Битнер было впервые опубликовано по рукописи около десятка Измайловских стихотворений.
Но, сколь бы ни были отрадны названные публикации, это все же публикации сравнительно небольших подборок: большинство произведений Измайлова не переиздавалось с дореволюционных времен, некоторые из них доныне остаются в рукописях. И сколь бы ни были замечательны сопровождающие новейшие издания комментарии, это все же лишь комментарии - жанр, весьма ограничивающий возможности автора и, конечно, не заменяющий специальных исследований.
Наконец, нельзя не упомянуть и большой публикации эпистолярных документов, недавно осуществленной Я.Л.Левкович под заглавием "Литературная и общественная жизнь пушкинской поры в письмах А.Е.Измайлова к П.Л.Яковлеву" /138/. Письма Измайлова к его другу, родственнику и активному сотруднику П.Л.Яковлеву были обнару-
- 15 -жены М.К.Азадовским в 1916 г. в Тверской губернии. С тех пор они неоднократно публиковались, но только в небольших извлечениях. В публикацию Я.Л.Левкович вошли фрагменты из 65 писем. Исследователи пушкинской эпохи и исследователи творчества Измайлова получили в свое распоряжение большой и ценный материал (для изучения деятельности Измайлова в 20-е годы письма его к Яковлеву имеют первостепенное значение). Поэтому публикацию Левкович можно было бы только приветствовать, если бы многочисленные и серьезные просчеты не снижали в значительной степени ее ценность .
Даже из краткого историографического обзора явствует, что творчество Измайлова еще нуждается в разностороннем и разноплановом изучении. Коллективными усилиями здесь предстоит ликвидировать немало серьезных лакун.
В настоящей работе Измайлов рассматривается как непосред- /
ственный участник литературного движения. Значительное внимание
уделяло как его художественному творчеству, так и его критичес-\
ким и полемическим выступлениям. Такой подход оправдывается \
самим характером деятельности писателя, постоянно оказывавшего-;
ся в центре жарких литературных схватках. /
Задачами настоящего исследования определена и его структура. В первых двух главах предпринята попытка определить роль, место и позицию Измайлова в литературной борьбе первой трети XIX в., прежде всего - в таких важнейших литературных дискуссиях своего времени^, как полемика "о старом и новом слоге российского языка" (1800-е - начале 1810-х гг.) и споры между "классиками" и "романтиками" (1820-е гг.). Эти литературные события и дали названия соответствующим главам. (В полемике о "старом" и "новом" слоге"; "Между "классиками" и "романтиками").
С другой стороны, представлялось необходимым специально проанализировать особенности наиболее ценной части творческого наследия Измайлова - его басен и "сказок". В заключительной главе диссертации ("Путь к самобытности Измайлов-баснописец") предпринята попытка исследовать басенную систему Измайлова в ее исторической динамике, на фоне литературных споров начала века и борьбы различных тенденций в басенном творчестве этого времени.
В полемике о "старом" и "новом" слоге
Начальные годы литературной деятельности А.Е.Измайлова отмечены близостью писателя к передовым общественным кругам. Уже в первом крупном произведении Измайлова - романе "Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества" - отразились идеи умеренного дворянского просветительства . Вероятно, просветительские настроения молодого автора во многом были определены его связью с редакционным кружком "Санктпетербургского журнала" А.Ф.Бестужева и И.П.Пнина, одного из самых передовых изданий конца ХУШ в. (Судя по всему, именно в пору сближения Измайлова с Пниным и Бестужевым и велась основная работа над романом).
Симпатии к просветительским идеалам (хотя и понятым в несколько общем и, так сказать, заземленно-бытовом плане) в 1802 г. привели Измайлова в ряды Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Характерно, что в ряде произведений Измайлова первой половины 1800-х гг. повторяются и варьируются мотивы его юношеского романа (см., например, трактаты "Рассуждения о нищих ..." и "Вчерашний день ...", проникнутые идеями практической филантропии). Нормы добродетельной жизни, посвященной труду и благодеяниям, утверждаются им в "восточной повести" "Ибрагим и Осман, или Трудись, делай добро и будешь счастлив" (1805); в сочинении "Наставление старого индейского мудреца молодому государю, которого он воспитывал" (также облеченном в условно -"восточную" форму) Измайлов излагает свои представления об "идеальном монархе", явно адресуясь к Александру I. Обращение Измайлова к политической проблематике - несомненно, следствие близости его к Вольному обществу (как справедливо заметил В.Н. Орлов, "Измайлов выражал здесь в довольно общей форме настрое-ния, характерные для всего кружка") /51, с.419/ .
