Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Интеллектуальная биография Феофилакта Болгарского с. 8
Глава II. Общие принципы толкования "затекстовой реальности" с. 17
1. Догматический метод с. 17
2. Исторический метод с. 31
3. Типологический метод с. 39
4. Этиологический и телеологический методы с. 54
Глава III. Философско-религиозные предпосылки отношения Феофилакта к языку и частные приемы толкования библейского текста с.70
1. Метод этимологизации с. 70
2. Метод прямого толкования лексического значения с. 78
3. Метод символико-аллегорического толковани с. 87
Заключение с. 149
Приложение с. 153
Библиография с. 154
- Интеллектуальная биография Феофилакта Болгарского
- Догматический метод
- Исторический метод
- Метод этимологизации
Введение к работе
В последние десятилетия XX века мы наблюдали небывалый взлет интереса к сущности самого феномена религии и к христианской культуре в частности, что связано с ощущением духовного вакуума, который образовался после того как перестала существовать единая идеология. Оказавшись перед выбором системы ценностей, люди ищут новые ориентиры в жизни и обращаются к забытой древней религии.
Публикуются работы таких русских религиозных философов, как П. Флоренский, Г. В Флоровский, В. В. Зеньковский, В. Н. Лосский, Л. П. Карсавин, А. Мень. Среди русскоязычных читателей становятся популярными труды Э. Жильсона, Ж. Маритена, М. Малерба, М. Элиаде, Д. Д. Фрезера, и других мыслителей. Появляются многочисленные издания библейских текстов, специализированные журналы, интернет-сайты и форумы, содержащие обсуждение различных религиозных проблем, в учебных заведениях для обязательного изучения вводится дисциплина "Религиоведение". Широко издаются произведения "Отцов церкви": Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Нисского, Григория Богослова. В числе религиозных мыслителей, произведения которых не раз переиздавались за последние несколько лет, и Феофилакт, архиепископ Болгарский - византийский ученый конца XI - начала XII веков.
Имя Феофилакта не относится к тем именам, которые известны большей части научного сообщества. Экзегезу Феофилакта Болгарского постигла судьба многих классических произведений: высказанные в них суждения считаются общепринятыми, на них многие ссылаются, но далеко не каждый представляет, кем они впервые были высказаны - настолько мысли толкователя и мотивы его экзегезы представляются сегодня соответствующими аутентичному содержанию христианской религии.
Между тем, Феофилакт Болгарский является одним из самых заметных представителей средневековой экзегетики. Об огромной популярности, которой в свое время пользовались толкования Феофилакта, свидетельствуют многочисленные списки его работ (См.: Православная богословская энциклопедия под ред. Проф. А.П. Лопухина. Петроград, 1901г. т.2 ч.1 с.619). Высказанные в экзегезе Феофилакта
мысли во многом заложили основу не только средневекового, но и современного понимания библейских идей. Толкования Феофилакта часто называют в числе самых авторитетных. Его комментарии к Евангелиям и к Посланиям ап. Павла оказали сильное влияние на строй мыслей Эразма Роттердамского. Они были важным источником, из которого не только восточное православие, но и западный мир в эпоху Возрождения черпал познания в греческом богословии.
Актуальность данной темы обусловлена также обращением к вопросам, имеющим большое значение для современной философии: теории интерпретации, вопросам адекватного понимания и толкования смысла высказывания, герменевтической проблематике, которая первоначально разрабатывалась в русле средневековой религиозной экзегетики. В философии XX века наблюдается поворот к проблемам соотношения языка и мышления, понимания текста, исследования специфической роли языка в процессе познания действительности. Ведущими направлениями современной мысли становятся философская и религиозная герменевтика, деконструкция, структурализм, связанные с такими именами, как Г.-Г. Гадамер, М. Хайдеггер, П. Рикер, Ж. Деррида.
Поэтому проблематика, которой посвящено данное исследование, не является чисто философско-религиозной, это также и круг проблем, которыми интересуются семиотика, теория коммуникации, история философии, философия культуры, этика, чем обусловлена междисциплинарная значимость работы. Так как любая культура основывается на традиции, то мы имеем дело с проблемой преемственности в культуре, способов передачи культурной информации, а значит, и с проблемой толерантности, которая особенно актуальна сегодня в связи со множеством межнациональных конфликтов, в том числе и на религиозной почве.
Такие ученые, как М. Малерб, говорят и об определенном практическом значении изучения религии сегодня. В современном мире, когда люди ежедневно сталкиваются с огромным потоком информации, и человеческая деятельность часто уводит нас далеко за пределы привычного нам культурного универсума, недостаточное знание религий и связанных с ними культур наносит большой вред и питает шовинизм, что может поставить нашу страну в невыгодное положение перед всем мировым сообществом, а значит, способно снизить качество политических и экономических связей.
