Содержание к диссертации
Введение
Глава 1: Анри мишо и его "portrait des meidosems": общая характеристика 13
1.1. "Портрет мэйдостранцев": герои, история текста, место в творчестве Мишо 13
1.2. Обзор исследований языка и стиля Мишо 16
1.2.1. Анти-риторика Мишо и традиционные приемы «высокого стиля» 16
1.2.2. Аскетизм изобразительных средств или богатство риторических приемов 19
1.2.3. Дезавтоматизация процесса чтения и «риторическая банализация» 22
1.2.4. Нестабильность, изменчивость стиля 23
1.3. Проблема разграничения поэтических и прозаических малоформатных текстов А. Мишо и место «Портрета мэйдостранцев» 26
1.3.1. Практика деления на поэзию и прозу в творческой биографии Мишо 26
1.3.2. Миниатюра Мишо: взгляд исследователей 29
1.3.3. "Портрет мэйдостранцев": полемика о жанровой принадлежности 31
1.4. "Портрет мэйдостранцев" в системе разных типов дискурса 32
1.4.1. Разграничение «стих-проза». Проблема«пограничных» жанров 33
1.4.2. Оппозиция «поэзия-проза» 35
1.4.3. «Портрет мэйдостранцев» и жанровые формы пограничной природы 38
Глава II: Лексико-семантический анализ «портрета мэйдостранцев» 43
II. 1. Особенности лексики и морфологии 43
ІІ.1.1. Частотный словарь «Портрета мэйдостранцев» 43
II. 1.2. Тематические группы и их использование 51
II. 1.3. Шифтеры. Местоимения 3-го лица и авторский окказионализм как составляющие лирической атмосферы 72
II. 1.4. Шифтеры. Демонстративы в поэме: визуальность или поэтическая неопределенность? 87
II. 1.5. Выбор эпитетов: незрительность лексики в «текстовой живописи» Мишо 93
ІІ.2. Аллегорический метафоризм «Портрета мэйдостранцев». Особенности образного устройства поэмы 99
ІІ.2.1. Аллегория и развернутая метафора 101
ІІ.2.2. Методика тропеического анализа аллегорического текста. Признаки и уровни аллегоричности 104
II.2.3. Неоднозначность интерпретации ключевых метафор поэмы 110
II.2.4. Новизна образной структуры поэмы: необычное в метафорическом изображении человеческой психики 112
II.2.5. Метафора и метонимия в «Портрете мэйдостранцев» 126
II.2.6. Развернутая метафора: область развертывания 130
Глава III: Уровень синтаксиса и текста 137
III. 1. Фигуративность в «Портрете мэйдостранцев». Основные приемы и их функции. 137
III. 1.1. Фразовый и лексический повтор, синтаксический параллелизм. Длина предложения 137
III. 1.2. Эллипсис и апозиопезис 144
III. 1.3. Парцелляция 146
III. 1.4. Сегментированная конструкция 149
111.1.5. Инверсия 153
III. 1.6. Вопросно-ответный ход, медитативный вопрос, риторическое восклицание. 161
III. 1.7. Использование номинативных предложений 164
III. 1.8. Номинативные ряды и ритм в поэме 169
III.2. Композиционная структура «Портрета мэйдостранцев» и звуковая организация главок 173
III.2.1. Структура главок и абзацев. Фонологические связи 173
III.2.2. Связи между главками 185
III.2.3. Фрагментарность и ее роль в поэме 190
Заключение 194
Библиография 197
- Обзор исследований языка и стиля Мишо
- Аллегорический метафоризм «Портрета мэйдостранцев». Особенности образного устройства поэмы
- Метафора и метонимия в «Портрете мэйдостранцев»
- Композиционная структура «Портрета мэйдостранцев» и звуковая организация главок
Введение к работе
Актуальность работы. Язык и стиль Анри Мишо (1899-1984),
французского поэта, писателя и художника бельгийского происхождения,
представляют собой богатейший материал для лингвистического исследования.
Однако его произведения нельзя назвать изученными с лингвостилистической
точки зрения, хотя его творчество вызывает интерес большого числа
исследователей во Франции и в мире (R. Bellour, R. Bertele, М. Blanchot,
М. Bowie, J. Cels, J. Dubois, B. Dupriez, L. Edson, C. Fintz, A.-E. Halpern,
J.-P. Martin, J. Roger, F. Trotet и др.). За последние 10 лет во Франции было
защищено как минимум 25 диссертаций, затрагивающих творчество этого поэта
[Catalogue 2008], но язык и стиль Мишо по-прежнему остаются наименее
исследованными. Дальше мы покажем это, дав характеристику наследия Мишо
и направлений его изучения. В работах большинства исследователей его
творчества преобладает литературоведческий, интерпретационный подход.
Лишь единичные исследования описывают его тексты с точки зрения
лингвостилистики. В России монографических научных работ на эту тему не
публиковалось. *
Мало изученными или вообще не проанализированными остаются следующие области: 1) лексика Мишо - отсутствует ее комплексный анализ; хотя исследователи обращают внимание на необычные лексические слои, но анализируются лишь отдельные примеры; 2) образная система произведений Мишо и его авторская система символов; 3) фигуративность в произведениях Мишо: детально проанализировано только использование повторов.