Все перечисленные нами произведения дают довольно ясное представление об идеологической ориентации молодого Измайлова и почти ничего не дают для уяснения его литературной позиции. Это и понятно, поскольку в данном случае речь идет о сочинениях, относящихся не столько к литературе в собственном смысле, сколько вообще к "словесности", понимаемой в начале XIX в.чрезвычайно широко. Между тем Измайлов интересен, конечно, не как идеолог (в этом отношении он значительно уступал многим членам Вольного общества), сколько как писатель. Поэтому в первую очередь мы должны выяснить, каковы были литературные взгляды молодого Измайлова и каким образом соотносились они с его просвети тельскими симпатиями.
В пору создания "Евгения" собственно литературная позиция Измайлова была еще неопределенной и аморфной: в своем романе он бранит рептильных одописцев и в то же время не сомневается, что "Россиада" М.Хераскова - непревзойденный в русской поэзии шедевр; он признает некоторые достоинства за "Орлеанской девственницей" Вольтера, но его же "Генриаду" ставит неизмеримо выше как истин- но "классическое" произведение, и т.п. В этих литературных оценках нет ничего особенно оригинального или свидетельствующего о твердых эстетических убеждениях: Измайлов повторяет самые расхожие мнения, сделавшиеся в конце ХУШ в. "общим местом" школьных курсов. Видимо, нечто подобное говорил своим "студентам" и И.С, Рижский - преподаватель словесности в Горном училище .
Однако уже в пору литературных дебютов Измайлов непременно должен был обратить внимание на новую завоевывшую все большую популярность литературную систему - карамзинизм. С несомненной симпатией к Карамзину и его "школе" относились в органе, с которым связано начало сознательной литературной деятельности писателя, - "Санктпетербургском журнале". Здесь из номера в номер помещались стихотворения за подписью "-въ", типичные образчики сентименталистской поэзии ("К солнцу", "Лилея" и др.). Одно из таких стихотворений ("К сочинениям Г.Карамзина") имело отчетливо декларативный характер; в нем Карамзин объявлялся лидером нового, наиболее перспективного течения в русской - Молодой литератор, конечно, не мог безучастно пройти мимо достижений карамзинистской поэзии, культивировавшейся в кругу близких ему писателей. Не случайно литературные опыты Измайлова, последовавшие за ученической "Смертью", пронизаны сентиментальными, "чувствительными" мотивами (именно эта, наиболее внешняя сторона карамзинизма усваивалась, конечно, в первую очередь) .
Между "классиками" и "романтиками"
Со второй половины 1810-х гг. положение Измайлова в литературном движении существенно осложнилось, что было вызвано не столько внутренней эволюцией воззрений самого писателя (в основе своей стабильных), сколько изменениями в общественной и литературной жизни эпохи. В условиях формирования преддекабристских и декабристских идей умеренно-просветительские идеалы Измайлова оказывались уже явно недостаточными. Эстетические представления, оформившиеся в пору полемики о "старом" и "новом" слоге, в свою очередь не позволили Измайлову принять ряд новых тенденций в литературе 20-х гг.
Все это обусловило достаточную сложность, а временами -скрытый драматизм литературной судьбы Измайлова в 20-е гг.
Хотя с конца 1816 г. возобновляет свою деятельность Вольное общество любителей словесности, наук и художеств и Измайлов избирается его председателем, однако, основным и важнейшим поприщем для литературных выступлений Измайлова в 20-е гг. оказывается журналистика. Это весьма знаменательно: с конца 1810-х гг. журнал начинает претендовать на роль основной формы бытования словесности. Он еще тесно связан с литературным обществом, дружеским кружком и салоном, но он уже подчиняет их своим нуждам, заставляет их служить своим интересам.