Статей и монографий, посвященных толкованиям Феофилакта на библейские тексты и анализирующих философско-религиозные принципы и приемы его экзегезы, не издано. Феофилакта как "замечательного церковного писателя" упоминает церковный историк Н. Тальберг. И. П. Сусов называет его в числе других представителей Охридской философско-лингвистической школы (Климента Охридского, Иоанна Экзарха Болгарского, черноризца Храбра). Статью о Феофилакте находим в собрании трудов В. Г. Васильевского: она содержит в основном сведения о биографии толкователя. Некоторые биографические данные можно почерпнуть также в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, в предисловиях к различным изданиям "Благовестника", отдельные упоминания встречаются в "Истории поместных православных церквей" К. Е. Скурата, "Истории Болгарии" Н. С. Державина.
О Феофилакте и "Пространном житии Климента Охридского", которое, как считается, ему принадлежит, написано несколько десятков страниц в книге Б. Н. Флоря, А. А. Турилова, С. А. Иванова "Судьбы Кирилло-Мефодиевской традиции после Кирилла и Мефодия". Наиболее интересное русскоязычное исследование личности и творчества Феофилакта, на наш взгляд, представляет собой отдельная глава в книге Д. Оболенского "Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов", посвященная Феофилакту Болгарскому. Д. Оболенский также рассматривает Феофилакта в контексте кирилло-мефодиевской традиции и в ряду таких деятелей, как Владимир Мономах, Климент Охридский, Максим Грек.
На английском языке изданы работы Маргарет Маллетт (Mullett М. Е.), которые представляют собой изучение писем Феофилакта, в основном в качестве исторических источников. К ним относятся статьи "Patronage in action: the problems of an eleventh - century bishop" (Manchester, 1987), "Byzantium and the slavs: the views of Theophylact of Ochrid" (София, 1996), "Byzantium: a Friendly Society?" (Oxford, 1988) и два монографических исследования: "Theophylact of Ochrid: reading the letters of a Byzantine Archbishop" (Birmingham, 1997) и "Theophylact through his letters: the two worlds of an exile bishop" (Birmingham, 1981).
Если говорить об исследованиях, посвященных философии, религии и культуре Средних веков, то общие философско-мировоззренческие основания, позволившие нам выделить и описать принципы средневековой экзегетики, разработаны в трудах
С. С. Аверинцева, П. М. Бицилли, В. В. Бычкова, А. Я. Гуревича, А. Ф. Лосева, Г. Г. Майорова, В. В. Соколова и многих других. Их работы посвящены картине мира и идеалам средневекового человека, отражению различных эстетических категорий в его сознании, особенностям мышления и познания, отдельным философско-религиозным системам. Среди авторов, специально изучавших методы и приемы средневековой экзегетики, особенно интересными оказались О. Нестерова, Е. Казенина, Дж. Лео Гарретт, К. Д. Зееман, Т. Миллер и другие.
Объектом данного исследования является экзегетическое творчество Феофилакта Болгарского. Предмет диссертации - философско-религиозные принципы и методы толкования Священного Писания Феофилактом, архиепископом Болгарским. Материалом для диссертации послужили толкования на книги Нового Завета.
Цель настоящего исследования заключается в выявлении философско-мировоззренческих, религиозно-мифологических предпосылок и принципов толкования Феофилактом Болгарским Библии.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
Дать характеристику личности и творчества Феофилакта Болгарского.
Рассмотреть общефилософские теоретические проблемы, связанные с герменевтикой, толкованием текста.
Выявить основополагающие методы толкования Феофилактом Библии, классифицировать и исследовать их.
Определить роль каждого метода и приема в экзегетической системе Феофилакта.
5. Установить источники экзегетической системы Феофилакта Болгарского.
Методологической основой диссертации стали культурологический метод,
позволяющий оценить мировоззренческие предпосылки, которые легли в основу толкования Священного Писания; исторический метод, важный для ретроспективного исследования экзегетических приемов, используемых Феофилактом; диалектический метод, с помощью которого анализируется, в частности, символико-аллегорические толкования Феофилакта Болгарского.
Для характеристики философско-религиозных принципов и соответствующих им приемов толкования в работе используется метод научного описания, для
определения количественной доли каждого из выделенных способов и приемов толкования - статистический метод.
С целью более глубокого проникновения в рациональные философско-религиозные установки, ставшие основой экзегезы Феофилакта, а также восстановления неосознанных представлений и образов толкователя, повлиявшие на составление комментария, используется метод философской реконструкции.
Работа состоит из трех глав. В первой главе дается общая характеристика личности и интеллектуального творчества Феофилакта Болгарского. Во второй и третьей главах производится анализ философско-религиозных принципов и методов толкования Библии, которые разделены на две группы по объекту толкования (комментарий, направленный на денотативную составляющую, содержательную сторону текста, описанные в нем события - так называемую "затекстовую реальность" - с одной стороны, и толкование, обращенное к сигнификативной стороне текста, его словесной ткани), обусловившему выбор тех или иных экзегетических приемов.
Интеллектуальная биография Феофилакта Болгарского
В нашем распоряжении чрезвычайно скудные и порой противоречивые сведения о жизни и творчестве Феофилакта, его окружении. Одни источники указывают лишь, что жил Феофилакт во второй половине XI - начале XII вв. [см.: 154, с. 932], другие - что родился он между 1050 и 1060 г.г [см.: 111, С. 42]. Сам Феофилакт сообщает о себе, что он является уроженцем острова Эвбея. Считается, что его родиной является город Халкис (Халкида). Достоверно известно то, что Феофилакт носил фамилию Ифест.