«Portrait des Meidosems» А. Мишо относится к своеобразным жанровым образованиям, занимающим «пограничное» положение между поэзией и прозой. Исследователи дают этому произведению и «малой» прозе Мишо в целом самые разные определения. Поэтому комплексный анализ этого текста с позиций лингвостилистики представляется нам актуальным как применение нового научного инструментария к сложному и недостаточно изученному объекту.
Необычность языка Мишо и его индивидуального стиля - одна из причин того, что на русский язык пока переведено парадоксально малое количество текстов этого автора. Описание их своеобразия, так же, как и интерпретация конкретных фрагментов текстов, могут способствовать изменению этой ситуации.
Анри Мишо во французской и мировой литературе XX века. Творчество Анри Мишо объемно и отличается жанровым разнообразием. При его жизни опубликовано 82 книги (моноиздания и сборники), в которые вошли стихи, стихотворения в прозе, миниатюры пограничного жанра, рассказы, эссеистика, пьесы, афоризмы, живопись, графика, а также, исследования об измененных состояниях сознания, сочетающие научный жанр с поэтическим языком. Издание Мишо в серии «Библиотека Плеяды» издательства Галлимар составило, три тома [Michaux 1998, 2001, 2004] общим объемом в 4800 страниц, включая 1730 страниц сопроводительного материала. Деятельность Анри Мишо совпала по времени с мощным обновлением французской поэзии, в молодости он на какое-то время сближался с деятелями французского сюрреализма, но быстро отошел от всех литературных движений и группировок. Исследователи»" сходятся на том, что его фигура стоит во французской литературе особняком, «в стороне от всех литературных течений, и даже от самой поэзии, вообще, на отшибе» [Vade 1996: 116], его называют «воплощением оригинальности» [J. Cassous цит. по Leonhard 1966:264], а его творчество относят к разряду «самых сложных, разнородных и загадочных» [Picon 1979: 106]. В; 1965 году его наградили Национальной премией Франции по литературе, но Мишо от нее отказался [Michaux 2004: XXVIII]. Факты, подтверждающие неутихающий интерес к творчеству Мишо: постоянное переиздание его книг, театральные постановки, музыкальные произведения, написанные на его тексты, такими известными композиторами, как П. Булез, В. Лютославски, Ж. Евангелиста и др. (к 2004 г. насчитывалось 15 музыкальных адаптации произведений Мишо).
Переводные издания его текстов появляются уже с конца 40-х годов. В это время в Америке вышло первое «Избранное» Мишо. На немецком его
произведения издали в 1966 г., сразу трехтомник. Первыми переводчиками были известные поэты и писатели: на немецкий стихи Мишо перевел П. Целан, на испанском его воссоздали О. Пас и Х.Л. Борхес. В последние десятилетия поток переводов не ослабевает. Например, на английском языке с 1949 г. вышло не менее 19 книг Мишо (в том числе 5 сборников избранного и 14 моноизданий). Последующих переизданий на английском, как минимум, 4. Ситуация с русскими переводами Мишо на этом фоне выглядит удивительной: существует всего два сборника, полностью посвященных этому поэту [Мишо 1997, Мишо 2004], причем большую часть первого из них составляют не его собственные тексты, а статьи о нем. Один из переводчиков Мишо, литературовед и социолог Б.В. Дубин объясняет трудности перевода такими особенностями его поэзии, как «открытая» жанровая природа, раздвоение, зыбкость, борьба против какого бы то ни было «готового» языка [Дубин Б.В. Рецензия на книгу. А. Мйшо «Поэзия. Живопись», цит. по Мишо 2004: 404].
Научная литература об Анри Мишо. Тексты Мишо становятся объектом исследования для представителей разных областей науки. Их изучают с философской точки зрения (М. Beguelin, L. Edson, F. Trotet) - наибольший5 интерес вызывает связь его взглядов с положениями восточной философии. Освещаются медицинские и психологические проблемы, затронутые в творчестве Мишо (J. De Ajuriagerra, F. Jaeggi, A. Brun, A. Royere, R. Verger), ему посвящаются труды по искусствоведению и семиотике (G. Bonnefoi, Н.-А. Baatsch, A. Pacquement, С. Fintz, R.M. Mazon, Є. Gherix). О читательском, интересе к этому автору свидетельствует появление ряда биографических исследований (К. Leonhard, N. Murat, В. Ouvry-Vial, J.-P. Martin и др.). Мы . перечислили только авторов монографий и составителей сборников статей. Творчество Мишо также анализируют в своих работах такие известные философы и писатели, как М. Бланшо, Ж. Делёз, А. Жид, М. Бютор, Ж.-М. Г. Леклезио.
Изучению произведений Мишо в их литературном аспекте посвящен ряд монографий (М. Bowie, R. Bertele, R. Bellour, J. Cels, C. Fintz, A.-E. Halpern,
J. Roger, J.-P. Martin), были выпущены специальные номера журналов и материалы конференций, посвященных этому автору: Henri Michaux, Cahier de l'Herne N 8 (1966) ; Ruptures sur Henri Michaux (1976); Passages et langages de H. Michaux (1987), Sur Henri Michaux (1988); Europe N 698-699 (1987); Magazine Litteraire N220'1985, Magazine Litteraire N 364'1998; Methodes et savoirs chez Henri Michaux (1993), Henri Michaux. Plis et cris du lyrisme (1997), Henri Michaux. Corps et savoir (1998); Litterature N 115'1999 и др. Библиография отдельных статей, посвященных его творчеству, насчитывает больше 650 работ.