Не случайно одним из главных вопросов, обсуждаемых на первых заседаниях возобновленного Вольного общества, был вопрос о передаче Обществу журнала Н.И.Греча "Сын отечества" /134/« И хотя из-за вмешательства властей передача не состоялась, на некоторое время "Сын отечества" превращается в неофициальный орган Вольного общества: члены Общества делаются основными сотрудниками Греча; активно печатается здесь и Измайлов.
Вскоре Измайлову самому пришлось принять на себя обязанности редактора. В 19 номере "Сын отечества" за 1817 г., в заметке "От издателя", датированной 9 мая 1817 г., Греч, извещая читателей о своем, отъезде за границу для поправления расстроенного здоровья, объявлял: " в продолжение ... моего отсутствия часть Словесности и Библиографии будет издаваться под надзором известного Писателя Александра Ефимовича Измайлова" /86, 1817, № 19, с.279/. Греч выехал из столицы 16 мая, и 20-й номер "Сына Отечества" за 1817 г. вышел уже под редакцией Измайлова. Измайлов сразу же постарался усилить собственно литературные отделы журнала, при Грече игравшие относительно второстепенную роль. В объявлении о подписке на вторую половину 1817 г. сообщалось: "Приняв по дружбе к Издателю СО. на время его отсутствия отсюда составление сего Журнала ... и пользуясь прияз-нию многих наших литераторов, Редактор постарается сделать сие издание сколь возможно занимательнее по части Слввесности и Критики" /86, 1817, № 23, с.159-160/. В письме к Н.Ф.Грамматину от 30 июня 1817 г. Измайлов излагал свои намерения еще более определенно: "Вам известно уже, что я после отъезда Греча издаю теперь Сына Отечества. В материалах недостатка у меня нет; но мне хотелось бы сделать журнал разнообразнее, нежели каков он был прежде, и не помещать длинных и сухих пиес. Вот уже я издал семь книжек, и в каждой есть стихотворения; а прежде помещалось их очень мало" /37, с.426/.
Действительно, при новом редакторе поэтический отдел журнала заметно оживился. Сам Измайлов поместил здесь около десяти стихотворений. Возросло количество других сотрудников . При всей разнородности и пестроте поэтического отдела "Сына Отечества" в принципах подбора материала можно проследить определенную последовательность: здесь явно преобладали сочинения, которые Измайловым связывались с традицией "легкой поэзии".
В этом отношении не менее показателен отдел библиографии, почти целиком составлявшийся Измайловым. Обычные в пору редакторства Греча краткие информативные заметки или "прозаические эпиграммы" (как называли язвительные реплики Греча современники) Измайлов стремился превратить в сжатые критические очерки. Именно в библиографическом отделе с особой ясностью проявилась новая ли 2 тературная ориентация журнала .
Измайлов в рецензиях "Сына Отечества" проясняет и развивает мысли, высказывавшиеся им уже в конце 1800-х - начале 1810-х гг. Он энергично пропагандирует идеалы гармонической поэзии карамзи-низма и за "отклонение" от этих идеалов критикует даже авторитетнейших поэтов ХУШ столетия и их современных последователей. Измайлов не упускает из внимания и содержательной стороны литературы: в творчестве Батюшкова, например, им подчеркивается гуманистический момент, симпатии автора к подвижникам просвещения и культуры ("искреннее уважение к великим дарованиям, неразлучным с великими качествами души и сердца").
Путь к самобытности (Измайлов-баснописец)
Литературную славу Измайлову принесли в первую очередь его басни и "сказки", которые, как справедливо отмечается исследователями, "по праву занимают заметное место в истории русской поэзии" /50, с.97/. Чрезвычайной оригинальностью и самобытностью басенного творчества Измайлова был вызван и его широкий читательский успех: на протяжении XIX века басни Измайлова выдержали II изданий, причем 5 изданий вышло еще при жизни автора .
Басни Измайлова заслуживают специального историко-литературного изучения. А поскольку принципы басенного творчества Измайлова на протяжении почти трех десятилетий претерпели существенную эволюцию, мы сочли необходимым рассмотреть путь Измайлова-баснописца преимущественно в диахроническом аспекте, по возможности -в контексте тех литературных споров, которые отразились на произведениях писателя самым непосредственным образом.