Полагают, что Феофилакт получил образование в Афинах, а затем продолжил его в Константинополе под руководством ученого монаха, советника многих императоров Михаила Пселла, который в течение некоторого времени возглавлял философскую школу [см.: 65, с. 85]. Михаил Пселл был единственным человеком, чье влияние впоследствии определенно признавал Феофилакт [см.: 111, с. 428]. Биографы Пселла отмечают, что он имел очень широкий круг интересов, поэтому в школе и преподавал естественные науки (которые в его время являлись частью философии), и занимался чисто богословскими вопросами, в частности, объяснением псалмов [см.: 21, с. 143].
Михаил Пселл известен прежде всего благодаря своей "Хронографии" -историческом повествовании о современных ему событиях и роли Пселла в них. А. П. Каждан рассматривает Михаила Пселла как писателя, который "стоит у порога византийского рационализма" [65, с. 245]. По мнению исследователя, византийский ученый "сумел не просто усвоить те или иные положения Аристотеля, Платона или неоплатоников, но воспринял самое главное достижение античной мысли - уважение к разуму, к исследованию факта, стремление найти причину событий, отвержение слепой веры, основанной на авторитете или аналогии. Отсюда проистекает постоянная и неустанная его полемика со всякого рода суевериями, с астрологическими фантазиями, с поклонением демонам - со всем тем, что он назвал "халдейством" [65, с. 238-239]. Согласно оценкам исследователей, "взгляды Пселла были высшим выражением светских тенденций в византийской общественной мысли XI в. Открытие этих тенденций, да еще в таком крайнем воплощении, разбивало издавна установившееся мнение, что византийская философия представляла собой лишь комментированное изложение Священного Писания и сочинений Отцов церкви" [91, с. 199].
Роль Михаила Пселла в интеллектуальной жизни того времени и его влияние на Феофилакта определяется еще и тем, что он "открывает Платона и неоплатоников, в концепциях которых античная философская мысль достигла своего апогея" [167, с. 44]. Считается, что от Пселла и его учеников "прямой путь ведет к западноевропейскому Ренессансу" [167, с. 45].
Д. Оболенский отмечает, что Феофилакт, вероятно, во время своего учения застал также деятельность кружка, которым руководил Эвхаитский митрополит Иоанн Мавропод. Членами кружка были Константин Лихуд, Иоанн Ксифилин, Михаил Пселл. Подобные литературно-философские кружки получили широкое распространение во время правления династии Комнинов (1057-59, 1081-1185). Они объединяли византийских философов, историков, литераторов. Хорошо известны кружки Анны Комниной (1083 - после 1147) и Ирины Комниной (XII в.). Свобода общения в кружке Анны Комниной, тематика бесед-дискуссий и личные отношения собеседников, как отмечают исследователи [см.: 80, с. ПО.], во многом напоминают форму общения итальянских гуманистов эпохи Возрождения.
По окончании обучения Феофилакт получает сан диакона великой церкви при храме св. Софии в Константинополе и становится близким ко двору императора Михаила VII Парапинака (1071 - 1078 гг.). Звание диакона было в то время очень важным. "Как ближайшие помощники патриарха, они разделяли с ним почти все труды его служения: одни помогали ему в управлении патриархатом, другие заменяли в деле проповеди. Блаженный Феофилакт принадлежал к числу последних и носил звание ритора великой церкви. Обязанностью его было объяснять Священное Писание и писать поучительные слова от имени патриарха. В одном древнем памятнике блаженный Феофилакт называется Учителем риторов". Это, однако, не означает, что он преподавал красноречие для тех, кто готовился вступить в должность ритора. Почетного звания Учителя риторов удостаивались те, кто отличался исключительным даром проповедничества и мог послужить в этом смысле примером для менее опытных и способных ораторов.
По-видимому, уже после смерти императора Михаила, Феофилакт был назначен воспитателем его сына царевича Константина, который остался четырехлетним сиротой с матерью, императрицей Марией. Мария стала покровительницей Феофилакта и вдохновила его к написанию лучших произведений. М. Маллет по этому поводу замечает: "I have argued elswere that Maria ex-basilissa need not necessarily be seen as Theophylacts literary patroness: the case for personal patronage is much more stronger" [179, c. 139]. Так или иначе, Феофилакт написал по ее просьбе для своего воспитаника "Трактат о царском воспитании", который в форме панегирика рассказывает о качествах Константина, его матери Марии и отца Михаила. Н. Скабланович считает, что "Трактат" был написан около 1091 г. [см.: 132, с. 60]. Таким образом, можно заключить, что для Феофилакта "расцвет литературной.деятельности, его назначение архиепископом в Болгарию, переписка из Болгарии со многими выдающимися лицами относится ко времени царствования Алексея Комнина (1081 -1118 гг.) [154, с. 932] ".