В филологических трудах о Мишо большое место отводится интерпретации его текстов. Кроме того, исследователи анализируют различные влияния в его творчестве (Martin), отражение в текстах Мишо его интереса к научному знанию (Halpern, Martin, Roger). Большое внимание вызывает соотношение и взаимодействие в его творчестве литературы и живописи.
В последние годы в фокус научного осмысления попали книги позднего периода творчества Мишо, связанные с исследованием действия мескалина на человеческий мозг, содержащие как смелые литературные эксперименты, так и наблюдения автора по поводу стилистики собственных текстов. Этой теме посвящен раздел в сборнике «Passages et langages de H. Michaux» (1987), a также работы С. Fintz (1996), В. Ouvry-Vial (1997). Недавно (Roger 1993, 2000) были проанализированы также первые публикации Мишо 1920-х гг., переизданные лишь в 1998 г. До того они не включались в его сборники: таково было желание автора.
В отдельную группу можно вынести тексты, написанные о Мишо его переводчиками [Leonhard 1966, Ellmann 1966, Jamek 1987, Jackson 1992, Ball 1994].
В перечисленных работах стилистическое исследование текстов Мишо занимает определенное место, но не является приоритетным. Начиная с монографии [Bellour 1965] и статьи [Menemencioglu 1967] анализируются особенности индивидуального стиля Мишо, источники экспрессивности его произведений. В 1968-1972 гг. тексты Мишо становятся материалом для
экспериментов по формальному семантическому анализу [Houdebine 1968, Houdebine 1972], в которых реализуются разработки Э. Бенвениста в области многоуровневого лингвистического анализа, а также применяются на практике теория актантных моделей А.-Ж. Греймаса и выводы Ю. Кристевой о параграммах и порождении смысла. Причем в цитируемых работах Ж.-Л. Удебин анализирует фрагмент именно из «Portrait des Meidosems». Один из рассказов Мишо о Плюме становится материалом для проработки методики описания нарративных структур [Schmidt 1973]. Эти исследования имели важное методологическое значение для лингвистики, поскольку в них велась формализация методов семантического анализа текстов, вырабатывался инструментарий научного описания поэтической речи. Кроме упомянутых работ, стилистике и лингвистическим особенностям произведений Мишо посвящены исследования [Martin 1994, Roger 2000], этим вопросам уделяется место в статьях J. Cels, J.-P. Giusto, М. Mansuy, J.-C. Mathieu, H. Meschonnic, В. Ouvry-Vial, J. Rajkumar и др. Однако изученным его индивидуальный стиль назвать пока нельзя.
Как правило, объектом изучения становилось либо творчество Мишо в целом, либо отдельные прозаические тексты и сборники (например, сборник «Plume, precede de Lointain interieur», - ему посвящены три монографии [Bertho 1985, Cels 1990, Roubaud 2000]) или ранняя дневниковая проза «Ecuador» и эссе о путешествиях «Un Barbare en Asie» - об этих текстах тоже есть монография [Roger 2005].
Материалом для настоящего исследования выступает текст Мишо «Portrait des Meidosems» (69 фрагментов) из сборника «La vie dans les plis» (1949). В целях сопоставительного анализа к исследованию, кроме названного текста, привлекались другие произведения Мишо: сборник «Ailleurs» (1948, 133 текста), цикл «Apparitions» (1946, 37 текстов) и эссе «Le portrait de А.» (1938).
«Portrait des Meidosems» относится к малоизученным «пограничным» формам, занимающим промежуточное положение между поэзией и прозой. Этому произведению посвящено несколько статей [Andre-Aquier 1997,
Deslauriers 2002, Hattendorf 1993, Houdebine 1968, Houdebine 1972, Jackson 1992, Mathieu 1999, Maulpoix 1987, Seris 1998], однако две из них (Hattendorf, Seris) касаются, в основном, связей «Portrait des Meidosems» с авторскими литографиями, а остальные ориентированы в основном на толкование текста. Р. Беллур считает, что это «уникальный текст, стоящий особняком во всем творчестве Мишо» [Bellour 2001: 1104], Ж. Роже отмечает его «символическую роль» в композиции сборника «La vie dans les plis» [Roger 2000: 211]. Статьи содержат ряд интересных стилистических наблюдений, однако детального лингвостилистического анализа этого текста до сих пор не существовало. Между тем его сравнительно небольшой объем, экспрессивность и стилистическая насыщенность позволяют в деталях проанализировать черты, составляющие его своеобразие, и сделать выводы о типологических особенностях пограничных текстов, которые остаются мало изученными на текстуальном уровне как в России, так и во Франции.
Основная гипотеза: «Portrait des Meidosems» может быть охарактеризован как лирическая поэма в прозе. Ее яркими особенностями является новаторское использование непоэтической лексики, важная роль шифтеров, интенсивная тропеичность, сложная система аллегорий и метафор, высокая степень синтаксической упорядоченности и сложная система повторов на фонологическом уровне. Для поэтической прозы Мишо характерны также максимальная неопределенность и недосказанность, которые намеренно создаются автором.
Целью исследования является изучение лингвостилистических параметров «Portrait des Meidosems» - анализ произведения с точки зрения лексики, тематики, семантики, тропеической системы, синтаксиса, фигуративности, своеобразия внутритекстовых связей и фонологической структуры. Мы выделяем стилистические доминанты этого текста, относящегося к области «пограничных» форм между поэзией и прозой.