Первая басня Измайлова (первоначально именовавшаяся "Истина во дворце", впоследствии - "Происхождение и польза басни") была написана в 1802 г. , т.е. в год вступления автора в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Это глубоко не случайно. Просветительская вера в способность слова исправлять нравы с неизбежностью обращала многих членов Общества к басенному жанру, как бы сконцентрировавшему в себе "вечные" моральные истины.
По существу, "Истина во дворце" - это политическое и публицистическое произведение; речь в нем идет не столько о жанровой сущности басни, сколько о сущности литературы вообще, о роли литературы в обществе и, в частности, о ее воздействии на власть имущих. Появление произведения такого рода у Измайлова понятно в контексте общих настроений членов Вольного общества в начале 1800-х гг., когда на Александра I возлагались исключительные на дежды и когда многими разделялось убеждение в том, что новый император будет руководствоваться в своей деятельности советами людей благомыслящих. Отсюда - появление в журнальной публикации басни прямого обращения к Александру, по форме - исключительно комплиментарного, но по сути - "учительного", как бы подталкивающего императора к следованию по стезе добродетели. По своей установке басня, таким образом,перекликается с публицистическими и беллетристическими опытами Измайлова 1800-х гг. - "Наставлением старого индейского мудреца молодому государю" и повестью "Ибрагим и Осман".
В жанровом отношении "Истина во дворце" - произведение противоречивое. Условный аллегоризм сюжета (восходящего к французскому источнику) сочетается здесь с сугубо конкретным и злободневным изображением нравов русского правительства, живо напоминавших недавнее павловское царствование (политические намеки были особенно заметными в первых редакциях басни) .
В творчестве Измайлова начала 1800-х гг. басня "Истина во дворце" осталась единичным явлением: в это время писатель пробует силы в разных жанрах и баснописцем по преимуществу себя еще не ощущает. Зато в 1804-1805 гг. Измайлов вновь обращается к басенному творчеству и создает по крайней мере четыре басни: "Собака" (в последующих редакциях - "Умирающая Собака"), "Живописец", "Рождение льва" и "Соловей и Кукушка" .
Во всех этих произведениях использованы сюжеты произведений Христиана Фюрхтеготта Геллерта J То, что Измайлов в качестве источника выбирает не Лафонтена или Флориана, а именно Геллерта, весьма показательно: ему сейчас ближе не столько изящество стиля и мастерство рассказа, сколько окрашенный умеренно-просветительским пафосом морализм, в высшей степени присущий произведениям немецкого поэта.
Басни этой поры, подобно "Истине во дворце", перекликались по своей проблематике с публицистическими выступления автора: к примеру, "Умирающая собака", в которой обличается скупость, явно соотносится с трактатами Измайлова, посвященными практической филантропии ("Рассуждение о нищих", "Вчерашний день").
В баснях 1804-1805 гг. Измайлов, безусловно, ориентировался на традицию басен И.И.Хемницера (как известно, испытавшего значительное воздействие Геллерта и переведшего ряд его басен /169/. Характерно, что Измайлов обращается к тем басням Геллерта, которые Хемницером не переводились: он мыслил себя не соперником, а учеником и продолжателем русского баснописца (использование сюжетов, уже обработанных предшественником, в соответствии с эстетическими представлениями эпохи воспринималось бы как демонстративная заявка на соперничество) /117/.
От Хемницера Измайлов усвоил интерес к ясному новеллистическому построению басни, к разработке диалога (в противовес "болтовне" рассказчика с читателем в басне сумароковского типа), К Хем-ницеру же восходит и "простой" слог, достаточно книжный, но равно чуждый как архаической лексике, так и вульгаризмам.
Несмотря на то, что басни Измайлова содержали уже некоторые новые черты, существенно отличающие их от произведений и Хемницера и Геллерта , все же обновление жанра не было проведено здесь сколько-нибудь последовательно. Известная механистичность в соединении аллегоризма и бытовой конкретности, отвлеченной моралистичнос-ти и злободневной сатиры привела к тому, что басни эти не стали сколько-нибудь значительным литературным собитием.