На протяжении всего периода правления династии Комнинов в Византии наблюдается подъем в культурной жизни, образовании, искусстве, литературе. Возрождается живой интерес к античным традициям, которые, хотя и не умирали в Византии, но усваивались лишь внешне и поверхностно. С XI века византийцы пытаются осмыслить саму сущность античного наследия, воспринять его как целостную систему, а не совокупность разрозненных элементов [см.: 65, с. 238]. "Теперь языковой и образовательный классицизм становится нормой литературного творчества, языческая античность и христианское средневековье соединяются в мозаике литературных образов, речевых оборотов, сюжетных аллюзий, стихотворных центонов, цитат..." [80, с. ПО].
Впрочем, период правления императоров из династии Дуков (1059 - 1078) считается также благоприятным временем для научных занятий. Константин X Дука при вступлении на престол (1059) заявил, что он "предпочитает славу ученого славе василевса" [80, с. 373]. Константин не получил достаточных познаний ни по риторике, ни по философии, но обладал большими природными талантами. Известно, что все время, свободное от государственных занятий, Константин проводил за чтением книг и изучением наук. Его жена Евдокия была образованнейшим человеком из одной из тех многих знатных женщин, живших в Константинополе в XI-XII вв, которые покровительствовали ученым и писателям, обсуждали с ними научные вопросы и сами пытались писать.
Феофилакт был назначен византийским правительством на должность архиепископа Охриды в византийской провинции Болгарии (ныне в Македонии), поэтому его еще называют Феофилактом Охридским. Точная дата вступления Феофилакта на архиепископский престол не установлена. По мнению некоторых исследователей, его архиепископское служение началось в 1090 г. [см.: 83, с. 293; 47, с. 108] или в 1088 - 1089 г.г. [см.: 153, с. 239].
Догматический метод
Особое отношение к прошлому, к традиции, которое вошло в греческую философскую мысль вместе с церковной историографией, определяется как "стремление утвердить авторитет Библии как "слова Божьего" [34, с. 73]. В науке замечено, что этой теологической тенденции соответствовал догматический метод. Его применение требовало точности, необходимой для того, чтобы доводы авторов выглядели убедительными. Их аргументы использовались в полемике против язычников или представителей иного теологического направления" [34, с. 73].
Догматическим мы назваем такой способ экзегезы, который состоит в формулировке положений христианского вероучения, вытекающих из текста Библии, а также опровержении тезисов, составленных на основе неверного понимания смысла Писания, критика возникших на их основе учений - ересей, защита и оправдание вероучения с помощью доводов, обращенных к разуму.
Западные исследователи о догматическом методе пишут: "This is the hermeneutic of dogmatic or doctrinal presuppositions. During the patristic, medieval, and Reformation periods this methos was frequently and widely employed by such authors as Augustine of Hippo, Jerome, the Scholastic theologians, and various Protestant Reformers. ...dogmatic hermeneutics involves bringing into the text and its interpretation doctrinal teachings derived from another biblical writer of from postbiblical Christian history" [176, c. 146]. Фрагменты толкования, в которых Феофилакт использует догматический метод интерпретации Писания, считаются наиболее оригинальными в его экзегезе, в отличие от аллегории и типологии, которые он часто заимствует у других толкователей. Известно, что из древних отцов он заимствует в основном иносказательные объяснения. Те объяснения, которые он противопоставляет еретикам, особенно позднейшим, или касаются предметов спора с "латинянами", считаются оригинальными.
Толкователь не стремится объяснять Библию с позиций насущных потребностей своего времени, хотя таковые, безусловно, ясно заявляют о себе. Время, когда Охридский архиепископ писал свои толкования, представляет особый период в церковной истории Византии, Болгарии, Рима. Разделение церквей 1054 г. совпадает со временем рождения Феофилакта, Но конфликт между папством и патриархией, положивший начало расколу, произошел еще в середине IX века, а догматические споры не утихали и долгое время после раскола. При этом Болгария стала своеобразной ареной борьбы между Римом и Константинополем за господство и духовное влияние [см.: 79, с. 96-98]. Поэтому феофилактово догматическое толкование Писания, направленное на полемику с западной церковью, а также многочисленными ересями, раздиравшими в то время Болгарию, пришлось бы как нельзя кстати.
Однако византийский ученый, верный своему правилу объяснять Писание исходя из самого Писания, поступает иначе. В его экзегезе мы не найдем злободневных, для того времени споров с иконоборцами, обличения богомилов, огромное количество которых было в Болгарии. Даже вопрос о filioque, который Феофилакт считал основным в полемике с "латинами", он затрагивает в своей экзегезе лишь однажды: "Не безвременно здесь сказать, когда речь зашла, о том, как Сын имеет Духа и в каком смысле Дух называется Сыновним. ...Латины, худо принимая и понимая слова сии, говорят, что Дух исходит от Сына. Мы скажем им во-первых то, что иное - быть от кого-нибудь, и иное чьим-нибудь" (толк, на Ин. 3, 31-34). Толкование целиком обращено к апостольским временам, когда была написана Библия.