10 Мы поставили перед собой следующие задачи:
изучить лексико-тематические характеристики «Portrait des Meidosems» и особенности образной системы, в том числе и в сравнении с другими текстами Мишо;
определить особенности авторского синтаксиса и своеобразие использования стилистических фигур;
описать структуру главок и композиционные связи между ними, а также фонологическую организацию текста;
выявить лингвостилистические параметры, которые придают «Portrait des Meidosems» поэтические и отдельные стиховые черты, и задать тем самым набор требований, которым нужно следовать при переводе этого произведения.
Основные методы, используемые в работе: сопоставительный анализ языковых фактов, метод сегментации и субституции; метод симптоматической статистики, общий филологический метод интерпретации текста. При построении частотного словаря для обработки данных использовались компьютерная система поддержки гуманитарных исследований Maze, разработанная в Санкт-Петербургском экономико-математическом институте РАН, и СУБД MS Access for Windows.
Теоретическая значимость исследования. Описание литературного текста и анализ индивидуального авторского стиля с позиций лингвостилистики - подходы, появившиеся сравнительно недавно. В диссертационном исследовании развиваются существующие в этой области наработки, особое внимание уделено таким вопросам, как стилистический потенциал шифтеров, изучение тропеической структуры произведения, насыщенного метафорами и аллегориями, лингвистический анализ авторской правки.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования её результатов и материалов (в том числе тематического и частотного словарей лексики «Portrait des Meidosems») в лингвостилистических
исследованиях, при чтении курсов по стилистике, а также при переводе модернистской французской поэзии и прозы и при подготовке переводчиков и редакторов.
Основные положения, выносимые на защиту:
Исследование лексики «Portrait des Meidosems» показало следующие особенности: важность роли шифтеров, их высокую частотность и автономность; присутствие необычных для поэзии тематических групп: зоологической, ботанической, медицинской, технической, строительной и общенаучной; наполненность тематической группы, описывающей явления внутреннего мира (лексемы из нее по суммарной частотности лидируют среди других групп и, в отличие от их элементов, употребляются в прямом значении, а не в аллегорическом или метафорическом); предпочтение, отдаваемое психологическим эпитетам перед зрительными; преобладание среди шифтеров-демонстративов близкого пространственного дейксиса, использование демонстративов в дейктической функции; «незрительность» лексики, в том числе, эпитетов и описаний пространства.
Изучение образной системы показало следующие свойства поэмы: высочайшая концентрация тропов и фигур, составляющих многоуровневую образную структуру, в которой мы выделили: а) уровень аллегорий, б) уровень тропов, иллюстрирующих события «прямого» плана (фантастическое повествование), в) уровень тропов для событий «фигурального» (психологического) плана, г) уровень метафор, соединяющих прямой и фигуральный планы (эти метафоры являются ключевыми для поэмы); использование в тропеическом описании психики «непоэтических» сущностей, «снижение высокого», и то, что абстрактные явления внутреннего мира служат для передачи зримого, материального; метафорические переносы в поэме не укладываются в единую логическую схему, отражая противоречивость человеческого внутреннего мира; метонимия количественно занимает малое место, но в основе главных аллегорий поэмы лежат метонимические механизмы; метафорический аллегоризм поэмы ориентирован не на зрительное
восприятие, а на создание собственного эмблематического кода; в поэме активно используются развернутые метафоры двух типов: непрерывные и фрагментарные, то есть распределенные по разным главкам поэмы и по текстам из разных сборников Мишо.
3) Анализ синтаксической, композиционной и фонологической организации поэмы показал следующие характеристики: насыщенность текста синтаксическими фигурами, направленными на создание эффекта парадоксальности и неоднозначности; высокая степень структурированности текста в абзацах и главках за счет параллелизмов и повторов; существенная фонологическая организованность фрагментов текста; предпочтение, отдаваемое при авторской правке звуковым связям перед семантическими; большое количество структурных связей между главками; фрагментарность, проявляющаяся в образной, синтаксической и композиционно-повествовательной организации текста; периодическое появление триадного ритма, в особенности, в частотных в поэме номинативных рядах;
Апробация работы проводилась на межвузовских научных конференциях «Риторика в свете современной лингвистики» в Смоленском государственном университете (2005, 2007, 2009), на VIII Международной конференции по русско-французским культурным связям «Поэт и Библия» в С.-Петербургском государственном университете (2005), на конференции в рамках XII Фестиваля свободного стиха в музее А. Ахматовой (СПб, 2005), на IV международной научной конференции романистов; «Романские языки и культуры: от античности до современности» в МГУ (2007);
По теме диссертации опубликовано 15 работ, в том числе 2 статьи в журналах, рекомендованных ВАК РФ. В издательстве «Симпозиум» опубликован сборник избранных произведений А. Мишо «Портрет А.» [Мишо 2004], для которого подготовлены переводы, послесловие и комментарии.
Обзор исследований языка и стиля Мишо
Стиль Мишо определяют как «настоящий вызов риторике» [Дюбуа и др. 2006: 287], «анти-риторическое письмо» [Roger 1993: 22], «контр-риторику» [Ouvry-Vial 1997:179], «контр-язык» [Teixeira 2008: 231; Tamogami 2006: 3] (этот термин придумал для определения своего собственного поэтического языка Поль Целан, переводивший Мишо на немецкий), «контр-творчество» (contre-creation [Menemenciouglu 1967: 225]), анти-язык (anti-langage) [Meschonnic 1987: 185], «отказ от любых норм, от любого компромисса» [Leonhard 1966: 265], использование «стратегий противо-действия (strategies contre), чтобы одновременно и играть с языком, и разрушать языковую игру, отказываясь от поверхностных, внешних эффектов» [Tran Van Khai 1987: 160].
Поэзию и язык Мишо многие исследователи определяют как поэзию отрицания, отталкивания. Р. Вертеле считает, что поэзия Мишо основана на отказе, в первую очередь, на отказе быть поэзией [Bertele 1944: 77]. «Найти язык, который был бы в полном отрыве, был бы полной противоположностью всем уже существующим ритмам, и в этом смысле достижения Мишо неисчислимы» [Godel 1985: 20].
Некоторые исследователи связывают стилистику Мишо с его отрицанием западной культуры: эти позиции, по мнению Р. Дадуна, символизирует стихотворение из сборника «Passages», в котором слово «Contre» повторяется 15 раз [Dadoun 1987: 14]. Еще одно близкое по смыслу стихотворение Мишо так и называется «Contre» (сб. «La nuit remue»). Добавим к этому, что в «Портрете мэйдостранцев» слово «oui» встречается 1 раз, а «поп» -11!
М. Тран Ван Кай характеризует словотворчество Мишо как «его личное вавилонское столпотворение, направленное против монополии на язык всякого рода "фразеров"» [Tran Van Khai 1987: 154]. По мнению исследовательницы, трансформации языка у Мишо - это веселый подрыв основ, отказ от всех иерархий и тирании языка в сторону расшатывания грамматических категорий, а также всех коннотаций и денотатов, ответная мера против притеснений со стороны языка [Там же]. Язык у Мишо «изобретает себя заново, выбившись из фарватера семантики и синтаксиса, в бунтарском и мечтательном плавании» [Указ. соч.: 147].
Однако, отталкивание от существующего языка, в том числе от устоявшихся поэтических норм, объединило целую плеяду французских поэтов современников Мишо (см., например, [Menemenciouglu 1967: 220]). Что же конкретно в литературном языке, в том виде, как он сложился к тому времени во Франции, было неприемлемо для Мишо? Сам он писал: «мышеловка языка устроена так, что можно поймать только тех мышей, которые уже раньше ловились: слова умеют говорить только сами о себе» [Michaux 2001: 385]. То есть смысл конкретных слов диктует смысл сказанного. Он хочет освободиться от слов - «навязчивых спутников» (collants partenaires) [Michaux 2001: 599]. X. Райкюмар так интерпретирует отношение Мишо к языку: чтобы сказать что-то другое, новое, надо говорить по-другому, потому что теми же приемами можно сказать только то же самое. Она резюмирует искания Мишо так: это мечта 1) о новом языке, чтобы сказать несказанное, 2) об общем языке, чтобы говорить со всеми (в том числе с детьми и собаками). [Rajkumar 2006: 5] Б. Уври-Виаль считает, что мечта Мишо - язык, состоящий из слов, освобожденных от своего веса [Ouvry-Vial 1997:174], то есть от предыстории, от всего, уже сказанного этими словами. По мнению А. Басгэйт, Мишо воспринимает язык как «дырчатое» (trouee) средство выражения с ощутимыми пробелами с точки зрения значения [Bathgate 2006: 1], то есть существует нечто, чего с использованием существующего языка сказать нельзя. Ж.Сельс замечает, что Мишо, как и Рембо, которого многие исследователи считают его предшественником, недоволен недостаточностью слов существующего языка, и неологизмы, которые он создает, гневно подчеркивают эти пробелы [Cels 1990: 40]. Мечта Мишо - уход от языка вообще, он пишет, что хотел бы выразить себя «подальше от слов, особенно - от чужих слов» [Michaux 2001: 599].
На такое «опальное» положение слов и конкретно поэзии в творчестве Мишо обратил внимание В. Мецгер. Он дает поэзии Мишо определения, близкие приведенным выше: «поэзия против, поэзия сопротивления» (poesie malgre, poesie de resistance) [Metzger 1999: 47], но имеет в виду не отталкивание от ситуации, сложившейся в языке, а- второстепенное положение поэзии Мишо, в том числе его стихотворений в прозе, по отношению к его же прозе и рисункам, которые вытесняют поэзию в подполье. «И ее сила - в притеснениях, которые ей приходится терпеть от своего же автора» [Там же].
Аллегорический метафоризм «Портрета мэйдостранцев». Особенности образного устройства поэмы
В творчестве Мишо преобладают метафоры, у которых имеется только образ без темы. - метафоры in absentia, причем контекст не проясняет отсутствующей темы: возникает метафора-загадка или незамкнутая метафора, которой свойственно «отсутствие опорного контекста - так называемого ключевого слова, подсказывающего ее смысл» [Москвин 2006: 178]. На это свойство творчества Мишо обратил внимание, например, Б. Дюприе: он считает, что «образы Мишо предназначены, чтобы метафорически передавать "что-то другое", но никто не знает, что именно» [Dupriez 1984: 245]. Для «Портрета мэйдостранцев», поскольку в нем большое внимание уделяется абстрактным понятиям из области человеческой психики, характерно употребление такой тропеической разновидности, как ліетафора-символ — незамкнутая метафора, обозначающая абстрактное понятие [Москвин 2006: 168].