Несмотря на то, что гностицизм был в основном побежден к XI веку ("Среди исследователей гностицизма, кажется, все согласны в том, что в конце II и в первой половине III в. нельзя указать ни одного пункта в церковном учении, который не был бы направлен против гностицизма; т. е. против всякого ложного гностического тезиса представителям церкви пришлось создать и выдвинуть свой антитезис" [119, с. 803]), большая часть полемики Феофилакта направлена против гностиков.
В первые века нашей эры, когда христианская церковь еще не была окончательно сформирована, гностицизм представлял огромную угрозу для христианства: "Во внутренней жизни христианской церкви первых трех веков гностицизм представлял собою самое выдающееся явление. Оказывается, гностицизм представлял собой не просто христианскую ересь, а целое, сложное движение тогдашнего мира и в сущности был явлением религиозного характера... он выражал особую самую сокровенную думу всего языческого мира последних столетий перед рождеством Христовым - как избавить человека от бедствий земной жизни и спасти его" [119, с. 1]. Гностические учения того времени достаточно многочисленны, их корни можно найти в зороастризме, буддизме, китайской и индийской религиях: "гностицизм развернулся в удивительном разнообразии систем, представляющих самые причудливые сочетания отрывков греческой философи и мифологических форм и религиозных верований египетских и восточных" [26, с. 171].
Всю пестроту этой картины представляют нам толкования Феофилакта, который сознает, что различия между разными еретическими движениями невелики, и не вдается в подробные объяснения их разногласий: "А наипаче тех, которые идут вслед скверных похотей плоти, презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших (2 Пет. 2, 10) - Он говорит о проклятых николаитах, наасянах и кердонианах; ибо злоба их многоименна и рассматривается слитно, как сходная по скверным делам и именам"; "Это Апостол говорит не об иудеях, ибо они были в древние времена, как и в то время, а о маркионитах, энкратитах, манихеях и обо всех их такого рода сборищах" (толк, на 1 Тим. 4, 1).
Феофилакта более всего занимает важнейшая для гностического учения идея дуализма в происхождения мира, двойственности творца мироздания, а значит, и двойственности всего сотворенного. Толкователь опровергает гностический миф о том, что в мироздании действуют два начала: Благой Бог и злой творец - и утверждает бытие единого Бога-творца: "Он (Онисифор), говорит апостол, оказал мне милость; поэтому да получит он воздаяние в страшный день: тогда многа потребна милость всем, даже святым. Если Онисифор, подвергавший себя явным опасностям за Христа, милостью спасен имеет быть; не тем ли более мы. На это место ссылаются зараженные Маркионовой ересью, говоря: итак, два Господа? Отнюдь нет. Один Господь, как и сам апостол Павел говорит в другом месте" (толк, на 2 Тим. 1, 17).
Разбирая и критикуя учение гностиков о том, что настоящий мир есть творение не Единого Бога, а Демиурга, Молчания или Бездны, Феофилакт пишет: "Они представляли начатками бытия мира Бездну и Молчание, и некоторые из этих начатков называли материями и веками (aicovac;); отсюда же и Маркион взял дурные семена. Затем, отвергнув участие Господа в творении мира и промышлении, они бесстрашно вдались во всякую плотскую нечистоту" (толк, на 2 Пет. 2, 10); "Разумы ослепи бог века сего. - Маркиониты утверждают, что это сказано о демиурге, которого они называют правосудным..., но не благим, а манихеи относят это к диаволу, которого они называют творцом мира. Но ни то, ни другое несправедливо, а сказано это о Боге нашем. Если же Он называется Богом века сего, то в этом нет ничего нового; ибо Он называется и Богом неба, хотя Он есть Бог не его одного..." (толк, на 2 Кор. 4,4).
Поскольку, согласно гностикам, мир есть творение злого бога, то вся материя, все, что сотворено, также содержит в себе зло: изначально злы и явления природы, и все, что она в свою очередь порождает: "Демон, желая уверить людей, что звезды злотворны, выжидает полнолуния и тогда мучит, чтобы за причину страдания приняли луну, и бесславили создание Божие, как и заблуждались манихеи" (толк, на Мф. 4, 24), "Да постыдятся манихеи, которые говорят, что хлеб и все созданное есть произведение бога злого" (толк, на Ин. 6, 5-9). Толкователь противопоставляет этой идее гностиков довод практической пользы: "Чтобы ты не подумал, что апостол порицает настоящую жизнь, то говорит: если жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то есть, хотя я и не сказал, что смерть есть приобретение для меня, но так как и жизнь во плоти не бесполезна для меня (так как я приношу плоды, научая и просвещая всех), то поэтому я не знаю, что избрать. Здесь, таким образом, заграждаются уста еретиков, которые порицают настоящую жизнь: если она доставляет нам плоды, то, значит, она не есть зло" (толк, на Флп. 1, 22).