Основную роль в поэме играет развернутая метафора, принявшая форму аллегории - многочленной развернутой метафоры-загадки [Москвин 2006: 48]. Ее отличие от метафоры в том, что в аллегории прочитываются оба смысла: прямой и аллегорический, в аллегории «слова имеют свое первоначальное значение, и лишь явление, ими означаемое, в свою очередь означает то, к чему ... направлена мысль говорящего» [Культура русской речи 2003: 28]. Аллегорией является как вся поэма в целом, так и каждая из главок, поскольку у каждой главки имеется микросюжет, который задает буквальный или первоначальный смысл, но в то же время отдельные слова и метафоры, вводимые в контекст, - так называемые «индикаторы» [Дюбуа 2006: 250], показывают, что имеется и другой, переносный смысл.
Кроме того, в поэме существенную роль играет развернутая метафора, а также словесные и фразовые метафоры. На уровне структуры важный механизм формирования образности в «Портрете...» представлен генитивной метафорой. Меньший, вес, чем метафора (не больше 13 % от использованных в поэме тропов) имеют сравнения. Метонимия и родственные ей синекдоха и гипаллага, употребленные отдельно как самостоятельный троп, не занимают важного места в поэме: такие случаи составляют не больше 7% от числа всех тропов «Портрета». Однако, метонимические механизмы участвуют в построении главных аллегорий и метафор поэмы, подробнее об этом см. в разделе ІІ.2.5 (с. 124).
О том, что Мишо, поэт, старательно рвавший с литературными традициями и отказывающийся от использования в своих текстах поэтических наработок былого, прибегает к такому традиционному риторическому приему, как аллегория, упоминают несколько исследователей его творчества: А.Мешонник [Meschonnic 1987: 185-187], Ж.-И.Дебрёй [Debreuille 1997: 239], Ж. Сельс [Cels 1990: 38]. Никто из них, однако, не рассматривает механизм действия аллегории у Мишо. Об аллегории как литературном приеме, организующем крупные прозаические формы, в частности, роман с моралью, пишет, например, А. Морье [Morier 1975: 77]. В литературе XX века аллегорию используют такие писатели, как Ф.Кафка, У.Б. Иейтс, Дж.Оруэлл, Евг.Шварц, Р.Бах и т. д. Однако исследования, посвященные формам, которые принимает аллегория в XX веке, в основном сосредоточены на литературоведческом или философском аспектах аллегории постмодерна, вопросах веры, космогонических теорий и т.п., а предметом исследования становится,, как правило, проза или, иногда, кинопродукция, например, [Madsen, 1991, Petrolle 2008]. Исключение представляет собой монография П. де Мана, который рассматривает, среди прочего, поэзию P.M. Рильке [De Man 1979]. Важно заметить, что новаторским пограничным формам поэзии XIX века свойственно использование аллегории: она играет важную роль в «Парижском сплине» Ш. Бодлера, в «Стихотворениях в прозе» И.С. Тургенева и в произведении, которое относят к предшественникам этой последней книги Тургенева наравне с Бодлеровскими стихотворениями в прозе — в «Опытах аллегорий или иносказательных описаний в стихах и прозе» Ф. Глинки (1826) [Орлицкий 2002: 227, 230].
Мы проанализируем функционирование аллегории в «Портрете мэйдостранцев», сосредоточившись преимущественно на действии лингвистических и стилистических механизмов и на том, что является главными трудностями для понимания и перевода аллегории в XX веке.
Особенность аллегорий в «Портрете...» - в том, что это аллегории с отсутствующим истолкованием (энигма) [Москвин 2006: 362, Dupriez 1984: 177-178] и что буквальный и символический планы в них — равноправны. Первый из них нельзя назвать «поверхностным или малоинтересным» - как характеризуют буквальный план классической аллегории авторы «Общей риторики» [Дюбуа 2006: 250]. «Портрет мэйдостранцев» фантастичен, вводит в мир вымышленных весьма необычных существ, про которых сообщаются загадочные сведения, что само по себе может восприниматься как повествовательный, даже беллетристический текст. В то же время периодически возникающие в тексте индикаторы, отсылки к внутреннему миру, психике, не позволяют забыть о втором, символическом плане.
Иногда Мишо все же дает указание на то, как толковать аллегорию, но не однозначное: Б. Дюприе называет подобные ситуации «скользящим упоминанием темы» (то есть некоторые элементы темы присутствуют, но полностью она не задается) [Dupriez 1984: 29-30]. Приведенные им примеры аллегорий из А.Бретона и Аполлинера [Там же] подтверждают, что этот прием встречается в поэзии XX века не только у Мишо.
Метафора и метонимия в «Портрете мэйдостранцев»
Еще один вопрос, возникающий при анализе образной структуры поэмы, касается многочисленных упоминаний в ней частей тела людей, животных и насекомых. Поскольку части тела широко используются при построении контигуальных тропов (метонимии, и в частности, синекдохи), выясним, использует ли их в этом качестве Мишо. Тематическая группа частей тела из «Портрета мэйдостранцев» включает следующие лексемы: ailes, bassin, bras, buste, chair, cheveux, colonne de vertebres, corps, cou, crane, cuisses, doigt, genou, jambe, langue, main, membre, peau, poitrine, tete, visage, yeux. Мы выделили в отдельные группы, не включенные в данный список, части лица и внутренние органы, поскольку их обозначения, в особенности, из группы внутренних органов, маловероятны в качестве фиктивного денотата метонимии.
Способы решения проблемы разграничения метафоры и метонимии описаны, например, в [Арутюнова 1979: 150-160].
Разберем несколько примеров, в отношении которых правомерно будет задать вопрос, используются ли названные в этих образах части тела в функции метафор или метонимий? Можно ли сказать, что в «Портрете...», наряду с уже упоминавшимися метафорами-загадками, встречаются метонимии-загадки?
«Le visage qui porte des chames, le voici. / Le chapelet de mailles le tientpar les yeux, s enroule autour de son cou, retombe, arrache, le fait souffrir du poids des mailles uni au poids de l esclavage. ... / Temps! Oh! le temps! Tout le temps qui est le tien, qui eut ete le tien...»/ Вот оно, лицо, закованное в цепи. / Череда звеньев вцепилась в глаза, обвивает шею, свисает, оттягивает, терзает тяжестью звеньев, и от этого еще непосильней тяжесть неволи. ... / Время! Ох уж это время! Все это время, которое у тебя есть - которое у тебя было.../
Из второго предложения главки следует, что «visage» не используется в роли денотата метонимии, поскольку вся предикативная часть высказывания относится именно к лицу, а не к чему-то большему. Более того, в силу фантастичности мира мэйдостранцев мы не можем сказать, прилагается- ли вообще к этому лицу тело. Зато вся главка в целом как развернутая метафора-загадка может прочитываться как образ несвободы и страдания.
«Organes epars, courses rompues, intentions prises dans la pierre. ... Disloques, en morceaux, genoux de l elan.»/ Разбросанные органы, прерванный бег, застывшие в камне планы. ... Разбитые в куски колени порывов.../
Как и в предыдущем примере, упоминание частей тела здесь не имеет идентифицирующей функции, присущей метонимическим конструкциям [Арутюнова 1979: 152]. «Organes epars», «genoux de Геїап» - чисто метафорические конструкции. Колени - метафора прыжка, разбросанные органы - катастрофы, постигшей героя. Он не может метонимически обозначаться через части тела хотя бы потому, что, возможно, уже и не существует как целое.
Так же, на наш взгляд, прочитывается метафора: «le bee imperieux se developpe en un temps rapide»./ Властный клюв растет быстро./ Хотя выше в той же главке говорится об орле, но этот клюв воспринимается не как отсылка к упомянутому орлу, а как метафора власти в целом.
В конце поэмы мэйдостранцы в очередной смене форм превращаются- в «Des ailes sans tetes, sans oiseaux, des ailes pures de tout corps»/ Крылья без« головы, без птиц, свободные от всякого тела.../, что по определению исключает метонимическое понимание упомянутых частей тела, поскольку явно» указывается их отдельность, самостоятельность. В целом же главка представляет собой аллегорию: образ обретения крыльев, перехода к бестелесности, отсутствие голов могут толковаться как переход к чему-то новому, успех во внутреннем, душевном развитии, отказ от тела и интеллекта, что отсылает нас к философии буддизма и дзен-буддизма, отнюдь не чуждой Мишо [Trotet 1992].
Во всех этих случаях мы явно имеем дело с метафорами, изображающими абстрактные, чаще — психологические свойства, состояния или процессы, а не с достраиванием целого по его части.
Но есть и пример метонимической конструкции, мы определяем его как метонимию-загадку: «Les pattes qui le font courir au bout du monde ne sont pas poilues, ne sont pas soutenues d os, ne sont pas accrochees a un bassin solide circulaire./ Elles sont comme des gommes, comme de l ennui qui court. ( ) ... I Les pattes qui font courir les Meidosems ne sont pas les pattes qu il plairait aux betes d avoir pour courir vite, quand la victime est en vue et si bonne dans son soubresaut... quand on arrive jusqu a elle./ Non, ce ne sont pas ces pattes-la.»/ Лапы, что повергают его в бегство на край света, не мохнатые, в них нет костей, они не соединены с крепким округлым тазом./ Они как ластик, как набегающая тоска. ( ) ... / Лапы, что повергают в бегство мэйдостранцев, — это не те лапы, которые помогли бы хищнику догнать жертву, когда она уже близко и так забавно подскакивает от ужаса... когда наконец догонишь. / Нет, не такие это лапы./
Во-первых, в ( ) сразу встречается и сопоставление с неожиданным бытовым предметом, и с абстрактным ощущением, как в примерах из раздела И.2.4.В (с. 123). В этой главке совсем немного сказано о том, каковы те лапы, о которых идет речь, и очень много — о том, чем они не являются. Предполагается, что это не отдельные лапы, и они принадлежат кому-то, кого боятся мэйдостранцы, и вот здесь метафорическое обозначение сближается с метонимическим. Однако нам не знакомо целое, у которого такая часть, получается, что это - метонимия-загадка. Но в то же время - метафора страха т тоски, так что имеем дело с гибридным тропеическим образованием.
Если вспомнить предложенное Р. Якобсоном понимание метафоры - как основного механизма поэзии, а метонимии - как механизма прозы [Якобсон, 1990: 132], нельзя не обратить внимание на многократное преобладание по употребительности в «Портрете мэйдостранцев» метафоры над метонимией -оно является еще одной составляющей поэтичности этого текста.