Исторический метод
Феофилакт Болгарский в толковании Священного Писания использует исторический метод, под которым мы будем понимать такой метод интерпретации, при котором текст толкуется в свете исторической ситуации, в которой он был создан, с учетом того, что "the historical revelation of God addressed himself to human beings in their personal, social, geographical, and chronological settings" [176, с. 148]1. При этом толкователь исходит из того, что "a biblical passage or text has only one meaning or sense, not several" [176, с. 148]2.
Дж. Лео Гарретт отмечает, что "this method has brought to the light or made more evident certain truths pertaining to the nature of revelation and of the Bible as historical" [176, с. 148]3. Таким образом, исторический метод есть сопоставление реалий, описанных в тексте Библии, с действительными историческими событиями, местностями, лицами, а также традициями, обычаями и культурными реалиями. Этот метод, примененный впервые святителем Ипполитом Римским [см.: 176, с. 147], использованный также Феодором Мопсуэтским, предвосхитил историко-критический метод в герменевтике Нового времени.
Давая историческое толкование библейского текста, Феофилакт озабочен прежде всего, тем, чтобы установить его полную достоверность, соответствие действительности. Византийский ученый прямо говорит об этом: "Этого человека он для того делает известным и сообщает о нем (подробные) сведения, чтобы кто-либо не сказал, что в Писании (Священном) встречаются погрешности против истории. Надобно сказать, что полк состоял из двухсот воинов, а кустодия из шестидесяти" (толк, на Деян. 10,1-8).
По Феофилакту, Писание есть не только "зашифрованная" различными способами в слове божественная мудрость: оно напрямую связано с действительной человеческой историей. Эта связь проявляется, в экзегетической концепции толкователя, во-первых, в том, что в Библии действуют реальные исторические лица: "Целует тебя Еввул и Пуд и Лин (2 Тим. 4, 21) - Об этом Лине некоторые говорят, что, он был вторым после Петра епископом римской церкви", Из толкований Феофилакта следует, что он относится к адресатам библейских посланий также, как к реальным людям: "Этот Епафрас был отправлен к Павлу колоссянами; отсюда ясно, что Филимон был из колоссян" (толк, на Флм. 1, 23); согласно Феофилакту, Писание повествует о существовавших в самом деле племенах и народностях: "После того, как (Апостол) был взят под стражу Нероном, его оставили все Асийцы, то есть, живущие в Риме люди из областей асийских" (толк, на 2 Тим. 1, 15), "Живущие под горою первоначально назывались не самарянами, а израильтянами... ассирияне взяли их в плен и, опасаясь нового отступничества, не попустили им долее оставаться в их стране, но расселили их между вавилонянами и мидиянами, а оттуда привели из разных мест народы и поселили в Самарии" (толк, на Ин. 4, 5-6).
Во-вторых, историчность Библии состоит в том, что она повествует о реальном времени: "В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви... (Деян. 12, 1-5) - "В то время". В какое это время? При Клавдии-императоре. Потому что римский император Клавдий назначил Агриппу царем иудейским, определив Ирода вместе с Иродиадою в Лугдон, (город) галилейский". Исследователями не раз отмечалось, что "средневековое сознание ориентировано на прошлое" [43, с. 136], что человек средних веков, как и античности, воспринимает прошлое как некое благословенное время, когда происходили священные события: "Все прежде бывшее, изначально возникшее представлялось в античности чем-то весьма особенным, существенно отличным от настоящего, более значительным и даже священным в силу его близости к богам - этим истокам всего существующего" [55, с. 7].
Феофилакт в полной мере демонстрирует такую установку сознания: толкователь объясняет предысторию определенных событий, особенно иудейских религиозных праздников (толк, на Ин. 5, 1-4, Ин. 10, 22-26), и в таких фрагментах экзегезы реальное время соединяется со священным, мифологическим временем, и на самом деле исторические факты становятся "ситуациями", когда человек оказывается лицом к лицу с Господом; они приобретают такой религиозный вес, какой ничто прежде не могло им придать" [169, с. 324].
Так, толкователь пишет: "О праздниках, совершаемых иудеями, нужно заметить следующее. Их было три: один — праздник Пасхи, который они совершали в память выхода из Египта, и он у них был первый (главный). Другой праздник — Пятидесятница, которую они совершали в память избавления от бедствий в пустыне и вступления в землю обетованную. Тогда они в первый раз вкусили хлебных плодов, почему и в праздник сей приносили колосья как начатки. Третий праздник — поставление кущей, который они совершали в благодарность за собрание плодов, по римскому счету в сентябре месяце. Тогда они благодарили Господа за то, что собрали все плоды" (толк, на Ин. 7, 1-5).
Определяя подобное восприятие истории в мировоззрении религиозного человека М. Элиаде писал: "Религиозный праздник - это воспроизведение в настоящем первичного события, какой-либо "священной истории", действующими лицами которой были боги или полубожественные Существа. А так как "священная история" пересказывается в мифах, участники празднества становятся современниками богов и полубожественных Существ. Они живут в первичном Времени, освященном присутствием и деяниями богов" [170, с. 69-70].