Композиционная структура «Портрета мэйдостранцев» и звуковая организация главок
Исследователи отмечают такие особенности текстов Мишо, как неожиданность деления на абзацы [Todorova 1966: 125; Cels 1990: 41; Roger 1993: 13], ослабленность или отсутствие семантических связей [Todorova 1966: 124-125; Roger 1993: 26], их замещение другими видами внутритекстовых связей, например, фонологическими [Debreuille 1997: 237, Metzger 1999: 45], а также, вертикальную упорядоченность текста [Roger 1993: 14] и нелинейность его развертывания [Edson 1985: 68 ; Roger 1993: 14], переход «к системе множественных связей, к сети. Семантический процесс перестает быть линейным: кроме цепочки знаков могут возникать другие смысловые эффекты» [Founau 1987: 256]. Как часть дискуссии о пограничных явлениях между поэзией и прозой интересно наблюдение ДІ Тодоровой, которая, анализируя фрагмент из прозаического цикла «Voyage en Grande Garabagne», заключает, что пропуски семантических связок и несответствие абзацного членения логической структуре текста - явления одного порядка, создающие «зазор между речью повествователя и описываемым миром», привлекающие внимание к фигуре повествователя [Todorova 1966: 127]. Мы покажем, что в «Портрете мэйдостранцев» ставится задача привлечь внимание не к фигуре повествователя, а к структуре текста. Это соответствует определению поэтической функции языка по Р. Якобсону («сосредоточение внимания на сообщении ради него самого») [Якобсон 1975: 202]. В разных главках поэмы выраженность структуры имеет более или менее яркий характер. Анализируя структуру главок (связи между абзацами внутри главок и предложениями в абзацах), мы выделили четыре следующих типа: 1) «Прозаические» главки, в которых имеется некое развитие сюжета, то есть изменение ситуации с изменением времени. Размер таких главок, как правило, больше остальных: от 81 до 178 слов. В абзацах содержится по нескольку предложений, абзацы в основном совпадают со сверхфразовыми; единствами (СФЕ). В них не наблюдается выраженного структурирования текста: синтаксических параллелизмов, регулярных фразовых, лексических или фонетических повторов. 2)
«Поэтические» главки - к ним мы отнесли главки, в которых на каждый абзац приходится по одному предложению, их длина сбалансирована, то есть примерно одинакова для всех абзацев главки, часто длина предложений в них равна одной строке (эти свойства дают основание отнести эти главки к жанру верее, как он определяется в [Орлицкий 1991: 28]); концы абзацев в них выполняют функцию визуального деления (близкого к стиховой сегментации) — то есть уравновешения, структурирования, а не логического членения текста. Поэтому в них конец абзаца часто нарушает читательские ожидания: например, отделяет парцеллят от основной части расчлененного предложения; кроме того, текст этих главок структурирован при помощи анафоры, синтаксических параллелизмов, триадного или иного ритма, фразовых, лексических, визуальных или фонетических повторов — в результате выделяются отрезки, выполняющие роль стиховых сегментов. Размер «поэтических» главок меньше, чем «прозаических»: от 32 до 81 слова. 3) К «промежуточным» мы отнесли главки, в которых особенности, свойственные «поэтическим» главкам, проявляются только в некоторых из абзацев или они меньше выражены, но добавляются другие структурные особенности, не характерные для связи в прозаическом тексте, например, все предложения номинативные с семантикой описания. По размеру такие главки занимают среднее положение: их длина от 33 до 138 слов. 4) В последнюю группу мы выделили главки, которые представляют собой одно предложение и, соответственно, один абзац. Минимальная их длина —12 слов, максимальная — 42 слова. Соотношение в тексте между количествами главок, относящихся к этим группам такое: «Поэтические» - 14 (20%); «Прозаические»— 15 (21 %);
«Промежуточные» - 33 (48%); «Главка-предложение» - 7 (10%). То есть примерно половина всех главок имеет выраженные черты «поэтической» или «прозаической» структуры внутритекстовых связей, чуть больше половины занимает промежуточное положение, остальные главки состоят из одного предложения. Мы остановимся подробнее на первой из этих групп. Приведем главку с выраженной «поэтической» структурой связей, чтобы показать, насколько высока в ней степень структурирования и организованности текста: «II etend la surface de son corps pour se retrouver. II renie la presence de mi-meme pour se retrouver. II vet d une chemise quelques vides pour, avant l autre Vide, un petit semblant de plein.» (Он растягивает свое тело, чтоб обрести себя./ Он отрицает свое присутствие, чтоб обрести себя./ Он скрывает под рубашкой пустоты: чтоб перед той, другой Пустотой, казаться наполненным.) Абзацное членение совпадает с границами предложений, при этом начала и концы строк связаны, подчеркивая выделение сегментов, близких к стихотворным: две первых строки связывает синтаксический параллелизм и выраженная анаэпифора (симплока) с большой глубиной концевого повтора: 3 слова. Все три строки объединяет анафора на «И», синтаксически параллельная конструкция «il + глагол в наст, врем.» и стертая симплока: 3-я строка связывается с первыми двумя за счет приблизительного параллелизма и позиционно-лексического повтора «pour». Экспрессивность анафоры усиливается тем, что в позиции начала строки стоит значимый член предложения - подлежащее, выраженное местоимением (серийное использование). При столь высокой структурированности главки логические связи между строками неоднозначны: их можно интерпретировать и как метафорическое отождествление трех трактовок одного и того же действия героя, и как три действия, выполняемые последовательно.