"Врастание" в экзегезе Феофилакта исторических лиц, близких толкователю уже самой реальностью своего существования, в повествование о священном представляет характерное для средних веков восприятие времени: "особенность восприятия времени - слияние библейского времени с временем собственной жизни, - свидетельствующая об "антиисторизме" средневекового сознания (в нашем понимании историзма), вместе с тем яснее всего обнажает его принципиальную, неустранимую историчность. В самом деле, человек ощущает, осознает себя сразу в двух временных планах: в плане локальной преходящей жизни и в плане общеисторических, решающих для судеб мира событий - сотворения мира, рождества и страстей христовых" [44, с. 153].
В-третьихг Феофилакт толкует Писание на основе убеждения в том, что библейские действия происходят в реальном историческом пространстве: "Колоссы - это город Фригии, который ныне называется Хоны, - это видно из того, что Лаодикия есть соседняя с ним страна" (толк, на Кол. 1, 2), "Милет находится близ Ефеса. Следовательно, Павел оставил Трофима в Милете или тогда, когда отплывал в Иудею, или после того, как побывал в Риме и снова возвратился в эти страны..." (толк, на 2 Тим. 4, 20), "Вот множество учеников моих от Иерусалима даже до Иллирика, что составляет границы нынешней Булгарии" (толк, на Рим. 15, 19).
Толкователю представляется очевидным, что Писание повествует о действительно имевших место событиях, и это настолько важно для Феофилакта, что он детально описывает происшествия, о которых идет речь: "Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 18-23) - Нужно знать, что когда храм в первый раз строился при Соломоне, тогда все без нужды исполнено в двадцать лет. Впоследствии же, когда евреи после пленения получили позволение строить храм, они начали возобновлять его в царствование Кира; потом, встретив препятствие со стороны завистников, продолжали постройку до царствования Артаксеркса; при нем же, пользуясь полною безопасностью, с большим трудом могли окончить это дело. Когда же говорит, что иудеи во время строения в одной руке держали копье, а в другой строительное орудие, то они были в таком большом страхе от соседей идумеев, а не от персов, ибо от них, то есть от персов, как я сказал, они пользовались полною безопасностью. О сей-то постройке, бывшей после плена, говорят, что она продолжалась сорок шесть лет, так как иудеям препятствовали, и потому они протянули ее от царствования Кира до Артаксеркса".
Метод этимологизации
Феофилакт Болгарский в толковании Священного Писания использует метод этимологизации. Сам термин «этимология» (гр. etymologia от etymon - истина, и Х,6уо ; - слово, учение о происхождении слова [82, с. 596]) был введен в научный обиход одним из корифеев стоицизма Хрисиппом [116, с. 182]. Феофилакт в применении данного метода исходит из положения о том, что nomen est omen, и истина заложена в исконном значении слова. Между словом и обозначенным им предметом существует органическая связь, поэтому анализ слова должен привести к постижению сущности самого предмета.
Истоки такого отношения Феофилакта к слову можно обнаружить в первую очередь в учении стоической школы о Логосе. Стоики считали Божественный Логос высшим, организующим началом бытия. Божественному Логосу причастен внутренний Логос человека - его разум, который находит вполне точное и адекватное выражение в речи - внешнем, произносимом, воплощаемом в словах Логосе. «Логос один и тот же, независимо от того, заключен ли он внутри сознания или обнаружился как внешнее словесное выражение» [149, с. 302-303]. Поэтому стоики интересуются словом в плане его способности воплощать этот Божественный Логос через посредство человеческого разума. Речь, выражающая человеческий Логос, вполне доступна для наблюдения. Стоиков занимает не слово как таковое, но стоящая за ним сущность. «Доверяя языку как обнаружению разума, а человеку как частице всеобщего и всепроникающего природного разума, стоик строит параллельные ряды - физические, логические, грамматические, различая, но не отрывая друг от друга предмет, мышление и язык; затем, двигаясь в обратном направлении - от наружного к скрытому, он со всей античной прямолинейностью будет искать в строении предложения непосредственных отражений структуры самой реальности, а в выделяемых при анализе произведения классах слов столь же непосредственного отражения предметных категорий действительного мира» [149, с. 302-303].
То же самое относится и к строению самого слова: оно отражает структуру реальности. Стоики были приверженцами теории (риаєі и считали, что существует природная связь между именем, звуковой стороной слова, и вещью [138, с. 163-164]. Так как имя непосредственно связано с вещью, то нет надобности относить имена к какой-либо сфере, отличной от сферы бытия вещей. Язык как целое есть лишь совокупность имен, которая может быть противопоставлена совокупности имен чужого языка, но не заключает в себе ничего специфически языкового, несвойственного самим вещам. В нем нет никаких проблем, кроме вопроса об отношении отдельных имен к отдельным предметам, «правильности именования». Различие в именах есть различие вещей.
Учение стоиков о Логосе оказало большое влияние на взгляды Филона Александрийского. Он считал божественные силы в их совокупности одним независимым существом, которое он и называет Логосом. Но в понятие Логоса он вносит еще и библейский смысл. В некоторых местах Библии «слово» божие рассматривается как независимо действующая и самостоятельно существующая сила. Бог - единственно действующее начало; миру присущ божественный разум, силы исходят от Бога и разливаются по миру. Логос, по Филону, необходим, ибо Бог сам не приходит в соприкосновение с конечным миром. Между ними стоит Логос, он - посредник в их взаимоотношениях, следовательно, по нему можно судить » о Боге, и о мире.
Феофилакт унаследовал то отношение к языку, которое демонстрируют стоики и Филон Александрийский, и которое характеризует основную особенность античной "языковой" теории: она вовсе не ставит своей целью изучение языка как такового (И. М. Тройский). Античный теоретик анализирует речь, слово, имена, но обходит, как нечто само собой разумеющееся и не проблемное, принадлежность их к сфере языка. Категории бытия, мышления и языка осознаются античной философией в их единстве, но очень нечетко - в их противоположности, они почти неизменно сливаются. Строение слова, его сочетаемость с другими словами отражает строение вещи (или представления); отношения между вещами в реальном мире (или человеческом мышлении) напрямую воплощаются в значении слова (но не в строении языка как целого).
Этимологизация Феофилакта, которая в средние века считалась «низшей ступенью экзегетического анализа» [92, с. 58], предполагала, что предметом толкования становились слова и сложенные из них предложения. Слово, употребленное в тексте Библии, рассматривалось с точки зрения его этимологии и семантической эволюции. К Феофилакту, как и к автору "Этимологии" Исидору Севильскому (560 - 636), применимы слова о том, что "сущность вещи может быть выведена из самого ее названия, которое, таким образом, выражает ее природу, а не возникает произвольно. Это наивное воззрение (аналогичное которому встречалось и в античной мысли) долго сохраняло свою силу в средневековом мировоззрении" [134, с. 109].
Толкователь безусловно доверяет исконному значению слова как неопровержимому свидетельству свойств самой вещи. Например, толкуя фразу "и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо из тебя произойдет Вождь" (Мф 2, 6) доказывает, что она относится именно ко Христу, рожденному в Вифлееме и ушедшему из него, а не к Зоровавелю, только на основании того, что имя "Зоровавель" ясно говорит о месте рождения нареченного им: "Иудеи говорят, что это предсказано о Зоровавеле, но явно лгут и прельщают себя; ибо Зоровавель родился не в Вифлееме, а в Вавилоне. Вникни в имя его: "Зоро" значит семя и рождение, а "Вавель" - Вавилон, то есть в Вавилоне зачатый или рожденный".
Следуя такому принципу, Феофилакт воплощает аристотелевскую идею, изложенной в трактате "Об истолковании", которая заключается в том, что имена "имеют значение в силу соглашения, ведь от природы нет никакого имени" [14, с. 94]. В своей философии имени толкователь основывается на ветхозаветном представлении о том, что предметы получили названия от человека ("Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей" - Быт. 2, 19). Но Феофилакт настаивает на том, что связь имени и вещи, хотя и не является природной, все же глубинна и не случайна, так как само право на называние предметов предоставлено человеку Богом, и, следовательно, имя обладает высшим смыслом.
Этимологизируя, Феофилакт как бы перенимает тот способ, который само Писание предлагает для своего толкования. В самой Библии характер персонажа нередко представлен как напрямую выраженный в имени, что неизменно подчеркивает Феофилакт: "Ибо Мелхиседек, царь Салима... встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей... - во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть мира - Здесь показывает, в каком смысле Мелхиседек есть прообраз Христа. И прежде всего, говорит, из самого имени узнай подлинный смысл. Именно: "Мелхи" - значит царь; "Седек" - правда... И из имени города, говорит он, это ясно. Ибо Салим, по толкованию, означает "мир". Но кто другой есть царь мира, как не Христос, примиривший небесное и земное? Никому из людей не приличествует наименование - "царь правды и мира", как только одному Христу" (толк, на Евр. 7, 2).
Писание не всегда содержит прямое указание на то, что истинный смысл слова или события заключен в этимологии имени. В этих случаях экзегет "досказывает" то, что подразумевалось библейским текстом: "Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. - Что значит замечание - называемый Близнец? Это значение имени - Фома. Ибо, как Кифа значит камень, так и Фома значит близнец. ... он был какой-то недоверчивый и имел такой нрав от самого рождения, как показывает самое имя." (толк, на Ин. 20, 24 - 29).
Основываясь на таком свойстве Писания, как бы получив "разрешение" на использование этимологизации, толкователь применяет этот метод и в других случаях, когда в объясняемом фрагменте не содержится отсылка к происхождению слова, предоставляя Библии возможность "автоинтерпретации". Порой толкование Феофилактом Библии на основе этимологии становится достаточно произвольным. Феофилакт настолько увлекается этимологизацией, что построение смысла на ее основе вряд ли можно назвать убедительным, оно выглядит как намеренное "приспособление" к общему смыслу Писания. По-видимому, во многих случаях византийский ученый, как в последствии и русский философ С. Н. Булгаков, "как бы не отдает отчета в том, что гносеология не может замкнуться исключительно в сфере философии языка, так как вопрос об истинности в каждом конкретном случае языком автоматически не выясняется" [122, с. 11].
